Через некоторое время, около трех часов ночи, точнее определить было сложно, ведь освещение не менялось в течение всего дня, малыши угомонились. Я не имел ни малейшего понятия о времени, но Астрид предположила, что пора вздремнуть, и смертельно уставшие малыши попадали в спальные мешки.
Близняшки спали вместе, а Макс и Улисс перетащили спальники поближе друг к другу. Хлоя и Батист выглядели на их фоне отколовшимися от общества. Хотя Батист и пытался прижаться к Хлое, та была против.
— Уйди, Батист, — сказала она. — Ты воняешь.
И оттолкнула его.
— Ты воняешь.
— Ты воняешь, — передразнил её Батист.
— Я серьезно, — сказала Хлоя.
— Я серьезно.
— Я тебе сейчас в нос дам.
— Я тебе сейчас в нос дам.
Я попытался их вразумить.
— Да ладно вам, ребята.
— Да ладно вам, ребята, — кривлялся Батист.
Мне осталось только признать свое поражение.
— Хватит, Батист. Перестань повторять, — настаивала Хлоя.
— Хватит, Батист. Перестань повторять, — не унимался Батист.
— Повторюшка, дядя хрюшка, всю помойку облизал, а спасибо не сказал.
— Повторюшка, тетя хрюшка, всю помойку облизала, а спасибо не сказала, — дразнился Батист.
Началась возня, Хлоя пыталась ударить его, но он все время уворачивался, отползая от нее в спальнике по скользкому полу.
— Предупреждаю тебя!
— Предупреждаю тебя!
Батист был ужасно надоедливым ребенком, и когда она ударила его в живот, признаюсь честно, это не так уж меня и расстроило. В ответ он не преминул заметить, что бить людей в живот — это грех.
Он немного поплакал, и постепенно его всхлипы превратились в размеренное посапывание.
Уложив их спать, мы испытали облегчение. Мы с Астрид переглянулись и улыбнулись друг другу. В тот момент меня посетило странное чувство, как будто мы были семьей среднего возраста, именно такими, как я представлял нас через 20 лет, но, разумеется, пятеро детей были явным перебором.
Астрид поднялась и пошла к сломанному телевизору, где остальные взрослые ребята сидели и слушали новости.
Все, кроме Джози, обернулись к нам, когда мы подошли. Она сидела со всеми вместе, но просто смотрела в одну точку. Она была здесь, но в то же время где-то далеко.
— Они рассказывают о химикатах, — шепотом сообщил мне Алекс.
Кем бы ни был диктор, он обладал глубоким, внушающим доверие голосом. Смысл сказанного был ужасающим.
— Жители юго-западного района Соединенных Штатов, — сказал он. — Мы должны проинформировать вас об утечке, произошедшей на складе химического оружия НОРАД в Колорадо-Спрингс.
— Данное химическое соединение действует на людей с разными группами крови по-разному. Обладатели второй группы крови покрываются сыпью по всей поверхности кожи, открытой для воздействия. Длительный контакт с соединением вызывает внутренние кровотечения, ведущие к отказу органов и смерти.
Я посмотрел на Нико. Он весь был покрыт волдырями после нашего недолгого пребывания на крыше.
— Те, у кого четвертая группа крови, будут проявлять признаки замкнутости, скрытности и параноидального поведения. Люди с третьей группой крови не показывают видимых симптомов, однако последствия воздействия варьируются от долговременных нарушений репродуктивной функций до стерильности.
— У людей с первой группой крови, которая является самой распространенной, проявится неуравновешенность и агрессия. Старайтесь избегать таких людей любой ценой. По возможности необходимо содержать их в подвале или чулане.
Я почувствовал, как все уставились на меня.
Я покраснел.
Я был в первой группе. Я и тот, кто ломился в ворота.
Превосходно.
Голос продолжал говорить. Он рекомендовал всем оставаться в закрытых помещениях и ожидать помощи.
— Как будто у нас есть выбор, — усмехнулся Брейден.
А теперь хорошие новости. Ха.
Диктор сообщил, что ожидаемое время распада химических веществ колеблется от трех недель до трех месяцев.
— Три месяца? — воскликнула Астрид.
Потом он заверил нас, что оперативные работники прикладывают все усилия для устранения темного облака, распространившегося в данный момент в радиусе 800 миль от Колорадо-Спрингс. Облако имело магнетические свойства, из-за чего зависло над местом выброса, невосприимчивое к дождю и ветру.
