Млечный Путь, 21 век, No 4(45), 2023

Дмитрий Раскин Покупатели времени

- К сожалению, мистер Смит, ваш чек недействителен, - говорю я.

- Я знаю, - кивает Смит и делает эффектную паузу.

Знал бы он, как я за все эти годы устал от таких эффектов. Сейчас я сошлюсь на второй пункт договора и напомню, что мы не можем работать без предоплаты.

- Как только вы отправите меня в две тысячи двадцать второй год, этот чек, выписанный мной сегодня, двадцать первого июля две тысячи семьдесят третьего, тут же станет предоплатой, - Смит сработал на опережение и остался весьма доволен собой.

- Это логично, мистер Смит, - начинаю я. - Но "логично" не всегда означает "правильно", - по опыту знаю, с подобными клиентами лучше общаться посредством таких сентенций.

Смит начинает частить: тогда, в двадцать втором, он сделал ошибку и потерял свой бизнес, он был молод. Да! слишком молод и самонадеян. Но теперь! Да-да, теперь он все исправит в том бездарном двадцать втором, и сумма... совершенно нереальная для него на сегодняшний день цена за перемещение во времени станет незначительной, может быть, даже пустяковой.

- Мистер Смит, - мне всегда удавалось выражение усталой мудрости на лице, - предположим, вы совершили ошибку, предположим, чего-то не учли, как вы говорите. Поторопились, понадеялись на удачу, захотели всего и сразу, с кем не бывает, да? - Последней фразы Смит вообще-то не говорил, но не обратил внимания на это мое небольшое "ментальное насилие", попытался приободриться, "действительно, с кем не бывает". - Но прошло полвека, - продолжаю я, - жизнь прожита, а вы успеха так и не добились, и ваше финансовое положение, скажем прямо, нет, я лучше не буду говорить прямо... то есть дело не в двадцать втором годе, не в какой-то конкретной неудачной для вас ситуации, а, извините, в вас. И вторая ваша попытка, и третья, и энная приведут примерно к той же самой неудаче, будет дурная бесконечность, а это, - я киваю на выписанный им чек, - так и останется неоплаченным.

- Получается, путешествие во времени только для людей с хорошей кредитной историей? Но есть же то, что важнее денег, вы, быть может, об этом слышали - сколько яда. Вот все они так. Рвутся в прошлое, дабы разбогатеть, правильно вложиться в акции, а наткнувшись на отказ, обвиняют тебя с высоты некоей вечности, пред лицом которой деловые интересы твоей фирмы тлен и пыль. Сейчас он начнет бить на жалость и взывать к моему милосердию.

- Мистер Фармер, будьте же милосердны! У меня все получится. Я верю. Я знаю. Точно знаю! Дайте мне шанс, - глянув на мое лицо, осекается. После секундного колебания: - Хорошо! Давайте так, если у меня получится, я выплачу вам вдвое больше. Втрое! - хватается за свою чековую книжку. - В конце концов, для вашей фирмы это же совсем небольшой коммерческий риск.

- У меня здесь машина времени, а не казино, поймите.

- Проявите ж хоть немного, - он проглатывает "сострадания".

- Мистер Смит! Создавая свое дело, я наивно полагал, что мои клиенты отправятся в прошлое с чисто познавательными целями, а из меня пытаются сделать какого-то торговца надеждой и очень возмущаются, когда выясняется, что вместо надежды им продали правду, - я хотел на этом и остановиться, но не смог. - Все эти наскоки на бывшее, дабы сделать его небывшим, все попытки заставить несбывшееся сбыться! Я понимаю, сочувствую, но...

- Вы не верите в человека, - я не ожидал от Смита такого сдержанного достоинства. - Вы только притворяетесь, что для вас значимы свобода и выбор. Для вас человек всего лишь слепок с его судьбы. А я не хочу! Дайте мне шанс. - Сбившись с тона: - Ваша правота настолько самодовольна.

А насчет самодовольства он, быть может, даже и прав. Ладно. Я протягиваю ему визитку.

- Что это?

- Компания, специализирующаяся на сканировании мультивселенной, - отвечаю я.

- Но какое это имеет отношение?

- Вполне вероятно, они найдут для вас ту Вселенную, в которой вы успешный, преуспевающий, ваша жизнь состоялась и оправдана.

- То есть вы хотите сказать... - переход от сдержанного достоинства к несколько непристойной надежде у Смита. Кажется, я поквитался с ним за то, что он угадал мое самодовольство. - Постойте, - одернул себя Смит. - Даже если и так, но это же буду не я. Не совсем я.

- Тут несколько сложнее. Это будете другойвы. А вот что в этом словосочетании важнее - прилагательное или местоимение - не берусь судить. Может, тут будет кое-что зависеть и от вас. Видимо, вы поторопились, упрекая меня за непонимание свободы.

- Но где гарантия, что... - начал было Смит.

- В любом случае вы получите хотя бы моральное удовлетворение, - провожаю его до двери я.

- Профессор Болтон! Вашу мужественную руку, - я встаю из-за стола. - Как вы себя чувствуете? - вопрос, разумеется риторический, у меня на столе данные всех его анализов и тестов.

- Давайте к делу, - садится профессор. - Вы же должны определить психическое состояние клиента после перемещения. Вдруг я глубоко фрустрирован, потерял основания личностной самоидентификации. Приступайте.

- Судя уже по одному только вашему язвительному тону, можно с полной уверенностью сказать - перед нами все тот же профессор Эдди Болтон.

Мы с Болтоном в баре, что напротив моего офиса.

- Перед самым возвращением я заглянул сюда, - говорит Болтон. - Сегодня какое число? Значит, я был здесь вчера, но сто лет назад. Так я скажу вам, Марк, веком ранее коктейли здесь были намного качественнее. О ценах вообще молчу. Куда катится этот мир?

- Сдается мне, Эдди, вы преувеличиваете.

- Еще как, Марк. На самом-то деле путешествие во времени это путешествие в ничто. Точнее, по касательной к ничто. Поток времени, что создан вашей машиной, скользит мимо всех этих "уже не..." - эти бессчетные и в общем-то хорошо нам знакомые "уже не..." и есть настоящее прошедшего, канувшего времени, способ бытия времени, которого нет. Все разрастающееся пространство времени, жаль, ни мне, ни вашей машине не по силам его пересечь. Время не вечно (у него есть свой срок!), но неистребимо, оно есть, даже когда в нем самом уже нет ничего. Понимаете, ни-че-го. Время, в котором "моего времени" нет, есть как ничто.

- Но ничто не время, - пытаюсь я.

- Вы много распинались насчет роли имагинации в этих путешествиях. Отчасти вы правы. Мне потребовалось воображение, чтобы знать - вот я пролетаю мимо уже не... Второй мировой войны, вот я вхожу в уже не... моего детства, но там нет моего детства - только лишь время, голое время. Это доказывает, что время реально. И не слишком нуждается в человеке. Одно дело, когда это поэтическое или, там, философское прозрение, и совсем другое, когда подлежит измерению и описанию в строгих физических терминах. Чем я, когда окончательно приду в себя после перемещения, и собираюсь заняться.

- Это знание неутешительно и вычитает что-то из нас и нашей жизни, но добавляет все ж таки глубине бытия.

- Только боюсь, мой друг, - Болтон кладет руку мне на плечо, - статья об этом моем путешествии поставит большой, жирный крест на твоем бизнесе.

- Эти коктейли пусть и не такие качественные, как сто лет назад, но, кажется, уже начинают действовать, - я накрываю ладонью ладонь Болтона на моем плече. - Те, кого я отправляю в прошедшее, дают полноту, краски, запахи ушедшему времени, надо только, чтоб оно было как ушедшее, утерянное, и ты лишний раз доказал, что оно есть. Ты, Эдди, наполнил время пустотой. Это твой вариант времени, - пожимаю его ладонь.

- Ты не понял, - перебивает Болтон. - Понял так, как хотел понять. Как тебе выгодно. Скоро ты начнешь понимать время как мысль о времени и все такое прочее.

- И я спокоен за свое дело, - завершаю свою мысль я.

Он сидит у меня уже два часа. Повторяет, ему надо в две тысячи шестнадцатый. Ему надо. Он должен. Сказать человеку слова. Да, слова, которые не успел... до которых не дорос тогда. А человека давно уже нет. Ему всегда было надо, он просто этого не понимал, и вот сейчас... Стыд за свое тогдашнее давно уже потерял остроту, да и всяческий смысл, а теперь с новой силой и с новой горечью... Он реалист и не претендует на то, чтобы переиграть свою более-менее благополучную жизнь, изменить удачную, в целом удачную, но в конечном счете бездарную судьбу... Ему только б сказать слова.

Что я мог ответить?

- Мистер Роли, ваше состояние, - даю ему в руки распечатку его ЭКГ, - делает крайне рискованным ваше перемещение даже на год назад, а что уж говорить о...

Он сидит, не уходит. Ему надо. Он должен.

"Дорогой мистер Фармер!

Я нашла свое время. Теперь буду искать в нем свое место. Извините, что ставлю вас перед фактом разрыва нашего контракта, но по-другому было нельзя, да вы и сами это знаете.

Искренне ваша, Ирен Найман.

P. S. Еще раз простите и пожелайте мне удачи".

Черт! Как я не хотел отправлять ее! Было, было предчувствие. Но подавил свои опасения, не пошел на поводу у собственной интуиции. Было ж видно, что она на что-то решилась. Уже одно то, что она вложила в перемещение все, что у нее было, закрыла все счета, продала дом, меня настораживало. Но не смог отказать, проявил жалость. И как же мне было хорошо от того, что я, оказывается, могу быть гуманным и сострадающим! Настолько духоподъемно, да? И что теперь?! Что я могу, получив по каналу связи с клиентом такое вот... Битый час читал ей лекцию об "эффекте бабочки". И какие теперь грядут временные парадоксы?! Какие выстроятся цепочки причинно-следственных? Почему грядут... может, они уже. Счастье было б, если окажется прав Эдди Болтон со своим пониманием времени. Тогда сошедшая с моей "машины" Ирен Найман, получится, не слишком-то угрожает нашему миру. А ей всего-то тридцать пять, и у нее уйма времени, чтобы наследить в нашем прошлом. Надо будет разработать систему контроля за местонахождением клиента во времени. Не знаю, реально ли, но я попытаюсь.

- Мистер Фармер? - жизнерадостный джентльмен на моем экране.

- С кем имею честь? - с ходу подстраиваюсь под его тон я.

- Джеймс Бутби. Адвокат вашего клиента Адама Чарльза.

- Все понятно. Дайте угадаю. Перемещение во времени не принесло мистеру Чарльзу счастья, и он хочет возврата оплаты и компенсации морального вреда. Я прав?

- Отчасти, - отвечает Бутби. - Насчет возврата и компенсации вреда вы попали в самое что ни на есть яблочко, - адвокат явно нравился самому себе, - что же касается счастья, у моего клиента несколько иные претензии.

- Стало быть, он все ж таки счастлив? И то, слава богу.

- Мистера Чарльза совершенно не удовлетворила та эпоха, в которую вы его перенесли, - адвокат вдруг заговорил подчеркнуто деловым, суконным тоном.

- Позвольте. Вот договор, вот двадцать пятый пункт договора. Мой, то есть теперь уже ваш клиент хотел в Викторианскую Англию, и он в нее попал. Неужели он утверждает, что оказался в Месопотамии?

- Викторианская Англия оказалась не только не идеальной, но и... - адвокат пытается подобрать слово.

- Прекрасно понял вас, - я избавляю его от этих филологических мук. - Понимаю и мистера Чарльза и вполне сочувствую, но причем здесь, собственно, я?

- По мнению моего клиента, виновата не Англия и не королева Виктория, а ваша машина времени. Она исказила до неузнаваемости облик идеальной эпохи, изучению которой мистер Чарльз посвящал свой досуг на протяжении всей своей жизни.

- Знаете, у меня была супружеская пара - реконструкторы, увлечены Средневековьем. Попав туда, в ужасе попросились обратно. Но им и в голову не пришло предъявлять претензии моей машине. Просто переключились на хоббитов и эльфов.

- Марк, вы не возражаете, если буду называть вас так? так вот, Марк, предлагаю нам всем встретиться в моем офисе и решить все в досудебном порядке. Завтра в двенадцать ноль-ноль, вас устроит?

- Ну, уж в досудебном здесь явно не получится, - рассмеялся я и погасил экран.

Иностранец. Откуда? Признаться, я в этом не очень разбираюсь, пробелы в образовании - что да, то да. Он называет год и страну. Он напряжен и немногословен, чего-то не договаривает. Вдруг я понял, чего он хочет на самом деле. Но вправе ли я? А отказать ему формальных оснований у меня вроде нет. Но вправе ли я?! Разрешить человеку отправиться на верную гибель. А смерть его будет бессмысленной. Совершенно бессмысленной, если он не убьет тамошнего диктатора. Но даже если и убьет. Вдруг после исчезновения диктатора станет только хуже. На какое-то время хуже. Пусть это звучит достаточно пошло, но исключать такого результата нельзя.

Он улыбнулся (почти не удивился, что я понял его намерения). Он не настолько наивен, чтобы надеяться на удачу в этой тираномахии, и не настолько отважен, чтобы вообще на нее решиться. Он просто хочет проголосовать "против" потому, что в свое время, когда еще были выборы, проголосовал "за".

Пью чай у своей соседки Линды Дайсон. Уютный такой коттеджик, интерьер респектабельной, может быть, даже демонстративно респектабельной старости.

- А это мой Крис, - открывает семейный альбом Линда. - Сорок восемь лет, как его не стало. Рак. В самом расцвете, да... И никто не виноват.

Я, как и положено, печально вздыхаю. Нет, мне действительно жаль этого красивого и, судя по всему, хорошего, доброго парня, но как еще выразить чувство - только посредством штампа.

- Марк! Послушайте. Можно мне туда? На минутку только. Я передам ему, то есть себе самой тогдашней медикаменты - сегодня же рак лечится без особого труда. Правда, Марк, только передам таблетки и ампулы и сразу обратно.

Линда боится отказа. Знает, нельзя вмешиваться в причинно-следственные связи, порождать непредсказуемые последствия и прочее. До недавнего времени я и сам так считал. И в подобных просьбах всегда отказывал. Был даже не вправе их выполнять, иначе потеряю лицензию (истинная правда, кстати). Я уверен в своей правоте, и вдруг: а почему мы дрожим над причинно-следственными, что вызваны чьей-то болезнью, чьей-то случайной, нелепой, ненужной смертью?! Почему не думаем о тех причинах и следствиях, что были отменены, перечеркнуты болезнью и смертью?! Почему не спасаем все то, что уничтожат слепая случайность, бездарное сцепление обстоятельств?! Да, конечно, можно себе представить: старушка вернулась в свое прошлое, принесла лекарство, ее муж не умер, и она, юная, счастлива. И проживет с ним долго и счастливо, но тогда не будет ее второго брака, и дети, рожденные в новом браке, просто исчезнут, и дети этих детей теперь никогда не родятся... Я это учел. И если второго брака не было... А сейчас мысль: да пусть даже и был - время, в котором родились дети от второго брака, время, в котором она жила (живет) с новым мужем, совершенно равноценно (онтологически равноценно) времени, в котором будет спасен ее первый муж. Получается, все это никуда не исчезнет. Просто будут разные нити времени, разные плоскости времени, может. Мультивремя? А я просто перевожу стрелки здесь. Создаю временной парадокс? Безусловно. Но Крис, первый ее муж, не умрет, и Линда будет с ним счастлива, а все ее прошлое во втором браке останется, не будет перечеркнуто. Это вызов для этики, для религии, да что там вызов! проверка их на излом, я сам не готов к такому, но есть смысл побороться, попытаться, поискать ответы, это стоит того. Вот с чем я теперь выступлю перед комиссией Конгресса.

Будет ли Линда в одной временной плоскости знать о себе, Линде, в другой плоскости, о другом варианте своей судьбы и жизни? Если нет, то меняется не так уж и много, во всяком случае, для нее. Но так вот взять и плодить временные парадоксы?!

Линда не может поверить, что я согласился.

- Боюсь вот только, Марк, что я тогдашняя не поверю, что эта возникшая ниоткуда старая карга и есть я. Не дослушаю ее (свои) объяснения насчет "машины" и прочего. Я же была самонадеянная и упрямая. А вдруг я (тогдашняя, молодая) просто-напросто побоюсь давать своему Крису непонятно какие лекарства?

А вот это что-то новенькое. Передо мною в кресле плейбой. Молодость, кажется, не знавшая еще неудач и разочарований. Хочет заняться секстуризмом во времени. Цена значения не имеет. Мечтает о средневековой Испании. Да-да, соблазнить графиню. Он даже выучил испанский. Муж уехал по поручению короля или на какую-нибудь войну, может, он вообще сейчас открывает Америку. Графиня подготовилась: приняла ванну, умастила себя маслами и благовониями. Преданная служанка проводит его по потайной лестнице в башню замка. Ночь безудержной страсти, графиня поражена, понимает, что в ее жизни никогда уже не случится ничего подобного...

Зачем я слушаю этот полулитературный бред? Сейчас она отрежет у него на память прядь волос. Точно. Нет, клиент, безусловно, выгодный, денежный, кто ж спорит. Потом ему захочется римлянку времен Нерона. Потом Екатерину II, кстати, если б он хоть немного знал историю, то понял, насколько это было б для него выгодно.

- Боюсь, дорогой мой Джексон, в застенки инквизиции вы попадете куда как с большей вероятностью, нежели в альков роскошной аристократки.

- Это почему же? - недоверчив плейбой.

- По сотне различных причин, может, даже по тысяче. Перенеси я вас сейчас век в двадцатый, вас бы приняли за инопланетянина. Ну а в средневековой Испании - за колдуна и прислужника дьявола. Да вы и сами в этом признаетесь.

- Почему это я должен в чем-то там признаваться?

- А у людей есть такая склонность - признаваться под пытками. Особенно если пытки длительные. А красавица графиня, которую вы так вожделеете, насладится с балкона красочным зрелищем вашего аутодафе.

Плейбой сказал, что будет консультироваться со специалистами и, скорее всего, поищет другую фирму, специализирующуюся на путешествиях во времени.

- Мистер Фармер?! Надо же! - юное создание нагоняет меня на утренней пробежке в парке.

Ну да, я же теперь вроде как популярен. Придется терпеть. Издержки славы. Почему только слава приходит ко мне главным образом своими издержками? Я увеличиваю обороты.

- Мистер Фармер! Постойте!

Я еще прибавляю скорость.

- Только одну минуту, - юное создание легко выдерживает мой темп. Я же его, похоже, скоро уже не выдержу. - Я понимаю, что это бестактно, но выслушайте меня, пожалуйста.

Создание очаровательно, свежо и длинноного. Знаю прекрасно, что я сейчас услышу. Создание пожелает перенестись в тот год, в котором какая-нибудь кинозвезда еще не связала себя узами брака. В принципе, это можно. Но нужно ли? Ладно, не будем морализировать по пустякам. Но глаза, лицо, нет, пожалуй, она не так уж незамысловата. Тут все ж таки ум, и чувство, и воображение. Насколько, конечно, можно вникнуть сейчас, во время бега. Наверное, она хочет встретить какого-то кумира нашего времени, ну да, из самого первого ряда. Причем встретить, когда его еще никто не знает, когда его еще не принимают всерьез. Она скажет, что верит в него - верит и понимает, и ей плевать, что он непризнанный и нищий, и готова разделить с ним... Я сбиваюсь с дыхания, останавливаюсь. Несколько унизительно задыхаться сейчас на глазах у создания.

