Дэвид устремился к Берт, и когда ее маленькое тельце оказалось в его объятиях, слезы радости выступили у него на глазах. Он поднял ее высоко в воздух, а потом прижал к себе. Какое наслаждение было снова держать на руках свою крепкую, бойкую, упрямую дочку!
– Папочка, – рукой она отстранила его голову. – Хочу посмотреть на тебя.
Он наклонился ближе, чтобы и самому получше видеть ее, и впервые заметил, как разительно она изменилась. Присланное им золото явно пошло на пользу, потому что она выглядела здоровой и сытой. Но ее каштановые волосы были коротко обрезаны. Над бровью у нее была царапина и на подбородке тоже.
– Что ты с собой сделала? – недоуменно спросил Дэвид.
– Я хочу быть воином, как ты.
Он отстранил ее от себя.
– Что на тебе надето?
– Костюм пажа. – Ее карие глаза хитро блеснули. – В нем я могу драться мечом.
– Это твой меч? – Он с улыбкой взглянул на палку, висевшую у нее на поясе.
– Я сама его сделала. – Откинув голову, она– сердито посмотрела на Гая, стоявшего поодаль.
– Дядя Гай не захотел мне помочь. Он сказал, что война – не мое дело, а я хочу быть наемником, как ты.
Встретившись взглядом с Дэвидом, Гай сокрушенно покачал головой.
– Прости, Дэвид. Она обрезала себе волосы кухонным ножом. Я услышал, как ругалась кухарка и…
– Это ты меня прости, Гай. – Дэвид снова крепко обнял девочку. Обвив худыми ручонками его шею, а ногами бока, она обозревала окружающих с видом принцессы.
– Мне следовало бы знать, что с этим чудовищем никому не справиться.
– Я не чудовище! – возмущенно воскликнула Берт.
– Но ты и не воин, – сказал Гай.
– А вот и воин!
Прежде чем Дэвид успел вмешаться, внимание девочки привлекла подъехавшая к ним Элисон.
– Кто это? – спросила Берт.
– Позволь мне представить тебя. – Гордясь ими обеими и в то же время предвидя ожидавшие их всех осложнения, Дэвид подошел к стремени Элисон и мягко сказал Берт: – Это Элисон, графиня Сент-Джордж, четыре дня назад сделавшая мне честь стать моей женой. Берт, – сказал он Элисон.
– Я вижу, – Элисон грациозно кивнула. – Ты не говорил мне, что у тебя есть сын.
Дэвид застонал про себя, а его упрямая дочка выпятила подбородок и нижнюю губу.
– Я – девочка.
– Ее зовут Бертрада, – пояснил Дэвид.
Другая женщина смутилась бы. Элисон только прищурилась, разглядывая ребенка.
– Девочка? Ты – девочка?
Выкарабкавшись из рук Дэвида, Берт стояла с ним рядом. Выпятив худенькую грудку, она уперлась расцарапанными кулаками в бока и по-мужски самоуверенно расставила ноги. Она рассматривала мачеху так же критически, как та ее.
– Графиня? Вы – графиня?
Элисон не ответила, но Дэвиду ее застывшее выражение лица говорило о многом. Ее поразила такая дерзость, поразила внешность Берт и то, что он не сказал ей раньше, что у нее есть падчерица. Он должен был сообщить ей о ребенке, но Элисон так переживала свою беременность, что он боялся дать ей лишнюю причину сомневаться в прочности их союза. В своем воображении Дэвид представлял себе, как Берт очаровывает Элисон своей опрятностью и благовоспитанностью.
На самом деле Берт выглядела хуже некуда и вела себя слишком грубо. Когда только она успела так испортиться?
– Быть может, лучше будет продолжить знакомство в доме? – предложил Гай, чтобы сгладить неловкость. Представившись Элисон с галантностью, усвоенной им на турнирах, он взял под уздцы ее лошадь и повел на подъемный мост.
Она непринужденно беседовала с ним, ободряя его, как ее этому учили. Дэвид наблюдал за ними, терзаясь ревностью к взявшему на себя его обязанности Гаю и стыдом за осрамившую его дочь.
