Вот уже несколько дней Том не получал никаких известий от Элоизы и мог только предполагать, что она все еще в Касабланке. Вероятно, отослала пару открыток в Вильперс, которые придут через несколько дней после ее возвращения. Такое раньше бывало.
Чувствуя беспокойство, Том позвонил Клегам и, стараясь казаться спокойным и веселым, поговорил с ними о Танжере и дальнейших поездках Элоизы. Они были англичанами, он — отошедший от дел юрист, очень приличный и располагающий к себе человек. Они, конечно, ничего не знали о связи Тома с Бакмастерской галереей. Имя Мёрчисона, скорее всего, улетучилось у них из головы, даже если они когда-либо его слышали.
Настроение Тома улучшилось, и он сделал наброски интерьера комнаты для своей следующей картины, той комнаты, что примыкала к холлу. Он хотел написать композицию в пурпурных и почти черных тонах, оживленную одним бледным пятном. Возможно, это будет ваза, пустая или с единственным красным цветком, который можно добавить позже, если ему покажется, что так будет лучше.
Мадам Аннет считала, что он немного «melancholique»[50] из-за того, что мадам Элоиза не пишет.
— Это верно, — сказал Том, улыбаясь. — Но знаете, почта там работает так отвратительно...
Однажды вечером, в девять тридцать, он отправился в bar-tabac, чтобы сменить обстановку. В это время там были совсем другие посетители, не похожие на тех, что приходили в пять тридцать, после работы. Несколько человек играли в карты. Когда-то Том думал, что они в большинстве своем холостяки, но вскоре убедился, что это не так. Многие женатые мужчины просто любили проводить вечера в местной таверне, вместо того, например, чтобы смотреть дома телевизор, — который фактически они могли посмотреть у Мари и Жоржа.
— А те, кто не знает таких очевидных вещей, вообще должны заткнуться! — Мари, разносившая пиво, крикнула это кому-то или, возможно, всем, кто находился в баре. Она улыбнулась Тому и приветливо кивнула.
Том отыскал свободное место у стойки. Приходя сюда, он предпочитал стоять.
— Мсье Рипли, — обратился к нему Жорж, опиравшийся толстыми руками о край алюминиевой раковины по другую сторону бара.
— М-м... кружку бочкового пива, — сказал Том, и Жорж вышел, чтобы выполнить его заказ.
— Он неряха, вот что! — сказал человек справа от Тома. Приятель говорившего ответил ему соленой шуткой, засмеялся и хлопнул его по плечу.
Том сдвинулся влево, подальше от загулявших приятелей. Он слышал обрывки их разговора: о северо-африканцах, о каком-то строительном проекте, о подрядчике, который собирается строить дома.
— ...Притчард? — Короткий смех. — Рыбачит!
Том навострил уши, не поворачивая головы. Эти слова долетели от стола, стоявшего у него за спиной слева, и он, бросив туда взгляд, увидел троих человек, сидевших в рабочей одежде; всем им было около сорока. Один тасовал колоду карт.
— Рыбачит в...
— Почему он не ловит с берега? — спросил другой. — Какую-то лодку привез. — Сухой треск колоды и движение рук, раздающих карты. — Да он утонет в этой лодчонке!
— Э, ты разве не знаешь, чем он занимается? — произнес другой голос. Какой-то молодой человек подошел к ним со стаканом в руке. — Он не рыбачит, он чистит дно. У него две драги с крючьями!
— А, да, я видел, — сказал один из игроков без всякого интереса, готовясь начать игру. Карты были уже сданы.
— Он ловит этими драгами плотву?
— Нет, старые рваные ботинки, консервные банки, ломаные велосипеды! Ха-ха!
— Велосипеды! — воскликнул молодой человек, который все еще стоял. — Мсье, вы не смейтесь! Он уже вытащил один велосипед! Я сам видел! — Он захохотал. — Ржавый и погнутый.
— А зачем?
— Антиквариат! Разве поймешь вкусы этих американцев? — заметил другой.
Снова смех. Кто-то закашлялся.
— Это верно, у него есть помощник, — заговорил человек за столом, повышая голос. В это время игровой автомат с мотоциклистом выдал кому-то джекпот, и возгласы от двери заглушили продолжавшийся разговор.
— ... другой американец. Я слышал, они говорили по-английски.
— Они не ловят рыбу, это чушь.
— Американцы... если у них есть деньги для такой ерунды...
Том отпил пива, затем не спеша закурил сигарету.
