Морпех Рейха

Кое-какие знакомства

Гордана сразу же поприветствовала его по-хорватски, но я моментально выхватил из малопонятной фразы знакомое слово: «Владимир».

А потом я встретился глазами с ним и сразу понял, что он меня узнал.

— Вот уж не думал, что встречусь тут с вами, герр…

— Просто Зигфрид, — улыбнулся я. — Я тут инкогнито, так сказать.

— Вы знакомы? — удивилась Гордана.

— Лично ранее чести не имел, — ответил Владимир, — но поскольку я вращаюсь по долгу службы в определенных кругах, то наслышан. В любом случае, очень приятно познакомиться, герр Зигфрид. Я Владимир Нестеров, третий атташе посольства Российской Империи в Хорватии.

Мы обменялись рукопожатиями.

— Третий атташе? А правду говорят, что третий атташе обычно имеет отношение к разведке?

Нестеров кивнул:

— Отчасти да. Существует неписаное правило, что если вы с посольством отправляете разведчика — то должны поставить его третьим атташе. Об этом все знают, и потому это воспринимается как игра по правилам. А если разведчик окажется вторым атташе — это уже скандал.

— В таком случае, забавно, что вы находитесь именно здесь, — улыбнулся я.

Он пожал плечами:

— Ничуть. На самом деле разведывать в Хорватии особо нечего, потому что хорваты ничего и не скрывают. Возьмите хотя бы этот город: власти Сплита сами регулярно публикуют информацию, сколько в городе находится военнослужащих, как хорватов, так и Рейха. Такая у них политика развития. А конкретно я хоть и работаю на министерство обороны, но имею несколько иные задачи. Я тут вынюхиваю, так сказать, возможность что-то выгодно купить у хорватов по военной линии или наоборот, выгодно продать что-то свое.

— На тусовке поэтов и художников, что ли?

Он улыбается:

— Почему нет? В политике знакомства — это капитал, порой дающий гигантский процент. Мало ли, кем и где буду я лет через десять-двадцать и кем будут собравшиеся здесь лица? Но вообще — вы знаете, чей это дом?

— Нет, — признался я.

— Анте Милановича, мецената и филантропа. А по специальности он крупная фигура в банковской сфере, специализируется на кредитовании предприятий, работающих на военную промышленность. Так что я тут сочетаю приятное с полезным, ну вы понимаете.

Я кивнул.

— Понимаю. А что, военные силы России занимаются коммерцией, торгуя своим военным имуществом?

— И да, и нет. Вообще я тут выполняю задания оборонной промышленности, но если говорить про собственно армию… Понимаете, армия нуждается в регулярном обновлении арсенала, а это очень дорого, и даже если правительство не дает денег — желание приобрести новые «игрушки» никуда не исчезает. При этом устаревшее имущество, часто устаревшее лишь морально, остается на балансе армии, словно чемодан без ручки. И нести трудно, и выбросить жалко. Но что морально устарело для нас — то часто является вполне адекватным вооружением для стран поменьше, которые, имея такого соседа, как Рейх, благоразумно отказались от собственных высокотехнологичных военных предприятий.

— На что это вы намекаете? — нахмурился я.

Владимир улыбнулся:

— А помните, лет семьдесят тому назад была такая страна — Чехия?

— Она вроде и сейчас есть?

— Чехия теперь уже часть Рейха, а не страна. Просто у чехов были автомобильные заводы, способные освоить выпуск бронетехники. И как раз поэтому на территории Хорватии нет ни единого автомобильного или иного предприятия, которое может освоить производство оружия. Хорваты умные, они освоили выпуск множества полезных мелочей, от армейских ботинок до комплектов запчастей для полевого ремонта ваших «уберов», и половина всех сухпайков, съеденных сегодня бойцами вермахта в самом Рейхе, произведена в Хорватии. Но тут нет ничего, из-за чего Хорватию было бы выгодно захватить, на всю страну одна судовая верфь, на которой можно построить максимум рыболовецкий траулер, и все попытки разных предпринимателей добиться разрешения построить верфь побольше успехом не увенчались. Как следствие — свою армию хорваты вооружают покупным добром. Иногда им можно продать то, что не нужно нам, и недорого купить крупные партии мелочей, которые производить самим будет дороже. Вот я и выискиваю такие возможности, все равно разведчику тут делать больше нечего.

— Неплохая синекура, да? — проворчал я.

— Это точно. Найду способ продать что-то наше — получу премию. Найду выгодную сделку — за этот заказ хорватское предприятие даст мне, как говорят у нас в России, «откат».

Так что вечер прошел для меня вполне успешно: здешняя богема оказалась так себе, никаких наркотиков или ЛСД, на арт-дилера Горданы я так и не вышел, но знакомство с российским дипломатом окупило все издержки. Владимир Нестеров явно не откажется продолжить знакомство, а я через него прощупаю почву, так сказать, разузнаю, как дела «дома».

Сама вечеринка, в общем-то, тоже удалась как культурное мероприятие: публика подобралась вполне интеллигентная, игра «объясни без слов» понравилась мне оригинальностью участников, а закуски оказались весьма неплохи.

Но немного позднее вернулся сам владелец дома — высокий худощавый человек лет пятидесяти с умным лицом и высоким лбом. Он принял участие в вечеринке, преимущественно общаясь с парой человек на какие-то свои темы, потом куда-то ушел с одним художником, у которого при себе был тубус для переноски картин.

