Мой бывший враг

27

Как я ни пыталась смягчить «пилюлю», подобрав обтекаемые слова и умолчав о самом обидном, Верка всё равно после моего рассказа безудержно рыдала в голос. И потом полночи ещё всхлипывала потихоньку.

Поведать ей про спор у меня язык так и не повернулся. Сказала только, что Шаламов решил сделать из неё «красавицу» назло Свиридовой. Отсюда и его подарочки, и намеки про прическу, и всё остальное. Так и то она убивалась.

– Как это унизительно, – плакала Верка.

– Он сказал, что ты ему очень нравишься… – напомнила я. – Просто любит он другую. Ну что поделать? Сердцу же не прикажешь.

Но она разрыдалась ещё горше.

– Теперь я всё понимаю… какая же я была дура… всё за чистую монету принимала. Он мне: а чего ты очки носишь? У тебя такие прикольные глаза без очков. Почему линзы не попробуешь? И я как идиотка мчалась в оптику… мучилась с этими линзами… привыкала. Или такой: маме подарили сертификат в какой-то навороченный салон, а она сама всегда ходит к другому мастеру. Вот, типа, возьми, воспользуйся, а то пропадет. Или: почему ты вечно в этой юбке ходишь? Говорит: она немножко пенсионерская. Ну та, коричневая у меня, помнишь, ниже колена? И я как дрессированная собачка переодевалась, меняла причёску, училась краситься!

– Зато ты теперь такая красотка! Вкус у Шаламова, каким бы гадом он ни был, всё-таки есть.

Но Верку мой комплимент не утешил, она лишь взглянула на меня с острым укором.

– А дружки его про это знали, да?

Я пожала плечами.

– Может быть.

– Какой позор… – Она сидела прямо на ковре, подтянув колени к груди, и негромко подвывала.

– Да ничего позорного, Вер.

Но она меня не слушала. Что странно и, наверное, даже хорошо – пока я с ней возилась, отвлеклась от собственного горя. Правда, когда мы с Веркой всё-таки легли спать, оно меня накрыло… Измученная Филя посапывала у меня под боком, а я лежала и глотала слезы. Легко было советовать Верке: наплюй, забудь, встретишь другого, всё будет хорошо. А самой что делать? Если никакой другой не нужен… если даже не знаешь, как жить без него…

На следующий день мы проснулись обе почти в обед.

– Хорошо хоть суббота сегодня, – простонала Филя. – А то я бы не выдержала ни одной пары.

– Угу, – поддакнула я, вспомнив, что уже несколько дней не показывалась на работе. Да, Руслан разрешил, но наглеть тоже не стоило. Тем более теперь – когда денег взять больше неоткуда.

Я решила, что, как только Верка уйдет, позвоню ему и скажу, что мне получше и завтра выйду в смену. Всё равно невыносимо сидеть одной в четырех стенах.

Но Филя к себе не спешила. Она, как мазохистка какая-то, выспрашивала и выспрашивала, о чем вчера мы говорили с Шаламовым. Каждую деталь мусолила и разжевывала. Мне аж надоело, честное слово.

– Слушай, Вер, тебе лучше просто выкинуть из головы и его, и вчерашний вечер. Зачем сама себя мучаешь?

– И кто она, как думаешь? Он не говорил? – Верка будто меня не слышала.

– Она у нас, на юрфаке, преподает. Самарина какая-то.

– Ты даже её фамилию знаешь? – прищурилась она.

– Да эти уроды вчера называли, когда ты с ним танцевать пошла.

– Да? А что они говорили?

– Да не знаю… не помню.

– Ну примерно? – не отставала Филя.

– Ой, да ничего такого. Она просто там рядом сидела, они и сказали, мол, вон она… Самарина эта…

– Там была она?! – Филя округлила глаза. – То-то Артем сидел как в трансе, ни на что не реагировал. Я за его взглядом один раз проследила, он пялился на одну там… но она была с мужиком… Значит, они поссорились, и он позвал меня её подразнить? Или она замужем и завела себе молодого любовника?

– Не знаю, Вер.

Лицо её исказила страдальческая гримаса.

– У меня такое ощущение, что меня всю в грязи изваляли, – простонала она. – Причем публично, всем на потеху…

– Вер, ну и зачем тогда ты всё это раз за разом вспоминаешь? Сыплешь соль на рану. Лучше выкини из головы как можно скорее. Понимаю, что больно, но это не самая большая драма в жизни.

– Легко тебе говорить, – укорила меня Филимонова.

– Мне? Легко? – мгновенно завелась я. – Меня вообще-то Димка бросил! Я вообще-то вчера его с другой застукала! Да у меня сердце разрывается… я не знаю, чем себя отвлечь, чтоб с ума от горя не сойти. А ты говоришь – мне легко?

Филя вдруг обиделась.

– Рощин тебя, может, и бросил, но не унизил прилюдно, – скорбно изрекла она.

После этого сразу засобиралась домой. Мы с ней не поссорились, конечно, но распрощались не слишком тепло.

В другой раз я бы, наверное, расстроилась – всё-таки Филя моя единственная подруга, но сейчас все мои чувства, все мои мысли вертелись вокруг Димки и его проклятой Эли.

