Берт топталась по грязи на площадке, где упражнялись сквайры, и ныла:
– Папа, я не хочу, чтобы она приходила.
– Она должна научиться самозащите так же, как и ты. Ведь ты же не хочешь, чтобы ей пришлось плохо только потому, что она не умеет владеть мечом?
Дэвид видел внутреннюю борьбу дочери. Ее мало беспокоило, умеет Элисон владеть мечом или нет; Дэвид сам говорил Гаю, что его дочь мечтает использовать свое мастерство против Элисон. Но в сердце девочки скрывались неисчерпаемые запасы нежности, и Дэвид на это рассчитывал.
– Твоей новой маме кто-то угрожает.
– Кто?
– Я не знаю, но из-за этого мы с ней и познакомились. Она наняла меня, потому что кто-то стрелял в нее из лука.
– Наверно, она пыталась кого-то выкупить, – пробурчала Берт.
Дэвид пропустил это мимо ушей.
– Кто-то поймал ее кошку и замучил до смерти.
– Неправда! – Берт закатала кверху рукава, как будто ей стало жарко. – У нее есть кошка. – Берт показала ему царапины у себя на руке. – Видел? Она царапается.
– Я подарил ей новую кошку, потому что она плакала о старой.
– А ты видел ее слезы? – спросила недоверчиво Берт.
– Нет, это было хуже слез.
Взглянув на небо, Дэвид увидел скопление темных облаков. Подходящий день для занятий со сквайрами: нежарко, солнца не видно, и дождя не предвидится.
– Видишь эти тучи? – Берт кивнула. – В них дождь, но они его не проливают. Им больно, они хотят его выплакать, но не могут. Что-то им мешает. Твоя новая мама такая же. Она прячет свои слезы, а ты знаешь, как это больно.
– Это как когда ты меня оставил, и я знала, что должна быть храброй, а мне было так плохо без тебя?
– Да, именно так.
Берт поскребла подбородок.
– Она не любит кошку, которую ты ей подарил. Она ее никогда не ласкает. Она никогда с ней не разговаривает. – Уголки ее рта опустились. – Она не целует ее на ночь.
Дэвид понял, что Берт говорила не о котенке. Ей было все равно, достается ли ему на ночь поцелуй или нет, но с детским эгоизмом она болезненно воспринимала отсутствие у Элисон внешних проявлений чувства. Ей нужна была мать, которая бы обнимала и целовала ее, а не говорила с ней о приличиях и умывании. Опустившись рядом с дочерью на колени, Дэвид сказал, тщательно выбирая слова:
– Она боится любить кошечку. Она так любила другую, что она боится, что если она полюбит эту, то и эта погибнет.
– Это глупо. Ты же не позволяешь никому отнять у нее кошку и замучить.
Никто не верил в него так, как Берт. Уж конечно, не Элисон.
– Она мне не доверяет.
Берт обхватила его шею замурзанными ручонками.
– Но ты мой папа.
Нежно обнимая ее, Дэвид объяснил:
– Она не понимает, что это значит. Она не понимает, что я сделаю все, чтобы защитить тебя и ее. Ты – моя дочь. Она – моя жена. Вы – моя семья, а семья для меня значит больше всего на свете.
– Ты должен сказать ей!
– Я ей покажу. Она придет учиться с тобой и Эдгаром.
Берт ничего не ответила, и такое необычное поведение внушило ему надежду. Быть может, он все-таки принял правильное решение.
– Пойдем, – сказал Дэвид. – Помоги мне достать оружие.
Пока они раскладывали ножи, мечи, щиты и луки со стрелами, Дэвид припомнил сцену в зале. Она была лучшим свидетельством того, что Элисон не доверяла ему.
Это было не родимое пятно, он готов был поспорить на Рэдклифф. Ребенка обожгли, и мать не хотела признаться, как это произошло. Но почему Элисон тоже солгала? И леди Эдлин; Элисон изумилась, когда леди Эдлин вмешалась со своей выдумкой. Все это грозило опасностью, и он боялся, что ему придется сделать то, о чем он говорил Берт – защитить свою семью от какой-то страшной угрозы. Он многому научился за эти голодные годы и надеялся, что на этот раз он сделает правильный выбор.
