Мой верный рыцарь

12

Проснувшись, Элисон ощутила приятное тепло. Она хотела еще понежиться в постели, но, шевельнув ногой, почувствовала такую боль, что невольно застонала.

– Больно? – Голос Дэвида звучал ласково и уверенно. Его рука, обнимавшая ее спину, опустилась ей на бедро. – Позволь мне… – Он начал легкими движениями растирать ей ногу. – Так лучше?

Какое-то мгновение она боялась встретиться с ним глазами. Это было глупо. По совету Филиппы она решилась переспать с ним, и теперь, после близости этой ночи, ей никуда от него не спрятаться. Элисон осторожно открыла глаза и встретила на себе внимательный взгляд Дэвида. Тепло, которое ощущала Элисон, исходило от Дэвида. Он лежал рядом, обнимая ее, их ноги переплелись. Может быть, ей было бы лучше притвориться спящей, пока он не встанет, даже если бы он оставался в постели до следующего утра.

– Доброе утро. – Когда он улыбался, его карие глаза казались золотистыми. Но взгляд его был настороженным, а улыбка искусственной.

В раннем утреннем свете она видела его изуродованное ухо, свидетельство его легендарной доблести, а подбородок был покрыт черной щетиной, как у любого другого мужчины. Хотя ей никогда не случалось видеть другого мужчину при таких обстоятельствах. Ей следовало что-нибудь сказать, доказать, что она все та же леди Элисон, какой она была до вчерашнего дня, но она чувствовала, что уже не та. Это ее напугало, она почти ощутила, что висит над пропастью и спасается в самый последний момент. Дэвид тоже с ней. В пропасти темно. Элисон не видит, что там внизу, но воображает себе острые скалы, которые вопьются ей в тело. Что, если Дэвид не поймает ее, когда она станет падать? А если поймает, что тогда?

Собрав прядь ее волос, он перебросил их ей на спину.

– Элисон?

Тряхнув головой, она отогнала глупые фантазии и пробормотала:

– Доброе утро. Да, мне теперь стало легче. Наверно, я не привыкла к таким усилиям и поэтому…

Он улыбался, продолжая растирать ей бедро, и она потеряла нить своей мысли.

– Теперь мне лучше, так что можешь передать.

Он все еще улыбался.

– Правда, перестань, а то мы опоздаем к мессе, и священник рассердится.

На его лице играла все та же улыбка.

– Еще больше рассердится, чем обычно. – Она не могла придумать, что бы еще сказать.

Он выжидал, и когда она перестала болтать чепуху – она, Элисон, графиня Сент-Джордж, молола какой-то вздор, – он отодвинулся от нее и скинул одеяло. Потянувшись, он громко застонал. Этот стон не походил на те звуки, которые он издавал ночью, – те были тише и полны страсти, – но она вздрогнула и взглянула на него. Когда его вчера принесли сюда и свалили на постель, Элисон присмотрелась к нему, оценивая его как подходящего любовника и отца ее ребенка. Она с удовольствием отметила, что на ее хлебах он пополнел, мускулы его уже не натягивались проволокой под кожей. Свежие синяки темнели среди белеющих старых шрамов.

Всякий, кто преуспел в качестве наемника, должен быть закаленным и хитрым. Человек, чье имя стало легендой, был ей под стать.

– У меня тоже все побаливает, – усмехнулся Дэвид. – Наверно, все-таки от того, что я свалился с лошади, а не от наших ночных упражнений. Ведь свою невинность я потерял много лет назад, так что прошлая ночь была для меня сплошным удовольствием.

Что она могла на это ответить? «И для меня тоже. Всегда к твоим услугам»? Ей были знакомы все тонкости этикета, но никто никогда не учил ее, как отвечать на подобные комплименты.

Некоторое время он сидел обнаженный, наблюдая за ней. Она постаралась завернуться в простыню. Когда он подошел к ней, держа ее рубашку, она непонимающе на него уставилась.

– Сядь.

