Мои универсамы

ЛОТОЧНИК

Лоточники считаются магазинной элитой. За спиной о них болтают всякое, что будто бы они за каждый день работы отслюнивают директору определённую сумму, или, наоборот, директор отслюнивает им по четвертному в день… Не знаю, ни разу при отслюнивании не присутствовал и из первых рук информации не имею. Но лоточница Маша прямо со своей слюнявой должности перешла в овощницы (фасовщицы овощного отдела) и, вроде бы, на жизнь не жаловалась.

Вообще, в магазине было две ставки лоточника. Лоточники, как и грузчики, работали через день, хотя, случалось, их вызывали из дома, если нужно было что-то срочно распродать. Разумеется, в этом случае, что-то отслюнивалось за сверхурочную работу. На одной из ставок работали часто меняющиеся и слабо запомнившиеся личности. Вторым, а вернее, первым, был лоточник Володя. Он приходил на работу часиков в десять, выяснял, чем ему сегодня придётся торговать. Иногда это были яблоки, но чаще всего — яйца по девяносто копеек. Дневная норма была двадцать коробок. Вместе с первой тележкой Володя выходил на ступени универсама и принимался сооружать из яичных коробок прилавок. Немедленно выстраивалась очередь.

В самом магазине всегда были в продаже так называемые «диетические» яйца, отличавшиеся ценой (рубль тридцать за десяток) и тем, что на каждом яйце стоял чернильный оттиск с датой. Ни разу не видел, чтобы кто-нибудь эту дату разглядывал. Просто наличие чернильного пятна на скорлупе считалось гарантией высокого качества. Народ победней, а в ту пору почти весь народ был победней, предпочитал брать яйца непроштемпелёванные. Они тоже были в продаже регулярно, хотя приходилось отстаивать очередь.

Вскоре после обеда Володя появлялся в магазине, сдавал завотделом клетку с боем, а кто-нибудь из грузчиков забирал с улицы пустые коробки, уже сложенные, и одну коробку под завязку набитую клетками. Всё это привозилось в магазин и сбрасывалось в люк подвальщику Боре.

В предпраздничные дни торговля яйцами продолжалась весь день, так что приходилось ещё пару раз довозить Володе по десять яичных коробок. И Володя, к радости покупателей, успевал распродать и их.

В августе и сентябре работа была особой. В это время в городе торговали арбузами. Из Астрахани шли пыльные фуры, а в порту разгружались баржи с полосатым счастьем. Прямо на земле у стены магазина ящиками огораживалась площадка, и на неё начинали выгружать арбузы. Два человека забирались в кузов и кидали арбузы стоящим внизу. Работа тяжёлая, но спорая. А попробуй, помедли, когда рядом волнуется очередь, провожающая взглядом каждый летящий арбуз.

Володька разгружал арбузы наравне с грузчиками, причём, стоял внизу. Ловить арбуз сложнее, чем кидать. На каждой машине пять-шесть арбузов бывало расколото из-за того, что грузчик не сумел поймать летящий шар. Володька по этому поводу не возбухал, на его долю всё равно оставалось много.

Битые арбузы уносились на эстакаду и шли в пользу грузчиков.

Несколько лет спустя, давно уже расставшись с карьерой грузчика, я проходил мимо родного универсама и увидел волнующуюся очередь, отгороженную площадку и летящие арбузы. Работало всего три человека, а это очень неудобно и медленно. Я отставил в сторону портфель (а работал я в ту пору в мэрии Петербурга, в комитете по образованию), шагнул в круг и крикнул: «Давай!». Машину мы раскидали за десять минут. Лучший арбуз я отложил в сторонку, для себя, и купил его без очереди. Какая-то дама пыталась качать права, говоря, что она стоит первой, но Володька глянул мимо и спросил, ни к кому особенно не обращаясь: «А машину вы разгружали?»

Меня Володя не узнал, а я-то его запомнил хорошо.

Но в полной мере Володя разворачивался, когда начиналась лоточная торговля курами. В Ленинграде куры шли трёх сортов: импортные по три рубля сорок копеек, отечественные по два семьдесят пять и бройлеры по рубль семьдесят пять. Последние были прозваны в народе «синей птицей», и о них ходил замечательный анекдот:

Венгерская курица говорит нашей: «Ты взгляни на себя — тощая, синяя, ноги торчат… То ли дело я — упитанная, жёлтенькая, сердце и печоночка в отдельном мешочке сложены… посмотреть приятно». «Подумаешь, — отвечает наша, — зато я своей смертью померла».

Теперь тех синих птиц в продаже не найдёшь, а четверть века назад их расхватывали, что горячие пирожки. Оно и понятно, цена на рубль меньше, чем у куры стандартной. Бройлеры шли исключительно на лоток, чтобы в магазине не было давки, и не случалось пересортицы с той курой, что на рубль дороже. А уж как на этой торговле поднимался лоточник — это особь статья.

Володька выходил на ступени, слюнявил палец, оглядывал окрестности и лишь потом указывал, как ставить стол и весы на него. Получив указание, что стол должен быть не вдоль и не поперёк ступеней, а наискось, я спросил, для чего нужны такие хитрости.

— Ветер сильный, а у куры парусность большая. Ветер дуть должен так, чтобы чашку с товаром прижимать. Мне сегодня и обсчитывать никого не надо, я на одном ветре четвертной заработаю.

Так мыслить может только истинный профессионал!

За два года лишь однажды дешёвые куры продавались в зале. Привезли их в субботу, когда начинать торговлю было уже поздно, поэтому деревянные лотки были сложены в один из холодильников и заперты там. А в понедельник работников встретила жуткая вонь. То ли холодильник изначально был не включён, то ли его кто-то выключил, но два дня куры пролежали на летней жаре и, конечно же, стухли.

Володька глянул на испорченный товар, сказал, что этим торговать не будет, и ушёл домой. Тем не менее, списывать тухлятину никто не собирался. Полторы тонны бройлеров — это ж такие деньжищи! Тухлая птица была привезена в рыбный отдел; ванну, где обычно оттаивала рыба, вымыли, сначала с порошком, потом с уксусом, чтобы отбить рыбный запах. В чистую ванну налили воды, вбухали туда пару флаконов марганцовки, и фасовщицы, зажимая носы, принялись мыть в фиолетовом растворе злосчастных кур. Затем их скатывали новой порцией воды, взвешивали и выбрасывали на мясной прилавок.

И надо было видеть, как покупатели, обрадованные, что очереди нет, расхватывали дешёвую отраву! За час все куры были перемыты и проданы.

А уж как их готовили и съедали, и что было потом, возможно, знает санитарно-эпидемическая служба. Мне эта тайна неведома.