— Он действительно что-то ловит. Я видел его у Море!
Стоя спиной к столу, Том продолжал слушать, даже когда по-приятельски обменялся несколькими словами с Мари. Но игроки больше ничего не сказали о Притчарде — они погрузились в свой собственный закрытый мирок. Том знал два слова, которые прозвучали в разговоре, — gardons, разновидность плотвы, и chevesnes, тоже съедобная рыба из семейства карповых. Нет, Притчард не ловит этих серебристых рыбок, старые велосипеды он также не ловит.
— А мадам Элоиза? Encore en vacances?[51] — спросила Мари. Ее темные волосы растрепались, и глаза сверкали, как всегда, неистово, хотя она всего лишь машинально протирала деревянную столешницу бара влажной тряпкой.
— А?Да, — ответил Том, доставая деньги, чтобы расплатиться. — Очарование Марокко, знаете ли.
— Марокко! Ах как чудесно! Я видела фотографии!
Мари произносила те же фразы, что и несколько дней назад, вспомнилось Тому, но она была занятой женщиной, вынужденной оказывать гостеприимство сотне, а то и более, посетителей каждое утро, день и вечер. Перед уходом Том купил пачку «Мальборо», как будто благодаря этим сигаретам Элоиза быстрее к нему вернется.
Дома Том выбрал тюбики с теми красками, которые он хотел использовать в завтрашней работе, и установил на мольберт подрамник с натянутым холстом. Он думал о композиции, темной, интенсивной, с фокусом на еще более темное пространство на заднем плане, которое должно оставаться неопределенным, что-то вроде маленькой комнаты без света. Он уже сделал несколько набросков. Завтра он начнет с карандашных штрихов на загрунтованном белом холсте. Но на сегодня хватит. Он немного устал и боится неудачи, пачкотни, боится, что у него не получится так, как хотелось бы.
Телефон молчал до одиннадцати вечера. В Лондоне сейчас десять, его друзья, вероятно, подумали, что, если Том не позвонил, значит, у него все в порядке. А Цинтия? Вполне возможно, что она сегодня вечером читает книгу, спокойная и уверенная в том, что это Том убил Мёрчисона, — она, вероятнее всего, также знает о сомнительных обстоятельствах ухода из жизни Дикки Гринлифа. Цинтия наверняка убеждена, что рок так или иначе отметит своей печатью существование Тома, возможно, даже уничтожит его.
Выбирая книгу для чтения на ночь, Том остановил свой выбор на биографии Оскара Уайльда, написанной Ричардом Эллманом. Он получал удовольствие от каждого абзаца. В жизни Оскара было что-то похожее на искупление, его явно преследовал рок: человек доброжелательный, талантливый, придающий большое значение удовольствиям подвергается нападкам мстительного простонародья, получавшего садистское удовлетворение от его унижения. История его жизни напомнила Тому историю Христа, удивительно доброжелательного, мечтавшего о том, чтобы люди стали более сознательными, больше радовались жизни. Оба они не были поняты современниками, оба пострадали от зла, глубоко укоренившегося в тех, кто желал их смерти и насмехался над ними. Неудивительно, думал Том, что люди различного склада характера и возраста читают об Оскаре, возможно даже не осознавая до конца, что их в нем так привлекает.
Когда эти мысли промелькнули в его голове, он перевернул страницу и прочитал о первой поэтической книге Реннела Родда[52], экземпляр которой тот дружески преподнес Оскару. Родд собственноручно написал в книге стихотворение на итальянском — позже было установлено, кому оно принадлежало, — которое перевел так:
К месту твоего мученичества соберется
Толпа, жадная и жестокая, для которой ты
Расточал дар своего красноречия.
Все придут, чтобы увидеть тебя на кресте,
И ни один не испытает к тебе сострадания.
Удивительно, как это сейчас звучит пророчески, подумал Том. Читал ли он эти строки прежде? Том решил, что не читал.
Том мысленно представил волнение Оскара, когда тот узнал, что получил Ньюдигейтскую премию за поэзию — чуть ли не сразу после того, как его выгнали из университета. Затем, переворачивая очередную страницу, Том вдруг вспомнил о Притчарде, его чертовой моторной лодке и его помощнике.
— Черт бы их побрал, — пробормотал Том и встал с кровати. Ему вдруг захотелось как можно больше узнать о ближайшей округе, об окрестных водных путях, и, хотя Том уже не раз рассматривал свой район на карте, он чувствовал, что должен еще раз сделать это.
