Могилы героев. Книга вторая

11. Бездна.

Егор вздохнул глубоко и бесчувственно. На миг ему даже показалось, что весь воздух пролетел мимо легких. Сердце в груди ныло беспокойно и тягостно, и от этой боли бессонница становилась настоящей пыткой.

Он осторожно встал с кровати и вышел из спальни. Немного посидел на кухне с включенным светом, прислушиваясь к внутренним ощущениям. В ушах звенело, тело казалось невесомым, чужим. Он чувствовал каждый нерв, но с трудом заставлял себя двигаться и думать. Бессонница стала его наказанием. Он уже перестал бороться с ней, перестал бороться с самим собой. Устал опрокидываться в прошлое – в свой собственный ад. И все же перебирал каждую ночь память так, как перебирают четки. Бусина – день, еще одна бусина – еще один день. День за днем, день за днем и день самосуда…

В то утро моросил дождь. Было так сыро, словно прохудившееся небо накрыло землю. На автостанции Егор сел в автобус до деревни. Попутчиков было немного, знакомых еще меньше. За всю дорогу он перекинулся с ними буквально парой слов.

Родители Егора не ждали, но приезду обрадовались. В родительском доме было тихо и сонно, в углах притаились сумерки. Они долго сидели за обеденным столом. На подоконнике топорщился мясистой елочкой столетник.

Отец с матерью за последний год постарели.

- Ладно, батя,- сказал Егор, когда старики вдоволь наговорились.- Я ружьишко возьму. Пробегусь по ложбинам.

Лес встретил его сумрачным рокотом. Стылый воздух поднимался из болотистых низин. Егор добрался до затянутого колючим шиповником зимника. Спустился в ложбину между двумя холмами. Здесь по сумеречному ельнику тек ручей. Вода в нем была темна и тяжела, как ртуть. Егор бросил рюкзак у комля вековой ели, привалился к шершавому стволу. Над его головой сомкнулись мощные, почти голые ветви, слегка припушенные темно-зеленой редкой бахромой. Вода в ручье казалась застывшей, ее течение было незаметно, только доносилось с другого берега тихое журчание.

Егор плотней запахнулся в отцовский серяк и закурил. Дождь к этому времени прекратился. Под деревом было сухо, но от ручья шел колодезный холод. В этот час Егору не хотелось думать. Он выкурил подряд две сигареты, но чувствовал, что не насытился табаком. И еще он почувствовал, что задуманное свершится. Неуверенность в своих силах, которую он испытывал с утра, неожиданно отступила. Егор медленно поднялся с земли и пошел вглубь чащи.

Так соединяются противоположности: любовь и ненависть, трусость и самопожертвование, забота и отчужденность. Одни руки и одна душа для зла и добра. Жизнь порой заставляет человека сделать такое, что после не верится: как смог решиться?..

Он не задумывался о том, на что идет ради детей. Не задумывался и о том, только ли ради них пошел на это? Вопросы навалятся позже.

К вечеру похолодало. Дождь, бусивший с утра, незаметно превратился в жиденький снегопад. Из леса Егор вернулся к четырем часам.

- Вот и хорошо!- Обрадовалась мать.- Я только что баньку истопила. Погрейся…

- Батя где?

- К Фиме ушел. Прийти скоро должен.

- Мам, ты мне молочка только налей. Сходить кое к кому нужно,- сказал Егор, стараясь не смотреть ей в глаза.

- И не выдумывай!- Вскинулась мать.- Отец карпа поймал. Жареный вон на сковородке лежит,- она заговорила с ним как с несмышленышем.

- Я потом поем. Успею еще.

- Егорушка, не ходи ты к ней!- Испуганно сказала мать.- Не ходи…

- Да ладно, мам. Должен ведь я пацанов увидеть. Что же я, в деревню съездил и их не повидал?!

Он подошел к умывальнику.

- Ох, горюшко,- прошептала мать и сказала уже громко:- Ты карпика все равно поешь!

- Да ладно уже,- сквозь зубы пробурчал Егор. Он торопился уйти из дома до возвращения отца.

