Многоценная жемчужина

ЛАВСАИК{7}

АНТОНИЯ ВЕЛИКОГО

Святой авва Антоний,[60] уединясь в пустыне, пришел однажды в уныние и помрачение от помыслов многих и воззвал к Богу:

— Господи, спасаться хочу, и не дают мне помыслы. Что сотворю в смуте сей? Как спасусь?

И вот, чуть выглянув из келейки своей, видит Антоний мужа некоего, обличием подобного ему самому, как тот присядет и рукоделие творит, после встанет от трудов своих и помолится, и снова сядет и плетет веревку свою, а после снова встанет на молитву. Был же то ангел Господень, посланный наставить Антония на путь безопасный. И услышал авва, как сказал ему ангел:

— Сие твори, и спасешься.

Он же, услышав сие, великую имел радость и дерзновение; и, живя, как было ему показано, спасался.

Оный же авва Антоний, исследуя глубину судов Божиих, вопрошал так:

— Господи, отколе сие, что иные умирают молодыми, иные же достигают великой старости? и почему иные бедствуют, иные же богатеют? и как это неправедные богатеют, праведные же бедствуют?

И был ему глас с неба:

— Антоние, за собою следи; сие же суть суды Божии, и не полезно тебе ведать их.

Сказал авва Антоний авве Пимену:

— Сие есть великое делание, чтобы поверг человек всякую погрешность свою пред собою, пред лицо Бога и берегся искушений даже до последнего своего дыхания.

Оный же говорил:

— Не быв искушен, никто не возможет войти в Царствие Небесное.

— Отними искушения, — сказывал он, — и не спасется ни единый.

Вопросил авва Памва авву Антония:

— Что делать мне?

Отвечает ему старец:

— Не полагайся на праведность свою, не пекись о вещи прошедшей и умей владеть языком и чревом.

Говорил авва Антоний, что иные тела свои сокрушают в подвигах, но через то, что нет у них различения духовного, становятся дальше от Бога.

И еще сказал он, что всё через ближнего — и жизнь, и погибель. Если стяжаем брата, Бога стяжаем; если введем брата в соблазн, на Христа грешим.

Он же сказал:

— Как рыбы, промедлив на суше, умирают, так иноки, оставаясь вне обители своей или беседуя с мирскими, разрушают в себе внутреннее устроение тихости. Итак, надо нам, как рыбе в воду, спешить назад в келью, дабы, промедлив вдали от нее, не позабыли мы стеречь сердце свое.

Братья некие пришли к авве Антонию, желая поведать ему о бывших им видениях и узнать у него, истинные ли то были видения или же от бесов. И был у них осел, и в пути издох. Вот приходят они к старцу, а он упреждает их вопросом:

— Как же издох у вас в пути ослик-то?

Они спрашивают его:

— А ты откуда знаешь, авва?

Он и отвечает:

— Да бесы мне показали.

Говорят они ему:

— А мы того ради и пришли к тебе, чтобы спросить у тебя совета: видим мы видения, и всё больше сбываются они, так как бы не даться нам в какую прелесть.

И старец вполне изъяснил им из того, как сам узнал об осле их, что видения сии являются от бесов.

Пришел некто в пустыню поохотиться на диких зверей и увидел авву Антония, как тот говорил братии шутливые речи; и соблазнился о том.

Но старец, желая изъяснить ему, что в некое время братии должно быть оказано и снисхождение, говорит ему:

— Положи-ка стрелу на лук твой и напрягай тетиву.

Тот сделал по слову его.

Старец опять говорит:

— Еще напрягай!

Тот напрягает; а старец снова за свое:

— Напрягай!

Отвечает ему охотник:

— Если напрягу сверх меры, тетива порвется.[61]

И тут молвит ему старец:

— Так и с делом Божьим. Если, собеседуя с братьями, будем напрягать тетиву превыше меры их, они скоро сорвутся. Вот и нужно в кои-то веки явить им немного снисхождения.

И охотник, получив многую пользу душевную, удалился; и братья, ободрясь, отошли в место свое.

Сказывал авва Антоний, что придет время, когда все люди обезумеют, и если увидят кого в здравом уме, возмутятся и скажут ему: ты, дескать, безумствуешь, — через то, что не будет он подобен им.

Сказал авва Антоний:

— Кто кует железо, сначала рассмотрит в уме своем, что намеревается выковать: или серп, или нож, или топор. Так-то и нам должно порасчесть, о какой добродетели печемся мы, дабы не пропал труд наш попусту.

АВВЫ АРСЕНИЯ

Авва Арсений, еще в бытность свою при дворе, молился Богу таковыми словами:

— Господи, настави меня на путь спасения.

И был ему глас глаголющий:

— Арсение, беги человеков, и спасешься.

Он же, отойдя к монашескому житию, снова молился, говоря таковое же слово; и услышал глас, глаголющий ему:

— Арсение, беги, безмолвствуй, затворяйся! сии бо суть корни безгрешности.

