Морская пена

Глава 10. Фея-почтмейстер

Давно уже папаша Уткинс не выглядел таким счастливым невысокликом. Он парил на крыльях радости. Хотя восстановление разоренного хапосом жилища требовало уйму усилий, Уткинс почти не уставал. Ему во всем помогала его любимица-дочка. Иногда он грустил, вспоминая о Пине, но быстро успокаивался, смотря на ловкие руки и слушая нежный голосок Тины.

Девочка совсем изменилась. Грациозная скромность и спокойная уверенность в собственных силах пришли на смену детской непосредственности и мечтательности.

Тина с удовольствием помогала отцу. Она стирала, готовила, белила, красила, копалась в огороде. Даже тачку с землей пыталась таскать, только бы Уткинс не надрывался. Соседи недоумевали: если она фея, то почему не может одним взмахом все отремонтировать, навести глянец, да заодно и им устроить райскую жизнь?

Но Тине почему-то не хотелось делать этот взмах. Наверное, в какой-то момент, волшебство пресытило тонкую душу, пошатнув веру в силу магии. Теперь девушка пыталась доказать самой себе, что способна своими руками воплощать идеи, создавать что-либо без помощи колдовства. А еще труд отвлекал от грустных мыслей об Олли.

Соседские парни стайками приходили здороваться, чтобы хоть одним глазом посмотреть на таинственную красавицу-златовласку. Они могли разбиться в лепешку ради Тининой улыбки или благосклонного взгляда. Но ее это не интересовало.

Теперь Тина часто возилась с дикими животными, язык которых понимала все лучше. На участке вертелись выдры, сидели совы, прыгали оленята. Один раз даже видели волка, который мирно ждал у порога. Окрестным псам такое активно не нравилось, но соваться сюда они не решались.

Как-то раз златовласка, стоя на крылечке, отчитывала выдр за излишнюю болтливость. Товарки считали себя основными претендентами на хозяйское внимание и постоянно задирали камышового кота. Бывший негодяй, по их мнению, был незаслуженно пригрет в доме Уткинсов.

Кот же, напротив, вел себя прилично, абсолютно уверенный в том, что начал новую жизнь. Как и подобает приличным котам, он ластился к хозяйке, мурчал, ловил мышей и умывался на подоконнике. Иногда, конечно, он не мог устоять перед искушением стащить что-нибудь со стола или украдкой лизнуть сметанки. Но скажите, какой домашний кот этим не грешит? В глазах всего Норного поселка он твердо стал на путь исправления и был заслуженно амнистирован.

— Вместо того, чтобы за котом шпионить, лучше бы с береговыми родственниками связались! — выговаривала выдрам Тина. — Где связь с морскими обитателями? Лесная почта работает, воздушная работает, а водная в крепости когда-нибудь будет? Вот скажу повару…

Выдры закланялись:

— Только не надо повару! Мы сделаем, точно-точно-с.

Заняться организацией звериной почты Тину попросил Совет. Она с удовольствием согласилась, втайне сознавая, что это понравилось бы Олли.

Отправив выдр выполнять обещанное, златовласка вернулась в огород, прополоть свеклу, но тут взгляд упал на дорогу. Сердечко забилось часто-часто. К калитке подходил Олли.

Тина чуть не задохнулась. Глядя под ноги, как бы не споткнуться, она вышла на дорогу и остановилась, не решаясь поднять глаза. Сердце колотилось, разрываемое сомнениями и страхом: «Нет, он меня не простит…» Но когда увидела широко шагающего навстречу Олли, подумала, что сейчас умрет. Умрет от счастья. На лице паренька сияла широкая, обезоруживающая улыбка.

Тина шагнула раз, шагнула два, а дальше, не в силах больше сдерживаться, побежала навстречу любимому. Она бежала не видя ничего, кроме его лица. Летела, задыхаясь от радости и нового страха, что не успеет дотронуться до своего невероятного счастья, и оно растает как мираж.

Олли не растаял. Он подхватил девушку на руки и так стоял, прижав ее к груди, целуя пахнущие фиалками волосы. Тина тихо плакала, уткнувшись ему в шею: «Мне было так плохо без тебя…»

После случившегося Тина была готова горы свернуть. Работа звериной почты полностью захватила ее. Она принимала, доставляла, определяла, приглядывала, учила. Маршруты иногда менялись. Случалось, что и почтальоны пропадали — несмотря на статус, их могли самым наглым образом съесть. Тогда Тина проводила среди лесных обитателей разъяснительную работу.