– Они идут.
Мрачный голос Берт прервал его размышления.
Леди Элисон и Эдгар направлялись к ним, и Дэвид усмехнулся при виде того, что Элисон считала подходящей воину одеждой. На ней была старая котта с узкими рукавами, пара крепких сапог, платок был завязан вокруг шеи. Две длинных косы свисали по ее решительно выпрямленной спине.
Дэвиду было знакомо это ее выражение. Эдгар наблюдал его каждое утро, когда он шел упражняться с Берт. Она решилась, было написано у нее на лице. Она это не одобряет, но она на это пойдет.
– Приветствую вас, миледи, на нашем турнире, – Дэвид шутливо с ней раскланялся. – Вы готовы исполнять мои указания и научиться владеть оружием, как подобает сквайру?
– Да, милорд. Хотя я и не понимаю, какая мне от этого польза.
– Чтобы никто больше не убивал твою кошку, – сказала Берт.
Дэвида передернуло. Он знал, что Элисон не желала, чтобы об этом стало кому-нибудь известно. Она скрывала чувства и дорожила своим внутренним миром. Не станет ли она вымещать свое недовольство им на Берт?
Он недооценил ее. Элисон удивленно посмотрела на девочку и сказала негромко:
– Да, это и впрямь убедительная причина.
Дэвид поспешил вмешаться, опасаясь еще каких-нибудь недоразумений.
– Сначала мы поучимся стрелять из лука.
– Да, да! – Эдгар довольно усмехнулся.
Стрельбу из лука преподавал Гай, и он уверял Дэвида, что у Эдгара врожденный талант. Еще слишком маленький, чтобы осилить противника в рукопашном бою, Эдгар наслаждался пением стрелы, дающим ему шанс на победу. Он дорожил каждой минутой, проведенной с луком в руках.
– Да, да! – отозвалась, подражая ему, Берт.
У нее был собственный маленький лук, и она упражнялась часами, стараясь сравняться со своим героем.
– Установите цели, сквайры, – сказал Дэвид. – Я начну обучать леди Элисон.
Берт уперлась пятками в грязь.
– Я хочу, чтобы ты учил меня!
Эдгар подтолкнул ее.
– Милорд велел нам установить цели.
– Он мой папа.
– Настоящий сквайр не спорит со своим рыцарем. – Эдгар направился к сараю, где хранилось оружие. – Девчонки не умеют исполнять приказания, – крикнул он на ходу.
– А я умею, – Берт побежала за ним, – я умею.
– Эдгару не нравится, что ты со мной занимаешься? – спросила Элисон.
Дэвид протянул ей лук.
– Подержи, пока я надену тебе предохранители на кисть и на пальцы. – Ей следовало научиться делать это самой, но ему был нужен случай дотронуться до нее, погладить ей кожу пальцами.
– Нет, он ничего не имеет против тебя. Тут дело в Берт. – Он взглянул на детей, тащивших цели и споривших, где их установить. – Тебе будет приятно узнать, что Эдгар тоже не одобряет этих уроков для Берт.
– Почему это должно быть мне приятно? – Она следила глазами за его руками, натягивавшими ей на кисть кожаный браслет. – Я учила Эдгара уважать своего господина и повиноваться ему.
– Он мне повинуется.
– С готовностью?
– Не то чтобы, – признал Дэвид, натягивая тетиву. – Берт иногда осложняет мне положение. Может быть, если бы ты… да нет, это глупости.
– Что?
– Да нет, ничего, – он отступил и подал ей лук. – Неважно.
– Мне кажется, что у тебя не бывает неважных идей.
Элисон глубоко вздохнула, когда он обхватил ее руками. Взяв ее руку, Дэвид показал ей, как держать тетиву.
– Мне кажется, что если бы ты выказала к ней уважение и привязанность, Эдгар последовал бы твоему примеру.
– Я уважаю все Божьи творения.
Он ничего не сказал.
– Какую еще привязанность? – спросила она недовольным тоном.
– Я видел, что, когда ты хвалишь Эдгара, ты кладешь руку ему на плечо.
