Морриган (ЛП)

Глава двенадцатая

— Ты, как волк-одиночка, вечно бродишь сам по себе. — Фергюс накинул одеяло на круп лошади. — Поедешь сегодня с нами.

Я уже пообещал Морриган, что встречусь с ней поутру и мы прокатимся к водопадам, где растёт горец. Она заметила его в одну из наших поездок. Если бы повезло, я бы тоже не остался с пустыми руками — в затопленных ямах водилась рыба.

Фергюс отвесил мне затрещину, и я упал на свою лошадь, а восстановив равновесие, почувствовал во рту кровь. Руки сжались в кулаки, но я был не настолько глуп, чтобы бросаться на вождя клана.

— Да что с тобой такое? — заорал он. — Ты слушаешь или нет?

— Не вижу ничего плохого в том, чтобы охотиться в одиночку. Я всегда возвращаюсь с дичью для всех.

— Кролики! — фыркнул Стефан, готовя своего коня к выезду. — Да какой он волк- одиночка! Обычная утка, не более того. Вечно залезет в воду и айда чистить пёрышки!

— Это называется мыться! — крикнула Лаурида от очагов, где она стояла вместе с Глинис и Тори. — Пожалел бы наши носы и последовал примеру Джафира!

Все, кто тоже седлал лошадей, рассмеялись. Фергюс, пропустив слова Лауриды мимо ушей, хмуро разглядывал меня.

— Мы сегодня не охотимся. Отбираем. Лиам вчера заметил одно племя.

— Племя? Где?

Ошибочно приняв мой немедленный отклик за рвение, Фергюс расплылся в улыбке — редкое зрелище, в особенности если предназначена мне.

— В часе езды на север. У них жир на брюхе и полные корзины.

Я облегчённо выдохнул. Племя Морриган жило к юго-востоку. Наш клан не ходил в набеги с прошлой весны. То ли племена начали прятаться лучше, то ли сбежали от нас подальше.

— Вы и без меня управитесь. — Я посмотрел на Пиерса, Лиама и остальных. — У вас полно…

Фергюс дёрнул меня к себе за рубаху, глаза его метали молнии.

— Ты едешь с нами. Ты мой сын.

Переубеждать его не имело смысла. Я кивнул, и он меня выпустил. «Интересно, что за муха его укусила? — недоумевал я, глядя, как он взбирается на жеребца. — В кои-то веки вспомнил, что приходится мне отцом».

Они не отбивались. Мне было даже тошно от той лёгкости, с которой мы отобрали у них пищу. В этом маленьком, всего девять человек, племени никто не попробовал дать отпор. Возле костра лежала железная кочерга, с грубого деревянного стола можно было схватить нож, у ног валялись камни, но никто не пошевелил пальцем. Хотелось крикнуть «Деритесь!», но я знал: мы их прирежем, если осмелятся. Не всех, но достаточно, чтобы донести послание: «Не сопротивляйтесь. Мы голодны, как и вы, и точно так же заслуживаем эту еду, даже если её собрали ваши руки». Раньше это послание казалось вполне разумным, но теперь смущало, виделось по-другому, как будто слова переставили.

«Либо они, либо мы», — шёпот в голове последнее время совсем ослаб. Да и слышал ли я его когда-нибудь? Я больше не помнил материнского лица, даже цвета волос, но всё ещё чувствовал прикосновение её губ к уху, жаркое, горячечное дыхание, кислый запах смерти из губ, наставлявших на путь клана. «У племён есть Знание, они умеют наколдовывать еду из сухих трав на холмах. Раз боги благословили их, значит должны благословить и нас».

Я возился, привязывая мешок желудей к лошади, а остальной клан тем временем грабил или грозно размахивал оружием. Я опустил взгляд и сосредоточился на верёвке, стараясь поменьше смотреть по сторонам, но не мог не слышать всхлипов. Собранные другими жёлуди вовсе не казались мне благословением, к горлу подступил ком. Снова вспомнилось хмурое лицо отца. «Да что с тобой такое?»