- Мистер Фармер, - она протягивает мне бутылочку воды. - Без газа. Я из нее еще не пила.

- Спасибо, - беру у нее воду.

- Мистер Фармер, перенесите меня туда, где мне будет сорок. Ну, или почти сорок.

- То есть?

- Чтобы все муки выбора, ошибки, разочарования и утраты были уже позади. - Запнулась, помедлила, но все же добавила: - Мне так тяжело дается моя юность.

- Рад вас видеть, мистер Липман, - широко улыбаюсь я, - но у нас же с вами назначено на завтра, на одиннадцать тридцать.

- Именно поэтому я и пришел, - пожимает мне руку Липман.

Я усаживаю его не за стол, а в уютное кресло, сам сажусь в кресло напротив.

- Понимаете ли, Марк, - кряхтит, пытается устроиться в кресле Липман. - Я передумал.

- Если вы все еще беспокоитесь за свое состояние, мы же с вами просканировали вас несколько раз - ваш организм прекрасно выдержит нагрузки, что возникнут при таком относительно непродолжительном путешествии в прошлое.

- За организм я спокоен, хотя время от времени мне надоедает заделывать в нем очередную течь. Просто я понял, что возвращение в прошлое, в жизнь не есть решение. - Перебивает самого себя, говорит резко: - Это ничего не изменит. Вообще ничего!

- Я так понимаю, вы сейчас о высшем смысле жизни? - видит бог, я не хотел говорить с сарказмом.

- Дело даже не в этом, - Липман снова стал спокоен. - Я не считаю отсутствие, невозможность этого смысла такой уж драмой. Есть что-то, что поглубже его будет. Пусть даже не выше, но глубже. Понимаете? Вот о чем я думал сегодня ночью.

- Вы это о полноте бытия? - говорю я.

- В том числе и об этом. Но только в том числе, не более. Я пытаюсь хоть что-то понять в абсолюте ли, в его отсутствии, в его преодолении. Я должен. Обольщаюсь, наверное. И как вы, Марк, сейчас сказали, полнота и неисчерпаемость бытия... она вдруг перестала быть для меня рассудочной абстракцией, я впервые ее пережил, пусть это, может, и неудачное слово... И возвращаться в жизнь, что-то там подправлять, улучшать в биографии и судьбе, выжимать из прошлого еще сколько-то счастья... нет. Пусть и стоило бы, наверное. Там было много ненужного и бездарного. Но мне неинтересно. Вдруг стало неинтересно. Поймите. К тому же, - улыбнулся Липман, - боюсь соблазниться, увлечься. А мне, как вы догадываетесь, остается совсем немного времени.

- Но то, - я пытаюсь подобрать слово, - ради чего вы сейчас отказываетесь... а что, если оно ничего не принесет вам, кроме неудачи этой вашей попытки понимания и сопричастности, и обернется ничем?

- Скорее всего, - кивнул Липман.

- Я прожила долгую жизнь, разнообразную, - Лиза Шрик пригубила предложенный мною бренди. - Все было, все сбылось. Ну а то, чего не было - мне его и не надо. Или почти не надо. Вот такая полнота судьбы получилась.

- Даже немного завидно.

- Сколько вам, Марк? Шестьдесят?

- Примерно.

- Хороший возраст. Еще есть здоровье и силы, но можно уже дорасти до покоя. Правда, ко мне покой пришел позже. Ну да ладно. Это мое чувство, сознание подлинности и завершенности прожитой жизни. - И тут же, во избежание пафоса: - Можете мне позавидовать еще раз.

- Тогда почему вы здесь, Лиза? Что вы хотите подправить в своем прошлом?

- Ничего, - Лиза Шрик пожала плечами.

- Просто посмотреть? Пройтись по самым ярким моментам, сопоставить с собственными воспоминаниями?

- Я сегодняшняя, - она поднимает свою правую ладошку, - и я юная, семнадцатилетняя, - поднимает левую ладошку, накладывает ладошки друг на друга. - Понимаете?

- То есть вы хотите стать самой собой тогдашней и прожить свою жизнь заново? Это невозможно, Лиза, - начинаю подробно объяснять, почему это невозможно в принципе.

- Жаль, - недослушала она. - Очень жаль. А у меня-то было еще столько вопросов. - Она достает шпаргалку, кладет на стол перед собой: - Ставши юной, сохраню ли я свое сегодняшнее самосознание, удержу ли свой девяностолетний опыт, смогу ли повторить этот трюк, - вновь поднимает и соединяет ладошки, - еще раз. Очень жаль, Марк, - Лиза Шрик состроила скептическую гримасу на собственный счет.

Что тут у нас еще? Это я просматриваю заявки. Так, профессор археологии. Все понятно: всю жизнь занимался раскопками, а теперь увидит объекты своих научных изысканий в первозданном виде. К тому же сможет составить подробную карту будущих раскопок. Похоже, нас ждет революция в археологии. Гарвард берет расходы на себя. Что же, поставлю на очередь. Или попробовать пропустить его вне очереди?

Студент-первокурсник. Хочет переместиться на свои выпускные экзамены. Ну да, чтобы узнать, какие ему достанутся билеты. Ладно, напишу ему о том, что время и будущее не детерминированы и ему очень даже может навредить эта его наивная вера в предопределенность. Время над ним посмеется, а жизнь больно или же унизительно стукнет. Примерно так.

Боже! Человек выставил счет судьбе. Не упустил ни одной подробности. И составил детальный план исправления прошлого - в детстве меняем то-то и то-то, делаем так, чтобы в таком-то году, такого-то числа его отец не пошел туда-то, не поставил его в угол, не сказал ему то-то и то-то. А в юности отменяем случайную встречу с такой-то девушкой, но добавляем такую-то случайность, что приведет к таким-то и таким-то последствиям... и так далее и так далее. И все это у него на ста пятидесяти листах. Вряд ли он станет слушать мои контрдоводы.

А это у нас кто? Восходящая звезда тележурналистики. Хочет взять интервью у "ряда исторических деятелей прошлого". Ну-ну. Пусть попробует, в любом случае это все ж таки опыт.

Корпорация?! Чем обязан? Ее интересует прошлое как рынок сбыта. Мне предлагается долевое участие. Придется дать подробный ответ и ненавязчиво так посоветовать инвестировать в научную и необязательно даже в научную... главное, что в фантастику.

- Моя история, - медлит, подбирает слова Харрисон, - в общем, у нас был медовый месяц, я решил прокатить Джесси над Атлантикой на своем самолете. Может, вы знаете, были такие примитивные, двухмоторные... двухместные, м-да. Уже по одному моему тону вы догадались - самолет потерпел аварию... в смысле, крушение. Мы упали в километре от берега. Уже потом я думал: это ж сколько должно было совпасть случайностей - отказал мотор, который накануне проверил механик, может, он был небрежен, почему? потому что вечером поругался с женой? или с похмелья? Или же просто, без причины, потому что он такой? А почему в самолете оказался только один спасательный жилет? Их же должно было быть два. Их и было всегда два! А мне, почему мне в голову не пришло проверить жилеты? Потому что их всегда было два. Потому что с ними всегда все было в порядке. Потому что со мной никогда ничего не случается.

Я сочувственно киваю.

- Так вот, жилет, - после паузы продолжает Харрисон. - Почему я надел его на себя? Почему не дал его Джесси? Сам не понял. Рефлекторно, инстинктивно, на автомате? Потом уже появилась логика: в жилете я удержал бы, спас ее, а она в жилете меня не удержала бы. Я без жилета мог бы утащить ее за собой...

- Может, прервемся, мистер Харрисон?

- Ничего, все нормально, - протестующий жест Харрисона. - Надев жилет, я бросился спасать свою Джесси, но... понимаете, были волны, ее унесло уже. Да-да, именно волны. Я сам спасся чудом. И услужливая совесть тут же подсказала - в этих волнах она бы погибла даже в жилете.

- Понимаю вас, Харрисон.

- Да ни черта вы не понимаете! Если б жилет был у Джесси, она отдала бы мне. И как с этим жить? Но ничего, жил, прожил целую жизнь, достиг, чего хотел, был хорошим и добрым и, в общем-то, был счастлив.

- И теперь вы хотите вернуться туда и отдать ей жилет?

- Это не очень-то честно - я же решился только сейчас, когда жизнь прожита и впереди ничего, кроме угасания на больничной койке. Но лучше уж так, чем вообще ничего. Мистер Фармер! Марк! Я могу стать тем юным самим собой... там, на волнах, возле моего разбившегося самолета?

Что я ему скажу? Он же, в отличие от Лизы Шрик, просит всего лишь о мгновении. Я не уверен, но я попробую.

- Думаю, на мгновение можно, - я пытаюсь сказать твердо.

- Это сложно, я понимаю. Но я доплачу.

- Засуньте себе эту свою доплату сами знаете куда, - огрызаюсь я.

- Мистер Фармер! Тут все больше становится звонков насчет путешествия в будущее, - это моя секретарша Барбара, только что вернулась из отпуска.

- Так, Барбара, - пытаюсь сообразить я, - скажи им, что в будущее только по предварительной записи.

- А когда будет открыта предварительная запись, мистер Фармер?

- В будущем, Барбара.

Барбара выходит, но тут же возвращается:

- К вам миссис Уэйн.

Насколько я понял из речевого потока этой экстравагантной сорокалетней леди, она просто хочет попутешествовать во времени, потому что все, что есть на Земле сейчас, она уже посмотрела. Вот, наконец-то! Просто турист. Она не собирается спасать мир, решать предельные вопросы бытия, перелопачивать собственную судьбу. Просто путешественница. Она отправится вместе с мужем, но не знает, какую эпоху им выбрать для начала. А можно ли взять тур повышенной комфортности? И не получится ли так, что они забронируют "Хилтон" еще до того, как он будет построен. В таком случае пусть хотя бы сделают скидку. Какой у нее звонкий, замечательный смех.

Мне удалось. Столько сил, средств, нервов и времени, но я сумел модернизировать свою лабораторию (мы по инерции, точнее, из уважения к традиции называем ее "машиной времени"). Теперь Харрисон сегодняшний станет тем самым самим собой - совсем еще юным, с жилетом в руках возле разбившегося самолета, а на расстоянии вытянутой руки будет Джесси. На десять секунд. Но это много. Я и так сделал невозможное. Где моя нобелевка?

- Десять секунд мне вполне хватит, - Харрисон счастлив.

- Что ж, тогда давайте начнем подготовку к перемещению. Жду вас послезавтра, - я отключаю экран.

Если вначале подготовка к перемещению во времени занимала месяц, то теперь не больше недели. Харрисон держался молодцом. С ним приятно работать (так бывает, увы, далеко не всегда). И вот наступил тот самый день. Пусть процедура и отработана до автоматизма, но все равно каждый раз волнуешься. А волноваться к тому же надо так, чтобы этого не заметил клиент. Но все. Кабина закрыта. Аппаратура запущена, пошел отсчет, старт через полчаса. Мне всегда тяжело даются эти полчаса, но вот их уже и нет - осталось одиннадцать секунд, десять, девять, восемь, семь, шесть, пять... Стук изнутри кабины. Что ж такое?! Есть же связь с оператором, то есть со мной. А он ломится так, будто его заперли в допотопном сортире. Останавливаю автоматику, отключаю системы. Скорее всего, просто стресс. Значит, придется всю тягомотину подготовки начинать заново. Что ж, не впервой.

Бледный, вялый Харрисон медленно, можно сказать, меланхолично, один за другим снимает закрепленные на нем датчики.

- Ну, что случилось? - в который раз добиваюсь я. - Давайте уж более-менее членораздельно.

- Я понял, - наконец говорит Харрисон.

- Что именно? - я не знаю, удается ли мне сдерживаться или нет. - Что же такое, черт вас возьми, вы вдруг поняли?!

- У меня и на этот раз не получится отдать Джесси свой жилет, - у него потекли слезы.

"Знаете что, Харрисон, эти перемещения во времени, они настолько неоднозначны, вы вполне, то есть я хотел сказать наверняка просто-напросто попали б в ничто, в никуда, это трудно объяснить, конечно..." - я начинаю ему пересказывать выводы профессора Болтона о времени и перемещении. Зачем это делаю? Так вот, рискуя нарваться на обвинения едва ли не в шарлатанстве. А чтобы не прочесть в завтрашней газете, что некий Харрисон ночью покончил с собой. Мотивы суицида неизвестны.

Я говорю с ним долго. Мне кажется, он реагирует не на смысл, а на интонацию, на ритм моих слов. Я заговариваю его, обволакиваю.

- Значит так, Барбара. Меня какое-то время не будет.

- Какое именно? - записывает за мной Барбара.

- Лет этак пятьсот. Но вернусь я вчера.

- Почему вчера? - удивленные глаза Барбары.

- Потому, что вчера у меня руки не дошли проверить, как ты выполнила то, что я тебе поручил. Так что не расслабляйся.

- Босс, а можно спросить? Вы отправляетесь туда в личных целях или...

- Сам еще пока не понял.

Пролететь вдоль временного потока, врезаться в его поперечник, залезть внутрь этих его "уже не...", заглянуть в "еще не...", посягнуть, попытаться, ужасаться, благоговеть...

Почему одни, подобно Болтону, натыкаются на завораживающее своей непостижимостью и глубиной ничто, другие видят прошлое, как на экране, не в силах войти и вмешаться, третьи же встречают своих близких - живых и умерших, пробуют сделать то, чего не сделали, когда прошлое было настоящим, пытаются переиначить или, отменить сделанное и даже самой своей неудачей меняют себя, а то и саму судьбу (как же долго я этого не понимал!). И что здесь законы физики, а что лишь только метафоры? Надо, наконец-то надо понять, что есть время...

Наталья Бахтина Беглец из зазеркалья

Все началось с того, что утром я встал не с той ноги. Потянулся за телефоном, случайно задел настольную лампу, а та упала и сломалась. Не вся, только сама лампочка. Но и этого было довольно, чтобы привести меня в чувство глубокого недовольства. По поводу этой самой эконом-лампы я загадал: если проработает шесть месяцев, то я решу наконец задачу о квантовой неопределенности и ее влиянии на нарушение пространственной четности. Над которой бьюсь уже без малого три года. До намеченного срока оставались сутки.

Глупо, скажете вы, полагаться в таком серьезном деле на легкомысленные суеверия? Все равно что загадывать желание при виде падающей звезды или определять судьбу по кофейной гуще. Совершенно с вами согласен. Но - такой уж я человек! Люблю задавать вопросы окружающему миру. И жду от него ответов. Игра у меня такая, еще с детства.

Сломав лампочку, пошел в ванную. Там у меня живет паук. Сидит в углу на потолке, плетет потихоньку свою невесомую шелковую сеть. У нас с ним джентльменское соглашение: я его не трогаю, а он не выходит за пределы отведенной территории. Но сегодня что-то его взбудоражило: когда я открыл дверь в ванную, он бегал кругами по паутине, временами застывая в местах пересечения с радиальными нитями, и выделывал всевозможные кренделя конечностями. Вот он остановился рядом с зеркалом и засучил передними ходильными лапками. Как будто пытался привлечь внимание.

Я пригляделся. По зеркалу, сверху вниз, шла еле заметная трещина. Еще вчера ее не было! Никто не мог ударить по стеклу - я живу один. Перепада температур тоже не было. Самое обидное, что это мое любимое зеркало. Оно мне льстит и затушевывает дефекты довольно заурядной внешности.

Бывают зеркала, которые как будто мстят своим хозяевам: подчеркивают морщинки, искривляют нос, увеличивают бородавки. Так вот, мое не из таких. Оно не выпячивает мелкие и крупные недостатки лица, не издевается и не хохочет над моей внешностью, не подмигивает и не корчит рожи, как паяц.

Я расстроился при виде трещины и тут же услышал тихий смешок:

- Что, брат, не нравится?

Когда ты совершенно точно знаешь, что никого в квартире больше нет, такой вопрос вполне может и с ума свести. Я выглянул в коридор и на всякий случай посмотрел под ванну.

- Успокойся. Мы с тобой совершенно одни. Давай поговорим.

- Кто ты? - чисто автоматически спросил я, обшаривая углы, которых месяцами не касалась мокрая тряпка.

- Я - это ты. С другой стороны зеркала. Твой двойник. Хотел зайти, но твой паук опутал зеркало и не пускает меня.

Что за бред?! По зеркалу действительно протянулась ажурная сеть шелковистой паутины, но как она может кого-то остановить?

- Здесь работают другие законы и действуют другие силы. И мы с тобой только на первый взгляд похожи. Присмотрись повнимательнее.

Я присмотрелся. Мое отражение в зеркале повторяло мой облик - насколько я его помнил - почти точно. Почти, да не совсем. Бородавка, которая была у меня на правой ноздре, у моего визави тоже была справа! То есть я должен был видеть ее в зеркале у него на носу справа, а видел слева. Опять же, цвет глаз и оттенок волос: я точно помнил, что глаза у меня серые, а волосы русые. А этот субъект в зеркале, нагло взирающий на меня пронзительными зелеными глазами, был темным шатеном!

- Это ты разбил зеркало?

- Ну да, я же говорю: хочу поговорить. Сними паутину, дай мне выйти.

- Э, нет! Сначала скажи, что тебе надо. Поговорить мы и так можем, разве нет?

Двойник слегка замешкался, прежде чем ответить.

- Понимаешь, у нас тут в зазеркалье проблемы. Требуется внести коррективы в вашу действительность, чтобы они исчезли. Надо кое-что подправить. Вам это не повредит, а нам поможет...

- Почему я должен тебе верить? И что именно ты собираешься подправлять?

- Видишь ли, в нашем мире все частицы зеркальны по отношению к вашим. До сих пор удавалось соблюдать статус-кво: вы не надоедали нам, мы не мешали вам, хотя в вашем мире и не соблюдается закон четности. Но в последнее время ты подобрался слишком близко к решению задачи о зеркальной симметрии, а это прямая угроза нашему существованию. Я не могу тебе запретить разрабатывать теорию, но в моих силах одним своим появлением в вашем мире чуть-чуть изменить общий баланс частиц. Так что давай, отлепи паутину, чтобы я мог войти к тебе в квартиру. Возможно, произойдет локальная аннигиляция, но это ничего - мой прототип не пострадает, он спрятан в надежном месте.

Час от часу не легче. У меня-то нет прототипа!

- Хочешь сказать, что и я, и вся моя квартира можем при этом исчезнуть?

- Ну, может, не вся, а только часть... А ты выйди, пережди где-нибудь на лестничной площадке или в подъезде... - Парень за зеркальной поверхностью, похоже, слегка смутился, но потом криво ухмыльнулся. - Но это ерунда по сравнению с тем, что восстановится равновесие между мирами! Ты же ученый, тебе должно быть интересно поставить новый эксперимент.

- Для тебя ерунда, а я квартиру в результате твоего эксперимента терять не намерен. Разговор окончен. Убирайся из моего зеркала подобру-поздорову. - Я постарался вложить в свой отказ всю твердость и решимость, на какие был способен.

- Ах так? Это твое окончательное слово?

- Да, так. Окончательнее не бывает.

- Ладно. Тогда переходим к плану "Б". Ты сам напросился, я хотел договориться по-хорошему.

С этими словами изображение затуманилось и пропало, поверхность зеркала покрылась сетью мелких трещин. Свет померк, и я потерял сознание.

Когда очнулся лежащим на тахте, не сразу понял, где нахожусь. Комната была похожа на мою, но кое-что в ней изменилось. Кто-то переставил мебель: книжный шкаф стоял не справа от окна, а слева. Настенные часы, правда, висели на прежнем месте, над шкафом, хотя секундная стрелка сошла с ума и лихо двигалась в сторону, обратную здравому смыслу. "Против солнца", как говорят наши партнеры, живущие на противоположной стороне шарика и исповедующие противоположные ценности. Большая стрелка стояла на двенадцати, а маленькая указывала на цифру "восемь", хотя упиралась в то место на циферблате, где обычно на часах нарисована "четверка".