Затем диктор сообщил следующее:
— Граждане Соединенных Штатов Америки, мы переживаем величайший кризис в истории нашего государства. Если мы проявим храбрость и терпение, если проявим упорство, несмотря на все препятствия, мы сможем преодолеть эту катастрофу. Спокойной ночи, берегите себя, и хранит вас Бог.
Кто-то (возможно, Нико) принес в отдел электроники кресла-мешки, на которых мы и расположились. Мы — это старшеклассники: Джейк, Брейден, Астрид, Нико, Алекс, Сахалия и я. Нико, который, как я понял, ни минуты не мог сидеть без дела, уже принялся за устранение последствий землетрясения в том месте, где мы находились.
Мы же просто сидели и обсуждали услышанное. И все, что случилось с нами.
Меня интересовал вопрос, какая группа крови у родителей.
Я искренне надеялся, что вторая.
Нарушение репродуктивной функции и стерильность. Пожалуйста, пусть у них будет вторая группа.
Или хотя бы вторая у одного и параноидальная четвертая у другого. Тоже неплохой вариант.
— Нико, — подал голос Джейк. — Как думаешь, с воздухом внутри все в порядке? Мы в безопасности?
— Да, — добавила Сахалия, — а мы не задохнемся, раз уж мы отрезаны от внешнего воздуха?
— Нужно придумать, как установить хоть какие-нибудь воздушные фильтры, — предложил Алекс. — Таким образом, если к нам попадает воздух снаружи, мы сможем делать его чистым.
— Интересно, есть ли внутри какие-нибудь растения? — сказал я. — Или семена? Если у нас есть растения, они будут фильтровать воздух и вырабатывать кислород.
— Меня больше беспокоит электричество, — сказал Нико. — Боюсь, черное облако повлияет на работу солнечных батарей на крыше.
— Прекрасно, — простонал Брейден. — Чего нам не хватало, так это сидеть здесь запертыми в темноте!
— Я думал об этом, — сказал Алекс, поднимаясь. — Наверняка черное облако нарушит работу солнечных батарей. Помните, перед тем, как мой брат напал на меня на крыше, свет стал зеленым?
Мне было очень грустно осознавать, что момент, когда я попытался убить собственного брата, стал одной из точек отсчета в наших жизнях.
— Если свет действительно стал зеленым, — продолжал Алекс, — или даже желтоватым, значит, черное облако было спроектировано блокировать синее и красное излучения спектра, которые и обеспечивают растительную жизнь на планете. Солнечные батареи воспринимают любую часть спектра. Таким образом, даже если только желтый проходит через облако, это ничего. Мы продержимся.
Теперь он ходит взад-вперед по комнате. Такое с ним иногда случалось из-за чрезмерного возбуждения.
— Боже, ну ты и ботан, — простонала Сахалия.
Она выглядела заметно старше моего брата.
Было сложно поверить в то, что им обоим было по 13 лет.
— Я тут подумал о еде, — прервал ее я. — Здесь очень много свежих продуктов, которые нам стоит съесть, пока они не испортились.
— А что более важно, нам необходимо все тут разобрать, — добавил Нико. — Нужно положить все обратно на полки и выбросить сломанные вещи, чтобы мы могли оценить положение и приготовиться к длительному пребыванию здесь.
— Никто не думает о том, чтобы выбраться отсюда? — перебила его Астрид. — То есть мы собираемся теперь жить здесь? Большая дружная семья вместе до скончания дней?
Мы замолчали.
Астрид перевесилась через кресло-мешок, одной ногой отбивая ритм по перевернутому выставочному стенду.
— Не до скончания дней, конечно. Только пока снаружи все не придет в норму, — ответил Джейк.
— А наши родители? — спросила Астрид.
Последовала длительная тишина. Я изучал руки, кожа обветрилась и стала сухой. На ней виднелись порезы, которых я раньше не замечал.
— Будем считать, что они умерли? Мы просто притворимся, что они мертвы, так? — В голосе Астрид послышался надрыв и безнадежность.