Обняв ее за спину, он приподнял ее.

– Пора одеваться.

Ей действительно нужно было одеться, но она не хотела, чтобы он одевал ее. Он подобрал полы рубашки, как это делала Шилиппа, одевая Хейзел. Потом он накинул ее на Элисон через голову и помог ей продеть руки в рукава.

– Это глупо, – упиралась Элисон. – Я сама умею одеваться.

– Конечно, но я сомневаюсь, чтобы тебе это когда-нибудь доставляло столько удовольствия, как мне.

Дэвид завязал ей ленту у шеи и поцеловал в лоб. Он разобрал пальцами ее спутанные волосы.

– До сих пор не могу поверить, что они рыжие.

– И я тоже, – сказала Элисон насмешливо.

– Это великолепно.

– Это греховно.

– Значит, восход солнца тоже грех. И цветы. Если Божьи творения радуют глаз, кто смеет их осуждать?

Он закрутил локон вокруг пальца.

– Я выщиплю бороду любому, кто скажет, что волосы моей жены греховны.

Элисон отшатнулась. Он не отпустил прядь ее волос, и она вскрикнула от боли.

– Осторожнее. – Он распутал локон и потер ей больное место на голове собственническим жестом. – Ты теперь моя, и я не позволю никому причинять тебе боль.

– Твоя? Я не твоя.

Он улыбнулся, но его лицо тут же омрачила задумчивость.

– Я понимаю, что такой женщине, как ты, это может не понравиться. Так что скажем лучше так… я твой. Так лучше выходит?

– И ты не мой. Мы не принадлежим друг другу. Мы не…

Хотя губы его все еще улыбались, глаза угрожающе прищурились.

– Мы не собираемся…

– Не собираемся пожениться?

– Нет.

– Как ты можешь отказаться от брака со мной, если сегодняшняя ночь принесет плоды?

Она что-то плохо соображала сегодня. Но когда до нее дошел смысл его слов, она храбро спросила:

– Если у меня будет ребенок?

Вчера, когда она решила, что Филиппа права, что ей пора расстаться с надоевшей девственностью и познать тайны постели, она хладнокровно представляла себе такую возможность. Сегодня утром, когда она вообразила ребенка в своей утробе, у нее такой уверенности не было.

Но она не откажется от своего намерения. Ведь она все рассчитала.

Но, может быть, не до конца. Она опасалась, что какая-то часть ее существа не подчинится здравому смыслу. Когда она вернулась сегодня к своим мыслям, то усомнилась, во всем ли была права вчера.

Но что бы Дэвид ни говорил, это не изменит ее планы. Рассудительным тоном она сказала:

– Если у меня будет ребенок, я не стану возлагать ответственность на тебя. Я знаю, так не полагается, но законный или незаконный, мой ребенок будет моим наследником.

– Не будет, если ты снова выйдешь замуж.

Она с удовлетворением почувствовала, что снова овладела собой.

– Я думаю, вряд ли это произойдет, – заметила она хладнокровно.

– Так вот почему я удостоился чести разделить с тобой ложе? Потому что Саймон Гудни отказался от тебя?

Это было жестоко, как пощечина. Ее вновь обретенное самообладание внезапно покинуло ее.

– Нет, не потому.

– Я был нужен тебе, чтобы потешить твою гордость?

Он ведь не сказал ничего особенного. Его обвинение в том, что Элисон использовала его из-за того, что ее унизили перед всем двором, не заслуживало ничего, кроме презрения. Она собралась с духом.

– Саймон Гудни мне ничего не сделал. – Она старалась подавить в себе гнев, обиду, растерянность, лишавшие ее собственного достоинства.

– И ты думаешь, что я оставлю своего ребенка в твоих неумелых руках?

– Неумелых? – В изумлении она поднялась. – Это я-то неумелая?

– Ты понятия не имеешь, что нужно ребенку.

Она пыталась перебить его, но он не дал ей этой возможности.

