Младший сын 2

Глава 3

– Какая хитрая девочка, – глядя на Ирму, задумчиво произносит Лола, когда мы выходим из здания суда.

Затем убирает руку Ирмы со своей, обходит нас по дуге и берёт меня под руку со второй стороны.

– Да я без задних мыслей, веришь, – отмахивается Ирма. – Никакую подоплёку не имела ввиду.

– А оно так обычно и начинается, – всё так же задумчиво говорит Лола. – Безо всякой подоплёки и задних мыслей.

– Э-э-э, народ! – вынужденно подаю голос я. – Давайте без ссор! Ещё и на самом стартовом этапе…

– Вопрос номер один. Как в Илийском Орле выглядит брак с четырьмя жёнами? – раздаётся со стороны Ирмы.

– Отвечать тебе, – а это уже со стороны Лолы. – А я тоже заодно послушаю…

– Да это вообще ни разу не секрет, но давайте вначале определимся, куда пойдём?! Ты же есть хотела?! – удивлённо смотрю на Лолу, которая куда-то уверенно шагает по прямой, хотя мы ни о чём ещё не договорились.

– А в это время не так много открытых мест, – двигает бровью она. – Только на Бульвар. Всё нормальное круглосуточное там. А тебе ж ещё и без свинины надо?

Молча киваю.

– О, а я и забыла! А где вы такое искать будете? – прорезается Ирма. – Лола, а ты тоже свинину не ешь?

– Тоже, – кивает Лола. – И ты не будешь. Если с нами будешь.

– Гхм. Не скажу, что прямо потеря, но интересно было бы услышать ваше обоснование, – осторожно интересуется Ирма сбавляя градус эйфории в голосе.

– Ну, я не то чтоб из-за канона, – тут же признаётся Лола. – У меня просто бабуля свинину не ест, вот она да-а, она принципиально. Но вместо свинины, мы знаем где брать нормальную баранину. Если брать правильно, то оно даже вкуснее. Ну-у, или, по крайней мере, ничуть не хуже, – поправляется Лола.

– А ты откуда знаешь? – Тут же ловит её на слове Ирма. – Если ты свинину не ешь?

– Я не ем, зато мама ест, папа тоже ест, – поднимает брови Лола. – Они в столице живут, у нас только наездами. Вот там у себя они питаются всем подряд. А когда приезжают к нам, бабуля же кормит только бараниной, вот отец и сравнивает. Говорит, ничуть не хуже.

– Вот я бы удивилась, если бы твой отец, да при твоей матери, у твоей бабушки дома в лоб рубанул: «Мама, извини, не могу носить в себе! Твоя баранина – такое ГЭ в сравнении со свининой!» – веселится Ирма со своей стороны, старательно перешагивающая через трещинки на асфальте.

– Хм, пожалуй. – Рассудительно кивает Лола, обдумав услышанное в течение пары секунд. – Но есть тонкость. Это при бабуле он бы не сказал. А когда мы втроём, я с матерью и он, кого стесняться? Тем более, наедине даже мать признаёт, что бабулина баранина на вкус богаче и лучше. Просто маман её готовить не умеет.

– У вас в столице её просто взять негде, – бормочу себе под нос. – Нормальную. Ты в сети глядела? У вас же там «в стойле» растят, не пасут, потому что негде. И породы на карте в районе вашей столицы видела? Очевидно же, что в ржавом и дырявом казане хороший плов не приготовить.

Ирма беззаботно шагает, глядя перед собой, а Лола впивается в меня взглядом прямо на ходу:

– Не поняла. А ТЫ ОТКУДА ЗНАЕШЬ?!

В её голосе звучит столько удивления, что я встречно удивляюсь в ответ:

– Шутишь?! А экономические карты в сети зачем?.. А карта животноводства по регионам?.. у вас же это всё в открытом доступе! Да оно вообще везде в открытом доступе. У вас же тоже есть министерство сельского хозяйства! Правда, у вас оно спаренное с министерством пищевой промышленности, но все карты и доступные данные же в очень доступной форме даны. Даже я сразу разобрался…

– И ты это всё полез сам изучать? – не унимается Лола под хихиканье со стороны Ирмы. – По собственной воле?

