Млечный Путь, 21 век, No 3(44), 2023

Юрий Лойко
Тайное место

Робота я собрал в двадцать один год. Ничего сложного не произошло, просто в голове созрел план и вскоре он стал явью. Избежать недочетов не удалось: закралась поломка в колене и нелогичности в поведении. Дело в том, что я взял детали на складе старых моделей компании "Улыбайся с нами!". Они делали праздники для школьников. Меня взяли на подработку с одним условием: собирать и разбирать ненужных роботов буду сам, бесплатно.

Каждый день я посещал в университете лекции, семинары и практические занятия, но смена работы, прямо скажу, бывает полезна. Вот и устроился необычным аниматором для детишек. На все лето. Задерживался после смен, до поздней ночи просиживая на складе, богатым на диковинные детали давно вышедших из моды роботов. Сначала собирал для выступлений, после - для удовольствия: изучал металлические конечности, соединял между собой, смазывал и снова разбирал. Рисовал схему запуска программы и глядел на нее до боли в глазах. И не замечал, как наступала ночь. Так повторялось несколько месяцев, пока не появился Фил. Имя пришло само собой. В детстве у меня была такса по кличке Филя, добрая и милая собачонка с глазами друга, теплотой от них веяло, какой не встречал ни у взрослых, ни у других животных.

Робот приподнял голову, светодиодные глаза загорелись бело-лиловым, он встал, зашатался. Огляделся и рухнул лицом вперед. Я поднял его и снова попыхтел над схемой запуска, пытаясь найти ошибку. Техническое образование и пытливость в помощь. Наконец, Фил снова ожил и уверенно держался на ногах. Выглядел он странно: квадратная голова с царапинами, ржавая сеткавместо рта, две заляпанные краской лампочки, тронутое ржавчиной тело грушевидной формы. Ее еще предстояло вычистить.

- Привет, Фил, я твой создатель.

- Привет, создатель.

- Меня зовут Сергей Судеев.

- Привет, Сергей Судеев. Я Фил.

Я улыбнулся и предложил роботу пройтись. Он шагнул и зашатался - правая нога дрожала. Коленный сустав проржавел, а новый я так и не нашел. Вот она, загвоздка. Чего уж там, новые детали под роспись отдавались на "хромированных актеров".

Ниже меня ростом, Фил легко помещался в коробку. Сложнее - договориться с директором компании. Он сказал, если я хочу забрать робота, то с меня удержат три оклада, без чаевых, которые шли в карман после каждого выступления.

Я согласился. Мне повезло, ведь без преобразователя Эльтекова могли и не отдать. Николай Эльтеков, ведущий инженер компании "Железный мир", обнаружил, помимо ритмов, волны головного мозга человека и их связь с позитронным мозгом робота. Биоэлектрическая активность регистрировалась с помощью электроэнцефалографии, и по ней можно было определить психическое состояние человека. Эльтеков пошел дальше - десять лет он экспериментировал и столько же разрабатывал чувствительный элемент детектора, преобразовавшего мозговые волны человека высокой интенсивности в электрический сигнал с приложенным напряжением в позитронном мозге. Так он мог считывать информацию и вкупе с мимикой, жестами получались подобия чувств хозяина. Ни одна модель не выпускалась без такого датчика, чтобы не уменьшать стоимость модели и не позволять конкурентам делать гувернеров и работников с преимуществами. Конечно, закон позволял роботу разгуливать без такого приемника, но недолго, датчик все равно ставился, в посему я тотчас подал заявку на преобразователь. С Эльтековым связь машины с человеком стала близкой, и так называемые помощники глубже понимали приказы и желания хозяина. Какими были роботы до изобретения вдумчивого инженера, никто не помнил. Мало ли что там делали "железяки"- мусор носили, посуду мыли или вытирали пол, - в них не читали проблески душевности.

Робот стал полноценным атрибутом общества, к нему относились с той долей уважения, какая отдавалась уборщикам, няням и всем другим людям, кто еще работал в обслуживании. У меня же в университете некоторые преподаватели ушли на пенсию и пока искали новых, заменили их роботами. Загрузили программу лекций, семинаров, правильные ответы, мимику студентов: схожие со знающими и не знающими, материал. Отличить двоечника и отличника стало несложной задачей.

Я подал заявку на детектор (преобразователь) Эльтекова.

Лето закончилось и как бы между прочим осень подмешивала свежие краски в наш яркий мир. Робот помогал с уроками, носил рюкзак и следил за порядком в моей комнате. Иногда брал его на лекции записывать за лектором - мало ли, пропущу чего. На обеде и в перерывах отпускал на стоянку помощников. Вечером, на выходе- широком крыльце с мраморными ступеньками - он ждал с купленным заранее перекусом и проездным на автобус. В кассах и магазинах продавцы сканировали карту, выдаваемую роботам бесплатно, и открывали кредит, который переводили на счет хозяина. Фила я записал на себя в реестре с пометкой "Без ПЭ". Без преобразователя Эльтекова.

- Привет, Фил, - устало сказал я и передал ему рюкзак, полный тетрадей и учебников.

- Тебе следует с ней поговорить.

Фраза пригвоздила меня к месту.

- Не понял?

Робот вытянул руку и металлическим пальцем указал на девушку в осеннем пальто цвета опавших листьев. Среднего роста, с уложенными в пучок черными локонами и мягкими, будто вылепленными из податливой глины, чертами лица. Глаза смотрели под ноги, правая рука прижимала к груди папку с учебниками, левая деревянными взмахами качалась взад-вперед. Она промчалась мимо и часто моргала, словно в глаза попала соринка. Следом размашисто и строго, с силиконовыми подкладками на подошвах, шагал робот серии IR-100, неся вещи и созваниваясь с кем-то по встроенному в грудь телефону. Я долго смотрел им вслед и мысленно пытался оправдать себя перед Филом, но не придумал ничего лучше, чем промолчать.

- Ты часто задерживаешь на ней взгляд. Дольше обычного. Рот приоткрыт, зрачки сужаются, на лбу появляется испарина...

- Помолчи.

- Конечно.

- Мы знакомы, скрывать не буду. Учится в параллельной группе, Оля Потапова. Просто нравится. Устроит ответ?

- Конечно.

Мы пошли к остановке электробусов. Мимо проходили роботы и люди, снова роботы самых разных моделей и снова люди. Кто-то разговаривал по телефону, у кого-то говорил робот, но один старшекурсник тараторил в трубку и, перескакивая через две ступеньки, увлекся разговором настолько, что оступился и покатился вниз. Он остановился на первом пролете и, постанывая, поднялся. У него не было помощника. По какой причине, сказать трудно. На ремонте, еще не купил, мало ли? Но меня удивило другое: ни во время падения, ни после него, он так и не отнял от уха телефон.

Родители не прознали про Фила. Они ходили на работу, читали новости, молча кивали друг другу по утрам и кричали другу на друга вечером на кухне, когда им приходили счета за квартплату или хозяин квартиры лишний раз напоминал о повышении ренты. Жилищная очередь двигалась медленно, а нетерпение моих родителей ползло куда слабее.

Неподалеку от дома раскинулся хвойный лес с детской площадкой на входе, дикими тропами, живописными полянами и труднопроходимыми зарослями. Где-то там я и оставил Фила. Меж упавших деревьев, под густыми кронами смастерил своего рода домик, чтобы закрыть от непогоды. Утром я забирал его, и мы шли на учебу.

У входа в университет курили старшекурсники, кабинет ректора притесняли очереди из людей и роботов. Да, иногда ответ держали не только студенты. Так проще. Как с телефоном: записал ответ и отправил по сети, но нет, можно пойти дальше. Отправить механизм в магазин, на лекцию, даже к ректору. Или взять с собой, потому что модно, необычно, интересно.

Фил влезал повсюду. Пока я отвечал на семинаре по философии, он записывал видеофильм на высшей математике. В голове же крутились не занятия, а обрывки фраз родителей и глаза Оли. Ее походка, жесты, наполненные скованностью, когда появлялся я и одним своим видом пытался с ней заговорить. Так случилось после занятия. Не знаю, почему я решился, хотя в прошлый раз она ответила с небывалой сухостью, что у нее есть друг.

- Привет, рад тебя видеть.

- Привет, я спешу.

Мы шли по коридору. Наши роботы держались где-то поблизости.

- Хорошо выглядишь, - пытался поддержать разговор я, - как и всегда.

- Да, хорошо.

Она ускорила шаг и затерялась в толпе. Догонять не стал, просто стоял и смотрел, как она шла мимо толпы у входа в кафетерий. Растолкал студентов и увидел Фила. Он стоял у сломанного порога, разбитого то ли неуклюжим роботом, то ли нерадивым громилой, и предупреждал каждого, кто приближался к опасному месту: "Будьте внимательны, осторожно!" Подошла Оля со своим IR-100. Похоже, она его нашла-таки. Фил без промедления подал ей руку и провел через опасное место.

- Спасибо, не стоило, - смутилась девушка.

- Пожалуйста. Сергей сделал бы то же самое.

Глаза Оли расширились. Среди галдевшей толпы она стала искать меня и тотчас нашла, но между ней и Филом влез IR-100.

- Прошу тебя пройти в ремонт, ты становишься ничейным.

- Арни, перестань, - сказала Оля.

Но Арни не отступал. Он повторял одно и то же, а студенты кричали и махали руками, словно были на футбольном матче. Я растолкал галдящих и схватил Фила за руку, потянул на себя. Робот поддался, но не повернул ко мне голову. И вдруг я понял: он смотрел не на соперника, а на Олю. Не просто смотрел, записывал.

- Разошлись, ну-ка, в стороны!

Студенты расступились и появился высокий, широкий робот-охранник в синем костюме.

- Ремонтники вызваны, прошу разойтись!

Один раз я обернулся и понял, что нас запомнили. Уже на улице обнаружил на груди Фила нарисованный маркером красный крест. Издевка - скорая помощь и все такое. Робот пояснил: на занятиях он поднял упавшую ручку и отдал хозяину, помог встать оступившемуся преподавателю-женщине и провел до медпункта теряющую сознание девушку прежде, чем остальные успели понять, что произошло.

- Я сам вызвался им помочь, но слышал смех, - признался робот и включил запись насмешек.

Я послушал и попросил его выключить, а затем стереть.

Возмездия долго ждать не пришлось: нас вызвали к заместителю ректора. Грузный лысеющий мужчина с густыми усами, прикрывавшими верхнюю губу, пристально смотрел на меня с другой стороны круглого стола. Под шапкой седых волос, переходивших в щетинистые баки, ворочались колючие глаза-щели, освещая угрюмое лицо с застывшей усмешкой.

- Я проверил реестр, Судеев, - начал заместитель без приветствия. - Вы используете робота без преобразователя Эльтекова.

Я вздрогнул, вот-те на. Совсем и забыл про него. Эльтеков.

- Но до окончания пробного периода пользования без него остался месяц. Ничего противозаконного, на первый взгляд, не случилось.

- Я все прекрасно знаю и заказал преобразователь в первый день пользования.

- Стойте, стойте, Судеев. Вы хотите сказать, ваш робот помогает всем и каждому без датчика?

Я задумался над его словами. И, правда, опыта пользования новыми моделями у меня не было.

- Буду вынужден сообщить о вашем случае в "Железный мир".

- Я отдам робота на диагностику.

- Смотрите сами, но запомните, Судеев. Если уж собрали механизм, будьте добры позаботиться о его поведении. Каждый помощник прикреплен к хозяину и помогает ему. Вы же не станете брать чужой мобильный телефон и пользоваться им?

С ответом я не торопился. Законы непрестанно редактировались, выпускались в новой редакции, и каждое слово могло сыграть против меня.

- Вот видите, - выдохнул заместитель ректора. - Я не стану говорить о вас полиции и службе безопасности университета, хотя они наверняка про вас прознали сами. Просто помните, что робот помогает человеку, а человек помогает роботу. Вместе мы становимся лучше. И в то же время принадлежим друг другу. Не вмешивайтесь в чужие дела.

- Но как же простая помощь? - спросил я. - Довести до медпункта, подать руку и предупредить об опасности. Все это может поднять кому-то настроение, даже спасти жизнь.

- Хм, Судеев, вы слишком настойчивы. У той девушки был свой робот и от действий вашей старой модели его позитронный мозг стал перезагружаться и вышел из строя. Его ремонт обойдется родителям студентки в хорошую сумму. Подать руку могли и другие, но ваш робот всех опережает везде, где только можно. Еще раз повторю, не лезьте в чужие дела. Ели кому-то плохо, осмотритесь: вдруг к человеку бежит его новая модель с аптечкой в груди, а не ваш ржавый, простите, друг. Уловили?

- Конечно, - ответил за меня Фил.

- Вот и хорошо. Ждите датчик и все-таки отдайте робота на диагностику.

Я кивнул и заметил боковым зрением, как Фил повторил за мной.

Я был разбит, раздавлен и опустошен. Роботу сказал идти в домик. На негнущихся ногах добрел до дома, напился воды, есть не хотелось. Бросил пустой взгляд на отца у телевизора, маму, болтавшую с подругой по телефону, и вышел на улицу.

В лесу - свежо, густо пахнет елью и сосной. Фил стоял у поверженного ветром ствола дерева с задранной к небу головой, блестевшей в лучах вечернего солнца.

Крест я смыл, на диагностику отдавать не стал - не по карману он мне. Признаться, не знал и чем буду платить за Эльтекова. Недаром по электронной почте приходили кредитные предложения от банков.

- Фил?

Робот взглянул на меня.

- Давай мы назовем это место тайным?

- Тайным, ага, понятно.

- И будем сюда приходить в трудные, беспросветные времена.

Фил невыносимо долго светил на меня глазами.

Одним ясным утром мне позвонили с неизвестного номера и попросили ждать на линии. Я подождал и услышал приятный, поставленный и уверенный голос.

- Сергей Судеев, доброе утро. Эльтеков беспокоит.

