Моникины

ГЛАВА XXII. Новичок в дипломатии. Коммерческий расчет. Груз взглядов. Как подбирать ассортимент

Я начал серьезно подумывать об отплытии в Низкопрыгию. Признаюсь, мне изрядно надоело считаться гувернером его королевского высочества принца Боба, и я жаждал вновь занять в обществе свое законное положение. Бригадир же заверял меня, что в Низкопрыгии всякого, кто приехал из-за границы, готовы считать знатной особой и что в его стране мне нечего опасаться такого обращения, какому я подвергался здесь. Обсудив этот вопрос в своем кругу, мы решили немедленно отправиться в посольство Низкопрыгии, чтобы получить паспорта и одновременно предложить судье Другу Нации отправить с нами депеши для его правительства, так как представители Низкопрыгии пользовались для доставки дипломатической почты любой подвернувшейся оказией.

Мы застали судью в домашнем костюме, и выглядел он совсем не так, как накануне при дворе. Тогда он блистал хвостом, а теперь блистал полным его отсутствием. Впрочем, он нам обрадовался и пришел в полный восторг, когда я рассказал ему о своем намерении отплыть в Низкопрыгию при первом попутном ветре. С истинно республиканской простотой он тут же попросил доставить туда же и его самого.

Предстоит новое вращение колес, большого и малого, объяснил он, и ему очень важно быть на месте. Хотя все, несомненно, выполняется по самым строгим республиканским правилам, тем не менее каким-то образом — он не знает каким, но тем, кто находится на месте, всегда достаются лучшие должности. Поэтому, если я могу предоставить ему каюту, он сочтет это за величайшую услугу, и я могу быть уверен, что его партия тоже не отнесется к этому безразлично. Хотя я не совсем его понял, но тем не менее весело сказал, что каюты лорда Балаболо и его друзей находятся в его полном распоряжении. Тогда он спросил, когда я намереваюсь отплыть.

— Как только поднимется ветер, достаточно крепкий, чтобы мы могли выйти из гавани, — ответил я. — А случиться это может и через полчаса.

Тогда судья Друг Нации стал упрашивать меня подождать, пока он не подыщет charge d'affairesnote 16. Ему категорически воспрещается покидать посольство, не оставив заместителя. Он только слегка причешет обрубок хвоста, выбежит на улицу и найдет подходящего кандидата. Если бы только я немного подождал— он управится за пять минут. Было бы невежливо отказать ему в таком пустяке, и я обещал его дождаться. Судья, видимо, бежал со всех ног, потому что уже через десять минут он вернулся, ведя за собой дипломатического рекрута. Он сказал мне, что жестоко обманулся в своих ожиданиях. Первые трое, кому он предложил место, отказались наотрез, и дело чуть не дошло до взаимных оскорблений, но, к счастью, наконец нашелся моникин, которому нечем было заняться, и судья тут же его завербовал.

Пока все шло превосходно, но, к несчастью, у новоиспеченного дипломата был очень длинный хвост, что строжайше запрещалось обычаями Низкопрыгии, за исключением тех случаев, когда ее представитель являлся ко двору. Политическая этика Низкопрыгии, точно какой-нибудь деревенский щеголь, имела, видимо, два костюма: один — для будней и другой — для праздников. Судья сообщил своему будущему заместителю, что ему необходимо подвергнуться ампутации хвоста, иначе он не может занять предлагаемое место: хвосты на родине судьи запрещены обоими общественными мнениями — и горизонтальным и вертикальным. Кандидат возразил, что он очень хорошо знает обычаи Низкопрыгии, но он сам видел, как его превосходительство направлялся во дворец с весьма внушительным хвостом. Отсюда, а также из некоторых других незначительных эпизодов, на которых он не останавливается, он делает вывод, что граждане Низкопрыгии не так уж слепо придерживаются своих правил, а придерживаются принципа, что, живя с волками, надо выть по-волчьи. Судья ответил, что этот принцип, несомненно, применяется везде, где можно, и что он сам по собственному опыту знает, как обидно ходить с обрубком, когда все вокруг разгуливают с длинными хвостами. Но хвосты — явление антиреспубликанское и как таковое было запрещено в Низкопрыгии народным голосованием. Даже сам Великий Сахем, сколь бы ему этого ни хотелось, не смеет носить хвост. Если же станет известно, что заместитель представителя государства преступил закон, то, пусть даже часть общественного мнения поддержит его, оппозиционная часть общественного мнения тут же ухватится за этот факт, после чего народ потребует вновь повернуть малое колесо, а это — видит небо!—и без того случается куда чаще, чем удобно или выгодно. Тут кандидат спокойно расстегнул какие-то застежки и снял свой хвост, показав, к нашему восхищению, что хвост фальшивый и что сам он не больше и не меньше, как замаскированный гражданин Низкопрыгии. Впоследствии я узнал, что то же самое почти всегда происходит с большинством представителей этого крайне самобытного народа, когда они оказываются за пределами своего возлюбленного отечества. Судья Друг Нации был в полном восторге и сообщил нам, что лучшего он и пожелать бы не мог.