— Мы спрячемся тут и будем есть конфеты в то время, как они, возможно, умирают снаружи. На мою маму мог напасть такой же урод, как тот парень у ворот. А у папы наверняка началась паранойя, и он спрятался под раковиной на кухне. А может, моему папе пришлось запереть маму в подвале — вдруг у нее первая группа крови и она пришла за ним со своим любимым французским ножом в руках. Или это она заперла его в подвале. Погодите, у нас дома нет подвала. Наверное, они мертвы. Они уже разорвали друг друга на части. А мои братья…
Ее голос потонул в рыдании.
— Им всего по два с половиной. Наверное, не стоит о них беспокоиться. Они тоже уже умерли…
Джейк поднялся и положил руку ей на плечи.
— Все хорошо, Астрид, — сказал он.
Она обмякла в его руках.
— Разве тебе все равно? — она давилась словами. — Тебя не сводят с ума мысли о том, что происходит снаружи?
Она плакала, а он держал ее своими большими и сильными, как у всех футболистов, руками.
Я уже стоял. Я заставил себя подняться и направился в сторону хозяйственного отдела, не отдавая себе отчет в том, куда иду.
Алекс пошел за мной.
— Дин, — спросил он, — как ты думаешь, что там происходит? На самом деле.
Я чувствовал себя очень уставшим. Глаза жгло, голова раскалывалась от боли. Я совсем не хотел разговаривать об этом, но, по правде говоря, мне было легче от того, что Алекс вообще говорил со мной.
Я снял очки и протер глаза.
— Скорее всего, те, у кого первая группа, убивают и грабят людей по всему городу. Многие прячутся. Некоторые покрываются волдырями и умирают.
Алекс кивнул.
Он вытащил несколько листов линованной бумаги.
— Я тут кое-что подсчитал, — сказал он.
Я посмотрел на страницу.
Вверху страницы я прочел: «Население округа Монумент до кризиса: 24 000 человек».
Ниже шли цифры и расчеты.
В конце страницы было: «Предполагаемая текущая численность населения 10 500 человек».
Я еще раз взглянул на лист, на весь этот ужас, спрятанный в расчетах. Я понимал, что делал мой брат. Цифры и числа всегда были для него лекарством. Страх перед непознанным и неисчисляемым выворачивал моего брата наизнанку.
— Хочешь, я тебе все объясню подробнее? — сказал он, просветлев.
— Нет, — ответил я. — Нет. Я хочу, чтобы ты спрятал это и никому не показывал.
— Это же просто математика, — сказал он с обидой в голосе.
— Это не просто математика, — ответил я ему. — Это люди.
Наш Алекс — вылитый отец. Выглядит как он, думает как он, даже штаны подтягивает совсем как папа.
Наш папа инженер-геодезист, работает в «Ричардсон Хере Хоумс». Он любит свою работу, но ненавидит дома, которые помогал строить. Дома с обычной начинкой — кухонными стойками, бытовой техникой, внешней отделкой разных цветов — он считал построенными для тех, кто страдает «покупательской лихорадкой». Это было его особое словечко, произносимое с пренебрежением. Нужно ли говорить, что он не испытывал особого к ним уважения.
Он имел в виду людей, которые с юности работали в одной национальной торговой сети, получали свои зарплатные чеки, чтобы спустить их на дрянные товары и плохую еду в магазинах других торговых сетей.
Он ненавидел людей, для которых строил. Даже тот факт, что мы сами жили в одной из его построек, не мог изменить этого мнения. Наверное, мы просто не могли себе позволить от нее отказаться — нам предоставили огромную скидку.
Можно сказать, это было особенностью его характера. Папа смотрел на соседей сверху вниз и тем не менее построил каждый из домов, в которых они жили. Удивительный парадокс.
Что моему отцу действительно нравилось, так это техническая часть работы. Геодезия, измерения, работа с машинами и компьютерами — во всех этих вопросах он был ас.
Алекс пошел в него. Он размышлял с помощью цифр, чисел и закономерностей.
Когда он был совсем маленьким, он боялся всего на свете: собак, грузовиков, темноты, Хэллоуина. Все, за что ни возьмись, вселяло в него страх.
Наш папа научил его анализировать источник страха.
Все их игры превращались в бесконечное обсуждение каких-то технических деталей.
— Это не настоящая ведьма. Это пластиковая кукла со светодиодами вместо глаз и заранее записанной фонограммой крика. Это не настоящие могильные камни, это пенопласт в форме надгробной плиты со страшными надписями, написанными каким-то шутником. Это не настоящие демоны идут к нам по улице. Это школьники, переодетые в костюмы, купленные в магазине или, возможно, заказанные по Интернету…
Во время таких монологов брат всегда так сильно сжимал мою руку, как будто она была единственной ниточкой, помогающей ему не сойти с ума от страха.
