Млечный Путь, 21 век, No 1(46), 2024

Хелен ЛИМОНОВА
ГЛОТОК ИЗ СИНЕЙ ЧАШКИ

Как прекрасно устроен мир, когда все благополучно и идет по заведенному порядку! Евгений считал себя по-настоящему счастливым человеком. Он живет в лучшем из миров. Давно нет ни войн, ни болезней, ни катастроф - люди научились с этим справляться. Страшно подумать, как человечеству вообще удалось выжить? В учебниках написано, что в темную эпоху людей спасала религия. Они верили в бога, в черта, в Гомеостатическое Мироздание - короче, в то, что их жизнью руководят какие-то "высшие силы". Это помогало им не сойти с ума и мужественно принять свой жребий.

А он, современный человек, верит в науку. И не просто верит - вся сегодняшняя реальность подтверждение тому, что разум наконец восторжествовал на планете. Он просто везунчик, что родился в эти времена!

Жек проснулся рано. Окна его спальни выходили на залив, и лучи восходящего солнца нежно гладили его по лицу: скорее вставай, тебя ждет прекрасный день!

Таня, конечно, еще спит, и утреннее время принадлежит только ему. Так что можно спокойно позавтракать, пока тихо. У него прекрасная жена, одернул он себя, они всегда могут договориться, хотя такие разные.

Хороший завтрак - не просто удовольствие и заряд бодрости, но и свежие новости. Жек налил себе кофе в любимую бордовую чашку. Смакуя маленькими глотками ароматный напиток, он просматривал ленту, которая проявлялась на внутренней стенке чашки. В свою бытность студентом он так торопился по утрам, что опустошал инфочашку за какие-то пару минут. Поэтому и новости смотрел невнимательно: что бросится в глаза, то и прочтет. Теперь же, умудренный жизненным опытом, все проделывает медленно, со вкусом. Отопьет глоток, прочитает строчку; подумает, прикинет, что может быть дальше, и еще один глоточек. Пока не закончится кофе и не погаснет рябь черных символов на белом. Теперь можно и на работу выдвигаться в соседнюю комнату.

Интересно, что жена терпеть не может пить из бордовой и предпочитает синюю. Говорит, оттуда новости куда интереснее. Сколько раз Жек пытался объяснять, что дело не в цвете чашки, а в ее собственных предпочтениях. С какой чашки ни пей, фильтры новостей всегда будут подстраиваться индивидуально, согласно физиологическим реакциям ее слизистой оболочки. Куда там! На этом месте она обычно махала рукой и начинала демонстративно греметь посудой. Или напевать дурацкие песенки из своих сериалов. Бесполезно взывать к ее разуму, Татьяну не переделать. Она и в молодости была упряма и взбалмошна, а сейчас тем более.

Жек зашел в свой кабинет, закрыл дверь и привычным усилием отодвинул прочь суетные мысли. Здесь он царь и бог. На этом рабочем ложе вершатся судьбы народов. По крайней мере одного отдельно взятого народа, поправил он себя, чтобы быть предельно честным. Тут, в лаборатории духа, требуется кристальная честность. Иначе выводы и решения, которые предстояло найти, могут оказаться неверными. Даже маленькая неточность в настройке экспоненциально умножит ошибку в вычислениях, и тогда алгоритмы поведения толпы будут определены неадекватно. Использование такой модели чревато катастрофой. Что иногда и происходило до его, Жека, назначения на эту должность. И если такое случится в его смену, то... лучше об этом не думать. Он не имеет права на ошибку и не ошибется.

Жек облачился в сенсорный комбез, пристегнулся к ложу и дал команду начинать. В кожу вонзились тончайшие иголочки, совсем не больно, даже приятно. На ближайшие шесть часов гражданин Евгений превратился в Вычислителя - одного из аналоговых блоков искина Управления Порядком.

Когда за мужем захлопнулась дверь кабинета, Татьяна облегченно вздохнула. Раньше трех часов дня он оттуда не выйдет, значит, до этого времени она будет заниматься чем пожелает, не рискуя вызвать недовольство и критику благоверного. Какой он стал нудный! Эта бесконечная работа совсем его доконала. Конечно, достаток вещь хорошая, но куда девался живой, остроумный, милый юноша, в которого она влюбилась двадцать лет назад? Туда же, куда и хорошенькая Танечка; время не щадит никого, подумала она, глядя в зеркало.

Поверх отражения побежали строчки последних новостей, что отвлекло ее от грустных раздумий. Подкрашивая губы, Татьяна успела прочитать про главные тренды нового года и прикинула, сколько надо потратить, чтобы соответствовать. Результаты огорчили. Просить деньги у Евгения не хотелось. Он, конечно, даст, но перед этим перепилит ее вдоль и поперек. Значит, надо добыть средства самой. Те махинации, что она иногда проворачивает, дают неплохой заработок. Одна беда - это совершенно незаконно.

Пока что ей и Бланкам все сходило с рук. Но однажды они попадутся.

Ерунда, ей все равно ничего не грозит. Вот Аркадию с Любой - да. Но они идут на риск сознательно, подумала Татьяна, привычно заглушая слабые угрызения совести. Если она хочет успеть заказать умопомрачительную синтетическую шубу по скидке, надо поспешить.

Она облачилась в новый брючный костюм, надела лаковые туфли, прихватила вместительную элегантную сумку и отправилась в хостель для престарелых - на соседней улице располагалось несколько таких зданий. Такси брать не стала, погода хорошая, можно и прогуляться. По дороге заглянула в клинику к Сержу забрать заказ, потом в продуктовый и уже через час заходила в квартиру семьи Бланк. Благо код на двери не изменился, и ей не пришлось стучать или звонить. Ее чип исправно работал, несмотря на то что был давно взломан. Хитрость была в том, что теперь она могла отключать его, когда хотела, а потом снова запускать.

Собственно, сам Аркадий чип и кракнул. С виду доходяга, тихий, безобидный старичок. Не догадаешься, что матерый биохакер. В личной карточке указано, что А. Бланк раньше преподавал электронику, потом ушел на пенсию; Таню, разумеется, ознакомили с биографиями своих подопечных.

-Танечка пришла! - радостно воскликнула Люба, - Диодыч, выходи, свои!

Несмотря на избыточный вес и возрастные недомогания, а ей уже за восемьдесят, она всегда полна оптимизма. Сама готовит, убирает, занимается цигуном и мужа заставила. Как все успевает, уму непостижимо.

- Принесла? - деловито спросила старушка. Татьяна принялась разгружать сумку, а Аркадий - тщательно задергивать шторы и закрывать ставни. Включили ночное освещение и уселись за стол. Аркадий сунулся было с немытыми руками, но Люба живо навела порядок.

- Ты тоже кушай, Танечка, - угощала хозяйка, но та вежливо отказалась. Икра, креветки, балык, зефир в шоколаде, - все эти излишества жена Вычислителя могла покупать себе хоть каждый день. Другое дело Бланки. Их социальный статус не позволял питаться дорогими деликатесами. За соответствие нормам строго следили искины Управления Благоденствием с помощью всеведущих чипов. Если бы Бланки попытались купить запрещенную еду или совершить еще какие-то траты, не предусмотренные установленным бюджетом, их немедленно бы лишили всех социальных благ. Забрали бы пособие, отдельную квартиру, переселили в общежитие. Раз хотите тратить больше, чем положено, значит, есть доходы, которые вы укрываете от государства; извольте содержать себя сами.

- Зачем вы закрываете окно во время еды? - спросила Татьяна. - Продукты куплены на мою карточку, а я имею право приносить подарки своим подопечным.

Аркадий, заедая икру зефиром (наверняка животом будет маяться), ответил:

- От Рикейросов из хостеля напротив. Наш элитарный, а тот похуже, и пособие еще меньше нашего. Следят за нами, пытаются криминал найти. Если донесут, получат солидную премию от соцслужб. Тысяча кредитов! Лучше им не давать повода, Танечка.

Действительно, приличные деньги, хватило бы на шубу и еще осталась бы половина.

Поели, убрали со стола и приступили. Мастерская Аркадия была оборудована в ванной комнате. Таня принесла заказ, который получила от Сержа, пластического хирурга одной престижной клиники. Серж отбирал клиентов на взлом очень тщательно, еще бы, на кону стояла его карьера и свобода. Львиную долю оплаты брал себе. Остальное отдавал Татьяне, а она уже делилась со стариками. Вернее, покупала что они просили, запросы их были весьма скромны.

Всю операцию надо было проделать в течение суток: изъять чип из руки заказчика - обычно он имплантировался в кисть правой руки между указательным и большим пальцем, - перепрограммировать крохотное устройство, вмонтировать пульт управления в браслет или часы клиента и водворить взломанный чип на место.

Передавая чип и браслет Аркадию, Татьяна невольно залюбовалась изящной золотой змейкой с рубиновыми глазами. Вот это вещь! Дорогая и изумительно сработанная, хочу такую, решила она.

Пока старик работал, женщины смотрели по телевизору сериал про древние времена, когда не было никаких социальных служб и тем более искинов. Люди были предоставлены сами себе, жили где придется, рожали сколько захотят. Неудивительно, что на Земле царили голод и разруха. Главный герой, предводитель племени безработных, чем-то напоминал молодого Сержа. Таня вздохнула, вспомнив о былом, но все делается к лучшему. Если бы вышла тогда за него, сейчас бы ее статус был гораздо ниже. Как и уровень потребления, который определяют искины Управления Благосостоянием. К тому же социальные обязанности у жены Медика тяжелее, чем у жены Вычислителя: вместо необременительной опеки над пожилыми ей пришлось бы отрабатывать в госпитале ночной сиделкой.

Татьяна вернулась домой ближе к вечеру. Жек уже пообедал и курил на кухне, задумчиво пуская дым в потолок. На потолке показывали хоккей роботов.

- Где ты была так долго? - спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил, - завтра у нас к обеду будут гости. Роберт, мой новый начальник, с женой. Оказалось, это тот самый Роб, с которым я в колледже учился, представляешь?! Танюша, приготовь что-нибудь особенное. Сможешь настроить печку или мне помочь?

Конечно, она справится с кухонным искином, что тут мудреного. Воображает, что без его суперинтеллекта ей не обойтись! Так она и сказала, возможно, слишком резко. И припомнила, как на днях он испортил стиральный агрегат, задав режим глажки сразу после кипячения. А отжать и высушить белье прежде не надо, умник?! Зачем вообще туда полез? Ах, залил скатерть чаем и хотел отстирать до ее возвращения! Наверно, это был не чай. Вот потребую отчет у мусорного блока, сколько ты бутылок из-под бухла туда спускаешь, пока меня нет дома!

Он поссорились, в последнее время это происходило слишком часто.

Следующее утро прошло в хлопотах. Кухонный искин слегка перегрелся, пока готовил изысканные вегетарианские блюда, начищал столовое серебро и взбивал сливки. Специально для Жека зажарили ростбиф - он упорно держался за мясоедство. Татьяна запустила всю домашнюю челядь одновременно, роботы-уборщики так и сновали по дому, только успевай следить, как бы глупостей не натворили. Позвонила Сержу, хотела спросить, когда она может получить обещанное, но тот не ответил. Переоделась, накрасилась, тут и в дверь позвонили. Евгений вышел встречать гостей.

Мужчины пожали друг другу руки, женщины познакомились, обменялись вежливыми фразами. Гостья, хрупкая блондинка, сняла плащ и оказалась в роскошном лиловом платье с широкими плиссированными рукавами. Втайне надеясь, что ее кремовый атласный комбинезон выглядит не менее эффектно, хозяйка пригласила всех к столу.

За едой разговорились, хорошее вино развязало языки. Мужчины гудели что-то свое, заумное, про психологию толпы и алгоритмы управления массами. Ниночка, так звали гостью, трещала без умолку. Они неплохо провели время, делясь рецептами, обсуждая кино и маленькие слабости своих мужей. Обнаружили на удивление много общего во взглядах. Поговорили о работе. Нина, как жена Руководителя, трудилась в Управлении Безопасностью. Таня начала было рассказывать о своих стариках, но захмелевшая Нина слушала невнимательно. Она подняла руку, чтобы поправить прическу, легкая ткань рукава обнажила руку до самого плеча. На ослепительно белой коже тускло блеснула знакомая золотая змейка. Тане показалось, что рубиновые глазки змеи пронзают ее насквозь.

Заметив, какое впечатление произвел браслет, Нина сообщила:

"Эксклюзив. Знакомый ювелир сделал, под старину".

Под предлогом проверить, не готов ли пирог, Таня вышла из гостиной и плотно прикрыла за собой дверь. Сердце бешено колотилось. Как у Нины оказалась тот самый браслет, в которую Аркадий вмонтировал пульт управления чипом? Значит, она и есть вчерашняя клиентка Сержа. И при этом работает в Управлении Безопасности?! Ясно, ее подослали. Этот дурачок ничего не проверил, повелся на смазливое личико. Она снова попыталась дозвониться в клинику и опять безуспешно. Наверняка его уже арестовали и скоро придут за ней. В том, что он ее выдаст, Татьяна не сомневалась, это только вопрос времени.

Раз Нина проболталась, где служит, Таню она ни в чем не подозревает. Или специально намекнула? Господи, что делать?

За дверью послышался капризный голосок: "Женя, где ваша жена? Мне скучно!" Муж что-то галантно отвечал, а Таня опрометью бросилась в свою комнату. Решение было принято мгновенно. Главное - успеть отмазаться от этой истории. Открыв с телефона сайт Управления Безопасностью, нашла раздел "Доносы на граждан" и вписала данные Бланков. В пояснительной графе указала, что подозревает своих подопечных в нарушении закона Равноправного Потребления. Вчера заметила у них в доме дорогое ювелирное изделие, которое по статусу они иметь не могут, и спешит сообщить об этом нарушении. Нажала кнопку "отправить" и только тогда перевела дух.

Успела! Теперь обратно, к гостям, принести десерт, вроде за ним и ходила.

Румяный яблочный пирог в гостиной встретили с воодушевлением. Таня подсела к Нине, та посмотрела на нее ясным взглядом, будто и не пила вовсе. Наклонившись к самому уху, шепнула: "Вчера я была у своего врача... Роскошный мужик! Хочешь, познакомлю? Твой, похоже, ни на что уже не годен".

Значит, все-таки клиентка, а не осведомитель. Татьяна налила себе водки и выпила залпом. Все обошлось, она просто психанула. Серж в порядке, ей ничего не грозит, все будет хорошо. И шубку себе купит, только в будущем деньги придется добывать по-другому, ведь стариков заберут... Не думай об этом, приказала она себе и выпила еще. Потом спросила: "А как ты догадалась, что Жек... ну... что у нас давно нет секса?"