— Вот обрубок, — сказал он, — для горизонталистов и вертикалистов, а вот великолепный готовый хвост для его величества и для старшего двоюродного брата его величества! Высокопрыгированный низкопрыгиец, особенно с легким оттенком карикатурности, — это как раз то, что требуется нашей дипломатии.

И полностью удовлетворенный судья тут же написал назначение и начал инструктировать своего заместителя.

— При любых обстоятельствах, — начал он, — остерегайтесь оскорблять двор или хотя бы самого ничтожного из придворных выражением наших особых мнений, каковые, само собой разумеется, вы знаете назубок. В этом вопросе вы должны быть так щепетильны, что можете даже pro temporanote 17 отказаться от республиканства, — да, да, даже от священного республиканства! — зная, что без труда можете вернуться к нему, едва очутитесь дома. Вы должны помнить, что нет ничего более недипломатического и даже вульгарного, чем иметь свое мнение по тому или иному вопросу, если оно не совпадает с мнением ваших собеседников, а поскольку везде, кроме нашей родины, считается, что мы в особенно высокой степени наделены вульгарностью, то всячески ее избегайте — насколько это в ваших силах. В частной жизни вам следует носить как можно более короткий хвост, а в обществе — как можно более длинный, ибо это самое важное из всех прославленных средств, применяемых нашим правительством для достижения дипломатического равновесия. Поскольку все наши учреждения созданы обществом в целом ради общего блага, вы ни в коем случае не должны допускать, чтобы интересы какого-либо отдельного нашего гражданина или даже группы граждан нарушали ту гармонию в отношениях с иностранными дворами, которую вам необходимо поддерживать в интересах торговли. Ведь иностранные дворы, привыкнув смотреть на своих подданных, как на рабочий скот, безмолвно трудящийся под государственным ярмом, приходят в большое раздражение, когда слышат, что какому-нибудь частному лицу начинают придавать особое значение. Если какой-нибудь низкопрыгиец станет вам особенно досаждать в этом смысле, сразу же очерните его в глазах наших честных и законолюбивых сограждан, объявив, что он нарушитель общественного порядка, и ручаюсь жизнью, оба общественных мнения на родине будут на вашей стороне, ибо они ни в чем так не сходятся, как в своем преклонении перед иностранным общественным мнением, особенно если оно может неблагоприятно повлиять на наши прибыли, расстраивая нашу внешнюю торговлю. Особые усилия приложите к тому, чтобы постоянно сноситься с самыми ловкими журналистами, и тогда все факты будут получать на родине должное освещение. Советую вам в этих целях подыскать какого-нибудь иностранца, никогда не бывавшего в Низкопрыгии и пишущего для газет Подпрыгии, Спрыгии или какого-нибудь иного государства. Таким образом, вы обеспечите себе услуги лица беспристрастного, да к тому же уже наполовину оплаченные. Причем ему нетрудно будет избегать грубых ошибок, воздерживаясь от самостоятельной оценки событий. Когда вам удастся найти такого борзописца, пусть он не скупится на упоминания о вашей прозорливости и патриотизме, а если он время от времени скажет что-нибудь лестное и обо мне, это тоже не повредит и, возможно, облегчит вращение малого колеса. Однако, чтобы никто не заподозрил в нем иностранца, пусть ваш писака почаще употребляет слово «наше», поскольку, как вам известно, употребление этого слова является единственным условием получения гражданства в Низкопрыгии. Вам же прежде всего и во всем следует проявлять патриотические и республиканские настроения. Однако избегайте малейшего восхваления вашей собственной страны и ее учреждений, довольствуясь лишь указанием, что они друг друга стоят. Если же ваши слова оставят у слушателей впечатление, что ничего другого они не стоят, это будет в высшей мере приемлемо и вполне по-республикански, а кроме того — скромно и поэтому похвально. Вы обнаружите, что дипломатические представители всех других государств очень щепетильны в отношении своих особых политических принципов и что они всегда готовы встать на их защиту. Вы же должны стойко воздерживаться от подражания этой слабости иностранных дипломатов, ибо наша политика зиждется исключительно на разуме, и вы должны с полным достоинством проявлять непоколебимую уверенность во всемогуществе этого основного принципа, никоим образом не давая повода подумать, будто, по-вашему, разум не способен сам постоять за себя: этим вы снизили бы то высокое уважение, которым он сейчас пользуется. Надеюсь, что, пользуясь этими намеками, а также и вашими природными данными, которые, как я с радостью замечаю, вполне соответствуют великим целям дипломатии, ибо включают гибкость, податливость, подражательность, расчетливость, а главное — склонность ко всему чужому, вы преуспеете во всем. Особенно развивайте в себе склонность ко всему чужому, ибо теперь вы — иностранный представитель и ваша родина возлагает на ваши плечи и ваши таланты все бремя своих заграничных интересов в этой части света.