– Берт не любит, когда я ее трогаю.
– Потому что ты трогаешь ее только когда моешь. А я имею в виду жест расположения.
Она подумала немного.
– Я могла бы это сделать, – сказала она решительно.
– И спросить, как идут ее занятия.
– Насколько мне известно, никаких занятий у нее нет. Она не берет книгу в руки и не учится женским делам.
– Сейчас она учится быть сквайром.
– Я этого не одобряю. Почему я должна интересоваться ее успехами?
Он с трудом удержался, чтобы не выдать свое торжество.
– Ты ведь тоже этим занимаешься.
– Только потому…
«Только потому, что хочу отвлечь твое внимание от этого пятна у Хейзел», – пробежало у него в голове. Но она этого не сказала.
– Только потому, что ты прав. Если мне угрожают, я должна уметь в какой-то мере защищаться.
Он хотел привлечь ее к себе и зацеловать до беспамятства. Он хотел вознаградить ее за эти трудные для нее слова: «Ты прав». Он хотел снова и снова заверить ее, что всегда будет ее защитником.
Вместо этого он сердито закричал на слуг, подошедших взглянуть на их учение.
– Если вам нечего делать, я вам дело найду. Натягивай тетиву осторожно, но твердо. Сильнее. Еще сильнее. Пока не коснешься рукой щеки. А теперь отпускай.
Она отпустила тетиву, и та с глухим стуком ударила ее по кисти.
– Ой! – Она уронила лук и потерла себе руку. – Больно!
– А теперь попробуй со стрелой. – Выбрав стрелу, он показал ей, как придерживать ее пальцами.
Дети поспешно установили цели и подбежали к ним.
– Ступайте упражняться, дети, – сказала им Элисон.
Они не обратили внимания на ее слова. Они не сводили глаз с кончика стрелы. Она снова натянула тетиву.
– Выше! Натяни сильнее! – Дэвид прищурился. – А теперь отпускай!
Оставив след в грязи, стрела застряла в траве не дальше пяти футов от Элисон.
Дети глазели на нее не мигая в полной тишине.
– Теперь ты можешь открыть глаза, – весело сказал ей Дэвид.
Ее глаза широко раскрылись.
– А я и не заметила, как их закрыла. – Она с любопытством взглянула на цели.
Берт громко засмеялась. Эдгар закрыл рот рукой. Озадаченная, Элисон посмотрела на них, потом на цели. Дэвид наклонил ее голову так, чтобы она могла увидеть стрелу.
– О! – Она снова посмотрела на детей, но они уже присмирели. – Я попробую еще раз.
Надо отдать ей должное, она легко не сдается.
За все годы, что он обучал сквайров, Дэвид не видел такого количества стрел, осевших в грязи. Наконец он безнадежно сказал:
– Довольно, у тебя кисть распухнет, если ты не перестанешь.
– Мне уже почти удалось. – Она выпятила подбородок. – Еще только одну.
Высоко подняв лук, Элисон выпустила стрелу, и та, просвистев над площадкой и над сараем, где хранилось оружие, исчезла из виду.
Дэвид, она сама и дети застыли на месте.
Они услышали пронзительный птичий крик, один только крик, и потом… тишина.
– Что я сделала? – прошептала Элисон.
Одна из девушек-гусятниц выбежала из-за сарая, держа за лапки гуся.
– Кто это сделал? – сердито закричала она. – Самого моего лучшего самца убили стрелой. – Она перевернула птицу и показала вонзившуюся ей в голову стрелу.
– Прости, – крикнул ей Дэвид. – Это я виноват.
– Как бы не так! – Девушка погрозила пальцем Эдгару. – Скорее всего это он. С него станется!
– Нет, Нэнси, это я, – выступила вперед Берт.
Она взяла лук из ослабевшей руки Элисон и помахала им в воздухе.
– Здорово у меня получается?
Нэнси взглянула на лук, потом на девочку. Она хотела назвать ее лгуньей, но не посмела.
– Отнеси гуся в кухню, – распорядился Дэвид. – Мы съедим его на обед, а миледи достанет нам другого.
Он положил руку ей на плечо.
– Ведь так?