– Ну да, – пожимаю плечами. – А кто б меня заставлял?

– А З А Ч Е М? – Лола вопросительно наклоняет голову к плечу, сводя брови вместе.

– Ну так интересно же! А что делать-то?! В нашу сеть отсюда доступа пока нет; книг – музыки – видео, соответственно, тоже, – разжёвываю с моей точки зрения очевидное. – Поболтать не с кем, до последнего времени, – тут же поправляюсь на ходу. – Чем заниматься, когда не работаю? Какую-нибудь тупость читать?

– Как интере-е-е-есно-о-о-о, – весело растягивает Ирма. – И что ты оттуда почерпнул?

– Ну, только оттуда – как бы и немного, – теперь отвечаю осторожно, чувствуя себя чуть неловко под всё ещё удивлённым взглядом Лолы. – Но я же уже был вашей столовой, видел блюда на раздаче…

– Ты говорил, там свинина! – указательный палец Ирмы упирается мне в грудь. – Поэтому почти ничего есть не стал!

– Да. Но баранина там тоже была. За соседними столами же люди ели.

– А ты и у них успел посмотреть? – фыркает Лола.

– А что там смотреть? Я опять тебя не понимаю! На тарелке разрезанная котлета, срез видно чётко. Стол – соседний, два метра до него, на зрение не жалуюсь, – разжёвываю, как младенцу. – Видно, что баранина. Видно, что второй категории. Потом смотришь в ваш сельхоз атлас – и видишь, какие породы на территории преобладают. Ну, плюс методология, – подумав, припоминаю ещё один существенный момент.

– Уже интересно, – хмыкает Лола. – Развивайся.

– У вас, даже на уровне профессионального сайта министерства, географическое деление представлено названиями пород, без учёта их типов, – ну, на эту тему лично я могу говорить вечно. Хорошо, что и девчонкам она интересна. – В районе столицы разводят преимущественно асканов.

– А что с ними не так, – весело вскидывается со своей стороны Ирма.

– Да всё так, только это шерстяная порода. Скажу больше: по факту, это слегка одомашненная за пару тысяч лет, но всё та же боевая и поджарая дикая степная овца. Её, конечно, можно есть, но не знаю, как объяснить… В общем, шерсти с неё нормально можно иметь: как говорится, стричь и стричь. Но она никак не может считаться не то что мясной, а даже мясо-шерстяной породой, – старательно сдерживаю в тоне презрительное фырканье. – По названию же слышно.

– Дикая степная овца – это жёстко, – хихикает Ирма слева.

– Ничего себе, какие тонкости, – фыркает Лола справа.

– А что не понятного? По названию же слышно, что за порода. Там же даже можно пояснений не добавлять.

– Да нет, логично, конечно, – она тут же сдаёт назад. – Просто кто б над этим специально задумывался.

– А ведь мясные породы в свою очередь, тоже можно условно разделить на две группы: чистые мясные и мясо-сальные. Вот теперь ты скажи, как внучка своей бабушки: можно будет на выходе по букету вкуса сравнить мясо шерстяной овцы, ещё и выращенной в стойле, с мясной овцой, которая всю жизнь паслась на «живой» траве под открытым небом?

– Видимо, нельзя, – рассудительно кивает Лола. – А в КЕБАБЕ АФГАНИСТАНА какое мясо?!

– Хозяин шарящий, но вынуждены закупать то, что есть на рынке, – сдаю Ахмада с потрохами. Впрочем, секрет так себе, закуп же не может быть секретным. – Бывают и не совсем лучшие варианты. Впрочем, при его поварах, в их готовых блюдах нюансов не улавливаю уже даже я.

– Хорошие повара? – напоминает о себе Лола.

– Лучшие. Руки правильно выросли. – Не вдаюсь в детали.

– О-о-о. – Ирма останавливается посреди тротуара тормозя и нас. – Так может – туда?..

– А что, и недалеко, – задумчиво отвечает Лола, глядя на меня.