Говорили о нем, что как при дворе никто не одевался лучше него, так во обители никто не имел ризы более скудной.

Сказал некто блаженному Арсению:

— Как это мы от толикой науки нашей и премудрости не имеем пользы нимало, а сии простецы египетские стяжали толикие добродетели?

Говорит ему авва Арсений:

— Мы не имеем от науки мира сего пользы нимало; сии же простецы египетские стяжали добродетели от собственных трудов своих.

Вопрошал однажды авва Арсений некоего старца египетского о помыслах своих; другой же увидел его и сказал:

— Авва Арсений, как это ты, изучив толикую науку римскую и эллинскую, просишь совета у невежды сего о помыслах твоих?

И ответил ему Арсений:

— Так, науке римской и эллинской выучен я; но из науки невежды сего не вытвердил еще и азбуки.

АВВЫ АХИЛЛЫ

Пришли однажды к авве Ахилле три старца, на одном из коих была дурная слава. И сказал ему первый старец:

— Авва, сплети мне хоть единый невод.

Он же ответил:

— Не могу того сделать.

И другой старец попросил:

— Сотвори нам милость, чтобы иметь нам в обители нашей о тебе память.

Он и тут отказал:

— Недосуг мне.

Говорит ему третий, на ком была дурная слава:

— Для меня-то сплети хоть единый невод, чтобы получить мне его из рук твоих, отче.

Он же поспешил отозваться:

— Для тебя сделаю.

Те два старца и говорят ему, когда остались с ним наедине:

— Как же мы молили тебя — и не захотел ты для нас сделать, а этому говоришь: для тебя, дескать, сделаю?

Отвечает им авва:

— Вам я сказал: не могу, дескать, того сделать, — и вы не оскорбились, но так и поняли, что недосуг мне. Ему же если не сделать, он и подумает, что старец, дескать, наслышан о грехе моем, вот и не захотел сделать. Соплетем ему неводочек сей же час.

Так ободрил он душу падшего брата, дабы тот не впал в уныние.

АВВЫ АНУВИЯ

Говорил авва Анувий:

— С того дня, как было имя Христово призвано мною, не исходила ложь из уст моих.

АВВЫ АЛОНИЯ

Говорил авва Алоний:

— Если не скажет человек в сердце своем, что двое нас в мире, я и Бог, не обрящет себе успокоения.

И еще говорил он:

— Если бы не перевернул я всего вверх дном, не возмог бы построить здание души моей.

И еще говорил, что если захочет человек, от зари утренней до вечера достигнет в меру божественную.

Вопросил однажды авва Агафон авву Алония так:

— Сколь желал бы я охранять уста мои, чтобы не говорить мне лжи!

И говорит ему авва Алоний:

— Если лгать не будешь, много грехов примешь на душу.

Тот спрашивает:

— Как это?

И говорит ему старец:

— Вот два человека убийство сотворили на глазах у тебя, и один из них бежал в келейку твою; начальник же ищет его и вопрошает тебя так:

— Не на глазах ли у тебя совершилось убийство?

Если не солжешь, предашь человека на смерть; лучше отпусти его пред лицем Бога твоего, не ввергая в узы. Бог Сам всё рассудит.

АВВЫ ВИССАРИОНА

Брат некий впал в грех и был отлучен пресвитером от Церкви; авва же Виссарион, поднявшись с места, пришел к отлученному, говоря:

— И я такой же грешник.

Авва Виссарион в смертный свой час сказал, что монах, подобно Херувимам и Серафимам, должен быть весь — око зрящее.[62]

АВВЫ ГЕЛАСИЯ

Говорили про авву Геласия, что принадлежала ему книга, на пергаментных листах написанная, в осьмнадцать номизм[63] ценою, содержавшая весь Ветхий и Новый Завет целиком; и лежала та книга в церкви, дабы всякий желающий из братии читал ее. И пришел некто со стороны посетить старца, и увидал книгу ту, и очень захотелось ему унести ее; и ушел он с нею из обители. Старец же отнюдь не дозволил гнаться за ним и останавливать его, хотя всё приметил. Похитивший же, придя в город, искал продать книгу ту; обретя желающего купить ее, запросил он за нее шестнадцать номизм.

И говорит ему желающий купить:

— Сперва дай мне, покажу я ее знающему человеку и посоветуюсь и уж тогда уплачу тебе ее цену.

И дал ему книгу продающий; а тот, взяв, понес показать ее авве Геласию и советовался с ним о назначенной цене.

И сказал ему старец:

— Что же, покупай; книга прекрасная и стоит цены, которую ты назвал.

А тот человечишка пошел и сказал продающему не то, что было ему сказано от старца, а иное:

— Видишь как: показал я ее самому авве Геласию, и сказал он мне, что дорого, дескать ты запрашиваешь и не стоит она таких денег.

А продававший как услышал, так и спрашивает:

— А больше ничего не сказал тебе старец-то?

Отвечает ему тот:

— Да нет, ничего.

Тогда говорит продававший:

— Кончено, не желаю более продавать книгу сию.