На этом судья закончил свою импровизированную речь, весьма довольный как самим собой, так и своим дипломатом-новобранцем. Затем он сказал, что отправится ко двору представить своего заместителя и откланяться, после чего немедленно вернется, и если еще задержит нас, то только для того, чтобы обсыпать свой хвост перцем для защиты от моли, ибо бог знает, какой пост он вытянет при следующем обороте малого колеса!

Мы обещали судье встретить его в порту, куда, как сообщил нам посыльный, прибыл капитан Пок, нетерпеливо ожидающий нашего появления. На этом мы и расстались, причем судья обещал погасить в гостинице наши обещания, дав вместо них свои.

Мы с бригадиром застали Ноя и кока за переговорами с местными маклерами, которые, проведав о том, что корабль отплывает без груза, предлагали свои товары вниманию этих двух почтенных лиц.

— Было бы грешно, сэр Джон, — начал капитан, — упустить такой случай зашибить малую толику. Миллионы переселенцев, говорят, отправляются в Низкопрыгию, а на нашем корабле свободно уместится десяток тысяч ихнего брата, или же половина всех товаров Единения. Как хотите, а я уж использую свое каютное право и советую вам, как владельцу судна, подыскать что-нибудь подходящее, чтобы хоть оправдать портовые сборы.

— Мысль неплохая, дружище Пок, но мы ведь ничего не знаем о состоянии рынка за океаном, и надо посоветоваться с кем-нибудь из тамошних жителей о выборе товаров. Вот, кстати, бригадир Прямодушный, моникин опытный и сведущий, а потому, с вашего разрешения, мы сперва послушаем его.

— Я довольно далек от торговли, — ответил бригадир, — но в принципе из всех товаров здешнего производства ни один не пользуется в Низкопрыгии большим спросом, чем взгляды.

— Есть у вас в продаже что-нибудь из этих взглядов? — спросил я у маклера.

— Сколько угодно, сэр, и любого качества — в самую низкую и самую высокую цену, начиная с тех, которые идут чуть ли не задаром, и кончая теми, которые мы сами высоко ставим. Они у нас в упаковке, готовые к отправке, и мы каждый год отгружаем большие партии, особенно в Низкопрыгию. Взгляды — это такой товар, что одни помогают распродаже других. А на корабль вашего водоизмещения можно погрузить столько взглядов, что при правильном подборе они нарасхват пойдут.