- Здравствуйте, неожиданно рад вас слышать!

- Я очень занят, сразу к делу. Мне сказали про вашего робота из каких-то завалявшихся деталей на складе некой конторы в городе. Интересно, вы не можете сказать маркировку позитронного мозга?

- Увы, если и было что-то написано, стерлось безвозвратно.

- Знаете, Сергей, меня на уши поставили с вашим случаем. Таких старых роботов давно не встречалось. Могу сказать с полной уверенностью, вы счастливчик: на каждую тысячу выпускаемых моделей приходится одно исключение. Моя теория основана на одушевлении всего неодушевленного, но датчики пустили в производство потому, что заводу нужно зарабатывать, понимаете, о чем я?

- Конечно.

- Так вот, исключения бывают, если ваша модель ведет себя так, словно в ней стоит мой датчик, но я выпускаю их под хозяина, понимаете? Как ваш мобильник или планшет закодирован отпечатком пальца или сетчаткой глаза владельца. Так и здесь настройка чувствительного элемента узкая. - Эльтеков вздохнул и кому-то ответил, прикрыв микрофон рукой. - Мне некогда говорить, Сергей, просто поставьте мой преобразователь и все прекратится, а пока держите робота подальше от людей.

Разговор прервался.

Фил покорно ждал в лесном домике. Каждый день мне приходилось его осматривать и не без грусти замечать, что коленный сустав скрипел громче. Робот заметно прихрамывал, но спросил о проблеме один раз. Гораздо чаще он узнавал, почему я задумчив.

- Ничего, ничего, - отвечал я, и мы снова шли в университет.

Однажды я не взял робота просто потому, что не знал, как быть с его коленом. Решил попробовать найти детали металлического сустава. После занятий, конечно. Ездил по сервисам и рынкам, но ценники не внушали уверенности. Пришлось отложить покупку и ловить на себе взгляды, слушать замечания: почему хожу без Фила. Одним ясным утром я открыл глаза и поймал блуждавшую в голове мысль: наличие робота стало необходимостью. Все равно, что выйти зимой без куртки.

Необходимость или нет, но Фил оказался прав. Поговорить с Олей нужно и не просто поговорить. Признаться в чувствах. Да, она избегала моего взгляда, кивала на приветствия, просила Арни ответить, а сама уходила.

Я знал, где Оля ходила на занятия и во сколько ступала на территорию университета. Одним утром, дождливым и хмурым, ожидание затянулось у главного входа, у мраморной лестницы. Под козырьком стоять скучно, наблюдать за пузырями в лужах - тоскливо, вот и вышел из укрытия, накинув капюшон. Струи воды стекали по куртке и заливали кроссовки, капли шумели в голых ветках деревьев университетского парка и эхом отдавались в памяти, где образ Оли размытым пятном плавал в безмятежном путешествии по моему сознанию. Мимо проходили студенты, роботы с зонтиками на головах, преподаватели, вжимая голову в плечи. Арни прошмыгнул мимо и блеснул на меня светодиодными глазами. Опустошенный, я нырнул в здание и отсидел занятия. Пришлось остановить Арни в коридорах и спросить, что случилось.

- Она простыла, - ответил робот.

- Очень жаль.

Я узнал ее адрес у подруг, они учились на нашем потоке и постоянно общались с Олей. На следующий день, когда дождь перестал, небо было все же затянуто тучами. Я доехал до дома девушки, не помню, как поднялся на нужный этаж и позвонил в дверь. На пороге, согнув одну ногу в колене, появилась Оля. Причесанная, словно ждала моего появления, в юбке и одетая в домашний вязаный свитер, она приоткрыла рот от удивления и долго не могла сказать ни слова.

- Привет, как твои дела? - Мой голос начинал дрожать.

- Ты какими судьбами здесь? Мне уже лучше.

Я сам не помню, как и что начал говорить, но уже не мог себя остановить. Если решил дать волю чувствам, будь верен себе до конца.

Не стесняясь, говорю о тепле в груди, которое зажигается при встрече с Олей и греет до конца дня. В нос бьет волна духов, смесь личного запаха и химического, но его хватает для легкого головокружения и дрожи в руках. Оборачиваюсь всегда и сдерживаю себя от порыва догнать Олю, прижать к себе крепко и упокоить бьющееся сердце. После выдернуть заколку, распустить волосы и зарыться в них, вдохнуть жизнь и опьянеть на несколько дней. Коснуться кончиками пальцев черных шелковистых волос, бережно провести по ним и ощутить, как душа становится мягче, лучше, сам мир полнится яркими красками, которых никто не видит. Говорю и понимаю, что делаю все, в чем признаюсь. Мы стоим на пороге, я одной рукой прижимаю ее к себе за талию, другой вынимаю заколку из ее волос и откидываю в сторону. Мое лицо тонет в черном шелке. Ноги подкашиваются, становится трудно дышать от волнения и наслаждения.

Опомнившись, отпустил Олю и отступил на шаг. Девушка замерла и боялась пошевелиться. Не отрывая от меня глаз, прикрывал рот рукой и откашлялась.

- Я не смог себя сдержать, так вышло.

- Понимаю. Видела, как ты на меня смотрел. - Она опустила руку и облизала губы, глаза смотрели в пол, щеки зарделись. - Ты не виноват в своих чувствах, просто заблудился в себе.

- Я люблю тебя или хотя бы на пути к этому.

- Во мне нет любви к тебе. Ты приятный парень, добрый и внимательный, робот у тебя необычный, каких поискать надо, но... сердцу не прикажешь. И оно занято, если честно. Я приехала из другого города и также уеду после выпускного. Меня ждет жених, мы созваниваемся и признаемся друг другу в любви каждый день.

Ее слова впитывались цветком чувств и не оставляли следов в душе. Выслушав, я попрощался и ушел, всю дорогу до дома сохраняя тепло в груди. Мне хотелось поделиться им, раздать людям, роботам, всем тем, кто погрузился в телефоны, скудные мечтания о лучшей жизни, депрессию или собственные пороки. Вместо дома я свернул в лес и навестил Фила. Он приподнялся на стульчике, что я ему принес. и спросил, как все прошло.

- До чего же ты внимательный, - сказал я с улыбкой и коснулся его металлического плеча.

Сам не знаю, почему, но мы простояли какое-то время, счет ему я потерял. Фил взял меня за обе руки и смотрел в глаза.

Я привел его домой на подзарядку и чистку от ржавчины. Родители сидели порознь: в комнате отец смотрел новости и грыз ногти, мама звонко мешала половником суп на кухне.

- Кого привел, железку? - спросил отец, не вставая. - Лучше бы невесту привел. Заряжай, но чистить от ржавчины иди на улицу. Тоже мне, придумал занятие.

- Есть хочешь? - спросила мама.

- Позже, мы с Филом немного поработаем.

Я подключил робота к розетке. Лампочка на его боку вместо красного цвета загорелась зеленым. Робот хранил молчание. Вскоре мы вышли на улицу с инструментами. Тогда слова посыпались из меня и покатились в разные стороны. Собирать их не спешил, чистил робота и не умолкал. Фил слушал и еле заметно кивал.

- Тебе плохо, я вижу, - выждав какое-то время, сказал Фил. - Я вижу по невербалике и звучанию голоса. Запись тысяч мимик и звучаний голосов позволяют мне сравнивать, совмещать их между собой.

- Ты записывал все, что видел?

- Каждую удобную минуту.

Я подумал, слишком странный позитронный мозг попался на том складе.

- Ты наблюдательный помощник.

- Тебе плохо, но все пройдет.

- Спасибо за совет, он оказался лечебным. Мне было бы гораздо хуже, если б я держал чувства в себе.

В университете Фил нисколько не изменился - всем предлагал помощь, не мог пройти мимо голодной собаки в парке у главного здания или мурлыкавшей кошки под скамейкой на остановке. Я ничего не мог с ним поделать, разве что наблюдать, пока не вмешался случай.

Мы стояли в очереди в кафетерии, когда подошел Арни и толкнул Фила в грудь.

- Ты нарушитель правил поведения роботов и людей. Нельзя перехватывать работу других моделей. Запрещено помогать, когда рядом есть новейший робот, который всегда придет на помощь. Ты старая модель, ненужная, - сказал Арни.

Фил безмолвно светил глазами.

Арни снова ударил.

- Эй, ты что творишь?

- Не мешай, пусть разберутся, пока не пришла охрана, - сказал кто-то из очереди.

Оли я не видел, но нутром чуял: она все знала и чего-то ждала.

Арни схватил за плечи моего робота и повалил на пол. Фил перекатился на спину и встал до того, как соперник продумал следующий шаг. Две машины застыли друг напротив друга. Я стушевался на секунду и стал озираться в поисках помощи, но IR-100 снова нанес удар. На этот раз ногой. В неисправное колено Фила. Фил покосился и рухнул на бок. Глаза потухли.

Охрана пришла поздно. Разнимать некого, Арни скрылся, Олю я не увидел. В последующие годы, признаться, встречал ее изредка на совместных занятиях. Ни один мускул ее лица не дрогнул при моем появлении. Меня будто не было рядом. Я растворился в ее памяти.

Фила восстановить не удалось. Колено пришлось отправить на металлолом, как и самого робота. Отдельные механизмы перестали работать - сказались последствия не столько драки, сколько износа внутренних деталей.

По закону я должен был вызвать группу мусорщиков. Они приехали на пыльном грузовике - два коренастых человека в желтовато-коричневых комбинезонах резво выпрыгнули из кабины, под задорные шутки между собой распахнули двери и выкатили ящик с эмблемой мусорной компании "Новая радость! Отдай старого, купи нового робота!". Отец и мать ходили по коридору и стучали в дверь моей комнаты, но я закрылся на замок.

Днем раньше я заставлял себя выключить Фила: всего-то открыть панель на спине и держать нажатой синюю кнопку. Сидел с поднятой рукой и оттопыренным указательным пальцем несколько секунд. Не смог.

- Спасибо еще раз за совет.

- Всегда готов помочь, - сказал Фил. - Приехал датчик Эльтекова?

Я огляделся. На столе лежала небольших размеров коробка, запечатанная. Надо же, память отбросила минуты, когда ноги сами отвели на почту, ватные руки забрали посылку.

- Получил. Без него не принимают на утилизацию.

- Сколько он стоил?

- Неважно.

На самом деле я вложил часть накоплений с подработки и занял половину суммы у однокурсников.

- Дорого я тебе обошелся.

- Дорого или нет, но ты для меня стоишь намного больше. Пойми, если я тебя оставлю и снова влезу в долги, чтобы починить, ты не прослужишь и года. Детали слишком дорогие, один новый корпус не купят даже мои родители.

Я встал и раскрыл коробку, зажал в дрожавшей руке кусок кабеля с резьбовым разъемом с одной стороны и цилиндрическим корпусом с другой. Внутри был блок чувствительного элемента Эльтекова. Подсоединил его и перезагрузил робота. Включившись, он попытался резко встать и упал с грохотом выпавшей из чьих-то рук жестянки. Я помог ему встать.

- Ты как?

- Готов к вашим поручениям. Прошу говорить четко и ясно, но по многим деталям - голосу, невербалике и наклону головы - я считаю необходимым убрать комнату для приезда гостей, также стоило бы выслушать ваши душевные излияния.

Робот замолчал.

- Послушай, ничего делать не нужно, просто сиди и жди команды ехать с мусорщиками.

- Хорошо.

Мы погрузились в тишину, нарушаемую шарканьем ног родителей к за дверью. Я не сказал Филу, что вчера поговорил с отцом и мамой, сказал, как сильно их люблю и не представляю жизни без них. Мама расплакалась, отец часто заморгал и обнял меня.

Мусорщики долго трезвонили в дверь. Я слышал, как, чертыхаясь, отец открыл им, и квартира тотчас наполнилась шумными голосами.

Я открыл проход в свою комнату и осмотрел ввалившихся мужчин с лицами откормленными и небритыми. Грязными руками они взяли Фила и погрузили в ящик.

- Вчера мы с вами обсудили детали утилизации, - сказал стоявший в дверях отец. - Решили, что с ним будет?

- Планы изменились. Его мозг может пригодиться, а вот все остальное отдадим на переработку, - ответил один из грузчиков. - Сейчас выкупают хорошие детали, дополняют их новыми и собирают отличные подержанные модели. Ваш, скорее всего, станет новеньким через какое-то время. Всего хорошего!

И они увезли друга туда, откуда пока не вернулся ни один робот.

Я окончил университет с синим дипломом и покинул родной город, получив предложение по работе. Женился, завел детей. Родители писали, звонили каждую неделю, просили вернуться. Они развелись через год после моего отъезда.

Спустя десять лет я вырвался из круговерти дел, взял недельный отпуск и приехал в город, где каждая улица отдавалась частотой дыхания, лица прохожих казались родными, а дома глазницами окон смотрели с теплотой. Прогуливаясь по улицам, вспомнил о родном месте в лесу и решил в него заглянуть, но чем ближе подходил к нему, тем тяжелее становились ноги. Я с трудом их передвигал, пока не заставил себя преодолеть последние двадцать метров. Сосны лежали на своем месте, поросшие мхом и грибами. Сухих деревьев стало больше, они отцвели и кривыми щупальцами торчали из земли то тут, то там, словно предвещая болезнь всей растительности.

Домик, покосившись, стоял на прежнем месте. Пробив крышу, торчали ветки дерева с бело-лиловыми цветами. Изогнувшись в битве с моим скромным сооружением, они смотрели в небо и будто бы тянулись к могучим соснам за помощью.

Дверь висела на одной петле и постанывала от дуновений ветра. Рисунки, надписи детворы коробили глаз, но куда без них.