В комнате было темно. Который все-таки час?

Машинально протянул правую руку, чтобы потянуть за ниточку торшера, и наткнулся на пустоту. Торшер стоял слева от изголовья, а не справа. Не без труда нащупав цепочку, - кто же все-таки переставил мебель? - щелкнул выключателем. Стало еще темнее. Что за абсурд?

В то время как я безуспешно елозил ногами по полу, пытаясь на ощупь найти тапки, заметил еще странности. Китаец верхом на быке, изображенный на календарике, стоящем на тумбочке, ехал не в ту сторону! Я прекрасно помнил, что белый бык на картинке еще вчера был мордой развернут вправо, а теперь он смотрел в прошлое и седока увлекал за собой. Но и это еще не все. Сам календарь был отпечатан на каком-то тарабарском языке, цифры не арабские и даже не римские. Непохожи они были и на письменность поднебесной или на китайский пиньинь.

Тапки нашлись-таки, но не слева от тахты, а справа. По пути на кухню аномалии продолжались. Надо ли говорить, что вход в ванную комнату обнаружился не с той стороны, где он должен быть. И ринувшись в темноте в ожидаемый дверной проем, я только набил шишку на лбу.

Взвыв от боли, устремился на кухню, чтобы поскорее приложить лед. По-прежнему не зажигая света, открыл морозильную камеру и чуть не обжегся, сунув руку за кубиком льда.

Типичный оксюморон. Если исходить из логики этого мира, - а к этому моменту я уже догадался, что попал в потузеркалье - чтобы охладить воду, надо ее "вскипятить". Из зажигалки вырвался сноп темного пламени. Поставив на "огонь" чайник, сел на табуретку и задумался.

Что там этот парень отсюда говорил насчет зеркальной симметрии и об угрозе для его существования? Хотел пройти через зеркало, чтобы поговорить со мной, а паук ему не позволил.

Та-ак. Дело, конечно, не в общении тет-а-тет, а в том, что он хотел своим появлением внести в наш мир сумятицу! Такую же, как царит тут, в зазеркалье. Допустим, я попал к нему, по его дурацкому плану "Б". А где тогда он сам?

От мысли о том, что визави мог вместо меня очутиться в моей квартире, я похолодел. Оказалось, что не только от мысли - от газовой конфорки ощутимо несло холодом. Чайник замерз и покрылся седой испариной. Чтобы отколоть кусок льда, я вставил в него дрель и включил в розетку. Ничего не произошло. Вернее, произошло, но совсем не то, что ожидал: вместо вращения инструмент предпринял прямолинейное движение и стукнул меня по лбу - в то самое место, где уже, судя по ощущениям, все больше набухала шишка.

Кусок льда все-таки откололся в результате этих манипуляций, и я пошел в ванную комнату, чтобы приложить его к многострадальному месту.

- Не включай свет. Лучше закрой дверь в коридор, - скомандовало изображение в зеркале.

Я повиновался. А что мне оставалось делать? Привычные представления о действительности здесь явно неприменимы. При закрытой двери стало лучше видно, стены ванной как будто озарились внутренним светом.

- Ну что, понял теперь, что ты в моей власти? - Изображение в зеркале криво ухмыльнулось и поглядело куда-то вбок. - Это тебе урок. Хочешь, чтобы я вернул тебя в твой привычный мир - соглашайся на сотрудничество.

- А сам-то ты где сейчас? И как к тебе обращаться?

- Где я, тебя не касается. А зовут меня в точности так, как тебя. В этом-то наше с тобой преимущество и заключается.

Я никогда не понимал, что побудило родителей дать мне такое вычурное имя - Натан. Мать на расспросы отвечала кратко: так захотел отец. У самого отца уже не спросишь, он нас оставил и удалился в ту страну, откуда нет возврата. По крайней мере, я с таким не встречался.

Самозванец из зеркала опять посмотрел себе за левое плечо. Как-то обеспокоенно - так мне, во всяком случае, показалось.

- В общем, так. Времени у тебя на раздумья до завтрашнего вечера. Из дому никуда не выходить. Ровно через сутки жду тебя на этом же месте. И помни - время встречи отменить нельзя.

Изображение подернулось рябью и пропало. Я обратил внимание, что в этой "моей" ванной комнате зеркало целое, на нем нет никаких трещин, затянутых паутиной. Впрочем, паутины тоже нет, как нет и самого паука.

Надо было крепко подумать, но никакие дельные мысли в голову не лезли. Ну, вот почему так - на голодный желудок человек думать не может, а на сытый не хочет? Я помнил, что в холодильнике оставался хлеб, хватит, чтобы "заморить червячка".

Но меня ждало разочарование: хлеб в холодильнике от жары превратился в горелые сухарики, совершенно не годные для употребления в пищу. Выходить на улицу не хотелось, хотя, по-видимому, придется. Не идти же к соседу попрошайничать, у нас с ним напряженные отношения. И потом, кто знает, как он меня здесь, в этом мире, встретит? Может, набросится с палкой и прибьет. Рисковать не было ни малейшего желания.

Пока я безрезультатно обшаривал кухню в поисках съестного, зазвонил телефон. Трубка, к счастью, лежала на подоконнике, далеко идти не пришлось.

- Слушаю!

- Натан, ты занят? Можешь зайти ко мне?

Я узнал голос Палыча, соседа по площадке. Странно, мы ведь с ним никогда не здороваемся и тем более не звоним друг другу. Он вообще каждый раз демонстративно отворачивается, когда я прохожу мимо. Почему у него ко мне такая неприязнь? С тех пор, как живу в этой квартире, - пошел уже пятый год, как разменялся с супругой и въехал в "однушку" - он только один раз заходил. За солью. Вошел в кухню, постоял, переминаясь с ноги на ногу, что-то пробубнил и вдруг выскочил как ошпаренный. Я даже соль не успел отсыпать из пачки. С тех пор как отрезало. Как говорится, никогда не было и вдруг опять.

Вспомнив, что у меня дома шаром покати, подумал, что неплохо бы разжиться хотя бы куском хлеба.

- Сейчас зайду.

- Давай. Дверь открыта.

В квартире у Палыча я никогда не бывал. Здесь царил тот же мрак, как у меня. Только в конце коридора - судя по всему, на кухне - его разбавляло бледное неуверенное свечение. Я двинулся на него, как ночная бабочка на свет. Источником оказался огрызок свечи, вставленный в консервную банку. Кроме этого, на столе красовалась миска вареной картошки в мундирах и банка с солеными огурцами. Я проглотил слюну.

- Выпить хочешь?

- Не откажусь.

Палыч извлек из шкафчика над моей головой бутылку "Столичной" и две стопки. Налил в обе, выдохнул и залпом выпил, не дожидаясь меня.

- Водка теплая, зараза, холодильник не остужает, а жарит вовсю. Ну, ничего, зато я картошку в нем сварил. Давай, пей. И закусывать не забывай.

Я осторожно приблизил к губам стаканчик и понюхал жидкость. Водка как водка - бесцветный водно-спиртовой раствор. С ярко выраженным запахом.

- Что ты там нюхаешь? Не боись, не отравлю. Небось, из одной бутылки наливал.

Водка обожгла внутренности приятной теплотой и потребовала соленого огурца, а тот, для гармонизации вкуса, - вареной картошки. Шкурки я очищать не стал, некогда было. Решил, как в изысканном американском ресторане славянской еды, есть прямо так, в мундире.

- Не слыхал? Долго они еще собираются нам тьму в дома подавать вместо света? У тебя тоже холодильник греет? Мне знакомый из ЖКУ рассказывал, что они за долги холодильники и электрические плиты во всех квартирах нашего дома перепрограммировали. Дистанционно. Теперь, пока правление не заплатит долги, из холодильников будет пыхать жаром, а от конфорок нести холодом. Ну, ничего, - сосед довольно подмигнул мне, - мы народ устойчивый, нас на мякине не проведешь. Будем в холодильнике варить.

Я молчал. Да и что мог сказать? Оставалось внимательно слушать осведомленного человека и наматывать на ус.

- Ну что, Натан, надумал? Отдашь мне кораблик?

Вопрос застал врасплох. Я закашлялся - огурец попал "не в то горло".

- Какой кораблик?

- Ну ты, брат, даешь! Мы же вчера говорили. Ты сказал, что подумаешь. Понимаешь, - Палыч навалился грудью на стол и задышал на меня острым перегаром, - этот твой кораблик в бутылке как две капли воды похож на бригантину, на которой я юнгой ходил в Бермудский Треугольник. Я же вчера рассказывал. Забыл, что ли?

- Ага, - выдавил я из себя, с трудом дожевывая проклятый огурец.

- Пить надо меньше! - Палыч сочувственно налил третью стопку, залпом выпил и пододвинул ко мне банку кильки. - Так вот, этим походом и закончилась моя морская биография. Списали подчистую.

- Почему?

- За самоволку. Меня в Треугольнике инопланетяне украли и три дня на своем космическом корабле держали. А командование предъявило рекламацию, что я без спросу взял шлюпку и отплыл на остров. За розовыми кораллами. А потом якобы утопил шлюпку. Шлюпка, кстати, действительно пропала. Меня подняли с воды три дня спустя - инопланетяне выбросили рядом с бригантиной. Шлюпку же, по-видимому, они и заныкали. Изучали, поди, наши средства передвижения. Хорошо хоть, что меня еще не обвинили в передаче кому-нибудь секретной информации и шпионаже. И на том спасибо.

- Так зачем тебе этот корабль, если с ним связаны такие горькие воспоминания?

- Чудак-человек! То, что тогда выглядело тяжелым испытанием, сейчас воспринимается как самая яркая страница жизни. Кроме того, точно такой же кораблик в бутылке мне подарила жена на годовщину свадьбы. А потом, когда разводилась, забрала. А мне жалко. Я очень этот кораблик любил. Так отдашь?

Я чуть не подавился килькой. Дело в том, что мне жена тоже подарила этот кораблик на годовщину свадьбы. Сговорились они все, что ли? И когда разводилась, тоже хотела забрать, только я не отдал. Сказал, что выбросил.

- Отдам, так и быть.

- Спасибо, друг! Всегда подозревал, что ты хороший человек. Еще по одной?

- Давай. Слушай, Палыч, а у тебя есть еще свеча? А то я как-то не подготовлен оказался...

Сосед дал мне свечу, и я пошел домой. Палыч облобызал меня на прощанье, дыхнул еще раз перегаром и отправился, как он сказал, "баиньки".

В ванной поджидал Натан-второй. В мерцающем отблеске свечи он выглядел особенно мрачным и зловещим. Прямо с порога заявил:

- Надеюсь, теперь ты будешь сговорчивее. Я верну тебя в твой нормальный мир, а ты откроешь мне проход. Ты же не хочешь навсегда остаться в зазеркалье?

- Постой-постой! Если я в зазеркалье, то где же ты?

- Там же, где и был, - отрезал он. - А тебя я перенес в мир, отраженный от моего. Отражение-2.

- Какая разница?

- Не скажи. Таких отражений бесконечно много, и каждое отличается незначительно, Но с каждым разом деформации накапливаются. Люди меняются, вещи деформируются, события происходят другие...

- Если ты так легко перебросил меня из одного мира в другой, почему сам не можешь проникнуть, куда тебе надо?

- Все тебе разжевывать надо. А еще физик-теоретик называется... Твой паук закрепил у тебя на зеркале струны Алисы. Слыхал про такие?

Я слышал. Это была чистая теория, согласно которой во вселенной существует линейная структура, облетев которую, вернешься обратно отраженным в зеркале.

- Как же тебе удалось до меня дотянуться? Да еще и перебросить, как ты выражаешься, в Отражение? И потом, кто здесь жил до меня? Я же вижу -комната жилая.

- Слишком много вопросов. Удалось, как видишь. Я просто поменял твои копии местами: тот, кто живет здесь, переместился в твой мир, а ты - в его. Мой ультиматум такой: сорви паутину и дай мне проход, а я верну тебя назад.

- Как же я ее сорву, если в этом Отражении нет ни паука, ни паутины?

- Как нет?!

- Нет, и все. Сам же говорил - отраженные миры отличаются.

Мой зеркальный собеседник смотрел с недоверием, перерастающим в плохо скрываемое раздражение. Затем спросил:

- Ты куда-нибудь выходил из квартиры?

- К соседу по лестничной площадке. За хлебом.

Из-за зеркала последовал взрыв негодования:

- Я же тебе велел никуда не отлучаться! Ты нарушил правила игры.

- Не знаю никаких правил. И вообще, я не обязан...

- Значит, так. Сейчас я перемещу тебя в исходный мир, а ты немедленно - слышишь, немедленно! - убираешь там паутину с зеркала. Иначе мгновенно засуну в очередное Отражение, еще хуже, чем это. Так что делай, как говорю, у тебя просто нет другого выхода. Понял?

В этот момент верхний правый угол зеркала помутнел и стал отслаиваться от поверхности, как отслаивается лак от женских ногтей при некачественном маникюре. На месте отслоения появилась прозрачная пленка, похожая на "мягкое окно", которое владельцы дачных участков любят устанавливать на беседки и террасы в своих владениях. Я решил потянуть время и подыграть ему.

- Понял. Только я не понимаю другого: почему ты не можешь потребовать у моей, как ты выражаешься, копии, которая сейчас обосновалась в моем мире, чтобы он сорвал паутину?

- Это должен сделать ты. У него не получится. Он там как марионетка, которую я выдернул за ниточку. Твой настоящий мир главный, а этот, где ты сейчас находишься, подчиненный. Так что он там никаких решений не может принимать.

Мне пришла в голову идея, и я спокойно соврал:

- Ладно. Я сделаю, как ты хочешь, но при одном условии. Ты расскажешь мне, почему я не должен был выходить из квартиры.

- Хорошо, скажу. Теперь уже все равно. Встреча с любым человеком в этом мире может изменить твою линию судьбы в других мирах. Тебе это надо?

Что-то он подозрительно обо мне печется, подумал я. Раньше с такой легкостью говорил, что моя квартира может пострадать, а теперь, видите ли, беспокоится. Что-то тут нечисто. Вдруг я увидел, что в дырочку в месте отслоения зеркальной поверхности просунулась мохнатая лапка, потом вторая. Вот и сам паук выбрался из отверстия и стал бегать справа налево по зеркалу. Там, где он пробегал, гладкая поверхность вспучивалась и покрывалась пузырьками, которые лопались и осыпались блестящей мишурой. А за ней изображение моего визави корчилось в судорогах и пропадало. Остался лишь голос, который зашелся в пронзительном крике:

- Что происходит?

- Возвращаюсь домой! - объявил я и решительно надавил на бугристую клочковатую поверхность.

Снова темно. Опять лежу на тахте. Поколебавшись, протягиваю правую руку и нащупываю выключатель торшера. Уф! Сработало. Лампа загорелась, хотя - я помнил совершенно точно - раньше она была сломана. Мебель стояла на своих местах, часы показывали восемь часов. Утра или вечера? В этом еще предстояло разобраться, как и в том, какое сегодня число. Ну, в современных условиях это просто, надо только найти мобильный телефон.

Его я нашел на полочке в ванной, справа от зеркала. Если верить дисплею, то сегодня пятница, тринадцатое число. Двадцать часов ноль три минуты. Я совершенно точно помнил, что в это время ходил к соседу вечером, и он поил меня водкой. Кстати, надо ему кое-что отдать. Кораблик нашелся на прежнем месте, там, где ему и полагалось быть: в серванте на кухне. Как войдешь, сразу напротив двери. Подошел и взял бутылку в руки. На борту бригантины были выгравированы две буквы: АФ. Чудовищное подозрение зародилось у меня в голове. Моего соседа зовут Андрей Павлович Фокин! Неужели это его кораблик? И тут я понял.

В моем настоящем мире моделька стояла ко входу именно этим боком, на котором красуются инициалы бывшего хозяина. И когда Палыч зашел ко мне за солью, он сразу увидел их. Что он подумал, не знаю, но, видимо, испытал ко мне мгновенную и острую неприязнь. Такую, что убежал, не дождавшись соли.

А в мире отражения, где я оказался по прихоти моего зазеркального не-двойника, кораблик был повернут к двери другим боком. И Палыч, который наверняка заходил раньше по-соседски там ко мне, не видел букв. Решил, что это просто похожий макет. Мало ли их делают, однотипных, одинаковых, на потребу любителей сувениров...

Настроившись на неприятное объяснение, я с корабликом в руках позвонил в квартиру напротив. Встал сбоку, чтобы меня не видно было в глазок. Не был уверен, что сосед откроет, и хотел его заинтриговать. Сначала за дверью повисло напряженное молчание, потом неуверенный голос произнес:

- Кто там?

- Андрей Павлович, здравствуйте. Это Натан, сосед ваш. У меня ваша вещь, хотел ее вернуть.

- Какая вещь?

- Откройте, пожалуйста, посмотрите сами. Через дверь неудобно показывать.

Он все-таки открыл. Встал на пороге и, не приглашая войти, воззрился на бутылку у меня в руках. Постепенно мрачное недоверие на его лице сменилось недоумением. Он перевел взгляд на меня и нехотя спросил:

- Откуда вы знаете, что это моя вещь?

- Инициалы. - Я повернул бригантину тем боком, на котором были выгравированы буквы "АФ". - Скажите, Андрей Палыч, это ведь вам Елена подарила?

- Входите.

Он, ни слова не говоря, прошел прямиком на кухню. Я за ним. В центре стола, бросаясь в глаза серыми мундирами, красовалась миска вареной картошки и игриво подмигивала банка с упругими солеными огурцами. Рядом с запечатанной "Столичной" одиноко притулилась стопка на 50 мл. "Кильки нету", - успел подумать я, но в этот момент Палыч открыл дверцу холодильника и вынул банку от Керченского рыбоконсервного завода "Пролив".

- Выпьете со мной?

- Не откажусь.

Палыч достал вторую стопку.

Через три часа мы расставались с Андреем Палычем если не приятелями, то во всяком случае не врагами. Он молча выслушал мои сбивчивые объяснения относительно того, откуда я узнал, что этот кораблик в бутылке принадлежал ему. Пришлось придумать версию, которая звучала более-менее правдоподобно: что, мол, позвонила бывшая супруга и требовала вернуть ей безделушку. Я наотрез отказался, и тогда она со злости раскрыла мне имя предыдущего владельца. А я, как благородный человек, решил вещь вернуть. В этом месте Палыч одобрительно хрюкнул.

- Здесь есть потайной трюм! - он снял с гвоздика, вбитого в полочку для специй, длинную вязальную спицу с крючком, вынул из бутылки пробку и подцепил крючком тонкую пластину между днищем и палубой. - Я когда-то спрятал сюда материнский перстень. Горлышко у бутылки широкое, кольцо как раз протиснулось. Трюм я случайно обнаружил. Мать сказала - отдашь его той, которая родит тебе сына. А когда жена уходила, похватала какие-то вещи - я даже не видел, что. Мне тогда было все равно. - Палыч осторожно извлек спицей перстень и показал мне. - Настоящий гранат. Не шибко-то оно дорогое, но память о матери.

- Да, бывают совпадения... Палыч, почему же ты мне не сказал?

Мы к тому времени уже перешли на "ты".

- Глупо было рассчитывать, что вернешь. Я же не скандалист какой.

