Мой Север

Глава 6

Глава 6. Цветань, 527 круг Н.Э.

Наши стрелки и копейщики разошлись, освобождая для нас проход между «ежами», и мы устремились в него. Пролетая мимо карробаллисты, я крикнул Албериху, чтобы он возобновил стрельбу.

«ТшДАЦ!!!» — громыхнуло за спиной, и мы влетели в освобожденный проход. Копейщики сразу вернулись на свои позиции, образовав плотную стену. Мы остановились рядом с пластунами, которые уже изготовили фустибалы к бою. Благодаря тому, что я сидел в седле, мне хватало обзора и поверх голов моих стрелков и копейщиков прекрасно просматривалось поле боя.

Корнилий Рогоза не стал долго рассусоливать и уже начал активные действия. В нашу сторону, сокращая дистанцию для начала стрельбы, бежала толпа из двух сотен вражеских лучников. С удовольствием отметил, что Алберих не перенацелил стреломет на приближающихся застрельщиков. Нам гораздо полезней, если он проредит кавалеристов или хотя бы наемную пехоту.

«Дут… дут… трень… трень-трень… трень…», — заработали сначала наши арбалеты, а затем и луки. Арбалетчики, имея несколько более дальнобойные «машинки», чем луки, повели стрельбу с двухсот — двухсот сорока метров, вышибая еще только приближающихся лучников. Наши лучники поддержали своих товарищей метров со ста пятидесяти.

«Шш-ш-ш… тук-тук… шшш… тук», — а это пошла ответка от мятежников. Вражеские стрелы плотно, с шипением начали осыпать наших стрелков. Поморские стрелки сначала остановились на дистанции в сто пятьдесят метров, но потом, видя низкую эффективность своей стрельбы, сблизились до ста.

Однако, это им не очень помогло. Я, наблюдая за развернувшейся перестрелкой, которая стала приобретать все более ожесточенный характер, с радостью констатировал, что не зря потратил немаленькие ресурсы на оснащение своих стрелков.

Несмотря на густо сыпавшиеся на моих людей стрелы, урон они наносили слабый. Часть стрел, те которые летели по настильной траектории, принимали на себя щиты-павезы. Те стрелы, которые прилетали по навесной траектории, принимали на себя шлемы и доспехи из крепкой моржовой кожи.

Высокое качество и изготовления, и самого материала, а также удачная конструкция доспеха, позволили надежно защитить моих стрелков. Шлем дзунари-кабуто и ламинарный доспех в полной мере отвечал предъявляемым к ним требованиям. Стрелы мятежников или отлетали, попав в защиту моих стрелков, или бессильно впивались в толстую и крепкую, обработанную специальным составом, моржовую кожу, не в состоянии ее пробить.

К сожалению, совсем избежать потерь было нереально. Несколько человек получили стрелы в лицо и погибли. Но эти потери не шли ни в какое сравнение с потерями поморов. Вражеские лучники выбывали из боя один за другим. Часть из них, получив ранения, или брели в тыл своего войска, или лежали на земле, оглашая окрестности жалобными криками.

Но, в основном, вражеских стрелков выбивали насмерть. Трупы поморских лучников усеяли землю перед строем нашего войска и их количество постоянно увеличивалось. Глядя на работу моих стрелков, у меня возникла странная ассоциация. Арбалеты напомнили мне СВД*, редко, но точно минусуя цели, а луки работали как «калаши», подавляя врага частой, но менее точной, чем у арбалетов, стрельбой.

* — снайперская винтовка Драгунова.

В принципе, удивляться было нечему. Хорошо вооруженные и выученные в ходе многочасовых тренировок и регулярных соревнований, стрелки были лучше ополченцев. Пусть и более многочисленных, пусть и имеющих в своих рядах некоторую часть вчерашних охотников, знающих с какой стороны брать лук.

Наряду с лучшей подготовкой моих воинов, несопоставимое качество стрел и, тем более, доспехов, давало мне в этом аспекте боя весомое преимущество. Вскоре потери среди вражеских стрелков превысили определенный порог, и они побежали.

За время перестрелки карробаллиста сначала сосредоточилась на обстреле кавалерии. Многих конников подопечные Албериха не убили, но внесли среди вражеских кавалеристов смятение и те были вынуждены уйти за строй пехоты. После этого целями были выбраны отряды наемников, которые составляли центр пехотного построения мятежников.

