Мой личный Галатей (СИ)

3.3

«Философия XX века представлена многочисленными и разнообразными концепциям: позитивизм, прагматизм, экз… экзец… экзисц… экзис-тенциа-лизм. Господи, как это можно выучить?» Насте хотелось биться головой об стол. А взгляд блуждал по букету тюльпанов, упорно не желая погружаться в учебник по философии. «И так зубрить — не сахар, а тут еще эти распахлись. Никогда не думала, что тюльпаны вообще запах какой-то имеют». Девушка подвинула банку подальше, на пол свалилась книга мадам Пупкиной. Настя полезла под стол поднимать. «И вот вам совет, — полились буквы на открывшейся странице, — если садитесь играть с мужчиной в азартные игры, не стремитесь выигрывать, поддавайтесь. Запомните, мужчины не любят проигрывать женщинам. Ваш короткий триумф, может стать трещиной в дальнейших отношениях». Настя с треском захлопнула книгу, закидывая ее на подоконник. «Основателем позитивизма является Огюст Конт… Где позитив? Ну, невозможно учить!»

Примерная ученица схватила банку с цветами и понесла на кухню.

— Пусть здесь постоят, а то задену случайно, лекции залью, — неловко объяснила она матери.

— Настена, ты присядь, нам поговорить нужно, — мама смущенно покраснела.

«Начинается».

— Мам, мне учить надо.

— Выучишь. Присядь, присядь.

Настя уселась за стол, недовольно поджав нижнюю губу.

— Дочка, понимаешь, — зашептала мама, доверительно наклоняясь, — он очень взрослый, от Коли всего на полгода младше. Такой за ручку ходить и вздыхать не будет, ему уже другое нужно.

— Ну, мам!

— Не перебивай. В таком возрасте все быстро происходит, а мужики в этом плане такие безалаберные, на них надеяться нельзя, надо самой предохраняться. Сходи к гинекологу…

— Ну, мам, какой гинеколог⁈ Он просто по делу пришел, мы не встречаемся.

— Какое дело может быть у него к малолетней пигалице? И вообще, если хочешь мое мнение, Иван тебе не пара.

— Почему? — Настя распахнула глаза.

— У него, конечно, семья хорошая, тетя Маша прекрасная женщина, но… они по-деревенски скроены, им бы сына побыстрее женить, и чтобы внуки сразу, и жена работящая — борщи, пироги, как положено, а ты у нас не знаешь с какой стороны сковородку брать.

— Да знаю я с какой стороны сковородку брать, ты меня прям уж вообще…

— Да не в сковородке дело, — мама встала, зажгла газ, поставила чайник и тут же зачем-то выключила горелку, — рано тебе борщи варить, Настена, тебе учиться надо. Выбери мальчика — ровесника, такого же зелененького, и вместе гуляйте, за руки держитесь, чтобы все постепенно. Разве у вас нет там симпатичных? Ой, я тебя расстроила? Ты его любишь? Ну, ладно, встречайтесь, только не спешите, профессию надо получить.

— Да не люблю я никого! Мам, можно я пойду профессию получать? А то можно и без женихов без профессии остаться.

Из гаража, гремя запчастями, вернулся отец.

— О, пирогами пахнет!

— Плюшками, пап, иди быстрей, а то не достанется, — Настя обрадовалась появлению отца.

— Представляете, вот ведь у Заварзиных сынок шустрый, два дня как из армии вернулся, а уже какую-то кралю себе нашел.

Настя с матерью переглянулись. «Бабник», — в груди неприятно кольнуло.

— Идет мимо гаражей: «Здрасте, дядя Паша», а у самого вот такущий букетище в руках, ясное дело, не бабушке несет.

— Вот этот букетище? — Валентина Федоровна указала на веселенькие тюльпаны.

— Похож. Не понял, козявка, это что ж он тебе что ли нес? — уставился отец на Настю.

— Дольше в гараже сиди, — надулась жена, — придешь, а тут внуки уже по квартире бегают.

— Настен, мы так не договаривались. Колька — оболтус кричит: «Папа, женюсь», теперь ты. По миру нас с матерью со своими свадьбами пустите.

— Да не выхожу я замуж! И с Ванькой не встречаюсь! Он просто пришел… с философией мне помочь. Экзамен могу завалить, а он во всяких бытиях и сознаниях волокет, а цветы просто из вежливости принес. Чего вы шум-то подняли?

— Во-во, — на кухню вошел брат, — они на даче, когда на одном диване лежали, тоже всю ночь про философию разговаривали. Насть, что там Заратустра говорил?

— Предатель! Достали! — Настя выбежала на балкон с шумом захлопнув за собой дверь.

Где-то внизу бренчала гитара, заливисто хохотала какая-то малолетка. В который раз за день Настя почувствовала себя одинокой и никому не нужной. Она села на деревянный ящик для хранения банок, обхватила себя за озябшие от ночной прохлады плечи и стала смотреть, как в небе одна за другой зажигаются звезды.

Легкой тенью (задевая и роняя все, что можно) прокрался отец, сел рядом.

— Настен, ты это, не обижайся на нас. Это мы так шутим.

«Ну, хоть папа все понял».

— Насть, ты не волнуйся, парень хороший, надо брать, а деньги я на свадьбу найду; платье, кафе — все будет не хуже, чем у других.

«Вот что с ними делать, если они слышат только себя? И это просто Ванька с букетом пришел, а если и правда жених явится с тещей и тестем знакомиться, представляю, какое они свето-представление устроят. Или не придет никто и никогда? Кому нужна девушка, которая обыгрывает в шашки? Пойду, о позитивизме почитаю».