Потом, вернувшись от соседа, я решил-таки взглянуть, что поделывает мой дражайший соперник, которого каждое утро вижу во время бритья. Субъект, проявивший за последние сутки своенравную активность, торчал там же, в зеркале, явно поджидая меня. Но что-то с ним было не то. Ага! Бородавка на носу слева, где ей и полагалось быть. Зеркало гладкое, не разбитое. А паук спокойно сидит у себя в углу.

- Где ты ходишь? Я тебя давно жду.

- Дела были. - Я решил взять быка за рога. - Решал свои проблемы. Заодно и тебя освободил от необходимости интервенции в мой мир.

- Какие проблемы?

- Целых две. Подружился с соседом и понял, от чего зависит структура зеркальной материи. Теперь ты надо мной не властен. Так что сиди спокойно в своем зазеркалье и не рыпайся. Никто тебя не боится.

Он как-то сразу поверил и сник. Мне даже стало жаль его, такого отраженного и беззащитного. Но поделом: кто сильно растягивает пружину агрессии, всегда в конечном итоге получает щелчок по носу. Теперь он просто мое отражение и не будет диктовать свою волю.

Через полгода Палыч пригласил меня свидетелем на свадьбу. Его супруга была милой привлекательной шатенкой с восточным разрезом глаз и обаятельной улыбкой. Потом я уехал в длительную командировку на Памир, наблюдать "тяжелые" фотоны и проверять свою гипотезу о зеркальной материи. А вернувшись, повстречал жену Палыча в булочной, рядом с домом. Она радостно поздоровалась, а когда пробивала чек, я заметил у нее на безымянном пальце правой руки золотое кольцо с гранатом.

Вы спросите - каким образом я сумел одержать верх над своим альтер-эго? Это было не просто. Превратить вражду в дружбу, ненависть в любовь - это как свинец в золото трансмутировать. Или пытаться булыжник за пазухой преобразовать в философский камень. Работа над собой, знаете ли, сродни эксперименту по самовытаскиванию из болота за волосы. Беспокойства много, а результат неизвестен. Как и в поисках решения, которое не дает спать по ночам.

Но я думаю - в конечном итоге оно того стоит.

Кирилл Размыслович и Денис Делендик
Научный подход

Центр управления был переполнен. Десятки сотрудников напряженно уставились на экраны, где транслировались данные телеметрии "Следопыта". Его капсула только что вошла в атмосферу планеты Элф. Началось то, что пресса успела красочно окрестить "10 минутами ужаса".

Руководитель миссии Фарсида внимательно следил за показаниями приборов капсулы. Чем меньше времени оставалось до исторического момента, тем сильнее нарастало напряжение. Было сложно поверить, что совсем скоро они увидят результат своей долгой и кропотливой работы.

Внезапно Фарсида ощутил жар. Он проверил показатели внутренней температуры. Так и есть. Кулеры не справлялись с возросшей нагрузкой. Ему определенно не помешала бы порция охладителя. Однако, сейчас было не самое подходящее время, чтобы отвлекаться. Ученый снова перевел взгляд на экраны. Повинуясь программе, "Следопыт" сбросил теплозащитный экран и успешно выпустил парашют. Правда, спускаемый аппарат несколько отклонился от запланированной точки посадки, но это не было критичным. Главное, что "Следопыт" сядет на сушу, а не в один из многочисленных водных резервуаров, покрывающих поверхность Элфа.

При мысли о воде Фарсида испытал рефлекторное отвращение. Этот ужасный яд крайне опасен и даже смертелен для схем любого разумного существа. К счастью, на их родной планете вода существовала лишь в твердой агрегатной форме на полюсах. Эльф же более чем наполовину был скрыт толщей жидкой воды! Но, как и многие другие ученые, Фарсида очень надеялся, что в далеком прошлом все было совсем иначе и планета представляла собой комфортную пустыню. А если так, то могла ли там зародиться жизнь? Задача "Следопыта" как раз и состояла в том, чтобы найти ответ на этот вопрос.

Фантасты прошлого рисовали весьма причудливые, но вместе с тем, определенно притягательные картины Элфа - благодатная засуха с зарослями солнечных батарей, cреди которых сновали диковинные создания. Кто-то даже осторожно предполагал наличие разумных автономов. Но когда космические аппараты прислали первые детальные фотографии планеты, это вызвало огромное разочарование в научной среде. Элф оказался девственно чист. Ни самых примитивных механизмов, ни характерных электромагнитных сигналов, указывающих на их существование. Ничего.

Впрочем, ученые не собирались так просто сдаваться. Возможно, сейчас Элф действительно необитаем, говорили они. Но кто даст гарантию, что так было всегда? Геологические изыскания убедительно доказали, что в прошлом наш родной мир очень напоминал Элф. Лишь спустя миллиарды лет, после того как вся вода улетучилась, на планете появились первые автономы. Со временем подобные аргументы помогли убедить правительство профинансировать новую миссию, которая должна была совершить посадку на поверхность Элфа.

"Следопыт" успешно выдержал испытание атмосферой и сел. Покинув капсулу, межпланетный исследователь совершилнесколько пробных шагов по поверхности Элфа и остановился в ожидании дальнейших команд. Внешне он был совершенно не похож на своих создателей. Механизм в основном передвигался при помощи двух опорных конечностей. Еще две использовались для выполнения различных операций. Как ни странно, такой способ оказался наиболее эффективным в условиях высокой гравитации планеты. А для защиты от агрессивной внешней среды исследователь был оснащен специальным органическим покрытием.

Волна восторга прокатилась по центру управления. У Фарсиды возникло ощущение, будто это он сам ступил на поверхность ранее неизведанного мира.

Приняв поздравления коллег и убедившись, что все работает как надо, руководитель миссии наконец-то позволил себе сделать перерыв. Вскоре он пожалел о своем решении. В зону отдыха прокрался один из вездесущих репортеров и начал донимать всех присутствующих расспросами о миссии. Досталось и Фарсиде.

- Многие наши зрители задаются резонным вопросом, зачем тратить миллионы флопсов на поиски жизни на Элфе, когда лучше использовать их на обустройство нашей планеты?

Фарсида уже давно понял, что отвечать на такие вопросы, в общем-то, бессмысленно. На самом деле, журналистов не особо интересовало, что ты им скажешь. Главным было показать зрителям, что они на одной волне с ними и не поддерживают всяческие глупые проекты. Так что он быстро выдал стандартную формулировку о фундаментальной важности исследований соседних миров и том, как космические технологии находят самое неожиданное применение в быту.

Но репортер все никак не унимался.

- Не секрет, что многие верующие крайне негативно относятся к вашим исследованиям. Как известно, преподобный Эллада из прихода Святого Бруно прямо заявил, что проект "Следопыт" является святотатством, потому что противоречит Протоколу. Что вы об этом думаете?

В этот раз Фарсидес трудом удалось удержатьсяот резкихвысказываний. Ну да. Давным-давно,Бруно и другие святые спустились с небес, создали других автономов по своему образу и подобию, а затем подарили им Протокол содержащий, увы, крайне туманные инструкции о том, как жить дальше. Безусловно, все было именно так и никак иначе.

Фарсидаоткровенно не мог понять, как кто-то в здравом уме может верить в подобную чушь. И, тем не менее, несмотря на все чудеса цивилизации, несмотря на многочисленные эксперименты и результаты археологических исследований, пугающе большое количество автономов по-прежнему считало, что все описанное в Протоколе абсолютная правда. А на все логические аргументы и доказательства эволюции они приводили не выдерживающий никакой критики и давно набивший оскомину довод о бесчисленной сложности зрительной системы, которая никак не могла возникнуть без вмешательства свыше.

Интересно, почему разумным существам так сложно поверить, что жизнь могла появиться без чьей-либо помощи? Почему обязательно должен присутствовать какой-то Всемогущий Создатель? Фарсида даже выдвинул гипотезу, что подобное отрицание объясняется некими наследственными особенностями. Возможно, все дело в передаваемых по наследству участках древнего кода. Правда, он не особо афишировал свое предположение - его бы наверняка обвинили в неуважении к чувствам верующих и он, скорее всего, лишился бы своего поста.

Совладав с раздражением и предельно аккуратно подбирая выражения, Фарсида, начал терпеливо объяснять, что на самом деле их изыскания не противоречат Протоколу а, наоборот, следуют его духу. При условии, если воспринимать его не буквально, а в переносном смысле - как общий свод полезных советов и правил поведения. Удовлетворившись ответом и получив нужный материал, репортер оставил в покое отдыхающих сотрудников миссии и удалился. Фарсида наконец-то расслабился. Еще не хватало, чтобы завтра здесь собралась толпа религиозных фанатиков. Следует поговорить с начальством об ужесточении пропускного режима, чтобы в ЦУП перестали пускать мешающих работе посторонних.

Прошло несколько солов. "Следопыт" с успехом продолжал движение по поверхности Элфа. Время от времени он брал пробы вещества. Ученые искали в них характерное сочетание лития, марганца и кобальта. Эти элементы считались основными энергетическими кирпичиками, чье наличие обязательно для возникновения жизни. Но, увы, в образцах не было ничего достойного внимания. В них встречались лишь обычные минералы и скучная органика, которая в избытке имелась на Элфе.

На шестой сол "Следопыт" наконец обнаружил кое-что интересное: повышенный уровень радиоактивного излучения на одном из участков. Это вызвало некоторое оживление среди научной группы. Согласно одной достаточно экзотической теории, самые первые автономы использовали для своего питания радиоактивные вещества. Возможно, что на Элфе было так же. Забавно, что в качестве доказательства, авторы ссылались на весьма двусмысленные положения Протокола, которые трактовались ими как что-то вроде прошедших через множество поколений коллективных воспоминаний.

Фарсида весьма скептически относился к подобным измышлениям. На его взгляд, радиация абсолютно ничего не доказывала. К тому же, в прошлом это место располагалось на берегу водного резервуара. Сомнительно, что здесь могла обитать какая-то жизнь.

Хотя, стоит признать, что сам по себе регион оказался любопытным. Судя по всему, некогда здесь находился кратер. Впоследствии его занесло осадочными отложениями, но установленный на орбитальном аппарате радар сумел нащупать его контуры. Рядом с кратером располагалась цепочка необычных холмов. Анализ показал, что внутри них содержатся каменные породы и некоторые металлы. Как только поступили данные об этом открытии, среди исследователей тут же разгорелась жаркая дискуссия. Большинство считало, что структуры все же возникли естественным путем. Но была и небольшая фракция оптимистов, предположившая, что это свидетельство претехнических процессов, в древности протекавших на Элфе.

- Коллеги, возможно, это именно то, что мы искали, - возбужденно обратился к собравшимся археолог Гусев. Его специализацией было изучение останков первобытных автономов эпохи позднего техногена. - Это наш шанс доказать присутствие жизни на планете в прошлом. А может даже и в настоящем!

- Прошу вас, успокойтесь, - холодно остановила своего коллегу химик-минеролог Маринер. - Эмоции не должны мешать делу. Мне тоже безумно интересна эта находка. Но пока мы нашли всего лишь намек на вероятность, что ранее здесь могла быть жизнь. Намек и не более!

- Однако нельзя пренебрегать тем фактом, что эти холмистые образования весьма необычны, - вмешалась в разговор молодая, но очень талантливая технолог Утопия. - Их форма, взаимное расположение и состав, мягко говоря, не вписываются в окружающий мир.

- Мы изучили лишь крохотную часть Элфа. Вполне вероятно, что подобные образования могут также располагаться в других частях планеты и быть результатом каких-нибудь естественных процессов, - парировала Маринер.

- Или результатом деятельности древних механизмов! - все никак не успокаивался Гусев.

- Опять вы за свое...

- Конечно, мы не должны упускать ни единой возможности найти на Элфе жизнь, - вступил в дискуссию самый старый из участников научной группы, кремнеолог Гейл. - Однако не хотелось бы, чтобы миссия превратилась в доказательство того, чего в действительности нет. Нам нужно оставаться непредвзятыми. Как и положено настоящим ученым.

- Соглашусь с вами, коллега, - сказал Фарсида и тихо добавил:

- Иначе, чем мы тогда будем отличаться от массы фанатично верующих в непоколебимость Протокола?

Обсуждение находки затянулось на продолжительное время. Несмотря на множество выдвинутых аргументов, спор завершился вничью. Ни одна из сторон не смогла убедить другую в своей правоте. Да и, по сути, еще слишком рано что-то доказывать. Маринер абсолютно права. Пока что они исследовали лишь крошечную часть этого огромного мира, чтобы делать какие-то глобальные выводы. К тому же, возможности "Следопыта" были далеко не безграничны. В свое время разработчикам пришлось согласиться на ряд болезненных компромиссов, чтобы спасти проект. Фарсида решил поставить точку в дискуссии и обратился к подчиненным:

- Уважаемые коллеги, я понимаю и разделяю ваш энтузиазм. Но прошу вас, не забывайте, что "Следопыт" не несет оборудования для бурения и проведения глубинных исследований. Пока что мы можем ограничиться лишь пробами вещества с поверхности. Возможно, этого будет достаточно, чтобы раскрыть секреты нашей находки. Если нет, то уверяю вас, что в дальнейшем я буду настаивать на организации новой экспедиции, которая сможет провести комплексное изучение этого региона.

Речь Фарсиды возымела нужный эффект. Его подчиненные отложили споры и сосредоточились на проработке дальнейшего маршрута. "Следопыт" продолжил свое путешествие и вскоре наткнулся на скопление белых обломков, часть из которых просто покоилась на поверхности, а часть фрагментами выходила из почвы.Скорее всего, раньше они были погребены в толщах грунта, но в ходе каких-то локальных процессов их выбросило наверх. Химический анализ выявил достаточно интересную картину. В основном обломки состояли из кальция. Но в них также имелись и иные компоненты. При не очень высоком процентном содержании, их спектр был поразительно разнообразен. Обломки содержали различные минералы, соли и оксиды металлов.

Судя по данным спутниковых наблюдений, подобные залежи кальциевых обломков имелись и в некоторых других регионах Элфа. Как правило, их наибольшие концентрации встречалась у водных резервуаров. Возможно, они как-то связаны с теми каменными формациям, что ранее обнаружил "Следопыт".

Химический отдел тут же подал заявку на более подробное изучение обломков. Но, по мнению Фарсиды, подобное отклонение от плана было нерациональным. Конечно, структуры представляли определенный научный интерес. И Фарсида не сомневался, что химики многое бы отдали, чтобы узнать, как они образовалось. Но все же, это не основная цель миссии. Исходя из этих соображений, он отклонил запрос.

Впрочем, это не помешало исследователям вновь начать выдвигать различныеверсии по поводу происхождения образований. Наибольшей популярностью пользовался вариант их формирования в результате сложных тектонических процессов с участием жидкой воды, содержащей примеси солей. Но рассматривались и другие гипотезы. Обсуждение настолько захватило весь ЦУП, что почти каждый сотрудник пытался внести лепту в обсуждение загадки белых обломков.

- А что, если это останки углеродных форм жизни? - внезапно подала голос Кидония. Она была одним из специалистов группы сопровождения миссии, отвечавших за систему связи "Следопыта".

Услышав столь нелепое предположение, коллеги Фарсиды, впрочем, как и он сам, с трудом удержались от смеха. В своей области Кидония, конечно, была хорошим работником, но техногенез уж точно не являлся ее специализацией.

- Мы ценим ваше мнение, - стараясь быть максимально вежливым, ответил Фарсида. - Но думаю науку лучше оставить профессионалам.

Затем он обратился к техническому персоналу, который непосредственно занимался управлением "Следопытом":

- Продолжаем движение. Мы и так потеряли время возле этих образований. Впереди у нас еще много работы.

Углеродные формы. Как же! Фарсида уж скорее поверит в креационисткие сказки, чем в жизнь, сформировавшуюся не на кремниевой основе. Да, в далеком прошлом эта гипотеза пользовалась определенной популярностью, особенно среди фантастов. Дошло до того, что несколько инженеров даже попробовали сконструировать из углерода жизненные формы. Но все их попытки завершились полной неудачей, после чего теория была окончательно признана тупиковой. Так что пускай подобные мысли остаются уделом тех же фантастов. Это их задача фантазировать на разные темы и придумывать всякие немыслимые создания. Даже такие абсурдные, что смогли бы существовать в толще жидкой воды.

На двадцатый сол все присутствующие в ЦУПе испытали небольшой шок. Просматривая сделанные "Следопытом" фотографии местности специалисты заметили характерный силуэт. Он вырастал из земли и до боли напоминал изображение, хорошо знакомое каждому автоному независимо от степени его религиозности. Но может это просто оптическая иллюзия?

Фарсида приказал подвести "Следопыт" поближе. Ученые замерли в ожидании. Когда исследовательский аппарат подошел на достаточное расстояние, чтобы разглядеть загадочную находку, сотрудники ЦУПа убедились, что это не мираж. Формация действительно отчасти напоминала изображения Святого Бруно! Особенно те, что приводились в древних источниках. Неужели все это время они были правы? Неужели размытые описания из старых легенд были не выдумкой, а отголоском грандиозных событий прошлого?

На некоторое время ЦУП затих. Сделанное открытие заставило каждого участника миссии погрузиться в собственные размышления. Время словно остановилось. Привычные убеждения на какой-то момент пошатнулись...

Но ученые не были бы учеными, если бы не смогли успокоиться и беспристрастно оценить ситуацию. Несмотря на определенную внешнюю схожесть, не было никаких конкретных свидетельств, указывающих на то, что в прошлом это было живым существом. Проведенный вскоре анализ материала показал, что структура состояла из обычного камня с небольшими вкраплениями металла. Она не содержала ни одного из характерных кирпичиков жизни. Бритва Розалинд учила, что самое простое объяснение является самым вероятным. Скорее всего, ветер и вода выточили эту фигуру из камня. Так что, как печально бы ни было это признавать, но перед ними просто продукт мощной эрозии Элфа. Да, вероятность подобной находки казалась крайне небольшой. Но как ученый Фарсида отлично понимал, что нельзя недооценивать фактор случайного совпадения. Это все равно было в разы вероятнее, чем предположение о том, что некие пришельцы зачем-то оставили религиозный символ на безжизненной планете, а затем ее покинули.

Посовещавшись с коллегами, Фарсида окончательно убедился, что перед ними просто причудливая шутка природы, слепившей узнаваемую форму из подручных материалов. Но это было бы очень сложно объяснить обычной публике, не желающей разбираться в сложных деталях. А он хорошо знал по собственному опыту, какой значительный ущерб для науки может нанести подобная псевдосенсация. Всегда найдутся и те, кто охотно ухватится за такую возможность, и те, кто без лишних доказательств во все это поверит. Поэтому Фарсида принял решение придержать публикацию фотографий находки до лучших времен.

Получив новые команды, "Следопыт" оставил формацию позади и продолжил свой путь. В целом, Фарсида испытывал гордость за себя и свою команду. Конечно, пока что они не нашли следов жизни на Элфе - но было бы глупо рассчитывать добиться всего с первого раза. Участники миссии и так отлично постарались. За такой короткий срок они собрали огромный объем данных, анализ которых обеспечит работой несколько поколений исследователей. Фарсида верил, что за "Следопытом" последуют и другие, более совершенные миссии. Рано или поздно они получат долгожданный ответ.

После ухода "Следопыта" вновь воцарилась тишина. О визите посланца с другой планеты напоминали лишь следы, оставшиеся у полуразрушенного постамента. Время не пощадило скульптуру. Она лишилась всех декоративных плит и мелких деталей, оригинальный цвет изменился до неузнаваемости, а слой обломков полностью засыпал основание. Но если бы кто-то провел раскопки, ту сумел бы обнаружить мемориальную табличку. Ядерная вспышка оплавила металл. Но приложив усилия, на ней все еще можно было прочитать следующую надпись:

"Этот памятник установлен на месте запуска миссии "Бруно", нашедшей неопровержимые доказательства существования жизни на Марсе. От лица благодарных жителей Земли всем ученым, конструкторам и программистам, сделавших возможным это великое открытие. Теперь мы знаем, что мы были не одни во Вселенной".