Уязвясь сердцем, пришел он к старцу в покаянии, умоляя его принять книгу назад; старец же не хотел брать. Тогда говорит ему согрешивший:

— Если не возьмешь ее, не буду я знать покоя.

Отвечает ему старец:

— Ну, смотри: коли вправду покоя не будешь знать, се, принимаю книгу.

И брат тот до скончания живота своего был исправлен и вразумлен милостным его обычаем.

АВВЫ ДАНИИЛА

Сказывали про авву Даниила, что когда пришли варвары в пустыню Скитскую, все отцы бежали, а он говорит:

— Если нет обо мне Богу попечения, к чему мне и жить?

И прошел он сквозь множество варваров, и не увидели они его.

Тогда говорит он к себе самому:

— Так, есть о тебе попечение Богу, и не погиб ты; ныне же сотвори дело немощи человеческой и беги отсюда, как бежали отцы.

Рассказывал авва Даниил, что была в Вавилоне у некоего мужа начальствующего дщерь, одержимая бесом. Отец же ее держал в любви и чести монаха некоего; тот и говорит ему:

— Никто не возможет пользовать дочерь твою, как только отшельники, мне ведомые. Если, однако, позовешь их, не возьмутся они сотворить сие по причине смиренномудрия своего. Но поступим вот как; когда выйдут они на рынок, вы сделаете вид, будто желаете купить у них изделия их; а когда придут они за мздою своей, тут мы попросим их, чтобы сотворили они молитву, и не сомневаюсь, что дочерь твоя получит облегчение.

И вот, выйдя на рынок, обрели они единого ученика старцев тех, сидевшего подле выставленных на продажу корзин, и позвали его вместе с корзинами теми, якобы для того, чтобы получил он мзду за них. И когда вошел монах тот в дом, пришла бесноватая и ударила его по ланите; он же немедля подставил и другую ланиту свою, по заповеди Господней. Бес же, восчувствовав муку, возопиял:

— Горе, насилием заповедь Иисусова гонит меня вон!

И тотчас очистилась отроковица та.

Когда же пришли старцы, бывшие в доме том, возвестили им бывшее; и восславили старцы Бога, и сказали:

— Обычай имеет гордыня диаволова падать от смирения, Христом заповеданного.

Оный же авва Даниил рассказывал о некоем великом старце, подвизавшемся в краю Нижнего Египта, что утверждал тот по великой своей простоте, будто Мельхиседек Сын Божий есть.[64] И донесли о нем блаженному Кириллу, архиепископу Александрийскому,[65] каковой послал за старцем; ведая же, что старец благодать имеет великую и, если чего попросит у Бога, Бог открывает ему, архиепископ поступил с разумением и обратился к старцу так:

— Авва, нужда мне в тебе, ибо говорит мне помысл мой, что Мельхиседек Сын Божий есть; а другой помысл говорит, что не так, но человек и первосвященник Божий есть. Поелику же недоумеваю о сем, позвал я за тобою, дабы ты попросил у Бога и Он открыл бы тебе сие.

Старец же, безбоязненный по причине непорочного своего жительства, говорит со дерзновением:

— Дай мне три дня, и вопрошу о сем Бога, и возвещу тебе, как есть.

И вот, придя через три дня, говорит он блаженному Кириллу, что, мол, человек есть Мельхиседек. И вопрошает его архиепископ:

— Отколе знаешь, авва?

Тот же ответил:

— Бог показал мне всех праотцев, каждого по отдельности проводя пред очами моими, от Адама и до Мельхиседека; и ангел Господень сказал мне, что, мол, сей есть Мельхиседек. Не сомневайся, что так и есть.

Итак, ушел он, сам собою возвестив, что человек есть Мельхиседек; и возрадовался блаженный Кирилл радостию великою.

ЕВХАРИСТА МИРЯНИНА

Из отцов двое молили Бога, чтобы открыл им, в какую меру достигли они. И был к ним глас, глаголющий:

— В такой-то деревне египетской есть мирянин некий, зовут же его Евхарист, а жена его зовется Мария. Еще не пришли вы в меру их.

И встали старцы и пошли в деревню. Спрашивая людей, отыскали они и жилище Евхариста, и жену его и вопрошают ее:

— Где муж-то твой?

Она же ответила:

— Пастух он и ушел с овцами, — и ввела их под кровлю свою.

Когда наступил вечер, пришел Евхарист с овцами; увидев же старцев, приготовил он им трапезу и вынес воды омыть ноги их. И говорят ему старцы:

— Не вкусим от еды, покуда не откроешь нам подвига своего.

Евхарист же отвечал со смирением:

— Пастух я, и сия есть жена моя.

Старцы не переставали молить его, он же не хотел сказать, и тогда молвили они ему:

— Сам Бог прислал нас к тебе.