– Да, с удовольствием.
Элисон попыталась улыбнуться, но смогла только с усилием раздвинуть губы.
Когда Нэнси ушла, она повернулась к Дэвиду.
– Мне очень жаль.
– Ничего, – он потрепал ее по спине.
– Твой лучший гусь!
Берт успокаивающе похлопала ее по бедру:
– У Нэнси все гуси лучшие.
Элисон внезапно осознала, что Дэвид и Берт прикасаются к ней, а она так и не исполнила просьбу Дэвида приласкать Берт. Она неловко погладила девочку по голове. Та с удивлением на нее посмотрела. Дэвид с тревогой ожидал, что будет дальше, но Берт пожала плечами и отошла.
– А теперь будем драться мечами? – Это нравилось Берт больше всего. Мечи сверкали на солнце. На них не было и следа ржавчины.
Даже такие старые мечи заслуживали тщательного ухода. Там были и деревянные, специально выточенные для детей. Берт благоговейно погладила лезвие.
Дэвид поспешно схватил ее за руку и сунул ей деревянный меч.
– Вот, возьми.
Берт надулась. Она знала, что ничего из этого не получится, но все же решила попытаться.
– Я уже взрослая и могу драться настоящим мечом.
– Нет еще.
– Дай мне попробовать.
Оттачивая свой короткий меч, Эдгар неодобрительно сказал:
– Настоящий сквайр не будет попрошайничать, как девчонка.
У Берт даже уши покраснели. Их кончики выступали из-под изуродованных волос. Но она плотно сжала губы.
Дэвид обратился к Элисон.
– Ты у нас тоже начнешь с деревянного.
Берт решила воспользоваться случаем, чтобы возместить на ком-нибудь свою досаду.
– А почему ты не даешь ей поднять двуручный меч?
– Не сегодня. Так вот, ты берешь рукоять в обе руки…
– Ты сначала заставил меня поднять двуручный меч, – упрямо стояла на своем Берт. – Ты всех заставляешь сначала поднимать его.
– Нет, Берт, – раздраженно ответил Дэвид.
– А что в этом интересного? – спросила Элисон, осторожно дотронувшись до рукояти самого большого меча.
– А ты когда-нибудь его поднимала? – осведомилась Берт самодовольно.
– Какой ты еще ребенок! – с явным отвращением сказал Эдгар.
– Она этого делать не будет, – возразил Дэвид.
– Я бы хотела попробовать, – Элисон устремила на него просящий взгляд.
Дэвид сердито посмотрел на Берт.
– Как хочешь. Но он очень тяжелый, и если ты не остережешься…
Она достала его из ножен. Меч выскользнул у нее из рук, и его кончик воткнулся в землю.
– …ты можешь его уронить. – Дэвид дернул Берт за волосы достаточно сильно, чтобы отбить у нее охоту хихикать, и подошел к Элисон. Он снова воспользовался случаем ее обнять. Положив свои руки поверх ее, он помог ей поднять меч.
– Это отличная клинковая сталь, – гордо сказал он. – Ты чувствуешь вес?
Вместе они размахивали мечом, пока он не засвистел в воздухе.
– В сражении побеждает не обязательно самый умелый боец, а чаще всего самый выносливый.
– Я понимаю. Дай мне его подержать.
– Не делай резких движений, – предупредил он.
Не сводя глаз с острия, дети отошли в сторону.
– Я отпускаю. – Он разжал пальцы своих рук и, так как она не уронила меч, отошел.
Она продолжала размахивать им, глядя изумленно на кончик.
– Подними его над головой, – мстительно сказала Берт.
– Нет! – вскрикнул Дэвид.
Но было поздно. Элисон уже подняла меч. Острие заколебалось у нее над головой и потом! откинулось назад. У нее не хватило сил справиться с ним, но она его не выронила. Под тяжестью меча она начала клониться вместе с ним назад и наконец упала.
Она с силой ударилась о землю, как одна из выпущенных ею стрел.
Пыль еще не улеглась, когда Дэвид был уже рядом с ней.
– Элисон! Элисон!
Она открыла глаза.
– Ты ушиблась?
– Немного.