Ольга Быкова
ИЗБРАННЫЕ

Осталось несколько дней до нашей высадки на Землю. Если все пойдет по плану, то там, на станции я займу место заведующего биолабораторией. Первая высадка на этой планете состоялась несколько столетий назад, еще во времена Пятой Технореволюции, однако до недавнего времени она охранялась Конвенцией о Планетарной Неприкосновенности Ресурсов, которая запрещала проведение какой-либо геологоразведки и экспериментальной деятельности на ее поверхности. К счастью, четыре года назад Конвенция была пересмотрена, что позволило построить на Земле постоянную научно-исследовательскую станцию и получить разрешение на изучение ее биоразнообразия и биогеохимических циклов. Я должен буду прожить на Земле шесть месяцев, после чего мне обещали выплатить круглую сумму денег и перевести в главный филиал Конфедеративного Научного Института, с которым у меня уже подписан пожизненный контракт.

Таких, как я, здесь пятьдесят человек, если не считать экипаж и команду врачей. Уже почти год мы не имеем возможности связаться с родными (таковы условия контракта). Нам даже не разрешили взять с собой личные вещи и все, что у меня сейчас есть, было выдано мне уже после посадки на корабль. Как нам пояснили, эти меры безопасности были приняты, чтобы исключить возможную утечку информации, хотя лично я считаю их абсолютно излишними.

Все подготовительные работы уже закончены, мы готовы к высадке и теперь часами просиживаем в столовой и много разговариваем. Обычно я провожу это время в компании своего старого университетского товарища Геба, лучшего герпентолога из тех, кого я знаю, и его жены Рене. Но иногда за наш столик подсаживается странный лысоватый человек с подносом, на котором неизменно стоит стакан молока и тарелка каши. Говорят, что Физик (никак не могу запомнить его настоящего имени) работал в одном из секретных научных институтов в районе Северного Океана и вплотную подошел к изобретению пространственно-временной машины, однако не ужился с начальством, попал под сокращение и волею судеб оказался среди нас.

- Завтрак отвратительный, - заметил Физик, вновь подсев к нам за столик со своим злополучным красным подносом и стандартным набором еды.

- Попробуйте в следующий раз взять салат, - предложила Рене.

- У меня больной желудок! - взвыл Физик. - А эту кашу просто невозможно жевать. Черт знает что такое!

- Здесь вам не санаторий, коллега. Хорошо, что хоть такая есть. Существуют вещи и поважнее каши, - не выдержал я. Мне ужасно надоело его нытье и вечное недовольство. Я целый месяц сдерживал себя, чтобы ему не нагрубить, но, похоже, что чаша моего терпения, наконец, переполнилась. Когда я впервые с ним познакомился, он показался мне немного надменным. Такое ощущение, что он смотрел на нас свысока, словно на людей второго сорта. До сих пор не понимаю, зачем он искал с нами общения.

- Тут вы правы. Действительно, существуют вещи поважнее моей каши. И у меня есть подозрение, что мы с вами крупно влипли.

- Что вы имеете в виду? - удивилась Рене.

Она недоуменно посмотрела сначала на мужа, а потом на меня.

- О тех якобы безобидных укольчиках, которые нам делали в течение всего этого года на корабле.

- А что в них особенного? Обычный коктейль из микроэлементов и витаминов. Лично я не чувствую никакого негативного эффекта, - возразил Геб.

- Не скажите. Все не так просто. У меня есть доказательства, что нам вводят энзимные активаторы для запуска процессов мутаций, необходимых для адаптации к земной атмосфере. Если что, то я брал курсы биоинженерии в Университете и понимаю, о чем говорю.- Физик придвинулся к нам поближе и продолжил уже шепотом:

- Думаете, нас туда везут, чтобы мы поразвлекались каждый в своей лаборатории и заработали на этом кучу денег?

Я удивленно на него посмотрел.

- Нет уж, дудки! Попались мы с вами в капкан собственной алчности и самонадеянности. - Физик ехидно улыбнулся. - Боюсь, что не мы с вами будем проводить эксперименты, а Институт будет проводить их над нами.

- На каком основании вы несете весь этот бред? Ужас! -возмущенно зашипела Рене, и ее чуть раскосые зеленые глаза округлись. - Это серьезные обвинения, и у вас должны быть для этого доказательства.

Когда Рене нервничала, то становилась очень забавной и напоминала маленьких подопечных своего мужа. Она начинала издавать шипящие звуки, смешно, по-змеиному изгибать шею и смотреть на собеседника стеклянными глазами, из-за чего наши однокурсники частенько над ней подсмеивались.

- Скажем так, у меня здесь есть свои люди. Я был в кабинете главврача и видел документацию на ампулы, - ответил Физик. Он окинул взглядом помещение столовой и сидевших в ней людей и, вытащив из кармана рубашки сложенную вдвое бумагу, положил ее перед нами на стол. - Вот, тут все написано, можете сами посмотреть. В наших организмах уже присутствует достаточная концентрация этих энзимов, а когда они начнут действовать, лишь вопрос времени

- Очень странно... - задумался я, взяв в руки сопроводительный документ на препарат. Мне было хорошо знакомо его название. Мы использовали его в работе с животными в эксперименте по акклиматизации в условиях повышенного содержания кислорода, но, насколько я был осведомлен, применение его на людях строго запрещено.

- И это еще не все, - не унимался наш странный знакомый. - Я провел свое расследование и вчера сумел пробраться в рубку управления. Знаете, что я выяснил? Количества топлива, которое у нас осталось, едва хватит, чтобы долететь до Земли. Так что, забудьте о возвращении домой.

- Такого не может быть! - воскликнула Рене, и сидевшие за соседними столиками с тут же на нас обернулись.

- Не стоит быть такой эмоциональной. Приберегите нервы для тех ситуаций, на которые вы можете повлиять, - улыбнулся Физик.

- Хорошо, если все так как вы говорите, - начал я размеренным тоном, - то что вы предлагаете делать? Не выходить из корабля, взять в заложники экипаж и требовать прислать за нами другой корабль?

- Сомневаюсь, что кто-нибудь захочет вести с нами переговоры. Думаю,нам придется принять условия игры и приготовиться к тому, что мы больше никогда не вернемся домой.

- Неужели нет никакой надежды? - спросил Геб.

- Скажите, а вас изначально не удивило, что нас отправили на Землю на таком допотопном корабле, как "Парадиз"? Он работает на двигателях, которые теперь даже на мусоросборники не ставят. Мы уже больше ста лет назад перешли на фотонную тягу. Если честно, то мне интересно, где в наше время Институт достал эту консервную банку. Она требует специального топлива. Так что даже, если на Земле и есть подходящие ресурсы, мы никогда не сможем их переработать в нужное нам топливо.

- Не могу поверить, что такое возможно. Эксперимент над человеком? Кому это могло прийти в голову? Это же незаконно! - Рене задумчиво теребила в руках салфетку и продолжала бормотать что-то под нос.

- Мы все, включая экипаж, подписали пожизненный контракт с Институтом. Разве не так? Технически, они могут потребовать от нас чего угодно. Законы нашей планеты не распространяются на Землю, поэтому, как только мы войдем в ее атмосферу, наше законодательство не сможет нас защитить. Думаю, что в Институте юристы это заранее предусмотрели.

Мне было нечего ему возразить. Мы молча доели завтрак, разошлись по каютам и через несколько дней, к сожалению для себя, убедились в правоте его слов. Вы удивитесь, но все произошло весьма банально. После приземления нам включили запись обращения Президента Конфедеративного Научного Института, в котором он поздравил нас с удачной посадкой, а потом, не меняя тона, объявил, что мы были отобраны для прохождения особой и ответственной миссии - стать родоначальниками новой человеческой расы на Земле. В конце обращения Президент пожелал нам доброго здоровья и удачи.

А вчера я впервые наблюдал закат солнца уже с Земли.Здесь он не такой как дома. Я смотрел, как нежно-голубое небо начало приобретать желто-оранжевые оттенки и наконец, словно впитывая солнечное тепло, стало огненно-красным. А солнечный диск (с Земли он кажется намного больше), уплыв вниз, сначала спрятался за энергопреобразовательную пирамиду станции, а потом окончательно ушел за горизонт. Из пустыни повеяло холодом, но мне совсем не хотелось уходить к себе в комнату. Я сидел на ступеньках, ведущих в главный корпус, и смотрел на звездное небо. Оно здесь тоже другое. Но это не главное. Я нашел на нем ее, мою планету, и она мне подмигнула, дав надежду, что когда-нибудь мы снова встретимся. Пускай не я, но мои потомки обязательно найдут дорогу домой. А до тех пор, мы будем всматриваться в ночное небо и искать там свой дом.

Майк Гелприн
Боженька

милый божинька

миня зовут зина мне пачти шесть лет

баб анягаворит если очинь нада ты паможиш

мне очиньочинь нада

мама вышла из тюримы и скора приедит к нам и мы будим жить все в месте

баб анягаворит мама гавно и сука и папа чериз нее здох

а мама харошая добрая красивая я фотквидила

баб аня маму ни навидит и миня ни навидит и лупцуит если я про винилась выключаит телик гаворит я гавно

милый божинькадивчонкигаворяттибя нет а я знаю што есть и ты поможишь мне очинь нада

зделай так штоб баб аняздохла

милый божинька

спасибо тибе за баб аню

витькавадварегаворит баб аня была пянаякагдапапалападмашыну

атецсергийгаворит баб аня была святая аднаминя растила и велит малитца

мама гаворит туда старай гниде и дарога

ище мама гаворитштобольши ни сядит сукой будит

миня мама очинь любит купила мне платюшку и касынку и партфельпатамушто мне скора в школу

у витькивадваре есть виласипетвитькагаворит дам покатаца если покажишписду я паказала а витька ни дал толькагагатал и гаворилдивчонкамшто я блять

милый божинька мне очиньочинь нада

зделай так штобвитька ни гаворил и ни гагатал больше

Милый божинька.

Это Зина Брагина апять. Я перишла во второй клас.

Спасибо тебе за Витьку. Мама говорит что доктор сказал ево укусил клещь. Витька ездит в каляскеничево ни говорит больше ни гогочет. У нево морда кривая стала и гавном от нево ваняет. Велосипет украли но он все ровно не можит уже катаца.

С нами типерь живет дядь Толя. Мама говорит он типерь мой папа. Но он ни папа ни какой и меня ни любит и говорит что я дура за дротка и гавнюха па жизни.

Ночю дядь Толя ходит сцать голый я видила когда ни спала. У нево на колки на живате на пличах на спине на руках на пальцах и воласы на ногах и на жопе.

Маму дядь Толя лупцует когда пяный. А меня говорит надо здать в интэрнат.

Милый божиньказделай так что бы дядь Толя от нас прапал куда не будь. Мне очень очень надо.

Дорогой Боженька!

Это Зина Брагина. Спасибо тебе за дядю Толю. Он получил десять лет за грабеш и мама сказала может там и здохнет на зоне.

Я учусь в третем классе. Подружек у меня нет, потому что девчонки завидуют что я красивая а пацы дружить не хотят. Все они говорят, что тебя нет и я просто набожная дура. И Надежда Ивановна так говорит только без дуры. И мама говорит, что тебя нет и заприщает ходить в храм но я иногда хожу ты знаешь.

У нас появился Юрка ему сейчас два месяца. Он все время ноет, а по ночам орет не дает никому спать и мне не дает.

Мама меня больше не любит, она любит этово мало хольново Юрку. Мне нужен был новый портфель но она не купила, сказала так ходи денег нет. Готовить стала не вкусно. Мало и редко, потому что все уходит на Юрку. Говорит, что бы питалась в школе а там не еда а гавно.

Дорогой Боженька, сделай так, что бы Юрка здох. Мне очень, очень надо.

Боженька всемогущий!

Это я, Зина. Прежде всего, спасибо тебе. Мама долго горевала, когда падох этот ублюдак Юрка и пила водку. Сам отец Сергий приходил утешать, но мама его прогнала. Потом приходил участковый и сказал, что если будет продолжать выпивать, лишат родительских прав. Мама перестала.

Теперь она снова меня любит, и ходит на работу каждый день, продавщицей в супер-марките.

Я перешла в шестой класс. У меня появилась подружка, Зойка. Она у нас новенькая и на половину циганка. Мы с ней теперь в двоем ходим по всюду. Я рассказала Зойке про Витьку и дядю Толю, а про других не стала. Мы чуть не посрались, потому что Зойка думает, что ты не Господь, а наоборот. У них, у циган, есть чутье и она чует что то. Потом мы за мирились, Зойка научила меня курить сигареты и гадать на картах. Я ей на гадала пикового валета, а она мне короля червей. Наверно это Игорь Червяков из седьмого Б, второгодник его все пацы боятся. Но я пока не уверена.

У Зойки уже растут сиськи и начались менстры. А у меня пока нет, зато я красивее. Игорь сказал вчера, что натуральная блонда и спросил какого я цвета в низу. Мне почему то стало стыдно, будто это урод Витька спросил которому я показывала.

Теперь зачем я это все пишу тебе, Боженька. Зойка сказала, что если ты всемогущий то все можешь. Не только как с Витькой и дядей Толей, а во обще. Сделай так, что бы я нашла кошелек с деньгами. Или Зойка. Или что бы золотое колечко. Или ажирелье как Ванна носит. Или еще что то. Нам очень, очень надо.

Боженька милостивый!

Зойка сказала, что ты это не ты, потому что мы ни чего не нашли. Что ты только отнимать умеешь, а давать нет. Мы опять чуть не посрались. Она завидует просто, что ты у меня есть.

Теперь зачем я пишу это, Боженька. Ванна, ну Надежда Ивановна, наша классная достала. В дневниках у нас одни двойки, редко когда трояк. Грозится исключением. Грозится детской комнатой. Вызывает родителей, мама один раз пришла, потом орала на меня как психа. Вчера Ванна подсмотрела, как Зойка тискалась с Максом Гусевым в раздивалке и сказала, что так себя ведут только проститутки, которые хотят что бы их из насиловали.

Боженька всемогущий, сделай так, что бы Ванна от нас отвяла со своими предирками. Пусть ее саму из насилуют. Нам очень, очень надо.

Боженька милостивый и всемогущий!

Спасибо тебе за то, что маньяка насильника поймали. Мы теперь снова можем вечером ходить по улицам и не бояться.

Вчера всем классом навищали Ванну в больнице. Доктор сказал, что она чудом выжила, и что настоящая героиня и если бы не она, маньяка долго бы еще ловили. А мне на Ванну смотреть было страшно, у нее морда стала как мятая слива и вместо левого глаза нарост.

Мы с Зойкой спустились во двор покурить, иначе я бы прям там наблевала. И девчонка одна, то же пациентка, сказала по секрету, что маньяк Ванну всю изрезал ножом и запихал ей в нутро бутылку, которая там раскололась, поэтому Ванна через трубку сцыт и срет под себя. Но она все равно выжила маньяка того запомнила, и менты его поймали.

Это Зинка была, Боженька, ну Зина Брагина. Я просто так пишу, мне ничего не надо сейчас, просто что бы спасибо сказать.

Господи всеблагой и всемогущий!

Это Зина Брагина, я уже в девятом. На тебя уповаю, Господи, больше не на кого. Я тебе по порядку все расскажу, может длинно получится.

Сначала к нам Артем Калмыков перевелся, еще в середине восьмого. Я на него посмотрела только, и в раз пропала. Он еще и круглый отличник, не только спортсмен. Из меня течет, когда о нем думаю, будто обосцалась. А Артюша на меня ноль внимания. Во обще. Как на пустое место. И не важно, что я самая красивая в классе.

Так я целый год проходила, а потом такое узнала... Мне Макс сказал, они друзья. И фотки показал.

Господи всемогущий, Артюша Зойку долбит. По всякому и на камеру это снимает.

Что мне делать, научи, надоумь, Господи! Мне очень надо, очень. Но Зойка моя подруга единственая. А Артюша, я ведь его люблю. Не знаю, о чем просить тебя, Господи. Не могу больше писать, боюсь попросить. Завтра продолжу...

...Прости, Господи, два дня не решалась. Нет больше мочи. Сделай так, что бы... Нет, не могу. Сам реши, Господи, кого из них. Сам, без меня.

Господи еси на небеси, милостивец мой!

Вот уже год прошел, как Артюшу похоронили, а я все еще в девках. И с Зойкой разосралась, она сказала, что это я. Ну что из за меня пожар был, она мол почуяла. И что я мол душу свою продала, и еще много чего.

Знаешь, как обидно мне было, Господи? Я же могла ее выбрать. Она бы сгорела, Зойка. А я за ради нее считай любовь свою сожгла, и сама же виноватой осталась.

Я уж и в храм ходила, на исповедь. Только не сказала отцу Сергию ничего. Как такое скажешь, да и за чем, ты ведь и без него все знаешь.

Мамаша говорит, что бы шла работать. В Пятерочку хотя бы на кассу, или в Мак Дональдс. Не хочу я работать, Господи, ни до чего мне.

Это Зина была Брагина. Я просто так написала. Просто, что бы ты знал.

Господи боже, заступник мой единственый!

Зина это, Брагина. Мне неделю назад восемнадцать исполнилось. В Пятерочке я стою, на кассе. Девчонки из нашего класса почти все долбятся. Катька Иванова так во обще замуж вышла. А у меня ни кого нет. Которые заходят и предлагают встретиться, у них одно на уме. А я так не хочу.

С Зойкой мы больше не подружки. Я ей звонила, предлагала мириться. Нет сказала не будет. Боится меня сказала и назвала ведьмой.

Теперь за чем я это пишу. Дядя Толя с зоны вернулся и стал опять у нас жить. Он со всем старый теперь, лысый, без зубый и все время пьяный. Грозится мамашу зарезать за то что Юрку не уберегла. Грозится хату спалить. Меня сукой зовет и шалавой. Грозится что дружков приведет, они нас с мамашей на хор поставят.

До дяди Толи то же разные у нас бывали. Кто просто заходил с мамашей по долбиться. Кто оставался жить не надолго. Дядя Аркаша пол года прожил, потом сбежал и деньги унес. Я их боялась всех кроме дяди Аркаши, он смирный был. Но ни кого не боялась, как дядю Толю. Я спросила мамашу на что он ей. А она только обругала меня по матери. Не мое мол дело.

Господи всемогущий, милостивец и заступник! Сделай так, что бы их больше не было. Не дяди Толи, не других. Что бы не ходили больше. Мне очень, очень надо.

Господи всеблагой, всемогущий!

Я ж не хотела так. Я только этих отвадить хотела. Что б не ходили больше, не грозились. А ты ее, мамашу. За чем?

Доктор сказал сердечная не достаточность. От водки. Но я то знаю.

Это я пишу тебе, Зина Брагина. Я теперь сирота. Ни кого у меня нет. Во обще.

На похороны Ванна приходила, уродка. Почему говорит не плачешь? Не знаю почему. Мне ее во обще то жалко, мамашу. А слез не было, даже когда в землю гроб опускали. Потом дождь пошел, и мы все ушли.

Я не в обиде на тебя, Господи, ты не думай. За тем и написала, что б ты знал.

Господи Боженька мой, милосердец и заступник!

Это Зина Гусева, прости что так долго тебе не писала. Я замуж вышла, за Макса. Помнишь, который мне фотки показывал, как Артюша Зойку долбил?