– Я знаю, что у тебя найдется для него еда и одежда. А любовь? Станешь ли ты укачивать его, когда он заплачет? Будешь ли ухаживать за ним, когда он заболеет? Что ты еще можешь, I кроме как научить его исполнять свои обязанности? Я даже сомневаюсь, что ты понимаешь, о чем я сейчас говорю.

– А тебе-то какая забота? Я думаю, ты был бы рад отказаться от всех последствий этой ночи. Я знаю, что мужчины избивают своих детей только за то, что те плачут.

– Откуда ты знаешь таких мужчин?

Она сказала лишнее. Это уже было предательство с ее стороны. Элисон поспешно выбралась из постели.

– Встречаются такие, – сказала она, стараясь придать небрежный тон своему голосу.

– Если у тебя такие сведения, неудивительно, что ты отказывала всем женихам.

– Я отказывала не потому, что я их боялась, а потому, что они были недостаточно богаты или родовиты и не относились серьезно к своим обязанностям.

– А я почему тебе не подхожу?

– Конечно, потому, что ты небогат и неродовит.

– Вот как, миледи. – В его карих глазах промелькнуло какое-то незнакомое выражение. – Тебе не кажется забавным, что нас разделяют двенадцать мешков шерсти?

И еще титул. Но вслух она этого не сказала. Что такое, в сущности, титул, как не слово короля, отделявшее его друзей от его врагов?

– Хотя ты и пренебрегал своим рыцарским долгом, – упрямо продолжала она, – я понимаю, что тебе не хочется выглядеть хуже Хью.

Он вырвал у нее из рук простыню и повернулся к ней спиной. Она не привыкла к такому обращению.

– Куда ты? – удивленно спросила она.

– Объявить о нашем браке.

Сначала она не поняла. Потом взгляд ее упал на кровавое пятно в центре куска белого полотна, и она сообразила, что он направляется к окну.

– Нет! – Элисон бросилась за ним.

Он ловко уклонился и распахнул окно. Наклонившись, Дэвид встряхнул простыню и помахал ею на ветру.

– Смотрите! – закричал он. – Я овладел вашей госпожой!

Не соображая, что делает, Элисон толкнула его в спину. Будь Божий суд справедлив, Дэвид должен был бы вывалиться и разбиться насмерть. Но Господь, видимо, благоволил к грешникам. Ухватившись за выступ стены, Дэвид удержался на ногах, но выронил простыню.

Паря в воздухе, она медленно опустилась посреди огорода на глазах у изумленных замковых обитателей. Точи, половший в огороде, встал на ноги и поднял простыню своими загрубевшими руками. Люди во дворе – а сегодня там работало почти все население замка – стали свидетелями ее греха.

Точи усмехнулся и взмахнул простыней, как штандартом на турнире. Остальные подталкивали друг друга локтями. Один за другим они направляли свои взоры на окно, у которого стояла Элисон рядом с Дэвидом. Некоторые кланялись, другие махали руками в знак приветствия. Кому они желали выразить свое уважение? Уж конечно, не ей, а Дэвиду, человеку, который, по их понятиям, подчинил ее себе простым животным актом обладания.

– Это низко, – выговорила она с трудом.

– Почему? – Дэвид наклонился, приветливо махая толпе в ответ. – Все довольны.

– Только не я.

Он обернулся к ней.

– Ты тоже была довольна.

– Нет, я…

– Во всяком случае, какое-то время.

Элисон невольно залилась краской. По его глазам она видела, что Дэвид знал, как ей было хорошо, хотя это и недолго длилось. Он знал намного больше ее. Он знал о ней больше, чем она сама.

– Ты несправедлива к нам обоим, придавая так мало значения тому, что произошло. – Он дернул за ленту на ее рубашке. – Я надел ее на тебя, а теперь сниму.

– У нас нет времени! У меня дела, мы…

– Иногда, Элисон, ты бываешь просто невероятно глупа.