Услышав слово сие, убоялся он и рассказал им:

— Овец сих имеем от родителей наших; и если сподобит Господь что получить с них прибытку, делим на три части: одна часть бедным, другая часть на дела гостеприимства, третья на нужды наши. От часа же, как взял я жену мою, не осквернились ни я, ни она, но пребывает она девою;[66] и каждый из нас почивает отдельно. Надеваем же мы ночью власяницы, днем же — плащи наши. Но до часа сего ни единый человек не ведал сего.

Выслушав сие, изумились старцы и отошли в пустыню, славя Бога.

АММЫ ФЕОДОРЫ

Спросила амма[67] Феодора у папы[68] Феофила, как понимать сие слово апостольское: «искупающие время»?[69]

Он же сказал:

— Значение слова сего указует на выгоду. Предлежит ли тебе время обиды? Смиренномудрием своим и долготерпением купи сие время обиды и прими прибыль свою духовную. Или время бесчестия? Незлобием своим купи время то и обогатись. Оклеветание ли придет на тебя? Крепкою надеждою на Бога обогатись. И так всё, что восстает на нас, если только захотим, обратится для нас в прибыль духовную.[70]

Сказала амма Феодора:

— Должно нам порадеть, чтобы войти вратами узкими. Ибо как деревья, если бурь и дождей не примут, плодоносить не возмогут, так и для нас век сей та же буря есть; иначе, как через искушения многие и скорби, не станем мы Царствия Небесного наследниками.

И еще сказала она:

— Прекрасно уединение; муж разумный избирает его; великое дело уединение для девственника или инока, особливо же для юных. Ведай, однако, что если кто положит в сердце своем избрать уединение, тотчас приходит Лукавый и отягощает душу его всяческим унынием, и малодушием, и помыслами; отягощает он и тело его немощами, изнурением, расслаблением коленей и всего состава телесного и разрушает силу души и тела. Немощен, мол, я, не могу правила вычитать. Если, однако, будем держать ум наш в трезвости, все козни сии разорим.

Был монах некий; и вот, когда приступал он к правилу своему, нападал на него озноб и жар, и голове его приключалась боль. Так он говорил себе:

— Вот, недужен я, того гляди умру. Так воспряну же, покуда не умер, и вычитаю правило мое.

И помыслом сим понуждал он себя, и вычитывал правило; и когда кончалось правило, кончался и жар. И снова брат помыслом своим отражал нападение, и вычитывал правило, и побеждал Лукавого.

АВВЫ ИСИДОРА СКИТСКОГО

Сказывали про авву Исидора, пресвитера Скитского, что если был у кого инок строптивый и немощный, или малодушный, или наглый, и не могли терпеть его более, авва говорил:

— Ведите его ко мне сюда.

И принимал такого, и многим своим долготерпением спасал его.

Спросил его брат некий:

— Почему так страшатся тебя бесы?

Говорит ему старец:

— Потому, что от самого того дня, как стал я монахом, тружусь непрестанно, не попуская гневу моему взойти до гортани моей.

АВВЫ ИОСИФА ПАНЕФОНСКОГО

Попросил авва Пимен авву Иосифа:

— Скажи мне: как сделаюсь я монахом?

И ответил старец:

— Если ищешь упокоения душе своей и в сем веке, и в будущем, на всякое дело говори: «А сам я каков?» — и не суди никого.

Сказал авва Иосиф авве Лоту:

— Не можешь быть монахом, если не сделаешься весь как огонь пылающий.

АВВЫ ЛОНГИНА

Вопрошал однажды авва Лонгин авву Лукия о трех помыслах своих и сказал так:

— Желаю быть странником.

Говорит ему старец:

— Если не победишь языка своего, не будешь странником, куда бы ни пошел ты; а победи язык твой, вот ты и странник.

И еще сказал авва Лонгин:

— Желаю быть постником.

Ответил старец:

— Сказано у пророка Исайи, что если согнешь хоть в кольцо и в дугу выю твою, и сие не наречется постом, угодным Господу; но лучше победи помыслы нечистые.[71]

И в третий раз говорит авва Лонгин:

— Желаю бежать от человеков.

Ответил старец:

— Если сперва не понесешь подвига твоего среди человеков, не возможешь понести его и в уединении.

Жена некая имела при сосце своем недуг, именуемый рак; прослышав же про авву Лонгина, искала его встретить. Жил же он за девятым дорожным знаком от Александрии. И вот жена, бродя в поисках своих, набрела на блаженного того, когда собирал он у моря хворост. Повстречав же его, спрашивает:

— Авва, где обретается авва Лонгин, человек Божий? — не ведая, что это он самый и есть.

Он же говорит:

— Да на что тебе ханжа этот? Не ходи ты к нему: ханжа он. А с чем пришла-то?

И открыла ему жена веред свой; он же, запечатлев знамением креста место недужное, отпустил ее, примолвив:

— Ступай, Бог тебя исцелит; а в Лонгине этом нет для тебя пользы нимало.

И ушла жена та, поверив слову его, и сей же час исцелилась; а уж после, рассказав всё дело неким людям и назвав приметы старца того, узнает, что он самый и есть авва Лонгин.

