Беспристрастный вполне, он достиг своей цели -
Страны, которую был послан делить, не видя доселе,
Где два фанатичных народа стали врагами
С их разной кулинарией и несовместимыми богами.
"Время, - инструктировали в Лондоне, - не ждет. После раздоров
Слишком поздно для разумных переговоров.
Единственное решение теперь лежит в разделе.
Вице-король полагает, как вы увидите из его послания,
Что будет лучше, если вас не увидят в его компании,
Мы все устроили, вам помогут всем, как вы и хотели,
Два судьи представят Индуизм, и два - Ислам.
Но они для консультаций, решение принимать вам".
Взаперти во дворце, под охраной доверенных лиц,
Хранящих его от наемных убийц,
Он взялся определять судьбу миллионов на деле,
Карты, бывшие в его распоряжении, устарели,
И перепись населения врала или врала почти,
Но не было времени проверить или инспекцию провести
Спорных областей. Даже жара выбивалась из сил,
И приступ дизентерии сдержал административный пыл.
Но в семь недель все было сделано, границы определены,
И континент разделен, худо-бедно, на две страны.
На следующий день он отплыл в Англию и уже в пути
Все забыл, как всякий успешный юрист. "Боюсь, - говорил
Он Клубу, - возвращаться, чтобы кто-нибудь не подстрелил".
Был он больным у резчика в руке?
Воитель первый видеть мог уже
Гримасу обезьяны, лапу в бандаже,
Льва хворого, припавшего в песке.
Зеваем мы, идем неловко прочь,
Ему не нравится любовь и даже
Века грубят ему, как мы. Он кажет
Докучливой Америке свой зад
И очевидцам. Морда не прощает
И не винит, успех же - иногда.
Советов никаких не предлагает
Тем, кто страдания принес сюда.
"Я нравлюсь людям"? - Нет. Льва удивляет
Раб. "А мне страдать ли вечно"? - Да.
.
Тайное стало явным, как это случалось всегда,
Рассказ восхитительный вызрел, чтоб близкому другу: "О, да! -
В сквере за чашкою чая, ложечкой тонкой звеня -
В омуте черти, милый, и дыма нет без огня".
За трупом в резервуаре, за призраком бледным в петле,
За леди, танцующей в зале, за пьяным беднягой в седле,
За взглядом усталым, за вздохом, мигренью, прошедшей враз
Всегда скрывается нечто, не то, что высмотрит глаз.
Ибо вдруг голос высокий запоет с монастырской стены,
Гравюры охотничьи в холле, запах кустов бузины,
Крокетные матчи летом, кашель, пожатье руки,
Всегда существуют секреты, сокрытые эти грехи
Листок бульварный факты принесет:
Как бил отец, как он оставил дом,
Как бился на войне, что, в свой черед,
Великим сделало его потом.
Как он рыбачил, открывал моря,
Вершины брал, боясь до тошноты.
Биографы теперь твердят не зря:
Он слезы лил, любя, как я и ты.
Но, изумляя критиков иных,
Она свой дом совсем не покидала,
Там хлопоча чуть-чуть, вполне умело,
Свистеть могла и часто вдаль глядела,
Копалась днем в саду и долго отвечала
Посланиям его и не хранила их.
Сир! Не враг человеков, взываю с колен.
Повели извращения нам, будь расточителен:
Ниспошли нам свет и касанье монарших перстов,
Исцеляющее нервный зуд, отпусти на простор
От груди отлученных, исцели лжеца тонзиллит
И комплекс вросшей плевы; пусть закон запретит
Снова и снова тебя приветствовать горячо,
И малодушных исправь шаг за шагом; еще
Тех, кто во мраке, покрой лучами, чтобы взамен,
Замеченные, они изменились, став лучше от перемен.
Огласи каждого целителя в городе, отделив от толпы,
Или в сельских домах, тех, что в конце тропы;
Сравняй с землей дом мертвых и лучезарно взгляни
На новые стили зданий и сдвиги в сердцах им сродни.
Сир! Не враг человеков, взываю с колен.
Повели извращения нам, будь расточителен:
Ниспошли нам свет и касанье монарших перстов,
Исцеляющее нервный зуд, отпусти на простор
От груди отлученных, исцели лжеца тонзиллит
И комплекс вросшей плевы; пусть закон запретит
Снова и снова тебя приветствовать горячо,
И малодушных исправь шаг за шагом; еще
Тех, кто во мраке, покрой лучами, чтобы взамен,
Замеченные, они изменились, став лучше от перемен.
Огласи каждого целителя в городе, отделив от толпы,
Или в сельских домах, тех, что в конце тропы;
Сравняй с землей дом мертвых и лучезарно взгляни
На новые стили зданий и сдвиги в сердцах им сродни.
В канделябрах погасли свечи,
Но в глазах твоих было светло...
Помнишь нашу последнюю встречу
На балу во дворце Фонтенбло?
Герцогиня. Мадам. Недотрога.
Мы повенчаны общей судьбой.
Все прошло...
У иного порога
Мы опять повстречались с тобой.
Не разъехались,
не разминулись...
Где-то в прошлом цветет резеда.
Но парижских мощеных улиц
Нам с тобой не забыть никогда.
Не забыть Сен-Жерменских предместий
И Луары закат голубой...
Все прошло...
Через много столетий
Мы опять повстречались с тобой.
Старый город за древней стеною.
За бульваром синеет вода...
Все пройдет...
Но бакинского зноя
Нам с тобой не забыть никогда.
Не забыть золотого рассвета
В этом южном, веселом краю...
Все пройдет...
Но когда-то и где-то
Вновь увижу улыбку твою.
Бульвар, я счастлив
нашей встрече.
К несчастью, редко прихожу...
С тобой побуду этот вечер,
Тебе о жизни расскажу.
Скажу тебе, о чем жалею,
У моря молча посидим...
Пусть не один я на аллеях,
Но ты-то у меня один!
Здесь, как и прежде,
над "Венецией"
Синеет дым от шашлыка,
И бухта,
Как большое сердце,
Тихонько бьется в берега.
Мы здесь теряем и находим
Доверчивость любимых глаз,
Приходит день,
И мы приходим -
Кто в первый,
Кто в последний раз.
Сидим в кафе, с друзьями споря,
В толпе знакомых узнаем,
И ждем чего-то...
А за море
Уходит медленно паром.
Помню вас,
уроки ваших судеб,
Ваши лица в памяти храня,
Мне так полюбившиеся люди,
Может быть, любившие меня.
Были друг на друга не похожи,
И похожи были чем-то вы...
Вдруг напомнил о былом,
хорошем
Мне кусок
Оконной синевы.
И тогда подумал,
Как о чуде,
Если б так же,
На исходе дня,
Обо мне вдруг вспомнили бы люди,
Может быть, забывшие меня.
Огнем не ослеплю свое окно,
Его раскрою, как большое око,
И долго будет наблюдать оно,
Как слепнут вдалеке
Чужие окна,
Как ветер,
Прикорнувший за углом,
Дыханьем будит звездные деревья...
Но быстротечно время,
и оно
Окно закроет,
Как наступит время.
Податливую ручку повернув,
Его закроет медленно и плотно...
И будет сниться
Моему окну,
Как слепнут вдалеке
Чужие окна.