Я толкнул дверь. Она слетела с ржавой петли и рухнула на влажную землю. Хотелось глотнуть, но слюны в горле не оказалось. Язык прилип к небу, дрожащей рукой коснулся своего лба и обнаружил прилипшие копны волос - пот крупными каплями проступил еще на подходе к лесу. Часто заморгал, как отец, когда я говорил ему, как сильно он мне дорог. Стало щекотно от текущих по щекам слез.

В домике, изрисованном маркерами, краской и облепленном смешанной с грязью листвой, сидел Фил. Он застыл в немом ожидании, из пустой глазницы вытекла и застыла капля масла. Ствол дерева криво пробил пол, вырос между металлических ног и нашел путь через голову робота, прошив ее насквозь и найдя выход через прохудившуюся крышу к небу.

Майк Гелприн
Канатоходец

В звездную рождественскую ночь, ступая босыми пятками по снегу, из цирка Честняги Аршамбо ушла Удача. Она выбралась из-под полога шапито, с минуту постояла, прощаясь, и по тающему под ногами насту заскользила через Марсово поле на свет фонарей с улицы Бурдонне.

Удача ушла вслед за переманенным в заведение Арно укротителем синьором Караччоло, двумя его медведями, макакой и наездницей мамзель Фрике, которую синьор укрощал по ночам, в свободное от медведей время.

Удача ушла, но Честняга Аршамбо, пробудившись поутру, об этом не подозревал. Шапито прибыл в Париж накануне Рождества, юбилейного, тысяча девятисотого по счету. Праздничное представление принесло немалые барыши, а новогоднее сулило еще большие. Почесываясь и позевывая спросонья, Честняга спрыгнул из кибитки на снег. Раскланялся с парой-тройкой любопытствующих столичных буржуа и в следующий миг обнаружил, что в привычном глазу антураже не хватает шатра с медвежьей клеткой. Честняга Аршамбо слыл непревзойденным пройдохой, и когда выяснилось, что вокруг пальца обвели его самого, сдерживать гнев не стал. Следующие полчаса затаившееся под снегом Марсово поле смущенно ежилось под ураганом отборных ругательств на языках всех одиннадцати стран, по землям которых когда-либо странствовал с бродячим цирком Честняга.

Беппо попался под горячую руку владельцу заведения, когда поток брани у того еще не полностью иссяк. Был Беппо злющ, несносен и страдал многочисленными недугами, свойственными старой, вышедшей в тираж цирковой обезьяне породы шимпанзе. Усилиями синьора Караччоло Беппо обучился расхаживать во фраке с ботфортами, носиться по манежу на самокате, исполнять боковое сальто-мортале в конном вольтиже и ненавидеть весь мир. Какой-то десяток лет назад Беппо еще блистал на арене и приносил заведению ощутимые дивиденты, ныне же он годился разве что на кривлянье в клоунаде. Неудивительно, что синьор Караччоло, по-английски распрощавшись с "Шапито Честняги Аршамбо", заодно решил расстаться и с облезлым неприветливым ветераном.

- А ты, проклятая образина, значит, осталась у нас дармоедничать? - констатировал Честняга, обнаружив привязанного к стойке ограждающего манеж барьера Беппо. - Чертова дохлятина, - Аршамбо подхватил забытый у барьера берейторский арапник и вытянул Беппо поперек спины. - Эй, кто-нибудь, пристрелите обезьяну! Впрочем, нет: продадим ее на живодерню.

Разбуженные руганью цирковые молчали, потупившись.

- Не надо бы, хозяин, - робко вступился за Беппо здоровила Жан-Поль, могучий силовой акробат и отчаянный добряк.

- Ему и так немного осталось, - поддержал Жан-Поля его напарник Жан-Клод. - Пускай уж доживет с нами.

- "Доживет с нами", - издевательски передразнил акробата Честняга и вновь вытянул бедолагу Беппо кнутом. - Этот прожорливый урод? Нет уж, увольте. Обезьяна отправляется на живодерню!

Акробаты смолчали: возражать владельцу заведения было чревато.

- Обезьяна остается.

Честняга Аршамбо резко обернулся. Канатоходец Малыш Луи, скрестив на груди руки, невозмутимо смотрел хозяину цирка в глаза.

Был Малыш Луи низкоросл, не выше Беппо, почти карлик. Еще был он угрюм, нелюдим и немногословен. А еще Малыша Луи побаивались. Страха канатоходец не знал, за голенищем сапога носил нож, и поговаривали, что управлялся с ним так же искусно, как с шестом-балансиром на проволоке под цирковым куполом.

- А кормить этого проглота кто будет? - сбавил обороты Честняга.

Малыш Луи хмыкнул, шагнул к Беппо, отвязал его от барьера и повел за собой прочь.

На место покинувшей цирк-шапито Удачи явилась Невезуха. Нового укротителя найти не удалось. Одна за другой издохли две тягловых лошади. Выбыл из труппы, сломав на репетициях ногу, гимнаст. Сохший по удравшей с синьором Караччоло мамзели крафт-жонглер стал с горя попивать. Он то и дело освистывался публикой, когда ронял на манеж гири, ядра и булавы. Доходы упали, теперь заведение едва сводило концы с концами. Из Франции цирк перебрался в Швейцарию, поколесил по Австро-Венгрии и к лету откочевал в Италию. Дела не улучшились. Кибитки вереницей тянулись по проезжим трактам, а за ними вслед, хромая и спотыкаясь на дорожных ухабах, упорно и неотступно тащилась Невезуха.

Ревматический облезлый шимпанзе с годами стал мудрым. Человеческой речи он не разумел и потому не знал, что стоял уже на пороге живодерни. Но чутьем, острым, звериным, тем, что не смог забить кнутом и пинками синьор Караччоло, Беппо был богат. Чутьем он сумел понять, что сделал для него канатоходец. И оценить сумел тоже. Теперь, просыпаясь в видавшей виды кибитке по утрам, Малыш Луи зачастую находил у себя под боком мирно посапывающую лохматую голову Беппо. Злая, взращенная в неволе и воспитанная побоями обезьяна на старости лет внезапно обрела друга. Такого же нелюдимого, угрюмого и низкорослого, как она сама.

- А мы с тобой похожи, дружище, - с удивлением сказал однажды Малыш Луи, скармливая Беппо приобретенный на туринской ярмарке банан. - Даже внешне. Что взять, оба мы с тобой - цирковые.

Беппо осклабился. Он не понял ни единого слова, но был согласен. Малыш Луи, как говорили о потомственных циркачах, родился в опилках. Шимпанзе на свет появился в клетке. Разницы не было - Беппо чутьем осознавал сродство.

- Не везет нам в последнее время, - пожаловался Честняга Аршамбо индийскому факиру и заклинателю змей Прабхакару Сикху. - Надо что-то менять, как ты считаешь?

Факир и заклинатель змей с труднопроизносимым именем покивал. В везении он понимал толк, потому что ни факиром, ни индусом не был, а звался Рамиром и происходил из самой что ни на есть заурядной семьи кочевых цыган.

- К гадалке пойду, - сообщил владельцу заведения Прабхакар-Рамир. - Пускай карты раскинет. Ручку ей позолотить надо. Деньги давай.

Неожиданностей гадание не принесло, потому что показали карты цирку-шапито каждодневную, рутинную, оскомину набившую дальнюю дорогу.

- В Испанию, - уточнил направление дальней дороги заклинатель-факир. Поправил серьгу в ухе и добавил решительно: - Там и свезет, карты врать не станут.

На самом деле особой уверенности в предсказании кочевой индус не питал. У него тоже было чутье, пускай и не такое острое, как у Беппо. Но было - особое чутье, цыганское. И ничего хорошего оно не предвещало.

На золотом каталонском пляже, допьяна надышавшись бризом, заплутала среди прибрежных эвкалиптов и отстала от цирка Невезуха. На сельской ярмарке Честняга Аршамбо прикупил за бесценок четверку лошадей, в Жероне к шапито прибились согласные работать за гроши наездник Пабло и шпагоглотатель Хуан, а в Сабаделе догнал труппу залечивший сломанную ногу гимнаст. Таким образом, дела пошли в гору, и Честняга, потирая руки в предвкушении барышей, велел готовиться к выступлению в Барселоне. Он не знал, что под пологом головной кибитки умостилась уже, пригрелась и терпеливо ждала своего часа Беда.

Театр начинается с вешалки, а цирк - с парад-пролога, торжественного марша труппы перед зрителями за час-другой до начала представления. На этом парад-прологе Честняга превзошел самого себя. Он сыпал шутками, на лету слагал стихотворные экспромты, азартно пикировался с белым и рыжим клоунами, в общем, проделывал все то, чем способен завлечь публику опытный и умелый шпрехшталмейстер.

Цирк оказался полон, и представление удалось. Силовые акробаты Жан-Поль и Жан-Клод выложились во французской борьбе. Отточенными движениями швырял в воздух пудовые гири неделю не бравший в рот ни капли спиртного крафт-жонглер. Запрокинув лицо, сантиметр за сантиметром вбирал в себя острый клинок шпагоглотатель Хуан. Извлек из мешка двух кобр и заиграл на дудке разухабистую цыганскую плясовую спрятавший под тюрбаном ушную серьгу факир Прабхакар Сикх. И даже Беппо, обретший внезапно вторую молодость старый Беппо, исполнил свое коронное сальто-мортале со спины скаковой лошади.

Когда второй час представления подошел к концу, когда зрители аплодисментами отбили уже ладони, когда рыжий клоун, шатаясь от усталости, под хохот толпы повалился на белого, кулисы, скрывающие крепленный к мачте под куполом помост, распахнулись. Канатоходец в атласном кружевном камзоле и щегольском широкополом цилиндре ступил на проволоку. Толпа ахнула: необходимый для поддержания равновесия шест-балансир канатоходец небрежно держал под мышкой.

Забравшись на мачту и судорожно вцепившись в купольную ткань, старый Беппо с ужасом смотрел на шагавшего по проволоке Малыша Луи. Стараниями беглого укротителя синьора Караччоло, канат Беппо ненавидел и боялся его панически, отчаянно. Для битого, поротого циркового шимпанзе понятия "канат" и "кнут" намертво слились воедино, и никакая сила в мире не могла бы заставить Беппо ступить на проволоку, не говоря уже о том, чтобы по ней пройтись, пусть даже на четвереньках. Поэтому всякий раз, когда Малыш Луи шагал по канату, жонглируя балансиром, подбрасывая в воздух цилиндр и ловя его на конец шеста, старый облезлый шимпанзе умирал от страха.

Долгие десять минут Малыш Луи демонстрировал публике чудеса эквилибристики. Затем под восторженный рев сунул под мышку шест и вальяжно, словно шагал по парижскому бульвару, удалился по проволоке за кулисы. Старый Беппо съехал по мачте вниз и, сгорбившись, закосолапил к гримерной. На пороге остановился. Вцепившись в портьеру, замер, глядя на переодевающегося канатоходца.

- Эй, смотрите, да он плачет, - изумленно ахнул шпагоглотатель Хуан.

Беппо и вправду плакал, от счастья. Плакал, как это делают обезьяны - без слез.

Из Барселоны бродячий цирк двинулся на запад в Сарагосу, оттуда дальше в Вальядолид, затем повернул на юг к Мадриду. Каждое представление на пути давало немалые сборы. Честняга Аршамбо вскорости стал путаться, подсчитывая выручку, и подумывать о покупке небольшого домика где-нибудь под Марселем или Нантом. А в головной кибитке тряслась по кастильским дорогам в ожидании своего часа Беда.

Час Беды настал душной мадридской ночью под тусклым светом ущербной луны. Никто в цирке так и не узнал, по какой причине вспыхнул пожар, за считаные минуты поглотивший составленные в круг кибитки.

На этот раз Честняга Аршамбо браниться не стал. На следующее утро он стоял с непокрытой головой под палящими лучами августовского солнца и тоскливо смотрел на то, что осталось от заведения.

- Эх, хорошо, - услышал Честняга глумливый голос за спиной.

Он обернулся. Непотребного вида девка с подбитым глазом хохотала ему в лицо.

- Ты кто? - шепотом спросил Аршамбо.

- Я-то? - переспросила девка сквозь хохот, - Я - твоя Беда. Ухожу от тебя, прощай.

- С кем говоришь, хозяин? - подступился к Честняге заклинатель змей. - Нет же никого, а ты...

Цыган осекся. Ему вдруг почудилось, что в тяжелом августовском зное медленно растворяются вульгарные черты непотребной распутной девки.

Благая весть пришла к Честняге Аршамбо на следующие сутки, через час после того, как он принял решение распустить труппу.

- Ее величество Мария Кристина, королева-консорт Испании, наслышана о вашем несчастье, мэтр, - торжественно обратился к Честняге дворцовый курьер. - Королева соболезнует и хотела бы частично возместить убытки.

Владелец цирка согнулся в поклоне.

- Слава королеве, - ошеломленно пролепетал он.

- Взамен, - невозмутимо продолжил курьер, - ее величество просит дать представление в ее честь на площади Пласа-Майор. Там расположена арена с амфитеатром, где обычно проходит коррида. Королева прикажет ткачам пошить цирковой купол взамен сгоревшего, в двухнедельный срок купол будет готов. Могу ли я передать ее величеству ваше согласие, мэтр?

- Плохое место, хозяин, - наперебой принялись отговаривать Честнягу силовые акробаты Жан-Поль и Жан-Клод. - Негоже цирковым артистам выступать там, где происходят убийства.

- Убийства быков, болваны, - загорячился Честняга. - Понятно вам? Быков! Впрочем, вы двое недалеко от них ушли. А ты что скажешь? - повернулся Аршамбо к заклинателю.

Рамир задумчиво теребил серьгу в ухе. Молчал. Он, как и положено цыгану, в дурные приметы верил.

- К гадалке пойду, - сообщил наконец факир-заклинатель. - Пускай карты раскинет. Ручку ей позолотить надо. Деньги давай.

От гадалки цыган вернулся мрачным, насупленным.

- Плохо карты легли, хозяин, - буркнул он. - Как бы не случилось чего.