Он сам намеревался показать замок Элисон. Он хотел объяснить ей, что меньшую территорию легче оборонять, что его люди постоянно на страже, что оружие всегда готово к бою. Он хотел показать ей, что, несмотря на то, что он тратил большую часть времени и своего ограниченного дохода на укрепление замка, в нем все же были некоторые удобства. Хотя его конюшня нуждалась в побелке, крыша у нее была надежная, и лошадям там будет хорошо. Огород был окружен каменной стеной, и ведавшая им женщина умела составлять мази и эликсиры и в случае необходимости могла превратиться и в знахарку.
Дэвид поморщился, подумав о том, насколько главная башня в Рэдклиффе отличается от башни в Джордж Кроссе. Часовня у него была маленькая и темная. Большой холл и галерея тоже имели непривлекательный вид. Только солар мог бы удовлетворить требования Элисон, и именно там он надеялся ласками смягчить ее разочарование. А он сильно опасался, что она его испытывает.
Пока он смотрел ей вслед, тихий голосок произнес откуда-то снизу покаянным тоном:
– Папочка?
Он ждал, что за этим последует.
– Ты на меня злишься?
– А разве ты этого не заслужила?
Берт переступала с ноги на ногу.
– Она подумала, что я мальчик.
– Я ее не осуждаю. Волос у тебя нет, одета ты Бог весть как.
Ухватив двумя пальцами край ее короткой туники, он встряхнул ее. Над одеждой поднялось облако пыли.
– Да ты грязная!
– Ну и что?
Подавив улыбку, он подумал, что стал походить на Элисон. Раньше бы он этой грязи и не заметил.
– Воином тебе все равно не стать!
– А я хочу, хочу!
Она крепко обхватила руками его ногу.
– Я хочу с тобой, когда ты опять соберешься уезжать.
Теперь он все понял. Высвободив ногу, он опустился перед ней на колено.
– Ты не хочешь, чтобы я уезжал?
– Нет, – всхлипнула она.
– Разве Гай о тебе не заботится?
– Заботится. Я его люблю. – Она вытерла рукавом нос. – Почти всегда. Но он – это не ты.
– Поэтому ты должна быть вежлива с леди Элисон. Я женился на ней, чтобы больше не уезжать.
Слезы на глазах Берт мгновенно высохли.
– А почему?
– Она богата, и больше в Рэдклиффе никто не будет голодать.
– Ты женился на богачке. – Личико Берт расплылось в улыбке, когда она поняла тайную причину его поступка. – Ты женился ради денег.
– Не только ради денег. Элисон добрая, ласковая, щедрая…
Берт хмыкнула.
– Я ее видела, так что можешь не врать.
– Я не вру.
Он встал и протянул ей руку.
– Вот увидишь, ты ее полюбишь.
– Я тебя ненавижу, – Берт в упор смотрела на Элисон.
Между ними находилась лохань с горячей водой. Слуги наблюдали за ними с живейшим интересом.
– Я жалею, что папа на тебе женился.
– А мне жаль это слышать, – Элисон закатывала себе рукава, в то время как Филиппа и служанки закрывали ширмами камин в большом холле.
Не зная, то ли пожалеть дочь, то ли поддержать жену, Дэвид поднялся, сел и снова встал. Сидя на скамье у стола, Гай остановил его.
– Оставь их в покое.
– Но я должен вмешаться, не то они подерутся.
– Я бы сказал, что леди Элисон неплохо справляется.
– Ты не нужна папе, – выкрикнула Берт как бы в опровержение его слов.
– Ничего себе справляется! – Дэвид резко встал и подошел к камину.
– Берт, леди Элисон права, я тебе говорил… – начал он строго, как это редко ему случалось.
– Дэвид, – не глядя на него, холодно и спокойно сказала Элисон. – Не мешай.
Дэвид остановился, раскрыв рот.