И пяти минут не прошло после ухода Филимоновой, как в дверь позвонили. Я решила, что это она вернулась за чем-нибудь. Даже успела подумать: ну слава богу, помиримся. Не хватало ещё, чтобы мы с ней соревновались, кому из нас сейчас больнее.

Я нацепила дружелюбную улыбку и распахнула дверь, а на пороге стоял… Руслан Извеков.

– Ой, – сморгнув, удивилась я. – Привет.

– Привет, пропажа, – улыбнулся он. – Впустишь?

– Ах да, конечно, проходи, – спохватилась я, отступая назад.

Он переступил порог, затем, оглядываясь по сторонам, прошёл на кухню. Прямо в обуви. Модной, дорогущей, но всё же уличной. Кухню мою он тоже обвел любопытным взглядом. Правда, вместе с любопытством в его взгляде явно читалось: ну и халупа. Ну или что-то подобное.

Потом встал у окна, ко мне лицом.

– Проходи не стесняйся, – не удержавшись, съехидничала я. – Можешь не разуваться.

Он посмотрел на свои туфли и хохотнул.

– Извини. Но не переживай, они у меня чистые.

– Угу, я так и подумала.

– А что на звонки не отвечаешь? С утра тебе названиваю. Испугался, что ты тут при смерти лежишь… – хмыкнул он.

– Ой, не знаю… телефон, наверное, разрядился…

– Угу, я так и подумал, – шутливо передразнил он меня. Потом вдруг протянул мне пакет с апельсинами. – А это тебе. Витаминчики.

– Спасибо, но я уже поправилась. Как раз собиралась позвонить тебе. Сказать, что завтра выйду.

– Ну слава богу. А то я уже беспокоиться начал. Вчера ведь тоже до тебя никто дозвониться не мог. Олеся вечером к тебе даже заходила, проведать хотела. Спала? Или гуляла? – со смешком спросил он.

– Спала, – не моргнув глазом, соврала я.

Руслан многозначительно хмыкнул.

Чаю? – предложила я из вежливости, ну и чтобы отвести от себя разговор.

– А какой у тебя?

– Есть гринфилд с жасмином, есть с бергамотом…

– Давай, – согласился он. – Только руки помою.

Я хотела проводить его в ванную, но Руслан пристроился к кухонной мойке. Пока мы пили чай, он меня пристально разглядывал, я даже занервничала. А потом вдруг спросил:

– А где твой молодой человек?

Его вопрос застал меня врасплох. Придумать вежливый и обтекаемый ответ я не сумела, поэтому сказала как есть:

– Мы расстались.

– Что так? – насмешливо спросил он.

Я промолчала. Тогда Руслан заговорил серьезно и даже с долей сочувствия.

– Бывает и такое. Ты не расстраивайся. Какие твои годы. Раз расстались – значит, не твой человек.

Спорить с ним, что Рощин – самый что ни на есть мой, я не стала. Я просто хотела, чтобы Руслан допил уже скорее свой чай и уехал. Но он еще с четверть часа разглагольствовал на эту тему и, только когда ему позвонили, быстренько убрался.

В воскресенье я, как и обещала, вышла на работу. И за свои пропуски согласилась выйти вместо Наташи и в понедельник. Я бы и во вторник поработала, если бы не экзамен по судоустройству и правоохранительным органам. Сначала даже думала: может, после экзамена прибегу. Не только из-за денег. Просто дома одной не хотелось сидеть. Но потом побоялась – вдруг не успею. Будет только хуже, если пообещаю выйти, и не приду.

И не зря я перестраховалась. Экзамен затянулся на полдня. Василенко, которую в универе за глаза дразнили Шапокляк, мурыжила нас долго и дотошно.

Когда мы наконец отстрелялись, кто-то из парней вдруг провозгласил: «Первая сессия закрыта! Ура, товарищи! Это великое дело надо отметить всей группой!».

В первый момент я сразу же отказалась, заикнувшись, что мне надо домой, что меня там ждёт… И осеклась, вспомнив с горечью, что никто меня больше не ждет.

– Не отбивайся от коллектива, – насел на меня Реутов. – Не нарушай вековые студенческие традиции.

Он еще много всякой ерунды плел, уговаривая меня и веселя девчонок, хотя я и не особо упиралась. Наши решили посидеть в кафе «Джинс», уютном и вполне демократичном. Мы туда пару раз заглядывали с Димкой, когда он проходил реабилитацию в августе. Этот его Центр находился совсем рядом.

Ехали мы на троллейбусе – потому что толпой. Хотя, скорее, оравой, шумной и хохочущей. Половина из нас, оказывается, впервые сели в общественный транспорт и вели себя как дикари, честное слово. Тот же Реутов на всех поручнях повисел, пока мы доехали до места.

Кафе располагалось чуть в стороне от дороги. Надо было пересечь небольшую площадь, и слева от неё было, собственно, кафе, а справа – чуть в отдалении возвышался стеклянный купол Реабилитационного центра.

Наши веселой гурьбой брели по заснеженной площади, смеялись, выкрикивали что-то, толкали друг друга шутки ради. Я сначала шла вместе со всеми, но потом потихоньку отстала. Грудь сдавило тяжестью – не продохнуть. Это место, такое до боли знакомое, столько всего всколыхнуло в груди…

Я с тоской посмотрела в сторону Центра и вдруг застыла на месте. В полусотне шагов от меня стоял Дима…