Морриган (ЛП)

Глава семнадцатая

Казалось, мы с Джафиром знакомы целую жизнь. То, что «до», не существовало… или, во всяком случае, не имело значения. Мои дни измерялись не часами, а цветными крапинками в его глазах, солнцем на переплетённых руках обоих, плечами, соприкоснувшимися во время чтения. Теперь Джафир улыбался часто, хмурый, тощий мальчишка из моего прошлого превратился в туманное воспоминание. Его улыбка…

У меня защемило сердце.

Нас связывали долговременные прочные узы — такое не отметают в один день… или сгоряча. Он пообещал больше никогда не ходить со своим кланом в набеги. А ещё — три дня. Через три дня мы должны были увидеться вновь. Начать всё с нуля и выбрать более безопасное место для встреч.

На несколько часов его слова успокоили меня безо всякой на то причины. Речь шла о будущем. «Три дня». Джафир верил, что всё образуется. Гроза пройдёт стороной. Его слова успокоили моё сердце, и то забилось ровнее. Думая, что поднимать тревогу в лагере и пугать соплеменников ни к чему, я привычно занялась вечерними обязанностями. Пета и Онни заметили, что я вернулась с пустыми руками, а я всегда приносила хоть что-то, пусть даже такую малость как семена и пучок трав. Но они ничего не сказали Аме, которая на пару с Винсентом фаршировала вепря. Может, подумали, что мне нездоровится. Я пару раз потирала лоб, и они обменялись понимающим кивком. Я старалась, чтобы все мои слова и поступки выглядели непринуждённо.

Сумерки сменились ночью, и мы, спасаясь от летней жары, подняли шкуры и тростник, чтобы впустить в длинный общинный дом ветер. Я добавила веток в костёр, на котором жарился вепрь, и вдруг со всей отчётливостью поняла: через три дня мы с Джафиром не встретимся у расщелины. Мы не встретимся там никогда.

В горе.

В страхе.

В нужде.

Вот когда Знание обретает крылья.

Ама уже пыталась объяснить мне это множеством способов. «У немногих уцелевших не осталось ничего, поэтому им пришлось вернуться на путь Знания. Вот как они выжили».

Но Знание, что пробудилось во мне, вовсе не ощущалось крыльями.

Наоборот, было тёмным и гнетущим, росло и росло, отчего сердце сжималось, будто от всё более близких грозных шагов. Три дня придут и уйдут, но Джафира на условленном месте не окажется.

Прислонившись к столбу, я вглядывалась в темноту между деревьев, где сверчки стрекотали свои ночные трели, не ведая о том, что тяготит моё сердце. Близнецы плясали у огня, радостно предвкушая, как будут есть вепря. За свои восемь лет они ещё никогда не пробовали мясо дикого кабана, а в воздухе висел его сильный, аппетитный аромат. Кэрис убила вепря дубинкой, когда собирала грибы под тополем. Нечасто нам выпадали такие лакомства.

Мы с едой вышли наружу и на плетёных ковриках расселись вокруг костра. Подкрепившись, я сразу почувствовала себя лучше. Недра принялась насвистывать мелодию, что добавляло праздничности атмосфере.

«Может, всё это время меня угнетал голод?» — подумала я, на миг воспрянув духом.

Но, встав и всмотревшись вдаль, насколько позволял свет костра, снова ощутила тяжесть на сердце. Воздуха не хватало.

Глупости! Мы столько жили в мире. И вдруг сзади подошла Ама:

— Что ты чувствуешь? — с тревогой спросила она, положив руку мне на плечо. — Давайте затушим костёр. И уведите детей с остальными внутрь.

Но было уже слишком поздно.

Долину наполнил грохот копыт, казалось, шедший со всех сторон. Вначале мы пришли в замешательство — близнецы закричали, все оглядывались, пытаясь понять, в чём дело. И вдруг нас окружили стервятники на лошадях, не давая никому убежать. Племя замерло, а хищники подбиралась всё ближе. Мы замолкли, если не считать хныкавшую Шанталь: со смерти Рианны прошло два года, но та всё ещё была жива в нашей памяти.

Их вождь, Харрик, махнул всадникам в тенях, и те на лошадях ворвались в общинный дом, круша на своём пути стены. Спешившись, стали растаскивать мешки зерна и сушёных бобов, которые мы запасли на зиму, рылись в других запасах, срывали шкуры со стен, набивали сумки тканями и одеждой, брали всё что хотели и разбрасывали остальное.

Ещё один стервятник по имени Фергюс приказал другой группе всадников обшарить темноту с факелами — нет ли там загонов с домашней живностью. Вскоре мы услышали кудахтанье наших куриц. Их стервятники тоже затолкали в мешки.