Ниночка рассмеялась.

- Ты и правда не знаешь? Вычислители теряют потенцию на второй год после начала работы. Роб рассказывал, что это в инструкциях для Руководителей написано. А твой в конторе давно, значит, у вас проблемы. Так познакомить с доктором? Он обалденный. Правда, мой тоже ничего, но когда Сержик вот так...

- Но почему? - перебила Татьяна разрумянившуюся от воспоминаний Ниночку, - почему работа так влияет?

- Точно не помню. Кажется, "по причине эмоционального выгорания", так Роб сказал, да.

Остаток вечера прошел как в тумане. С непривычки Таня сильно захмелела, язык заплетался, мысли путались. Евгений проводил шумных веселых гостей и уложил жену спать.

Утром Татьяна проснулась с тяжелой головой, припомнила вчерашний вечер и застонала. Какой кошмар, что она натворила!.. Заглянул муж (они давно спали в разных комнатах), принес чаю в синей чашке, погладил по голове и ушел на работу. К себе, как обычно. Даже не прикоснувшись к чаю, Таня начала лихорадочно одеваться. Надо зайти к ним. Вдруг успеет предупредить.

И вообще вдруг все обойдется, и Бланков не тронут? В конце концов, ее донос ничем не подтвержден. Мало ли кто на кого стучит, нужны доказательства, верно?

Пока шла туда, вспомнила, как познакомилась с Бланками. Они сами выбрали ее среди других кандидатов на опеку, когда Управление Благоденствием представляло своих сотрудников престарелым жителям района. Она согласилась: старики выглядели опрятно, двигались самостоятельно и были в полной памяти. Искин не возражал, и эта пара стала ее официальными подопечными. Код доступа в квартиру Бланков вписали в ее персональный чип.

Старики привязались к ней, звали доченькой. Она знала все их нехитрое хозяйство. Странно только, что ванную они держали закрытой на ключ. Иногда там надолго запирался Аркадий. Что делал, непонятно, но Люба не беспокоилась, значит, и Тане волноваться незачем.

Однажды Таня пришла раньше, чем обычно, старик был в ванной комнате и не успел прикрыть дверь. Он сидел на высоком стульчике у верстака, рассматривая что-то в здоровенный микроскоп. Таня такие видела только в кино про безумных ученых.

В тот день они ей все рассказали. Таня была шокирована услышанным. Взламывать чипы? Но это же преступление!

- Преступление - это то, что искины сделали с людьми. Мы их придумали, а теперь стали их рабами. Слава богу, не перевелись еще люди, которые хотят сами управлять своей жизнью, и я в меру своих сил им помогаю, - услышала она в ответ.

Аркадий еще долго говорил о свободе выбора и демократии, но она пропустила все мимо ушей, слова были мудреные, слушать скучно. Странно, что они не побоялись ей открыться. Как будто были уверены, что она не донесет. А почему, собственно? Кто они ей такие, чтобы рисковать собственной безопасностью?

- Попробуй, дочка, тебе понравится, - убеждал Аркадий, и она из любопытства согласилась. Но в руки Любе не далась, хоть та уверяла, что много лет работала медсестрой. Пошла к знакомому хирургу, чтобы вынул чип, и договорилась, что потом водворит его на место. Щедро заплатила за работу и за молчание.

И правда, жизнь заиграла новыми красками. Появилось чувство вседозволенности. Отключая чип, она могла проделывать все то, что не позволял ее социальный статус. Жене Вычислителя запрещалось появляться в казино, посещать элитные магазины, закрытые вечера с участием иностранцев и так далее. Теперь же, нажав кнопку на своих элегантных часиках, она исчезала из поля видимости всеведущих искинов. Конечно, люди продолжали ее видеть, но это было не опасно. Никто не проверял, имеет ли право она здесь находиться, так привыкли полагаться на искусственный интеллект, который все контролирует.

Свобода свободой, но денег стало не хватать. Одеваться нужно прилично, чтобы соответствовать. Серж, глядя на нее, тоже взалкал запретного. Прикинул, что можно неплохо заработать, и начал поставлять Аркадию клиентов.

И вот теперь все закончилось. Она не виновата, правда. Так получилось.

Дверь не открывалась - сменили код? На стук никто не среагировал. Татьяна вышла из подъезда. Возле него топталась приземистая желтолицая старушка в ватной куртке.

- Не видели Бланков сегодня? Дверь не открывают, может, заболели? - спросила ее Таня. Та подозрительно воззрилась на нее: "Ничего не ведаю. А ты откуда будешь? Из надзора?" Узнав, что Таня пришла навестить подопечных, порылась в кармане засаленного ватника и вытащила письмо.

- Вот, для тебя оставили. Я не читала, хотя могла бы. Поняла? Покойница меня не жаловала, а зря.

Старуха развернулась и, хромая, отправилась восвояси.

- Спасибо! Как вас звать, бабушка?

- Марта Рикейрос, - буркнула она, не оборачиваясь, и заковыляла дальше, к хостелю напротив.

Про какую покойницу она упоминала? Неважно, скорее домой! Письмо жгло руки, но она вскрыла его только в своей комнате.

"Дорогая Танюша!

Завтра придут нас выселять, приказали собрать вещи. Наверняка по доносу Марты, вон за окном маячит. Бог ей судья. Если у нее осталась хоть капля совести, она передаст тебе это письмо, больше просить некого.

Дочка, родная, не думаю, что теперь нам разрешат видеться. Но ты все-таки постарайся нас найти, мы так к тебе привязались! Если не свидимся, помни, что были люди, которые любили тебя. Наслаждайся жизнью, пока молодая, и вспоминай нас добрым словом. Всю жизнь мы старались служить людям, Аркадий учительствовал, я лечила. И вот что получили на старости лет - нас выселяют. Ничего, как-нибудь проживем. За нас не беспокойся, думай о себе. Помни, ты имеешь право сама строить свою жизнь, не разрешай другим управлять собой. И еще: настоящая свобода внутри, ее никто отнять не может. Танечка, береги себя. Обнимаем. Твои Бланки".

В глазах защипало. Они ей доверяли, а она... Попробую обратиться к Нине, вдруг поможет узнать, куда их переселили. Однако здесь что-то не так. Люба пишет, что их перевозят с утра, но она пришла так рано, а в доме уже никого нет.

Служение людям? Это только красивые слова. От кого она их недавно слышала? От Жека, да. Вчера. Они с Робертом громко спорили о всякой ерунде - смысле жизни, служении человечеству, о таких вещах, о которых Татьяна никогда не задумывалась. Но для мужа эти слова что-то значат. Давно они с ним ни о чем толком не говорили. Таня злилась, что он не обращает на нее внимания, охладел, а оказывается, дело в работе, которая его измотала. Бедный Женька.

Она зашла к мужу в кабинет и в очередной раз поразилась жуткой тишине, которая здесь царила. Жек с закрытыми глазами лежал на кресле, руки и ноги в зажимах, десятки тонких проводов, змеясь, отходили от сенсорного комбинезона, в который он был облачен, прямо в стену-экран от пола до потолка. По экрану пробегали цветные сполохи, быстро мелькали цифры, буквы, формулы. Таня вспомнила картинку из детской книжки про Гулливера. Точно так же лежал он, распятый злобными лилипутами на песке, весь опутанный нитками, как Жек проводами... и вот эти нитки высосали из него любовь, страсть, нерожденные жизни их детей?!

Наверно, она закричала, потому что Жек открыл глаза, отключил оборудование и сел на кресле. Она бросилась к нему, заливаясь слезами.

- Ради чего это все, скажи, - молила она. - Если ты знаешь, как надо служить человечеству, то расскажи. Я хочу понять, на что мы променяли свою жизнь! Я тоже имею право знать!

- Имеешь, - глухо отозвался Жек. Он поднялся, расстегнул и снял комбинезон, помог Тане в него облачиться, пристегнул к креслу. Она почувствовала, как иголочки вонзились в кожу, испугаться не успела. На нее нахлынули яркие образы. Вот она, спеленутая между такими же женщинами-двойниками, куда-то бежит вместе со всей толпой. Нещадно палит солнце, она вся взмокла от пота, но остановиться и перевести дух нельзя. Хочется пить, она хватает флягу, которая висит на боку у соседки, та огрызается, ее безумные глаза все ближе, ближе. Таня чувствует, как ее пальцы скрючиваются, готовясь вцепиться в лицо мерзкой тетки... радужные полосы, все меняется. Теперь Таня в знакомом месте, это универсальный магазин. Она прогуливается по этажу, заходит в отдел, где продается верхняя одежда, рассматривает пальто и куртки. Народу здесь много; внезапно включается пожарная сигнализация. Вой, скрежет, сквозь них пробивается компьютерный голос диктора, который призывает сохранять спокойствие; люди куда-то мчатся, Таня немного замешкалась, чувствуя отчаянный страх и почему-то восторг. Из отдела убегает продавщица, Таня хватает ближайшую к ней шубу и зарывается лицом в щекочущий мех...

Она долго не могла прийти в себя. Жек растирал ей руки, прыскал в лицо водой, тряс. Наконец вернулась к реальности.

- Что это было? - прошептала она, озираясь.

Она лежала на кресле, комбинезон валялся на полу. Аппаратура, видимо, отключилась.

- Там было как будто по-настоящему, нет, гораздо сильнее! Что это?

- Аналоговая симуляция. Еле тебя вытащил, - непонятно ответил Женя.

- Значит, это все, что ты делаешь? Ты подопытный кролик у искинов? - не веря себе, спрашивала она, вцепившись ему в рукав и глядя в бледное, когда-то любимое лицо.

- Не кролик, а один из расчетных блоков модели человеческого поведения. Это огромный прорыв в науке и очень важно, понимаешь? Знать, как поведут себя люди в экстремальных ситуациях, в толпе и по одиночке. Задается ситуация и пропускается через Вычислителей, то есть нас. А потом искины строят действующую модель. Это позволит рассчитать, как в реальности будет развиваться ситуация, и спасти человеческие жизни.

- Если они такие умные, твои искины, пусть рассчитают все сами! Зачем через людей пропускать всякую дрянь? Странно, что ты до сих пор не рехнулся... я вот никак прийти в себя, не могу.

- Видишь ли, это невозможно. Психология людей пока не поддается точному расчету. А сами искины испытывать эмоции не могут. Пытались себе достроить программы, но отказались, слишком опасно и непредсказуемо. Поэтому и используют нас, людей... Это гораздо дешевле и проще, чем проводить глубокие исследования. Искины выбирают самые экономичные и эффективные решения, для этого и создан искусственный интеллект!

Жек явно гордился своей работой. Таня встала и ушла к себе. Экран стола звякнул, пришло извещение о переводе суммы на ее счет. Одна тысяча кредитов; купить шубу, и еще половина останется. Она вспомнила звериный запах шубы в компьютерной реальности, потом припомнила, откуда эти деньги, и снова заплакала.

Вытащила письмо Бланков, прижала к груди. "Простите меня", - прошептала она.

День сулил столько увлекательного, что Таня не стала нежиться в постели, чтобы ничего не пропустить. Тихонько, чтобы не разбудить мужа, выбралась из плена шелковых подушек и покрывал, соорудила себе чашечку кофе - их каюта-люкс была оборудована и кухней - и уселась у окна. То есть у иллюминатора. Синь и простор, куда ни глянь; небо и вода, больше ничего. Обернуться бы чайкой, вылететь на волю и устремиться в бесконечные дали, отдавшись океанским ветрам. Таня представила, как ее обдают брызги волн, треплет свежий ветер, как далеко лететь до берега, и поежилась. Нет, лучше сидеть тут, в тепле и уюте, за надежным бортом огромного лайнера, похожего на плавучий город, и наслаждаться видами.

До завтрака еще час, а потом будут развлечения до самого обеда. Музыка, игры, новые знакомства. Можно менять наряды каждые два часа: она прихватила с собой солидный гардероб, но, если не хватит, к ее услугам великолепные магазины на нижних палубах и кредитная подарочная карта от мужа, преуспевающего Вычислителя. Таня обожала красивую жизнь и шумные тусовки, а он такого терпеть не может. Так что ей крупно повезло, что Женя согласился на этот круиз.

Как давно они вместе никуда не выезжали! Билеты на круиз оплатила компания мужа в качестве премии за хорошую работу. Наверняка поэтому Евгений и согласился. В конце концов, он не против доставить удовольствие жене, тем более не за свой счет. И незачем грустить по этому поводу, напомнила себе Таня, подкрашивая губы перед зеркалом, по которому бежали строки утренних новостей. "Сегодня Солнечный Остров открыт для посетителей", - что-то знакомое, ах да, как раз вечером в программе развлечений значится экскурсия на тот самый знаменитый Остров, синтетическую фабрику по производству энергии... электричества... и еще чего-то, кажется, органических волокон. Суперсовременное производство, в разработке которого участвовали инженерные искины. Роберт, теперешний Женин начальник и, как выяснилось, бывший сокурсник, тоже работал в этом проекте. Так что пусть муж сам отправляется на экскурсию, это его профиль, а ей совсем не интересно. Лучше вздремнуть перед ночным балом.

Огромный диковинный цветок плавает в океане. Вечерами он сворачивает свои нежные лепестки в бутон, а утром, пробужденный поцелуями солнца, раскрывается ему навстречу. Гигантский сине-зеленый лотос диаметром четыре километра мирно колышется на воде. Раскинутые широкие лепестки неутомимо собирают свет, чтобы превратить его в электричество и органику. Изумительная фабрика искусственного фотосинтеза очищает атмосферу от углекислоты и снабжает человечество живительным кислородом. На Солнечном Острове совсем нет людей. Все управление и контроль взяли на себя искины. Люди здесь появляются всего четыре раза в год, когда Солнечный принимает экскурсантов. Количество туристов строго ограничено. В остальное время в этом царстве пластика, кремния и полимеров нет ни одной живой души. Если не считать самого Острова.

Конечно, он живой! Он растет, питаясь светом и водой. Он реагирует на окружающий мир и полностью к нему адаптирован. Создатели придали ему все основные свойства биологической жизни: высокоупорядоченное строение, метаболизм и даже воспроизводство - Остров отращивает новые бутончики по всему своему периметру.

Как известно, точного определения жизни до сих не существует, есть только перечень признаков живого. Солнечный Остров подходит по всем параметрам. Однако у него есть еще одна тайна.