Том раскрыл большой географический атлас. Район возле Фонтенбло и Море, к югу от Монтеро и дальше, с его реками и каналами был похож на рисунок из «Анатомии» Грея, изображавший кровеносную систему человека: пересекающиеся и разбегающиеся в разных направлениях реки и каналы, словно вены и артерии, толстые и тонкие. Однако каждая водная артерия, возможно, достаточно велика для моторной лодки Притчарда. Очень хорошо, Притчарду придется потрудиться.
Интересно, все ли он говорит Джанис? Что она думает обо всем этом? «Удачно порыбачил, дорогой? Поймал что-нибудь к обеду? Еще один старый велосипед или старый ботинок?» И что Притчард сказал ей? Для чего он прочесывает дно каналов? Его цель — Мёрчисон, и это очень похоже на правду. Почему бы нет? Есть ли у Притчарда какая-нибудь карта, какие-нибудь данные? Возможно.
Том развернул первую карту, на которой он начертил круг. Этот круг доходил до Вуази и немного за него. В атласе каналы и реки прорисованы более четко, их явно больше, чем в дорожной карте. Интересно, взял ли Притчард широкий радиус с тем, чтобы сужать круг поиска, или исследует ближайшие окрестности, чтобы потом его постепенно расширять? Том склонялся ко второму варианту. У человека с трупом на руках не было времени проделать дистанцию в двенадцать километров, подумал Том, он должен был спрятать труп на расстоянии не больше десяти километров. Том подсчитал, что Вуази находится на расстоянии восьми километров от Вильперса.
После быстрого подсчета Том пришел к выводу, что в круге с радиусом в десять километров около сорока пяти километров каналов и рек. Вот так задача! Может быть, Притчард собирается приобрести еще одну моторку и нанять еще одну пару помощников?
Сколько же времени потребуется на выполнение такой задачи? Том напомнил себе, что Притчард ненормальный. Сколько ему удалось прочесать за семь дней, или прошло уже девять? Продвижение по каналу в среднем может составить два километра в час. Если заниматься этим три часа утром и столько же после обеда, то можно проходить по двенадцать километров в день, конечно без учета возможных трудностей в виде других лодок, проплывающих мимо каждые полчаса, а также переноса лодки из одного канала в другой. Если река широкая, то необходимо пройти одно расстояние пару раз.
Тогда в целом получается при грубом подсчете примерно пятьдесят километров за три недели, и к концу этого срока Притчард может обнаружить Мёрчисона, если тот все еще там. Не стоит исключать к тому же элемент удачи.
Тем не менее совсем не обязательно, что Притчард уложится в этот промежуток времени, сказал себе Том, чувствуя внутри дрожь. К тому же, возможно, Мёрчисона отнесло течением на север из этого района.
И кроме того, что, если обернутый в брезент труп Мёрчисона уже обнаружили, когда осушали канал для проведения ремонта? Том видел много сухих каналов, вода из которых была спущена. Останки Мёрчисона могли доставить в полицию, конечно, но никто не сможет их идентифицировать. Том не видел заметок в газетах — о неопознанном пакете с костями, — но он и не искал ничего подобного, да и была ли необходимость упоминать об этом в газетах? Ну да, подумал Том, французская публика, как и любая другая, любит читать о таком: пакет с неопознанными костями вытащен из канала — воскресным рыболовом? — останки принадлежат мужчине, возможно убитому, а не покончившему с собой. Но Тому как-то не верилось, чтобы полиция или кто-нибудь еще нашли Мёрчисона.
Однажды днем, когда Том, как ему показалось, успешно поработал над картиной, он почувствовал, что ему хочется позвонить Джанис Притчард. Он может прервать разговор, если ответит Дэвид Притчард; если же трубку возьмет Джанис, он попробует вытянуть из нее все, что ей известно.
Том осторожно положил кисть рядом с палитрой и спустился в холл к телефону.
Мадам Клюзо, женщина, которую Том приглашал для генеральной уборки, возилась в туалете на первом этаже, где была раковина. Оттуда можно было попасть на лестницу, ведущую в подвал. Насколько Том знал, она не понимала по-английски.
Сейчас она лишь в четырех метрах от него. Том взглянул на номер, который записал, когда был в гостях у Притчардов, и только потянулся к телефону, как тот зазвонил. Здорово, если это окажется Джанис, подумал Том, снимая трубку.