Он развязал ленту и распустил ворот рубашки. Она схватила его за руку, но он был достаточно силен, а она слишком смущена. Что он делает? Зачем он раздевает ее, когда ей пора приступать к повседневным обязанностям? В особенности в такой день, как сегодня.

– Сэр Дэвид, такое поведение не подобает хозяйке Джордж Кросса и ее наемнику.

– А то, чем мы занимались ночью, подобает?

Он спустил ей рукава, ограничив этим свободу рук.

– Да перестань же! – Сначала она пыталась снова просунуть руки в рукава, потом высвободить их. Все что угодно, только освободиться.

Но он обхватил ее и поднял на руки. Когда пол ускользнул из-под ног, она гневно приказала:

– Положи меня сейчас же!

Он усмехнулся:

– Слушаюсь, миледи!

Она оказалась на столе у постели. Снадобья и повязки он смахнул на кровать. Кувшин полетел на пол, и вино разлилось по всей комнате.

– Сэр Дэвид, это не шутки! Прекратите…

Он укусил ей губу. Слегка, но она вскрикнула.

– Как ты смеешь?

– Как смеешь ты лишить меня моего ребенка? – прорычал он.

Она изо всех сил пыталась оттолкнуть его.

– Никакого ребенка нет!

– Пока нет. – Он поднял подол ее рубашки. – Но скоро будет.

– Я – госпожа Джордж Кросса, и я приказываю…

Его смех прервал ее. Она взглянула на него и по решительному блеску в его глазах догадалась, что он сейчас овладеет ею. Ему было необходимо что-то доказать, что – она не знала, но теперь ее планы на этот день пойдут прахом, а ради чего?

Одной рукой он прижимал ее к себе, а другой начал ласкать ее внизу, в самом центре ее женственности.

Она вздрогнула и поморщилась.

– Слишком грубо, Элисон?

Его прикосновение сразу стало более осторожным, так что чувство неловкости сменилось ощущением мягкой нежности. Несколько секунд она оставалась напряжена, считая, что ей следует сопротивляться, но глаза ее сами собой закрылись, и она больше не пыталась приподняться.

Это только на секундочку, пообещала она себе. Она подчинится ему, чтобы он успокоился. Ее показная безропотность обязательно остудит его гнев.

Его огрубевшие пальцы с удивительной ловкостью ласкали ее живот, бедра и самое сокровенное место. Прошлой ночью все эти ощущения были для нее слишком непривычными, так что она не могла толком в них разобраться, но теперь она осознала, что когда он прикасается к коже, то это сначала успокаивает ее, а потом возбуждает. Его действия заставляли желать чего-то большего, но голова заметалась по столу из стороны в сторону, инстинктивно отрицая ее же чувства.

Она не может хотеть большего. Такое безумие не должно приходить к человеку в столь неподходящие моменты, и в то же время казалось, что сегодня утром ему даже легче пробудить в ней страсть.

Открыв глаза, она уперлась локтями в стол, пытаясь подняться.

– Теперь все ясно.

– Что ясно?

– Стоит один раз оступиться, и ты летишь в пропасть разврата.

Его загорелое лицо помрачнело – наверняка ей это просто показалось, и он прошептал:

– Лети быстрее, моя радость, быстрее.

На его месте большинство мужчин смотрели бы на то, что она так опрометчиво открыла. Дэвид смотрел ей прямо в глаза. Элисон считала, что прекрасно умеет скрывать свои чувства, но сейчас Дэвид оценивал эффект своих действий по выражению ее лица.

– Нам надо сейчас же прекратить. – Даже для нее самой это прозвучало неубедительно.

– Ни за что.

Элисон попыталась отстраниться. Его палец проскользнул внутрь.

– Не надо. Я… не готова.

– Поверь мне, это не так.

Как он догадался, что она солгала? Он слишком хорошо узнал ее за эту ночь. Она закрыла глаза, пытаясь справиться с наплывом чувств, но тут же открыла их снова: он взял ее руки и обвил ими свою шею.

– Держи меня, – выдохнул Дэвид. – А я буду тебе опорой.