И мы успели нанести им заметный урон! Несмотря на редкую стрельбу, каждое попадание уничтожало по два, а то и по три человека за раз. И ничего не могло спасти, ни щит, ни доспех. Враги насаживались на крупные дротики карробаллисты, как куски баранины на шампур. А уж какое психологическое воздействие было оказано на самую боеспособную часть вражеской пехоты!

Эх, если бы мне дали возможность подольше вести стрельбу. Но Корнилий Рогоза дураком не был… к сожалению. Вся масса пехоты поморов, ускоряясь с каждым пройденным шагом, двинулась в сторону нашего строя. Мне из седла было видно, как кавалерия поморов подгоняет сзади, уже перешедшую на бег, толпу ополченцев.

Как только вражеская пехота сдвинулась с места, Алберих увел карробаллисту вглубь строя, а стрелки начали безнаказанно расстреливать набегающих мятежников. Надо признаться, долго вести стрельбу не получилось, и Колояр увел свою роту за спину копейщикам.

Лучники, заняв позицию за копейщиками, тут же начали навесом вести обстрел наступающего врага, а метров за пятьдесят до подхода противника к нашему строю подключились фустибалы. Оставляя за собой легкий шлейф дыма, глиняные снаряды с горючей смесью, описав крутую дугу, рухнули на толпу поморской пехоты. Крики боли и ужаса покоробили даже меня, уже порядком очерствевшего душой на Этерре.

Резкая команда, и от копейщиков в сторону врага густо полетели плюмбаты. Арбалетчики, разделившись на два отряда, побежали на фланги. Как и было оговорено, они забрались на ближайшие к строю повозки и открыли стрельбу поверх голов наших наемников, отряды которых подпирали копейный строй с обоих флангов. Непрерывная стрельба из всех имеющихся видов оружия нанесла жестокие потери наступающей пехоте, но остановить ее не смогла.

Коротко рявкнул рог, и мои копейщики отошли за «ежи», слаженным движением сомкнули щиты и ощетинились копьями. Теперь перед нашей пехотой стоял еще и ряд легких деревянных заграждений, что должно помочь сдержать первый натиск поморов. Чувствуя близость схватки, Князь заволновался под седлом, заперебирал ногами, почти выполнив пиаффе*. Я с трудом его успокоил.

* — зрелищная рысь на одном месте с высоко поднятыми ногами. Ноги поднимаются диагонально и опускаются пружинящей рысью, при этом лошадь не сходит с места.

Подгоняемая сзади собственной кавалерией, стремясь побыстрее миновать простреливаемое пространство, вражеская пехота быстро добежала до наших позиций. Но это не Голливуд, где вооруженные воины могут со всех ног пробежать километр и, не запыхавшись, вступить в бой.

Поэтому до наших копейщиков толпа мятежников добежала хоть и быстро, но с «севшей дыхалкой». А «севшая дыхалка» — это общая слабость. Ни человек не может беспрерывно носиться как угорелый, ни конь не может долго идти галопом, ни с автомата нельзя стрелять без перерыва. Все это — киношные штампы, а в жизни все сложнее.

До нашей пехоты поморы дошли уже морально надломленными и разбились о строй, как волна о волнорез. Смять наш строй не вышло. Первая шеренга копейщиков все силы бросила на сдерживание. Вторая, с верхнего хвата, быстрыми смертоносными ударами разила мятежников, выводя из строя все больше противников.

И если первый навал, когда набегающие сзади поморские ополченцы толкали на наши копья впереди стоящих товарищей, заставил наших копейщиков и наемников напрячь все силы, чтобы удержать строй. То под непрерывным обстрелом этот навал стал стремительно сходить на нет.

Болты и стрелы, не встречая преград на плохо защищенных поморских ополченцах, смертоносной косой выкашивали мятежников. А зажигательные снаряды, разбивающиеся под ногами нападавших, или прямо на них, наносили не только жестокий урон, но и вселяли ужас в сердца поморов.

Видеть горящих заживо товарищей, каждую секунду ждать, что сам окажешься на его месте, и продолжать выполнять поставленную задачу, мало кто сможет. И точно не сможет вчерашний крестьянин, которого насильно выгнали в поле, умирать непонятно за что.

В это время кавалерия мятежников, под предводительством самого Корнилия Рогозы, обогнула сражающуюся пехоту по левому флангу и, под обстрелом стоящих на повозках арбалетчиков, устремилась к нам в тыл. Что они хотели? Ударить во фланг или тыл? Не знаю, но они обломались.