– Я уверена, Бертрада и я прекрасно поладим, когда поймем друг друга. Только ты не должен вмешиваться. Поставь еще одну ширму, Филиппа, а то Бертрада простудится на сквозняке.
Оставшись один, Дэвид снова сел к столу. Гай налил кружку пива и пододвинул к нему. Дэвид отпил немного с нарочито беззаботным видом, но все время был наготове, если вдруг потребуется его участие.
Слуги подошли поближе, собирая с пола солому и в то же время прислушиваясь к ссоре.
Башня не представляла собой такое уж страшное зрелище, как опасался Дэвид, ведь он отсутствовал всего три месяца, но Элисон сразу же принялась выводить блох, которых было великое множество. Когда Дэвид и слуги не выказали особого проворства, исполняя ее приказания, она напустила на них свою прислугу.
Леди Эдлин показала свои способности, торопя слуг и отдавая распоряжения кухарке. Филиппа следила за тем, чтобы приказания ее госпожи исполнялись неукоснительно.
Дэвида раздражало, что слуги ожидали исхода этой ссоры, словно от этого зависело, повиноваться им своей новой госпоже или нет. Он хотел сказать что-нибудь, но леди Эдлин с улыбкой приложила палец к губам. Она была уверена в успехе своей госпожи. Хотел бы и он иметь такую же уверенность!
Из-за ширмы до него донесся плеск воды, а потом громкий, отчаянный вопль Берт:
– Ты меня намочила!
– Так будет лучше, – с неизменным спокойствием отвечала Элисон. Казалось, это спокойствие еще больше разозлило Берт.
– Уродина! – вопила она. – Дура!
– Черт побери! – Дэвид снова поднялся на ноги и направился к ширмам.
Гай схватил его за руку:
– Элисон просила тебя не вмешиваться.
Дэвид заколебался.
Голос Бертрады поднялся до самого пронзительного визга:
– Папа женился на тебе только ради денег.
Дэвид вырвался из рук Гая.
– Я никогда этого не говорил!
Он сам не понимал, к кому обращался. Но он отчетливо услышал ответ Элисон:
– Я знаю. Я вышла за него, чтобы он охранял меня. Пусть тебя не беспокоит, что я отниму его у тебя. Я и пытаться не стану.
Дэвид поскользнулся на мокром месте и упал. Страдая душой и телом, он даже не заметил, как Гай помог ему подняться.
– Ты привел новых лошадей? – бесстрастно спросил Гай.
Когда Дэвид мрачно кивнул в ответ, он предложил:
– Покажи мне их.
Гай вывел его во внутренний двор, где жизнь кипела ключом. Когда они подходили к конюшне, Гай нарушил молчание:
– Меня изумляет отношение людей к леди Элисон.
– Что ты хочешь этим сказать? – настороженно спросил Дэвид.
– Вчера все они ныли и жаловались на голод и готовы были на все, чтобы утолить его. А сегодня, когда леди Эдлин и леди Филиппа распределили запасы, которые…
– Она не леди, – возразил Дэвид.
– Леди Эдлин не леди? – удивился Гай.
– Филиппа.
– Неужели? Я бы сказал, что она настоящая леди и к тому же очень красивая.
Дэвид покачал головой, но Гай, очевидно, остался при своем мнении.
– Леди Элисон растолковала, что им нужно делать, если они хотят получше есть. Вполне резонные требования, но твои слуги, похоже, не знают, радоваться им или негодовать.
– Пусть лучше делают, что она велит, а не то им достанется.
Гай открыл было дверь конюшни, но, взглянув на Дэвида, снова закрыл ее.
– Давай пройдемся сначала, перед тем как идти к лошадям.
Дэвид кивнул, понимая, что его раздражение плохо скажется на животных, еще только начинающих привыкать к новым стойлам.
Пока они шли вокруг ветхой деревянной постройки, Гай вернулся к прежнему разговору.
– Наказания здесь не помогут. Она должна сама завоевать их симпатии, и я не уверен, что эти лентяи расположатся к женщине, если узнают, что ты женился на ней ради ее денег.