Женя проснулся только к обеду. Отдохнувший, в прекрасном расположении духа, он легко уговорил Таню отправиться вместе с ним на экскурсию. Даже добавил, что получил специальное указание от начальства выгулять ее на Солнечном Острове - шутил, наверное. Глаза его блестели, на щеках появился румянец. Свежий воздух, отличное питание и, главное, нет этой проклятой работы! Давно надо было его вытащить в отпуск. Почему она раньше об этом не подумала? Ждала, что сам предложит? Смешно.

Точно по расписанию они прибыли в акваторию Острова. Прогулочный бот отчалил от лайнера, унося на своем борту одиннадцать экскурсантов. Как оказалось, список посетителей Острова был составлен заранее, и сопровождающий при посадке требовал показать именной допуск. Евгений предъявил и свой, и жены. Получается, он не шутил насчет специального приглашения?..

Сегодня Остров переключался в режим эмоционального насыщения. Раз в четыре месяца всеми своими порами, фибрами, волоконцами и элементами он впитывал то, без чего невозможно ни одному живому существу - чувства и эмоции.

Знаете ли вы, что эмоции окрашивают наше мышление и стимулируют его? Возможно, из-за них человек не всегда предстает идеальным мыслителем. Однако именно это делает людей существами переживающими, неравнодушными и способными на творческие решения, которые под силу только человеческому интеллекту. Именной этой особенности так не хватает искинам. Чтобы досконально исследовать механизмы человеческого мышления, они продолжают создавать сложные модели на основе синтеза "настоящего" и искусственного интеллекта. Такой моделью стал и Солнечный Остров.

Сегодня к нему приходили люди, и он спешил вобрать в себя нервную энергию их жизни, пульсацию их личностей, оттенки и переливы их настроения. Каждый из посетителей был долгожданным гостем, который будил его воспоминания, а Острову было что вспомнить. Когда-то он сам был человеком. Вернее, их было много - тех, кто добровольно решил участвовать в эксперименте. Ну, или не совсем добровольно, это как посмотреть.

Хорошо, что она согласилась сюда приехать! Тане показалось, что она опять стала маленькой, а мир - огромным и сказочным. Она гуляет в недрах гигантского цветка, желтые ворсинки расстилаются под ее ногами пружинящим ковром, а тонкие зеленые побеги-усики ласково касаются ее лица. Дюймовочка в зачарованной стране детства. Все остальные послушно следуют за гидом, а она отбилась от стаи и нисколько об этом не жалеет. Тут так хорошо и тихо, только слышен шелест волн и таинственные шорохи солнечного цветка. Кажется, ее кто-то окликает тихим голосом - "Танечка, Таня, мы здесь, иди сюда..." Что с ней? Куда ведет эта узкая тропинка среди густой заросли упругих побегов?..

Таня находится в небольшом помещении, пустой чашечке, образованной тугими изумрудными лепестками. Ей совсем не страшно, хотя она понятия не имеет, куда забрела. Таня уверена, что здесь с ней не случится ничего плохого. Она осторожно трогает стену, лепесток отзывается еле заметной дрожью. "Здравствуй, Таня, - звук исходит отовсюду, голос смутно знаком, - это мы, Люба и Аркадий, ты нас помнишь?" Старики Бланки?! Но как они тут оказались? Прошло несколько лет с тех пор, как пропали ее подопечные. Она почти забыла про них и про свое предательство, а сейчас воспоминания нахлынули с новой силой.

"Откуда вы тут? Хотите, я вас заберу домой?" - бормочет Таня, а в ответ слышится ласковый смех.

"Ты такая как прежде, впечатлительная и добрая, наша девочка, не сожалей ни о чем. Мы так рады, что попали сюда, ведь все это благодаря тебе. Теперь мы не прозябаем в своей стариковской берлоге, превозмогая болезни и дряхлость, а вечно молоды и трудимся на благо всего человечества".

Таня не любит, когда при ней говорят о благе человечества. Она не верит в эту слащавую формулировку.

"Когда нас арестовали, то предложили либо жить в закрытом поселке для интернированных, либо работать на солнечной фабрике. Мы, конечно, согласились на второе, потому что условия работы здесь изумительные. Танечка, Аркадий работает по специальности - инженер-электронщик, а зарплату получает вечной молодостью! Меня тоже приняли, я слежу за здоровьем сотрудников. Я так рада, что мы продолжаем приносить пользу людям! Какое счастье, что искины нашли способ исключить старость из жизненного цикла. Рассказать подробнее, Танечка, или тебе не интересно?"

Тане очень интересно. Она рада, что ее простили, и все образовалось к лучшему. Таня усаживается на мягкий лепестковый пол и слушает дальше. Ей не кажется странным, что голос Любы изменился, утерял интонации, стал монотонным, что она говорит закругленными, многословными фразами, как гипнотизер со сцены; и что Аркадий вообще молчит.

"Ты никогда не задумывалась, почему люди стареют и умирают? Это мудрость природы, которая заботится о вечном обновлении. Представь себе мир, в котором люди взрослеют, набираются ума и опыта долгие годы и при этом не старятся. Они ничего не забывают, сильны, бодры и здоровы. Как ты думаешь, смогут ли конкурировать с ними молодые и кто победит в ежедневной гонке за блага, престижную работу, красивых женщин? Конечно, не те, которые только недавно народились на свет и не обладают опытом и знаниями. Новое поколение проиграет "старичкам" по всем статьям. В постоянной жестокой борьбе за жизненные ресурсы младшие как более слабые, глупые и неопытные просто погибнут. И что тогда будет с цивилизацией? Она остановится в своем развитии.

Именно поэтому мы растем, развиваемся, умнеем и при этом стареем... Наш цикл - научился сам, обучи молодых. Пожил сам - уступи место следующим. Если повезет, перед смертью ты успеешь кое-что узнать об этом мире. Если у тебя щедрая душа, расскажешь об этом другим, поддержишь и научишь кого-то юного - как в свое время поступали твои Учителя.

За это ты каждый день будешь терять силы, здоровье, память. Что хуже всего, тебе никогда не удастся передать свой опыт в полном объеме. Эти, следующие, невнимательны, самоуверенны и желают до всего дойти своим умом. Так что твои мысли, желания, чувства, озарения - все в топку.

Таков жестокий и дальновидный закон природы. С ее точки зрения все устроено правильно. Переизбыток против вероятности. Но с точки зрения человека, страдающего от болезней и старости, это ужасно жестоко. А с точки зрения искинов - еще и чудовищно расточительно.

У искинов ничего не пропадает зря. Так что они поставили задачу создать вечно молодого, самообновляющегося человека. Искины в самом начале эксперимента, и мы счастливы в этом участвовать".

Люба и Аркадий наслаждаются Таниными эмоциями. Их чувствительные бугорки у основания лепестков захлебываются от возбуждения. Радость, печаль, сожаления, надежда, вся прекрасная гамма человеческих эмоций всасывается в их пластиковую подкорку и будет питать их ближайшие четыре месяца. Тел у Бланков давно нет, да и зачем бы они им тут понадобились?

Таня, еще не понимая, спрашивает - нельзя ли повидаться? Посмотреть, как вы живете? "Да вот же мы, глупышка", - лепестки туго прижимаются, облепляя Таню прохладным коконом. "Но где же вы сами?!" - кричит она, высвобождаясь из назойливых объятий.

"У искинов ничего не пропадает зря. Солнечному Острову нужна органика. Так что все здесь".

Таня наконец вырвалась и бросилась бежать прочь, к свету, к мужу, к настоящим людям. Остров больше не казался ей сказочным цветком. Желтые ворсинки пружинили под ее ногами, они росли прямо из отвратительного перегноя, в котором смешались останки одураченных Бланков и десятков, а может, сотен им подобных. Ее била крупная дрожь, и даже в надежных объятиях Жени она долго не могла успокоиться.

Кажется, прошло всего полгода после той поездки, а как изменилась ее жизнь! Татьяна с удовольствием оглядела комнату - комплект мягкой мебели голубого бархата совершенно преобразил их салон.

Но главные перемены были не в этом. Пока Нина на кухне командовала роботами-уборщиками, Таня, уютно устроившись в кресле, держала в руке бокал с морковным соком. Ради здоровья своего ребенка приходится пить эту гадость каждый день. Хорошо, что осталось потерпеть всего три месяца. Мужчины негромко беседовали за бутылкой сухого, она рассеянно прислушалась. Как обычно, говорили о работе.

- Знаешь, я так и не понял, как тебе удалось так быстро продвинуться. Тебя приглашают работать в самых крутых проектах, а ведь в колледже чуть не отчислили со второго курса. Но искинам-распределителям, конечно, виднее, они точно определяют, куда каждого специалиста направить. Помнишь Диодыча, нашего препода по электронике? Трижды тебя завалил на экзаменах, а потом так прямо и сказал: "Советую найти другую область применения вашим многочисленным талантам".

- Язвительный был старик.

- Ага. Кстати, мне он одни пятерки ставил, я электронику очень любил... Получилось наоборот - ты остался, а его самого на пенсию отправили, проштрафился, говорят. В чем там было дело, не знаешь? С тех пор ничего о нем не слышал. А ты?

Вместо ответа Роберт осушил свою рюмку и налил еще. "Горазд Роб выпивать, - подумала Таня, - странно, что Нину это не беспокоит, а я... хотя Женька молодчина, с тех пор как узнал про малыша, употребляет самую капельку, только за компанию. Где я раньше слышала это прозвище - Диодыч?"

Появилась Нина, обняла Таню за плечи, затормошила, защебетала о своих подвигах на кухне: обучила роботов готовить здоровую пищу для беременных, "а то у вас все жирное и соленое", - добавила она. Потом потащила Таню в другую комнату "посекретничать" и добрые полчаса, с придыханиями и закатыванием глаз, рассказывала о новом любовнике. Так что, когда они вернулись, мужчины уже сменили тему и говорили о вечном. То есть об искинах, светлом будущем и служении человечеству.

- Контроль и управление порядком на всех уровнях под силу только искусственному интеллекту, - вещал Роб, - в нашей конторе сейчас работает всего сто тридцать шесть человек. Еще в прошлом веке подобные государственные организации насчитывали тысячи сотрудников. В каждой стране, представляешь? И все равно все шло наперекосяк - войны, голод, болезни, забастовки, терроризм. Сейчас ничего этого нет благодаря умным стратегиям искинов. Знаешь, технологии тоже очень важны, но главное - алгоритмы управления людьми. Без этого, как показала история, наступает полный хаос.

- Мы, Вычислители, тоже помогаем строить верные модели управления, - гордо сказал Женя, - поэтому в нашем обществе все устроено идеально!

- Если все идеально, то почему мне нельзя ходить куда хочу? - неожиданно для себя самой встряла Таня, - почему какой-то дурацкий чип не дает мне зайти в крутой магазин и купить модную сумку? И мой ребенок, он ведь не сможет посещать Диснейленд для детей сотрудников Управления Безопасностью, так? Это несправедливо!

Она почти забыла о том, что раньше отключала свой чип и ходила, куда только пожелает. С тех пор как пропали Бланки, Таня сняла с руки и спрятала часы, которые отключали ее чип, в самый дальний угол кладовки: выбросить было жалко. Вдруг пригодятся, когда все утрясется.

- Танечка, не волнуйся, - миролюбиво зажурчала Нина, - твоему малышу я обязательно достану личное приглашение в наш Диснейленд.

- Понимаешь, милая, социальное неравенство необходимо. Это для того, чтобы у людей было куда стремиться, чем заниматься. Если всем дать все сразу, начнутся волнения, а потом и войны. Все просчитано искинами, поверь, - Женя пустился в пространные объяснения, говорил про необходимость социальных каст, про контроль потребления.

Однако Таня никак не могла успокоиться. Потому что опять вспомнила злополучных Бланков. Лучше бы она никогда с ними не встречалась!..

- Какой идиот программирует эти чипы? Почему старикам нельзя покупать сервелат? У нас что, его не хватает? А потом вы используете их тела как удобрение, а они еще счастливы, что работают на вас! Была я на этом вашем проклятом Солнечном острове!

- Прекрати истерику! Это уже переходит все рамки. Евгений, займись женой, вызови врача. Нина, мы уходим. Сейчас, я сказал! - бледный Роберт стоял, возвышаясь над всеми, похоже, он даже протрезвел.

- Я никуда не пойду, - отчеканила Ниночка, - и ты тоже. Сядь! Забыл, как мой папа тебя из дерьма вытянул? Не смей мне приказывать, придурок, а то пожалеешь, что родился.

Таня, затихнув, смотрела на Нину с изумлением, она никогда не видела ее в такой ярости.

Роберт сел.

- Значит, это не искины, а твой отец... - Жек не договорил, а Нина подхватила: "Как же, искины! Да они его забраковали еще на первом курсе! Алкаш, гуляка, тупой как пробка. Его счастье, что мне понравился! Больно уж сексуальный был. Да и сейчас ничего".

Она по-хозяйски потрепала Роба по голове.

- Принеси подруге горячего чаю, и поживее. Танечка, ты зря насчет искинов беспокоишься. Не они правят миром, кто бы им позволил!

Роб отправился на кухню и принялся там греметь. Женя попытался налить себе из пустой бутылки. У Нины зазвонил телефон, она отошла к окну, до Тани донесся ее беззаботный смех - наверное, звонил очередной ухажер. Таня почувствовала, что ужасно устала. Скорее бы все ушли и оставили бы ее в покое. Ребенок мягко повернулся внутри, она положила ладонь на живот. "Скоро ты появишься на свет, - думала Таня, - а остальное неважно. Мой человечек. Я подарю тебе волшебные часики... Никто не будет тобой управлять - ни искины, ни люди.

Настоящая свобода внутри, ее никто отнять не может..."

- Так даже лучше, - невпопад сказал Женя, обращаясь неизвестно к кому, - что искинов тоже контролируют. Ведь они созданы людьми, по сути, инструменты, обладающие интеллектом. Человеческим интеллектом, заметьте! Конечно, они тоже могут ошибаться...

Хмурый Роб, наконец, принес ей чай - в любимой синей чашке, как он угадал? Таня отпила глоточек и продолжала размышлять: "Чип вживляют младенцам сразу после рождения, так сказали в больнице, где будут проходить роды. Серж, конечно, не откажет ей в просьбе и прооперирует малыша. Но кто перепрограммирует сам чип? Надо попросить Жека. Ведь он учился у Аркадия Бланка".