И вот когда дело уже шло к концу и мы с Горданой ушли из гостиной, в коридоре буквально нос к носу столкнулись с возвращающимся банкиром.

Я уже раскрыл было рот, чтобы похвалить мероприятие и поблагодарить за гостеприимство, но Гордана меня опередила.

— Папа, познакомься — это Зигфрид, — сказала она по-немецки.

Ах вот оно что… Гордана — дочь банкира, и, возможно, именно ему она хотела показаться в моей компании…

Но додумать дальше я не успел, потому что у Анте Милановича глаза начали потихоньку вылезать на лоб. Черт бы взял, он ведь банкир, да еще и в сфере, связанной с Рейхом, он, конечно же, следит за новостями…

— Надо же… для меня огромная честь приветствовать вас в моем доме, герр Нойманн фон…

— Я тоже рад знакомству, господин Миланович, — перебил его я, — только это… я пытаюсь сохранять инкогнито, так что просто Зигфрид, будьте так любезны.

— О, ну как пожелаете, герр Зигфрид… Какому чуду я обязан вашим визитом?

— Надо думать, вашей дочери, это Гордана меня пригласила на вечеринку.

И тут уже начала что-то подозревать сама Гордана.

— Зигфрид, а почему тебя все знают?

Миланович посмотрел на дочь взглядом, в котором читался немой вопрос «ты что же, сама не знаешь, с кем пришла?», и сказал, обращаясь ко мне:

— Гордана не смотрит телевизор и не интересуется новостями, знаете ли…

— Я заметил.

— Так мне кто-нибудь ответит? — напомнила о своем вопросе Гордана.

Я вздохнул.

— Ну просто я несколько дней назад мелькнул в телевизоре.

— На канале, который смотрят и банкир, и русский дипломат? Зигфрид, я ненавижу тянуть людей за язык!

Банкир виновато улыбнулся:

— Бог отмерил Гордане двойную порцию художественного таланта, но любопытства насыпал без меры и сильно сэкономил на такте, пока не докопается — не успокоится, уж не пеняйте ей за это, герр фон Дойчланд.

По пути назад мне пришлось объяснить Гордане казус, который сделал меня таким известным.

— Вау, вот так везение — и смерть в дураках оставить, и еще такой титул отхватить… Так а за что ты титула удостоился?

— Да так, ничего особенного. Потопил подводную лодку краснокожих, забросив бомбу в люк.

— А это вообще возможно — бомбу в люк забросить?! Он же маленький, а бомба большая, да и на скорости?

Я вздохнул.

— Я ее руками забросил. Я на самом деле не летчик, а морской пехотинец. Служил на лайнере. И заранее предупреждаю, что почти все, что ты сейчас хочешь спросить, я либо не помню из-за ранения, либо засекречено, либо просто неприятно вспоминать.

— Ну ладно, — неожиданно согласилась Гордана.

Мы вернулись в отель пешком: Сплит ночью даже красивее, чем днем, а парковые аллеи прохладны и не очень людные. Держались за руки, болтали о том и о сем, преимущественно о дайвинге, и Гордана, стоит заметить, больше не возвращалась к этой теме.

Вернувшись в отель, мы пошли к лифту, Гордана уверенно нажала кнопку своего этажа и я заметил, что она по-прежнему не отпускает мою руку, хотя разойтись по своим номерам мы должны были еще в холле.

Хорошая примета, что вечер удался.

Мы оказались в ее номере, Гордана положила ключи на стол и повернулась ко мне:

— Выпьешь что-нибудь?

— Пожалуй, нет, — ответил я.

Она отпустила мою руку — только затем, чтобы, прижавшись ко мне, обнять меня за шею с явными намерением не отпускать и, приподнявшись на цыпочки, дотянуться губами к моим губам.

В самом деле, слова излишни, ведь я совершенно добровольно позволил привести себя в ее номер.

Губы у Горданы мягкие, чуть пухлые и влажные, тело, напротив, упругое и стройное. Мы целовались секунд десять, затем я спустил руки с ее талии на попку — и да, она ничуть не хуже, чем у «винтовочной художницы» — а Гордана взялась за пуговицы моей рубашки.

— Ты так с самого начала спланировала или это оттого, что я — фон Дойчланд? — спросил я, стаскивая с нее футболку.

Ее отвердевшие соски уперлись мне в грудь.

— Я не планировала — еще не знала, что ты за человек, только присматривалась.

— Ты и сейчас ничего обо мне не знаешь, — сказал я, — кроме одного факта из моей биографии.

— Именно его-то мне и достаточно, — ответила Гордана, — по крайней мере, для этой ночи.

Ночка действительно удалась. Мы порезвились в постели — вначале я сверху, затем, после передышки, Гордана в позе наездницы — а затем перебрались в ванную.

В номере Горданы был не душ, как у меня, а приличная ванна, достаточно большая для двоих и достаточно удобная для совмещения купания с сексом. Вначале мы поиграли в намыливание, а затем она села мне на колени лицом ко мне, в результате чего я оказался глубоко внутри нее, и принялась медленно двигаться вверх-вниз, постепенно распаляясь и набирая скорость. В процессе мы расплескали половину ванны, но пол мраморный с водостоком, так что затопить номер ниже не опасались.

Сильно за полночь мы уснули, уставшие и довольные.