Нет. Звонили из-за океана, два оператора бормотали что-то, наконец обозначился один победитель, который спросил:
— Vous etes m'sieur Tome Reepley?
— Oui, madame.
Неужели что-то случилось с Элоизой?
— Одну минуту, пожалуйста.
— Алло, Том! — Голос Элоизы звучал бодро.
— Да, моя радость. Как ты? Почему ты не...
— У нас все хорошо... Мы в Марракеше! Да... Я написала открытку и отослала в конверте, но ты знаешь...
— Хорошо, спасибо. Главное — у тебя все в порядке? Не болеешь?
— Нет, Том, cheri. Ноэль знает массу отличных лекарств! Она купит, если понадобится.
Ну, хоть что-то. Том много слышал о странных африканских болезнях. Он с трудом сдерживал волнение.
— А когда ты вернешься?
— Ох...
По этому «ох» Том понял, что ему придется ждать еще по крайней мере неделю.
— Мы хотим посмотреть... — Громкое потрескивание, чуть не прервалась связь, но затем голос Элоизы вернулся и продолжил спокойно: ...Мекнес. Мы летим туда... что-то случилось. Я прощаюсь с тобой, Том.
— Что случилось?
— Все в порядке. Пока, Том.
Конец разговора.
Господи, что случилось? Еще кто-то хотел позвонить по телефону? Звук был такой, будто Элоиза звонила из вестибюля отеля (на заднем фоне слышались голоса людей), что, как считал Том, было бы вполне логично. Он чуть ли не в ярости, но по крайней мере ему известно, что на данный момент с Элоизой все в порядке. Если она полетит в Мекнес, который находится на севере по направлению к Танжеру, оттуда она, сев на самолет, наверняка сможет прилететь домой. Жаль, что не было времени поговорить с Ноэль. К тому же он не знает названия гостиницы, в которой они сейчас живут.
Но в целом у него поднялось настроение, и Том, уточнив время на часах — три десять пополудни, — снял трубку и набрал номер Притчардов. Телефон на том конце прозвонил пять, шесть, семь раз. Затем послышался высокий, по-американски певучий голос Джанис:
— Алло?
— Привет, Джанис! Это Том. Как вы поживаете?
— Ох! Как я рада вас слышать! У нас все хорошо. А у вас как?
Неестественно доброжелательная и веселая, подумал Том.
— Хорошо, спасибо. Наслаждаетесь хорошей погодой? Я тоже.
— Действительно, прекрасная погода. Я только что полола сорняки вокруг моих роз. Оттуда плохо слышен телефон.
— А я слышал, что Дэвид рыбачит, — сказал Том, заставив себя засмеяться.
— Ха-ха! Рыбачит!
— Разве нет? Мне кажется, я его однажды видел, когда ехал поблизости от какого-то канала. Что он ловит? Плотву, карпа?
— О нет, мистер Рипли, он ловит труп. — Она весело засмеялась. Очевидно, это показалось ей забавным. — Смешно! Что он может найти? Ничего! — Снова смех. — Но из-за этого он почти не бывает дома. Для него это вроде моциона.
— А чей это труп?
— Какого-то Мёрчисона. Дэвид сказал, что вы его знали... даже убили его, как считает Дэвид. Можете себе вообразить?
— Нет! — ответил Том со смехом. Он решил делать вид, что принял все это за шутку. — Убил его когда? — Том ждал ответа — Джанис?
— Извините, я подумала, что они подъехали. Они могут вернуться с минуты на минуту, но это оказался другой автомобиль. Несколько лет назад, я полагаю. О, это полный абсурд, мистер Рипли!
— Действительно, — сказал Том. — Но, как вы сказали, это для него моцион... спорт...
— Спорт! — По визгливости ее голоса, а также по смеху Том понял, что ей очень нравится спорт мужа. — Таскать шест по дну...
— А тот человек, который с вашим мужем, — его старый приятель?
— Нет! Какой-то американский студент, который занимался в Париже музыкой! Дэвид случайно с ним познакомился. К счастью, он прекрасный молодой человек, не вор... — Джанис хихикнула — Он живет у нас в доме, вот почему я это говорю. Его зовут Тедди.
— Тедди, — повторил Том, стараясь припомнить, кому может принадлежать это имя, но так ничего и не вспомнил. — Как вы думаете, долго он этим будет заниматься?
— О, пока что-нибудь не найдет. Это только от Дэвида зависит, это уж я вам точно говорю. А я разрываюсь на части, тружусь не покладая рук: покупка бензина, приготовление пищи для мужчин. Не зайдете как-нибудь на чашку кофе или стаканчик вина?