Дэвид схватил его за горло.
– Неправда!
Гай ударил его в живот кулаком, и Дэвид отпустил его, пошатнувшись.
– Тогда зачем ты сам сказал это Берт?
– Я не говорил. Откуда она только это взяла, хотел бы я знать.
– Когда ты уехал, она была как потерянная. Она приставала ко всем с вопросами, как сделать, чтобы ты поскорее вернулся. Кто-то из мужчин сказал, что тебе бы следовало жениться на богатой. Женщины говорили, что тебе неплохо было бы завести себе сквайра. Богачку она не могла тебе найти, но зато решила преобразиться в мальчишку и стать твоим сквайром. – Гай потер голову, словно она у него болела. – Она очень смышленая девчушка.
У Дэвида тоже начала побаливать голова.
– Как мне ей объяснить?
– Берт не поверит, что ты женился на леди Элисон не ради ее богатства.
– Я имел в виду объяснить Элисон. – Дэвид прищурился. – А почему Берт не поверит?
Они снова оказались у двери конюшни. Гай взглянул на дверь, потом на Дэвида.
– Давай пройдемся еще.
Дэвид не стал возражать.
– Потому что все эти годы она была у тебя одна, и она не захочет никому тебя уступить. Ты же знаешь, что она тебя обожает.
– И я обожаю ее и нисколько не меньше из-за того, что женился.
– Берт и Элисон станут бороться друг с другом, борьба уже началась. Тебе придется выбирать между ними. На чьей ты стороне? Женщины, на которой ты женился, по всей видимости чопорной и черствой, или твоей дочери, которую нужно воспитывать бережно, не ломая ее натуру?
– На стороне Элисон, разумеется.
– Разумеется, – передразнил его Гай. – Ты воспитал Берт не так, как воспитывают других детей. В особенности девочек. Ты слишком много давал ей воли.
– А почему бы и нет? – осведомился Дэвид с негодованием. – Она училась на взлетах и падениях. Я только старался, чтобы она не навредила себе, и все получилось.
– Да, получилось. Она делала, что хотела, а ты и я – мы только старые вояки. Мы лишь заботились, чтобы она не ушиблась. Как ты думаешь, что скажет леди Элисон о таком воспитании?
Дэвид вспомнил свои ранние впечатления об Элисон. Он считал ее равнодушной, холодной, лишенной чувства юмора. Такой видел ее теперь Гай, но это было не так. Дэвид хлопнул друга по плечу.
– Вот увидишь, она подчинится моей опытности.
– Ты так думаешь? – На этот раз они оба миновали дверь конюшни, даже не взглянув на нее.
– Когда Берт скажет леди Элисон, что хочет быть сквайром, станет леди Элисон ее поощрять?
Дэвид не отвечал.
– Ты же ее знаешь. Когда Берт что-нибудь задумает, ее ничто не остановит. Она не отстанет от тебя, заставляя обучать ее военному делу, владению мечом и всяким другим оружием. Ты думаешь, леди Элисон все это позволит?
– Проклятье! – Дэвид ударил кулаком по стене конюшни и тут же раскаялся в своем поступке. Лошадям нужен был покой, и даже старший конюший старался двигаться бесшумно.
Дэвид прислушался, но раздалось только испуганное ржание. Он снова тихо заговорил:
– У Элисон сильно развито чувство ответственности. Если она сочтет своим долгом воспитать Берт как настоящую леди, то ничто не заставит ее отказаться от этой цели.
– Не вижу в этом ничего плохого.
– А что плохого в том, если Берт научится быть сквайром, если ей этого хочется?
– Значит, ты станешь на сторону Берт? – поймал его на слове Гай.