Мне всегда нравилось быть его защитником, тем, кто заставлял его почувствовать себя в безопасности. Вспомнив об этом после моего нападения, я почувствовал себя еще хуже.
До этого дня мы всегда были отличной командой. Он был очень умным, а я очень уравновешенным. И наши родители составляли именно такую пару.
Папа был гением, склонным к постоянной тревоге, а мама всегда оставалась спокойной и мечтательной.
Она обожала книги, и это нас объединяло. Наш дом был полон старых книг. Она скупала их коробками в то время, как другие люди все чаще использовали для чтения планшеты.
Мама скупала книги как одержимая, как будто боялась, что их перестанут печатать.
С любимых книг она снимала многочисленные копии. Думаю, у нее было восемь копий «Своей комнаты» Вирджинии Вульф (не вполне для меня понятной) и пять копий «Автостопом по галактике» (отличное чтиво).
Мама очень любила обсуждать со мной замыслы романов, ни один из которых так и не был написан.
Однажды я спросил ее, почему она никогда не пишет книг, о которых рассказывает мне.
— Солнышко мое, — ответила она. — Я пытаюсь. Но почему-то, стоит мне только тебе рассказать о книге, я чувствую себя как сдутый воздушный шарик… И мне уже не нужно ничего писать.
Вместо того чтобы быть писателем, она просто заботилась о нас.
А по выходным подрабатывала в магазине.
Мы с Алексом поискали, чем бы перекусить, и в конце концов вернулись в отдел электроники.
Маленькая Каролина проснулась в слезах, Астрид подошла к ней, взяла на руки и прижала к себе.
— Мне приснился страшный сон, — всхлипывала девочка. — Я хочу к маме.
— Знаю, милая, — сказала Астрид, не выпуская ее из рук.
— Ты меня разбудила. Ну спасибо тебе, Хныкалина, — не замедлила поддеть ее Хлоя. — Теперь мне надо в туалет. Кто меня отведет?
— Мне надо в туалет. Кто меня отведет? — едва разлепив глаза, повторил за ней Батист.
По сути, повторяя за ней каждое слово, Батист высказывал свое мнение о ее надоедливости (о чем мы все были прекрасно осведомлены), но эти повторения делали его поведение еще более несносным, чем нытье Хлои.
— Я говорю! — завопила Хлоя.
— Я говорю!
— Батист меня передразнивает!
— Батист меня передразнивает!
— Знаешь, Батист, — сказала Астрид. — Я совершенно уверена, что повторять за кем-то все слова — грешно.
— А вот и нет, — запротестовал Батист.
— А я думаю, так и есть.
— Я все знаю о грехах, и повторения — это не грех.
— Наверное, но ты правда хочешь рискнуть?
Ему потребовалась пауза на размышления.
Господи, она просто потрясающая!
— Хорошо, ребята, — сказала Астрид. — Сейчас я отведу вас в уборную. Все сходят в туалет и помоют руки. А потом я найду что-нибудь в отделе замороженной еды нам на завтрак.
— Мы идем в дамскую комнату? — спросил малыш Генри. — Я не хочу идти в дамскую комнату, я хочу идти в мужскую.
— Моя мама как-то отвела меня в дамскую комнату, — вспомнил Макс. — Там была эта леди, она плакала, и у нее был ледяной кубик, которым она терла глаз, и она сказала: «Я не знаю, что делать, если Гарри снова меня ударит», потом другая леди вышла из кабинки и сказала: «Если Гарри еще раз тебя ударит, ты положишь этому конец, черт тебя подери». И потом она положила на раковину рядом настоящий пистолет. Металлический, я не шучу. И моя мама повернулась ко мне и сказала: «Скажи папочке, чтобы он отвел тебя в мужской туалет».
У меня складывалось впечатление, что Макс жил очень и очень интересной жизнью. Я взял блокнот, чтобы записать все, что он только что рассказал.
В это время Астрид построила детей. Она сказала Максу, что все идут в дамскую комнату, потому что следует держаться вместе, и это оказалось хорошей идеей, несмотря на недовольные стоны со стороны мальчиков.