Честняга Аршамбо закаменел лицом. До сих пор предсказаниям он старательно следовал, о чем ни разу не пожалел.

- Чего б не случилось? - переспросил он. - Чего именно?

- Не знаю, хозяин, - пожал плечами цыган. - Гадалка трижды кидала, и всякий раз выпадали крести. Не к добру.

Честняга долго размышлял, нахмурившись и уставившись в пол. Потом сказал:

- У нас и так все не к добру. Отказываться от шанса из-за дурацких суеверий я не намерен. И тебе не советую.

- Как скажешь, хозяин.

- Ступай. И вот что, не вздумай кому-нибудь болтануть.

За час до начала представления на Пласа-Майор пришла Смерть. Была она здесь завсегдатаем, за несколько последних веков не пропустив ни единой корриды. Два воскресных часа были для Смерти заслуженным отдыхом от постылой каждодневной работы. Здесь, в амфитеатре, она не исполняла чужую волю, здесь она сама выбирала, кому жить, а кому умирать. И иногда позволяла себе отправить в дальний путь по темной дороге не бессловесную рогатую тварь, а верткого изящного щеголя.

Просочившись через каменную стену, Смерть проникла в амфитеатр. Остановилась, застыла, внимательно рассмотрела натянутый на вертикально врытые в землю мачты пестрый, в красно-синюю полосу купол. Удивленно клацнула челюстью, пожала костлявыми плечами, хмыкнула и устроилась в первом ряду.

Факир и заклинатель змей Прабхакар Сикх Смерть не увидел, почувствовал. Шпрехшталмейстер уже сложил первый экспромт, рыжий клоун уже оттаскал за нос белого, а цыган Рамир, замерев в проходе между кулисами, все не мог оторвать пристального взгляда от пустующего места в первом ряду. Очнулся Рамир, лишь когда почувствовал, что кто-то мертвой хваткой вцепился ему в рукав.

Цыган выдохнул и опустил взгляд. Уставившись круглыми от страха глазами туда же, куда и он, рядом с заклинателем дрожала выряженная во фрак перепуганная старая обезьяна.

Цыган ухватил обезьяну за шкирку и потащил за собой назад, в темноту огороженного кулисами пространства.

- Ты тоже почуял, да? - ошеломленно спросил Рамир.

Он мог бы поклясться, что старый шимпанзе кивнул в ответ.

В отличие от цыгана, Беппо увидел Смерть воочию, так, как видят костлявую звери в стае, когда она приходит за одним из них. За мной, беспорядочно думал старый Беппо, за мной, за мной, за мной. Он отчаянно не хотел, не желал умирать, особенно сейчас, когда в его никчемную, наполненную унижениями и побоями обезьянью жизнь ворвалось вдруг счастье.

- Что с тобой, дружище? - Малыш Луи приблизился, ласково потрепал Беппо по затылку. - Эй, да ты весь дрожишь, никак простыл? Ничего, вечером налью тебе немного коньяку. Ну, давай, давай, соберись, сейчас твой выход.

Механически передвигая конечности и не отрывая взгляда от пустующего места в первом ряду, Беппо заковылял по арене. Он сам не знал, как ему удалось забраться на лошадь. Щелкнул хлыстом берейтор, качнулся, а затем и понесся вскачь переполненный амфитеатр.

- Алле!

Беппо взвизгнул и метнулся с лошадиного крупа прочь в сумасшедшем сальто. Пустующее место в первом ряду стремительно приближалось. Беппо пронзительно завизжал, он летел прямиком в объятия Смерти. Не долетел - вмазался в ограждающий арену барьер, рухнул вниз и, еще не веря, что живой, озираясь, на четвереньках припустил к проходу. Смерть, нацелив на Беппо костлявый палец, тряслась от смеха в первом ряду.

- Как же так, дружище? - захлопотал вокруг Беппо Малыш Луи. - Больно, да? Больно? Ничего. А ну, пошли отсюда! - набросился Малыш на хихикающих цирковых. - Вы все вместе этой обезьяны не стоите!

К антракту Беппо осознал, что Смерть его не взяла. А еще осознал, что теперь она непременно заберет кого-то другого. Кряхтя от боли и подвывая от страха, Беппо вскарабкался по мачте, уселся на траверсу и намертво вцепился в купол.

- Его возьми, его, - молил Беппо, тыча лапой в направлении шпрехшталмейстера. - Или этого, с гирями. Или клоуна, даже обоих. Только не...

Время шло, представление близилось к концу, а Смерть, завороженно глядя на арену, еще не выбрала.

- Факир, где факир? - суетился в двадцати метрах под Беппо Честняга Аршамбо. - Его выход, где это чертово цыганское отродье?

- Хозяин, - метнулся к Честняге из темноты рыжий клоун. - Факир на манеж не выйдет, у него скрутило живот. Стесняюсь сказать: блюет.

- Проклятье! Где канатоходец?

- Уже под куполом.

- Кто-нибудь, крикните ему, пусть выходит!

Смерть и не заметила, как единым мигом сгинули два часа. Она пришла в себя, лишь когда образовалась заминка после очередной клоунады. Смерть встрепенулась, подобралась: представление заканчивалось.

- А сейчас, в финальном номере, - зычно кричал с арены толстячок в дурацкой шляпе, - перед вами выступит непревзойденный мастер эквилибра, канатоходец...

Смерть не дослушала. Придется брать канатоходца, невозмутимо решила она. Выбора уже не осталось. Что ж...

Портьера под куполом цирка распахнулась. Канатоходец в щегольском широкополом цилиндре, застыв, стоял на краю помоста. Необходимый для поддержания равновесия шест-балансир он почему-то держал под мышкой.

- Прости, - сказала канатоходцу Смерть.

Секунду-другую тот еще постоял, переминаясь с ноги на ногу, затем бросился с помоста на проволоку. Смерть махнула костлявым запястьем. Канатоходец оступился, пошатнулся и, не удержав равновесия, полетел с двадцатиметровой высоты вниз.

- Цилиндр, он схватил мой цилиндр... И шест...

На арене, в опилках, раскинув в стороны лапы, мертвыми глазами глядел в купол цирка старый облезлый шимпанзе.

Слезы текли у Малыша Луи по щекам.

Александра Птухина
КУКЛЫ СИНЬОРА РАДЖЕША

Да я отвечаю, Джимбо, там будет интересно! Косой Пит говорил, что там в клетках сидят разные уродцы и звери, а еще есть тир, акробаты, сладкая вода и всякие разные штуки. Давай пойдем, а? мальчишка лет шести умоляюще смотрел на старшего приятеля.

Джим, рыжеволосый худой парень, криво усмехнулся, туго сплюнул сквозь зубы и откинулся на траву.

- Ну не знаю, Сайман. А твоя мамаша не будет против? Рыжий не смотрел на Саймана, но мог бы поклясться, что тот вот-вот разревется.

- Да, Джимбо... Тебе-то хорошо, ты можешь ходить куда хочешь и делать, что вздумается! - заныл мальчик дрожащим голосом. А за мной постоянно присматривает Бетти. А чуть что бежит жаловаться матери. Но там будет здорово, сам посмотри! Сайман сунул приятелю мятый типографский листок.

Джим оторвался от разглядывания облаков и повертел бумажку в руке.

- А что, с картинками не было?

- Те, что с картинками, развесили по городу... - вздохнул мальчик. Хочешь, прочитаю тебе? И, не дождавшись ответа, продекламировал: "Великолепное шоу Пи-Джи Бувье! Спешите видеть! Мальчик-волк, бородатая Тиффани, сестры Джейн и Джинджер два туловища на одной паре ног! Шоу непревзойденного силача Стефана! Воздушные гимнасты Альберт и Анастасия! Господин Тольяри со своими дрессированными животными!"

- Вот уж не знаю, протянул Джим. Как бы от матери твоей не влетело.

- Не влетит, Джимбо! Не влетит! И потом матери я не скажу, а отец разрешил мне идти, только если не одному.

- Ага. Отец разрешил, а уши мне крутить твоя мать будет! огрызнулся Джим. В тот раз, когда ты увязался со мной на плоту, она мне клок волос выдрала.

- Но Джимбо, она даже не узнает! Клянусь!

- А если твоя сестрица увидит нас вместе? Как тогда?

- А я скажу Бетти, что пришел один, а тебя встретил случайно. И потом, отец дал мне несколько центов. Можем купить сладкой воды или леденцов!

- Леденцов, - усмехнулся Джим. - Ну, так и быть. Вот только, если твоя мать снова решит закатить мне взбучку, то ты ко мне лучше не подходи вовсе! Все зубы пересчитаю! и в подтверждение своих слов рыжий пригрозил мальчишке грязным кулаком.

На границе владений старика Доусана, там, где пару лет назад смерч поднял в воздух стог сена, стояли повозки и несколько телег, покрытых навесами. Гастролеры уже успели поставить малый шатер, подававший слабые признаки красного и голубого цветов. Впрочем, весьма отдаленные, поскольку пыль и время упорно делали свое дело.

Зеваки, не дожидаясь, когда площадь приведут в полную готовность, с интересом наблюдали, как несколько жилистых парней ловко сновали вокруг длинного шеста, натягивая тросы. Чуть поодаль стояли большие клетки, покрытые плотными чехлами, из-под которых свистела, сопела, фыркала и рычала разнообразная живность. Самые отчаянные смельчаки даже пытались подойти ближе и заглянуть, но дрессировщик, плотный коренастый мужчина в широченных потертых галифе и майке, не менее потертой и грязной, отгонял любопытных весьма недружелюбными окриками.

Раньше всех опомнились торговцы: на многочисленных лотках и тележках уже висели соблазнительными гирляндами сахарные палочки, шкварчали на углях свиные ушки, а в чанах с медом плавали яблоки на длинных тонких палочках.

- Поберегись! парни потянули в стороны тросы, расправляя купол основного шатра. Бордовая ткань, вздувшись парусами, рванула было вверх, рискуя увлечь людей в небо с порывом ветра, но тут же обмякла в бессилии, схваченная железными скобами и намертво прибитая к земле.

- Готово. - Огромного роста мужчина с лихо закрученными черными, как смоль, усами опустил молот и, заслоняясь от солнца широченной ладонью, посмотрел вверх. Можно!

В это же мгновение над входом в шатер развернулось желтое полотнище.

- Что это там? кивнул Сайману Джим. Что там написано?

Сайман близоруко прищурился и зашевелил пухлыми розовыми губами.

- "Цирк Пи-Джи Бувье"! Это вывеска, наконец, - заключил он, довольно поглядывая на приятеля.

Джим сидел на ограде и наблюдал за царившей суматохой издалека, как бы примеряясь, стоит ли того.

- Может, пойдем уже, а? - Сайман переступил с ноги на ногу. Мальчику не хватило роста, чтобы дотянуться до верхней жерди, и теперь он с завистью поглядывал на него приятеля снизу вверх.

- Рано, - протянул рыжий неохотно. Слишком светло.

- Ты опять хочешь пощупать карманы, Джимбо? - В голосе Саймана смешались страх и восхищение.

- Заткнись! - прорычал Джим. И не вздумай ляпнуть такое на людях, а не то...

- Не волнуйся, Джимбо, я же друг тебе! Думаешь, я не понимаю? Я же никогда тебя не продавал, даже когда старик Доусан наставил на меня свой пугач с солью! Помнишь? Я же не сказал, что тогда мы вдвоем...

- Что вы вдвоем? Опять что-то задумали, а? Смотри, Сайман, все матери скажу! Ты же не хочешь закончить свои дни в окружной тюрьме, как его отец? - Девочка лет тринадцати, высокая и худенькая, смотрела очень строго.

- Бетти! - Джим явно не ожидал ее появления, поэтому едва не свалился. - Что ты тут делаешь?

- За тобой слежу! А то того и гляди опять втянешь Саймана в неприятности. Сколько раз тебе говорить, не таскай его по своим делишкам.

Джим расплылся в широченной улыбке:

- А что я могу поделать, Бетти-детка? Твой брат так и липнет ко мне. Ты думаешь, мне очень нравится, что он повсюду за мной таскается? И потом, я бы с большим удовольствием проводил время в компании кого-то поинтересней, а?

- Фу, дурак! Бетти рывком схватила Саймана за руку и потащила за собой.

- Бетти, малышка! Зачем тебе эти циркачи? Оставайся со мной, я сумею тебя развеселить! Ну, посмотри же!

Девочка обернулась. Джим, только что сидевший на заборе, точно петух, теперь висел вверх ногами, его грязно-синяя рубаха задралась, обнажая тощие бока, усеянные веснушками, а рыжие патлы свешивались до самой земли:

- Останься, детка! Я не дам тебе скучать!

Бетти, едва сдерживая улыбку, поправила выбившийся из косы русый локон и, придав голосу строгости, презрительно хмыкнула:

- Клоун!

Чем гуще ложились сумерки, тем оживленнее становилось на площади у шатров. То тут, то там вспыхивали и гасли огни факиров, гремела музыка, а толпа то улюлюкала, то визжала от ужаса, когда тигр, тощий с провисшей спиной, разевал пасть и рычал во все горло, прохаживаясь на цепи в сопровождении господина Стефана.

Джим уже успел облегчить карманы парочки зазевавшихся горожан, выбирал, конечно, заезжих и теперь с удовольствием чувствовал, как каждый его шаг отдавался металлическим бряцанием.

Вдруг в толпе он заметил светленькую хорошенькую головку, украшенную косой. Бетти стояла вдалеке возле небольшой палатки, и свет горящего факела выхватывал ее тонкое бледное личико из полумрака.

Расталкивая толпу локтями, Джим направился туда. Протиснувшись сквозь плотный круг зрителей, Джим как бы невзначай придвинулся ближе к девочке, но встал чуть поодаль, чтобы спокойно наблюдать. Впрочем, Бетти была настолько поглощена зрелищем, что не заметила бы его, даже наступи он ей на ногу. Перед палаткой прохаживался высокий господин в черном фраке и белом тюрбане с пером. Даже сквозь полумрак было заметно, насколько смугла его кожа, а глаза, подведенные черной краской, казалось, светились.