Обняв ее, он медленно помог ей сесть. Платок сполз с головы. Она сделала попытку удержать его, но косы упали ей на спину. Она поморщилась.
– Как ты думаешь, – оглянувшись на детей, Дэвид понизил голос, – ребенок не пострадал?
– Я думаю, что ребенок защищен лучше меня, – отвечала она спокойно.
Около них раздался тихий виноватый голосок:
– Простите меня.
Дэвид не отозвался. Элисон обернулась.
– Папочка, мне очень, очень жаль. Я не думала, что она так сильно ударится.
Впервые Дэвид всерьез рассердился на дочь. Он с трудом заставил себя ответить сдержанно:
– Не у меня проси прощения, Берт. Проси прощения у мачехи. Это ей больно.
– Прости меня, – проговорила Берт сквозь слезы. – Я не хотела причинить тебе вред.
– Я только ушиблась, Бертрада, и, разумеется, я тебя прощаю. – Элисон перегнулась через плечо Дэвида и погладила девочку по голове. На этот раз она сделала это вполне непринужденно. – Вообще говоря, это твой папа виноват.
– Я? В чем?
– Ты всегда над своими сквайрами так шутишь?
Дэвид попытался оправдаться.
– Это дает им представление, какие труды их ожидают, прежде чем они получат звание сквайров.
– Мне кажется, это нечестно. Почему бы тогда и твоей дочери не сыграть со мной такую шутку для общей потехи?
Она укоризненно покачала головой.
– Боюсь, что это в первую очередь твоя вина. А теперь помоги мне встать, и займемся делом.
С каких это пор его стали учить? Пытаясь вернуть свой авторитет, Дэвид сказал:
– А теперь возьмемся за ножи. – Берт начала было возражать, но он так взглянул на нее, что она замолчала.
– Это будет для тебя самый надежный способ защиты, – уверенно сказал он Элисон.
Эдгар убрал мечи, а Берт достала деревянные ножи, даже и не притрагиваясь к настоящим. Дети изо всех сил старались вести себя образцово, почувствовав, вероятно, что терпению Дэвида быстро приходит конец. Слишком быстро, признал он про себя. Если бы все это время он спал в кровати Элисон, он принял бы ее упрек спокойнее.
Берт дернула его за край туники.
– Я буду драться деревянным, папа.
– Хорошо. – Дэвид одобрительно кивнул.
– Какой нож дать леди Элисон, милорд? – озабоченно спросил Эдгар.
– Легкий, – ответил Дэвид.
Эдгар вручил нож Элисон ручкой вперед, и она взяла его с милостивой улыбкой.
– Очень любезно с твоей стороны позволить мне помешать твоим занятиям.
Берт протиснулась между ними.
– Это и мои занятия тоже.
Эдгар возвел глаза к небу.
Даже не глядя на него, Берт повторила:
– Да, и мои тоже.
– Это труднее, чем я ожидала. – Элисон держала нож между ладонями. – Ты должна гордиться своими успехами.
– Я еще не так хорошо все делаю, – со своей неизменной честностью призналась Берт. – Но уже лучше, чем раньше. Ты тоже сумеешь, вот увидишь.
Дэвид почувствовал, что у него камень с души упал. Занятие прошло из рук вон плохо, но интуиция его не подвела. Берт начала разговаривать с Элисон. Она увидела, что той тоже приходится учиться, что ее нынешнее превосходство далось ей дорогой ценой и что она готова следовать советам тех, кто опытнее ее, может, даже и самой Берт.
Потянув Элисон за косу, Дэвид заставил ее повернуться к нему.
– Берт – одна из моих лучших учениц, а Эдгар с его способностями станет еще одним легендарным наемником.
Эдгар покраснел, Берт улыбнулась, а Элисон одобрительно взмахнула ножом:
– Да здравствуют Берт и Эдгар!
И вдруг в руке у Дэвида оказалась часть ее косы!
Он безмолвно смотрел на нее. Потом уставился на косу, ставшую на пять дюймов короче. Дэвид взглянул на раскрывшую рот Берт, на вытаращившего глаза Эдгара и, наконец, на Элисон. Она была настолько поражена, что не могла ни двигаться, ни говорить.