Хлопоты почтмейстера отнимали почти все время. Златовласке очень нравилось, что в ней постоянно нуждаются. Кроме того, от своих помощников девушка зачастую получала очень интересные и таинственные сведения. Так она узнала, что давным-давно в лесах скрывался некий странный невысоклик — высокий старец. Говорили, что самого старика почти никто никогда не видел. Однако, знали, что он частенько навещал одно достойное семейство, жившее в глуши, а также любил «поговорить» со всяческим зверьем. Что-то необычное было в этой истории. Но что — никто толком не знал. Лес скрывал и множество других загадок, которые предстояло разгадать.

Виндибур всегда уважительно относился к почтальонам и теперь смотрел на свою златовласку с гордостью. А кому не дорого уважение окружающих к предмету обожания? С возвращением Олли «цветочек», как называл дочку папаша Уткинс, расцвел во всю свою силу. Тина буквально порхала, окрыленная счастьем.

Соседей, встречавших ее на улице, потом целый день не покидало прекрасное настроение. Иногда они получали неожиданные подарки. Например, вернувшись домой, кто-то мог обнаружить вырытый колодец или новенькое свежевыкрашенное крылечко, а кто-то — теплый роскошный ужин у себя на столе. Но маленькая фея никогда не признавалась, сколько ее не расспрашивали и не благодарили.

Девушка часто ходила в крепость и по дороге напевала сочиненные на ходу песенки, адресованные луговым цветам, лазоревому небу, жужжащим вокруг пчелам. Ветерок относил слова к верхушкам сосен, которые качали колючими головами, как благодарные слушатели.

Каждый суслик и каждая белка понимали, о чем она поет, и бежали следом, ловя отголоски веселых ноток — Тина пела на зверином языке. Апельсинка тоже увязывалась за Тиной. Пина, заметив, что общество сестрицы нравится ее попугаихе больше, была очень раздосадована, но сделала благородный жест и подарила Апельсинку сестре, взамен погибшей канарейки Кены.

Все складывалось отлично. Звериная почта работала слаженно, папаша Уткинс не болел, а главное, она была с Олли. Вчера он так нежно ее целовал! Тина зажмурилась, вспоминая сладостные минуты, проведенные вдвоем у водопадика. Ах, что может быть слаще поцелуя любимого!

В этот раз фея-почтмейстер несла в крепость сразу несколько донесений. Птицы и звери сообщали об изменениях в природе, об отступающей потихоньку воде, доставляли послания от скотоводов с дальних пастбищ, от гномов, нашедших в горах очередную жилу.

Даже выдры-подружки появились этим утром с докладом об установлении связи с морским побережьем. Там всем заправлял их дядя — старый выдрак с обширными связями в зверином мире, большой любитель устриц.

— Дядя все знает, точно-точно-с, — сходу затараторили они. — Он дельфов найдет обязательно-с, и не сомневайтесь. Только спрашивает, какое жалованье-с ему положат-с.

— А устрицами можно? — спросила Тина.

Выдры вытаращили усы и закивали:

— Только устрицами, конечно-с, а то не согласится, точно-точно-с. Дядя — гурман!

— Ну, тогда передайте, что дельфы его обеспечат нужным количеством. У нас с ними договор.

Выдры верноподданнически смотрели в глаза.

— Ну а вам за старания рыбки подкину сверх пайка. Вечером.

Подружки закланялись.

— Мы придем обязательно-с, точно-точно-с, только вы дома будьте-с.

В крепости у архивариуса Клюкла был специальный журнал, куда златовласка заносила все известия. Если передавалась письменная корреспонденция, то ее сначала полагалось штамповать печатью хойбилонского магистрата, а затем вручать адресату.

Тине жутко не нравилось общаться с занудливым пьяницей Клюклом. Если в журнал она все могла занести сама, то поставить печать без архивариуса не получалось. Печать была там же, где и Клюкл, то есть, у него на шее. А где в данный момент находился крючкотвор, всегда являлось загадкой. Вот и приходилось бегать по всей округе в поисках архивариуса и вытаскивать его из разных укромных мест. А мест было много.

В этот раз архивариус зачем-то торчал на кухне. Если он куда-то заходил, то любой, не разговаривая, лез за бутылкой. Так было проще отвязаться. Но у гарнизонного повара, несмотря на честно выполненный ритуал, отвязаться не получилось. Клюкл впился в него как клещ.