Сказал авва Лонгин авве Акакию:

— Жена тогда узнает, что прияла во чреве плод, когда станет ток кровей ее; так вот и душа тогда узнает, что прияла Духа Святого, когда станет ток изливающихся из нее страстей. Покуда же кто еще пребывает в них, как похвалится, будто бесстрастен?

Отдай кровь, и приимешь Духа.

АВВЫ МАКАРИЯ ЕГИПЕТСКОГО

Рассказывал о себе авва Макарий так:

— Когда был я еще молод, сидел я в келейке моей в Египте, но причинили мне насилие и поставили в деревне священнослужителем; не желая принимать сего, бежал я в иное место. И пришел ко мне богобоязненный мирянин, и творил ручную работу под моим началом, и прислуживал мне. Случилось же, что некая девица в деревне впала в соблазн и зачала: быв же спрошена, кто сотворил ей сие, ответила:

— Отшельник тот.

И вышли жители деревни той, и схватили меня, И повесили на шею мне горшки, сажею вымаранные, и водили меня вокруг деревни той по обводной дороге, и били меня, и приговаривали:

— Вот монах, что испортил нам девку, бейте его, бейте!

И был я избит до того, что мало не умер; но пришел некто из стариков и сказал:

— Доколе будете бить чужого монаха того?

Прислуживавший же мне шел позади, мучимый стыдом; ибо были такие, что обижали его и кричали:

— Вот отшельник-то твой, о котором приносил ты свидетельство! Что он наделал, а?

И сказали родители ее:

— Не отпустим его, пока не представит поручителя, что будет кормить ее.

И попросил я прислуживавшего мне, и поручился он за меня; я же, пошед в келейку мою, вынес им все корзинки, что имел, примолвив:

— Продай и дай жене моей поесть.

И сказал я помыслу моему:

— Вот, Макарие, обрел ты себе жену: придется тебе потрудиться лишнее, дабы прокормить ее.

И работал я ночью и днем и посылал ей.

Когда же пришло злополучной той время рожать, пребывала она в муках многие дни, родить же не могла.

И говорят ей:

— Что за причина тому?

Она же отвечает:

— Знаю причину: ибо оклеветала я отшельника того и облыжно обвинила его. Он же отнюдь не виновен, но имярек, — и назвала юнца некоего.

И пришел прислуживавший мне, и поведал с радостию, как не возмогла родить девица та, пока не повинилась, что, мол, отшельник тот не имеет на себе греха, но оклеветала его она. И вот, вся деревня пожелала прийти, дабы с похвалами принести мне покаяние свое. Я же, услышав о сем, дабы не иметь смущения от человеков, восстал и бежал сюда, в пустыню Скитскую.

И сие было от начала причиною, что пришел сюда.

В некое время пришел Макарий Египетский от Скита на гору Нитрийскую, ради пользы аввы Памвы. И говорят ему старцы:

— Скажи слово братии, отче!

Он же ответил:

— Еще не стал я монахом, однако монахов видел. Было же сие так: когда сидел я в келейке моей в Ските, помыслы принялись досаждать мне, твердя:

— Ступай в пустыню и посмотри, что увидишь ты там?

И воевал я с помыслом тем неотступно пять годов, говоря себе, что, мол, не от бесов ли он? Когда же пребыл во мне помысл тот, отошел я в пустыню. И обрел я там озеро и остров посреди него; и приходили звери пустыни пить от него. И узрел я посреди зверей двух человеков нагих. И устрашилась плоть моя, ибо помыслил я, что они суть духи.

Они же, видя меня устрашенным, молвили мне:

— Не бойся, и мы человеки.

И спросил я их:

— Отколе вы и как пришли в пустыню сию?

И сказали они:

— Из общежительной мы обители; и явилось у нас о сем согласие, чтобы отойти сюда. Минуло же тому сорок годов. И один из нас — египтянин, другой же — ливиец.

И спрашивали они меня в свой черед:

— Как мир обретается? Приходит ли вода во время свое,[72] имеет ли мир изобилие свое?

Я же сказал им:

— Да.

Затем я вопросил их:

— Как могу я сделаться монахом?

И говорят они мне:

— Если не отречешься от всего сущего в мире, не возможешь сделаться монахом.

И говорю им:

— Я немощен есмь и не имею силы вашей.

И отвечают мне они:

— Если не имеешь силы нашей, сиди в келейке своей и оплакивай грехи свои.

И спросил я их:

— А когда приходит зима, не зябнете ли? А когда приходит жар, не жжет ли он тело ваше?

Они же сказали:

— Бог сотворил нам милость сию: и ни зимою не зябнем, ни летом не обижает нас жар.

Сего ради и сказал я вам, что еще не стал монахом, но монахов видел. Простите мне, братия!

Говорили про авву Макария Великого, что сделался он воистину, как написано, Богом на земли. Ибо как Бог покрывает мир, так и авва Макарий покрывал немощи человеков:[73] видя, был как невидящий, и слыша, как неслышащий.