В руках его были какие-то палочки, а когда господин повернулся, Джим увидел у его ног куклу: тряпичные руки и ноги двигались совсем как настоящие, а белое восковое лицо выражало умиление. Кукла весьма ловко двигалась по кругу то приплясывая, то принимая разные позы точь-в-точь, как позы зрителей.

- А сейчас, - объявил кукловод, - синьор Раджеш ответит на любые вопросы почтеннейшей публики! Прошу вас! Сеньору Раджешу известно все! Но предупреждаю, спрашивайте, ибо он может строго покарать за неуважение или ложь!

- Скажите, - усмехнулся толстый фермер с красным лицом, - когда разродится моя корова?

Кукла повернулась в сторону баса, приняла уморительную позу, точно почесывая в затылке, а потом жестом подозвала кукловода наклониться.

- Синьор Раджешь говорит, что раньше будет иное прибавление в вашем хозяйстве, - ответил кукловод.

Толпа грохнула хохотом, а фермер, с усмешкой не без гордости погладил округлившийся живот своей жены: бедняжка залилась румянцем, уткнувшись курносым носиком в плечо мужа.

Дальше вопросы посыпались один за другим, и каждый ответ куклы вызывал бурю восторга и смеха. Джим же, затерявшийся во всеобщем ликовании, с удовольствием следил за тем, как забавно морщится курносенький носик Бетти, когда она улыбается.

Вдруг кто-то дернул его за штанину. Джим опустил глаза и увидел, что это кукла. Синьор Раждеш стоял прямо у его ног и бесцеремонно глядел на него округлыми немигающими глазами.

- Синьор Раджеш ждет ваш вопрос, юный господин, - объявил кукловод.

Джим поймал на себе взгляд серых строгих глаз и тут же напустил на себя важности:

- Скажи мне, Раджешь, о чем я сейчас думаю?

Толпа притихла в ожидании. Кукла приняла задумчивый вид, а кукловод произнес:

- Юный господин думает не о чем-то, а о ком-то... О ком-то, кто находится сейчас среди нас!

- Ха-ха! Так это он про Бетти! - захохотал белобрысый парнишка с раскосыми глазами.

- Косой Пит, заткнись! Или я тебе все зубы пересчитаю! - Джим сжал кулаки и готов был броситься на парнишку, но кукла, подняв руки вверх с примирительным жестом, остановила его.

- Сеньор Раджеш говорит, что...

- Да заткнись ты! - оборвал кукловода Джим. - Все это глупости! Только дураки играют с куклами!

- Юный господин не хочет играть с куклами? - Голос кукловода звучал странно, как будто откуда-то снизу. Джим посмотрел на куклу. - Зато куклы хотят поиграть с господином!

В этот миг, Джим готов был поклясться на библии, восковое лицо сморщилось, а кукла подмигнула ему!

Александр Тарасенко
Врачебная ошибка (Из записок симпосиарха)

Ну что же, в прошлый раз от нашего биолога мы услышали историю столь же занятную, сколь и трагическую. Искренняя благодарность рассказчику за приятный вечер, ибо ничто так не скрашивает дружеского застолья, как занимательный случай. Не сомневаюсь, что и от меня вы ожидаете подобного же увлекательного рассказа. Ну что же, признаюсь, есть и у меня подобный материал из моей врачебной практики. А она у меня, как вы знаете, весьма долгая. К сожалению, я не обладаю достаточным мастерством повествователя, да и сама история не такая уж забавная. Известно, что космос безжалостно ломает человека, и что в этом забавного? Мы - слишком хрупкие для этих безмерных просторов и других миров, оттуда не все возвращаются с венком победителя, некоторых доставляют в капсуле. Надеюсь, мой рассказ будет достойным того щедрого угощения, каким нас потчевали сегодня, и разбавит радость общения в той же пропорции, что вода разбавила это прекрасное вино из виноградников аборигенов, наших друзей и союзников в эпоху прогрессорства.

Итак, начнем.

Всем нам, думаю, доводилось встречать каких-то необычных, а то и вовсе странных людей. По вашей реакции, друзья, вижу, что это так. В конце концов, их достаточно много вокруг нас, но если они сами не проявляют явно свою особенность, мы даже не обращаем на них внимания. Разница заключается лишь в характере самой необычности, то есть является она по своему происхождению физической или психологической. Ну и конечно же, специалистов всегда интересует ее источник, ведь необычными одни гуманоиды рождаются, а другие становятся. Но этим занимаются лаборатории, исследующие различные отклонения от того, что мы привыкли считать нормой. Это - не моя тема в науке, но в силу разных причин мне она знакома.

Так вот мне, как и всем вам, также попадались разные необычные люди, которые были такими по рождению или по случаю. Сегодня я поведаю о том, как простая производственная травма может радикально изменить жизнь человека. В силу разных причин этот случай мне весьма понятен и близок.

А случилось так, что в Клинику по реабилитации астронавтов - ту, что на Земле, - обратился одни из пациентов, который лечился много лет назад после возвращения из дальней разведки. В тот день принимать должен был мой коллега - врач с долгой практикой, но он неожиданно заболел, так что меня попросили осмотреть пациента до обеда, так как после было запланировано совещание. Я уже давно не работал на приеме больных и в ту пору возглавлял лабораторию, имел свою тему в науке. Но дело оказалось серьезным, так что пациента нельзя было перепоручить другому, пусть даже и хорошему врачу. В конце концов, у меня к тому времени уже был накоплен достаточный опыт: довелось мне прежде заведования лабораторией послужить и корабельным врачем, и на приеме больных. Так что пришлось мне занять чужое место.

Итак, я принял его в кабинете своего коллеги, надеясь, что осмотр не продлится слишком долго, и прежде совещания удастся еще забежать в лабораторию. Но, как говорится, человек планирует, а Небо корректирует. Я замешкался по пути и явился в кабинет уже незадолго до назначенного времени.

- На что жалуемся? - спросил я пациента по привычке, не отрывая взгляда от истории болезни.

- На старость, - сказал он таким тоном, будто хотел пошутить.

- К старости следует относиться как к насморку: пройдет, - сказал я, все еще просматривая историю болезни.

- А если еще и хорошо лечить, то пройдет быстро! - сказал он с каким-то огорчением.

Тут только я посмотрел на него внимательно. Передо мной сидел мужчина средних лет, то есть выглядевший максимум на сорок, хотя, согласно личному делу, было ему более лет. Я попросил его уточнить год рождения, и он подтвердил то, что было записано в деле.

- Интересный случай, - сказал я.

- К сожалению, - ответил он.

Уже тогда какое-то недоброе чувство закралось ко мне в душу.

- Рассказывайте, - сказал я. - Хочу услышать историю из первых уст. С начала.

Он вздохнул - наверное, он уже сам выучил историю своей болезни наизусть.

И вот его рассказ, который хорошо запомнился мне, так что привожу его с наибольшей точностью. Впрочем, кое-что добавлю из истории болезни и разговоров коллег.

Итак, случилось это на Дивоке, о которой в свое время много говорили как о первой из открытых нами биогенезных планет. Помните, эту планету и ее звезду называли близняшками Земли и Солнца? Тогда еще не была открыта Океания с ее архаическими культурами, а потому главными героями были не прогрессоры - их еще не существовало, - а десантники. Так вот рассказ пойдет о первом знакомстве с планетой и первом инциденте на ней.

Во время похода корабль дальней разведки прибыл к желанной цели - планете, обнаруженной одним из зондов, который, как и положено, сразу же выбросил там морских и сухопутных роботов. Те собрали богатый материал, теперь же пришла очередь для высадки десантников. Это была дикая планета, без признаков разумной жизни, а притяжение на ней было меньшим, чем на Земле, почти таким, как на Океании. Любят десантники такие "легкие", как говорят, планеты, по которым можно без особых усилий передвигаться даже в тяжелом скафандре. Покрывали ее густые леса, а в полях бродили стада динозавров. При меньшем притяжении птеродактили могли долго парить в воздухе. В общем, рай для палеонтологов и художников, да и вообще для искателей приключений. Так и хочется его заселить...

Как и положено, десантники вышли попарно, всего было две пары, а третья осталась в боте. Высадились они на поле с высокой и густой травой и прежде всего послали газонокосильщика, который проложил им тропинки к их объектам. Ну вы представляете этого шумного и лязгающего монстра - траву покосит и зверье в округе разгонит. На такого даже самый глупый и голодный тираннозавр не осмелится наброситься.

Одна из пар намеревалась пройти через полосу леса к песчаному пляжу, куда не решились высадиться из-за слишком малой площади для посадки и обороны. Поляна была достаточно просторной для обзора, а вот из океана неизвестно что выползет, не успеешь и отреагировать. Или в случае шторма или землетрясения волной накроет. Бот сел на невысокий холм с покатыми склонами, так что при неожиданной атаке из леса зверю пришлось бы преодолеть подъем. Скорее следовало опасаться атаки с воздуха, но для ее отражения предназначалась легкая зенитка, которая громкой стрельбой и разрывными пулями могла бы отпугнуть даже стаю драконов. Кстати, в истории исследования Дивоки зенитку все же пришлось иногда задействовать, но всегда ненадолго...

В разведку вышли в легких скафандрах; хотя состав атмосферы позволял при нужде обойтись без них, но так требует протокол первого контакта, правила предварительной разведки - пока биологи и химики не нарисуют полную картину, люди не могут чувствовать себя в безопасности. Но на планете с богатой фауной, где огромные желудки перерабатывают тонны зелени, как минимум требовались кислородные маски, особенно в непосредственной близости к большим стадам. Иначе в таких условиях из-за высокого содержания метана люди быстро утомляются и вообще ведут себя неадекватно. Без кислородных масок обходились те, кому посчастливилось работать у океана.

Итак, одна пара вошла в лес, где не обнаружила крупных зверей, а мелкие, кажется, попрятались в норы. Наверное, они просто разбежались от этой шумной и огнеопасной троицы. Птицы там были, их заметили прежде прочего живья, они кружили над лесом и на лету подхватывали насекомых. А вот кого было много, так это комаров и мошкары, каких-то необыкновенно крупных, как это, по общему мнению, присуще первобытным мирам. Похоже, они чувствовали себя вполне комфортно во влажном сумраке чащи с обилием больших и ярких цветов.

В этой паре обязанности распределили так: робот расчищал путь сквозь сплетение ветвей и лиан, за ним шел первый десантник, который распылял над собой спрей, второй же прикрывал его. Наш будущий пациент шел вторым, с небольшим огнеметом, который против комариных туч считался единственно эффективным оружием. Огонь - это вам не спрей, уничтожает мгновенно! А при меньшем притяжении и более высокой доле метана в атмосфере, струя била много сильнее и отпугивала даже крупных зверей. Впрочем, в той чащобе высокая влажность снижала его эффективность.

Пока робот прорубал просеку в чаще, а первый десантник разгонял всех этих кровопийцев спреем, второй короткими залпами уничтожал зудящие облака, вновь собиравшиеся позади. Другая пара на легком грузовом транспорте уехала в противоположном направлении, к широкой проплешине пустыни, заросшей огромными кактусами и другими растениями. Их транспорт был оснащен зениткой, а сами десантники вооружены лазерами короткого боя. Итак, как это часто бывает в разведке, каждая из пар должна были рассчитывать только на свои силы в надежде, что команда бота, следившая за ними с помощью робота-альбатроса, вовремя придет на помощь.

Когда десантники первой пары вышли на берег, то решили перевести дыхание - к тому же шедший последним начал кашлять. После такого перехода по инструкции им следовало осмотреть друг друга. В подобном осмотре более всего нуждался тот, который шел последним и на всем пути видел спину напарника. И вот при осмотре обнаружилось, что на шее второго десантника сидит здоровенный комар. Видевшие таких насекомых вживую, наверное, сразу представляют его оскал с мелкими зубчатыми пилочками. Оказалось, что насекомое сидело именно там, где в легких скафандрах кислородный баллон подключается к шлему. Его сбросили на песок, и тяжелый десантный ботинок оставил от него буквально "мокрое место". Первый десантник осмотрел спину и шею напарника и не нашел заметных повреждений. Но ему показалось, что на патрубке между баллоном и шлемом появился микроскопическое повреждение, которое на всякий случай он залепил пластырем.

В тот день обе пары выполнили свою программу: после осмотра на месте они забрали обитавших там механических разведчиков. Из-за контактов с местной флорой и фауной те уже выглядели довольно потрепанными, со следами от когтей и клыков и пятнами от ядов на корпусах. Кроме того, они утратили маневренность и скорость. Сухопутного робота пришлось доставить из пустыни на транспорте. Наша техника явно не предназначалась к встрече с доисторическим миром - это был первый случай контакта с царством огромных зверей. Десантники, оставшиеся в боте, контролировали ситуацию в районе нескольких километров. Все это - стандартный набор действий разведчиков, прибывающих после визита роботов.

Изначально планировалось, что вечером будут выставлены фонари по периметру, экипаж заночует на месте, а утром продолжит разведку. Но еще до наступления темноты пострадавший почувствовал общее недомогание, у него кружилась голова, словно во время гипертонического криза. Поначалу он пытался держаться, но потом просто лег на пол и вскоре потерял сознание. Посовещавшись с командиром, экипаж принял решение не ночевать на планете. Как ни было всем досадно прерывать исследование планеты в самом начале, но все же пришлось потратиться на лишний взлет ради спасения жизни члена экипажа. Уже через час, то есть довольно быстро, пострадавшего доставили на корабль.