– Да вроде уже там столько были за последнее время, – сомневаюсь вслух. – Не надоело?

– Мне – нет, – отрезает Лола.

– А я вообще ещё не была, – присоединяется Ирма. – А ты один раз ради нас потерпишь. Да?

– Куда же я денусь, – бормочу, разворачивая нашу шеренгу из трёх человек в нужном направлении. – Тем более, там есть свой плюс и лично для меня в такой ситуации.

– Какой? – непосредственно выпаливают обе спутницы почти сиинхронно.

– Я же там работаю. Идём семьёй, значит, плачу я. Если вдруг не хватит денег, там это не так страшно, как в других местах, – честно поясняю.

– И алкоголя там нет, – весело добавляет Лола, – к вопросу экономии.

– А ты пьёшь алкоголь? – удивлённо поворачиваюсь к ней.

– Неа.

– Я тем более, – ворчит Ирма. – Мне это всё до смерти запрещено. И алкоголь, и курить, и даже крепкий кофе нежелательно.

Официант в ресторане, если и удивляется моему появлению, то ничуть этого не выдаёт. Он проводит нас в отдельный сектор, где стоят классические семейные дастарханы (а в первый раз нас с Лолой сюда не пустили, ревниво вспоминается мне).

– А как тут сидеть? – удивляется Ирма, с разных сторон заглядывая под стол, стоящий на невысоком подиуме.

– Сейчас покажу. Лезь сюда. – Командует Лола, показывая пример.

Под руководством Лолы, Ирма занимает место на стороне подушек под спину, я сажусь напротив.

– А ты разве не между нами? – проявляет интерес к этикету Лола.

Ирма вопросительно поднимает бровь вслед за ней.

– Так-то да, это если мы собираемся, чтоб вы за мной ухаживали за столом, – смеюсь. – Но тогда становится актуальным вопрос, кто сидит по левую руку, а кто по правую. Предлагаю сейчас этим не заморачиваться. И давайте, для начала, сегодня я ухаживаю…

– Не по обычаям, – сомневается Лола под звенящее любопытство Ирмы.

– Да и пёс с ним, – машу рукой. – Кто видит?!

«Комплимент», как обычно, подают в течение трёх минут. Об остальных блюдах сообщают, что сегодня будет чуть дольше, примерно через полчаса.

– Почему судья сказала, «втягиваете меня»? – спрашиваю Лолу в ожидании основного ужина (или завтрака?) – Ведение кейса – это что, не её обязанность? Я понял, что ты не хочешь, чтоб я говорил. Но сейчас хотел бы понять подоплёку.

– А как понял? – спрашивает Ирма. – Я вот ничего не поняла.

– Во-первых, тебя как раз попросили выйти, – напоминаю. – И ты согласилась.

– Я всё равно слышала, – замечает Ирма.

– Во-вторых у неё искра медицина, а у меня – ветеринария, – поясняю. – Мы рядом друг друга неплохо ощущаем. Не до разговоров мысленно, но всё же…

– Кланы. Межклановые тёрки, – прерывает мои изъяснения Лола. – Государство не всегда помощник в конфликтах, хоть об этом вслух не принято говорить.

– Кланы же давно отменили?! – удивляемся вместе с Ирмой. – Что за атавизм? – добавляет она.

– Ага. На словах. – Покладисто соглашается Лола. – Зачем декларировать то, что и так работает? Например, у отца есть группа полицейских офицеров-друзей, с которыми они ведут и финансово-хозяйственную деятельность.

– Запрещено же, нет? – лениво роняет Ирма и тянется за лепёшкой.

– Формально – да. Но не докажут же, – пожимает плечами Лола. – Оформлено на других. Получатель дивидендов – официально бабуля. Закон в норме. Ну и, мой отец как раз и работает во внутренней безопасности…

– Ничего себе, – присвистываю. – Прямо организованная группа.