Мы выразили желание осмотреть тюки со взглядами, нас тут же отвели в пакгауз по соседству, и там действительно оказалось немалое количество этого добра. Я прошел вдоль полок, читая надписи на разных тюках. Указав на штабель с ярлыками «Взгляды на свободу торговли», я спросил бригадира, что он думает об этом товаре.

— Думаю, года два назад, когда мы устанавливали новые таможенные тарифы, они пошли бы неплохо, но сейчас на них вряд ли есть спрос.

— Совершенно верно, сэр, — добавил маклер. — Мы отправили в Низкопрыгию большие партии этих взглядов, и их тут же охотно раскупали. Там их зачастую перекрашивали и продавали как товар отечественного происхождения. Но теперь мы большую часть их направляем в Подпрыгию, где ведем переговоры, которые придают этим взглядам некоторую цену.

— «Взгляды на демократию и государственную политику вообще». Но ведь этого добра в Низкопрыгии, наверное, и так больше чем достаточно?

— Да нет, сэр! Они куда как хорошо расходятся по всему белому свету. Мы продаем уйму на своем континенте, и в Низкопрыгию тоже идет немало, хотя я в толк не возьму, что они там с ними делают: ведь в этой чудной стране они все — государственные моникины.

В ответ на мой вопросительный взгляд бригадир дал следующий исчерпывающий ответ:

— По правде говоря, среди нас есть любители этого товара. Я могу объяснить это только предположением, что они думают, будто особый вкус, отличный от общего, обязательно делает их более просвещенными и оригинальными.

— Беру все. Товар, отвечающий таким запросам, несомненно разойдется. А эти «Взгляды на текущие события», что с ними можно сделать?

— Все зависит от их сорта, — ответил бригадир. — Если они относятся к событиям в Низкопрыгии, они, хотя и обладают некоторой ценностью, спроса иметь не будут; но если они относятся к событиям в какой-нибудь другой части земного шара, берите их обеими руками! Все наши взгляды по этому вопросу мы ввозим— и ввозим только отсюда.

Я последовал его совету и забрал все тюки, полагая, что при помощи более ходких взглядов как-нибудь продам и менее модные.

— «Взгляды на отечественную литературу».

— Можете взять все, что у него есть. Другими мы не пользуемся.

— «Взгляды на континентальную литературу».

— Ну, о ней самой мы мало что знаем. Однако полагаю, что выборочная партия может пригодиться.

Я попросил разрезать тюк пополам и взял наугад одну половину.

— «Взгляды на низкопрыгийскую литературу», от № 1 до № 100.

— Дайте-ка, я тут кое-что объясню! — вмешался маклер. — У нас есть два сорта этого товара: один — настоящий товар, изготовленный, как говорят, нашими великими мудрецами и философами по лучшим образцам. А второй — всего-навсего изготовленная в Низкопрыгии подделка, которую присылают сюда, чтобы проштемпелевать нашей торговой маркой. Вот и все, я никогда не обманываю покупателя. А вообще-то говорят, что там и те и другие расходятся хорошо.

Я снова взглянул на бригадира, он молча кивнул, и я забрал всю сотню тюков.

— «Взгляды на учреждения Высокопрыгии».

— Ну, они все рассортированы по размерам, форме и цвету. Их доставляют каботажные суда, и идут они главным образом для внутреннего потребления, хотя их, как я слышал, не без успеха отправляли и в Низкопрыгию.

— Их потребители у нас, — заметил бригадир, — принадлежат к избранному кругу и если берут, то только товар высшего качества. Но они обыкновенно бывают так хорошо снабжены, что вряд ли новая партия разойдется без убытка. Наши потребители, собственно говоря, настолько привержены старым образцам, что не признали даже изменений, произведенных временем. В старину рынком завладел фабрикант по имени Белый Утес, и трудно подыскать товар, который мог бы соперничать с его изделиями. На вашем месте я бы не стал связываться с этими взглядами, если только они не очень старомодные.

— Это вы верно сказали, сэр. Мы до сих пор посылаем в Низкопрыгию его изделия, и чем они старее, тем лучше расходятся. Зато новые образцы отлично расходятся здесь, на месте.

— Нет уж, я предпочту старичка. Разыщите-ка мне тючок его идей, причем самых допотопных… А тут что такое? «Взгляды на учреждения Низкопрыгии».