Стефан разглядывал девушку, прятавшуюся за спинами соплеменниц постарше.

— Поди-ка сюда, — окликнул он её.

Девушка бешено помотала головой, огромные от страха глаза налились слезами.

Соплеменницы, защищая её, стали плечом к плечу.

— Иди сюда! — рявкнул он.

— Мы закончили, — сказал я, хватая его за руку. — Оставь девчонку в покое.

— Джафир, не вмешивайся! — огрызнулся Стефан и, оттолкнув меня, направился к ней.

— Твой брат уже сказал: мы закончили, — заступил ему путь Пиерс.

Стефану было не впервой лезть на Пиерса с кулаками, но Фергюс, Лиам и Рив уже тронулись в путь, а остальные взбирались на лошадей.

— Я ещё вернусь, — предупредил Стефан, злобно посмотрев на девчонку, и последовал за остальными.

Мы быстро возвращались лугами и полями в лагерь, и с каждой милей нарастал мой гнев. «Деритесь!», «Либо они, либо мы!» — стучало в голове, раздирая душу надвое.

К тому времени, как мы добрались до лагеря, я был уверен только в одном. Больше никогда не поеду с остальными в набег.

Лучше голодная смерть.

На следующий день я вернулся в разграбленный лагерь с двумя павлинами, на поимку которых убил целый день. От лагеря остались только остывшие кострища да разбросанный в спешке мусор.

Племя перебралось туда, где мы их не найдём. Ну и хорошо.

На следующий день явились наши северные родичи. Фергюс позвал их сюда, а Лиама это разозлило. Они превосходили нас числом, но в основном клан состоял из женщин и детей. Дополнительных ртов, которых надо кормить. Нас было одиннадцать, причём восемь — сильные мужчины, а их — четырнадцать, но мужчин только четверо.

— Они наша родня, — оборонялся Фергюс. — Чем нас больше, тем мы сильнее. Посмотри на Харрика Великого. В его клане сотни… вот это я понимаю мощь! Он может раздавить нас одной левой. Мы сможем стать такими же могущественными, только если наши сыновья возьмут жён и наше число вырастет.

Лиам заявил, что на здешних холмах нам самим едва хватает еды.

— Значит, найдём новые холмы.

Я взглянул на сбившихся в кучу детей. Такие напуганные, слово боятся сказать, под глазами синие круги от голода и многодневного пешего пути.

Лаурида подлила воды в котелок над огнём, чтобы получить больше рагу, и подбросила в него две большие жмени солёного мяса, привезённого из недавнего набега. Одна из прибывших матерей расплакалась. Звук пронзил мне душу, показавшись странно знакомым — «либо они, либо мы» — и на краткий миг я обрадовался, что украли мы.

Вечер прошёл скомканно и неловко, дети за едой помалкивали. Перепалка Фергюса с Лиамом, который всё ещё бросал сердитые взгляды на новичков, подействовала на всех. Покончив с супом, дети и матери хмуро уставились в огонь. Тишина действовала удушающе. Уж лучше ссоры и драки, чем натянутое молчание.

Во мне поднялся гнев, и я прошептал Лауриде:

— Почему мы никогда не рассказываем историй?

— Истории — роскошь для сытых, — пожала она плечами.

— Пусть не животы, но тишину они хотя бы заполнили! — вспылил я. — Или помогли бы понять прошлое! — И, потупившись, уже тише буркнул под нос: — Я даже не знаю, как умерла моя мать.

Внезапно перед глазами появился сапог Фергюса. Я вскинул голову. Его взгляд пылал яростью.

— Твоя мать умерла от голода. Прятала свою долю еды и отдавала вам со Стефаном. Она умерла из-за тебя. Ну что, такую историю ты хотел услышать?

Возможно, в другую ночь, Фергюс вновь отвесил бы мне затрещину, но, судя по отвращению во взгляде, на этот раз счёл это не стоящим подобных трудов.

Нет, не такую историю я хотел услышать.