Сказал авва Макарий:

— Когда помним зло, бывшее нам от человеков, отсекаем данную нам силу памятовать о Боге; когда же помним зло, бывшее от бесов, соделываемся неуязвимы.

АВВЫ МОИСЕЯ

Было, что брат некий в Ските согрешил. Собралась по случаю сему братия; и послали за аввою Моисеем. Он же прийти не захотел. Тогда послал за ним пресвитер, велев сказать так:

— Приходи, народ тебя дожидается!

Он встал и пошел; но сперва, взяв корзину, превеликую, но худую, и доверху наполнив песком, поднял на плечи, да так и шел.

Вышедшие же во сретение ему спрашивают его:

— Что сие значит, отче?

И ответил им старец:

— Вот, грехи мои за спиною моею текут на низ, и не вижу того; днесь же пришел я чужие грехи судить.

Они же, услышав сие, не сказали согрешившему ничего, но простили его.

Брат некий пришел в Скит к авве Моисею, прося у него поучения.

Говорит ему старец:

— Ступай, затворись в келье твоей; и келья твоя научит тебя всему.

АВВЫ НИЛА

Сказал авва Нил:

— Всё, что сделаешь, дабы защитить себя противу брата, творящего тебе обиду, будет для тебя преткновением в час молитвы.

АВВЫ НИСФЕРОЯ

Брат некий вопросил старца, говоря:

— Какое есть дело доброе, чтобы творил я его и жизнь свою заключил в нем?

И сказал старец тот:

— Бог ведает, что добро; однако слышал я, как вопрошал некто из отцев авву Нисфероя Великого, друга аввы Антония, говоря вот так же:

— Какое есть дело доброе, чтобы творил я его?

И ответил он:

— Не равны ли все роды подвига? Писание говорит, что был Авраам страннолюбив, и Бог был с ним; Илия же возлюбил отшельничество, и Бог был с ним. Давид же был смиренен, и Бог был с ним. Итак, чего желает по Боге душа твоя, то твори и блюди сердце свое.

Говорит авва Иосиф авве Нисферою:

— Что сотворю языку моему? Не могу совладать с ним.

И говорит ему старец:

— А когда наговоришься, имеешь ли успокоение?

Отвечает тот:

— Нимало.

И сказал старец:

— Если успокоения не имеешь, зачем говоришь? Лучше молчи; а когда случится беседа, больше слушай, чем говори.

АВВЫ ПИМЕНА

В молодые свои годы пошел однажды авва Пимен к старцу некоему, желая спросить его о трех своих помыслах; когда же пришел к старцу, один из трех помыслов тех позабыл. И пошел Пимен назад к келейке своей; и когда уже возложил он руку свою на запор, чтобы отворить его, вспомнилось ему позабытое. И оставил он запор, и пошел назад к старцу. И говорит ему старец:

— Что так скоро, брате?

Тот же рассказал ему:

— Да уже возложил я руку мою, чтобы отворить запор, и тут вспомнилось мне, чего искал у тебя; и бросил я запор, и сего ради вернулся.

Был же путь тот долог весьма.

И сказал ему старец:

— Ангельский ты муж, Пимен; и будет называемо имя твое по всей земле египетской.

Был в Египте, еще до того, как прийти туда авве Пимену, старец некий, и стяжал он знание, и честь от человеков имел многую. Когда же явился от Скита авва Пимен и присные его, оставили старца того человеки и приходили к авве Пимену. И позавидовал старец, и злословил их.

И вот услышал о том авва Пимен, и опечалился; и говорит братии своей:

— Что сотворим великому старцу тому? Ибо в скорбь ввергают меня человеки, оставляющие старца, и ко мне, ничтожному, приходящие. Как же возможем мы уврачевать старца того?

И еще говорит им:

— Приготовьте снеди немного и возьмите вина меру; пойдем к нему, и будем вкушать вместе, и сим делом скоро возможем уврачевать его.

Вот взяли они снеди и пошли; а как постучались в дверь к старцу, услышал ученик его и спросил:

— А вы кто такие?

Они же сказали:

— Молви авве, что пришел-де Пимен и просит у тебя благословения.

Когда ученик передал сие старцу, тот велел ответить:

— Ступай, недосуг мне.

Они же терпели жар полуденный, твердя:

— Не уйдем отсюда, покуда не сподобимся видеть старца.

Старец же, видя смирение и долготерпение Пименово, уязвился сердцем и впустил их; во время же трапезы сказал:

— Воистину, не только слышанное мною о вас истинно, во сто крат более того увидел я в делании вашем.

И с того дня стал он им другом.

Брат некий вопросил авву Пимена, говоря:

— Вот, сотворил я грех великий и желаю нести покаяние три года.

Говорит ему старец:

— Это много.

И сказал ему брат:

— Ну, тогда год.

И ответил старец снова:

— Это много.

Присутствовавшие при беседе той сказали:

— До сорока дней.

Он же опять ответил:

— Это много.

И еще примолвил:

— Говорю тебе, что если от всего сердца принесет человек покаяние и уже не будет более творить греха того, в три дня приимет его Бог.