И фланги, и тыл у нас закрыты связанными между собой повозками и «ежами», а наша кавалерия стоит в готовности к контратаке. Они могли, конечно, разобрать заграждения и атаковать. Ну, как вариант. Но такого решения Рогоза не принял, и они, обойдя по периметру наше построение, снова ушли в тыл своей пехоте. Наши сделанные на скорую руку укрепления оказались для них неожиданностью.

А у пехоты, похоже, иссяк запал. Ошеломленные жестокими потерями, ополченцы отхлынули от нашего строя, и я тут же дал команду на движение вперед. Тут надо постараться уловить тот момент, когда необходимо бросить очередную гирьку на чашу весов. И я посчитал, что это — он и есть. Копейщики и наемники быстро миновали «ежи» и снова мгновенно собрали строй.

Сигнал рога и мои копейщики начали слаженно продавливать поморов. «Ху… ху… ху…», — медленно, делая шаг вперед с одновременным ударом копьем и строго держа строй, бойцы начали теснить мятежников.

Под слаженным давлением пехоты и непрерывным обстрелом, поморы продержались недолго и побежали. Я еле успел схватить за рукав Кисила, когда увидел, что он собирается дать команду нашей кавалерии на преследование и уничтожение бегущего противника.

— Что?! — оглянулся на меня разъяренный Кисил, вырывая руку из моего захвата.

— Отпусти их! — крикнул я и быстро продолжил, увидев как темнеют от бешенства глаза будущего барона. — Это твои люди, которые будут работать на тебя, растить хлеб и платить налоги! Чем больше их убьешь, тем больше себе навредишь!

— Господин, еще ничего не закончилось, — вмешался Деян. — У врага цела вся кавалерия.

Кисил Аристи с трудом взял себя в руки, но согласно кивнул мне головой и дал команду выводить кавалерию из лагеря, копейщикам остановить наступление.

— Ронгар! — крикнул Кисил командиру наемников. — Твои, вместе со стрелками и пластунами, остаются в лагере. Ты — старший! Колояр, Гор, Ронгар, за безопасность моей супруги и сохранность лагеря отвечаете головой!

— Вон они! — Деян указал на выстраивающуюся напротив нас вражескую кавалерию.

Те пропустили убегающих ополченцев, даже не попытавшись их остановить. Вражеские кавалеристы не испугались и попробовали толи прикрыть свою убегающую пехоту, толи просто попытались переломить ход боя. Может им, по большому счету, и плевать на свою пехоту, я не знаю. Она у местных — вспомогательный род войск и с кавалерией не выдерживает никакого сравнения.

А кавалерия у противника пока цела и в полном порядке. И их всадников по-прежнему больше, чем у нас. Если верить полученным сведениям, то сто шестьдесят против ста тридцати пяти. Но ничего, у нас тоже свой козырь есть. Уже давно Беон тер Аристи присмотрел у меня и моих кавалеристов приспособление из кожаных ремешков — ток. Благодаря ему, можно не только без усилий транспортировать копье, но и наносить копейный удар всем весом всадника вместе с лошадью.

И он даже ослаблялся, методом подбора крепости ремней так, чтобы и мощный удар был нанесен, и вовремя ремень лопнул, дабы избежать нанесения травмы себе или своей же лошади. Теперь в Аристи вся кавалерия оснащалась такой ременной конструкцией.

Кисил выстроил конницу клином, как заранее обговаривали. Впереди мои кирасиры, как «наконечник копья». У них еще и седла специальные — высокие, с небольшой спинкой. Таких из седла выбить — еще умудриться надо. А ваш покорный слуга — на острие этого самого «копья».

За ними — дружинники, среди которых занял позицию Кисил, а уже следом — мои уланы. Они, по задумке, должны вступать в бой, когда строй противника уже разорван или при преследовании убегающего врага.

— Прямо, шагом! Марш! — скомандовал Кисил Аристи.

— Пошли, дружище, — наклонившись, шепнул я Князю и легко тронул его пятками.

Конь всхрапнул, мотнул головой и двинулся вперед. Наша объединенная дружина медленно, сохраняя строй, тронулась в сторону поморской конницы. Те незамедлительно выступили нам навстречу.

— Рысью! Ма-а-арш! — снова скомандовал Кисил.