Том был изумлен.
— Я... спасибо. Только сейчас...
— Ваша жена все еще в отъезде, я слышала.
— Да, думаю, еще на несколько недель.
— Где она?
— Полагаю, она направилась в Грецию. Знаете, маленькие каникулы вместе с подругой. А я стараюсь скоротать время, работая в саду. — Он улыбнулся, так как мадам Клюзо с ведром и тряпкой в руках вышла из туалета. Том не собирался в свою очередь приглашать Джанис Притчард на чашку кофе или стаканчик вина, потому что Джанис могла оказаться наивной или злонамеренной настолько, что сообщит об этом Дэвиду, и тогда выйдет, что Том заинтересовался деятельностью Дэвида, поэтому и беспокоится. Дэвид наверняка знает также, что его жена непредсказуема: это было частью их садистской забавы. — Ну, Джанис, мои наилучшие пожелания вашему мужу — по-соседски добрые пожелания... — Том остановился, Джанис ждала. Он знал, что Дэвид рассказал ей о том, что Том избил его в Танжере, но в их мире правда и неправда, вежливость и невежливость, кажется, не учитываются и даже вряд ли вспоминаются. Фактически, это выглядело более странно, чем игра, потому что в игре существуют какие-то правила.
— До свидания, мистер Рипли, и спасибо, что позвонили, — сказала Джанис, как всегда, дружеским тоном.
Том смотрел в сад и размышлял от странностях Притчардов. Что он хочет узнать? Этот Дэвид может продолжать до бесконечности. Нет, это не может продолжаться долго. Еще один месяц, и Дэвид прочешет дно каналов района в семьдесят пять километров диаметром! Маньяк! И как бы Тедди хорошо ни платили, ему это в конце концов наскучит. Конечно, Притчард может нанять кого-нибудь еще, пока у него есть деньги.
Так где теперь Притчард и Тедди? Сколько же надо энергии, подумал Том, чтобы несколько раз в день поднимать лодку на пикап и сгружать ее! Может, эта парочка как раз сейчас прочесывает дно Луэн возле Вуази? У Тома возникло желание съездить туда — можно в белом автомобиле для разнообразия, — чтобы сейчас же удовлетворить свое любопытство. Но затем он понял, что слишком боится второй раз кружить вокруг места избавления от трупа Предположим, кто-то заметил его и запомнил в лицо в тот день, когда он поехал к Вуази и пересек мост? Предположим, этот человек дал знать Дэвиду и Тедди, которые как раз там таскали по дну свои багры?
Это лишит Тома сна, даже если они там ничего не обнаружат. Он решил, что не поедет.
Том смотрел на свою картину, работа над которой двигалась к завершению, определенно удовлетворенный результатом. Он добавил вертикальный голубовато-красный мазок в левой части композиции, на портьере. Синий, лиловый и черный цвета становились интенсивнее от границ черного прямоугольника с размытыми краями — дверного проема, расположенного чуть правее от центра.
Наступил очередной четверг, и Том вспомнил о мсье Лепти, учителе музыки, который обычно приходил по четвергам. Они с Элоизой временно приостановили свои занятия, так как не знали, сколько времени проведут в Северной Африке. Том не звонил мсье Лепти после возвращения, хотя и занимался. Грэ пригласили Тома на обед в один из уикендов, но Том с благодарностью отклонил предложение. Однако на неделе он сам позвонил Аньес Грэ и напросился прийти около трех.
Изменение обстановки благоприятно действовало на Тома. Они сидели в очень удобной и опрятной кухне Грэ за столом с мраморной столешницей, таком большом, что за ним могло бы поместиться шесть человек, и пили cafe express, попутно потягивая кальвадос Да, сказал Том, он разговаривал с Элоизой два или три раза по телефону — и каждый раз их прерывали. Том засмеялся. Почтовая открытка, отправленная через три дня после его отъезда, пришла только вчера. У Элоизы все хорошо, насколько Тому известно.
— Я слышал, ваш сосед все еще рыбачит, — сказал Том с улыбкой.
— Рыбачит. — Аньес Грэ на мгновение чуть сдвинула брови. — Он что-то ищет, но не говорит что. Прочесывает дно маленькими крючьями. Вместе с компаньоном. Нет, я сама их не видела, но слышала, как о них говорили в лавке мясника.