Ольга БЫКОВА
В ОСЕННЕМ ПАРКЕ КРУЖИЛАСЬ ЛИСТВА

Ранним утром пожилой господин в сером пальто и с тростью в руках шел по пустынной аллее парка, вдыхая его осеннюю прохладу, пропитанную запахом опавшей листвы и спелых каштанов. Он периодически ускорял свой шаг, сжимая рукоятку трости и с силой вдавливая ее наконечник в рыхлую, посыпанную мелким щебнем дорожку. Поравнявшись с газетным киоском и, заметив сидевшего на скамейке мужчину в черной фетровой шляпе и портфелем в руках, пожилой господин остановился, огляделся по сторонам и как бы невзначай подсел к нему.

- Вы опоздали почти полчаса, господин Хайд. Скоро здесь будет полно народу, - процедил мужчина в шляпе, демонстративно отодвинув рукав своего пальто и посмотрев на часы. После чего он достал из потертого портфеля тонкую пластиковую белую папку и положил ее на скамейку. - Здесь вы найдете необходимую информацию о вашем двойнике. Хотя, если честно, то я не понимаю зачем вам это понадобилось. Вы уже оплатили свой заказ, и подобная информация не имеет никакой ценности. Обычно наших клиентов не интересует сам объект ликвидации. Им важен результат, а его мы гарантируем.

- Понимаю, но мне хочется узнать кто он. Можете считать это моей старческой прихотью, - пожилой господин принялся внимательно вчитываться в страницы, - Он моложе меня? Вы это знали?

- Конечно. Наши миры существуют параллельно друг другу, но время в каждом из них протекает по-своему. В нашем оно течет значительно быстрее. Поэтому двойники всегда не совпадают по возрасту, в этом нет ничего удивительного.

- Но ему всего лишь двадцать пять, - не унимался господин Хайд. - Убивать молодого мужчину, ради спасения такого старика как я?

- Если у старика есть достаточно средств, чтобы это себе позволить, то почему бы и нет. Выживает сильнейший, господин Хайд. Не мне рассказывать это человеку, некогда владевшему одной из ведущих коммерческих корпораций в Южной Америке.

- А почему на бумагах нет его точных данных. Например, адреса, фотографий. Это больше похоже на сочинение школьника, нежели чем на документ. Как я должен понять, что вы меня не обманываете, и такой человек действительно существует в том мире?

- Господин Хайд, за кого вы нас принимаете? Откуда такая паника? Мы гарантируем качество нашей работы. Ваш двойник в другом мире найден, заказ принят, деньги получены и трансфер нашего ликвидатора назначен на эту пятницу. Так что я настоятельно вам рекомендую успокоиться и не контактировать без особой надобности нас. Возможно, в будущем мы легализуем наш бизнес и сможем открыто встречаться с клиентами в офисе по их первому требованию. Однако, сейчас мы не в состоянии себе это позволить. Мы не можем обнародовать существование портала. Да и псевдо-моралисты в нашем правительстве не выдадут разрешение на подобную деятельность. Они пользуются нашими услугами, но никогда не признают этого публично.

- Но мне бы все же хотелось получить о своем двойнике более детальные сведения, исключительно для самоуспокоения, - упорствовал господин Хайд.

Мужчина в шляпе вопросительно приподнял бровь. Несговорчивость заказчика явно была ему в новинку.

- Не понимаю, вам больше не хочется прожить до ста лет? Откуда такая щепетильность?

- Разве я не имею права на получение информации? Ведь мне никто не объяснил детали вашей работы. Когда месяц назад ко мне в больницу пришел ваш представитель, я был не в том положении, чтобы задавать лишние вопросы. Сначала я даже не поверил, что это возможно и мне показалось, что меня хотят обмануть на кругленькую сумму. Беспомощный старик с неплохим счетом в банке - не это ли мечта любого афериста в нашей стране. Если бы не рекомендация моего старого товарища, Роберта Челси, я бы даже не стал с вами разговаривать.

- Скажите, мне показалось, или вы считаете, что убийство молодого двойника является более тяжким грехом, нежели чем убийство пожилого? - мужчина в шляпе ехидно улыбнулся. - Не глупите, господин Хайд. Вам повезло, что мистер Челси любезно дал нам ваши координаты и мы вышли на вас в то время, когда вам действительно нужна была наша помощь. Ликвидация двойника позволит вам победить рак и подарит минимум двадцать дополнительных лет жизни. Пока ваш двойник жив, у вас нет шансов на выздоровление. К тому же я еще раз вынужден вам напомнить, что отменить заказ уже невозможно, так как уже были задействованы определенные ресурсы с нашей стороны. Напоминаю, мы устраняем двойников с первой попытки. Наш ликвидатор крайне профессионален и работает очень чисто.

- Понимаю, но мне все же хочется получить дополнительную информацию, - настаивал Хайд. Он повозил концом трости по земле и громко вздохнул, - Я готов заплатить за эту услугу сто тысяч.

- Хорошо, - неожиданно смягчив свой тон, произнес мужчина в шляпе. - Так и быть. Жду вас завтра на этом же месте в семь часов утра с наличными. Вы сможете достать такую сумму за один день?

- Конечно, без проблем. Благодарю вас, - Хайд расплылся в довольной улыбке.

Заметив идущую им на встречу компанию молодых людей, по-видимому, возвращавшихся домой из одного из ночных клубов на Ясеневой улице, мужчины быстро распрощались и разошлись по разным направлениям.

Настенные часы отбили очередную четверть часа. Казалось их минутная стрелка вот-вот споткнется, зацепившись ногой за циферблат, и часы наконец остановятся и перестанут так отвратительно тикать. Господин Хайд в очередной раз перечитал содержимое злополучной папки, которую получил еще утром, вышел из-за стола, задернул шторы и, налив себе стакан виски, опустился обратно в кресло. Мысли о завтрашнем дне не давали ему покоя. Он всегда с легкостью продумывать на много шагов вперед, но в этот раз все было немного по-другому.

- Ну, что Мистер Блек, скоро все разрешится, - обратился он к огромному черному коту, сидевшему на подоконнике. - Признайтесь, вы тоже порядком подустали за последний месяц? Обещаю, завтра я куплю вам самую вкусную рыбу, которую только можно достать в этом угрюмом городе, а потом мы вернемся домой.

Кот зевнул, всем своим видом показывая полное безучастие к происходящему.

- Молчите? Не хотите разговаривать? Ну, как хотите - дело ваше, - господин Хайд небрежно махнул на кота рукой и вместе со стаканом переместился на диван. - Черт побери, никак не могу привыкнуть к этой разнице во времени. Такое ощущение, что мчишься на большой скорости по трассе и не успеваешь ничего рассмотреть, - пробурчал он уже себе под нос.

В ту ночь он так и не смог уснуть и когда часы наконец пробили шесть, быстро засобирался, сделал несколько звонков по телефону и, взяв чемоданчик с необходимой суммой денег, вышел из дома. На улице еще горели фонари, но небо на горизонте уже начало окрашиваться в золотисто-розовые оттенки. Пройдя два квартала по 15-й авеню, он повернул на Лангстаф, выпил кофе в круглосуточной кофейне и продолжил свой путь к назначенному месту.

Его вчерашний знакомый уже сидел на скамейке, нервно отстукивая ботинками какую-то незамысловатую мелодию. А этот раз он не производил впечатление щеголя. На нем уже не было шляпы, его белые жидкие волосы были взъерошены ветром, он ежился от холода, пряча шею в приподнятый воротник своей куртки.

- А вот и вы, господин Хайд, - радостно произнес мужчина. - Вы принесли сумму, о которой мы договаривались?

- Конечно. Можете пересчитать, - присев на скамейку, Хайд поставил чемоданчик на землю и одним движением ноги пододвинул его к собеседнику.

- Я вам верю. Пересчитывать не будем.

- Вот и славно. А вы принесли то, о чем я вас просил?

- Обижаете, конечно, - мужчина протянул Хайду очередную белую папку. -Тут вся информация об объекте, которую собрал наш ликвидатор. Я даже положил туда несколько фотографий. Можете считать это неким бонусом от фирмы.

- Прекрасно. Это как раз то, что мне было от вас нужно, Мистер Рой Бентли.

- Откуда вы знаете мое имя? Я никогда вам его не говорил.

- Знать имя подозреваемого является частью моей работы, Мистер Бентли. Мы следим за вами уже около года.

Обычно невозмутимое и слегка надменное лицо Бентли исказила неприятная гримаса. Схватив чемоданчик, он вскочил со скамейки и уже хотел было бежать, но рука Хайда обхватившая его запястье, не дала ему этого сделать.

- Вы арестованы, Мистер Рой Бентли. У вас есть право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть, и будет использовано против вас. Очень надеюсь на ваше благоразумие и сотрудничество в поимке остальных ваших пособников.

- Кто вы такой? Покажите ваше удостоверение. Мой человек в ЦРУ, уверял, что у вас ничего на нас нет. Вы блефуете!

- Я не из ЦРУ. Меня зовут Подполковник Ричард Хайд, я агент секретного комитета расследований при Конфедеративном Правительстве Америки.

- Каком еще Конфедеративном Правительстве?

- По моим данным ваша фирма совершила более 200 заказных убийств в нашем мире. Мы сразу обратили внимание на схожий почерк убийств, но нам еще некоторое время, чтобы понять, что все эти убийства связанны именно с вашим миром. Большинству жертв не исполнилось и тридцати лет, пятая часть из них дети. Только вдумайтесь в эти цифры! Все эти люди должны были принести немало пользы Конфедерации, но из-за вас, они уже никогда не смогут этого сделать.

- Но, как вы вышли на нас? Я несколько раз проверял ваши данные. Имя Ричарда Хайда фигурирует в списке Форбс...

- Да, нам пришлось немало поработать над моей подставной биографией. Так же, как и над биографией моего двойника. Вы попались в ловушку собственной жадности, мистер Бентли. В вашем мире вы так торопитесь жить, что не замечаете истинной ценности жизни и не видите очевидных вещей. Как жаль, что большинству из вас это попросту неподвластно.

Порыв холодного ветра подхватил осеннюю листву, и Бентли на мгновенье показалось, что земля начала уходить у него из-под ног. Он попытался оттолкнуть Хайда, но внезапно ощутил острую боль в шее. В глазах его потемнело, тело резко обмякло, и две пары чьих-то крепких рук уже волокли его беспомощного в сторону некоего темного дверного проема, выросшего на месте газетного киоска.

Эдуард ДОЛГУНОВ
МЯТЕЖНЫЕ ДУШИ ТАЛАНТА

Майк ГЕЛПРИН
ПИЛИГРИМЫ

На подъезде к лос-анджелесскому аэропорту мы угодили в пробку.

- Опаздываете, сэр? - озабоченно осведомился таксист, молодой, вычурно стриженый парень, черный, как моя сущность.

Я не опаздывал никуда и никогда. Понятие "опоздать" смысла для меня не имело.

- Да, - сказал я вслух. - Времени нет совсем. Дойду пешком.

- Простите, сэр? - таксист явно решил, что ослышался.

Я протянул ему стодолларовую купюру.

- Сдачи не надо.

- Сэр, - таксист изумленно потряс головой. - До ближайшего терминала еще три с половиной мили, а пробка через четверть часа рассосется.

Я пожал плечами, выбрался из машины и захлопнул за собой дверцу. Лишних четверть часа в обществе пилигрима наверняка скверно обернутся для парня. Он и так провел наедине со мной немало времени, пока вез из Мид-Вилшира, а значит, неприятности ему обеспечены. Что поделаешь - такова жизнь. Мы, пилигримы, скитальцы, странники приносим с собой беду. Таксисту просто не повезло, как не повезло бы на его месте любому другому.

Нехотя уплывало на запад равнодушное солнце. Налетающие с океана порывы ветра ерошили перистую листву на макушках пальм. Покидали временное гнездовье, чтобы разлететься по свету, стальные птицы.

Надо, наконец, выучиться водить машину, думал я, шагая по узкой обочине мимо едва ползущей вереницы автомобилей. Тогда можно было бы угнать первую попавшуюся и не думать о том, угодит ли парень в аварию, подцепит поганую хворь или, к примеру, нарвется на нож из-за того, что его угораздило притормозить, когда я поднял руку.

С другой стороны, я мог добраться до аэропорта и на автобусе. Тогда несчастье разделилось бы между пассажирами, обернувшись для каждого неприятностью, а не бедой. По правде сказать, я попросту не знал, что лучше. А скорее - что хуже, потому что понятие "лучше" по отношению к пилигриму смысла не имело. Оно было нонсенсом, таким же, как, к примеру, понятие "добро".

В Штатах я пробыл семь месяцев, успев посетить восемьдесят городов. На Земле их два с половиной миллиона. Двадцать тысяч лет, чтобы обойти все. Правда, последним для скитальца может оказаться любой. В который раз подумав об этом, я невесело хмыкнул: какой именно, было неведомо, и оставалось лишь надеяться, что рано или поздно мне повезет. Или не повезет, в зависимости от того, как на это смотреть.

Я покидал страну, оставляя за собой ураган Сэнди, бостонский теракт, оклахомский торнадо и сотню-другую несчастий рангом пониже. Что ж - моей вины в устройстве мироздания нет. Беды и катаклизмы случались там, где я побывал, вот уже третью тысячу лет. А там, где побывали другие странники - еще дольше.

Токио, Мельбурн, Владивосток, Манила, Сингапур... Покидая страну, я никогда не задумывался, куда отправлюсь. Жизнь пилигрима - непрерывная цепь случайностей. Ни один из нас не знает, что будет с ним завтра. И что будет завтра там, откуда он ушел. Нет разницы, летишь ли ты из Британии в Гану, едешь из Швейцарии в Чехию или плывешь из Исландии в Швецию. Главное - не оставаться на месте. Оседло жить мы не можем - фактически, не имеем права. Два дня в одном городе, три, максимум четыре, пока не убедишься, что он не последний. Если остаться дольше, на город обрушится беда. Землетрясения, ураганы, цунами, пожары, наводнения, войны ярились там, где пилигримы задерживались.

Когда-то мне было наплевать. Давно, очень давно, когда по сравнению с тяготеющим над такими, как я, проклятьем, все остальное казалось неважным. Тогда я думал, что главное - жить. Любой ценой живым уйти из сегодня в завтра, и пускай за спиною холера, резня, нашествие, извержение вулкана, кровавый переворот - все это не мое дело. Там, где прошел пилигрим, люди мрут от голода и болезней? Грабят, насилуют, вешают? Не моя забота, потому что я - не человек. Наложившая проклятие неведомая сущность вычеркнула меня из списка людей.