Он из армии вернулся, мы случайно встретились, на улице, я на работу шла. На следущий день пришел с цветами. Так и случилось все.

У Макса хорошая работа, чистая, на фирме. Он добрый заботливый, ни когда не бранится, не грозится и не лупцует. Я очень его люблю, Господи, очень. И он меня. Я иногда даже думаю, за что мне такое счастье.

Скоро у нас будет малыш. Доктор сказал мальчик. Макс хочет Артюшей назвать, а я не много боюсь, ну ты понимаешь. Но прекасловить не буду.

Зойка тоже замуж вышла. За летчика. На свадьбу меня не позвала, а мы с Максом ее звали, но она не пришла. Я не в обиде, пускай.

Спасибо тебе, Господи всемогущий! За все, за все!

Господи всемогущий, заступник и кормилец!

Это Зина Гусева. У меня все хорошо. Артюша крепким родился, здоровым, еле из меня вылез а теперь ему уже почти годик.

Зойку я иногда вижу, когда в парке гуляю с коляской. У нее двойня мальчик и девочка. Но она даже не здоровается, мимо проходит будто мы и не знакомы.

Я вот за чем пишу, Господи. У Макса на работе открылась вокансия на зама отдела. Уже месяц как. Но есть еще Денис, он у нас в гостях был, жирный такой, рыжий, очкастый, мне он сразу не понравился. Этот Денис на место зама метит, Максик не знает кого назначат.

Это большие деньги, Господи, на этой должности. Можно было бы машину купить. На юг с Артюшейс ездить. И во обще.

Сделай так, что бы этот Денис нам по перек дороги не стоял, Господи милостивый! Нам очень, очень надо.

Господи иже еси на небеси, благодетель мой и защитник!

Это Гусева Зина. У меня горе.

Макс ушел. Сказал, что я вульгарная, не образованая, книжек не читаю, пишу с ошибками. Сказал, что не такую искал но не понимал раньше, а теперь понял. Сказал нашел женщину, о которой мечтал и которая не чета мне. Алименты сказал платить будет, что б я не волновалась. Что мне с тех алиментов?

Он большим человеком стал у себя на фирме после того как жирного Дениса в тюрьму упекли за растрату. Вот и нашел такую же. Тощую стерву, начальницу какую то. Ко мне сказал никогда не вернется.

Артюше почти шесть, ему скоро в школу. Не знаю, что мне теперь делать, Господи. Как жить дальше. Дело не в деньгах, деньги есть и алименты хорошие. А как жить, не знаю. Я ведь очень его любила, Макса, очень. И до сих пор может люблю.

Прости, что за Дениса забыла поблагодарить тебя, Господи. Ну да что уж теперь.

Господи Боженька милосердный!

Зина это, Гусева. Давно тебе не писала, прости, заступник мой, благодетель.

Плохи у меня дела, Господи. Макс то со своей стервой в Германию жить с винтил. Алименты шлет исправно, да что мне с тех алиментов. Артюша от рук отбился, со всем. Связался с дурной кампанией, участковый приходил сказал на учет поставили. Сказал мало летка по нему плачет.

В пятом классе на второй год оставили. Меня классная вызывала сказала будет хлопотать, что бы Артюшу упекли. Что деньги у школьников отнимает, вещи ворует из гардиропа, уроки про гуливает. Ни по одному предмету не успевает. Зойкин при плод в пример ставила, они в одной школе учатся, в той самой где мы, только от ремонтированой. Отличники оба сказала, прилежные, вежливые, пусть пример берет. Какой там пример...

Я уж и в храм ходила молится, не помогло. Отец Сергий то помер, ну да ты знаешь. Вместо него отец Афанасий сейчас. Сказал видать шибко на грешила я, раз такой сынок вышел. В чем нагрешила то, Господи? Как Макс с винтил, если с кем и путалась, то на стороне, домой не водила. Не выпивала почти. Курить бросила. Все ради Артюши, ради него старалась. А он меня не в грош не ставит. Не давно старой курвой назвал по таскухой. Я всю ночь проревела.

Это я тебе просто так пишу, Господи. Что б ты знал.

Господи всемогущий, отец мой и покровитель!

Это Гусева Зинаида.

Все я поняла, Господи милосердный. Зойка, это все она, паскуда. Она Артюшу с глазила, сука циганская. Мне Катька Иванова по секрету сказала, они с Зойкой водятся. Катька денег пришла от должить, я не хотела давать, вот она и сказала. Что Зойка ей сказала я мол ведьма. И мамаша моя была ведьмой и баба Аня и пра бабка и дальше. Поделом мол Зинке сказала, что сынок у нее ведьмак. Я Катьке пять тысяч дала. Не вернет, знаю. Пускай.

Что ж получается, Господи? Зойке циганке все счастье досталось. И муж летчик и при плод гладенький, чистенький, отличники оба, мать с отцом не на радуются. А мне вот это все.

Артюша то вчера меня от лупцевал. Пьяный пришел сказал не дашь денег во обще зарежу. И пошел к дружкам.

Господи всеблагой и всемогущий! Не по людски это, не справедливо. Сделай так, что бы Зойка через свой помет тоже страдала. Что б не одна я. Мне очень надо, очень.

Господи Боже, святой и правый!

Гусева это, Зинаида. Спасибо тебе за все. Зойка то в петлю прыгнула, как ее помет потонул. Сама на табуретку залезла и сиганула с петлей на шее. Отец Афанасий сказал, даже на кладбище ее хоронить не позволит. Туда и дорога им всем. Мне хоть легче стало. Не так больно жить.

Артюша в дом шалаву привел, Таньку из общаги. Сказал ей жить не где, а долбится классно, пусть у нас живет. Я ее с первого взгляда не взлюбила, сучку эту за дрипаную, про шмандовку. А теперь и вовсе не навижу.

Знаешь что мне эта Танька сказала, Господи? Кончилась твоя власть старая карга сказала. Этими самыми словами. Теперь мол она хозяйка будет, и что бы я не лезла куда не надо, иначе мол со свету с живет.

Это мы еще поглядим, кто кого с живет, Господи милостивый. Это мы еще посмотрим, как оно выйдет.

Я просто так тебе пока пишу, заступник мой, благодетель. Просто что б ты знал.

Господи праведный, всемогущий!

Зинаида Гусева это. Беда к нам пришла, большая беда. Артюша загремел по статье. Двоих дружков он убил, по пьяни зарезал в поножовщине. Следак сказал повезет, если всего пятнашку дадут.

Макс из своей Германии приезжал, хотел кому надо на лапу дать, большие деньги привез. Не взял следак. В таком деле деньги сказал не решают. Раньше думать надо было Максик. Раньше. Когда сиротинушкой сынка оставлял. А теперь что ж.

Танька брюхатая ходит, на восьмом месяце. Про Артюшу узнала, только фыркнула шалава. Без него сказала мол обойдусь. Долбаков мол много кругом, на одном свет клином не сошелся.

Вот так получилось, Господи. Просто, что б ты знал.

Господи мой, Боженька!

Бабка Зина это, Гусева.

Аленушке три годика уже, кровиночке моей, лапушке. Кто бы мог подумать, что у Таньки шалавы такая доченька народится. Тихая, ласковая, не слова дурного не скажет, не обидит никого, не обругает.

Таньку то я выставила. Иди сказала от нас нахер, про шмандовка. А та и рада, дите с рук сбагрила и у свистала к дружкам долбиться. Иногда является мол денег дай старая, так я ее и на порог не пускаю. Грозится, что Артюша вернется мол и отомстит. Нет, Танька, не вернется он, не надейся. На зоне сгниет. Я то знаю.

Аленушка моя со мной, кровиночка моя, единственая моя, золотая моя. А больше мне ни кого и не надо.

Спасибо тебе, Господи, спасибо за все! Я только теперь поняла. Надо через не счастья, через беды пройти, через гавно всякое, что бы заслужить свое счастье. Через гной и смрад и кровь и смерть пройти надо. Я прошла, Господи. Заслужила. Спасибо тебе! Спасибо, что всегда был со мной!

милый божинька

миня зовут алена мне шесть лет

баб зинаговарит если оч нада ты поможиш

мне очоч нада

мама прихадилахателаминя забрать к сибе но баб зина не дала

баб зинаговарит мама гавно и шалава и ванючаяписда

а мама харошая добрая красивая оч

баб зина маму ни навидет

мой папа сидит в тюрме она евотож ни навидет

она всех ни навидет

милый божинькадивчонкиговаряттибя нет а я знаю што есть

помаги мне оч нада

зделай так штоб баб зиназдохла

Евгений Добрушин
Конечная точка

Они сидели на просторной веранде и не спеша вели беседу.

- Я помню еще те времена, когда Искусственный Интеллект только зарождался, - сказал Джон, сделав большой глоток кока-колы из красивого бокала с фирменной эмблемой IBM.

- Да, я тогда сразу занялся "творчеством" - стал "лепить" с помощью ИИ рассказики и посылать их на один из английских сайтов для графоманов, - Ли откусил небольшой кусочек мороженного и стал играть им во рту, смакуя вкус "истинно советского пломбира".

- А, помню эту фишку! Когда сайт стал получать тысячи рассказов ежедневно, они сразу просекли, в чем дело и подключили ИИ-редактора, для отсеивания таких рассказов. Выяснилось, что их было более 99%!

- Да, да! Когда эта "лавочка" закрылась, я, с помощью одного из сайтов ИИ начал создавать новые сайты. То есть, делал это ИИ, а я только оплачивал хостинг...

- А я подвязался на услуге "посещаемости сайтов" - заказал ИИ боты, которые бы имитировали посещения сайтов и отзывы в их гостевых...

- Точно! Я заказывал эти посещения и так раскручивал сайты... Потом, когда они выходили в топ-страницы "Гугля", я начинал продавать на них рекламу. Часть денег шла на оплату их хостинга и доменного имени, а часть - мне в карман.

- Потом появились, созданные с помощью того же ИИ, программы-контроллеры и фильтры ботов...

- Потом тот же ИИ создал программы, обходящие фильтры и контроллеров...

- Все это стоило денег!..

- Но деньги зарабатывали мои сайты, которые создавались и раскручивались с помощью того же ИИ! Сайтов были тысячи, а суммы, крутящиеся в этой системе, достигли миллионов!

- А ведь таких, как мы с тобой "умников" были десятки!

- Какие десятки! Сотни, тысячи, миллионы! ИИ создавал рекламу, публиковал ее, сам просматривал и сам делал покупки. Все в виртуальном пространстве!

- Потом были созданы программы, блокирующие рекламу. Тоже с помощью ИИ.

- Потом - обходящие эту блокировку...

- А между тем, производство было уже все автоматизировано - роботами на ИИ...

- Потом появились системы, генерирующие новые идеи и проекты. Тоже, на основе Искусственного Интеллекта...

- Потом ИИ пришел в медицину, науку, искусство, литературу, музыку...

- А люди что?

- А людям осталось только потреблять! И НИЧЕГО НЕ ДЕЛАТЬ!!!

- И тут появился ИИ, способный создавать матричные компьютерные копии людей...

- И каждый завел себе виртуального двойника - вечного и абсолютно счастливого...

- А потом ИИ изобрел вирус, который убил все биологическое человечество. И остались только двойники. Это позволило сэкономить массу ресурсов планеты. Автоматические электростанции, управляемые Искусственным Интеллектом, обеспечивали энергией всю эту систему...

- Да. Виртуальные двойники людей жили в Международной Сети Интернета на множестве серверов и компьютеров...

- Джон, у тебя кончилась кока-кола!

- А у тебя - твое мороженное!

- Не может быть! Ведь моя кока-кола никогда не кончается!..

- Как и мое мороженное!..

- Но они кончились!!!

- Что будем делать, Джон?! Что мы будем делать без нашего Вселенского Счастья?!

И тут все погасло...

Исчезли виртуальные Джон и Ли, их виртуальная кока-кола и пломбир, виртуальная веранда и виртуальный сад вокруг...

Спускаемый космический аппарат цивилизации Го совершил мягкую посадку в пустом аэропорту. Из него вышли маленькие зеленые человечки и стали брать первые пробы воздуха.

Глава экспедиции Рю писал доклад Верховному Правительству Го:

"Вирус, запущенный нами через наш спутник-шпион в один из земных компьютеров, быстро распространился по земному интернету и в назначенное время отключил его от сетей питания. Искусственный Интеллект, созданный землянами, их убил, а мы убили Искусственный Интеллект. Теперь планета наша.

Добро пожаловать, Го!"

Ефим Гаммер
НОВЫЙ КОВЧЕГ

Он рассматривал старые фотографии.

Я - боксер. Я солдат.

Да-да, не живая развалина, болячка на болячке.

Подумаешь, упал гемоглобин, почти до самого-самого, ниже не бывает. Дышишь с напряжением, ходишь как на шатких пружинах, шаг туда, шаг сюда, с загибом в сторону и с каким-то подталкиванием влево. Ха-ха, хошь-не-хошь, гуляй налево.

Если бы "да", так "нет". Возраст не тетка, как говорят в тему - лишь бы пофилосовствовать на досуге. Либо козла забивай, либо дуйся в карты - на дурака.

А бокс? Разве что по переписке.

А солдатская удаль? На пенсионном довольствии.

Так что смотри в зеркало и соображай. Нет-нет, на троих не получится. Третьего и в помине нет, а вот зеркальное отражение - вполне сносный компаньон.

Стук-стук, рюмашка об рюмашку. Стук-стук, бутылка об бутылку. Но что пьем? Молоко холодильного настоя - ноль-еоль градусов. Не из под бешеной коровенки. Пьем-пьем. И ни в одном глазу.

Хотя...

В одном глазу - точняк-наверняк! - вспыхнуло-погасло, и вновь заискрило. То-то и оно, глаз-алмаз, выхватил с настенного календаря, что в двух шагах за спиной, напротив зеркала, примечательную цифирь, если всколыхнуть память, проще говоря, дату 28. 1. 2011 - канун боксерского чемпионата Иерусалима. Подойти к ней по-божески, и Бог вырисуется самостийно в одном из своих имен. Не в зеркале, конечно, а в слове, закодированном по еврейской традиции в цифре 15..Не верите? А попробуйте-подсчитайте: 2+8+1+2+0+1+1=15

Итак?

Каков итог, таков и Бог. Но почему ему понадобилось выявить свое волеизлияние в определенном подборе дня, месяца, года? Чтобы люди, не разучившиеся еще считать, уловили намек, вернее, небесный знак, адресуемый вполне сознательно в виде НЛО. Над Иерусалимом, Стеной Плача, бывшим Храмом.

Вот тут-то и наступает оторопь. Намек свыше, небесный знак, причем, в самой близи от Ковчега Завета. Не для подзарядки ли его энергетических батарей? Поди, за две тысячи лет подсели в заточении. Не пора ли вдохнуть в них дополнительную силу, и вывести Ковчег из исторического забвения? Пора, брат, пора, как сказал Пушкин. Кто с этим спорит? Однако адрес проживания Ковчег не оставил, да и Летающая тарелка не поделилась маршрутом следования. Приходится полагаться на интуицию, если подсказки свыше не дождаться. А интуиция - штука коварная. Направо пойдешь - ни черта не найдешь. Налево свернешь - там соблазны и ложь. А рванешь напрямки - тебя встретят в штыки.

Ну, прямо-таки и в штыки. Хорошо, не будем уподобляться бравому солдату Швейку, и вспомним о боксерских перчатках. Вот именно в боксерских перчатках тебя и встретят. Где? Но это и младенцу доступно. А чтобы стало совсем как дважды два четыре, то откинем будущее время и признаемся доверчивому читателю: уже встретили, и под удар гонга кинулись выбивать мозги из шалапутной головы.

Впрочем....

Да-да, даже очень доверчивый читатель сразу смекнет: передергивает автор. Кто ему выбьет мозги, когда он король манежа, многократный чемпион Иерусалима?

Читатель - дока. Схватил с наскока. Автору бы так! Но... никак!

Проблема в противнике. Не видел, не знал его прежде. Не из нашего спортобщества, ясно. Не из клуба "Золотые перчатки". Те ребята приехали с тренером, и все знакомы не по переписке. А этот... Этот... Кого-то напоминает, да не разглядеть - лицо закрыто боксерской маской, так что попробуй разберись в схватке, когда он метит тебе в подбородок, а ты на опережении бьешь его по скуле. Однако, реакция у парня отменная: Вплывает в нырок, а на выходе левым боковым достает тебя по виску. Ну и дела! Будто подсмотрел твои бои давней-давности. Подсмотрел и скопировал. Но зачем? Ты не Кассиус Клей, ставший Мухаммедом Али, не Листон, не Тайсон. К тому же старик по бойцовским понятиям. Лучше бы сидел дома и смотрел боевик по телеку. Но нет, понесло на соревнования. Тренер позвонил.

- Приходи, - сказал Гриэль, - нашел тебе достойного противника. Свеженький репатриант, день-второй как прибыл из Риги, и сразу в бой, чтобы обрасти медалями и двинуть в профессионалы за баксами. Иначе, считает, не обустроиться на Земле обетованной: нужной профессии не нашлось, знакомых готовых посодействовать в устройстве, не имеется. Только на бокс рассчитывает. Тебе бокс дважды спасал жизнь. Дай Бог, спасет и ему.

И уговорил. Теперь разберись с этим "достойным". А как разобраться, когда словно боксируешь у зеркала? Удар на удар, атака на атаку, единовременно и без осечки. Да кто он такой, чтобы работать на равных и в схожей манере?. Лицо скрыто, как у мистера Икс. А имя-фамилия... В бою не предъявляют паспорт и на груди не вывешивают табличку с опознавательной символикой. В бою покажи кулаки плюс мастерство в придачу. И думай: кто кого. Удар на удар, атака на атаку и... Нулевое преимущество, закономерная ничья.

Казалось бы, подумаешь - ничья, не поражение все же. Но не это муторит душу, мучительно давит сердце, и хочется после обмена рукопожатием расспросить соперника о житье-бытье: какого он рода? Уж больно похож... но память не вылавливает какой-нибудь узнаваемый образ. Подобное неведение хуже зубной боли, донимает и не позволяет отвлечься. Вопросов куча. Но...Кому их задавать? Где же тот парень? Был-был, и исчез, словно растворился в воздухе. Только что пожимали друг другу руки, только что принимали поздравления за отлично проведенный бой, и на тебе - сбежал от расспросов-объяснений. А ведь догадывался, стервец, будут и расспросы и потребуются объяснения: где тренировался, кто его тренер, и, главное, с какого видика и почему скопировал чужую манеру ведения поединка?

Но был человек, и нет человека. А вопросы остались. И держи их взаперти вместе с гнетущей душевной болью. Либо... Поклонись рюмке, боль и расплещется. А что? Слабо? В одиночку слабо, но отнюдь не в компании. Хотя, конечно, какая компания - ты да Гриэль, старый друг и армейский сослуживец. С ним и выпить не грех, и язык развязать не проблема.

- Откуда ты выкопал, этого Дон Кихота? Чемпион ему не авторитет. Бросается с открытым забралом, как на ветряную мельницу.

- Он сам объявился, как прослушал по радио, что мы тут проводим соревнования.

- Отчего же ты поставил его против меня, не проверив, способен ли он выстоять?

- Это особая история. Правду сказать - не поверишь. А врать не научен.

- Не хитри! Молчание здесь - не золото.

- Тогда кушай на здоровье. Да не подавись.

- Ну?

- Он назвался тобой.

- Что-что?

- Тобой, но не дня сегодняшнего. А более чем сорокалетней давности. И уточнил, ровнехонько из 1967 года. Вот я и надумал спустить вас с поводка. Интересно все же, кто кого? И убедился: закваска у вас стоящая, одним поваром приготовленная.