Предметом жарких дебатов являлся лишний свиной окорок, якобы обнаруженный проверяющим в кухонной кладовой. Архивариус, требуя «сдать излишки», параллельно подставляя стакан, грозился пойти на общий склад и пересчитать в присутствии повара «все подчистую». Повар, уже плохо соображая, только мотал головой, не забывая подливать и себе.

Тина подошла к Пью Клюклу и потребовала поставить печать. Архивариус глянул сквозь нее стеклянными глазами, поднял палец и изрек:

— Вот, правильно, придется все опечатать!

Сизый цвет его носа предвещал скорую и полную потерю памяти.

Тут повар возразил:

— Все? Ну… никак не получится.

— Это по-о-чему еще не п-о-олучится? — гневно икнул Клюкл.

Повар, выполняя неожиданные для себя движения, хрюкнул:

— Кш-ш-а…ще не св-врилась, а… — он сосредоточенно посмотрел в потолок, — недова… хр…..енное опечатывать нез-з-зя!

— Да?! — удивился архивариус и тупо уставился на печать. — А что же делать?

Тут Тина нашлась и подсунула ему письмо.

— Опечатайте сначала почту!

Клюкл так рьяно дыхнул на печать, что чуть не свалился, а потом со всей силы припечатал свиток, вызывающе посмотрев на повара.

— Вот тебе! — сказал он.

Чем все закончится, Тина ждать не стала. Да ей и неинтересно было. Вот Хрюкл, тот такой случай ни за что бы не упустил.

Болто еще сызмальства слыл знатоком привычек хойбилонского архивариуса. Он даже на спор мог предсказывать следующий его шаг и поворот мысли. Даже взрослые брали Хрюкла в советчики, когда им что-нибудь надо было от Клюкла. Болто даже собирался написать специальное пособие для населения, да потоп помешал.

Тина увидела его и Олли, беседующими с Магистром невысокликов у ворот Путевой башни. Рядом вертелась Хрюря. Она, видимо, только что прилетела с сообщением от Пита. Вечером ожидался грандиозный пир — прощальный ужин в честь завершения визита высоких гостей.

Виндибур присел на корточки, чтобы приласкать искрутившуюся юлой собаку, но заметил Тину. Она стояла неподалеку, спрятавшись за повозку с дровами. Пока Олли общался с Магистром невысокликов, златовласка тайно наблюдала за ним, любуясь его уверенными движениями. Встретившись с Олли глазами, Тина покраснела, вспомнив вчерашний вечер. Но когда любимый подошел, не удержалась и повисла у него на шее. Памятуя о том, что у невысокликов не принято принародно целоваться, люди — стражники почетного караула вежливо отвернулись, зато невысоклики неожиданно захлопали.

Двор Уткинсов походил на ярмарку. За распахнутыми настежь воротами, подмяв под себя часть огорода, стоял расписной шатер из теплой и пушистой как облако ткани. Где бы она ни была, Пина не могла расстаться с привычным комфортом и любимыми вещами. Роскошь и ее имя стали синонимами.

Перед шатром, на лужайке, расположились длинные, накрытые яствами столы, а на скамейках лежали мягкие подушки. Гости начинали сходиться.

Папаша Уткинс стоял у ворот в умопомрачительном расшитом жемчугом камзоле с кружевным воротником и, обмениваясь с гостями любезностями, приглашал их отужинать. На его боку зачем-то красовался богато украшенный кинжал. Уткинс был похож на дворецкого. Рядом с отцом дежурила Тина. Она усаживала гостей на свободные места.

Желающие отужинать все прибывали. За столом сидели Олли, Болто и Рыжий Эрл. Стражник рассказывал про нападение морков у Кролохлюпской излучины. «Эти тупоголовые твари хотели взять нас на абордаж, — смеялся он, — но ваш друг Репейник сделал из них отбивную, а затем поджарил!»

Питти с хойбами ожидался позднее. После торжественного приема в крепостной трапезной его и толстяка Годо Виндибура пригласил к себе Алебас Кротл «на минуточку».

Пина задерживаться не стала, отправившись устраивать праздник в честь своего отбытия. Дав распоряжения фрейлинам, сотворив все необходимое и поработав над нарядом отца, она проследовала в шатер «немного отдохнуть и привести себя в порядок».

Празднество было в самом разгаре, когда полог шатра, наконец, распахнулся, и Пина Уткинс в окружении свиты вышла к пирующим. Теперь девушка одела темно-сиреневое платье с серебряными украшениями. Волосы спадали на плечи, а на голове блистала диадема с алмазом. Камень словно светился изнутри, создавая таинственный ореол вокруг головы юной принцессы-феи.