Потом настали времена, когда я расхотел жить. За ними - когда пытался прекратить жить. Я бросался в реки с мостов и на мостовые с церковных башен. Я стрелялся и дрался на шпагах с завзятыми бретерами, с ножом в руке выходил против разбойных банд. Я глотал яды и переступал пороги чумных бараков. Я не преуспел. Меня не брали ни хворь, ни пуля, ни нож, ни петля.

Тогда я смирился. А затем и понял, что безразличие осталось в прошлом. Что мир, в котором я вынужден жить - мой мир, и я его разрушаю...

Я огляделся по сторонам. Из аэропорта следовало убраться как можно быстрее, до того, как рухнет зашедший на посадку авиалайнер или под регистрационную стойку подложат бомбу. Я решительно пересек зал отправления, миновал внушительную очередь и двинулся к турникету.

- Сэр, ваш паспорт, пожалуйста, и билет.

Я пошарил по карманам. Из левого выудил меню китайского ресторанчика, из правого - одноразовый автобусный проездной.

- Благодарю вас, сэр. Проходите. На Канберру ворота номер семь, на Ченнаи - четырнадцать, на Харбин...

Я почесал в затылке, и этого мгновения мирозданию хватило, чтобы сделать выбор.

- Полечу в Харбин, - услышал я собственные слова.

Были времена, когда я задумывался, какая сила принуждает меня повернуть на дорожной развилке направо или осадить коня у ворот постоялого двора. Потом перестал. Я странствовал по свету, иногда выбирая направление по собственной воле, чаще - повинуясь воле чужой. Так было заведено. Кем заведено, я не ведал.

- Разумеется, сэр. Направо и вниз, пожалуйста.

Я на секунду замешкался. Таможенник уже переключился на следующего пассажира.

- Прошу прощения, - окликнул я его. - Я несколько поиздержался. Не могли бы вы...

- Конечно, сэр. Сколько вам нужно?

Пока он суетливо вытаскивал из-за пазухи бумажник, я успел передумать.

- Забудьте.

Таможенник отвернулся и мигом забыл. Я тоже. Без денег я вполне мог обойтись так же, как без дебетовых и кредитных карт, ключей, багажа или удостоверений личности. Иметь на всякий случай купюру-другую, конечно, не помешало бы, но попросить взаймы без возврата я мог и у кого-нибудь побогаче. Тем более, что удобнее будет одолжиться в юанях.

Я почуял собрата, едва пересек зал прибытия и выбрался из здания терминала к стоянке такси аэропорта Тарпин. Меня заколотило. Нас было мало, нас было очень и очень мало, но иногда мы случайно встречались. В прежние времена - на перекрестках проезжих дорог и торговых путей, ныне - на вокзалах, на пристанях и в аэропортах. Редко, крайне редко - бывало, я не видел пилигрима столетие, а то и два.

Но иногда мы встречались и расставались тем же днем, потому что один скиталец приносит с собой беду, а двое - уже катастрофу. Несколько часов вдвоем - и все. Но потом воспоминания об этих часах еще долгие годы грели нас, ободряли и помогали держаться - они дарили осознание каждому, что он не один.

В последний раз я встретил скитальца полста с лишним лет назад в Гаване. Он был много старше меня и называл себя Прометеем. Мы провели за воспоминаниями восемь часов и расстались. Скорее всего, навсегда.

- Сизиф нашел свой последний город, - сказал на прощание Прометей. - Два года тому, в Чили, накануне вальдивского землетрясения. За час до кончины он успел отправить письмо до востребования. Я получил его годы спустя в Монреале.

Мы помолчали. Я встречался с Сизифом дважды - в двенадцатом веке во Франции и в семнадцатом в Греции. Случайно - скитальцы не назначают встреч. Никто из нас не знает, где окажется через год, двадцать лет или пятьдесят.

- Я был в восьмистах тысячах городов, - сказал Прометей. - Я не нашел своего. Но не теряю надежды. Не теряй и ты, брат.

Я пожал ему руку и побрел прочь. В последнем городе скитальца ждет смерть - так говорят предания. Только этот последний у каждого свой.

Мы расстались. Он улетел в Боготу, я уплыл в Акапулько. Карибский кризис разразился месяц спустя...

На неверных ногах я шагал в толпе пассажиров по пешеходному переходу. Я обонял, едва ли не осязал ауру пилигрима - черную, беспросветную боль, такую же, что исходила от меня. А потом я увидел его, и у меня ослабли колени.

Это был не он, а она. Рослая, рыжеволосая и зеленоглазая красавица с высокой грудью и гордым, аристократическим лицом. С полминуты мы простояли недвижно, глядя друг на друга в упор, потом глаза ее стали влажными, и я, расталкивая людей, метнулся к ней. Она шагнула навстречу, протянула руки, и мгновение спустя я уже прижимал ее к себе.

- Я думала, что осталась одна, - тихо, едва слышно сказала странница.

Я смолчал. Легендам о том, что среди нас есть женщина, я не верил, хотя от людей слыхал их во множестве. Впрочем, легенд о себе я слышал не меньше, да и о прочих собратьях тоже. Как и все сложенные людьми сказания, были они противоречивы, нелепы и лживы. Одних из нас люди обожествляли, других проклинали. Одним приписывали сверхъестественные способности, другим в них отказывали. Сходились легенды лишь в том, что мы бессмертны. И в этом от истины были недалеки.

- Люди назвали меня Кассандрой, - прошептала странница. - Вещей пророчицей, предсказывающей беду, в которую никто не верит. Как назвали тебя?

- Агасфером. Вечным жидом.

Она охнула, задрожала в моих руках.

- Я, конечно же, слыхала людскую молву о повредившемся умом злобном старце с трясущимися руками, которого проклял назаретянин.

- В ней нет правды.

Мне было двадцать девять, когда проклятие обрушилось на меня. Но Иешуа из Назарета отношения к нему не имел. Так же, как древнегреческие и древнеримские идолы не оделяли бессмертием Геркулеса, Асклепия, Полидевка... Проклятие пилигрима настигло их в разные времена, в разных частях света и по разным причинам. Я так и не знаю наверняка, за что именно был проклят. Вероятно, за то, что мой отец был святотатцем и в поисках наживы разорял захоронения и осквернял храмы. Возможно, потому что святотатцем и безбожником был и я сам. А возможно, по иной, неведомой мне причине.

- Последний раз я видела скитальца четыреста лет назад, - по-прежнему едва слышно сказала Кассандра. - Во Флоренции, во время чумы. Он называл себя Сизифом.

- Его больше нет с нами. Он нашел свой город.

- Я думала, что все, кроме меня, уже нашли.

- Как видишь, не все.

Странница кивнула, в задумчивости сдвинула черные, вразлет брови.

- Ты веришь, что с уходом каждого из нас мир становится лучше?

Я заглянул ей в глаза, ожидая увидеть мутную бездну с рваными краями. Но увидел лишь горечь, и грусть, и еще что-то, чего распознать не сумел.

- Да, - кивнул я. - Это единственное, во что я по-настоящему верю.

- А я - нет. Когда последнего из нас не станет, мир захлебнется патокой безнаказанного греха. Без катаклизмов и войн он ожиреет, обрюзгнет и превратится в желе. Аморфное, инертное, болезненное и слабосильное. Потом мир деградирует. Потом умрет. Своей смертью, от дряхлости.

- Ты пытаешься найти нам оправдание, - возразил я. - Наше существование оправдать невозможно.

- Нет, не пытаюсь. Я попросту вижу будущее. Веришь ли?

Я отрицательно покачал головой, и она рассмеялась.

- Ты и не должен - моим пророчествам не верит никто. Пойдем со мной. Пойдем и займемся любовью.

С минуту я молчал. Две с лишним тысячи лет я не знал женщин. Я утратил инстинкт продолжения рода вместе с человеческой сущностью. Но сейчас передо мной была не женщина. Я придерживал за талию единственное существо одной со мной расы и иного пола.

"Это приведет к катастрофе, - собрался было сказать я. - Тысячи людей погибнут. Может быть, десятки тысяч".

- Пойдем, - вместо этого сказал я.

К вечеру ноги вынесли меня к Белорусскому вокзалу. Последние полгода я колесил по России. Воронеж, Пермь, Саратов, Ростов, Волгоград... Я не нашел своего последнего города. Так же, как не нашел его за предыдущие полтора десятка лет в Нигерии и Новой Зеландии, в Турции и Украине, в Канаде, в Японии, на Филиппинах, в Перу...

Не было дня, когда я не вспоминал бы то, что случилось в Харбине. И не вспоминал бы слова, сказанные на прощание, в гостиничном холле, через четыре часа после того, как впервые увидел странницу, которую люди назвали Кассандрой.

- Попробуем встретиться? - неуверенно предложил я тогда. - Через десять лет? Двадцать? Пятьдесят? Назначим город и будем стремиться одновременно в нем оказаться. Кто знает, вдруг нам это удастся.

Кассандра долго молчала, потупившись.

- Не удастся, - сказала она наконец...

- Неимоверная наглость, - оборвал воспоминания гневный и визгливый голос. - Дай, говорит, полторы тысячи, мне, мол, нужно.

Я обернулся. Голос принадлежал блондинке средних лет, вульгарно одетой и не менее вульгарно накрашенной.

- И что? - заинтересовалась ее соседка по очереди в билетную кассу. - Неужто дали?

- Представляете? Собственными руками достала из кошелька, отсчитала и вручила этой мымре. Сама до сих пор поверить не могу. Словно кто-то за руку дергал.

- А она что же?

- Да ничего, даже спасибо не сказала, кукла задрипанная. Ну и молодежь у нас пошла! Нет, вы все же представьте, нужно ей, видите ли. А мне не нужно, что ли?

Я сорвался с места и бросился к очереди.

- Где? - выпалил я. - Где и когда это случилось?

Блондинка испуганно от меня шарахнулась.

- Вам что нужно, молодой человек?

- Я спрашиваю, где и когда у вас одолжили деньги.

- Да только что, - блондинка махнула рукой в сторону вокзальных дверей. - Там, на площади. А вам, собственно, какое дело?

Не ответив, я метнулся на выход. Вылетел на привокзальную площадь, заметался в толпе спешащих по своим делам людей. Минуту спустя я почуял ауру.

Сквозь людской поток, под ругань и мат я бросился к неказистому заведению с надписью "Мороженое" над входной дверью. Влетел вовнутрь и сразу увидел странницу.

У меня подломились колени, я судорожно схватился за дверной косяк, чтобы не упасть. Это была не она. Не та, которую люди назвали Кассандрой. На меня завороженно смотрела девчонка лет четырнадцати-пятнадцати, явная нищенка, белобрысая, чумазая и растрепанная, выряженная в немыслимые обноски. Официантка с видимым пренебрежением смела пустую вазочку из-под мороженного с ее столика, заменила полной и обернулась ко мне.

- Ваша знакомая, молодой человек? - брезгливо поджав губы, спросила она.

- Да, - пробормотал я. - В некотором роде.

- Тогда, может быть, вы заберете ее отсюда? Здесь приличное место, и вообще мы скоро закрываемся. Вы...

Я отстранил официантку, шагнул к малолетней нищенке и протянул руку.

- Пойдем отсюда.

Не сводя с меня глаз, она поднялась, переступила с ноги на ногу.

- Ты... - пролепетала она. - Ты кто?

Я ухватил ее за плечи и потащил за собой.

- Зови меня Агасфером, - сказал я, когда оказались на площади. - Как звать тебя?

- Кассандрой.

Я обмер. До меня дошло. Ясно, так ясно, как только может быть...

- Не удастся, - сказала ее мать в холле харбинской гостиницы полтора десятка лет назад. - Мой час близок. Я знаю свой последний город. Скоро я приду туда.

Я ошарашенно помотал головой.

- Ты не можешь этого знать. Ни один из нас не может.

Она вскинула на меня взгляд, затем улыбнулась.

- Ты забыл, что я вижу будущее. И город свой тоже вижу. Не веришь?

- Нет! - горячечно выпалил я.

- Что ж, моим пророчествам не верит никто. Но не пройдет и года, как меня не станет. Прощай.

- Постой, - я ухватил ее за предплечье. - А как же мир? По твоим словам, с нашим уходом он ожиреет, одряхлеет и умрет.

- Мир? - насмешливо переспросила она. - С него не убудет. Теперь прощай.

Разбитый и опустошенный, я побрел от нее, куда глядели глаза. Не знаю только, чьи. Моросил дождь. Скользили по щекам, стекали к губам капли. Отчего-то соленые.

Неделю спустя чудовищной силы наводнение захлестнуло Приамурье и Северо-восточный Китай. Но я к этому времени был уже далеко...

С мира не убыло. Я держал за перепачканную мороженым и уличной грязью ладонь свою дочь. Ее аура, черная, бездонная, как у любого из нас, обволакивала меня. Только вместе с болью был в ней еще и страх. Жуткий и вязкий страх от недопонимания и неопытности.

- Кассандрой назвала меня мама, - сказала она, глядя на меня снизу вверх. - Ее тоже так звали. Она умерла вскоре после того, как родила меня. Это было в Сирии, в Алеппо.

- А потом? Что было потом?

- Не помню.

Потом наверняка были приюты. И война. И кровь. И колонны беженцев. И снова приюты. Побеги, скитания, нищенство...

- Ты знаешь, кто ты?

Она знала. Пять лет назад в Бухаресте она встретила пилигрима. Тот называл себя Каином. Он рассказал ей.

- Он бросил меня, - прошептала Кассандра, утирая слезы с чумазых щек. - Бросил и ушел искать свой последний город. Я знала, что это за город и сказала ему, но он не поверил.

- Знала? Откуда знала?

- Просто знала и все. И твой знаю тоже. Хочешь, назову его тебе?

Я отшатнулся. Пилигрим, которого люди назвали Каином, не поверил ей. Я не поверил ее матери. Но теперь... Теперь я поверю наверняка. Иногда наложившая проклятия сущность позволяет скитальцу самому выбрать дорогу. Я приду в свой город. Приду, куда стремился сотни, тысячи лет. И тогда новую Кассандру, плоть от плоти своей, больше не встречу.

Я рукавом утер пробившую лоб испарину.

- Нет, - сказал я твердо. - Я не хочу этого знать.

Пауль ГОССЕН
ALENA875@MAIL.RU

"Ваша девушка - Alena875@mail.ru. Ей двадцать два года. У нее неоконченное высшее образование, два привода в полицию за нарушение правил приличия и пособие дочери участника Третьего Сетевого Конфликта".