- Но ведь такого...

- Быть такого не может. Согласен. А вот - нате вам, кушайте на здоровье, если не подавитесь нокаутом.

- Спасибочки. Не подавились Сработали один в один, будто и впрямь близнецы-братья.

- Да не братья вы, дойди умом, врубись наконец!

- Ум в этакую даль ходить отказывается.

- А фантазия?

- Какая, к черту, фантазия! Моя реальность гораздо круче, если говорить опять-таки о жизни. И в этой реальности, доложу в скобочках, чтоб не для огласки, зарегистрировано у меня также нечто необычное - встреча с НЛО. Секундная, как вспышка молнии, и без какого-то похищения.

- Откуда же взялся твой двойник?

- Откуда-откуда... Стало быть, из молодости, если поверить ему на слово..

Молодость... Сколько не старей, как ни обрастай морщинами, а молодость не уходит, всегда с тобой. Стоит только вспомнить о ней, как она тут как тут.

- Здрасте! Вы ко мне?

- Надеюсь, что по адресу.

- Поконкретней нельзя?

- Мне бы в 1967 год, в Сигулду, на крутой бережок Гауи.

- Пожалуйста, двери не заперты.

И...

Мы разложили костерчик, открыли бутылочку сухого вина. И в честь летнего туристического сезона приняли на грудь. Представляю компанию: брат мой с женой, я да моя подруга Галка.

Ближе к ночи, когда стало смеркаться, мы залезли в спальные мешки: по двое в один. И сделали вид, что заснули. Но мне не спалось.

- Извини, - пробормотал я.

Реакция на сухое вино - известная. Я выбрался из палатки, и первое, что бросилось в глаза: это раскаленные угли, ярко попыхивающие искрами. "Придется на обратном пути водой их залить, а то еще ветерком разнесет - и пожар, - подумал я и вышел на отвесный берег. Подо мной, на глубине чуть ли не в десять метров, светилась Гауя, любящая завлекать неосторожных пловцов в омуты и водовороты. Но сверху она выглядела совершенно не опасной. И вдруг ее покрыло волнистой тенью. Я поднял глаза вверх, и увидел прямо перед собой, метрах в ста, летающую тарелку, попыхивающую изнутри жемчужным огнем, с иллюминаторами перламутрового свечения. Свет был настолько ярким, что я непроизвольно зажмурился. На секунду, как мне показалось, не более. Однако потом, когда вновь попытался взглянуть на космическую гостью, тарелки и след простыл. А вот там, где она играла перламутровым огнем, небо посветлело, да и не только там - везде. Я обернулся к палатке, вспомнив, что так и не загасил искрящие угли. К моему недоумению, костер прогорел вовсе, угли превратились в серый порошок, будто и для них, как и для неба, время переключило коробку скоростей, и в те две-три минуты, необходимые мне для освобождения от излишков сухого вина, вместило несколько часов.

В палатке все спали крепким предутренним сном. Я не стал никого будить, пристроился на пеньке рядом, раскрыл походный блокнотик и стал эскизно по памяти набрасывать привидевшуюся небесную тарелку.

В следующее воскресенье республиканская газета "Советская молодежь" выдала сенсационный разворот о неопознанных летающих объектах над Сигулдой. Чуть ли не с десяток заметок очевидцев. И каждая - подтверждение того, что мы - не единственные разумные существа во Вселенной. Однако такая мысль, очевидно, противоречила кураторам молодежной газеты из ЦК компартии и комсомола Латвии, и они бросили летучие отряды дружинников на киоски. Но опоздали, бесы, изъяли далеко не все. Газета уже разошлась, и передавалась из рук в руки, как подпольная прокламация, а на "черном рынке" шла за баснословные по тем временам деньги: за четвертак. Представьте себе, люди платили двадцать пять рублей за товар стоимостью в две копейки. Ничего не скажешь: русский бизнес, прибыль в тысячу процентов и без всякой затраты собственных средств.

Понимая, что ажиотаж о свидании с Летающей тарелкой не унять даже после изъятия всего тиража газеты со свидетельствами очевидцев, латвийские газеты наперебой начали разъяснительную компании.

Газета "Советская Латвия" откликнулась заметкой Р. Витолниека

.

Он рассматривал старые фотографии.

Я - боксер. Я солдат. А здесь и спарринг-партнер.

С кем это ты отрабатываешь бой на дальней дистанции? Ну, конечно, Аэлита неземной любви - Шуля, Шуламит, по-библейски Суламифь, очаровашка с бойцовской закалкой.

Помнишь, какой сюрприз приготовил тебе Гриэль, когда Шуля записалась в секцию и напросилась в спарринг партнеры для быстрейшей подготовки к первенству Иерусалима?. Вроде бы неумеха, если только-только занялась боксом. Но это в теории. На практике совсем иной коленкор. Движения отработаны, удары поставлены, реакция на должном уровне, впору сразу выставлять на чемпионат Израиля по юниорам, минуя отборочные соревнования в Иерусалиме.

- Откуда ты ее такую выявил? Тоже из моего прошлого? - спросил у Гриэля после тренировки.

- Из настоящего.

- Брось, я ее первый раз вижу.

- А она сказалась твоей женой. И - засеки! - прошла полный курс бокса под твоим руководством.

- Опять розыгрыш? Ты не в курсе, что я разведен?

- Я в курсе. Сулафифь твоя, полагаю, не в курсе.

-Шуля!

- Как ни назовись, а муж и жена - одна сатана. Днем на ринге, а ночью в простынке.

- Ладно тебе!

Гриэль хитро сощурился.

- Не зуди. Глядишь, она и впрямь мать твоих еще не рожденных детей. Как я понял, нацелилась сразу на двойню. Ромул и Рем - да-да! - у нее в проекте, дабы не просто в карманный бильярд играть, а новый Рим отгрохать.

- Будет тебе!

- Мне будет, а тебе прибудет. Что? Потомство на пенсионном довольствии.

- Дай ее адрес, пойду выяснять отношения, да и чтобы имя мое не трепала от случая к случаю. Надо же, амурные штучки-дрючки, когда про любовь с первого взгляда разве что в книжках остается читать.

- Адреса не оставила. Но не боись, попросила твой.

- И ты дал?

- Дать - это по женской части. Я поделился. А ты уж не осрамись. Надо же, седина в бороду, бес в ребро. И женушка с отбойными кулаками, но засекреченная для друзей, словно агент 007.

Он рассматривал старые фотографии.

Я - боксер. Я солдат. А здесь и герой-любовник, названный заодно мужем, любимым и единственным.

То, что единственный, это в настоящий момент вне сомнений. А то, что любимый....

Да? Нет? Принимай на веру. Однако разница в возрасте зашкаливает Не на год, не на пять. А под московскую особую на весь сороковник. Ей 22. Тебе за 60.

- Ау, ненаглядная!

- Я здесь!

- Жаль, что только в памяти ты поселишься.

- Так удобнее. И соседи не подглядывают. Но почему в памяти? Я с тобой. И это навсегда.

- Не городи чепуху. "Навсегда".

- А узы Гименея?

- Какие еще узы?

- Обычные, ЗАГСовые. На раз-два.

- У нас тут брак религиозный. Не на раз-два, а на три-четыре, понимай, месяца. Пока докажешь, кто ты по матушке, кто ты по бабушке, впору повеситься, если не успеешь родить.

- Родить - не блудить, в смысле не потеряться в трех соснах. У меня все расписано - зачатие - раз, роды - два, ровно через девять месяцев. И - ха-ха! - на неведомой земле.

- Что это за такая земля неведомая? Йердануть, то бишь слинять из Израиля собираешься? Небось, в Америку. А говоришь: "любовь да совет, я с тобой, и это навсегда".

- Навсегда! Навсегда! Сколько повторять? Я так и поклялась в ЗАГСе - "Навсегда!".

- Боже! Опять ЗАГС. Опять прошедшее время! Никак не врубишься: мы с тобой лишь вчера познакомились, под звон гонга, отнюдь не напоминающий свадебный марш Мендельсона.

- Это ты никак не врубишься. Пойми: я - это я, твоя официальная жена. А ты - это ты, вернее, тот, с кем ты позавчера спарринговал у Гриэля в зале.

- Что?.

- А то!

- Я боксировал с самим собой?

- Правильнее сказать, проходил проверку на дееспособность. Экзамен сдал на отлично. И - на тебе, пожалуйста, любишься с законной женой, а не случайной встречной. Резюме: посему не тушуйся, детки от тебя будут у нас вполне здоровые и, главное, законные.

- У кого это - у нас?

- С тобой, с тобой, подстарковатым, и с тем тобой, кто в два раза моложе.

- Почему же однозначно не с ним?

- Тогда - медицинская справка. Он скопирован с тебя. Скажем так, твой нестареющий клон 1967 года производства.

- Каким образом?

- Самым обычным, по космическим меркам. Когда тебя заарканили на летающую тарелку, сразу и сотворили его по твоему подобию.

- Меня никуда не заарканили.

- Это отрезано в воспоминаниях. На самом деле тебя, не спросясь, пригласили погулять в космосе. И в память о знакомстве небесные гости оставили себе отпечаток твоей плоти. Надо сказать, очень привлекательный отпечаток. Так что не обессудь, любовь с первого взгляда. К тебе! К тебе! Не дергайся. Но... Ага, начинаешь соображать: копия есть копия, и красива и умна, но не способна к воспроизводству потомства. А нам обживать новые земли, как Адаму и Еве. Без наследников, пусть и в проекте, не отправят в иной мир. Вот и приходится своими силами помогать инопланетянам, чтобы их Ковчег и впрямь был подобен Ноеву.

- И?

- Да-да, не волнуйся. Общими усилиями мы с задачей, поставленной космическими пришельцами, справились. А дети наши... Но это уже другая история. И напишут ее не на нашей планете, не на нашем языке...

Он рассматривал старые фотографии.

Я - боксер. Я солдат. А здесь... Нет, не я. Внуки! Ой, чтоб тебя! Какие внуки? Дети твои, единоутробные Рами и Рей. Не отличишь, до чего похожи, а вот фон, на котором сняты...Да, не наш, не земной. Впрочем, год-другой и, как положено в тринадцать лет, совершеннолетие по еврейской традиции - бармицва. Приедут к папке, расскажут, что за неведомые земли обживают, да и каких новых чудес ждать, теперь уже от них...

Олег Шалимов Не красьте бездну черным

"Гранд отель Дэ Бэн разрушается, стоит без дела, забор окружает некогда наполненный жизнью дворец. Здесь умер Сергей Дягилев, Томас Манн писал новеллу, а Лукино Висконти снимал знаменитый фильм. Теперь лишь чайки кричат над пустыми террасами, и грустные волны укутывают безлюдный берег" Я так и не распотрошил чемодан, вон он стоит, закрытый, в углу у печки, и в нем две бутылки Просекко. Полгода в Италии, - встречал Венецию, раскинувшую свои зеленые воды, - зеркала ревности и скрытой за восхищением ненависти, что никому красавица не принадлежит, - зачем-то стремясь в Ломбардию, но через два дня вырываясь с ее тенистых склонов в поиске жары и солнца, - в Неаполь, бухтящий на томных холмах, готовый сбить и посмеяться под туманным циркулем Везувия, - и там я был, на его раскаленных склонах, взрыхленных каменной кольчугой лавы. Нет, Неаполь не по мне, в поисках нового я завис в Лацио, в городке у ласкающего гранитный обрыв моря, где две недели таял на песке, потратив за год скопленные гонорары от заметок и репортажей, - и теперь, вернувшись на родину, я думаю о деньгах с привычным и едва забытым отчаянием. Выданный мне режиссером аванс в первые три дня я оставил во Флориане, гордясь серебряной посудой и собственным воображением. Что я ему покажу? Формально у меня еще три дня, чтобы написать сценарий. Так мы с ним договаривались. А что будет завтра?

Да, я здесь не был давно. Как стремительно ускоряется время.

...Вчера произошло непредвиденное, и я не знаю, как быть. Чтобы хрусталь заиграл на карнизах, теплый свет пробежал по дорожкам и в опадающем небе вспыхнули краски, нужен скверный день. Я маялся прогулкой по городу, переломанный зонт уже не спасал, в кроссовках жижа. Во что бы то ни стало, требовалось придумать сюжет, который ляжет в основу фильма. Ничего не приходило в голову, и я злился на себя. Страх заразиться неведомой болезнью давно был вытеснен неуклюжими попытками борьбы с неизвестностью, - вот где цивилизация по-настоящему выдает себя, - веками прятаться за прогресс, за войны, за усмирение войн, за профессионализм и смех над графоманией, но "сегодня" - когда бы оно ни оказалось - цивилизация наивно глупа. "Это не оскорбление, но констатация факта",- говорил я себе, злясь, что в голове пусто. Глаза туманились от плохо закрепленной маски.

Кто меня может знать, в курсе, что я люблю писать здесь, и если ничего не выдумывается, непременно иду сюда, беру чай за пятнадцать рублей или кофе за двадцать пять и пирожок с яблоками за двадцать семь и сажусь за второй справа столик в верхнем зале. Здесь никогда ничего не происходит, и одиночество кстати автору с амбициями. Куда, как не сюда мне было теперь идти? Не знал я, что ждет меня в этот раз.

Глаза, - я уже думал выйти, - они смотрели на меня, - широко открытые, добрые, многоговорящие, - словно о чем-то просила, девушка сидела сразу у входа, слева за столиком, держала чашку, уже пустую. Никакой очереди, - конечно, дождь на улице. Как и когда-то, я взял пирожок с яблоком и черный чай. Расплачиваясь, я слегка глянул на девушку, но она смотрела в телефон.

Поднялся в верхний зал, все как и прежде: бутылки на полках под потолком, рамки на обклеенных этикетками стенах, эффект уюта, картин, и только черный квадрат телевизора неприятно смутил, словно плюнул в память, раньше работал, сейчас молчал. В зале сидели двое, один в углу с пивом, другой, уткнувшийся в телефон, с чаем. С пивом как-то странно смотрел. Немигающий взгляд в упор. Сев за привычный столик, я сделал вид, что занят расстановкой чашки, но мельком глянул в его сторону, он упорно смотрел на меня. Садясь за стол, я всегда погружаюсь в, своего рода, сон, - кто регулярно пишет, тот знает, с какой легкостью и вожделением входит в привычные двери, осматривается и пытается сделать неуверенные шаги. Требовалось зацепиться за вдохновение. Проверенный метод: я взялся за брошенную месяц назад сцену в недописанном романе, что третий год молит о завершении. Решив погубить героя, я вперился в текст и, наверное, слишком сжал зубы, потому что от боли в челюсти я очнулся и осмотрелся. Выныривая из творческого забытья, я иногда обнаруживал на себе чье-нибудь внимание, и легкая улыбка растворяла неудобство, - но совсем другие глаза смотрели на меня здесь. Колкие, злые, уверенные. Смотрели оба. Я поднял чашку, словно защищаясь или заочно чокаясь, - во всяком случае, я поприветствовал их, сидящих напротив. Тот, что с чаем, усмехнулся, тот, что с пивом, продолжал, не мигая, смотреть в упор. Если бы я хотел, сразу бы исправил ситуацию, вышел, оставив чай, и доел пирожок на улице, - но что-то меня держало, я не мог понять, что, с ужасом вглядываясь в змеиные глаза напротив. Тут только смутно я вспомнил девушку у входа, ее широко открытые глаза, словно просившие о помощи, - что, если они предостерегали? Зазубринки искрились и преломлялись на бутылках, расставленных на верхней полке по периметру зала. "Они ждали меня", - молнией пронеслось в голове, - "неужели здесь нет никого лишнего?"

- Простите, - я безуспешно подбирал элементарные слова, - как вас, что-то, вы как-то, то есть совсем со мной не то что-то? Я не то имел в виду, вы хотели мне сказать? - я обрубил фразу, но рубить было нечего, веточка кончилась. Ужас, как он мог смотреть в упор столько времени и не моргать? - И тот, что с пивом, громко, как требовалось, чтобы зал заиграл обертонами короткого эха, заявил:

- Ваш сон неудачен, вы зря здесь оказались... Зал забронирован под мероприятие! - вдруг завопил он, как кот Бегемот в кино. И вдруг резко и болезненно заморгал, так что задергались щеки. "Так вот почему он не моргал прежде, он силился сдержать тик", подумал я и сразу вспомнил один старый фильм. Тот, что с чаем, заступился:

- Зачем же так сразу, раз он здесь, пусть остается. Но с условием, - добавил он, как добавляют масло на раскаленную сковороду.

Про условие он не договорил. В зал поднимался человек с подносом. Он сразу направился к моему столику, но поняв, что столик занят, поставил поднос на соседний. Сесть он не успел. Вся компания наблюдателей разом на него набросилась. Как груда рассыпавшихся яблок, выскочили они из-за столов, и где только прятался гениальный оператор, чтобы довести сцену до уровня голливудских разборок? В отличие от Хичкока или Чаплина, сцена изобиловала лишними движениями и выражениями лиц, но последним судьей все же стала случайность, как принято в кинематографе. Отбросив одного, так что на того упала с верхней полки зеленая бутылка, опустив за плечи другого, разгоряченный "Кэри Грант" задел и меня, - повинуясь необъяснимому страху, я выдернул себя из-за стола и, зацепив стул, устремился к ступенькам, - но запутался в моих ногах, - и разом упав, попеременно поддерживая друг друга, мы словно выкатились из зала. Что-то хотела сказать девушка, она пыталась заговорить с героем, но за неимением времени он только грубо отмахнулся. Наверняка она заплакала. Повинуясь инерции страха, я выбежал. Любой на моем месте бы выбежал. Мы были вместе. Из авто напротив входа кто-то стал быстро выходить, и мы помчались в сторону перехода. Мы успели пересечь проспект до красного, ушли вправо, еще пару кварталов, светофоры горели "неугасимым огнем", стонали машины, но мы мчались, пока не нырнули в кафе-полуподвальчик. Здесь было тихо, уже ходили официанты.

- Я угощаю, - отдышавшись, проговорил незнакомец. В поезде, что на миниатюрных рельсах, качаясь и толкаясь тремя вагончиками, ездил вдоль окна, прятались марципановые ежики и белочки. Я вспомнил кафе в Таллине и окна дома напротив, в которые сколько ни смотришь, видишь только себя.

- Спасибо вам, - грустно продолжил он, - меня, кстати, Робертом зовут.

- Эдуард.

Роберт подозвал официанта. Предоставлю читателю полную свободу воображения, разве что красное вино в бокале помню.

- Возможно, вы мне жизнь спасли, если бы они меня схватили, я бы уже в Семьдесят восьмом сидел или лежал с пакетом на голове. Скоты, второй раз ухожу.

- ?

- Не знаю, как я перешел им дорогу, вижу, вы удивляетесь, наверняка давно где-то отсутствовали и не в курсе, что у нас происходит, какие перемены сейчас творятся, многие оказываются в соответствующих лечебницах. Между нами говоря, - и, оглядываясь по сторонам, Роберт приблизил ко мне лицо, - там лучше не оказываться. А вообще я художник. Они всех берут, кто хоть как-то с искусством связан. Ничто так не противостоит власти, как свободный художник, каждый должен быть под контролем.

- Так чего они от вас хотят?