Гости восторженно зааплодировали. А папаша Уткинс взял свою сиятельную дочь за руку и усадил на пустующее место во главе стола. Пина попросила отца сесть рядом. Посыпались тосты и здравицы. Уткинс сиял как медный пятак, принимая поздравления соседей и чувствуя себя королевской особой.

Подошла вторая смена блюд. Кубки с вином наполнили снова. По намеченному Тиной плану в это время должен был начаться столь любимый невысокликами фейерверк. О задуманном знали только Олли и Болто. Они тихонько покинули застолье, перейдя в другую часть двора. Уже почти стемнело.

Хлопки и шипение первых петард заставили гостей повернуть головы. По обеим сторонам ворот закрутились колеса фейерверков, рассыпая снопы разноцветных искр. Бабахнули шутихи. Из-за праздничной пальбы никто не расслышал, как на пригорок поднялась повозка, запряженная четырьмя лошадьми. И вот, когда настала кульминация действа, и в небо, под удивленные крики пирующих, взвились три грохочущие ракеты, лопнув и выбросив из себя сотни маленьких, в ворота триумфально въехал Пит Репейник со своими хойбами. С криком «Чертополох!» и обнаженными саблями «морские псы» вкатились во двор. Пирующие решив, что все так и задумано, встали из-за столов и с воплями радости пустились в пляс. Только Пина осталась на месте, нервно кусая губы. По ее мнению, праздник был испорчен.

Материк потихоньку оживал. Послепотопная вода постепенно уходила в низины, открывая пригревающему солнцу заиленные пастбища, уничтоженные леса и заболоченные нивы. Но жизнь брала свое. Недавно открывшийся горестным взорам переселенцев Хойбилон начинал отстраиваться заново. Говорили, что на следующий год, не меньше половины Норного поселка переедет.

Строились и другие деревеньки. Они напоминали пограничные заставы, расположенные вокруг охраняемых входов в «заколдованные коридоры».

Тине не нравились волшебные переходы. Ей казалось, что такое легкое и неестественное перемещение в пространстве крадет у нее нечто ценное и невосполнимое, даруемое природой каждому живому существу еще при рождении. «Это слишком шикарно, чтобы не иметь последствий, — размышляла она. — Природе вряд ли такое понравится. Жаль, что Олли так увлечен происходящим».

Олли Виндибуру некогда было гадать, устроят природу должностные обязанности члена Объединенного Совета или нет. Система переходов претерпевала значительные изменения. Некоторые двери покидали прежнее место, а в новых, удобных местах вырастали другие. Сеть стремительно увеличивалась не только на материке, но и на островах Эль-Бурегаса. Появилась даже специальная Канцелярия переходов, возглавляемая Болто Хрюклом.

«План Репейника» работал на всю катушку. Настырный адмирал добился вступления хойбов в Коалицию и, фактически, держал в руках весь флот. Нури вместе с Олли занимался выездами на острова обучающих групп, куда входили представители всех трех народов. Иногда островитян привозили на материк. Принцип был такой: желающие обучаться хойбы объединялись в артели по интересам — рабуцы (от слов «работать» и «учиться»). За это им полагалась помощь от государства. Система справедливого распределения Дерга работала параллельно. Понятное дело, желающих было немало, хотя многие устремились в рабуцы не за получением трудовой профессии, а за усмариловой помощью. Но какое большое дело обходится без издержек?

Сам Репейник в любой момент мог сместить губернатора Дерга, но он этого не делал. «А зачем мне еще одна должность, — говорил Пит, — когда реальная власть и так в моих руках? На суше сидеть? Нет уж — дудки!»

Существовало несколько «неучтенных» переходов, про которые знали только Олли, Пит и их ближайшее окружение. Несмотря на значительную удаленность архипелага, друзья виделись чуть не каждую неделю, иногда тайно. Вот и сегодня они запланировали встречу подальше от посторонних глаз.

Олли правил бричкой, запряженной двумя резвыми пони. Пони весело трусили мимо строящихся домиков, подставляя ноздри и гривы теплому ветру. Вокруг нежной травкой зеленели расчищенные склоны холмов, а солнце купало в редких лужах своих игривых зайцев. Зайчики выпрыгивали вместе с брызгами из-под колес брички, а потом, словно пугаясь стука строительных молотков у обочин, пропадали в траве и придорожной грязи.