Время, казалось, остановилось.
И вдруг раздался какой-то негромкий звук.
Элисон горько всхлипнула.
– Не плачь, – взмолился Дэвид, забирая у нее из рук нож.
Она снова всхлипнула.
Берт накрутила на палец остаток собственного локона.
– Они отрастут.
– Вы не так уж плохо смотритесь, миледи, – сказал Эдгар. – У вас их еще много осталось.
Элисон засмеялась. Негромко, но все же засмеялась.
К ней присоединилась Берт, а затем и Эдгар.
Дэвид, улыбаясь, покачал головой:
– У меня все сквайры молодцы.
Элисон снова засмеялась. Берт едва держалась на ногах от смеха. Эдгар пытался принять серьезный вид, но все испортил новый приступ безудержного веселья.
Успокоившись, Элисон протянула Дэвиду другую косу.
– Обрежь уж и эту.
Она приподняла уже укороченную косу. Тесемка, перевязывавшая ее, тоже оказалась разрезанной, и коса рассыпалась роскошными тяжелыми прядями. Дэвид примерил обе стороны, потом тщательно подровнял их.
Элисон посмотрела ему в глаза. Ее губы все еще дрожали в улыбке:
– Приношу извинения за то, что я оказалась такой трудной ученицей.
Волнение, смех, радость общения смягчили ее черты, и он читал по ним, как по раскрытой книге. Или он просто наловчился угадывать ее мысли?
– Да, трудная ученица, ничего не скажешь. И чтобы урок не пропал даром, я покажу тебе, как обращаться с кинжалом.
Взяв один из деревянных ножей – он предпочел не рисковать со сталью, – Дэвид стал объяснять ей, касаясь при этом ее тела:
– Если тебе приходится защищаться или нападать, цель в глаза, в горло или живот.
– А почему не в сердце?
– В сердце лучше всего, но ты рискуешь попасть в ребро, а для тебя чем проще, тем лучше.
На этот раз громко захихикал Эдгар, и когда Дэвид оглянулся, он увидел, что дети наблюдают за ними с живейшим интересом.
– Мама, ты будешь завтра учиться с нами?
Берт задала этот вопрос так, как будто это было в порядке вещей, но сердце Дэвида одновременно сжималось и ликовало. Элисон завоевала симпатии его дочери, не сделав для этого ни малейшего усилия, и он сомневался, что она сама знает, как ей это удалось.
Но Элисон догадалась, что удивляться этому новому обращению не следует.
– В замке многое требует моего внимания, боюсь, что у меня будет мало времени практиковаться… – Она тяжело вздохнула. – Вот если бы кто-нибудь мне помог…
Эдгар выступил вперед.
– Сквайр должен знать все о хозяйстве в замке. Я бы счел за честь, если бы вы научили меня всему, что знаете сами.
Берт толкнула его своим острым локтем.
– Эй, это я хотела попросить ее поучить меня!
– Ты никогда не интересовалась хозяйством, и притом ты – девочка, а девочки не могут заниматься одновременно военным искусством и домашним хозяйством. У тебя горячка сделается.
– Не сделается!
– Еще как сделается. – Эдгар осторожно вкладывал кинжалы в ножны.
– Нет, не сделается. – Она собирала деревянные ножи.
Взяв Элисон за руку, Дэвид увел ее с площадки. Он тихо сказал:
– Вот так мы приучили ее читать. Берт всегда готова принять вызов.
– Я запомню это. – Элисон пыталась снять кожаный браслет, защищавший ее кисть, но пальцы дрожали, и она наконец протянула ему руку. – Ты мне не поможешь? Я так мало сделала, а устала ужасно.
– Сделать что-нибудь плохо куда труднее, чем сделать это хорошо.
Они остановились у калитки, ведущей в огород.
– Но у тебя-то все получается отлично, а начинал ты, наверно, не лучше меня.
Он взглянул на нее насмешливо-вопросительно.
– Ну ладно, пусть у меня выходит хуже. – Она откинула волосы за плечи. – Но мастерства у тебя было все-таки немного поменьше, чем теперь?