К сожалению, в том рейсе медицинский состав не был полным, или, лучше сказать, достаточно квалифицированным. Так случилось, что старший врач, участник многих экспедиций, находился в реанимации с тяжелым инсультом. Конечно, уже тогда инсульт не является катастрофой, как это было в прошлом, и больные быстро восстанавливались почти до прежней формы, но это в нормальных условиях на обжитой планете, то есть на Земле. В походе же главным лечением был полный покой, медикаментозное небытие. Для старого корабельного врача тот рейс был последним, он собирался на пенсию по выслуге лет, проведенных в космосе, но при выходе из подпространства случилась эта досадная неприятность. Вы помните, насколько плохо в то время мы разбирались в подпространственных бросках и во что нам это обошлось.

В строю остался только один из докторов, да медсестра ему в помощь. Вообщем-то, это - достаточный минимум по штатному расписанию, но только доктор тот имел всего лишь год практики после выпуска. Тогда он пошел в первый рейс дальней разведки после обязательной годичной подготовки в Солнечной системе и должен был перенять опыт у опытного наставника. Но с другой стороны, если бы не этот интерн, на корабле осталась бы только медсестра, которая еще служила космобиологом.

Так что пострадавший достался неопытной команде. Все бы ничего, но, как это часто случается в таких походах, и сам пациент оказался неординарным. Рассудите сами: если бы в нарушение инструкции десантники вышли из бота без скафандров, то укус комара нанес бы много меньший вред. Комариный хоботок сделал бы десантнику инъекцию, которая могла навредить ему, например, вызвать сильный зуд, а в самом худшем случае даже на некоторое время вывести из строя. Хотя, в этом случае вряд ли бы такое крупное насекомое вообще успело бы что-то сделать: между шлемом и плотным воротником - слишком тонкий зазор. Но к несчастью, по роковому стечению обстоятельств, комар величиной с кулак смог прогрызть мягкий патрубок и впрыснуть неизвестную субстанцию в дыхательную смесь. Кстати, после того случая патрубки в легких скафандрах стали делать из более жесткого материала, а то и вовсе прятать внутрь скафандра. Конструкторам пришлось учесть, что комары здесь тысячелетиями оттачивали свое мастерство на крупных животных. А выброс из скафандров тепла и углекислого газа, привлекающих комаров, оставили без изменения, не сочтя это серьезной проблемой.

Как должен был поступить наш доктор-новичок? Верно говорите: следовать протоколу лечения. Так ведь сам протокол создается по итогам решения подобных ситуаций, и чаще всего их приходится решать что называется "на месте". Корабельные врачи и создают этот протокол путем проб и ошибок. Космофлот еще не сталкивался с подобной ситуацией, ведь к тому времени мы только стали открывать планеты с биосферой. Дивока - эта прекрасная, но дикая планета, - была первой, и тогда мы оказались мало подготовленными к безопасному контакту.

Конечно, в такой ситуации следовало спросить совета у опытного специалиста, но расстояние до ближайшего из них - то есть туда и обратно - сигнал преодолел бы за такое время, что даже самый лучший из советов уже давно не имел бы значения. Поэтому решение пришлось принимать молодому интерну и медсестре.

Прежде всего, пациенту стали искусственно вентилировать легкие, надеясь таким образом очистить их от комариного зелья и насытить кровь кислородом. Далее, ему ввели тот препарат, который на основании анализов, как казалось, наиболее подходил для блокировки неизвестной субстанции - хорошо, если это был только антикоагулянт. Медики находились в полном неведении о соответствии природы местных комаров земным, они не могли гарантировать, что известный землянам дирофиляриоз - самое страшное, что ждет пострадавшего. В конце концов, мы не имеем представления, какими были земные комары миллионы лет назад. Хотя впрыскивание не случилось прямиком в кровь, тем не менее пациент пребывал в беспамятстве. Именно это и вызывало наибольшую тревогу медиков. Возможно, что проникновение отравы через легкие оказалось худшим вариантом. Идеальным решением было бы скорейшее возвращение домой, но всякий уходящий в дальний космос знает, что нельзя прервать рейс так рано - каждый поход дальней разведки стоит человечеству больших финансовых расходов. Но даже для возвращения на Землю пациента требовалось погрузить в анабиоз, чтобы тем самым предотвратить непредвиденные последствия прыжка сквозь подпространство.

Еще до принятия окончательного решения медики с целью составить полную картину попросили свободных от вахты членов экипажа заняться просмотром видеоматериалов с камер робота, работавшего на суше. Так как отснятого материала было очень много, пришлось разделить его на небольшие серии и раздать добровольцам.

Наконец, искомое было обнаружено! Это была всего одна сцена, вероятно, заснятая совершенно случайно во время наблюдения за стадом крупных рогатых животных, напоминавших буйволов. Но и ее хватило. Большой комар буквально свалился на холку буйвола; кажется, он метил в крупный сосуд. Животное стало вертеться и даже упало в траву, но большие рога мешали ему кататься на спине. Тогда оно побежало к реке и нырнуло чуть ли не с головой. Но там буйвол пробыл недолго, ибо вокруг стали собираться хищники, подобные крокодилам. На его спине уже не было комара, но из ранки стекала тонкая струйка крови. И вот именно на нее налетели другие комары и мошкара. Буйвол заметался по берегу и вдруг упал на бок, после чего к нему подбежал теленок и стал бить копытом, давя насекомых. Другие особи бегали и подпрыгивали вокруг, некоторые поднимали пыль на берегу, чем, скорей всего, отпугивали роившихся насекомых. Тогда никто не подумал, что животное упало под действием комариной отравы, лишившей его сил.

Наши биологи единодушно сошлись на том, что скорее всего буйвола атаковали настоящие групповые охотники. По всему было видно, что мы имели дело с неизвестным нам типом комаров или же неизвестной формой охоты. Возможно, когда-то такие же твари обитали на Земле, и человеку очень повезло, что он не встретился с ними. Легче сражаться с одним крупным и голодным хищником, чем с целым роем злых кровососов.

На общем совете медиков, биологов и химиков было решено не рисковать и не доводить дело то терминальной стадии, а просто ограничиться уже оказанной паллиативной помощью и погрузить пациента в анабиоз до окончания похода и в таком виде доставить его на Землю, где им займутся опытные специалисты. Так, казалось всем, будет больше шансов избежать врачебной ошибки.

Все облегченно вздохнули и занялись своей работой...

И вот здесь следует напомнить, что обычный поход дальней разведки длится как минимум полгода по земному календарю, но это если не повезет с открытием. Известно, что даже мертвая экзопланета могла задержать возвращение корабля разведки на Землю. Этот же поход затянулся на год с лишним - водные и пищевые запасы пополнялись на месте; после хорошей обработки местные дары не казались опасными, а натуральные, пусть и чужие, продукты всегда приятней походного пайка. Вот и посчитайте: более года пациент находился в глубоком анабиозе, затем после броска домой его передали местной службе, а та через несколько недель переправила камеру со спящим на Землю. В общем вышло, насколько я помню запись в истории болезни, без малого пятнадцать земных месяцев. Но это только срок от начала комы до прибытия на Землю. А там с пробуждением не торопились, желая прежде шаг за шагом выработать верную схему лечения. Случай был неординарным, поэтому начало возвращения к жизни затянулось еще на пару месяцев. Вы же понимаете, конференции, симпозиумы, совещания... Фантасты уже писали всякую чушь о пробуждении комара. Наконец-то, консилиум врачей Клиники реабилитации астронавтов и других лечебных центров разработал методологию, и пациента стали выводить из анабиоза.

Все прошло удачно: пульс и дыхание больного пришли в норму спящего человека, только вот сам спящий не захотел пробуждаться. Он просто продолжал свое небытие, но теперь в виде крепкого сна. Небо свидетель: такого еще в нашей практике не случалось! Как сказала наша шеф-уборщица: "Что-то у него не сконтактировало по пути от правой стопы к левому уху". Вы находите это смешным? Но, между прочим, под ее присмотром роботы-уборщики работали очень квалифицированно. Вы же понимаете, "не боги горшки обжигают"...

Я попал в клинику вскоре после этих событий, так что из рассказов коллег знаю те подробности, что не получили широкой огласки. Руководству клиники пришлось пригласить известных профессоров, светил в вопросах анабиоза и гибернации животного мира. Все они выглядели людьми представительными, руководителями лечебниц и лабораторий, плодовитыми авторами. Ничем эти светила особо не помогли, но все они - люди больших званий и знаний, включая нашего шефа, - опубликовали статьи в известных научных журналах, причем некоторые из них работали самостоятельно, без соавторства со своими учениками и подчиненными. Отдам должное одному из них, изрекшему древнюю аксиому: "Если сам организм не одолеет болезнь, медицина не поможет". Ну что же, ради этого, пожалуй, стоило всех их собрать в одном месте.

Итак, следуя этой древней мудрости, больного оставили в покое в ожидании его естественного пробуждения. В самом деле, у коллектива были более серьезные дела, чем каждое утро ставить звенящий будильник возле постели безнадежного больного. Когда-нибудь пробуждение должно было произойти, и все надеялись, что пациент проснется прежде, чем станет инвалидом. И вот тогда произошло то, что можно описать одним из поучений известного космонавта позапрошлого века: "Кроме высшего образования надо иметь среднюю сообразительность". Сами рассудите, насколько необычно все получилось.

А случилось так, что одна из медсестер в том отделении прослыла известной фантазеркой и страстной любительницей фантастики. Была она японкой, очень скромной, приветливой и исполнительной девушкой, а потому всегда отвечала с легким поклоном: "Все будет так, как вы сказали, господин доктор". Наверное из-за своего происхождения из всех фантастов она предпочитала отечественного автора Аркадия Стругацкого. Что, коллеги? Стругацкий был поляком? Что ты говоришь, друг? Поляком был Станислав Лем, а Стругацкий - русским? Да, стыдно мне не помнить любимых писателей моей прабабки. Эх, как же плохо мы знаем культурное наследие матери-Земли! Ну хорошо, вернемся к нашей медсестре.

Именно в ту пору она как заочница изучала психологию. Не знаю, зачем ей нужен был этот предмет - с ее-то характером она решала многие проблемы без помощи этой душетрепательной науки, - но надо же чем-то заниматься скромной девушке после работы. Так вот, когда родители спящего посетили своего несчастного сына, она долго выпытывала у них, какой образ жизни тот вел с детства. Оказалось, что будущий астронавт еще при жизни деда много работал в семейном вишневом саду, а когда стал жить отдельно, очень любил своих домашних друзей - желтого кенара и серую пушистую кошку, хотя и отцу помогал по саду. Самое удивительное, что в нашей клинике тоже есть вишневый сад, в котором пациенты занимаются трудотерапией - рисованием, сбором ягод и приготовлением варенья и настойки. В свои смены, а порой и в другие дни, медсестра выкатывала пациента прямо с постелью в сад, ставила у его изголовья клетку с кенаром, а на грудь клала кошку. А животных ей доставили родители пациента, которым она смогла внушить надежду. Эти необычные сеансы начались весной, еще до цветения вишни. Так продолжалось долгое время, а после отцвела вишня, и появились плоды, очень крупные и сочные, именно такие вывели селекционеры для наших пациентов. Так вот она выжимала их сок прямо на губы спящего, а кто-то даже утверждал, что украдкой она целовала их. При этих процедурах медсестра еще и вишневые хайку читала. Одно из них запомнилось сотрудникам очень хорошо:

Femina ideale! Да с такой романтической девушкой я и сам долго смотрел бы на ветку цветущей вишни и наливался желанием! На этом материале Фрейд написал бы лучшую из своих работ! Но почему-то Аэлиты влюбляются в лосей, эх... Что ты говоришь, друг мой, опять я напутал? Не в лосей, а в Лосевых? О, terribilmente, никогда не мог осилить этот сложный язык, хотя моя прабабка имела русские корни!

Так вот, уже через несколько месяцев после начала так сказать "биотерапии" случилось чудо, истинное чудо - спящий пробудился!

На вопль сестры-фантазерки, этой нашей тихони, сбежались больные и персонал, даже наш профессор приковылял. Кстати, очень интересно следующее: свидетели расходятся в передаче ее победного крича, одни из них говорят, что кричала она "Аллилуйя!", другие же - "Банзай!" Но точно ее крик был подобен библейскому "Лазарь, выйди вон!", ибо именно тогда к одному из безнадежных пациентов, астронавту, оглохшему при аварии в космосе, вдруг вернулся слух. Правда, он страдал запором и в тот момент в туалете тужился так, что глаза на лоб лезли, поэтому в разговоре о его внезапном выздоровлении нельзя исключить и этот фактор. Он клянется Небом и звездами, что точно услышал "Банзай!", а потому немало испугался, подумав, что объявлена тревога. Астронавт тут же бросился вон из туалета, но запутался в штанах и, влекомый моментом инерции, грохнулся лбом о дверной косяк. От такого удара слух его восстановился полностью.

Но на самом деле, возможны оба варианта победного клича - эта японка была воспитана и получила образование в христианской миссии. Думается мне, что поначалу она закричала "Аллилуйя!", и этот крик отчасти вернул слух глухому, а уж ее "Банзай!" и сильный удар о дверной косяк довершили начатое. Для справки: удар был такой силы, что пришлось вызвать робота-ремонтника. Нет, вы не ослышались, не медицинского робота: с головой пациента ничего существенного не приключилось, ведь он также служил десантником, а головы у этих парней - крепкие...

Мое же мнение таково: да, случилось чудо, то есть то, на что втайне рассчитывает каждый доктор, но зачем же так кричать?!

Ну а еще через год, после полного восстановления нашего пациента они поженились. Первым у них родился мальчик, очень активный и сообразительный, любивший кусать отца за шею, а через несколько лет появилась девочка, милое создание с темными прищуренными глазками, имевшая привычку кусать соседских детей. Ее так и прозвали: "Кусака". Уже в школе дети посвятили себя зоологии.

В общем, все у них сложилось хорошо, да и все сотрудники вздохнули с облегчением, а наш профессор, обоснованно объяснивший данное чудо, даже был отмечен одной из медицинских премий! Ну что же, для хорошего человека не жалко...