Отряд ускорился, а гул от топота копыт заглушил остальные звуки. Мы начали стремительно сближаться с мятежниками.

— Куц галопом*! Ма-а-арш! — заорал Кисил.

* — всадники соразмеряют темп аллюра своей лошади с лошадью направляющего, не позволяя своей лошади выноситься вперед или отставать.

Опустив копье, я пустил Князя в галоп. Даже не оборачиваясь, я знал, что весь наш отряд, как один, повторил мои действия. Выбрав противника для стычки, из массы несущейся навстречу кавалерийской лавы, я прикрылся щитом-тарчем и сосредоточился на предстоящем столкновении.

Зажав копье под мышкой и безобразно раззявив в крике рот, со мной стремительно сближался выбранный мной как цель поморец. Мне бы сейчас выбрать уязвимую точку, но, к сожалению, в седле я до сих пор сражался гораздо хуже, чем на своих двоих.

Я просто направил копье в силуэт противника и собрался перед ударом. Бба-а-ам!!! Копье помора скользнуло по тарчу, а мое, также попав мятежнику в щит, пробило и его и противника. Щелкнули ремни тока, освобождая мое копье, и прошитый насквозь помор вылетел из седла.

Я же в седле удержался, но вовсе не от того, что более лучший кавалерист, чем противник. Высокое седло, чуть более длинное копье, ток и удобный металлический щит. Вот мои козыри в кавалерийской сшибке.

«Бр-рр-руумм!!!» — с грохотом сшиблись два конных отряда. Но мне смотреть по сторонам было некогда, я старался не потерять скорость, так как был острием нашего клина. Потеряв копье, я наклонился за притороченным к седлу клевцом, но тут же пришлось снова закрываться тарчем. Скачущие за первой шеренгой поморы моментально вступали в бой с нашими, прорвавшими их строй, бойцами.

Я только и успевал парировать удары, посыпавшиеся на меня со всех сторон. Вертелся, как уж на сковородке. Князь — просто красавец! Перед тем, как мы завязли в глубине вражеского строя, он успел сбить грудью лошадь помора вместе с всадником (!!!), а сейчас бил копытами и кусал всех, до кого мог дотянуться. Дружище! Да я тебе всех поморских кобылок приведу после боя, на выбор! Лучший овес! Лучшие девочки! И конюхов пригоню десяток, чтобы за тобой ухаживали, скребками и гребнями тебя ублажали!

Нам совсем чуть-чуть не хватило натиска, чтобы насквозь прошить дружину поморов. Первым ударом мы вынесли из седел всю первую шеренгу мятежников. Но затем «клин» потерял скорость, оба отряда смешались и сейчас пошла настоящая «собачья свалка».

Я ничего не видел, кроме сыпавшихся на меня ударов, и ничего не слышал, кроме грохота боя, фоном заглушивших все остальные звуки. Часть ударов принимал на тарч, часть — блокировал клевцом, благо он у меня полностью металлический. Но часть ударов я парировать не успевал и их принимал мой доспех. Слишком много вокруг врагов!

Доспех пока удары держал, но было очень больно. Фантастически надежный, по местным меркам, металл доспеха, высококачественный поддоспешник, все это не могло до конца самортизировать пропущенные мной удары. Я надеялся только на то, чтобы мне не сломали кости и, скрепя зубами, терпел боль.

Но вот слева и справа меня начали догонять аристийцы. В яростной рубке они оттесняли поморов, оставив врага только прямо передо мной. Конный воин с топором и пеший с мечом работали против меня, остальных взяли на себя мои соратники.

Вот теперь я мог не только защищаться. Я было, уже обрадовался, подавая Князя вперед, чтобы минусовать одного из противников, как пеший помор нанес мощный ударом мечом по шее моего коня!

Князь коротко, как-то по-детски, вскрикнул и стал заваливаться на левый бок. Сука!!! Я мигом вытащил ноги из стремян и, не выпуская щит и клевец из рук, спрыгнул на землю. Тут же пришлось отражать тарчем рубящий удар пешего мятежника.

Отведя щитом меч помора, я обрушил мощный боковой удар на левое колено мятежника. Громкий болезненный крик, переходящий в вой, стал мне наградой. Помор, нелепо взмахнув руками, завалился на спину. Я перехватил оружие со стороны молота, шагнул к нему и вбил клевец в его скуловую кость. Тут же вздернув оружие, парировал удар конного помора.

