Млечный Путь, 21 век, No 1(46), 2024

Я проснулся на острове Сан-Микеле.

Надо мной кресты, подо мной - постели,

Те, в которые падает обессилев,

Всяк, не чуя ног и размаха крыльев.

Я проснулся, когда на земле смеркалось,

В рюкзаке - коньяк, сигареты, жалость,

То есть, милость к павшим за это дело -

Там, где вита бревис и стынет тело.

Пробудился, нелишне заметить, с пульсом.

Как никто из местных я здесь проснулся.

И даже цыганка танцует на пачке синей.

И даже, рассохшись, скамейку жалеет Плиний.

И даже портрет Бонапарта в пузатой склянке,

Дягилев, роза, поэты в одной делянке.

Паунду я возложил на могилу еврейский шекель.

Бродскому - камень, граппу, стихи и пепел.

А уже на пристани никто не искал поэта.

И показался катер по прозвищу вапоретто,

Он свернул с орбиты квиа абсурдум кредо.

Вопреки расписаньям, ньютонам и архимедам.

Ночь, столбы со львом, Теодором, площадь без голубей.

Там, где-то возле моста, я снимал жилище. Хозяин - седой еврей.

Ключ еще был большой, фигурный на кожаном ремешке.

Тут пуля пролетела и в башке... служили два товарища в однем и тем полке.

Мне кажется порою, что пираты,

Проснувшись утром, заплетают косы,

Вставляют в уши серьги. Выпив рома,

Напяливают модные халаты,

И опоясывают чресла поясами,

И заправляют в них ножи кривые

И пистолеты с раструбом широким,

И так идут на палубу, где ждет их

Отважный капитан делить добычу.

На палубе плененные креолки,

Во всем таком, почти что не одеты,

Разносят ром в больших роскошных кубках

Из золота, смарагдов и рубинов.

Пираты пьют и мокрыми глазами,

Влюбленные, глядят на капитана

И груду сундуков больших и малых,

Монет и слитков желтого металла,

Фигур богов из мрамора и много

Чего еще. И пороха в бочонках.

Ром и креолки развлекли команду.

Всех смуглых и просоленных, бесстрашных.

Они, счастливые, богатые, хмельные

Желают жизнь отдать за капитана.

Но после. Ведь креолки, ром рекою

Заслужены в отчаянных сраженьях

Не ради золота и не жалея жизни.

Тем временем,

Все сундуки и слитки и монеты

Перебрались на маленькую шхуну.

И капитан, в зубах сжимая трубку,

Спускаясь в шхуну, поджигает шнур,

Прислушиваясь к ночи, ждет развязки.

И если бы пират сумел проснуться

И разбудить креолку и добавить

Еще немного рома, он, возможно,

С друзьями по любви и по оружью,

Увидел бы корсаров, флибустьеров,

Взлетающих с завидною сноровкой

В миг превратившись в белых журавлей.

Шаг за шагом, шаг за шагом...

Под подошвами шуршат

Камни, волны, лед и пламень.

Головы не поднимая

И почти что не дыша,

Я иду вперед, не зная

Где найду, где потеряю,

Где одарят и лишат.

Где обидят, насмешат

И в ладонь положат камень.

Раз за разом, раз за разом...

Повторяется сюжет

Мелом белым на манжет

Ключевое пишем слово,

Ключевое слово снова

Из поэта этих книг -

Их уже скопилось тыща,

Буря мглою, ветер свищет -

Он спокойствия не ищет,

И от счастья бежит.

Ровным счетом, ровным счетом...

Мне достанется всегда

Грим, парик и борода,

Гензель, Гретхен, Чук и Гек

Вот и вышел человек.

Чтобы шведы и полтавы

Не запутали меня

Заливаю для забавы

Пряжку звездного ремня

И крещусь налево справа

Как еврей при свете дня.

Первая скрипка, альт, виолончель и вторая скрипка.

Бабушка, целясь в ушко, слюнявит нитку.

В кухне чужой человек замастырил плитку,

Закурил и пошел, отворил потихоньку калитку.

Написал "Аригато" хозяйке, собрал пожитки,

Превратился в улитку. На Фудзи идут улитки.

Он уже не вернется в страну восходящих напитков,

Чтобы кистью и тушью писать и не играть на скрипке.

Бабушка, кстати, недовольна осталась его работой,

Бабушка знает толк и во всем понимает что-то.

Дед налаживает машинку, втулка - его забота.

Главное - выдержка... и диафрагма...

Открыть ворота...

Из ворот вышел Лот, супруга и дети Лота.

Пуще неволи... Война? Рыбалка или охота?

Его же предупреждали - Не верти головой, босота.

До петухов до третьих, до книги пятой, седьмого пота.

Научившись слышать ладони и видеть цветок в петлице,

Он узнал, что тайна скрыта в случайном слове любой страницы.

Ему б удивиться, проснуться и повиниться.

Но рисовая бумага, как промокашка, и в ней родится

Барин из Петербурга, барин из Геттингена,

Сестры, деревни, дуэли, терцеты или катрены,

И с ними носатый мальчик, сделанный из полена.