Ей не нужна была никакая опора. Но в то же время ей было приятно опереться на его сильные руки.

Руки… Она вдруг осознала, что он по-прежнему касается ее самого интимного места, но теперь уже не пальцами. Содрогнувшись от страстного желания, она подняла глаза, проверяя, заметил ли он это.

Дэвид наблюдал за ней с таким вниманием, как мать смотрит на свое дитя, ожидая того момента, когда его неведение уступит место знанию и умению. Элисон заглянула ему в глаза: ей хотелось его одобрения, хотелось…

– Мы так близки сейчас, – прошептал он ей на ухо, соединяя их тела. – Чувствуешь? Впусти меня в свое тело и в свою душу.

Дэвид начал ритмично двигаться, и она блаженно застонала. Ей было так горячо и так сладко. Она попыталась упереться пятками, но они соскальзывали. Тогда Элисон обвила ноги вокруг его бедер, и улыбка расцвела на его лице.

– Моя! – прошептал он.

Элисон поняла, что ей не следовало с такой готовностью открываться ему, но Дэвид вознаградил ее стремительно и мощно. Теперь он не был нежным и заботливым, как прошлой ночью. Он был жарким, быстрым и нетерпеливым. Забыв о всякой сдержанности, она рвалась к нему навстречу.

– Дэвид!

Она жаждала его плоти и впилась зубами ему в плечо. Оно оказалось солоноватым.

Дэвид дернулся, негромко рассмеялся и вонзился в нее еще глубже.

Она хотела получить от него все, как эгоистичный и жадный ребенок. Хотела, потому что хотела, потому что благодаря ему она вся трепетала, и сжималась, и чувствовала… и содрогалась, и вскрикивала. Элисон откинулась назад, но Дэвид удержал ее, медленно опустив на стол. Холодная поверхность заставила ее выгнуть спину. Она пыталась за что-то ухватиться, разобраться в своих чувствах. Но остались только Дэвид и она сама. Она выкрикнула его имя, и весь ее внутренний мир содрогнулся, словно от землетрясения. Она перестала владеть собой.

Он склонился над ней, требуя большего. Элисон не могла дать большего. Она не понимала, что с ней только что произошло.

Тогда он властно произнес вслух:

– Еще. – И его вдруг охрипший голос, дуновение его дыхания и прикосновение его губ заставили это повториться. – Прошу тебя. – Элисон застонала в изнеможении, пытаясь убежать от восторга и в то же время ощутить его еще острее.

Дэвид издал торжествующий крик и вдруг замер.

Она не поняла, что случилось. Но думать было некогда. Он притянул ее к себе, и она почувствовала, как вздымается его грудь. Она и сама тяжело дышала. Щекой она ощущала, как отчаянно бьется его сердце, но и ее собственное от него не отставало.

Она привыкла считать, что мужчины и женщины ни в чем не похожи друг на друга, но на это, пожалуй, они реагировали одинаково.

Может быть, поэтому церковь благословляет браки. Ради той единственной минуты, когда мужчина и женщина находят согласие.

А потом он медленно разжал объятия и снова встал на колени. Глядя на него снизу вверх, ощущая в себе его плоть, Элисон поняла, что между ними все изменилось.

– А ты думала, что я могу потерпеть поражение во всем, не делая попытки взять реванш?

Губы его сурово сжались, и глаза вспыхнули гневом.

– Я не понимаю, – пролепетала она.

Запустив руки ей в волосы, он повернул ее лицом к себе.

– Не думай, что ты когда-нибудь сможешь устоять против меня. Когда ты приходишь ко мне в постель, уступай мне власть добровольно, иначе я отниму ее у тебя.

– Я не обязана приходить к тебе.

Дэвид засмеялся каким-то полубезумным смехом.

– Тогда я приду к тебе.

Он отпустил ее так неожиданно, что она чуть не упала. Стол покачнулся. Захватив в охапку свою одежду, он распахнул дверь.

– И ты будешь мне рада.