На!!! Поставив блок на рукоять топора, я вторым движением обрушил свой клевец на колено кавалериста. С криком боли он склонился к седлу, а я, не раздумывая ни секунды, вбил клевец ему в висок. Прямо сквозь бармицу! Мятежник молча вывалился из седла и рухнул на землю.

Быстро обернувшись на поверженного ранее пехотинца, увидел, что он уже не представляет опасности. Лицо под левым глазом мятежника смялось, обнажив мелкие костные обломки. Глаз выпал из глазницы и повис на лицевом нерве. Но помор был еще жив. Он тихо хрипел и скреб руками землю.

Я метнулся к Князю, но сразу увидел, что все кончено. Мой друг отходил. Конь лежал в огромной луже крови и уже не кричал, да уже и не шевелился. Огромная рубленая рана вскрыла артерии на его шее и жизнь его покинула вместе с кровью за считанные минуты. Я увидел только, как по ногам Князя пробежала мелкая судорога и он окончательно затих.

Ярость и бешенство накрыли меня с головой, в висках тяжело стучала кровь. Я быстро осмотрелся. Вокруг по-прежнему шла битва, все поле было усеяно трупами и оружием. Попытался поймать лошадь убитого мной кавалериста, но она убежала, чуть не лягнув меня задними ногами.

Я вернулся к уроду, который убил моего друга, он еще был жив. Я коротким ударом клевца проломил ему лобную кость и ринулся в гущу сражения. Все мое естество просило крови мятежников. На меня вылетел поморский всадник, я бросился к нему навстречу и, прикрывшись щитом, нанес мощный удар клевцом. Помор ловко прикрылся щитом, приняв удар клевца на него.

Пробойник клевца проломил щит и застрял в нем. Рукоять вылетела из моей руки и мятежник пронесся мимо, унося мое оружие. Дурень! Надо было темляк на запястье намотать! Хотя… Если бы намотал, как вариант, мог бы сейчас волочиться за скачущим помором.

Копье потеряно при первом ударе, шашка придавлена телом Князя, клевец унес вражеский кавалерист в своем щите. Короткий меч на поясе! Я уже схватился за шершавую рукоять вакидзаси, как увидел в шаге от себя кем-то брошенное пехотное копье.

Рассказываю я об этом долго, но все эти мысли пронеслись у меня в голове в одну — две секунды. Я сбросил щит, схватил копье, и с каким-то животным ревом заорал:

— Дрруг!!! Этих мразей я посвящаю тебе! У Прредков они будут служить тебе конюхами! Рра-а-арр!!!

Я ринулся в гущу боя, тут же мощным ударом копья сняв с седла первого «конюха». Вторым передо мной выскочил спешенный дружинник с копьем. Мгновенно выполнив ударный батман, я вонзил острие своего копья прямо ему в горло.

Тело второго «конюха» еще только заваливалось вперед, а я уже проскользнул мимо, ища нового врага. Разум отключился и тело работало само, на рефлексах. Пехота врага уже сбежала, и я метался между рубящими друг друга кавалеристами. Сбивал с лошади, колол прямо в седле. Убивал врагов, не считая.

Через некоторое время пришел в себя от того, что некого стало убивать. Поморы сражались стойко, но, когда до места сражения добрались наши копейщики, они не выдержали и, развернув коней, рванули в сторону баронского замка. Наши погнались за ними, а я остался на месте сражения.

Со мной остался Матей с парой кирасир. Они поймали мне коня, но я пошел сначала за своим оружием. Надо было подобрать тарч, копье, шашку, ведь клинок такого качества на Этерре не найти. Да и клевец мне лучше найти свой, привык я к нему. Естественно, Матей с ребятами мне помогли.

После «сносящего крышу» всплеска адреналина, у меня начался «отходняк». Тело ослабело, руки и ноги подрагивали, хотелось лечь где-нибудь, и чтобы никто ко мне не лез. Скакать и добивать врага не хотелось, мы все равно победили, без вариантов.

Вон, пусть Кисил их добивает, авторитет зарабатывает. На то, что часть популярности пройдет мимо меня, именно сейчас было плевать. Смерть Князя ощутимо ударила по психике, постепенно вгоняя в депрессию. Даже не ожидал, что так тяжело восприму потерю. Вроде не человек, но как в сердце ножом ударили.