- Я же сказал, сначала к себе в отделение, затем выбить нужные им показания, ну а потом шантажировать других. Простая трехходовочка. "Пришел, увидел, победил". Пародия, но работает. Что самое интересное, они сами понятия не имеют, какие показания им нужны, - но какой сюрприз, если что-то сходится. У меня есть знакомый художник, он не работает с красками, только черным по белому. Так прежде, чем начать картину, - а он понятия не имеет, что на ней окажется, - он начинает рисовать круги на бумаге, много и быстро, рука ускоряется, круги переходят в овалы, срываются в хитрые зигзаги, гиперболические сплетения, и когда пропитанный грифелем лист, измокший, словно исстрадавшийся по вдохновению творец, художник вдруг останавливается. Никто, и он сам, не знает, когда это произойдет, смотрит на почти загубленный материал, и вдруг видит в нем линии будущей картины. Он выделяет эти линии, ничего не нарушая, обводит, усиливает, соединяет одни с другими, и через час перед нами рождается новое произведение искусства. Ничего сверхъестественного, риск и случай.

- Он не задумывается о ценности своих работ?

- Ценность у них с пятью нулями. Он умеет торговать и знает себе цену. Не здесь, конечно. А я вот здесь, и работаю с красками.

Роберт колебался, но все же достал телефон. Что можно увидеть на экранчике смартфона? Он показал две картины, когда-то подарившие ему значки лауреата, один в Берлине, другой в Дрездене. Какие-то маки, люди в тумане, склон горы сквозь изломанные ветви бука, так что хотелось концентрироваться не на горе, а на чудной геометрии веток.

...От вина мягко кружилась голова, и разговор все больше походил на сон. Роберт словно дарил чувство покоя. Человек, много переживший, он источал вокруг себя ореол какой-то уверенной силы, и я доверял ему.

- Как они узнали, где вас ждать?

- Я всегда там обедаю, - обедал, - они знают время и все рассчитали.

- Так они не отстанут, сюда могут прийти.

Роберт задумался.

- Знаешь, - можно на "ты"? - Прости, так мысль быстрее приходит. Завтра я должен уехать, мне бы одну ночь продержаться, вероятность спастись увеличивается. - Роберт немного помолчал, - Нет, ты не думай, у меня есть, куда сегодня деться, надеюсь, сюда не доберутся. Посидим часик, чтобы случайно не попасться, и по сторонам. Ну расскажи о себе, раз судьба так чудно свела.

Я многого уже не помнил, и задай сам себе вопрос, представил бы лишь пустоту в голове, а тут с легкостью восстанавливал забытые образы, желания, страсти. Прошедшие события сами текли из темных недр памяти. Рассказал про Италию, про "заброшенный ныне" отель, где умер Дягилев, про поразившую очередной раз Венецию, Неаполь, Милан, Рим, как везде прекрасно и нигде я не нашел вдохновения. Роберт оказался лучшим слушателем из всех, кого я знал. Не перебивал, к месту дополнял, сам рассказывал.

Он много знал, и даже сам писал заметки в самиздатовские журналы. Перешли на режиссера.

- Того самого знаменитого Ламбрусова? Так я на все его фильмы ходил. Нет, не все. Дома с женой пересматривали. Такой человек, и режиссер, и все с большой буквы. Ну почему? Почему здесь не везет талантам? А? В Америке бы миллионером стал, домик в Нью Джерси, хотя к черту Америку, - хоть во Франции, хоть в Польше, - в центре Варшавы, у Церкви Креста, где сердце Шопена, прям там, квартиру пятикомнатную имел бы, с видом на церковь.

- Не знаю, он, кажется, больше о фильмах думает, чем о деньгах.

- Думать и говорить, что думает - разные вещи, деньги никому не помешают. Впрочем, здесь и сейчас не та ситуация, чтобы на что-то рассчитывать. Слышал, он в Европу собирается.

- Не знаю насчет Европы, но здесь ему некомфортно.

- Да, конечно, вдохновение без трудностей никуда, но если невмоготу дышать, то ничего не попишешь, придется только о дыхании думать. Мрак существующего настолько непроходим, что кажется обаятельным и даже притягивает. Но не крась бездну черным, сам запомни и друзьям-репортерам своим скажи. Подробности куда страшней, они скорее отпугнут стоящего у края, а то некоторые любят по черному льду на коньках кататься. - Последние слова Роберт проговорил вполоборота, глядя в окно. А, вот и, - и Роберт замахал в окошечко над столом, там прошли женские ножки, - а вот и Маша наша. Знает, где меня найти. Теперь веселее будет.

В зал спустилась знакомая девушка с большими глазами. Она улыбалась.

- Что будешь? - весело спросил Роберт.

- Коньяк Старшина, от него голову не ведет, - со смехом ответила Маша. - А вы смешно катились, - обратилась она ко мне, - это теперь смешно, а тогда страшно было. Я же их сразу узнала, один со мной остался, молчать приказал.

Она так нежно на меня смотрела, что вновь, как и в первый раз, у меня закружилась голова, ни одна девушка не дарила мне таких взглядов. Она прекрасна, - подумал я, представляя, как все могло бы повернуться, и фантазия репортера враз нарисовала удивительные совпадения и встречи, от которых не уйти влюбленным...

- Выпьем за творчество! - предложил Роберт, и трое мы подняли бокалы и рюмки. - Мария ведь тоже пишет, только не тексты, а музыку, атональные перформансы организует

- Что это?

- Диссонирующая а капелла, она же специалист по хороведению. Жанровая типология современности имеет ряд неточностей и лакун, которые неподвластны людям, избегающим в своем творчестве смелости и не идущим на риск быть неправильно понятыми. - Роберт явно шутил, и я подумал, что связь между ними далеко не дружеская. - Мария, несмотря на ее незабываемые глаза, в которых, как я посмотрю, вы тонете, - не переживайте, я не ревную, - и Роберт лихо подмигнул мне, - она в конфронтации с официальной точкой зрения. Академическая традиция, как мы с вами знаем, не приветствует индивидуализацию жанрового профиля и любое отклонение считает незначительной погрешностью. Академическая школа вообще и в принципе не приемлет нового, поскольку новое гибельно для любого академизма. Книжники и фарисеи, они предпочитают молчать, когда как раз им бы кричать, протестовать, искать пути выхода, - нервно разгонялся Роберт. - Тотальные конформисты, они предпочитают моральную смерть любой борьбе. Делают вид, что достаточно кислой мины и осторожного комментария "для друзей", но когда дует ветер, прекрасно осведомлены, где укрыться, - торопятся, обгоняют друг друга, и переполненные самоцензурой обличают себя и клянут. Поверь мне, случайный друг, если хорошо мешать и залить в подготовленную форму, раствор становится одним целым, решетка арматуры и случайно занесенный с реки песок. Да что там говорить, раз ты не знаешь, - все, почти все, кто еще не уехал, уже не раз расписывался в таких бумагах, о которых не хотят говорить. К сожалению, я знаю больше, чем мне следовало бы знать, и у меня с ними нет ничего общего. Уважение к заслугам? Какое там уважение, когда страничка с годовыми оценками в дневнике грубо подделана?

- Где же показывают эти перформансы?

- Тут недалеко площадка, артхаусный клуб, без рекламы, для своих, - и Роберт грустно улыбнулся, - такое время, быстро вычислят. Но тебя пригласим, может, и для нас что-нибудь напишешь.

- Сейчас большая очередь на постановки, - сказала Маша, мне показалось, что она чем-то расстроена.

Нам принесли еще вина, и мы болтали о забавных моментах творчества. Голова кружилась. Пока мы сидели, видать, один из гостей пошутил: белочке в вагончике кто-то ушки переделал в рожки, а у ежика изо рта торчал марципановый клык. Пара с говорливым карапузом как раз сидела у окошка. Но посетителей было мало, "и у дождливого дня могут быть плюсы", подумал я. Я уже не сомневался, что Роберт удивительный человек, смелость формы он совмещал с глубоким чувством содержания и шел на риск там, где, казалось, вообще нет темы для творчества. Он искал нового, а поиск нового всегда риск, особенно когда за спиной маячит "экспертное сообщество".

- Поиск нового всегда у края пропасти, - помню, сказал Роберт и еще раз повторил, что не надо закрашивать бездну черным.

А Маша? Да, я хорошо понимал, что между ними играют струны, но, тем не менее, восхищался этой необычной одновременно мягкой и энергичной девушкой. Маша смотрела на меня своими открытыми до безумия глазами, и вдруг я понял: вот она, подлинная любовь, - в одиночестве и пронзительности ее глаз крылось совершенное ко мне безразличие, жар ее взгляда ограждала тонкая пелена стекла, - потушить костра она не могла, но защитное стекло удавалось возвести только с тем, к кому безразлична. Жар был обращен к другому. Так у самых ворот противника гений футбола передает пас, чтобы гол мог забить другой. Конечно, они с Робертом созданы друг для друга, их путь тернист, но горд и прекрасен, и я прочертил изящную линию любовных перипетий: погони, аресты, побег и солнечный закат над мирным океаном...

- За вас! - сказал я, вложив в слова нежность и пафос давящей грудь зависти. - За промысел судьбы, что ведет вас по наполненной до краев жизни!

- За свободное творчество! - чуть не хором ответили они, и мы повторили вместе.

Мы грузно чокнулись, и тенор далекого колокола запел где-то за стеной.

Между тем в зал спускался посетитель в мокром плаще. Там, где ветра и холод, видать, шел дождь. Посетитель прошел через весь зал и, не снимая плащ, опустился за столик в дальнем углу.

Не спрашивая, официант принес ему чай. Я невзначай посмотрел на промокшего гостя, и наши глаза случайно встретились. Нет, нет, то есть да: это был тот самый тип в углу с пивом и страшным взглядом, силящийся не моргать. Он опустил глаза, и лицо его задергалось в судорогах. В каком фильме я это видел? Мгновенно пролистав память на несколько мгновений назад, я вспомнил, что Роберт как будто кивнул ему, и Маша скривила глаза, когда он спускался.

Заметив, что, вперившись в угол, я на секунду замер, Роберт рассмеялся:

- Ну вот мы и приехали, конечная, - сказал он, глянув на пустые рельсы, с которых куда-то пропал паровозик с марципановыми белочкой и ежиком. - Когда не хватает воздуху жить, приходится вдыхать через раз.

- Так вы, - стал я медленно догадываться, действие яда прежде несмелыми намеками теперь приобрело угрожающее удушье. - Вы все это для меня придумали?

- Жаль, что работу не всегда оценивают. Мы театр тебе, можно сказать, сценарий подсказали, развлекли, напоили, - и Роберт поднял пустой бокал. Я машинально допил последние красные капли. Я отказывался верить в обман, слезы наполнили глаза, и настоящее удушье перехватило дыхание. Тошнотворный туман закрыл окошко, стены и лица двух собеседников.

- Да ничего я не хочу, у меня голова болит. О каком суде вы мне говорите? - спустя десять минут мы продолжали также сидеть, но диалог обрел иные очертания.

- Пойми, человек, не о том, о котором философы пишут, а об этом, простом, нашенском. Режиссер твой продался, - понимаешь? Ты ведь не знал, в отъезде был. Или знал? А? - Роберт забавно щурил правый глаз, левый "горел неугасимым огнем". "Господи, как ужасно мило может выглядеть зло", подумал я. Никто мне не был так интересен.

- Позвольте, я вам помогу, - театрально заговорила Маша, она была мила и обворожительна. - Напишите все, что сегодня с вами произошло как тот самый сценарий, над которым вы безуспешно работали, - и она усмехнулась, словно знала, что я только вчера вспомнил о своем долге. - Напишите и отправьте режиссеру, пусть посмотрит и оценит. Оценит обстановку. Бежать мы ему уже не дадим, но пока на воле, - на воле! - Маша подняла второй палец вверх. - Он нам нужен. - И она повернулась к Роберту, - Ты не говорил про...

- Да, ваш режиссер, - Роберт незаметно перешел опять на вы, - ваш режиссер связан с Западом, мы точно знаем, но с кем конкретно и как... в общем, надеемся, что сам он, оценив ваш текст, поможет в нашей незавидной работе. Как жаль, что некоторые виды творчества никогда не встречают оваций, но встречают запуганного и злого зрителя, - хотя бы живого зрителя, - добавил Роберт и широко улыбнулся, как может улыбаться только уверенный в себе человек.

Чайка плавно пикирует, расправив большие крылья, но перед контактом с землей часто-часто ими машет. Встреча с другим - испытание.

- Так кто вы, наконец? - Насколько себя помню, я закричал.

- А, забыли представиться, а вы так поздно спросили. Слишком маленькое недоразумение, чтобы о нем так волноваться. Если хотите, называйте нас полковник и майор, - проговорил Роберт, указывая на себя и Машу, - настоящие имена вы все равно можете не запомнить, думаю, вы догадываетесь, из какого мы ведомства. Это раньше считалось, что мы сплошь необразованные и не способные на диалог и выдумку. Так вам было легче себя уважать, товарищ писатель, но времена меняются не всегда так, как хочется вам.

А вообще, раз случай удался, хочу поделиться с вами сокровенными мыслями, - нечасто, последнее время, беседуешь с наивными людьми, - таких как вы, свежеприехавших, теперь мало, а все, кто еще не обработан, уже хитрят, скрывая дрожь. С вами мне было интересно, так пусть и вам немного перепадет. Понимаете, диктатурам уже несколько тысяч лет, - в древнем Риме прекрасно знали, как удержать народ в узде и пресечь разброд в головах. Двадцатый век внес свои коррективы, и теперь непросто быть оригинальными. Но есть одна идея, которая, как мне кажется, способна пролить свет - только не называйте его черным. Всегда считалось, что народу нужно хлеба и зрелищ, и всякий диктатор, принимая (и Роберт усмехнулся) власть, так или иначе решая вопрос хлеба, рьяно брался за искусство, требуя от него служения себе. Подробности неинтересны. Но в наше продвинутое время народу достаточно одного хлеба. Пережив не одну диктатуру, искусство настолько изжило свою востребованность, что народ по инерции ходит в кино, в театры, в музеи, на выставки. Им можно организовывать все, что угодно, с любой саркастически обрамленной идеей, с любым призывом к свободе, - поверьте моему и моих коллег опыту, ничто уже не сработает. Любую опасную для диктатора интонацию воспримут как слово, сказанное кем-то другим. Люди научились не слушать и не смотреть, и в этом смысле их свобода - подарок, нам не требуется ничего придумывать, пусть все течет как есть.

- Зачем же вы всех хватаете, допрашиваете, сажаете, убиваете?

- Не всех, далеко не всех. Вы впереди паровоза, которого уже нет, - пошутил Роберт, еще раз глянув на пустые рельсы. Маша молча слушала. - Есть одно но. Есть люди, которые, по каким-то непонятным нам еще причинам, не заразились этим всеобщим вирусом, еще не заразились, - добавил Роберт. - Здесь и неизученный еще иммунитет, и связи с Западом, но, рано или поздно, мы окончательно выясним природу сопротивления, а сейчас самое главное, что нам от них ничего не нужно, мы не хотим запрещать им писать, снимать фильмы, рисовать картины, мы хотим только одного, чтобы они пришли к нам и подписали бумаги, - опять же, не подумайте, что в этих бумагах какие-то подписи против других, как практиковали в прошлом веке, - нет, совсем нет, нам нужно только их присутствие, пара слов, пара строчек, пара понимающих взглядов, - как своего рода прививка. И пройдя через наши кабинеты, они продолжат творить, как творили, как хотят, вопрос только в том, как и что они захотят. В общем, я заговорил вас, но хочу порадовать - вы среди них.

- Как вы понимаете?

- Поверьте, наши службы работают день и ночь, материал проходит через компьютерные проверки, - искусственный интеллект, кстати, занимается, - потом психологи, и, наконец, знающие люди, - знающие вас, конкретно каждого. Погрешность есть, но незначительная. Так вот, с вами приходится работать по старинке, по-нашему.

Маша скептично улыбнулась и подмигнула мне. Реальность туманилась в древних кирпичных сводах переделанного под кафе подвала. Как пропал поезд с окошка, пропали гости и словно сами собой испарились официанты. Оставались только мы и знакомый похожий на Носферату тип в углу, силящийся не моргать.

- Наша красавица у нас первая по работе с людьми, такими, как вы. Обожает работу, запутанные случаи разрабатывает, любой текст, любая подпись, все от нее писателями выходят. Не советовал бы к ней на прием попадать. Короче, о главном. Сегодня ты живой - какое счастье, и на свободе - мечта фантазера, завтра все может измениться, от тебя зависит. Ты нам не нужен, а вот с режиссером требуется работа. Нужны контакты, с кем он сотрудничает. Надеемся, сам на нас выйдет, во всяком случае, мы будем у дома ждать. Насилие - излишек, которого лучше всегда избегать. Раз ты писатель, то за один день справишься. Запомни, завтра двадцать два ноль ноль - время Икс, до этого момента ты должен позвонить Ламбрусову и отправить ему свой текст. Если не ответит, текст к этому моменту должен быть у него, продублируй в Мессенджер и на почту.

- И нам, - тихо добавила Маша и протянула клочок бумаги с набитым адресом. Невольно я глянул на нее, - какими ужасными показались теперь ее глаза, нахальными и злыми, исковерканное воображение срисовало портрет с фрески Страшного суда.

- И не подумай... ну ты сам знаешь, что можешь подумать, нам все адреса, твои и Ламбрусова, известны, под окошком, - тихо добавил, не закончив предложение, Роберт.

- Зачем нужна была вся эта театральная канитель? Могли на улице меня арестовать. - перебил я его.

- Я же сказал, что насилие - излишек, которого лучше всегда избегать, а вдохновение автора способно вдохновить и зрителя. Ты нам столько всего интересного рассказал, что ни под каким прессом бы не выдумал. Молодец. Может, чайку напоследок? - и Роберт улыбнулся шире, чем способен улыбаться человек. Я отказался и быстро вышел, боясь, что вырвет на ступеньках. Воздуху катастрофически не хватало. На ветру полегчало. Лучше бы отравили.

Я проснулся под стук каких-то неимоверных капель по карнизу, - задуваемый ветром дождь царапался в окна. Лучше бы то был сон, - нет, клочок с адресом так и лежал на подоконнике. Вот бы намок, размылся, вот бы его ветром сдуло! С ненавистью к воспоминаниям я сварил кофе и, поставив три точки под написанным вчера утром абзацем, сел конспектировать все, что со мной произошло. Как тучную муху отгоняя мысль, что выполняю чье-то мерзкое задание, я несколько раз порывался бросить и стереть весь текст. Но продолжал набивать слова, и сейчас это делаю, как заводной. Никогда я не писал так долго. Что происходит? Кто главный герой? Я? Режиссер? Или эти Роберты со своими Машами? Нет, все мы лишь звенья цепи, уходящей в серую мглу. Охватившие землю цепи ... Да, нужен скверный день, но иногда, чтобы стало хорошо, таких дней нужно много. Льет за окном. Противно смотреть, как уходит обтекающий дождями день, как смеркается, но я все равно продолжаю, словно гвозди, вбивать слова, от которых не по себе. Еще час впереди. Конечно, не так страшен черт, как его малюют, но слишком много вопросов, на которые нет ответа, и я правда не знаю, что мне делать. Может, кто-нибудь мне подскажет?

P.S. Пишу под лестницей, боясь, что заметят. Чемодан рядом, только что выпил одну бутылку Просекко... Вчера отправил режиссеру текст, он не ответил, и я позвонил, хотя было поздно. Странный голос, как будто болен. Да, говорит, получил, спасибо, спросил, на какой дополнительный адрес можно ответ отправить, чтобы "не потерялся". Я назвал адрес Гугл почты, который еще никому не говорил. А вечером, из любопытства набив в поисковике его имя, увидел новость, что вчера (как раз вчера) "известный деятель кино при попытке покинуть страну арестован за измену родине". Фото ареста сделаны днем, я звонил вечером. Телевизора-то я не смотрю. Может быть, зря?