В яростном мельтешении тел и жадных рук было трудно отличить одного стервятника, с беспечным рвением обиравшего нас до нитки, от другого. Но вдруг я увидела вспышку цвета — сжатые челюсти, грудь, длинные, заплетённые в жгуты волосы.

Шум внезапно исказился и притих, мир замедлил вращение. Перевернулся вверх тормашками.

Джафир!

Джафир приехал с ними.

Он навьючивал на спину своей лошади большой мешок с зерном. Мне внезапно сделалось дурно, ноги превратились в желе.

Так вот кто привёл их сюда! Он заодно со своим братом. Поднаторевшие в грабежах захватчики быстро набили мешки под завязку и, покинув общинный дом, окружили нас.

Наши с Джафиром глаза встретились, и от моего оцепенения не осталось и следа.

Меня затрясло от ярости. Стервятники не выказывали к нам ни милосердия, ни участия.

Стефан протянулся к тем крохам, что ещё оставались от вепря на шампуре и начал заворачивать их в шкуру.

Всего на расстоянии вытянутой руки от меня лежал на камне нож, которым Кэрис нарезала мясо.

— Оставьте нам хоть что-нибудь! — крикнула я, шагнув к нему, но Ама молниеносно утащила меня обратно.

— Тише, дитя, — шепнула она. — Пусть забирают.

Услышав мой голос, Харрик подъехал ближе. Ножи у него на бёдрах вспыхивали серебром.

— А девчонка выросла.

Ама спрятала меня за собой.

— Ты и твои воры, Харрик, взяли всё, что хотели. Вам пора.

Харрик был мужчиной невероятно высокого роста, с густыми, кустистыми бровями и тяжёлыми, крупными кулаками, но больше всего меня пугали его глаза. Они какое-то время, сузившись изучали меня, а затем вернулись к Аме.

— Я в своём праве, старуха. Девчонка моей крови.

Ама не отступилась. То, как хорошо они знакомы, меня поражало.

— Здесь у тебя нет никаких прав. Она не твоя.

— Это тебе так хочется верить. — Его взгляд вновь обратился ко мне. — Взгляни на её волосы. На яростный блеск в её глазах. Она жаждет убить нас всех. Это в ней от меня.

Я не могла не заметить гордости в его голосе. Желудок скрутило, заболела голова. Съеденное мясо просилось наружу, словно вепрь ожил и стал брыкаться. Перед глазами мелькали воспоминания. Разговоры шёпотом между Амой, Онни и Недрой, нечаянно услышанным обрывкам которых я так долго отказывалась верить. Правда.

Борясь с отвращением и стыдом, я снова посмотрела на Харрика.

— Ты для меня такое же животное, как другие. Не более.

Стефан метнулся ко мне, грозясь проучить за недостаток уважения, но Джафир оттолкнул его в сторону и подошёл сам.

— Придержи язык, девчонка! — Он занёс руку, словно собираясь ударить. — Иначе мне придётся его вырвать. — Затем нагнулся и, понизив голос до рыка, добавил. — Понятно? А теперь иди к остальным.

Глаза жгло от слёз. Что же он за человек? Явно не тот Джафир, которого я, казалось бы, знала. Зрение затуманилось.

— Как ты мог так поступить?

Джафир зло посмотрел на меня, в свете костра его лицо и грудь блестели от пота.

От него пахло лошадьми, грязью и предательством.

— Назад! — стиснув зубы, снова приказал он.

— Ненавижу тебя, Джафир де Альдрид! — прошептала я, вернув ему взгляд. — И теперь буду проклинать и ненавидеть, пока дышу.

— Довольно! Поехали! — гаркнул Харрик, разворачивая коня. — Мы получили, что хотели. — И, язвительно посмотрев на Аму, добавил. — Я ещё вернусь.

Джафир и остальные покинули нас тем же путём, каким явились в долину.

Их отъезд был столь же поспешным и бурным, как появление. Жеребец под одним из стервятников метнулся в сторону Пэты, и та, вскрикнув, попыталась увернуться, но упала под копыта и одна лошадь сломала ей ногу. Мы бросились на помощь корчившейся от боли Пэте. Осмотрев её, Кэрис сказала, что перелом скверный. Мы вшестером осторожно подняли раненную и занесли в разграбленный общинный дом. Расчистили место среди разбросанного мусора и уложили её. Кэрис принялась осматривать ногу, а Онни шептала Пэте на ухо слова утешения.

Мика выбежал из темноты, таща за собой мешок.

— Последний стервятник его уронил! Соскользнуло с седла, а он даже не заметил!

— Что ж, спасибо и за это, — сказала Ама, оценивая урон. Один мешок дикого овса.

Я уж точно не стану за него благодарить! И в следующий раз не остановлюсь, когда рука потянется за ножом.