На улице пахло баней, едким дымком и распаренным березовым веником. Не смотря на раннее еще время, быстро смеркалось, и дома, и трактора возле домов, и лес за околицей погрузились в сумерки. Егор остановился на мгновение, словно прислушивался к ватной тишине, вдруг навалившейся на него со всех сторон. В воздухе пролетали редкие блеклые снежинки. Придорожная грязь, жухлая трава и почерневшие от сырости заборы тут же впитывали их. И только сейчас он почувствовал, что воздух пронизан не одним только запахом бани и остывающей земли. С неба струилась морозная снежная свежесть. Егор вдохнул полной грудью этот сложный, наэлектризованный живым духом воздух и на его лице вспыхнула такая же сложная, непостижимая улыбка.

В магазине он купил четыре бутылки водки, хлеб, консервы, конфеты и шоколадные батончики для пацанов. На улице надвинул на глаза кепку и натянул на голову капюшон. Он не думал о том, что может застать у Зинаиды посторонних. Как гвоздик вбил в душу эту уверенность. А со своей матерью Зинка разругалась так, что ненавидела ее теперь сильней Егора.

Во дворе яростно лаяла собака. Егор сжал челюсти и свернул к дому. В окне по обыкновению шевельнулась шторка, и на миг ему показалось, что за стеклом мелькнула расплывшаяся образина, словно языческий идол пронес топорный лик за тюлевыми занавесками. Егор толкнулся в запертые ворота и отступил назад. Цепняк во дворе бесился от ярости, утробно взрыкивал и гремел цепью.

- Да чтоб тебя!- Прошептал Егор и стукнул кулаком в угол дома.

Через секунду в дверях завозились, и недовольный голос осведомился:

- Кого надо?!

- Зин, ты чё, не узнала меня?- Спокойно спросил Егор.

- Кто там?!

- Прекращай комедию ломать!

- А, это ты…- Она затопотала по крыльцу, по дощатому настилу во дворе. Шаги были грузные, и он слышал ее тяжелую отдышку.- Ну, заходи!

Загремел запор, и воротина медленно откатилась в сторону.

За месяц что он не видел ее, Зинаида раздобрела еще больше. Черт знает, что с ней творилось? Рыжеватые волосы топорщились во все стороны, лицо стало жирным и бесформенным, еще более отталкивающим.

- Здравствуй, Зин.

- С какой такой радости заявился?!- Она смотрела на него пугающим взглядом уже неуправляемого человека.

- Не рада, что ли?

Собака на цепи от злобы крутилась дьяволом. Пена летела с ее черных губ во все стороны.

- Проходи, раз пожаловал,- Зинаида с места не сдвинулась, чтобы пропустить его – кубышка под завязку налитая нездоровьем.

Егор протиснулся между ней и воротиной. Когда их лица едва не соприкоснулись, улыбнулся. На лице у Зинаиды жилка дрогнула, словно судорога пробежала.

- Жена ты мне или как?..- Выдохнул Егор, подбивая клинышек.

Пес уже не мог лаять, хрипел как бешеный.

- Добрая собака,- скручивая вспыхнувшую ненависть, улыбнулся Егор.- У кого взяла?- И уже как бы про себя:- Быстро он к тебе привык.

- У Семы я Верного забрала,- с вызовом ответила Зинаида.

- Что?- Не сразу сообразил Егор.

- Верного, говорю, у Семы забрала,- повторила Зинаида и знакомо подбоченилась.

- Понятно,- еще раз пересиливая себя, улыбнулся Егор.

В доме было тепло и чисто. Свежая побелка стен и потолков напоминала снежок за окном.

- А где пацаны?- Спросил Егор, раздеваясь. Зинаида его опередила, уже прошла в комнату.

- Тебя испугались,- отозвалась оттуда.

- Это тоже понятно,- кивнул Егор.- Ну как ты, Зин?

Он уже отвык от своего дома. Запах в нем стоял чужой, незнакомый.

Зинаида молчала, была она какая-то вялая. Погода действовала, что ли?

Егор прошел в горницу, в одной руке держал пакет, другой приглаживал волосы. Но и здесь пацанов не оказалось.

- Я тут купил,- он остановился возле стола и принялся выкладывать покупки.- Это пацанам. Газировка вот. Хлеб. Консервы. А это нам,- со стуком поставил на стол бутылку.

- Что за праздник?- Без интереса спросила Зинаида.

- Не виделись давно,- отозвался Егор и пакет с остальной водкой поставил под стол.- Соскучился! Слушай, позови пацанов...

- Не выйдут они. Боятся,- было заметно, как Зинаида постепенно оживляется.- Сами выйдут. Потом.

