Мой самый-самый...

18. Саша

Громкая музыка на просторной террасе, танцующие с бокалами люди между столиков, веселые выкрики, улыбающиеся лица, тяжелые басы, льющиеся из профессиональных колонок, и десятки гирлянд - лампочек, развешанных по периметру танцевальной зоны - всё это я оставляю за спиной, углубляясь в лесную чащу. Мокрый снег характерно хрустит, надламываясь, под ногами, над головой всё ярче звезды в черном-черном небе и полная красноватая луна пугающе оргомна.

Выхожу на пригорок, облокачиваюсь плечом на старую сосну и, прикурив, смотрю на общее веселье из своего случайного укрытия. Здесь уже такая тьма, что разглядеть можно если только тлеющий кончик моей сигареты. Музыка отсюда отчетливо слышна, но обретает приглушенную форму, смешиваясь с естественными шумами леса. И будто я фильм смотрю, а не являюсь частью происходящего. Я и чувствую себя так же. Зрителем собственной переломанной жизни.

Смотрим в небо

Жаль, что не найдём больше ответов

Веришь слухам

Что сладко говорят все эти суки

Я просто улетаю, как дым

Нет, это ладони сквозь сны

И она говорила, говорила «Жаль»

А я о любви говорил

И ты ветрена, прощальные глаза

Мокрою ладонью по щеке слеза

Вижу, как Марат, сын Алика, кружит мою Алиску на небольшом танцполе между плетеных столов с диванчиками. Не могу разглядеть их молодые, разрумянившиеся на легком морозе лица, но уверен, что они друг другу улыбаются. Мы с Лизой тоже улыбались друг другу, танцуя под эту песню, и не особо вслушивались в слова. Сейчас же меня режет острым стеклянным осколком каждая фраза, обретая четкий смысл.

Я стал слишком сентиментален. Если бы я умел красиво складывать слова, я бы уже завалил Лизку слезливыми стихами по самую ее рыжую, пахнущую домом макушку. Но я не умею. Даже просто выразить всё, что у меня на душе, четко не получается. Да и не уверен, что это ей действительно нужно.

Я уже вообще ни в чем не уверен кроме того, что хочу обратно свою жену. И мне плевать, что она с другим сейчас. Плевать. Пусть...

Оказывается, я совсем не гордый. Если ей так легче. Если это то, что ей необходимо, чтобы почувствовать, что отомстила, или просто развеяться - я переживу.

Лишь бы потом вернулась...

Лишь бы это не было чем-то хоть вполовину таким же настоящим, как было у нас. Лишь бы не влюбилась в него.

И после сегодняшнего утра у меня появилась надежда, что так и есть. Что "рыба" - просто Лизин пластырь, который она еще и совершенно неумело лепит на открытую рану. И что скоро ей это надоест.

А я подожду.

Лиза сама вручила мне эту надежду, которая горит теперь словно сердце Данко в груди, обжигает до термических ожогов и сладко греет одновременно. Вручила, когда целовала меня, когда обнимала так, будто ей страшно хоть на чуть-чуть ослабить хватку, когда смотрела своими затуманенными расфокусированными глазами.

И когда впервые за эти два месяца выдвинула хоть какие-то условия, на которых она может попытаться вернуться.

Раньше ведь было просто "нет" и всё. Категорически. Наотмашь.

А сегодня мы внезапно перешли к торгу, пусть и с туманными перспективами.

Но, значит, она уже допускает такую мысль, да?

Не знаю пока, что делать с этим. Переезжать? Всё бросать? Но куда? В Москву? Даже в мыслях это звучит для меня дико...Но...Посмотрим. Надо обдумать. Да и пока Лиза с "рыбой" своей не наиграется, смысла торопиться нет...

При мысли о Коце внутри ожидаемо разъедает кислотой ревности и непроизвольно сжимаются кулаки -так, что ломается сигарета, но я гашу в себе этот порыв. Видимо, это мое такое наказание. Видимо я заслужил. Умирать от мысли, что жена не со мной, так же, как умирала она.