Пока искал и собирал свое оружие, обратил внимание, что часть бойцов, оставленных на охрану нашего лагеря, уже начали сбор трофеев. Ну и правильно, большую часть бойцов в охране оставили, обеспечив безопасность Беляны и лагеря. А небольшую группу самых «прошаренных» отправили мародерствовать. Собирать-то все равно придется. Зачем время терять? Вяло забрался на коня, и мы потрусили в сторону замка Мезен.

Думал, что кроме все более усиливающейся депрессии, никаких эмоций сегодня испытывать не буду. Но нет, таки смогли удивить. Оторвавшихся от преследователей поморских кавалеристов, которые хотели укрыться в замке, перехватили перед въездными воротами и пленили отряды нейтральных дворян.

Также отловили часть бегущих и старающихся схорониться в лесах ополченцев и остатки наемников. Преодолевая мрачное настроение, проверил своих людей. Потери были приемлемыми, если можно так говорить. Понимаю, что для отдельной семьи, жизнь даже одного человека бесценна, а смерть — это невосполнимая утрата и страшная трагедия. И как человек, я с этим полностью согласен, но как командир — обязан руководствоваться другими принципами.

К счастью, командиры моих подразделений остались живы, больше всего потерь понесли отряды наемников. Меня еще хватило на обход раненых и на короткую речь перед остальными подчиненными мне бойцами. Похвалил их, пообещал долю в трофеях, затем перепоручил командование Стоку и ушел в замок к Кисилу.

Машинально отметил, что Сток отправил со мной двух сопровождающих из состава кирасир. Дальше до позднего вечера для меня все проходило фоном. Отправка отряда за Беляной, поручение стрелкам и наемникам, которые ее охраняли в лагере, по сбору трофеев, снятию шкур и заготовки мяса с убитых лошадей.

Принятие Кисилом присяги мезенских дворян, казнь дворян мятежных (Корнилий Рогоза и капитан баронской дружины наказания избежали, погибнув во время боя). Помилование и отправка по деревням пленных поморских ополченцев, перенаем пленённых наемников. Отправка отряда за мамой Беляны, Марфой Мезен.

Охрану замка взяли на себя дружинники Кисила, а капитаном своей дружины Кисил, ожидаемо, назначил Деяна. Мои же бойцы стали ставить полевой лагерь невдалеке от стен замка.

Я во всем этом активно не участвовал, оставаясь обычным зрителем. Неидеальное поведение для командира, но в данном случае я мог позволить себе порефлексировать. Актуальные вопросы я решил, помощники у меня есть, вот и пусть работают. Могу себе позволить. Да и я, как бы то ни было, не Железный Феликс. Помните этот советский анекдот?

Свершилась революция и Феликс Эдмундович полез на крышу Кремля снимать орлов и устанавливать звезды. Все сделал, а слезть не может. Не получается. Вождь пролетариата вышел на красную площадь, увидел Дзержинского и кричит ему:

— Феикс Эдмундович, что вы там деаете?

— Слезть не могу, Владимир Ильич!

— Не пееживайте… сейчас поможем! — и поворачивается к рабочим. — Несите бьезент. Ястягивайте!

Рабочие растянули брезент.

— Пъыгайте, Феикс Эдмундович! — кричит Ленин Дзержинскому.

Дзержинский собрался с духом и прыгнул.

— Убиайте бъезент! — скомандовал Ленин.

Шлеп!!! Дзержинского размазало по мостовой Красной площади.

— О! Епёшка! — удивился Ленин. — А говоили: Жеезный Феикс… Жеезный Феикс…

А я тоже не железный и гибель Князя настроение мне изрядно испортила. Поздно вечером Кисил тер Мезен организовал пир, посвященный вступлению в наследство. На него были приглашены местные дворяне, ну и я, конечно. Простых воинов он собирать не стал, что меня немало удивило, зная чей он сын, и как бы в этом случае себя вел Беон тер Аристи.

Ну да Предки ему в судьи. Теперь это его баронство. Сейчас он здесь Царь, Бог и воинский начальник. Однако, здесь есть я, а значит о моих бойцах есть кому позаботиться. Пришлось еще раз «вынырнуть» из роли наблюдателя. Решил с Кисилом вопрос о выделении дружине некоторого количества алкоголя.

Молодой барон энтузиазмом не воспылал, но неожиданно меня поддержала Беляна. Спасибо девочке! Алкоголя в замковом погребе было хоть залейся, и Кисил приказал выкатить бочки с вином и пивом для нашей дружины.