– А то, – кивает Лола. – Но формально, всё по закону: кто может запретить моей бабуле участвовать в бизнесе? Как и кто может запретить отцу давать ей консультации в нерабочее время? А что до судьи… От того, что не продекларированы, сами же кланы не исчезли с точки зрения функционала. Например, у департамента отца всегда были тёрки с военной полицией. Оно выходит за рамки личной неприязни, именно что клановые войны. В переносном смысле… Вот пара кадетов оказались из аналогичного клана, судья в курсе. И получилось, что в моём лице в дело «вписался» клан отца. А с той стороны – противодействие логично ожидать равноценным. Судья, получается, как камешек меж жерновов.

– Ничего себе. У вас, по факту, далеко не один закон для всех, как тот судья сказал, – констатирую вслух.

– Закон один. Практики применения разные, – не соглашается Лола. – Говоря прагматично, по одной и той же статье, наказание может варьироваться от общественного порицания до смертной казни. За одно и то же действие. И всё это, в диапазоне от и до, будет полностью законно.

– Формально, на старте у двух обвиняемых шансы в паритете? – спрашивает Ирма. – Но у того, который из Клана, шансов выйти на общественное порицание будет больше?

– Как и у одиночки – огрести по полной. – кивает Лола. Затем она смотрит на меня, читает что-то у меня на лице и добавляет. – Можно подумать у вас иначе!

– Ну-у-у, сейчас у нас вообще никак, – говорю, чуть подумав. – Судя по сайту правительства…

– Да, я тоже пыталась зайти, – почему-то виновато кивает Лола. – Видела.

– А до вируса если, знаешь, у нас всё же было попроще. Вертикаль чуть иная, что ли, – задумываюсь ненадолго, анализируя различия систем. – Понимаешь у нас тот, кто не Хан, хотел сказать ниже Хана, но это неверно… вот он всегда имеет право обратиться к Хану напрямую. Если что не так. И вопрос будет рассмотрен; самим Ханом, либо такими же взрослыми членами Ханской семьи. А семьи у нас большие…

– Я в курсе, – мягко улыбается Лола.

– Вот в семье Хана всегда есть стадо аксакалов… – продолжаю.

Девочки откровенно ржут: видимо, Ирма откуда-то тоже в курсе размеров наших семей.

– В общем, аксакалов в Ханской семье много, не знаю, как точнее сказать. Всегда есть достаточно большая группа стариков, которым нечего делать. В том числе, достаточно не глупые, пожившие, много видевшие апайки, заставшие ещё времена до статуса.

– Бабушки, – коротко переводит Ирме Лола.

– На сегодня, суждение любого старика из Ханской семьи, не дальше третьего колена, имеет вес, равный по значению чему-то типа решения Верховного Суда, если адаптировано к вашим реалиям. – Продолжаю рассказывать. – Но раньше могли судить только мужчины, а сейчас можно и женщинам. Вот апайки, ты даже не представляешь с каким энтузиазмом, разбираются во всех этих делах, что называется, не покладая рук! И у нас же все равны формально, я про общество.

– У нас тоже, – хмыкает Ирма.

– И тоже формально, – добавляет Лола.

– Ну, о вас ничего не знаю, – начинаю горячиться, потому что они меня, кажется, просто подначивают. – Вот если кто-то «на местах» не доволен решением суда, либо считает его несправедливым, он вполне может обратиться в семью Хана. – Думаю, как ещё проиллюстрировать. – Есть же специальный сайт, там записаны наши старики в роли биев! Вот там можно либо записаться к конкретному человеку, либо разместить свою заявку: первый освободившийся, тобой и займётся. Если надо, даже выедет на место за свой счёт, у нас это быстро.

– А если участников спора больше двух, и каждый хочет своего судью? – заинтересовывается процедурой Ирма. – И на одно дело подаётся две и более разных заявки?

– Суд биев, – пожимаю плечами.

– А если чётное число? – не сдаётся Ирма.

– Не забывай, что судьи из одной семьи, по большому счёту. На многие вещи если и несмотрят одинаково, то всегда могут посоветоваться друг с другом. Решение выносится коллегиально. Транслируется это всё, кстати, всегда гласно и онлайн: механика каждого конкретного решения ясна и понятна всем. Кто не поленится вникнуть и посмотреть.

– Как вашу семью там только делами не завалят, – хмыкает Лола. – Судебными делами до упора.