– Немного поменьше.
Он освободил ее руку от защитного браслета и осторожно погладил натертую кожу.
– И ты стал лучшим наемником в Англии и во Франции. Ты стал легендарным Дэвидом из Рэдклиффа.
С кривоватой улыбкой он снял с нее кожаные напальчники.
– Да, я легендарный наемник, одолевший в схватке дракона.
– По-моему, ты путаешь себя со святым Георгом, – серьезно заметила она. – Но бьюсь об заклад, с твоим опытом и после упражнений в Джордж Кроссе ты и сегодня лучший воин в Англии.
– Ты видела огород? – Он открыл калитку и жестом предложил ей войти.
– Да. – Она сделала шаг. – Он в образцовом порядке.
Он остановился в нерешительности. Он не хотел идти туда с ней. Во всяком случае, не сейчас, когда волосы у нее распущены и на губах играет улыбка. Но она продолжала говорить, и он не осмеливался прервать это их общение впервые после многих дней и ночей, когда они ограничивались только вежливыми фразами.
– А ты сам не считаешь, что ты лучший воин в Англии?
Он последовал за ней, оставив калитку открытой.
– Нет. Теперь уже нет.
Она хотела было возразить, но он покачал головой.
– И дело тут не в силе, не в мастерстве и не в опыте. Я уже никогда не смогу сражаться как прежде, потому что я потерял вкус к убийству.
Она нагнулась сорвать веточку мяты, но при этих его словах выпрямилась.
– Вот как?
Прислонившись к стене, он наблюдал, как она обрывает листочки и нюхает их.
– Битва – это удел молодых, и только те, кто не имеет уважения к смерти, могут относиться к ней равнодушно.
Она взяла веточку в рот, и он почти ощутил вкус мяты вместе с ней.
– А теперь у тебя появилось уважение к смерти?
– Я увидел причиняемое ею горе. Я терял близких друзей только потому, что какому-то рыцарю понадобились их доспехи.
Ее сочувственный вздох успокоил его, и он пододвинулся к ней.
– Теперь мне есть что терять. У меня жена и ребенок, двое детей! – поправился он. Элисон погладила себя по животу. – Мне кажется, есть лучшие способы сохранить завоеванное мной, чем кровопролитие.
– Поэтому ты на мне и женился? – Элисон отодвинулась от него, задавая этот вопрос небрежным тоном, как будто ответ мало ее интересовал.
Он надеялся, что это было не так. Ему бы нужно было тщательно выбирать слова, воздействовать на ее разум, чтобы не напугать ее избытком чувства.
Но над своим сердцем он был не властен.
– Я чувствовал, что моя обязанность защитить тебя. Но обязанность и потребность – это не одно и то же.
Она молчала. Он тоже замолчал. Тогда Элисон заинтересованно спросила:
– А в чем была твоя потребность?
– Любить тебя.
– Любить? – Она смотрела на него с откровенным удивлением. – Любовь – это романтические бредни. Никакой любви не бывает.
– Раньше я тоже думал, что не бывает. – Он сделал шаг и остановился перед ней. – Но я думал, что и таких женщин, как ты, тоже не бывает.
– А я думала, что смогу сказать тебе все, и ты поймешь…
Он сжал ей руки.
– Скажи!
– Нет, не могу.
– Скажи мне.
– Это не моя тайна.
– Но она грозит опасностью тебе.
Ее глаза наполнились слезами. Губы беззвучно шевелились.
– Разве я когда-нибудь предал твое доверие?
– Нет.
– Тогда давай я начну. Твоя лучшая подруга была замужем за Осберном, герцогом Фрэмлингфордским.
Ее лицо окаменело. Она снова стала Элисон, графиней Сент-Джордж, какой она была в момент их первой встречи. Но теперь он умел читать ее мысли.
– Это всем известно, – спокойно отвечала она.
– Она его разлюбила.
Напряжение ее губ ослабло, и он понял, что его догадка неверна.
– Или, может быть, она его любила, а он избивал ее до полусмерти.
Она сжала губы.
Стало быть, Осберн бил жену. Дэвид не удивился. Многие этим занимались.