До сих пор среди специалистов нет единого мнения, насколько правильно медики поступили с тем несчастным. Но в ситуации, когда больной пребывал в коме, а на корабле не присутствовали достаточно опытные специалисты, любое решение могло оказаться ошибочным. Случилась чистая лотерея. Судя по заснятой комариной атаке, насекомое впрыскивало животному сильнодействующее средство, не позволявшее крови свернуться долгое время, а кроме того, вводившее его в какой-то дурман. И метил кровопийца в крупный сосуд - возможно, у здешних насекомых зрение получше земных или они чувствуют ток крови животных. Скорей всего, комар принял патрубок на скафандре десантника за вздувшийся сосуд животного. В случае с пострадавшим астронавтом такая инъекция могла привести к более серьезным последствиям. Пришлось поставить на удачу в надежде на быстрое возвращения из похода. К сожалению, быстро вернуться не удалось.

Космические аварии - обычное дело, главный фактор материальных и человеческих потерь. Люди все еще платят высокую цену за свою любознательность, которая ведет их в чужие миры, где их никто не ждет. Так всегда было в нашей истории, и пока что заметных изменений в человеческой психологии не наблюдается. Если есть замочная скважина, человек обязательно заглянет в нее. Что вы говорите, сотрапезники мои? На каждый глаз в замочной скважине найдется остро заточенный карандашик? Верно, друзья, я понимаю ваш смех, ведь это - метафора той высокой цены, которую в каждом из открытых миров мы платим за наше вторжение. Сквозь замочную скважину космос вставляет нам в глаз свой карандаш. И заметьте: никакие серьезные потери еще никого не остановили. Никого!

На Дивоке мы столкнулись с тем, что, скорей всего, существовало на Земле в доисторическом прошлом, когда ее покрывали леса из гигантских деревьев и папоротников, ведь нельзя даже приблизительно сказать, какими тогда на самом деле были комары. Кстати, напомню вам, коллеги, что панспермия, или копирование на других планетах с похожими условиями некоего исходного, идеального мира, Эдема, назовем его так, - важный постулат, приобретающий все больше сторонников. Именно поэтому, мол, между обитателями Земли и нашей Океании много общего, ну разве что аборигены превосходят нас ростом, как те библейские великаны, уничтоженные всемирным потопом. Полагают, что на Дивоке мы впервые как бы вернулись в далекое прошлое Земли, которое давно было похоронено глубоко под грунтом. И это далекое прошлое встретило нас так, что вовек не забудешь.

Следует учесть, что спустя два столетия космической эры необитаемый космос все еще опасен для землян. Все мы, думаю, хорошо помним из истории Океании, что экипаж, вышедший к нашей планете первым, погиб полностью, кроме случайно уцелевшего молодого планетолога. Мне тоже досталось однажды во время вахты в Солнечной системе: взрыв и пожар на станции оставили свои следы на моем теле, особенно на лице. И мне очень повезло, что случилось это в обжитом секторе нашей системы. В Клинике по реабилитации астронавтов пластические хирурги весьма хорошо подлечили мое лицо, даже сделали его краше прежнего, и восстановили голосовые связки. Во время лечения мы много общались с коллегами, и после мне предложили там место, видимо, учтя мой опыт корабельного врача. Конечно, я не колебался ни минуты, меня тянуло к науке, поэтому работа в известной клинике была мне много ближе, чем служба в медотсеке корабля. К тому же, замечено, что многие из тех, кто потерпел серьезную аварию, более не ходят в плавание. И вот, за много лет упорного труда я вырос от врача на приеме пациентов до руководителя лаборатории. Получив прежде в нашей клинике квалифицированную помощь, я и сам начал помогать пострадавшим вернуть свою былую форму. Таким удивительным путем складывались многие врачебные карьеры - от трагедии к славе.

Поэтому на сидевшего напротив пациента я смотрел глазами ученого, для которого не существует слишком высокой цены для достижения результата. История медицины - это, на самом деле, без пафоса, череда жертвоприношений на алтаре опыта, в результате чего спасаются многие несчастные, которые приступают к храму науки с верой и надеждой на исцеление и спасение. Да не проповедник я, коллеги, просто о медицине надо говорить в религиозной терминологии и вообще возвышено, с придыханием. Когда-то я и сам стал такой жертвой, ведомой на заклание, хотя и пострадал менее многих остальных - ученых, прекрасно осознававших риск профессии, и простых обывателей, не догадывавшихся, как сильно может измениться их судьба в результате какой-нибудь аварии или врачебной ошибки. И таким стал не я один - нас много!

Вопрос же заключался в том, была ли тогда допущена врачебная ошибка. Пожалуй, о такой ошибке можно было бы говорить в том случае, если бы решение принимал опытный врач, у которого был достаточный выбор методологических и технических возможностей. Вполне вероятно, что если бы старый корабельный доктор в тот момент был в строю, он сразу направил бы десантников на поиски соляных пещер, которые, как после оказалось, действительно были в сотне километров от места высадки. Сухопутный робот даже заснял их, но на эту краткую съемку никто не обратил должного внимания: ну, пещеры, как пещеры - наплывы и потеки на стенах, лужи на дне, - никто там не обитал. Вместо камеры анабиоза опытный врач поместил бы пациента с отравленными легкими в соляную пещеру и выставил бы там охрану. В таком случае сохранялась надежда на успешную фильтрацию легких человека от комариного зелья, так что через несколько дней он мог бы вернуться в медицинский отсек для полного восстановления. Все это поведал своим коллегам опытный врач уже после возвращения в строй, когда медики совместно сделали анализ инцидента.

Предложенная им схема лечения действительно представлялась идеальным вариантом, но в момент высадки он был недееспособен и не мог дать коллегам свой профессиональный совет. Так что, команда сделала то, что смогла в рамках своего малого опыта.

Ну, а кто сам без греха, камни у тех всегда найдутся...

Итак, после пробуждения нашего подопечного прошли годы, уже не помню сколько, но точно, что немало - наверное, около двадцати земных лет, и он снова объявился. Выглядел пациент достаточно хорошо, явно младше своих лет, о чем я уже сказал, и все же чувствовалась в нем какая-то усталость. Скорее всего, именно поэтому он жаловался на старость. Такое несоответствие его внешности биологическому возрасту могло быть следствием долгого пребывания в анабиозе и летаргическом сне, хотя нельзя исключить и возможность изменения его метаболизма. Последнее в свое время было предметом обсуждения на консилиуме, но точно доказать это не удалось, а потому и единого мнения не сложилось. Вообще же подобное случалось с астронавтами по разным причинам - космос сильно влияет на гуманоидов, вышедших из-под защиты Земли. Все показатели были в норме или с теми отклонениями, что характерны для его фактического возраста при соблюдении так сказать "здорового образа жизни". Глядя на такие результаты обследования, многие доктора могли воскликнуть: "Мне бы ваше здоровье!"

- Так на что же вы жалуетесь, кроме старости? - спросил я его, когда он умолк и отпил воды.

Он помолчал, облизнул губы и сказал:

- На медицину.

Что я мог ответить на это? Такие жалобщики могли бы жаловаться на свою маму, решившую сохранить ребенка. Нашлось только одно:

- Медицина восстановила вас. И не только вас.

Он покачал головой и нехотя протянул:

- Это верно. Сделали, что смогли. Но смогли не так, чтобы очень много. По сути дела - оказали первую медицинскую помощь и усыпили на много лет. Хвала Небу, в клинике оказалась умная медсестра. Отбила меня у Морфея, как говорили наши парни из отряда.

- Ну вот видите! Радуйтесь и повышайте свой жизненный тонус.

- Только это и остается! - сказал он резко. - Но заметьте, моя жена - то есть моя будущая жена, а тогда еще просто медсестра, посторонний человек - вытянула меня с того света без всякой медицины. Медициной занимались умные профессоры, снимавшие с меня как с растения в теплице показания для своих статей. А ничем не выдающаяся медсестра сделала их работу. Тогда: что такое медицина?

- Так ведь это - повторение истории Христа! - вдруг воскликнул я и, видя его недоумение, продолжил: - По происхождению и по виду он был простым плотником, а на деле исцелял тяжелых и безнадежных больных. А таковых было столько, что они в очередь выстраивались! А вы говорите!

- Да мне то что? - сказал он, перебирая пальцами, как будто разминал их. - У меня своя история.

На мгновение возникла пауза. Я понял, что надо поскорее уходить от проблемы эффективности современной медицины, и спросил:

- Ну а что сейчас беспокоит? Вы же в отличной форме! Я так понимаю, Вы даже не имеете инвалидности и продолжаете работать.

Он поерзал в кресле и выдавил из себя:

- Понимаете, чувствую какую-то усталость. Уже давно. Не уверен, что она - физическая.

- Вероятно, это - синдром десантника...

- Может быть, - сказал он и вдруг спросил: - А вам самому приходилось полностью менять свою жизнь?

- Да, после аварии в космосе многое изменилось. Например, меня списали на Землю, а еще пришлось привыкать к новым частям тела и даже другому тембру голоса.

- Понимаю, - покивал он головой. - Десантники тоже сильно меняются с годами и не похожи на себя в молодости. Но мой случай иной.

- А именно? Что конкретно?

- Внешне я остался прежним, а внутри изменился. По ночам мне снится, что я летаю...

- Такое снится многим, - перебил я его, - бывает...

- Да, но я летаю, как охотник. А есть кое-что и похуже. Например, я ни с того ни с сего полюбил свежую кровь. Даже не могу вспомнить, когда это началось. Причем, могу пить ее в чистом виде, без крепкого алкоголя.

- Ого! - воскликнул я, не удержавшись.

В истории болезни такой записи не было, значит началось это уже после его лечения в клинике. Что же он так долго тянул с визитом?

Он же продолжил, будто и не заметив моего восклицания:

- Вообще, как-то все изменилось, может быть, это - возрастное? Известно, что люди сильно меняются в старости, но мне кажется, нет, я даже ясно вижу, что мои изменения - слишком радикальные. Вот моя жена любит плавать и ходить в походы, сидеть у костра и жарить рыбу и грибы на огне, а меня совсем не тянет ко всему этому, хотя я в детстве был активным бой-скаутом и много плавал всю жизнь, а среди десантников имел высокие показатели по нормативам плавания и ныряния. А испытание огнем и жаром, обязательное для десантников, я прошел без проблем и даже грамоту получил. Но теперь у нас просто разлад в семье...

Он замолчал и посмотрел на меня. В его глазах я прочитал откровенное послание: "Ну, и что пишут в ваших талмудах?"

Конечно, я не мог отпустить его просто так, ничего не порекомендовав. Наверное, можно было провести его по большому кругу лабораторных исследований, и в другом случае я бы так и сделал. Но в прошлом лечение этого пациента уже дорого обошлось Космофлоту, а свежее предварительное обследование существенных нарушений не выявило. И вообще что-то останавливало меня от использования привычной схемы. Вопрос уже касался главного - чести мундира. Пауза затягивалась.

- Э-э-э... - сказал я с видом профессора, подбирающего правильные слова для глупой курсистки, но вдруг закашлялся и отпил воды.

В тот момент мне пришла в голову неожиданная мысль. Если он чувствует себя иным настолько, что изменились его обычные поведенческие рефлексы и привычки, значит единственный доступный путь - насильно заставлять себя делать то, что противно комару. Например, плавать под водой и прыгать через костер. Иного мне даже не приходило в голову. Все это я выложил ему по возможности доступно и аргументировано, помня, что молодой Аристотель упрекал врача за то, что тот разговаривает с ним, словно с крестьянином.

- Следует по капле выдавливать из себя чужого, - подытожил я.

- Вы считаете, во мне есть чужой?

- В любом заразившемся есть кто-то чужой, хотя бы в виде посторонних бактерий. И мы постоянно убиваем в себе вирусы, иначе они убили бы нас.

- Интересная идея, - сказал он задумчиво. - Думаете, поможет?

- Рассудите сами: никто и предполагать не мог, что распыление комариного зелья в дыхательной смеси и долгое забытие может привести к таким последствиям. Однако же это случилось и заставило медиков пересмотреть привычные представления. В истории космоплавания так уже было не раз. Теперь и мы можем прибегнуть к такому лекарству, которое прежде никто не опробовал.

- Ну что же, - сказал он задумчиво. - Попробую. Ничего другого мне не предлагают...

- По возможности делайте это ежедневно, но чередуйте огонь и воду. И еще откажитесь от потребления крови - абсолютно, любой ценой. Ну а примерно через полгода приходите снова, и тогда посмотрим. Может быть, сделаем комплексное обследование.

Он уже направился к двери, когда я спросил его:

- Как, вы сказали, звали врача на корабле?

- Его фамилию я уже не помню за давностью, мы с ним были только в одном рейсе, и я вышел из строя в самом начале, но точно помню, что все звали его просто "док", а иногда "Джорджи". Кажется, он был итальянцем. Вы его знали?

- Выздоравливайте! - сказал я ему на прощанье.

Когда же он ушел, я впал в глубокую задумчивость, так что спинка кресла подо мной медленно опустилась. Не помню, как долго я пребывал в таком рефлексирующем небытии, вытянувшись в кресле, словно на приеме психоаналитика. Постепенно я вошел в транс медитации, рекомендуемый в периоды усталости и нервного напряжения. Такие повороты в жизни - тема для серьезного анализа. Моя же мысль все кружилась вокруг формулировки врачебной ошибки и пыталась выработать ее идеальный вариант. Как бывает в подобных случаях, речь шла о разнице между доктринальной и фактической ошибками, а истина была где-то посередине. Сколько раз за два столетия космической эры мы корректировали свои каноны! Ведь правила пишутся кровью пациентов, а мы - их авторы, макающие свои ланцеты в кровавые чернила. Да уж, этот пациент был в моей практике самым необычным.