В булочной или в лавке мясника всегда обсуждались последние новости, а поскольку булочник и мясник участвовали в обсуждении, то и обслуживали очень медленно. Однако чем больше ждешь, тем больше узнаешь.
Том сказал:
— Я уверен, из этих каналов или рек можно вытащить интересные вещи. Вы бы очень удивились, увидев, что я нашел на здешней мусорной свалке — перед тем, как власти ее закрыли, черт бы их побрал. Свалка была как художественная выставка! Старинная мебель! Кое-что требовало совсем небольшого ремонта, уверяю вас. А металлические кувшины для моего камина — они держат воду, хотя это конец девятнадцатого века. Они с той свалки. — Том засмеялся.
Мусорная свалка — поле у дороги на выезде из Вильперса, куда местные жители выбрасывали сломанные стулья, старые холодильники, всякое старье, даже книги; несколько книг Том спас. Теперь поле обнесено металлической оградой и заперто на замок.
— Говорят, он ничего не коллекционирует, — заметила Аньес равнодушно; похоже, ее это не слишком занимало. — Кто-то говорил, он вытаскивает, а потом бросает назад всякий ненужный хлам. Не очень-то это красиво. По крайней мере оставил бы все это на берегу, а мусорщики из муниципальной службы собрали бы. — Она улыбнулась. — Еще немного кальвадоса, Том?
— Нет, спасибо, Аньес. Я, пожалуй, пойду домой.
— Зачем вам идти домой? Работа ждет? В пустом доме? О, я знаю, Том, вы можете сами себя занять, живописью или игрой на вашем клавесине...
— Нашем клавесине, — вставил Том. — Этот инструмент наш общий.
— Верно. — Аньес откинула назад волосы и взглянула на него. — Но вы какой-то озабоченный. Вы заставляете себя идти домой. Ну ладно. Надеюсь, Элоиза вам позвонит.
Том был уже на ногах. Он улыбался.
— Как знать?
— Вы знаете, что здесь вам всегда рады. Приходите в любой день на обед или на стаканчик вина.
— Я предпочитаю вначале позвонить, как вы знаете, — ответил Том таким же любезным тоном. Сегодня будний день, Антуан появится лишь вечером в пятницу или днем в субботу. И дети должны прийти из школы с минуты на минуту. — До свидания, Аньес. Спасибо за прекрасный кофе.
Она прошла с ним до дверей кухни.
— Вы какой-то грустный. Не забывайте, что у вас есть друзья. — Она пожала ему руку, и он направился к своей машине.
Том помахал рукой на прощание из окна машины и выехал на дорогу как раз перед желтым школьным автобусом, подъезжавшим с противоположной стороны и притормозившим, чтобы выпустить Эдуарда и Сильвию Грэ.
Он поймал себя на мысли, что думает о мадам Аннет, о том, что пора дать ей отпуск. Сейчас начало сентября. Мадам Аннет не любила брать отпуск в августе, традиционном для Франции месяце отпусков, объясняя тем, что, куда бы она ни отправилась путешествовать, везде полно транспорта и народу. В августе и у других домоправительниц городка было больше свободного времени, потому что их хозяева часто отсутствовали, так что она и ее приятельницы могли чаще обычного ходить в гости друг к другу. Однако что, если предложить мадам Аннет начать отпуск сейчас, если она пожелает?
Он предложит ей отпуск ради собственной безопасности. Есть предел тому, что мадам Аннет должна видеть или слышать в этом городке.
Том вдруг осознал, что обеспокоен. Эта мысль заставила его ощутить еще большее волнение. Он должен как-то преодолеть это, что-то предпринять в ближайшее время, и чем скорее, тем лучше.
Том решил позвонить Джеффу и Эду; каждый из них в равной степени был для него ценен. Присутствие друга — именно то, что ему сейчас нужно, рука помощи, если на то пошло. В конце концов, у Притчарда есть Тедди.
А что Тедди скажет, если Притчард натолкнется на труп? Во всяком случае интересно, что Притчард сказал Тедди по поводу того, что они ищут?
Том, медленно расхаживавший по гостиной, вдруг скорчился от смеха. Этот Тедди, студент-музыкант — или кто он там? — может, уже нашел труп!
В этот момент вошла мадам Аннет.
— Ах, мсье Том, я рада, что вам весело!
Том чувствовал, что его лицо порозовело от смеха.
— Я только что вспомнил смешную шутку... нет, нет, мадам, к сожалению, ее нельзя хорошо перевести на французский!