И еще сказал он:

— Добрая вещь испытание; ибо оно соделывает человека искушенным.

В некое время шел авва Пимен в Египет и увидел жену некую, сидевшую у гробницы и плакавшую горько, и сказал:

— Если бы пришли все сладости мира сего, не отвлекли бы души ее от плача. Вот так и монаху должно всегда иметь плач в себе самом.

И еще сказал он:

— Скверна пред Господом всякое утешение телесное.

И еще сказал:

— Начало зол есть развлечение ума.

И еще сказал:

— Если бы помнил человек сказанное в Писании, что от слов своих оправдается и от слов своих осудится (Мф. 12:37), избрал бы он лучше безмолвствовать.

Сказал авва Пимен:

— Приучи уста твои говорить то, что есть в сердце твоем.

Жил некий великий подвижник на горе Афливейской; и пришли на него разбойники; и возопил старец. Услышав же сие, пришли соседи его, одолели разбойников, и отослали их игемону, и ввергли их в заточение.

И опечалились братья, и сказали:

— Нас ради преданы они в заточение.

И, восстав, пошли к авве Пимену, и возвестили ему дело сие; он же написал к старцу тому:

— Помысли о первом предательстве, откуда было оно, и тогда уразумеешь второе; ибо если бы не был ты сперва предан внутренностию своею, не сотворил бы второго предательства.

И прочитал послание аввы Пимена старец (а был он славен повсюду и не выходил из затвора своего); и, восстав, пошел во град, и вывел разбойников тех из темницы, и принародно освободил их.

Пришли некие от старцев к авве Пимену и сказали ему:

— Видим, что братья дремлют во время службы церковной; желаешь ли, мы дадим им тычка, дабы бодрствовали они на бдении?

Он же говорит им:

— Что до меня, если увижу брата дремлющего, положу голову его на колени мои и буду покоить его.

И еще сказал он:

— Злоба отнюдь не истребляется злобою; но если кто сотворит тебе зло, сотвори ему благо, дабы деланием благим истребить злобу.

Сказывал авва Иоанн, что пришли раз к авве Пимену из Сирии и желали спросить, как побеждается сердце жестокое. Старец же не разумел по-гречески,[74] и толмача при этом не случилось; видя, однако, скорбь их, начал он говорить по-гречески и сказал так:

— Естество воды мягко, естество же камня жестко; если, однако, повесим над камнем сосуд узкогорлый, и будет на него по капле вода сочиться, мало-помалу пробьет она камень тот. Так и слово Божие мягко, сердце же наше жестко есть; но если человек почасту внимать будет слову Божию, отверзится сердце его страху Божию.

Пришел раз авва Исаак к авве Пимену и увидел, как тот возливал толику воды на ноги свои; имея же к нему дерзновение, сказал ему:

— Как же иные в строгости живут и томят тело свое?

И говорит ему авва Пимен:

— Нас учили не тело умерщвлять, но страсти.

АВВЫ ПАМВЫ

Был некто, именуемый авва Памва, и про него говорится, что он три года неотступно просил у Бога:

— Не дай мне славы на земле сей.

И так прославил его Бог, что невозможно было долго смотреть на лицо его по причине славы, которую являло лицо его.[75]

Пришли раз братья к авве Памве и вопрошали его.

И один говорил так:

— Авва, вот, я пощусь по два дня, а после съедаю по два хлебца; и спасу ли душу мою или в заблуждении пребываю?

Сказал и другой:

— Авва, а я совершаю рукоделия на два кератия[76] в день, а что выручу за него, малую долю трачу на еду, а всё прочее на милостыню; спасусь ли, погибну ли?

Много просили они, он же ответа не дал; а после сорока дней пришло им время уходить, и утешали их клирики, говоря:

— Не скорбите, братья; мзду вашу воздаст вам Бог. Таков уж обычай у старца нашего, что не вдруг говорит, а лишь тогда, когда Бог ему откроет.

Вот вошли они к старцу и сказали ему:

— Авва, помолись о нас!

Он же говорит им:

— Уходить желаете?

Они говорят:

— Да, авва!

Тогда он, вспоминая в уме делание их, стал писать на земле, приговаривая:

— Памва, кто постится по два дня, а потом съедает по два хлебца, через то ли соделывается монах? Нет! А еще, Памва, кто творит рукоделия на два кератия в день, а плату за то тратит на милостыню, через то ли соделывается монах? Нет еще!

Потом обращается к ним:

— Делание ваше хорошо; но нужно, чтобы соблюл человек чистой совесть свою перед ближним своим, и так спасется.

И они, получив назидание, отошли с радостию.

Еще говорил он:

— Монаху должно таковой иметь плащ, что, если положит его вне кельи своей на три дня, ни один тать не польстится на него.

Испрашивал авва Феодор у аввы Памвы:

— Скажи мне слово!

После досаждений многих сказал ему старец:

— Отыде, Феодоре, да смотри, жалость имей ко всем; ибо жалости дано дерзновение пред Богом.