– Ну, есть ограничения, и весьма резонные, – размышляю вслух. – Во-первых, если бий видит недобросовестность заявителя, он может исключительно волюнтаристским решением увеличить вдвое решение предыдущего суда. Хоть касательно штрафа, хоть касательно сроков заключения. Это раз. Надо очень хотеть справедливости, чтоб «стучаться» туда. Да и несерьёзные вопросы просто проигнорируют.

– Как интере-есно-о-о, – весело тянет Ирма.

– Второе: просящий, на время рассмотрения, поступает в аналог полного вассалитета от бия. Ну это если как был ты независимый, а на время рассмотрения дела над тобой появляется что-то типа хозяина, или руководителя. Который может от тебя потребовать что угодно, в разумных пределах.

– Звучит двусмысленно, – хихикает Ирма, указывая пальцем на своё бедро.

– Ничего такого, – надуваюсь в ответ. – Там все старики. В материальном либо телесном плане, им точно ничего не надо. Но могут попросить выполнить работу, либо задачу, либо функцию. И отказывать не принято.

– А где сдерживающий механизм произвола биев? – врезается Лола. – Ладно шут с ним, с материальным. Понятно, что деньги у вас есть и свои, и пытаться подкупить вас глупо. Власть у вас тоже как бы есть, потому и тут не надавить… Но как насчёт личных симпатий и антипатий?

– Да, может же быть обычная житейская ситуация, когда ваш член семьи просто симпатизирует конкретной личности? – подхватывает Ирма, – либо семье-заявителю?

– Как в этом случае обеспечивается объективность? – заканчивает коллективную мысль Лола.

– Во-первых, есть механизмы отвода бия. Потом расскажу, какие… Во-вторых, самый главный сдерживающий фактор – это публичная репутация. Понимаешь, наши старики и наша рядовая семья, не важно, какого рода, – это совсем не то же, что ваши старики и ваша семья. Начать с того, что наши ни в чём не нуждаются материально, ибо у них и так всё есть. А вот единственная неудовлетворённая и, пожалуй, неудовлетворимая потребность – это «находиться на трибуне». Попросту – вещать, поучать, судить и выносить вердикты.

– Находиться в фокусе публичного внимания, при этом в положительном эмоциональном тоне, – быстро обобщает Ирма.

– О, точно! Хорошо сказала, я б так не смог… ДА. При этом, наши старики – далеко не оторванные от реальности. Жизненные тонкости, применительно к нашим реалиям, знают никак не хуже остальных поколений: спутниковая антенна и дроиды есть у всех. Многие до сих пор кочуют, но в курсе новостей всегда остаются. Не пятый же век на дворе.

– И что, совсем не бывает злоупотреблений? – вкрадчиво спрашивает Ирма.

– Ну как сказать. Для начала, есть такая процедура: если заявитель не согласен с решением бия, он два дня «отдыхает». Через два дня, может подать жалобу уже не в Семью, а лично Хану. И эта жалоба будет рассмотрена в течение нескольких дней. По практическому опыту, отец рассматривал сразу в день поступления.

– Даже если был занят? – недоверчиво хмыкает Лола.

– Всегда переключался на этот вопрос и решал в срочном порядке, – киваю.

– Тоже гласно и «прозрачно»?

– А как же. С обязательной онлайн трансляцией, с выкладыванием записи в сеть и так далее. Потому что, если этого не делать, у народа есть же ещё один инструмент регулирования отношений. – Снисходительно смотрю на обеих. – До которого ни Хану, ни членам Семьи лучше не доводить.

– Это какой? – синхронно вспыхивает двойное любопытство на противоположной стороне стола.

– Выборы Хана. Да, мы патриархальны и не частим с этим, и даже по наследству титул может передаваться… При единственном условии: при отсутствии определённого количества петиций на сайте электронного правительства в течение месяца, о недоверии к текущему Хану и о выборах нового.

– А этот электронный сайт, он что, такой неубиваемый? – саркастически улыбается Ирма – Там что, никак нельзя что-то подработать так, чтоб он считал петиции нужным образом?