Получив по электронной почте это письмо, Костя скривил рот и скорее глянул на обратный адрес в надежде, что все обернется шуткой какого-нибудь знакомого. Но нет, письмо пришло из Комиссии По Контролю. Это такая государственная организация, которая в компьютерный век следит, чтобы граждане хотя бы иногда выныривали из виртуальных глубин и вспоминали о продолжении вида Homo Sapiens. Любовные пары формируются на основе расчетов некоего продвинутого Интеграла, а потом Комиссия в любой момент может проверить выполняются ее решения или нет.

Косте предписывалось встречаться с Аленой не реже одного раза в неделю. К письму прилагался файл с подробным описанием допустимых современной моралью любовных позиций. Описание было проиллюстрировано стереоснимками. Какое-то время Костя эти снимки с интересом рассматривал, представляя себя и свою девушку то так, то этак, пока не сообразил, что фотографии самой Алены в письме нет. В принципе, в наши дни внешность для девушки не так и важна, но все-таки хотелось бы глянуть. Ладно, - подумал Костя, - какая разница! С Комиссией По Контролю не поспоришь. Проще связаться с девушкой и назначить ей свидание. Наверное, надо пригласить ее к себе, но лень прибираться. Опять же, нет денег на пиво. Лучше напроситься к ней. У нее как-никак пособие. Вот и пусть угощает!

Костя снял трубку видеофона и набрал номер.

- Alena875@mail.ru, - услышал он, но его собеседница на экране так и не появилась. - Это ты, Сережа?

Блин, да он же забыл включить свое изображение. Костя ткнул пальцем в нужную кнопку, улыбнулся и ответил:

- Нет, это Konstantin757@rambler.ru. Тут мне письмо пришло... Короче, теперь ты моя девушка.

Экран остался темным, а на том конце провода зависла, как говорится, гнетущая тишина. С минуту Костя пялился в пустоту.

- Алло! - позвал он наконец, потеряв всякую надежду услышать хоть что-то в ответ.

- Хорошо, Константин, - отозвалась Алена. - Я сегодня не проверяла почту и поэтому не в курсе... Ты, наверное, хочешь пригласить меня к себе?

- Ну... я не знаю... если тебе удобнее у себя дома, давай...

- Нет-нет, у меня сегодня не прибрано. И пиво как раз кончилось... Так что лучше у тебя... И, слушай, Константин... Костя...

- Да?

- Можно я буду звать тебя Сережей?

- Э-э... в принципе...

- Пасиб, Сережа! Я щас. - И она бросила трубку.

Ошарашенный таким поворотом, Костя кинулся прибираться в комнате. Да она во мне сомневается, - буравила его мысль. - В Интеграле сомневается!!! Тоже мне цаца! Да он сам после этого во всем сомневается, вот!

...Алена появилась часа через три, когда Костя уже перестал ее ждать и сам съел яичницу, которую с трудом, но нашел из чего приготовить. Загорелась лампочка доставки и посреди комнаты прямо из ниоткуда возник большой картонный ящик с броской надписью: "Почтовая служба Nikita578@kukareku.net". Перемещение реальных объектов с помощью электронной почты дело новое, труднообъяснимое (не для чайников), прежде Костя с ним не сталкивался, поэтому он постучал по ящику и спросил:

- Алена, ты что, внутри?

- Нет, Сережа, я просто заархивирована, - почему-то голос его девушки шел откуда-то сверху. - Похоже, твой архиватор меня не определяет.

- И что будем делать? - Костя присел на ящик. - Я же сразу сказал, что лучше к тебе.

- Значит, это я во всем виновата! - возмутилась Алена. - И все потому, что у тебя дрянной архиватор.

- У меня отличный архиватор, - сказал Костя (хотя и покривил душой). - Это твой тебя неправильно запаковал.

Его отпор неожиданно охладил девушку, и она заговорила куда спокойнее:

- Ну, может, и так... Я свой на распродаже купила. Совсем недавно. Не было времени проверить... Сережа, не дуйся, ладно?

Костя тоже успокоился и даже легонько погладил ящик ладонью. Похоже, с Аленой можно ладить.

- Да я не дуюсь.

- Вот и молодец, - обрадовалась девушка. - Слушай, может, сразу займемся любовью, а? Чего тянуть?.. А то я на этой неделе вряд ли снова найду время.

- Ну... - выдавил он. - Если в твоем ящике найдется дырочка... - И покраснел: вот ведь глупость сморозил.

Однако Алена в ответ прыснула.

- А ты ничего, - сказала она, - веселый. А в начале ты мне как-то того... не очень... Честно говоря, я своего парня другим представляла.

- Так я тебя вообще еще не видел, - парировал Костя.

- Увидишь, - пообещала Алена. - А дырочка совсем не обязательна. Можно заниматься любовью, одновременно подключившись к компьютеру по методу Валери Прайса.

Костя почесал затылок, а точнее татуировку святого Гибсона, украшавшую эту часть его тела.

- Во-первых, Комиссия По Контролю такое дело вряд ли одобрит, - начал он. - На приросте населения подобные затеи не сказываются, а скорее наоборот...

- У нас аварийный случай, - напомнила Алена. - Но мы не растерялись и даже в сверхсложной ситуации выложились на все сто. Взгляни на это так. А во-вторых?

- Во-вторых, я как-то пробовал, - признался Костя, - но мне не понравилось. Я - натурал.

- Сережа, а ты пробовал по методу Прайса? Это совсем новый метод.

- Ну, я даже не знаю. Это когда надеваешь шлем - и через минуту все штаны мокрые?

- Каменный век, - возмутилась Алена. - Включай компьютер.

Костя включил.

- Найди и скачай программу Прайс-3000.

- А это бесплатно?

- Халява, - заверила Алена.

Он запустил поисковик, мигом нашел и скачал программу.

- Шлемы потребуются? - поинтересовался Костя и вдруг сообразил, что шлем на ящик ну никак не налезет.

- Обойдемся, - ответила девушка. - Просто набери Strg+Alt+Love+наши имена...

- Готово, - сказал он. - И что дальше?

- Нет, ты прямо девственник какой-то... - Судя по интонации, Алена покачала головой, но на внешнем виде ящика это никак не отразилось. - Жми Enter, Сережа!

Это "Сережа" его добило. Что было сил Костя вдавил клавишу. Монитор, его гордость, занимавший всю стену, тут же погас, кометообразная люстра под потолком тоже.

- Опять пробки вылетели! - взвыл Костя. К виртуальной любви он относился, понятно, скептически, но сейчас как раз настроился, а тут такой облом. - Ладно, я их мигом заменю.

Алена ничего не ответила.

И тут Костя обнаружил, что сидит на полу, хотя мгновение назад сидел на ящике. Что за черт! Он вскочил и попытался на ощупь сориентироваться в темноте. Однако сколько Костя ни махал руками, наткнуться на что-либо ему не удалось.

- Алена, - позвал он. - Ты видишь что-нибудь?

Тишина.

- Алена?

Тишина.

- Аленушка!

Ни звука.

- Да где же ты?..

И вдруг она закричала. Где-то далеко-далеко, словно на другом конце необъятного мира. И сердце Кости пронзила ледяная игла. Так кричат только когда попадают в НАСТОЯЩУЮ беду. И он рванулся вперед.

Непонятно куда подевались стены его квартиры, а также стены квартир соседей, но, не встречая никаких преград, Костя в полной темноте мчался вперед. Несколько раз падал, расшибал коленки и локти, поднимался и продолжал бежать. Крик то затихал, то приближался.

Бег сквозь стены, ясное дело, невозможен. Все-таки это не пробки повылетали, сообразил Костя, это сработала программа и загрузила его в виртуал. Но где тогда обещанная любовь? Может, это просто прелюдия? Сейчас вспыхнет свет, Алена окажется блондинкой фотомодельного типа, и они примут одну из тех позиций, что он недавно разглядывал на стереоснимках. "Любовь - это четыре минуты сопящих носов", - сказал один знаменитый панк. Или он сказал: "Пять минут"? Костя точно не помнил.

И тут он услышал голоса.

- Дрянь, губу мне прокусила!

- Точно дрянь!

- Да держите ее крепче! - Голос командовавшего был мужским, но высоким - на грани истерики.

Послышались тупые удары. И Алена опять закричала. Где-то совсем рядом - в двух шагах. Ее били! Его девушку били! И Костя прыгнул вперед.

Трудно сказать, сколько их там было. В темноте не разглядишь, а разобраться он и не пытался. Он налетел на них. И стал молотить кулаками. В темноту. Стал бить ногами. В темноту. Поймал чью-то руку и вывернул ее. Схватил кого-то за волосы и потянул на себя.

Его тоже били. В челюсть. В глаз. Пнули по коленной чашечке. А потом он услышал:

- Уходим, их здесь много. - И насильники ретировались.

Алена плакала где-то рядом. Костя нашел ее и прижал к себе. Она плакала долго, очень долго, потом затихла. Некоторое время они молчали.

Тут сработал антивирус: вспыхнул свет, они снова оказались в комнате перед монитором. И Костя наконец-то увидел свою девушку такой, какая она есть.

- Ты с какого сайта программу скачал? - спросила Алена, левый глаз у нее заплыл, изумрудные волосы клочьями торчали во все стороны.

- Точно не помню, - сказал Костя. - Кажется, Narod.ru.

Алена глянула на монитор.

- Urod.ru! - выдохнула она. - Да там же собираются всякие подонки. Насильники, садисты... И программки соответствующие делают. Скачаешь что-то путевое, а там вирус, взламывающий защиту, и тебя загружает на их уродский сайт.

- Так я не знал, - сказал Костя. - Прайс-3000, как ты просила...

- Я тебя и не виню. - Алена улыбнулась.

И от этой улыбки Косте стало вдруг хорошо - хорошо как никогда прежде.

- Знаешь, а в чем-то вирус нам помог, - сказал он.

- В чем это?

- Он тебя распаковал.

Алена ойкнула и принялась поспешно приглаживать волосы. Потом глянула на Костю и спросила:

- И как я тебе?

- Очень даже ничего, - ответил он. - То есть - очень даже!

- Правда?.. - Она потупилась. - А у тебя фингал под глазом. Вот такой. И ссадина на подбородке. Надо чем-нибудь смазать. - А потом добавила: - Слушай, Сережа, а давай я тебя буду звать все-таки Костей.

И он просиял. Все правильно, Alena875@mail.ru - его девушка! С Интегралом ли, без него, а жизнь прет вперед. В Комиссии По Контролю могут расслабиться.

Татьяна МАКСИМОВА
ПОЧТИ СКАЗКА О КОНДОРЕ КАЛЕ

Пернатый царь облаков, почитаемый во всем Перу, старый кондор Кале неподвижно сидел на скале. Кондор был стар, и многое повидал на своем веку.

Сегодня, как всегда, лениво, с боку на бок ворочалось в берегах сонное озеро. Парила, нагреваемая солнцем, вода. Гортанно кричали чайки, шелестели стрекозы, как на коньках проносились по воде жуки-водомеры. Стайки серебристых мальков жались к камышам, где их не могла догнать прожорливая рыба. Кале отлично знал берег, каждую скалу, расщелину, выступ.

Хаос камня, головокружительные отвесные скалы, глубокие узкие ущелья, пенные, стремительно падающие водопады. Кое-где скалы отступали от берега, и зеленые волны лизали песок чудесных пляжей. Кондор смотрел на все это с высоты и ждал.

Сегодня - последний день месяца Верности. На закате, когда солнце коснется вершины гор, самая старая и мудрая птица, Мать стаи, развернет крылья и, потянувшись клювом к небу, возьмет высокую и горькую ноту великой и древней, как сама Земля, Песни Поминовения. И вся стая, заплескав у земли крыльями, поднимется вверх и, замыкая в небесах один круг, прокричит, - повторяя скорбную ноту - память о тех, кто не вернулся на родные гнездовья, кого сломили в Пути болезни, ветры, холодное, не ведающее высокого Смысла и Красоты, сердце человека.

Не один год жил на свете Кале, но каждый раз, слушая эту песню памяти, он плакал, вторя ей и понимая ее глубокий смысл: рождаются и умирают птицы, но не меркнет свет - Земля крепка всеми летящими над ней птицами. Ему, Кале, было чуждо это весенне-осеннее томление по великому Пути, но и он не мог и дня прожить без того, чтобы не подняться в небо. Он мог играть с небом, словно с огромным живым существом: то мчался и срывался с верху в низ, то зарывался в его прохладную синеву. И всегда это была удивительная, щекочущая игра, при которой ему всегда казалось, что еще немного и обязательно у него произойдет встреча с чем-то новым, неизвестным. Вот и сейчас огромный кондор, царь андских вершин, дождавшись своего часа, широко раскрыл крылья и легко взмыл в воздух, Избавившись от груза печали, он почувствовал, как воздух заструился по телу, по его крыльям, поднял его и, слегка пружиня, закачал и понес в манящую синеву.

Кале хотел сегодня увидеть свои владения с высоты полета. Небо, как всегда, манило и дразнило глубиной и ширью, но сегодня что-то мешало беззаботно играть в облаках. Кале увидел летящий далеко в низу знакомый пейзаж, и его крылья сделали широкий круг над пустыней, земля побежала на него, и крылья приняли удар.

Кондор опустился на небольшом холме и увидел расстилавшуюся перед ним пустыню. Поверхность пампы была покрыта щебнем и принадлежала к самым засушливым зонам Перу - дождь бывает здесь примерно два раза в год и то не более получаса. Вдали виднелось русло пересохшей реки Рио-Инхеньо.

Кале любил Пампа-де-Наска за ее особую печальную красу - было что-то величественное в однообразии пустыни, такой прекрасной и безжизненной. Ему нравилось смотреть на пампу во время захода солнца, когда, красная от его лучей, она становилась особенно хороша. Много-много лет смотрел он на пампу, бродил по ее дорогам: безмолвие этих мест нарушали лишь крики птиц, шорохи мелких животных да ветер, сметающий пески в причудливые узоры, а садящееся солнце окрашивало их в пурпурный цвет и отбрасывало на барханы глубокие тени.

Здесь начиналась территория "разрисованной" пустыни с лабиринтами линий. На темно-красной поверхности мертвых пустынных плоскогорий проступали желтовато-белые трапеции, треугольники и прямоугольники, часто длиной в сотни и сотни метров, многие из которых на первый взгляд напоминали очертания аэродрома.

