Мой любимый Драконыч

Ксения. Английский, французский и пословица про старого коня

С понедельника началась моя вторая рабочая неделя, а за ней как то очень быстро наступила и третья. Я постепенно вливалась в коллектив. Пила кофе с коллегами, терпела пресные ухаживания Альберта, в обеденный перерыв разгадывала кроссворды с МишМишем, ржала над ехидными шутками Сергея Николаевича, один раз пообещала оторвать что-нибудь Сергею Владимировичу Белякову (красивому блондину, приятелю Альберта) за то, что он приобнял меня на планерке,

когда мы сидели с ним рядом на диване. Сначала он потянулся и вытянул руки по спинке дивана. Я и внимания не обратила на его движения. Хоп. И правая рука как бы между прочим соскользнула мне на плечи. Я тут же взяла его руку и переложила назад на спинку дивана. Но Драконыч уже увидел, явно озлился и сделал нам замечание. Нам! Как будто я была виновата в чем то! А потом я еще поняла что ошиблась, не обозначив точно ту часть тела Белякова, которую обещала оторвать. Потому что после планерки мужчины устроили целое шоу с разными предположениями. Причем довольно понятно, какую часть его тела они (не я) предлагали к отрыванию. Я-то раздумывала между руками или сразу головой. Но после их шуток на грани фола пришлось пообещать оторвать предполагаемую ими часть тела им всем. Чем вызвала довольное ржанье всего мужского коллектива. Вот и пойми их. Чем я их обрадовала? Отстраненно в ординаторской держались только Цветоватый Борис Леонидович и Михаил Николаевич Козел. Впрочем, Михаил Николаевич дружил с моим МишМишем и если мы были втроем, он шутил и общался вполне расковано. А вот Борис Леонидович был всегда сам по себе. Впрочем, мне нравился и весь коллектив в целом, и каждый в отдельности не зависимо от степени их общительности. Но главным, конечно, — была работа в операционной и перевязочной. Операции каждый день. В основном плановые, так как отделение не дежурило по экстренной хирургической помощи по городу, но случались и экстренные операции. Желчные пузыри, ущемленные грыжи, аппендициты, язвы желудка и двенадцатиперстной кишки, панкреатиты — за две недели я ассистировала все это. А мой МишМиш умел оперировать «щитовидку», так что я побывала и на экстирпации щитовидной железы у очень милой сорокалетней женщины. Оперировали запущенный аутоиммунный тиреоидит. Щитовидная железа была в таком состояние, что МишМиш заподозрил рак. Пока ждали результат экстренной биопсии, я грустила. Не получается абстрагироваться от конкретного больного и его диагноза. Рак, слава богу, не подтвердился. Но железу пришлось удалить полностью. Это был новый и очень интересный опыт для меня. В основном я оперировала с МишМишем, но дважды меня брал с собой Драконыч, и один раз Борис Леонидович Цветоватый на эндоскопическое удаление желчного пузыря. В отделении работали и рутинным способом и эндоскопическим. Эндоскопически оперировали Цветоватый и Беляков Сергей. Дед интересовался, не хочу ли я полностью сосредоточиться на эндоскопической хирургии. Но я не готова была ответить ему. Драконыч держался отстраненно. Но вполне доброжелательно…в основном. После операций, которые я ему ассистировала, провел меня в свой кабинет и подробно объяснял все этапы, сдержано похвалил меня. Сказал как бы даже с удивлением, что я оказывается «рукастая». (Еще бы! Я даже училась вязать узелки на тонюсеньких нитях, чтобы развить мелкую моторику пальцев. Миллион узелков и алле гоп)! Короче, все было отлично. Но, я стала замечать, что моя голова крутится в направлении нашего заведующего, как стрелка компаса в направлении севера. Войдя в ординаторскую, я сразу

смотрела, есть ли там Драконыч. И если он сидел в ординаторской, то прежде чем ответить МишМишу или Альберту, я зачем то крутила головой в сторону Драконыча. Иногда я замечала в его глазах хищный блеск, когда он мельком взглядывал на меня. Как я радовалась! Сердце прям скакать начинало. Но миг, и все спокойно и деловито. Только мое сердце продолжает биться со скоростью 1000 стуков в секунду и все же не успевает стучать в темпе, который определили мне мои любовные гормоны. А Драконыч спокоен и начальственно отстранен, от меня в первую очередь. Соболев приходил и уходил, не особо вглядываясь в меня. А у меня каждый раз на планерке видения начинались. Вот сидит он в ординаторской и внимательно слушает, как докладывают какого-нибудь сложного больного. Лицо серьезное, глаза с жестким выражением, губы плотно сжатые, реплики быстрые. А я вижу его лицо угловатым от страсти, с закрытыми глазами, и приоткрытыми мягкими губами, которые я целую. А он мне отвечает. Очнусь — Соболев и не повернулся в мою сторону ни разу. И я вроде начала страдать. А может это и есть любовное томление. Не уверена. Опыта у меня нет. Но тем более все это было очень остро. Наверное, нормальные девочки приобретают такой опыт в старших классах школы. А к моему возрасту они уже перестают так бурно реагировать и главное знают, чего они хотят и как этого добиться. Но что есть, то и есть. И с этим надо как то справляться, не устраивая развлекаловку для всей ординаторской. Я очень старалась. Но МишМиш однажды, когда мы сидели с ним в ординаторской в одиночестве повякав что-то невразумительное вдруг решительно сказал.