Не знаю, случайно или специально Лиза это делает, но лучшей прививки верности сложно себе представить. Такие чувства на пальцах не объяснишь - только пережить и потом попытаться выжить. Я уже почти принял. Почти. Во рту горчит, но обратно свою семью я хочу больше, чем потешить уязвленную гордость.

Закуриваю еще одну сигарету, наблюдая за веселящейся толпой издалека. Алиску потерял из поля зрения, зато нашел глазами Лёву, который напросился помогать ди-джею. Мнется рядом, что-то подает, с любопытством разглядывает пульт. Он у меня вообще очень любознательный и, когда его по-настоящему что-то заинтересует, у сына так фанатично горят глаза, что становится очевидно, какой он еще во-многом ребенок – непосредственный, открытый. Подростки – странные существа. Когда ты ждешь от них разумных поступков – они как невменяемые дети, когда делаешь скидку на возраст – они демонстрируют небывалую зрелость и глубину.

Вообще у нас мальками был хороший день сегодня, хоть мне было и сложно выплывать из своих мыслей и включаться в общение с детьми - слишком уж насыщенным выдалось утро с их матерью, и я то и дело выпадал из реальности, перебирая в памяти каждую минуту, проведенную с Лизой. Пытался анализировать - получалось откровенно плохо - чувства топили.

Хорошо, что ребятам мое активное участие особо и не требовалось - сначала мы толпой смотрели соревнования, потом Алик повез всех кататься на снегоходах вдоль замерзшего озера, чем я не преминул воспользоваться, оставшись на турбазе, а вечером была запланирована дискотека в честь двадцать третьего февраля, так что всем было весело и без моего непосредственного участия.

Я и сейчас, докурив вторую сигарету, и подышав еще с полминуты стылым, пропитанным хвоей воздухом, отправляюсь в выделенный мне с детьми небольшой домик на самом берегу озера, решая на дискотеку даже не заходить. Алик предлагал посидеть у него в коттедже вечером, пожарить мясо, выпить, но мне так не хочется на данный общаться, что я решаю, что если не начнет звонить и искать, то просто проигнорирую его приглашение. В конце концов сегодня на турбазу приехало достаточное количество наших общих знакомых, чтобы хозяину было чем заняться и без меня. Медленно бреду к отдельно одноэтажному коттеджу, пряча холодные руки в карманы куртки и лицо высокий ворот. Хмурюсь, замечая, что в моем коттедже в одном из окон загорается свет.

Хм, из детей что ли кто-то? Наверно…

Лишь бы не Алик искал. Ни разговаривать, ни пить не хочется, одно желание – побыть одному. Ускоряю шаг, отряхиваю ботинки от снега на пороге, открывая неплотно прикрытую дверь. Расстёгиваю куртку, проходя внутрь и озираясь. Из ванной навстречу выскакивает как черт из табакерки бледная-бледная Алиска с широко распахнутыми, словно испуганными глазами.

- Па-а-ап…- жалобно пищит и замолкает, кусая губы.

- Лиса, ты что? – обдает липкой тревогой как по команде, - Случилось что?

- Пап, у меня…- всхлипывает, - к-кровь…Что мне делать, а?

- Какая кровь? – в один шаг оказываюсь рядом и крепко хватаю ее за плечи, вертя в разные стороны, чтобы осмотреть с ног до головы, - Ты поранилась? Где? Показывай, сейчас все решим!

- Да нет, - мучительно краснеет, - Там…

И выразительно косится себе на низ живота.

- Пап…- опять всхлипывает жалобно и поднимает на меня растерянные зеленые глаза.

А я, как и моя вдруг ставшая взрослой дочь, заливаюсь бордовым до самых ушей, потому что…Ну вот такие испытания вообще не для меня…

- В первый раз? – малодушно уточняю очевидное.

Кивает, кусая губы.

Блять!