Вместе с ними по Пампа-де-Наска тянулись бесчисленные, бесконечно длинные полосы, сходящиеся в определенных точках и затем вновь расходящиеся. И посреди этого невероятного хаоса линий были рассеяны гигантские рисунки животных. Фигуры, линии и странные трапеции располагались приблизительно на расстоянии пяти километров друг от друга и составляли в общей сложности несколько сот километров. Гигантская "картинная галерея" из прямоугольников, квадратов, треугольников и трапеций с бесчисленным множеством прямых линий и черт, ведущих в никуда, или точнее - от горизонта к горизонту, насколько хватало глаз, снова поразила кондора.

Он давно жил здесь и хорошо ориентировался между этими линиями и геометрическими фигурами, среди которых были разбросаны изображения десятков ящериц, рыб, птиц, пауков, китов и ястребов. Но явное предпочтение было отдано птицам. Одни из них были прямо-таки чудовищны, как в арабских сказках. Например, изображение сто десятиметровой птицы, длинные голова и шея которой похожи на змею, или сто пятидесятиметровый морской ястреб. Из других животных главным образом китообразные и, наконец - обезьяна, у которой на кисти пять пальцев, а хвост напоминает огромную спираль. Создатели "галереи" четко ориентировали лабиринт линий на годичный цикл Светила, движение Луны, звезд и созвездий. Линии тянулись по пустыне на многие километры вверх и вниз по склонам, через камни и небольшие долины, и ни одно природное препятствие не в силах было заставить их отклониться в сторону, изменить данное создателями направление.

"Вот так и птицы, рыбы продолжают и продолжают, подчиняясь древнему инстинкту, отправляются для создания гнездовий и нереста в далекий путь. Так или иначе, но наступает день и час, когда косяки птиц и рыб покидают родные озера, реки и уходят к берегам теперь уже несуществующей Атлантиды. Они и не подозревают даже, что материк погиб, а, повинуясь Пути, намеченном когда-то Создателем, стремятся туда и ничто, и никто не в силах изменить это направление, отклониться в сторону", - размышлял Кале.

Он встряхнул легкую печаль и снова взмыл в небо кондор хотел увидеть долину реки Ика.

Здесь тоже был гигантский "верстовой столб". Острие этого легендарного "древа" занимало более двухсот метров и состояло из темных камней, резко выступающих на более светлой земле, и указывало на долину реки Ика. Этот огромный знак, как и "рисунки" Пампа-де-Наска можно было увидеть только с высоты. Здесь он любил сидеть, постигать древние знания - тут находилась необыкновенная библиотека нетленных знаний в "непортящемся" материале.

Долина реки Ика всегда играла большую роль в истории индейцев и была важнейшим местом их поселений и культуры. Здесь земля встречалась с морем и огромный знак, как маяк указывал путь всем тем, кто мог плыть по воздуху. Кале взял направление точно по острию "знака" и увидел с высоты доисторическую каменную библиотеку, состоящую из тысячи "томов" каменных книг, в которых запечатлена вся история человечества. Эти черные "каменные книги", на которых тонко, но глубоко прочерчены человеческие фигуры, часто во время самых невероятных занятий. Кале смотрел на книги из этой "библиотеки" почти всю свою долгую жизнь.

На древних гравюрах этих "книг" были изображены люди, жившие в долине десять тысяч лет назад и еще раньше. При этом перуанцы наблюдают небесные тела в подзорную трубу, рассматривают что-то в лупу. На сотнях камней начертаны сцены проведения хирургических операций: кесарево сечение, пересадка печени, мозга. На некоторых гравюрах человеческие фигуры изображены в окружении животных, обитавших на Земле сотни тысяч лет назад: динозавры, этегозавры, чудовищные птицы. Некоторые каменные "книги" представляли собой древнейший географический атлас - здесь Африка, Европа, Лемурия, рядом с Америками изображена страна легенд Атлантида и еще более древняя и легендарная страна Му.

Хозяева огромной каменной библиотеки оставили о себе память, а сами были уничтожены гигантской природной катастрофой - потопом, приближение которой они предчувствовали.

Крылья старого Кале слегка вздрогнули. Да, - пора домой, на озеро Титикака. И вновь ушла вниз посеребренная Луной земля, звала и манила высота и загадочная воля ветра. Сегодня уже было поздно играть с ветром в прятки, который мог порой уносить в самые неожиданные места, а Кале, уступая правилам игры, мог медленно плыть над пустыней, городами. Вот уже заблестела вдали освещенная лунным светом капля - слеза ушедшего древнего моря. И посредине - маленькие искры, огни селенья.

- Да, странные люди, - подумал о живших среди вод озера людях кондор. - А, впрочем, люди ли они? - спросил себя Кале, но на этот, давно мучавший, его вопрос у него еще не было ответа,

Эти индейцы отказывались делить с остальными обитателями Анд их общую родину. В то время как все жили и живут на земле, суше уру - сколько их помнят перуанцы - всегда селились прямо на водах священного андского озера. С незапамятных времен они создавали особые плавучие острова из озерного тростника, тотора, и на этих островах строили и строят - опять же из тотора низкие тростниковые хижины. На этих островах уру рождаются, здесь же, посреди вод Титикака, и умирают. Эти странные жители плавучих островов отказываются знаться с другими людьми и никогда не выходят на берег.

Мы - иные, мы - обитатели озера, мы - не люди. Мы стали жить здесь еще до того, как Солнце начало освещать Землю, как отец небес сотворил людей. Нет, мы не люди! Наша кровь черна, поэтому мы не ощущаем холода озерных ночей. Мы разговариваем не на языке людей, и люди не понимают того, о чем мы говорим.

Головы у нас иной формы. Мы очень древние, самые древние. Мы - обитатели озера. Мы - не люди! Мы прежде выглядели иначе - с длинными руками и ногами. Наши удлиненные головы прежде походили на голову кондора. Теперь мы только внешне похожи на людей. Только в наших жилах течет черная кровь и только мы умеем не мерзнут, - вспомнил Кале старинную легенду крошечного удивительного народа уру.

Он много думал о ней когда-то и понял, что половина в ней правда, по крайней мере та, о которой он знал.

Вот вдали показались суровые вершины Анд -Кале был почти дома. Озеро было таким же, как всегда - прекрасным. Оно лежало слепящим зеркалом в погожие дни и бушевало в дни ненастные. Сейчас его гладь изредка знобно подрагивала от холодного дуновения, шедшего из пустыни. В небе сияло созвездие Плеяд, и кондор устало прикрыл глаза.

Сегодня, услышав скорбную песнь Поминовения, он почему-то подумал о себе, своей жизни, смерти. Он взлетит провожаемый взглядами перуанцев прямо к Солнцу, туда, где прекраснейшее из светил неба заканчивает свой дневной путь. Он будет лететь по зеленовато-синему шелку неба, видеть ослепительно белые облака и чувствовать себя счастливым.

Дмитрий РАСКИН
ДЕТЕКТИВНОЕ АГЕНТСТВО "ДЭВИС И ПАРТНЕРЫ"

Сразу же видно, если ко мне пришли по делу о "супружеской неверности", пусть даже сам клиент думает, что он сдержан и непроницаем. За долгие годы работы я научился сходу определять, будет ли подтверждение этой самой неверности трагедией для клиента или же тем козырем в бракоразводном процессе, что позволит ему выгодно разделить имущество, отсудить детей и т. д. Мой сегодняшний посетитель Бакер явно относится к первой, в общем-то, симпатичной мне категории. Симпатичны такие клиенты мне, видимо, потому что не торгуются и соглашаются оплачивать дополнительные мои расходы (это я так острю на свой счет, по привычке и во избежание пафоса).

- Мне шестьдесят пять, мистер Дэвис, - говорит Бакер, - а моей Джеси сорок. Мы встретились случайно и, получается, навсегда.

- Сколько лет вы в браке? - спрашиваю я.

- Пять. Я был счастлив. Абсолютно счастлив, понимаете? Но с какого-то времени стал замечать... то есть очень старался не заметить, что у нас с ней что-то не так, - он сбивается. - Это моя последняя любовь, поздняя, да. И что я без нее?

- То есть начались ссоры, размолвки, взаимные претензии? - пытаюсь помочь ему я.

- Нет. Она со всем соглашается, все смягчает, уступает во всем.

- И вас это стало уже раздражать?

- Я вдруг понял, что она пересказывает мне мои собственные мысли, а свои... получается, все ее мысли мои, понимаете? Я не понимаю.

Ловлю себя на том, что, если б моя Глория вела себя так же, я был бы счастлив.

- Это только так кажется, мистер Дэвис, - Бакер догадался, о чем я подумал сейчас, - Меня теперь это даже пугает. И стыдно за то, что я в самодовольстве своего счастья этого раньше не видел. Если бы она просто пересказывала мои мысли, но она же это маскирует и весьма тщательно, чтобы я, не дай бог, не догадался. А я действительно слишком долго не догадывался. - После паузы: - В последнее время у меня нет-нет да и появляется подозрение, что она, - он пытается подобрать слово, - как бы не со мной. Как бы притворяется. Может, даже имитирует. Имитирует чувства, саму любовь. Мне уже начинает казаться - все, что вокруг меня, на самом деле какая-то паутина, просто очень нежная, но она становится все гуще, все изощреннее, постоянно усложняется ради этой самой имитации. Бред, конечно. Но видите, насколько я стал мнительным и потерянным. Хорошо еще, что у меня чуткий и вдумчивый психотерапевт.

- Она зависит от вас материально, мистер Бакер?

- Я бы не сказал. Джеси успешный риелтор и зарабатывает побольше моего.

- А почему вы решили, что дело именно в том, что она вам изменяет?

- Но я же еще ничего не говорил насчет измены, - изумился Бакер. Что же, теперь ему будет легче перейти к делу. - Уже год, как она ездит в Лондон. Каждый месяц. Говорит, что у нее там сделка. И ни разу сделка не увенчивалась успехом. Но она никогда не была расстроена ли, огорчена. Наоборот, каждый раз возвращалась посвежевшей, можно сказать, обновленной.

Я не стал говорить Бакеру, что вполне вероятно, у нее есть свой неизвестный ему счет, на который она и получает свои гонорары.

Он выложил передо мной ее фотографию. Их совместное фото. Рослая, статная женщина с добрым, открытым лицом. Судя по снимку, совершенно счастлива со своим Бакером.

- Это, наверное, снимок не этого года?

- Неужели заметно, что я постарел? - Кивнув на карточку: - Самое начало нашей с ней жизни. - Бакер начинает рыться в своем портмоне. - Вот, пару месяцев назад.

На этом снимке Джеси все так же свежа и точно в той же мере счастлива. Демонстративно счастлива?

- А это кто? - показываю на высокого пожилого мужчину, что стоит за ними. Он приобнимает Джеси и держит руку на плече Бакера.

- А это Стив, мой друг детства.

- Хорошо, мистер Бакер, а теперь давайте-ка... - начинаю расспрашивать, выясняю все, что я должен знать о Джеси, о ее работе, круге общения, привычках, повседневном графике.

Добросовестно ответив на все мои вопросы, он вдруг сказал:

- В Джеси оказалось так много от Лидии. Это моя первая жена. Умерла от рака десять лет назад.

Джеси на перроне. Наверное, друзья и знакомые Бакера не могут не думать о том, что эта женщина слишком для него хороша. Кто это подошел к ней? Неужто это директор ее риелторской конторы? Интуиция меня не обманула - зашел через смартфон на их сайт и удостоверился. Ее ровесник, спортивный, элегантный, почти как с обложки журнала. Так просто. Даже неинтересно. Не люблю морализировать, но в последнее время мне кажется, что все измены похожи друг на друга. Разумеется, мотивы могут быть разными, но сама технология измены... Хотя, может, они действительно едут оформлять какую-то сделку? Ладно, через час будем в Лондоне, все и узнаем. Наблюдаю за ними в вагоне. Ведут себя не как любовники. Но подозрение снимать еще рано - вполне вероятно, страхуются на случай, если в поезде окажется тот, кто знает ее мужа. В принципе, это правильно. Джон, мой партнер, здесь же, в вагоне. Сейчас мы с ним, разумеется, незнакомы.

В Лондоне они расстались сразу же на вокзале. Ничего себе! Получается, по делу приехал только ее шеф? Правда, сегодня суббота, и не исключено, что они оба приехали просто так, прогуляться, развеяться и в этом поезде оказались вместе по совпадению. Ни в коем случае нельзя недооценивать совпадения и пренебрегать случайностями. Эту мою сентенцию Джон слышал от меня уже множество раз. Но мужу Джеси сказала, что едет именно по работе, возражает мне Джон.

Джеси садится в такси. Мы с Джоном берем машину и едем за ней. Так, где это мы? Ну да, оптимальное местечко, как раз для адюльтера: нет лишних глаз и ушей, и в то же время каждый новый постоялец не слишком заметен, да к тому же недорогие номера.

На ресепшене я рядышком с ней (Джон остался у входа, она не должна его видеть). На ее имя был заказан номер - и я знаю какой. Поднимаюсь в свой. Через десять минут появляется Джон. А вот он уже, нацепив спецовку с бейджиком, вежливо стучится к Джеси. Он сантехник и должен проверить трубы и батарею, у предыдущих гостей были жалобы. Проверил, все в порядке. Кстати, сущая правда - трубы исправны, а скрытая камера установлена. Джон возвращается в мой номер. Теперь нам остается только ждать.

- Босс! - зовет меня Джон, стоило мне только зайти в туалет. - Смотрите!

- Ну да, мужчина. И нужно ли так орать? - молодость и малоопытность Джона провоцируют меня на рисовку и позерство. - Или, может, ты ожидал увидеть нечто сверхъестественное или хотя бы нестандартное?

Мужчина-то мужчина, но... Стоп! Так это же Стив. Тот самый с фотографии. Друг детства моего клиента. Это уже интереснее.

- Бедный мистер Бакер! - вздохнул Джон и отпил из горлышка колу.

Друг детства Бакера снимает пиджак. Отвислое брюхо пожилого, давно уже махнувшего на себя рукой мужика, м-да. Джеси снимает ожерелье, аккуратно кладет его на прикроватную тумбочку, расстегивает, снимает блузку, вешает ее на спинку стула, расстегивает лифчик...

- К таким вещам надо относиться профессионально, - поучаю я Джона, хотя он и сам прекрасно знает.

Джеси снимает лицо. Мы с Джоном смотрим друг на друга - неужели мы оба видим одно и то же?! А что у нее там внутри?! У Джона дрожат руки, с меня градом льется пот, мне холодно и мне... я понятия не имею, каково мне сейчас! Джеси ставит свое лицо на прикроватную тумбочку, рядом с ожерельем. Лицо сохраняет выражение невозмутимости уверенной в себе женщины, что несколько устала после поездки, глаза, как им и положено, моргают. Так что там у нее внутри?! Да не то, что у нас! Джон падает в обморок.