Я вызвал Стока и проинструктировал его, чтобы организовали охрану лагеря трезвыми бойцами, но оставили им вина, чтобы они могли помянуть погибших товарищей и отпраздновать победу, когда их сменят на следующий день. Также «озадачил» Стока подготовкой списков на награждение за битвы с тилинкитами и поморами. Само награждение буду проводить после прибытия в манор и подготовки наград.

Стали созывать на пир. Я, в приказном порядке, отправил свое сопровождение отдыхать в лагерь, переоделся в выделенной мне комнате, заменив доспехи на обычную одежду, и пошел на «мероприятие». На пиру собралось человек пятьдесят, может чуть больше.

Это и владельцы маноров с сыновьями, и безземельные дворяне, служившие в баронской дружине и не примкнувшие к мятежу. Молодого барона охранял десяток его воинов во главе с Деяном. Кстати, Деяну Кисил обещал дворянство, но сегодня принимать его в благородное сословие не стал. Наверное, не до того было, но это теперь уже их дело.

— Не мало дружинников в зале? — я тихо поинтересовался у Кисила.

За главным столом сидел Кисил, Беляна (единственная женщина в зале, кроме разносящих еду и напитки служанок) и я. Остальные сидели за двумя длинными столами, приставленными к нашему буквой «П». Шестеро дружинников стояли за нашей спиной, а четверо — у входа в зал.

— Достаточно, — гордо ответил молодой барон.

Я только безразлично пожал плечами. Кисил тер Мезен встал из-за стола и произнес краткую речь. Пообещал раздачу слонов и карманных аквариумов… эээ… распределение земель мятежных дворян, экономические послабления, целование в десны… опять не то… крепкую дружбу с аристийцами, процветание и бла… бла… бла…

По окончании речи довольные дворяне заколотили пустыми кружками об стол. Я зевнул, прикрывшись ладонью, и налил себе вина. Потом выступила Беляна, пообещав, что заслуги присутствующих перед ее семьей не будут забыты… многолетние традиции… мезенцы и немножко аристийцы — молодцы, а остальные фуфлыжники… и бла… бла… бла… Здесь слушатели еще и ногами затопали.

А потом все начали бухать! Как не в себя! Я сначала с удивлением таращился на это «благородное собрание», а потом махнул рукой и тоже стал наливаться вином. Уже через час — полтора в зале стали возникать стихийные ссоры, пьяные поморы ожесточенно мерялись своими пипирками. Вспоминали старые обиды, не правильно, по их мнению, поделенные между их маноров овражки и холмики и т. п.

А вскоре дошло до мордобоя. Дворяне, не принимающие в драке участие, орали, подбадривая кулачных бойцов, служанки визжали. Деян тут же нарисовался перед молодым бароном, ожидая команду утихомирить буянов. Но Беляна положила ладонь на руку мужа и попросила не мешать дворянам веселиться.

Мол, мы народ такой, это у нас в порядке вещей, и ей хотелось бы, чтобы традиции старины не рушились. По крайней мере, так резко. Вообще, на мой взгляд, поморы повадками больше простолюдинов, чем дворян напоминают. Простые, как мычание, и прямые, как копье. Понравилось, что за оружие баронеты не хватались, а «заряжали» друг другу голыми кулаками.

Я пил и внимательно слушал разговоры нажравшихся мезенцев. А что еще делать? Общаться не было настроения. Так… отвечал односложно на реплики Кисила и Беляны. А слышал я практически все, что говорили в зале. Слух и зрение на Этерре были у меня исключительно острыми. Подозреваю, что это не только молодость, скорее биофаги постарались. Спасибо, Мирослав Александрович, за укольчик.

На беду местных, задирать друг друга некоторым из них наскучило, и я услышал, как один из мезенцев начинает потешаться надо мной. И сидящие вокруг него товарищи его активно поддерживают. Откуда-то прознали, что настроение у меня подавленное из-за потери боевого коня.

И началось: настоящий мужчина и воин так себя вести не будет… чуть не плачет из-за какой-то клячи… рожа покореженная, видать постоянно по ней получает… да и вообще, жалкие аристийцы — это вам не гордые сыны Помории.