– Ну-у-у, не надо считать народ тупее себя, – обижаюсь. – Тут снова два момента, которые, как по мне, лежат на поверхности. Даже по эту сторону статуса. Во-первых, у нас же и кровная месть местами актуальна. Сейчас, конечно, никто никого не режет; но «тёрки» между родами длятся не одну сотню лет, и внутри страны есть очень немало семей, которые недоброжелатели.

В этот момент приносят первую часть заказа и мы прерываемся, принимая в шесть рук еду у официанта.

– Есть такой орган: Центральная Избирательная Комиссия, – продолжаю, когда официант уходит. – Народу у нас немного, все друг друга знают. Вот Главой Избиркома в с е г д а становится представитель рода «недоброжелателей» Хана. С которыми не договоришься: слишком много противоречий в прошлом между семьями, на целые поколения вглубь.

– А при чём тут избирательная комиссия? – с набитым ртом интересуется Ирма.

– Так сайтом с петициями она и рулит. Если когда-нибудь, кому-нибудь на сколь-нибудь значимый срок удалось бы посадить членов одной и той же группировки одновременно и на Ханскую Кошму, и в кресло Главы Избирательной Комиссии – это было бы самым страшным событием для страны и народа, – говорю серьёзно. – Мы, конечно, патриархальны, но мы не дикари. И этот момент понимаем очень хорошо все без исключения. Повторюсь: народ не тупой. И не надо считать людей глупее себя, это ошибка. Очень много Ханов погорели именно на этом… Кстати, у вас же тоже гордыня – грех?

Вопрос повисает в воздухе без ответа.

– Это был один сдерживающий фактор, – напоминает педантичнная в деталях Ирма. – А ты говорил, их всего два.

– Точно, – хлопаю себя ладонью по лбу. – Второй фактор ещё проще. Лола вон знает, – киваю в сторону Лолы, – у нас владение оружием прописано в Декларации прав свободного человека, плюс закреплено в Конституции. Равно как и право на защиту своей жизни, неприкосновенности жилища, чести, достоинства и будущего потомков.

– Да, потому что у нас только жизнь и жилище, – замечает Лола. – Да и то… есть тонкости…

– У нас не только декларации, – многозначительно двигаю бровями. – И да. У вас – право защищать только материальное, то есть, только то, что можно «пощупать руками». Жизнь и жилище.

– А у вас? – не успевает следить за ходом мысли Ирма.

– У нас ещё и нематериальное. Я, например, не уверен, что смогу кого-то научить измерять количество собственного достоинства. Или честь будущих поколений. Возвращаясь к вопросу: если бы глава избиркома, вступив в сговор с семьёй хана, начал подтасовывать итоги петиций на сайте – это бы через три часа стало известно по всей стране. Повторюсь, населения у нас немного, все друг друга знают, все друг другу родственники. Плюс, там же статистика в режиме реального времени по населённым пунктам! Ну смотри, – вижу, что Ирма не понимает. – Допустим, Макпал-апа из Енбекши даёт запрос на нового хана. Это одна петиция на сайте в режиме реального времени. Допустим, в Енбекши всего-то двадцать пять тысяч человек. А на улице, поговорив с соседями, она выясняет, что из десяти семей, восемь подали аналогичную заявку. Что они делают дальше?

– Пишут жалобу? – предлагает вариант Лола.

– Звонят родственникам. – Качаю головой. – В другой аул! И анализируют статистику там… А теперь скажи, что будет, если население в десять миллионов человек даже не выяснит, а только з а п о д о з р и т, что его обманывают? Те люди, которым оно доверило власть в стране? На время, подчёркиваю! – поднимаю вверх указательный палец. – По Конституции, собственник и источник власти у нас – народ.

– Массовые беспорядки будут? – пытается сделать прогноз Ирма.

– Ага, почти… – фыркаю.

Лола уже догадалась об ответе, потому тихо смеётся.