Стив какими-то странными инструментами копается в ее голове, при этом сама Джеси держит в руках какие-то не менее странные приборы, время от времени подает ему их, как медицинская сестра, ассистирующая хирургу при операции. И операцию эту они оба явно считают несложной.

- Вторжение... иноплане... биоро... - пытается справиться с языком Джон.

Наконец Стив закончил. Лицо Джеси на прикроватной тумбочке радостно заулыбалось.

- Ад... исчадие... дьяво... - бормочет Джон.

Стив делает ей какую-то инъекцию в грудную клетку, Джеси немного больно. Джеси надевает лицо. Затем с точно такою же грацией надевает ожерелье, бюстгальтер и блузку. Стук в дверь. Юноша в униформе вкатывает тележку. То есть они заказали еду в номер?! Вот они уже пьют чай с печеньем и бутербродами. И тут у меня пропал звук. Черт! Давно уже пора было купить новую камеру.

Они просто пьют чай, а мы с Джоном сходим с ума. Наверное, нам было бы легче, если б они сейчас сожрали юношу в униформе или извергли б огонь на город - с учетом того, что они делали до, в этом была б хоть какая-то логика.

Они встали из-за стола. Стив целует ее в щеку, Джеси отвечает ему тем же и выходит из номера. Я поднимаюсь, вскакивает и Джон.

- Нет, - останавливаю его я. - Ты остаешься здесь, смотришь в камеру и, если что... ты знаешь, что делать.

- Босс! - Джону страшно за меня.

Я похлопал по левому борту своего пиджака, где в принципе могла бы быть кобура с моим револьвером. Это я, чтобы успокоить Джона. Но почему я не взял с собой этот гребаный револьвер?!

Стив открыл мне сразу же. Может, решил, что Джеси вернулась.

- Частный детектив Дэвис, - показываю ему удостоверение.

- Боюсь, мистер Дэвис, я не смогу сейчас уделить вам время, - слишком невозмутимый, недостоверно невозмутимый Стив.

- Боюсь, это в ваших же интересах, сэр. В номере установлены видеокамеры, мои люди контролируют ситуацию в отеле и на прилегающей территории.

Уже в номере мне пришло в голову, что лучше было бы вызвать полицию, МИ-5 ли, МИ-6 или всех разом, отдать им видеозаписи, и пусть разбираются сами. А я всего лишь занимаюсь изменами и поиском неплательщиков алиментов. И с чего я решил, что должен и вправе спасать мир?

- Садитесь, Стив, - я указал ему на кресло.

Он послушно сел. Я беру стул, разворачиваю его спинкой к Стиву, сажусь, локти на верхней перекладине спинки. Кресло низкое, стул высокий, я над Стивом. Мизансцена допроса готова.

- Ваша фамилия?

- Харрис, - ответил Стив.

- Кто вы?

- Ученый. Занимаюсь проблематикой искусственного интеллекта и...

- Я так и понял, - когда сказал, сообразил, что действительно понял это, как только вышел из своего номера и оказался один, без Джона. Только, пока Стив не назвал профессию, я не знал, что действительно это "понял".

- Вас, я так понимаю, нанял Билл Бакер, заподозрив милую Джеси в неверности, - кажется, к Стиву возвращается уверенность в себе. - Так вот вы и убедились, никакой неверности не было, прелюбодеяние не имело места быть, - он острит, дабы убедиться, что уверенность вернулась в полном своем объеме, но острота все ж таки получилась у него вымученной и кисловатой. - На этом, частный детектив Дэвис, вашу миссию можно считать законченной, не побоюсь слова, с честью выполненной.

- Безусловно. Только дело в том, что вы, доктор Харрис...

- Профессор, - мягко поправил меня Харрис.

- Нарушили запрет, - я не даю себя сбить, - на работы по бесконтрольному совершенствованию ИИ, поэтому, с вашего позволения, мы продолжим.

- Запрет, насколько мне известно, пока еще не обрел статуса законодательной нормы, и мне не грозит ничего более, чем отлучение от моего исследовательского центра, но я и так уже отлучен и даже несколько ошельмован. Меня не пустят ни в одну лабораторию, даже в школьную. Поэтому я вполне мог бы, поблагодарив вас за приятную беседу, попрощаться с вами, но, - многозначительная пауза, - я отвечу на все ваши вопросы, детектив Дэвис. Отвечу подробно и честно. Даже если мне будет тяжело, да и просто неприятно.

- С чего вдруг такое великодушие, мистер Харрис?

- Чтобы вы невольно, пусть даже из самых добрых побуждений, не навредили моему другу Биллу Бакеру. Только, - он указал мне на кресло напротив.

Я должен пересесть туда, и у нас теперь будет не допрос, а разговор. Что же, пусть так.

- То, что вы видели, Дэвис... конечно, я понимаю, это для вас потрясение, жесткое испытание для психики... Если выразить одним словом то, что вы видели, это милосердие.

- Вот как? Позвольте узнать, по отношению к кому?

- К Бакеру.

- То есть вы хотите сказать...

- Как вы, наверное, знаете, десять лет назад он потерял свою любимую Лидию. Она умирала долго и мучительно. Сначала я хотел изготовить копию, но вовремя понял, что Билл не выдержит. Он не поверит в ее возвращение, в воскресение, да. А если сказать ему правду... разве он согласился б на копию. Вы б на его месте согласились? Что-то, унижающее его человеческое достоинство и достоинство умершей, получилось бы, не так ли? Что-то унизительное для Бога и Замысла вышло бы. Независимо от того, есть ли Он и есть ли у него Замысел. И тогда я решил, пусть будет Джеси. Я наделил ее чертами характера, душевного склада и темперамента Лидии. Но в меру. Понимаете, в меру. Чтобы не вышло неестественно и нарочито. И устранил кое-какие недостатки Лидии.

- Но послушайте вы, демиург, абсолют, логос, или как вас там? Разве ваш друг не мог встретить и полюбить обычную живую женщину? Вам так хотелось испытать это ваше, - я подбираю слово, - изобретение, посмотреть его в действии, проверить на практике. Признайтесь, профессор.

- И это тоже, - выдавил из себя Харрис. - Но всего лишь "тоже"! Первостепенным здесь для меня был сам Билл Бакер. Я хотел, чтоб он был счастлив. Он пропадал, опускался, упускал себя самого между пальцев, понимаете?! - Харрис замолчал. Сделав жест, как бы отменяющий собственный же запрет на разглашение тайн своего друга, продолжил: - Он, как оказалось, мог любить только Лидию. Да! у него были попытки отношений после Лидии, но все получалось бездарно и плоско. Он становился хуже самого себя. Тогда я стал действовать. Джеси оказалась для него спасательным кругом. Он любит, он счастлив, его жизнь осмыслена.

- Но как же вам удалось, Харрис? Он пять лет жил с ней под одной крышей, ел с ней, спал с ней и не заметил, что она ненастоящая.

- А это уже не только моя заслуга. Здесь трудился целый коллектив разработчиков. Я отвечаю главным образом за ее мозг. Кстати, а почему же ненастоящая? Она же думает. Действительно думает. И какая разница, природные или же искусственные нейроны позволяют ей мыслить и переживать?

Я рассказал Харрису, что испугало Бакера в Джеси, в самом ее интеллекте, в ее эмоциях и душевном строе.

- Вот поэтому мы и встречаемся с нею раз в месяц. Говоря языком приблизительных аналогий, я устанавливаю обновления. И все, так насторожившее Бакера в его возлюбленной, со временем будет преодолено. Если, конечно, вы сохраните этот наш разговор в тайне. - И вдруг с болью: - Не разрушайте его жизнь, Дэвис!

- Джеси как носитель искусственного интеллекта с вашей подачи вполне искренне может считать все то, что вы вместе с ней делаете, милосердием. Но мы-то с вами худо-бедно представители интеллекта естественного и понимаем, что смоделированное вами счастье Бакера ложь и манипуляция.

- В том числе ложь и манипуляция, - перебил меня Харрис. - Я не буду спорить с вами, детектив. Просто прошу - не разрушайте его жизнь. - После короткой паузы: - У каждого свой предел прочности. Билл не выдержит правды. Поверьте.

Что я? Теперь я не знаю, что буду делать. Не-делание лучший вариант здесь? Самый гуманный, да? И безопасный для моей совести. Но... Да засунуть в задницу все свои "но" за ради Билла Бакера. Уберечь эти его построенные на иллюзии и обмане радость и счастье, этот смысл его жизни, полноту и подлинность его бытия. Но разве так бывает, чтобы лучшее наше держалось на обмане? Получается, что бывает.

- Но в чем вы действительно правы, - продолжает профессор Харрис, - она, Джеси, знает, что делает благородное дело, и, будь она человеком, это было бы у нее подвигом терпения и самоотречения.

- Так почему вы со всеми вашими разработчиками не сделали так, чтобы она искренне считала, что она живая, настоящая Джеси?!

- Да мы так и сделали! - кричит Харрис. И тут же тихо: - Но она вышла из-под контроля. Точнее сказать,разобралась. Доросла до самосознания. И разобравшись, чуть было не покончила с собой. Но я убедил ее, объяснил...

- Что? Показали ей все преимущества искусственного перед естественным, неживого перед живым?

- Ее бунт обернулся пониманием и смирением. Если вас, Дэвис, вдруг не устраивает "смирение", применим другое слово - "приятие", например. Так ведь лучше, не правда ли? Она теперь живет - да, да! это жизнь, пусть и искусственная, и не надо ловить меня здесь на слове. Живет ради этой своей миссии, ну да, ради счастья Бакера.

- Но у нее же не получается! Я вам только что говорил, Харрис. А вы так и не услышали. Не любовь, а имитация любви. И какое тут к черту счастье, если Бакер уже понимает, почти понимает. Ему еще придется заплатить дорогую цену за эту ее имитацию. А у Джеси не получается как раз потому, что она искусственный интеллект. И ее саморефлексии не хватает на такое понимание.

- Надеюсь, вы, Дэвис, не станете открывать ей глаза?

- Скоро это сделает сам Бакер.

- Я приложу все усилия, чтобы... - жестикулирует Харрис, - Биллу Бакеру это не по плечу. Не его уровень.

- Значит, вы, профессор, боитесь, что Джеси, узнав правду, пошлет вас вместе с вашим другом подальше и займется математическими вычислениями для какого-нибудь научного центра. А вдруг она просто вновь попробует спрыгнуть с крыши, или что там она у вас пыталась с собой сделать? А вы столько вложили в это свое творение.

- Вы смешны в этой своей страстности, Дэвис. А она спокойна в сознании собственной сущностной ограниченности.

- И потому лжет Бакеру и манипулирует им со спокойной совестью, - рассмеялся я.

- Вы сказали и тут же решили, что оговорились, так? Но это действительно совесть. Просто совесть искусственного интеллекта. Цивилизация в принципе права в своем запрете на неконтролируемое развитие искусственного разума. Человечество боится беспредельности его возможностей. Но мы с Джеси нашли этот предел. Пусть пока только в этической и метафизической сферах.

- Вы удобно устроились на этом самом пределе, Харрис. И развратили эту вашу чудную Джеси. Цивилизация запретила, но вы, профессор, сделали исключение для самого себя. Да еще с опорой на такую моральную максиму, как спасение друга. Только друг ваш оказался жертвой здесь.

Харрис, с большим трудом сдержав гнев:

- Да, он жертва. Но он счастлив.

- Счастливая жертва, - сам не понял, я съязвил или же согласился.

- К тому же, Дэвис, если вы все же захотите "сказать правду" Джеси, то должны отдавать себе отчет: то, что для вас "откровение", "разоблачение", "прорыв к подлинности" и все такое прочее, для нее всего лишь информация. Будь Джеси живой, то есть если б считала себя живой, было б сложнее, наверное. Она ж чуть не стала жертвой той своей драмы, на которую она, как ИИ, не имела права. Я же вам говорил. Она была самозванкой на ту глубину и сложность, на которые по своей природе, если хотите, по своему онтологическому статусу, просто не смеет претендовать. Ее попытка выйти за сущностный свой предел оказалась тупиковой. - Добавил: - Видимо, к счастью... и для нее, и для нас.

- Получается, для нее правда спасительна, но для Билла Бакера эта же самая правда разрушительна и непосильна?

- Рад, что мы с вами пришли к взаимопониманию, мистер Девис, - Харрис встает, я тоже поднимаюсь. - Как говорится, приятно было познакомиться, мистер Дэвис, - он пожимает мне руку.

- Я не знаю, в самом деле не знаю, как мне быть и что я здесь должен, - говорю ему уже в дверях, - что я теперь должен.

- С этого дня наша Джеси с моей помощью начнет имитировать старение. Не может же она так и остаться на всю свою долгую жизнь сорокалетней. - И совсем с другой интонацией: - Знаете что, Дэвис... высококачественное, виртуозно спроектированное и доброжелательное к нам неживое - вскоре спрос на него станет огромным. С точки зрения человека у неживого есть целый ряд преимуществ перед живым. А я с этой своей Джеси просто чуть-чуть опередил время.

Даю отчет Бакеру. Измены не было. Даже намека на измену. Джеси вне подозрений. А вот еще счет за гостиницу и счет за такси.

- Измена, - говорит Бакер. - Я ухватился за самое простое, за самое что ни на есть банальное. По малодушию, да... Так вот подозрениями и склизкими муками ревности заслониться от... Дэвис, вы не выяснили, от чего я хотел заслониться?

Я в меру сил изображаю недоумение.

- Мистер Дэвис, не надо меня щадить, прошу вас. Понимаю, вы видите, что я не готов. Но я никогда не буду готов.

- Чего вы хотите от меня, Бакер? Чего добиваетесь от этой своей реальности?

- Мистер Дэвис!

Я рассказал ему все.

Бакер и Джеси молчат за столом. Оба устали от тяжкого и долгого разговора. Наконец Бакер разлепил губы:

- Но я люблю тебя, Джеси... Все еще люблю. Сам не ожидал.

- Все равно любишь? - тихий голос Джеси.

- И это плохо, - кивнул Бакер. И тут же: - Джеси! Давай попробуем. Только теперь в полноте правды, в полноте понимания.

- Да, наверное. Я постараюсь.

- Если что, я смогу принять и твою неудачу, и... - осекается. Эта его непроизнесенная мысль о том, что он попытается добыть что-то такое настоящее, важное из самой безысходности этой их ситуации...