Моряки идут на лыжах

У ПРОВОЛОКИ

У проволоки первая и вторая роты соединились. Напряжение атакующих и ответный огонь противника достигли крайней степени.　

Вот и проволока. В несколько рядов, на высоких кольях протянулась она вдоль берега по крутому трехметровому его склону. Даже в сумерках отчетливо видны позади проволоки глубокие воронки от наших снарядов и бомб. Как кроты зарылись в них белофинны. Оттуда-то и неслись нелепые выкрики: «Русс, сдавайса».　

Вынесенный вперед, тянулся высокий снежный намет, вроде вала. Между проволокой и валом, углубляясь в залив, притаилось минное поле.　

Лосяков и Богданов знали о нем от лыжных разведчиков. Они понимали, что для дальнейшего движения требуется величайшая осторожность. Перед последним рывком на берег нужно было всячески сдержать и с толком направить бурный порыв краснофлотцев.

В этот решающий момент капитан Лосяков вдруг вскрикнул, даже не вскрикнул, а просто ругнулся, схватившись за руку:　

— Дьяволы… в кисть!..　

Сквозь шерстяную перчатку правой руки на снег падали темные капли крови. Боец Воробьихин наскоро забинтовал раненую руку командира. От потери крови Лосякова лихорадило. Заметив это, Чепрасов снял с шеи свой теплый шарф и, связав концы, сделал командиру удобную повязку.　

— Товарищ Лосяков, эвакуируйтесь в тыл, — предложил комиссар Богданов.　

— С такой ерундой в тыл не идут.　

Комиссар настаивал.　

— Что ж, я людей своих брошу в бою?　

И капитан остался. Только командование передал начальнику штаба Чепрасову.　

Справа, рядом с балтийцами, вместе со своим командиром Добычиным мужественно дрались красноармейцы. Подошли к лыжникам саперы Панфилова, выделенные специально для резки проволоки и разминирования поля. Вместе с ними поползли балтийцы. Пополз впереди и командир взвода Переверзев. Стали попадаться брошенные врагом вырубленные во льдах пулеметные точки. По плотно умятому внутри снегу можно было заключить, что враг не раз побывал в этих норках, поджидая лыжников. Ползая по глубокому снегу, на виду противника, бойцы буравили собственными головами в касках глубокую борозду, в которую уходил весь корпус.　

— Ну и касочки! — восторгались краснофлотцы:　

— Как в броневой башне.　

Подтянулись к самому валу. Десятидюймовая «Сааренпейя», видимо, решила не щадить свои боезапасы и засыпала наступающих снарядами. Над прибрежной частью залива в наступившей мгле десятками взлетали осветительные ракеты. Шквал огня несся навстречу героям.　

При ярком свете ракет белофинские «охотники за черепами» преследовали мушкой лыжных командиров. Но так как внешне их нельзя было отличить, то били всех, кто управлял огнем, распоряжался и чем-либо выделялся из массы.　

Жмакин!.. Кто не знал в отряде этого отличного, выдержанного, всегда подтянутого, требовательного, но справедливого старшину? Кто из балтийцев не любил этого честного, прямого коммуниста?　

Бойцы залегли, пережидая огневой ливень. Головы не поднять. С командного пункта опять взметнулась сигнальная ракета.　

— В атаку!　

Кто-то должен был, пренебрегая опасностью, увлекая других, вскочить и броситься первым вперед.　

— За родину!.. За Сталина!.. — крикнул командир взвода Жмакин и ринулся первым.　

Он был уже близко от проволоки, и голос его звал за собой… Но на голос командира откликнулся белофинский снайпер, пробив ему правое плечо. Жмакин упал, но бойцы, уже поднятые и увлеченные им, бежали дальше. Лежавшего старшину приподняли, чтобы оттащить в тыл, но невидимый снайпер, не прерывая охоты на командира, поразил его вторично в голову. Кипя гневом, бойцы неслись вперед, продолжать его дело.　

Вскоре погиб и другой, прекрасный, скромный коммунист, командир взвода Тихонов. Тяжело раненный в грудь и умирая, как герой, он ободрял товарищей, призывал отомстить врагу. Слабеющим голосом остановил он военкома Богданова:　

— Я умираю, товарищ комиссар. Прощайте! Не щади… — он не кончил фразы и закрыл глаза.

Но военком знал, кого имел в виду Тихонов и кого преступно было щадить.　

Комиссар наклонился к Тихонову, пожал его остывающую руку и, смахнув украдкой слезу, пошел догонять своих.　

Он тщательно следил за перебежкой бойцов, не давая им мешкать или залеживаться, так как успел заметить, что снайперы особенно сильно поражают лыжников в те именно минуты, когда они, при перебежках, слишком задерживаются на месте.