Егор нерешительно шмыгнул носом и прошел к детской. В комнате было темно и тихо. Пацаны сидели на низких табуретах за низким столиком и молча смотрели на Егора. В темноте их глаза поблескивали как у котят. Егор осторожно задернул штору и судорожно перевел дыхание.

- А кто табуретки сделал?

- Сема со Степаном,- отозвалась Зинаида уже с кухни. Все что он выложил на стол, как корова языком слизнула.

Егор прошелся возле окон. С улицы в комнату падал сумеречный свет. Он подумал о том, как в темноте сидят притихшие пацаны, задернул на шторах занавески и зажег в горнице свет.

Зинаида на кухне грела суп. Здесь пахло рыбными консервами и свежеиспеченным хлебом.

- Как живешь, Зин?- Спросил ее Егор, свинчивая пробку с бутылки.

- Живу не тужу.- Она стояла к нему спиной. И, вообще, тщательно избегала его взгляда.

Егор взял в шкафу два граненых стакана, налил по половине.

- Садись, Зин. Выпьем за встречу. Все-таки давно не виделись, не сидели вот так. По-семейному.

Услышав эти слова, она чувствительно вздрогнула и посмотрела на него. Она на глазах превращалась в знакомую фурию. От вялости не осталось и следа.

- Давай посидим!- Кивнула с таким видом, словно обещала что-то страшное.

- Давай выпьем, Зин,- Егор сделал вид, что не заметил в ней перемену.- Вот и хорошо!

- Что ты ко мне прицепился?!- Едва выцедив "горькую", завопила Зинаида.- Что ты нам жить спокойно не даешь?!

- В каком смысле, Зин?- Спросил Егор, наливая по новой.

- Оставь ты меня в покое!- С надрывом выкрикнула Зинаида и схватила стакан.- Отвяжись, худая жизнь!!!

- Слушай, Зин, я бы не хотел все портить…

- А ты ничего не испортишь, понял?!

И пошло у них, поехало. Кричали друг на друга и плакались друг другу. То ходили вместе к пацанам. Даже, кажется, целовались. То вдруг Зинаида принималась натравливать на Егора собаку во дворе.

К двум часам ночи она сделалась мертвецки пьяной. Пацаны давно спали. Егор закурил и с ненавистью посмотрел на заснувшую супругу. И продолжая злобно смотреть на нее, выкурил подряд две сигареты. После этого оделся, проверил на всякий случай пистолет в кармане. Перекинул Зинаиду через плечо и вышел из дому. Собака бешено рявкнула, Егор ощерился на нее и вышел со двора.

В Зинаиде было больше пяди пудов веса. Но он нес ее, не чувствуя тяжести. На улице тьма стояла, хоть глаз выколи. Но он ни разу не оступился, только однажды поскользнулся уже на берегу пруда. Осторожно подошел к краю плотика, на котором бабы полощут белье, и бросил Зинаиду в воду. Она только каркнула что-то невнятное, словно говорила не по-русски.

- А-а!!!- Забилось в темной воде, захрипело, засипело и тут же почти затихло.

Руки у Егора дрожали так, что он с трудом держал в них пистолет. В хмельной голове билось сразу два сердца. Егор замер, но все было тихо. Наглотавшись воды, Зинаида камнем ушла на дно.

Егор верил и не верил что все было кончено. Немного успокоившись, тщательно обтер пистолет и бросил его в воду подальше от берега. Пьяным себя он уже не чувствовал. Чувствовал себя больным.

Егор тщательно вымыл в пруду сапоги и вернулся домой. На кухне допил остатки водки и снова захмелел. В горнице сел на диван, засыпанный конфетными фантиками.

- Вот мы и остались одни,- сказал вполголоса, обращаясь к спящим пацанам. Но тут же завалился на бок и заснул мертвым сном.

А потом были поиски и даже что-то вроде следствия. И все случилось так, как он предполагал. Мать Зинаиды со своими истеричными воплями и обвинениями тоже вписалась в нарисованную заранее картину. А он при разговоре со следователем из прокуратуры прикладывал пальцы к вискам и глазам. Вот только спокойствие после этой ночи так и не вернулось. Казалось бы, теперь счастливы все: Зинка – угомонилась, дети живут с ними в городе и уже начали забывать взбалмошную мать. И он добился, наконец, своего… Но зуд совести, но бессонница, но страх…