– Массовые беспорядки – это у вас, когда толпа студентов требует сменить ректора, а их за это из водомёта поливают. А они в ответ пластиковыми бутылками бросаются… А у нас – законное конституционное право на владение оружием, для всех. – Напоминаю Ирме вводные. – Плюс право это оружие применять, если есть угроза «будущему потомков». Вот теперь ты мне скажи: как будут выглядеть протесты народа в нашем исполнении?

– Десять миллионов стволов, – тихо говорит Лола Ирме, – которые ради детей возьмут в руки все, не задумываясь. Я всё же тоже чуточку туркан, потому понимаю, о чём речь.

– Именно, – согласно киваю. – Мы, кстати, именно поэтому вас и не понимаем, жителей этой стороны Статуса. А как вы, говорят у нас, будете против вашей полиции и безопасности, ладно армии почти нет… отстаивать свою точку зрения, если у вас оружия н е т? Причём, вы по закону сами с этим согласились.

– Никогда не задумывалась над этим, – удивлённо роняет Ирма. – Ну-у-у, у нас нет, видимо, таких противоречий в обществе, как у вас? В силу высокой внутренней культуры и развитой гармоничной структуры социальных отношений?

У меня вертится на языке, что её попа совсем недавно осталась в неприкосновенности только потому, что хоть какое-то оружие лично у меня с собой было. Но я слишком хорошо воспитан, чтоб использовать в беседах с будущей женой аргументы, которые подпадают под принцип «попрекнуть куском хлеба».

Лола, правда, понимает всё лучше Ирму, потому нейтрально говорит ей:

– Ну-уу, у нашей с тобой половины, – кивок в мою сторону, – есть своё мнение на этот счёт. Справедливости ради, разделяемое много кем по ту сторону Статуса.

– Мы считаем, что если отобрать у свободного человека права свободного человека, он перестанет быть свободным человеком, – подтверждаю слова Лолы. – Конечно, «раб» – это очень громко сказано и сильное эмоциональное преувеличение. Понятно, что в условиях современного уровня развития, даже у вас о непосредственном рабстве речь не идёт. Только о его элементах, – вырывается у меня.

– Не слушай его, – фыркает Лола Ирме. – Вернее, слушай, но имей ввиду: на своём языке, если по нему лично судить, они только слово «раб» и используют. Не знаю, что они там на самом деле думают, но между собой называют рабами. С другими, правда, я кроме него не общалась. Срез сделан по одному человеку.

– Это лично моя эмоциональная особенность, – бурчу. – Под влиянием стресса, в знак протеста против не устраивающей лично меня реальной действительности. Я вовсе не сторонник наклейки ярлыков, особенно таких. Грубо говоря, вас тут сотни миллионов. Ну не такие же вы трусы, чтоб, в случае оснований для протеста, не выйти на улицы даже безоружными? Ну сколько там патронов у ваших вояк, – рассуждаю вслух, чтоб сгладить тему.

Девчонки почему-то мало что не ржут.

– Ну не перестреляют же всех? Просто патронов не хватит, – продолжаю рассуждать. – Ну несколько тысяч погибнут, но остальные же эту полицию просто копытами затопчут? Будь вы действительно против.

В этот момент меня посещает крайне удачная, с моей точки зрения, мысль, которой спешу поделиться на волне эмоциональной эйфории от общения втроём:

– Хотя-я, говорят, раб отличается от свободного человека не только правовым статусом. Ещё – логикой сознания. В принципе, навык «не бунтовать», наверное, можно и искусственно вырастить в безоружном обществе, – удивлённо смотрю на девочек, которые уже трясутся от беззвучного смеха. – Чего вы ржёте?! – не выдерживаю в конце концов. – Есть же манкурты![3] Ну, сейчас нету, но раньше же были! Только там всё делается хирургическим, вернее, механическим путём; а ведь можно и на психику социальный рефлекс привить. С тем же успехом…

– Это называется психическая травма, – выдавливает Лола Ирме сквозь смех, затем обращается ко мне. – Механизмы «узнавания» запускают у тебя не ту ассоциативную цепочку, хи-и-и-ихи-хи… не переживай, это пройдёт…

– Ты сейчас о себе или обо мне? – говорю как можно более холодным тоном, вызывающим у моих спутниц ещё больший приступ истерического хохота.