АВВЫ СИСОЯ ВЕЛИКОГО

Брат, обижаемый другим братом, пришел к авве Сисою, да и говорит ему:

— Обиду терплю от брата некоего и желаю сделать, чтобы наказали его.

Старец увещевает его, говоря:

— Не моги, чадо, но оставь Богу наказывать человеков.

Тот же сказал:

— Не оставлю дела, пока не накажут его за меня.

И молвил старец:

— Помолимся, брате!

И, восстав, начал так:

— Боже, нет Тебе нужды более печься о нас; мы бо и сами наказание сотворим и себя обороним.

Услышав сие, брат пал в ноги старцу, говоря:

— Оставляю тяжбу с братом моим; прости мне, авва!

Был однажды Авраам, ученик аввы Сисоя, искушаем от беса. И узнал старец о падении его; и, восстав, простер руки свои к небу,[77] говоря:

— Хочешь ли, Боже, или не хочешь, не отпущу Тебя, пока не уврачуешь его!

И тотчас был ученик тот уврачеван.

Брат спросил авву Сисоя:

— Что делать мне, авва? Ведь я пал.

Говорит ему старец:

— Вставай снова.

Говорит брат:

— Вставал я и снова пал.

А старец говорит:

— Вставай снова и снова.

Тогда спросил брат:

— Доколе же?

Говорит старец:

— Доколе не застанет тебя конец — либо в благих делах, либо в падении; в чем будет найден человек, с тем и отыдет.

Брат вопрошал авву Сисоя, твердя:

— Скажи мне слово!

Тот же ответил:

— Чего ради понуждаешь меня говорить попусту? Сотвори на деле то, что уже разумеешь.

АВВЫ СЕРАПИОНА

Вошел однажды авва Серапион на пути своем в деревню некую египетскую; и увидел блудницу некую, стоящую возле каморки своей. И говорит ей старец:

— Ожидай меня; хочу войти к тебе и провести ночь сию подле тебя.

Она же ответила:

— Добро, авва!

И приготовила она себя, и постелила ложе свое. Когда же наступил вечер, пришел к ней старец; и, войдя в каморку ее, говорит ей:

— Приготовила ли ты ложе?

Она молвила:

— Да, авва! — и затворила дверь.

А он говорит ей:

— Подожди немного, пока не сотворю правило, нами хранимое.

И начал старец вычитывать службу свою; началом положив псалтирь, после каждого псалма творил он молитву, прося Бога о ней, чтобы покаялась она и спасена была. И услышал его Бог. И стояла жена та в трепете на молитве подле старца; и когда скончал старец псалтирь всю, пала жена ниц. Старец же принялся за апостола и много вычитывал из него; и так совершил всю службу всенощную. И тогда жена, уязвясь сердцем и уразумев, что не греха ради пришел он к ней, но дабы спасти душу ее, поверглась к ногам его, говоря:

— Сотвори мне милость, авва, и проводи меня туда, где возможно будет мне благоугодить Богу.

Тогда старец проводил ее до обители девственниц и, вверив ее амме, сказал:

— Приими сестру сию и не возлагай на нее ига, сиречь заповеди, как на прочих сестер; но чего пожелает, дай ей, и как восхощет, позволь ей обретаться.

И едва прожила она там немного дней, молвила:

— Я грешница и хочу вкушать пищу раз в два дня.

И еще через немного дней молвила:

— Много на мне грехов; хочу держать пост сорок дней.

И еще через немного дней призывает она амму свою и говорит ей:

— Поелику много опечалила я Господа беззакониями моими, сотвори мне милость, дай мне уйти в затвор, и пусть подают мне через окошечко толику хлеба и рукоделие.

И сделала амма по слову ее; и благоугождала она Богу всё прочее время живота своего.

АММЫ СИНКЛИТИКИ

Сказала амма Синклитика:

— Приступающим к Богу поначалу борение предлежит и труд великий, после же радость неизглаголанная; и сие подобно тому, как желающий разжечь огонь поначалу плачет от дыма и через это исполняет желание свое. И ведь сказано, что Бог наш есть огнь поядающий (Второзак. 4, 24). Так и нам должно возжигать божественный огонь со слезами и трудами.

Была спрошена блаженная Синклитика, есть ли нестяжательность благо совершенное; и сказала она:

— Весьма совершенное для имеющих силу. Ведь кто приемлет сие на себя, хоть для плоти своей и скорбь получает, для души же утешение. Ибо как крепкие плащи, попираемы будучи и скручиваемы, очищаются, так и душа сильная, терпя добровольную бедность, в большую силу приходит.

СЛАВОСЛОВИЕ

СЛАВОСЛОВИЕ АПОФАТИЧЕСКОЕ

РАЗМЫШЛЕНИЕ

НА МОГИЛУ ОТЦА

ЭПИТАФИЯ МАТЕРИ

ЖАЛОБЫ

ПАДЕНИЕ

СТУПЕНИ ОБИДЫ

ЛЕСТНИЦА ЦЕЛОМУДРИЯ