– Поэтому она хотела оставить его, и ты ей помогла.
– Почему ты так думаешь?
– У нее в гробу была волчица с волчонком. Ты думаешь, я такой дурак, что поверю, что она после смерти превратилась в волчицу? Ты ведь этого добивалась? Что, если гроб вскроют, суеверный страх одержит верх над подозрениями и волчицу снова потихоньку закопают?
Элисон устремила взгляд куда-то через его плечо. Она все еще старалась найти способ опровергать его догадки. Но он ей не позволит. Больше это у нее не выйдет. Он уже был слишком близок к разгадке.
– Ты устроила так, как будто леди Фрэмлингфорд умерла, а сама спрятала ее где-то.
Элисон тяжело дышала, и он чувствовал, что она вся дрожит.
– Скажи мне, где. Она сбежала к любовнику? Она в одном из твоих замков? Ты отправила ее во Францию?
Элисон попыталась отрицательно покачать головой.
– Неведение опасно, Элисон, во всяком случае, в этом деле. Фрэмлингфорд – опасный человек. Скажи мне хотя бы, где она, чтобы я мог…
– Отправить ее обратно к мужу?
– Так вот как ты обо мне думаешь! – Он не дал ей возможности ответить. – У меня есть друзья, о которых Фрэмлингфорд не знает. Если я отправлю ее к ним, он никогда об этом не узнает и никто не заподозрит тебя в соучастии.
– Как это может помешать ему преследовать меня? – Ее отчаяние вырвалось наружу опалившим его огнем. – Он не успокоится, пока не причинит мне зла, как и моей подруге.
– Я не позволю ему.
– Каким образом? Ты говоришь, что тебе больше не доставляет удовольствия убивать. А Осберну доставляет. Ему особенно нравится делать это медленно. – Элисон побледнела от отвращения. – Ты знаешь, что он убил одного из своих пажей?
– Я слышал об этом. – Дэвид не позволил сочувствию к убитому ребенку отвлечь его от цели. Ему было необходимо защитить Элисон и все, что с ней связано. – У мальчика не было родных. Жестокость для Осберна – развлечение.
– Да.
– У тебя есть родные. У тебя есть связи. Мы можем обратиться к королю и…
– Филиппа была богатой наследницей. Король сам выдал ее за Осберна. Если бы король узнал, что я помогла ей скрыться от мужа, он бы…
– Филиппа?
Элисон сделала движение зажать себе рот рукой.
– Ты сказала, Филиппа?
Волна холодной ярости нахлынула на него, усилив охвативший его ужас.
– Так, значит, она здесь, в замке?
Она схватила его за руку.
– Я должна была оставить ее у себя. Я не могла отправить ее в дальний путь с новорожденным ребенком.
Он никак не мог постичь, как Элисон могла так обмануть его.
– Она здесь? Ты так ее никуда и не отправила?
– Все думают, что она моя бедная родственница, у которой незаконнорожденный ребенок.
– В моем замке! Я укрываю жену Осберна в моем замке! – Он закрыл глаза, пытаясь отгородиться от неминуемой беды.
– Осберн следил за Джордж Кроссом. Я боялась отправить ее куда бы то ни было из опасений, что он ее обнаружит.
– Он явно подозревал что-то, иначе не разрыл бы могилу.
– Он знал, насколько я его презираю. Однажды он сломал ей обе ноги. Это случилось как раз тогда, когда была зачата Хейзел.
Боль скрутила ему внутренности. Да, он знал Осберна. Он презирал его. Но у него была дочь и беременная жена. Осберн знал, что его жена жива и находится где-то, и он не успокоится, пока не вернет ее. К Элисон возвратилась доля ее прежнего спокойствия.
– Я обещала помочь Филиппе, и с твоей помощью я это сделаю.
– Ты не оставила мне выбора.
Элисон обняла его.
– Ты скоро поймешь, что я права. Вот увидишь.
Но она ошиблась. Ему не суждено было это понять, потому что едва они вышли с огорода во внутренний двор, как за подъемным мостом раздались крики.
– Осберн, герцог Фрэмлингфордский, прибыл навестить своего Друга сэра Дэвида Рэдклиффа.