— Ксения. Он бабник. И я его очень уважаю как хирурга, как нашего заведующего, но не уважаю его бесконечные интрижки. Не увлекайся.

— Михал Михалыч, наверное, поздно мне это говорить, — решила не скрываться я. Смысл? Если он уже все понял, то мои «ах, ах, ах, нет, нет, нет» — ничего не решат.

— Да и потом, все безопасно. Он на меня внимания не обращает.

Прозвучало обиженно и тоскливо.

МишМиш улыбнулся. — Вот и хорошо.

— Ну, не знаю. Уж лучше сожалеть о сделанном, чем тосковать об упущенном.

— Тебе виднее. Извини, что вообще вмешиваюсь.

— Не надо извиняться. Спасибо Вам.

— И, Ксюш, чтоб закрыть тему. Он старше, чем выглядит. Тебе нужен молодой, длинноногий…

— И политически грамотный. Ага. Читали. Знаем. А вообще, старый конь бразды не испортит.

— Но глубоко не вспашет.

Я не знала, что поговорка имеет продолжение. В свете любовно-сексуального подтекста наших пререканий с МишМишем это прозвучало очень смешно. Я захохотала. МишМиш поддержал. Мы смеялись, а я думала — сколько же «бразд» вспахал мой Драконыч…

— A man is as old as he feels, and a woman as old as she looks, — прозвучало от дверей. (1)

Ну, конечно! Драконыч как обычно очень вовремя влетел в ординаторскую. Учитывая его аномальный слух, не удивлюсь, что он из своего кабинета услышал наш разговор и прилетел прекратить его.

— Игорь Маркович, а можно сразу с переводом? Я французский учила.

— И как? Выучила? Un homme est aussi vieux qu'il le sent, une femme aussi vieille qu'elle en a l'air.

— Ээээ… помедленнее, пожалуйста.

— Она записывает, — Это уже МишМиш добавил. Мы с ним опять заржали.

— Детский сад! Михал Михалыч. Завтра вы с Ксенией Андреевной дежурите. Я сегодня ухожу пораньше. Вам принес ключ от своего кабинета. Решите сами, кто где расположится. И снова напоминаю! Михал Михалыч! Серьезнее!

Драконыч передал ключ МишМишу и, ни разу не взглянув на меня, развернулся и быстро вышел из ординаторской, буркнув — «спокойного дежурства».

МишМиш тихо проговорил — «пока, пока». И мы с ним остались молчаливо сидеть. Я не решалась что-нибудь сказать. Хватит мне уже попадаться с недозволенными речами. МишМиш покрутил ключ в руке и потом передал его мне.

— А ты страдаешь, что он на тебя внимания не обращает. Я в изумлении. Чтоб Игорь Маркович отдал кому то ключ от своего кабинета! Просто немыслимое дело!

Я держала ключ и тихо радовалась. Ведь этот ключ как знак. Знак доверия, знак того, что Драконыч думает обо мне, помнит о моих дежурствах. Хрясь! Мысль и настроение сломались об это слово — дежурство. Конечно, он думает о том, что его маленькая хирургиня «без опыта и стажа» дежурит. Это угроза спокойствию любого админа. Так что, девочка, бери шинель и иди спокойно домой. Не мечтай, не летай, а готовься к дежурству. И, кстати, теперь я знаю, что Драконыч знает, по крайней мере, два языка. А я один со словарем. Эх. Ленивая я девочка! И бесталанная. И глупая. И невезучая…Я загрустила и захотела срочно домой, в спокойно-радостную тишину нашего с дедом дома.

— Михал Михалыч, мы еще что-то должны сделать?

Была пятница. Не операционный день. И мы вроде как все уже сделали.

— В поликлинику идем. Забыла? Сегодня наша очередь.

— Забыла?! Я и не знала. Мне никто не говорил.

— Ну, ты что? Не заметила, что с понедельника кто-нибудь после обеда идет в поликлинику? Мжельский на больничном. Помогаем Яблокову. Пошли. Уже пора. Там недолго должно быть. Всех пациентов к Яблокову отправляют.

Я заметила, конечно. Но, что существует очередь на работу в поликлинике мне в голову ни разу не пришло.

— Угу. Пошли. Михал Михалыч. А что он сказал?

— А черт его знает! Я не очень понял. Что-то про возраст мужчины и женщины.

— Ага. Значит, он нас слышал.

— Он всегда все слышит. Не переживай.

И мы пошли в поликлинику, где просидели до конца рабочего дня. Пациентов было всего трое. МишМиш вообще хотел меня пораньше домой отправить. Но я не согласилась. И осталась на приеме вместе с ним до конца смены. А потом поехала домой. Завтра было мое второе дежурство.

(1) Мужчине столько лет, насколько он себя чувствует, а женщине столько лет, насколько она выглядит. Английская пословица.