Ну нормально, как раз под настроение. Я встал и пошел к веселящейся компании. Меня слегка качнуло, тоже выпил уже немало. За столом, напротив главного говоруна, место как раз было не занято, и я тут же опустился на свободный стул, оборвав веселую беседу.

— Продолжай, — кивнул я сидящему напротив говоруну.

Тот переглянулся со своими товарищами и оскалился в издевательской ухмылке.

— Тебя не учили вежливости? — сделал удивленное лицо сидящий напротив мезенец. — Тебя никто к нашему столу не приглашал. Иди, откуда пришел.

— Я как раз учитель вежливости, — ответил я слегка заплетающимся языком. — Сейчас помогу разучить первый урок.

Быстро выстрелив вперед правой рукой, я ухватил мезенца за волосы и сильно толкнул его от себя. Мезенец ожидаемо ухватился руками за стол и, напрягшись изо всех сил, надавил на мою руку, пытаясь не свалиться со стула.

В ту же секунду я, неожиданно для помора, рванул его волосы на себя и со всей дури впечатал его мордой в стол. Его усилия плюс мои усилия, — результат на лицо, аха-ха-ха! Мезенец, как резиновый мячик, сначала отдернулся от стола, но тут же глаза его остекленели, он обмяк и как желе стек со стула под стол.

— Аа-а-аа! Бей его-о-о!!! — кинулись на меня его дружки.

Перехватил тянущуюся ко мне слева руку и, выполнив рычаг наружу, уложил первого помора на пол. Второго, подскочившего справа, спокойно обрушил подсечкой. Третьего, налетевшего и чуть не сбившего меня с ног, я принял на бедро и смачно припечатал его об многострадальные полы зала.

Однако, проведя бросок через бедро, я сам еле удержался на ногах. Большое количество алкоголя слишком сильно сказалось на координации. Я решил, что ну его на фиг эти приемы. И пошла потеха! Поморы — мужики, конечно, крепкие, но не с тем связались. Они наскакивали на меня как собаки на медведя. С возбужденным гвалтом они молотили меня своими кулаками, но я только покачивался.

Ни про какие блоки и уклонения и речи быть не могло. Во-первых, этих засранцев было много. Во-вторых, я, как и мои соперники, реально набухался. Каждый мой удар выбивал одного из оппонентов из кучи-малы, которая вокруг меня образовалась. Меня же поморы отхреначить не могли, как не старались.

Один раз чуть не завалили, когда на обоих руках повисли целые грозди местных, а самый здоровый из них стал с радостным гиканьем и уханьем вбивать в меня свои кулаки. Однако им и тут не обломилось, я смог высвободить одну руку и так зарядить ему под ухо, что он сразу мирно лег на пол и затих.

Потом раскидал всех, как мастифф пекинесов… потом не помню… потом помню, как со стулом в руке гоняю поморов по залу… потом, вроде, с ними же сидели в обнимку и пели какую-то дурацкую песню… откуда я слова знаю?

Потом опять пили… помню ошарашенное лицо Кисила и очень довольное лицо Беляны за центральным столом… потом помню, я уже никакой, а Беляна отправляет одну из служанок довести меня до моей комнаты.

Служанка, румяная светленькая девушка, поднырнула мне под руку и повела меня из зала. Красивая… Я про служанку. И фигурка какая классная! Рука «случайно» опустилось на бедро блондинки, ух-х! Меня как кипятком окатило.

Вся кровь из организма перетекла вниз. Девушка, увидев встопорщившиеся железнодорожным костылем штаны, стрельнула в меня смешливыми синими глазищами и захихикала.

В каком-то длинном коридоре к нам пристал… не знаю кто. Он хотел, чтобы с ним ушла моя провожатая. Ни сил, ни желания спорить у меня не было. Я зарядил ему в «солнышко» и он опал, как озимые.

Пока мы зигзагами шли по этому бесконечному коридору, он так и стоял на четвереньках. Чтоб к нему, поганцу, Боря Моисеев пристроился! Будет знать, как мешать моему романтическому настрою!

Наконец мы дошли. Девушка завела меня в комнату и, сделав невинное личико, доложила, что указание баронессы выполнено, и спросила, может ли она быть свободна. Ага, щаззз!

Я задвинул на двери засов и со зловещей улыбкой обернулся к пойманной в ловушку девушке. Ага, напугал! Она, неожиданно для меня, шагнула навстречу и крепко обняв, впилась мне в губы страстным поцелуем. Эмм… это кто тут кого поймал?