У магистрата пришлось притормозить. Узнав, что Олли будет проезжать мимо, Тина попросила занести почту, а заодно и поинтересоваться, когда ей придется сюда перебираться. Недавно почтовую контору решили перевести из крепости в Хойбилон.

Магистрат стоял весь в лесах — строители завершали отделку фасада, реставрируя подпорченные стихией фрагменты лепного орнамента. Игла шпиля вновь восходила к зениту, гордо отсвечивая свежей позолотой. Олли задрал голову: «Здорово! Как раньше».

Отдав почту и перебросившись со служащими магистрата парой слов, невысоклик повернул в сторону Столбовых холмов. На холмах обычно никто не бывал — теперь по новому переходу можно было попасть прямо в Черед-Бегасскую крепость.

Питти ждал уже полчаса. Он спустился со своего обзорного места в кирасе, кожаных штанах и неизменной кожаной зюйдвестке. За поясом у «морского волка» торчала пара пистолетов.

— Смотри: про это новое оружие я узнал от уклистов, — похвастался он. — Вернее, оно старое и совсем не волшебное. Горх про него знал, но применять боялся, поэтому держал в секрете. Думал раз волшебства в нем никакого, значит, разгадав секрет, кто угодно сможет снабдить им армию.

Олли присвистнул:

— Полезная вещица! Кстати, у нас лет двести назад тоже такое придумали, но тогдашние правители трех народов запретили изготовление эдаких штук. Наверное, боялись того же.

— Да ну?

— Ага. Историю учить надо. И вообще, с какой стати уклисты стали такие общительные? Ключик подобрал?

— А то! — хитро прищурился Пит.

Но Репейник приехал не пистолетами хвастаться. Нет, он, конечно, любил всякие новомодные штучки, и покрасоваться на публике для него было делом первостатейным. Но публики не наблюдалось, а в глазах Олли читался тревожный вопрос: «Ну, как там?»

Последнее время до ушей Виндибура стали долетать странные слухи. Вроде как Дерг начал собирать часть бывших повстанцев на одном из островов. Он называл это тренировочным лагерем ополчения. Известия принесли дельфы, с которыми установили связь Тинины выдры.

— Думаю, ты уже слышал, что у нас не все так спокойно, — вздохнул Пит. — Дерг — губернатор. И по закону — командующий всеми войсками. Вот он и взялся за ополчение, решив сформировать свою личную гвардию. Его поддержали некоторые островные вожди. Скалоеды, например, и эти… длинноухие… Соратники Дерга теперь называют себя «кроителями» и все как один ратуют за справедливое распределение.

Олли пожал плечами.

— Ну так что же, разве запретишь им? Да и так ли уж это плохо?

— Запретить я, конечно, не могу… — Репейник сделал многозначительную паузу. — Но… Ты же знаешь, хойбы только и мечтают о таком правителе, как Горх, только добреньком. И чтобы усмарила побольше. А Дерг пообещал каждому острову по своему усмариловому заводику. Тут даже те, кто его не любит призадумались. Любой хойб по натуре — бездельник!

Олли рассмеялся:

— Что-то я не замечал за тобой большой любви к повседневному труду!

На что Пит и бровью не повел.

— Я создаю им эту возможность. Каждому — свое. Ты лучше скажи, что мы делать будем, друг.

— В данный момент я предложил бы хорошенько пообедать. Ты небось сюда прямо с корабля, а? От тебя морем пахнет и рыбой.

— Это верно. Рыба у меня поперек горла стоит. Вот настоящий бифштекс я бы умял!

— Так давай вернемся в Хойбилон. Там премиленькую таверну открыли. А потом к Тине в гости заглянем.

Олли немного схитрил. Дело в том, что ему предстоял серьезнейший разговор с папашей Уткинсом, и он надеялся заручиться помощью друга.

Речь шла о свадьбе. Недавно, на последнем свидании, Виндибур, как и подобает добропорядочному невысоклику, сделал любимой предложение. Всю последующую неделю Тина сияла от счастья, ожидая, что Олли вернется к обсуждению свадебных приготовлений. Но предстояла одна «формальность» — благословление папаши Уткинса.

Старик, конечно же, понимал, что лучше пары дочери не найти. Но он считал, что Тина еще слишком молода для замужества. «Подождала б ты доченька годка три-четыре», — вздыхал Уткинс, провожая свое «сокровище» на свидание с Олли.