— Берите, берите! — быстро проговорил бригадир.

— Этот джентльмен знает свой рынок! — усмехнулся маклер. — Тьма-тьмущая этих изделий отправляется туда ежегодно, и я что-то не видел, чтобы что-нибудь возвращалось обратно.

— «Взгляды на состояние нравов и общества в Низкопрыгии».

— Я бы не прочь сам взять партию этого товара, если вы, сэр Джон, уделите мне местечко в трюме для тонны-другой. Сколько у вас этого добра?

— Уйма, сэр, и это на редкость ходкий товар! Он хорош и дома и за границей. Эх, как его расхватывают в Низкопрыгии!

— Вы, видимо, тоже так считаете, бригадир, судя по вашему желанию взять партию?

— По правде сказать, никакой товар не имеет такого сбыта в моем возлюбленном отечестве!

— Позвольте мне заметить, что я нахожу вашу уверенность в отношении этого и предыдущего товара несколько странной. Если я правильно понимал вас ео время наших прежних разговоров, вы, низкопрыгийцы, утверждаете, что улучшили не только прежние основы государственного устройства, но и общественные условия вообще.

— Сэр Джон Голденкалф, мы поговорим об этом на пути домой. И, если вы не возражаете, я тоже вложу кое-что во «Взгляды на состояние нравов и общества в Низкопрыгии», особенно, если они широко трактуют вопрос о злоупотреблениях правительства, в то же время уважительно отзываясь о нас самих. Это гарантия их качества — иногда этот товар бракуется, потому что его недостаточно искусно окрасили.

— Беру вас в долю, бригадир. Послушайте-ка, маклер, надо полагать, эти взгляды поступают от хорошо известных и надежных изготовителей?

— Да как сказать, сэр! Тут всякие попадаются — и куда как хорошие и вовсе никудышные, но все так или иначе расходятся. Сам я в Низкопрыгии не бывал, но у нас здесь говорят, что низкопрыгийцы прямо-таки питаются нашими взглядами и спят на них. Просто сердце радуется, сэр, когда видишь, чего только они не берут под этими ярлыками, совсем даже не торгуясь!

— Полагаю, бригадир, вы пользуетесь ими для развлечения, как средством приятно провести вечерком часок-другой, ну, как своего рода духовной сигарой?

— Нет, сэр, — вмешался маклер, — они у них идут не для курения, попомните мое слово. Не то они бы не покупали их в таком количестве!

Я решил, что набрал достаточно товара, и обернулся посмотреть, чем занят капитан. Он приценивался к тюку, помеченному «Взгляды на гибель души моникинской». Мне стало любопытно, почему он сделал такой выбор, и, отведя его в сторонку, я откровенно спросил об этом.

— Видите ли, сэр Джон, религия — товар, который в том или ином виде пойдет на всяком рынке, — сказал он. — Насчет вкусов и обычаев Низкопрыгии мы ведь пока ничего толком не знаем: я никогда особо не доверяю уроженцам той страны, куда плыву в первый раз. А этот товар, если он не разойдется там, я наверняка сбуду в Станингтоне. Да одна миссис Пок может употребить весь этот тюк за один какой-нибудь год. Уж чего-чего, а нюхательного табака и религии на нее не напасешься.

К этому времени мы почти опустошили полки, так что кок, сошедший на берег, чтобы вылить помои, уже не мог ничего подобрать для себя.

— Вот тючок из Низкопрыгии. Довольно-таки худосочный, — сказал, посмеиваясь, маклер. — Здесь на него любителей не нашлось, так что лучше отправить его обратно. Там вам хоть пошлину возвратят. Тут упакованы «Характерные взгляды республики Низкопрыгии».

Кок взглянул на бригадира, но тот, видимо, считал эту сделку сомнительной. Однако выбора не было, и «доктор», как Ной неизменно называл своего кока, поворчав, взял этот «товарец» за полцены.

Тем временем в порт явился судья Друг Нации, одетый вполне по-республикански, мы немедленно отправились на корабль, и полчаса спустя Ной уже осыпал Боба пинками к полному своему удовлетворению, а «Морж» взял курс на Низкопрыгию.