Я стоял на палубе серого корабля, окутанного туманом. Тревожно ревел гудок, по правую руку виднелись мокрые леерные ограждения, слева – стальная переборка с иллюминаторами. Слышался голос Эллы: «Тут все липкое», и отдаленный звон аварийного колокола.
Потом звон прекратился, и Элла повторила: «Тут все липкое». Туман сгустился, и я подумал: Надо спасаться с этой чертовой посудины". Я открыл глаза, сел и увидел Эллу.
– Где шлюпка? – спросил я ее.
Она вытаращила глаза.
– Чего?
Что-то было не так, но что? Я никак не мог сообразить. Надо было сесть в шлюпку. Потом я увидел, что Элла протягивает мне телефонную трубку, и проснулся. Теперь до меня дошло, что это был за тревожный звонок. Элла заговорила опять.
– Это тебя, – сообщила она.
– Спасибо, – сказал я, взял трубку и взглянул на часы возле кровати.
Было самое начало второго. Я спал всего два часа с небольшим.
Поднеся трубку к уху, я буркнул:
– Клей слушает.
– Это Эд, Клей. – Голос его звучал нетерпеливо и раздраженно. – Вставай и отправляйся к Тессельману без промедления.
– Что стряслось? – спросил я.
– Легавые совсем спятили, вот что стряслось, – ответил он. – Провели две облавы в перевалочных пунктах, к северу и к югу от парка, изъяли на сорок с лишним тысяч героина и неведомо сколько тотошных денег.
– Зачем? – спросил я, поскольку еще толком не проснулся.
– Им нужен Кэнтел, – ответил Эд. – У них общая тревога, людей заметают десятками. Клэнси уже с ума сходит, не успевает их вызволять. Арчи Фрайхофер рвет на себе последние шесть волосинок: загребли половину его девиц, а остальные боятся отвечать на телефонные звонки.
– И все это – из-за Билли-Билли Кэнтела?
– Нет, из-за Мэвис Сент-Пол, из-за того, что она была подружкой Тессельмана.
– Эд, утром, когда я вернулся домой, меня поджидал Граймс.
– Граймс? Кто такой Граймс?
– Легавый. Я с ним уже сталкивался. Он расследует это дело. Дал нам время до вечера. Если мы не доставим ему Билли-Билли, он начнет отравлять жизнь всем подряд.
– Так, значит, кто-то дал фальстарт, коль скоро они уже отравляют нам жизнь. Только за сегодняшний день по их милости я недосчитаюсь почти ста тысяч долларов.
– Граймс говорит, у нас есть время до вечера, Эд.
– Плевал я, что говорит этот Граймс! Я рассказываю тебе, что эти грязные легавые творят, а не говорят.
– Ладно, ладно, Эд.
– И вот что я тебе скажу. Джо все это отнюдь не радует. Ну ни капельки не радует.
– Джо?
– Парня из Европы. Ты хоть проснулся?
– Не совсем.
– Так просыпайся. Джо не нравится, как идет дело. Ты понимаешь, что это значит?
– Да, разумеется.
– Немедленно отправляйся к Тессельману, я предупредил его о твоем приходе. Сейчас позвоню опять и скажу, что ты уже выехал. Вели ему отозвать этих проклятых легавых.
– Хорошо, Эд, – ответил я.
– И узнай, черт возьми, кто заварил эту кашу.
– Хорошо, Эд.
– Мне нужен этот сукин сын. Я хочу пришпилить этого умника к стене.
– Я тоже, Эд.