"И зачем мне все это нужно!" - сказал я себе. Тогда, кажется, именно тогда, я и подумал об эмиграции на Океанию, где мне предлагали место в клинике с тем же профилем.

Когда же замигал и тихо запищал офисный персонал, я поначалу даже не обратил на него внимания. Похоже, к тому времени у меня отключились все внешние рецепторы. Сигнал усилился, и я наконец-то очнулся и позволил громкую связь. Секретарь сказала своим приятным голосом, словно приглашала ненадолго зайти к ней на чай:

- Доктор Джордж Медичи, Вы там? Вас вызывает господин главный врач. Могу соединить?

- Да, - ответил я тихо. - Соедините.

После этого прозвучал бодрый голос шефа:

- Док, старина, мы же договорились встретиться за полчаса до совещания...

Елена Костырик
"За темными лесами, за высокими горами..."

Коридор у них маленький и узкий, но это не беда, потому что и сам он невелик, а значит, прекрасно помещается в коридоре и даже не один. Когда мама уходит на работу на целый день, долгий и тоскливый день, он, придя из детского сада, ждет ее в коридоре. Сейчас из садика его забирает соседка, а раньше забирала бабушка. Но с бабушкой что-то случилось. Сначала она болела, потом уезжала поправлять здоровье в санаторий, а сейчасгостит у своей подруги. И гостит и гостит и никак не может нагоститься. Иногда мама передает от нее приветы, и если сначала он расстраивался, что мама не говорит, где сейчас бабушка и когда он ее увидит, то сейчас просто хмурится и кивает.

Иногда он думает, что бабушка умерла, и он больше никогда ее не увидит. От этих мыслей у него холодеют руки, и кружится голова.

Раньше он просто играл в комнате или рассматривал картинки в книжках, ведь читать он пока не научился, или соседка включала ему телевизор, и он смотрел мультики. Но под мультики он быстро засыпал, и когда возвращалась мама, он был сонный и капризный. Поэтому он придумал хитрость - вместе с игрушками стал ждать маму в коридоре, возле самых дверей.

Так он не чувствует себя одиноким. За дверью скрипы, негромкие разговоры, кто-то спускается по лестнице, кто-то поднимается. Работает лифт, хлопают двери, смех, детский плач - жизнь кипит.

За окном темнеет, в доме становится тихо, только иногда раздастся собачий лай, и снова все стихает. Он прижимает ухо к двери и слушает. Ему кажется под дверью кто-то ходит, кто-то дышит. Он шепчет: "Бабушка, это ты?"

За дверью становится тихо, но он слышит дыхание, потом раздается тихое царапание и родной бабушкин голос: "Пусти меня, Максимка".

Он вскакивает с пола, поворачивает ключ в замке, и вот она! Его милая родная бабушка!

Бабушка входит в квартиру и сразу начинает ворчать: что же ты в коридоре сидишь, пол холодный, грязь от обуви, ну-ка вставай, пойдем на кухню, я тебе оладьев со сметаной приготовлю.

У бабушки так быстро все получается! И вот уже на горячей сковороде попыхивают, красуются поджаренными боками оладушки. И чай ароматный, свежий и сметана густая, нежная. Они сидят, макают золотистый бочок горячей оладушки в холодную сметану, кусают нежное тесто, и оно тает во рту. А они с бабушкой смеются и смотрят друг на друга.

- Бабушка, ты почему не приходишь? Я думал, ты умерла.

Бабушка улыбается и гладит его по голове:

- Разве я могу умереть? Просто, милый, все дела, дела. Но теперь буду приходить чаще. Ведь я так скучаю по тебе, Максимка.

Веки у него слипаются, руки и ноги ослабли, бабушка берет его на руки и несет в кровать. Несет, несет и так они долго идут, что становится странно, неужели комната так далеко от кухни? И нужно пройти через луг с сухой травой, перейти мостик через быструю речку. А вдалеке темной зеленью раскинулся массив леса. Но распахивается входная дверь, его накрывает аромат маминых духов, ее прохладная щека у его щеки.

- Милый, да ты в коридоре заснул? Прости, я снова задержалась.

Мама идет коротким маршрутом, поля и реки остаются в другом мире, и вот он уже умытый и в пижаме смотрит на склоненную мать.

- А к нам бабушка приходила. Я думаю, она уже приехала от подруги. Мы ели оладушки, - голос его заплетается, глаза закрываются.

Мама, стоя у кровати сына, смахивает слезы и идет на кухню ужинать.

Несколько дней мама сама забирает его из садика. Они даже ходят в заснеженный парк кататься с высокой горы. Мама печет рассыпчатый хворост, и они сидят и едят, глядя, как в телевизоре зайцы и другие лесные жители выживают из леса злого волка. Волка жаль, ведь кроме леса идти ему некуда, если только в другой лес. А вдруг и в другом лесу такие же зайцы и белки? Поэтому лучше всего волку жить в пустыне. Ведь пустыня большая! Все это он очень серьезно излагает своей маме, а она говорит, что для своих пяти лет он очень толковый мальчик. Ему хочется начать разговор о бабушке, но он молчит, молчит и мама, только смотрит в темное окно на падающий снег.

Сегодня он снова один. Соседка привела его из садика, накормила и сказала, что заглянет через часок, а сейчас у нее гости -сын с женой.

Он кивает, вздыхает.

Она включает ему телевизор и уходит.

Он перетаскивает в коридор свои игрушки, садится на коврик и ждет маму. Иногда он прижимает ухо к двери, но за дверью, кроме обычного шума, ничего.

Обычно он играет со своими машинками, но сегодня решил просмотреть старые альбомы с фотографиями. Он листает толстые картонные страницы, разглядывает наклеенные фото и без конца удивляется: как же раньше люди смешно одевались! На детях чепчики и шляпки, штанишки до колена. На других фото дети в толстых пальто, и у всех женщин на голове платки. Он рассматривает незнакомых людей и недоумевает: неужели они все его родственники? А вот и бабушка! Молодая, с косой на плече, в длинном платье, смотрит на него с фото, улыбается. А это мама, ну ни за что не догадаться! Она чуть старше, чем он сейчас. А это свадьба. Тут и мама, и папа. Папу он не помнит. Иногда припоминается что-то тяжелое, грубое и громкое.И все тело его при этих воспоминаниях сжимается, и хочется замереть, превратившись в немое полешко.

За окном мигает и гаснет фонарь.

Он вздыхает, отрывается от просмотра и тут же слышит негромкое царапанье и тихий стук, как будто кто-то робко стучит костяшками пальцев.

Он даже не спрашивает, кто там, подскакивает к двери, стискивает пятерней ключ и, надавив со всей силой, поворачивает в замке.

Бабушка проскальзывает в коридор, маленькая и тонкая, подхватывает его на руки и несет в комнату. За секунду они пролетают крохотный коридор, и он успевает разглядеть на обоях пестрые цветы, похожие на лица неведомых существ.

От бабушки пахнет зимой, холодом, нетающим снегом, а он думает о том, что зима в этом году такая долгая. Тянется, и нет ей конца.

А бабушка словно мысли его читает.

- Расскажу тебе сказку про Снегурочку, вот и узнаешь, как зиму можно победить.

Он важно кивает, удобнее устраиваясь под одеялом.

- В одной деревне, на самой окраине, -начинает бабушка, -жили старик и старуха. Жили, не тужили, кашу варили. Вот только однажды наступила великая зима, и есть старикам стало нечего. Стало им голодно, а весна все не наступает. Что ж, говорит старуха, делать нечего, придется лепить Снегурочку. Вышли они во двор и из снега вылепили девушку, капнули на нее по капле своей крови, и ожила она. Стоит перед ними красивая, молодая. Обняли ее старики. - Иди, милая, весну искать. Жаль тебя отпускать, но мы больше и дня не протянем в этом холоде.

Поклонилась им Снегурка и пошла в темный лес, весну искать. Ходит, бродит, под каждый куст заглядывает - нет Весны! А вокруг такая красота! Ели и сосны в снежных нарядах, каждая снежинка искрится, переливается. Звери в богатых шубах ходят. Взыграла в Снегурке человечья кровь и решила она, что хочет такой красотой всю жизнь любоваться. Ходит по лесу день, ходит второй - все для нее восторг! А мороз с каждым часом сильней, с каждым днем лютее. Попрятались звери, дрожат в своих норах. Деревья от холода лопаются. Только звезды все ярче и злее на темном небосводе.

Опомнилась Снегурочка. Кровь человечья окрасила ее щеки румянцем. Зашла она в самую глухую чащу и в медвежьей берлоге нашла Весну. Растолкала ее и говорит: -Спасай, Весна, мир, а то скоро он в лед превратится.

Обняла ее Весна, взяла за руку и пошли они к людям. Под ногами Весны-красны, подснежники проклюнулись, птицы оттаяли и защебетали, звери из своих нор выползли. Все рады! Только Снегурочке каждый шаг с болью дается, идти ей тяжело, жарко, душно.

- Подожди, Весна, - молит Снегурочка, -скоро я растаю, и никто меня не увидит, не узнает, что это я тебя привела. Обещай мне, что расскажешь людям обо мне.

Сказала и растаяла, остались на снегу только две капельки крови.

С тех пор каждую зиму люди лепят снежных баб и стоят они до весны, пока не растают. Только не знают люди, что кровь человечья может эти бездушные снеговые идолища оживить. Не рассказала им об этом Весна.

- Но ты теперь знаешь, - бабушка посмотрела на сонного Максимку.

- Знаю, - серьезно ответил он и тут же заснул.

И снилось ему всю долгую ночь, что ходят они с бабушкой по лесу, ищут прекрасную Весну, но нет ее ни в лесу, ни в медвежьей берлоге. Уже и сил не осталось, а бабушка все тянет и тянет его куда-то: "пойдем, пойдем, еще в той стороне не смотрели".

Он просыпается совершенно обессиленный, долго лежит с закрытыми глазами, потом вздыхает и выбирается из кровати.

Сегодня выходной, и мама никуда не торопится.

- А знаешь, Максимка, я решила уйти с работы. Теперь мы будем все вечера проводить вместе.

- И бабушку позовем? - спрашивает он.

Мама втягивает голову в плечи и молчит, не смотрит на него.

Он надувает губы. Снова становится все непонятно.

-Только на часок сегодня убегу, дела передать, посидишь без меня, хорошо?

Мама наклоняется и целует его в макушку.

На улице от мороза туман, он смотрит в окно на выходящую из подъезда маму и машет ей рукой. Она посылает ему воздушный поцелуй, и он смеется. И решает ждать маму возле окна. Он разглядывает дома, детскую площадку, смотрит на торопящихся, закрывающих от мороза носы прохожих и неожиданно замечает бабушку. Она стоит внизу, смотрит на их окна. Рядом с ней детские санки. Он радостно машет ей рукой, и она в ответ показывает: спускайся, покатаемся на санках.

Он спрыгивает с табуретки, на которой стоял и начинает лихорадочно одеваться: сначала шапку, потом комбинезон и не забыть намотать шарф!

- Ну что, - спрашивает бабушка, усадив его на санки, - поедем за весной?

Он крепко вцепляется в сани и хохочет, запрокинув голову.

Бабушка везет его пустыми заснеженными дворами, ускоряя и ускоряя шаг, и вот она уже резво бежит, перепрыгивая через сугробы.

На улице темнеет. Желтые фонари, словно пожары, вспыхивают то тут, то там.

Бабушка несется, не останавливаясь, а он все крепче вцепляется в ручки санок. Вокруг него вихрится снег, полозья визжат, ветер свистит в ушах, но стоит только на минуту зажмуриться, как перед ним уже взлетают гривы огромных коней. И чужие сани везут его куда-то вдаль. И торопит, стегает коней молодая девчонка - может Весна, а может и его бабушка - и хохочет она белозубо и никак не может остановиться. И вот уже приближается темная зелень леса, а лесу - он знает это - только перейти мостик, и тропка приведет его к домику, где будут они жить вдвоем с бабушкой и тогда каждый день только для него и сказки и горячие оладушки и еще много-много чудес.

Но какая-то сила выбрасывает его из саней. Он, кувыркаясь, летит в сугроб и там замирает. А когда поднимает голову, то ни саней, ни лошадей не видно. Лишь поземка заметает санный след.

Возле подъезда он встречает маму. Пальто ее расстегнуто, она бледна. И он, подняв на нее заплаканные глаза, думает, что она похожа на Снегурочку, понявшую, что Весна все-таки забыла о ней рассказать.

Мама укладывает его в кровать, поит горячим чаем с малиной, и он засыпает, а когда открывает глаза, возле него стоит мама, за ее спиной - улыбающаяся бабушка.

Он улыбается им обеим.

- Мы с бабушкой будили весну, - делится он.

И тут мама начинает рыдать. Она прижимает его к себе и только твердит:

- Твоя бабушка умерла, Максим. Твоя бабушка умерла.

Распахнутыми глазами смотрит он на растерянное и недоумевающее лицо бабушки.

Обеими руками отталкивает от себя мать.

- Зачем ты ей об этом сказала, зачем? - кричит он. - Она была со мной, она любила меня, пусть она умерла, пусть!

Мать стискивает его в объятиях и сжимает так крепко, что он не может шевельнуться.

Бабушка смотрит на них обоих. Ее лицо посветлело, даже морщинки разгладились.

- Прощай, Максимка, - говорит бабушка и исчезает. Уходит туда, откуда не возвращаются, и Максим плачет, уткнувшись в теплое мамино плечо.

Где-то шумит и качает верхушками темный лес. А в лесу, только мостик перейти через быструю речку, рукой подать до бабушкиного домика. А в домике, на светлой кухне, стоит возле плиты бабушка и ловко переворачивает оладушки на сковороде. Они брызжут маслом и шкворчат. И аромат их по всему лесу. Бабушка накрывает на стол - яркая скатерть, праздничные чашки, мед, сметана в вазочке, варенье из душистых ягод.

Бабушка ждет гостей.