Мнение соседей тоже играло свою роль. Дальний Бибус говорил: «Что-то молодежь нынче такая резвая пошла… От горшка два вершка, а уже должность занимает. У твоей Тины все при всем, как положено. И волшебница она, и почтальон… Но, все-таки, традиции — не пустой звук. Хотя, что и говорить, случай тут особенный. К нему без стаканчика-другого не подступиться». Папаша Уткинс не раз пробовал «подступиться», в результате чего решил подать прошение о рассмотрении вопроса в Совет.

Златовласка всегда чувствовала, когда суженый приближается. Вот и на этот раз, только Олли спрыгнул с брички, как из ворот показалась Тина.

— Как часы! — удивленно воскликнул Репейник. — Тебе повезло!

Но друг его уже не слышал. Даже встречаясь по нескольку раз на дню, он всегда подхватывал любимую и кружил ее, пока не уставали руки. Тина называла это кружение «нерасставашками» и всегда хохотала: «А еще слабо?» Она верила, что чем больше будет «нерасставашек», тем скорее случится следующая встреча.

Опустив свою избранницу на землю, Олли поцеловал ее.

— Если твоему отцу обязательно нужно одобрение Объединенного Совета, то так тому и быть, — Виндибур хитро улыбнулся. — Вон Питти за нас проголосует, правда? Разговор о свадьбе я больше откладывать не собираюсь.

Олли решительно направился к жилищу Уткинсов.

Репейник удивленно сдвинул шляпу на затылок:

— Вот дела! Ну полный оверштаг!

Тина только всплеснула руками, бросаясь следом.

Папаша Уткинс был застигнут врасплох. Он только собирался поставить на огонь чайничек и предаться послеобеденным размышлениям, как на пороге возникли Олли Виндибур и Пит Репейник.

— Доброго здоровья вам, господин Уткинс! — тоном не оставляющим надежды на быстрый уход, поздоровался Олли. Следом с видом завоевателя, высоко подняв подбородок и уперев руки в боки, вышагивал Пит.

— И вам того же, — поклонился Уткинс. — Чем обязан? Может, чайку?

Репейник сурово поправил пистолеты за поясом.

— Насколько я понимаю, чаем тут дело не обойдется. У моего друга разговор серьезный.

Пожилой невысоклик осторожно поинтересовался:

— А что случилось?

— Пока еще ничего, — грозно продолжал адмирал Эль-Бурегасского флота. — Но говорят, что вы, уважаемый папаша, будучи не в состоянии самолично решить судьбу своей дочери, перекладываете ответственность на плечи членов Объединенного Совета. Каково? Да еще прошения туда пишете! Нам там что, совсем заняться нечем?

Пит постепенно входил в раж.

— Я, как представитель четвертого народа Коалиции… — начал он.

При этих словах папаше Уткинсу сразу захотелось занять пространство под кроватью.

Но тут Олли жестом остановил Репейника.

— Уважаемый господин Уткинс! Прежде чем будет назначена ваша явка в Совет, я предпочел бы, как говорят моряки, договориться на берегу.

— Явка… Зачем явка? — испугался мирный огородник. — Не надо никакой явки!

— Тогда скажите, вы все еще возражаете против моей женитьбы на вашей дочери Тине?

— На Тине?

— Да, на Тине Уткинс.

— Вообще-то, я никогда и не возражал… Но понимаете, традиции все-таки…

— Значит вы, папаша, не против? Хорошо! — Питти направился к двери. — Тогда я позову вашу дочь.

Тина, все это время скромно стоявшая за порогом, вошла потупив глаза.

— Папочка, миленький, благословите нас с Олли!

— Ну что ж, — папаша Уткинс опасливо посмотрел на представителя четвертого народа, протягивающего ему перо и бумагу. — раз вы так решили… А зачем бумага?

— Для отзыва прошения, — невозмутимо сказал Пит. — Впрочем, если вы настаиваете на своем выступлении, я Совету доложу.

— Нет, нет, я совсем не настаиваю, — замахал руками Уткинс и посмотрел на сияющих Олли и Тину. — Дети мои, я вас благославляю!

Тина бросилась в пляс.

— Ура! У нас будет свадьба!

— А куда ж она денется, — уверенно произнес Репейник и скрепил руки будущих родственников. — Ну что, через месяц? Чур — я шафер.

Подождав, пока Олли исполнит очередную порцию «нерасставашек», Пит отвел его в сторонку и тихо произнес:

— Свадьба — это просто замечательно, Олли… Да только я за другим сюда прибыл. Мне нужен Горх…