– Нет, я… – Дэвид вздохнул. – И почему это все так сложно! Когда я встретил леди Элисон, она показалась мне холодной и мелочной. Потом я увидел ее владения и подумал, что все это чудесное богатство может стать моим. И я стал ухаживать за ней, и она… она… – Повернувшись лицом к Гаю, Дэвид положил руки ему на плечи. – Ты знаешь, что происходит, когда ты смотришь на горный хрусталь? Он выглядит как холодный твердый камень. А когда приглядишься, то видишь, что в нем играют все цвета радуги. А если поднести его к глазу и посмотреть через него, все цвета становятся ярче и все страшные безобразные предметы выглядят так, словно ангел коснулся их своим крылом.
Гай глядел на своего друга в недоумении.
– Я не замечал.
– Вот она такая, – продолжал Дэвид. – Тебе кажется, что она сурова и холодна, а потом она преображает весь твой мир.
Гай приложил руку ко лбу Дэвида.
– Ты случайно не болен?
Дэвид, смеясь, оттолкнул его и вошел в конюшню, где в полумраке стояла тишина, нарушаемая только топотом старых лошадей и беспокойным фырканьем новых.
– Я говорил тебе когда-нибудь о своей бабушке?
– О бабушке? – удивленно переспросил Гай.
– Она часто рассказывала о том, как некоторые люди обретают большую любовь.
– Ты и леди Элисон обрели большую любовь?
Дэвид пренебрег звучавшим в голосе Гая откровенным недоверием.
– Она еще об этом не знает.
– Вы обрели большую любовь, но она об этом не знает?
Дэвид остановился, чтобы погладить одну из лошадей из Джордж Кросса.
– Она не хотела выходить замуж за меня.
– Зачем же она все-таки вышла? – спросил Гай.
– Затем же, зачем она и наняла меня. Для защиты.
Дэвид нахмурился.
– Кстати, надо дать всем знать, если кто увидит чужаков, пусть сразу же сообщат мне.
– От кого ее нужно защищать?
– Я не знаю.
Сумерки сгущались, и Дэвиду было плохо видно, но он все же уловил на лице Гая выражение крайнего недоверия.
– То есть у меня есть некоторые соображения, но я еще не знаю всех подробностей. Скоро она мне все расскажет.
– Может быть, это случится, когда она поймет, что между вами большая любовь?
– Может быть. – Войдя в одно из стойл, Дэвид осмотрел копыта жеребца. – Он оступился по дороге и с тех пор хромает. Я скажу конюху, чтобы он сделал ему припарку.
Гай наблюдал за ним с явным интересом.
– Можно мне спросить тебя?
– Спрашивай.
– Почему леди Элисон вышла за тебя, чтобы ты ее охранял, если она для этого и наняла тебя?
Дэвид не хотел об этом даже думать. Тем более он не хотел об этом говорить. Но Гай ждал ответа, а они были слишком давними друзьями, чтобы Дэвид мог промолчать или солгать.
– Я в некотором роде вынудил ее к этому.
– Вынудил? Ты хочешь сказать, что угрожал ей убийством или похищением? Ей, богатой наследнице, состоящей под покровительством короля? Ты что, с ума сошел?
Раздраженный тем, что Гай мог такое подумать, Дэвид резко сказал:
– Я не прибегал к насилию. Я просто узнал кое-что, что она желала скрыть. И потом, конечно, еще из-за ребенка.
Гай отшатнулся и сел на кучу сена.
– Она ждет ребенка?
Дэвид горделиво усмехнулся.
– Да.
– От тебя?
Улыбка сползла с его лица.
– Да!
Гай был настолько потрясен, что не мог вымолвить ни слова.
Дэвид подождал, но так как Гай только безмолвно качал головой, вышел из стойла и помог ему подняться.
– Теперь ты понимаешь, что мы должны объединить наши семьи и владения.
– Это будет трудно, – предупредил его Гай.
– С твоей помощью, мой друг, мы справимся. Бабушка всегда говорила, что большая любовь согревает всех вокруг и всем приносит счастье.
Дэвид направился к стойлу Луи.
– Вот увидишь.
Что-то вылетело из стойла и упало им под ноги, а затем на это навалилось что-то еще, и в наступившей тишине эти два существа сцепились в клубок.
Приглядевшись, Дэвид увидел, что у стойла Луи дрались двое мальчишек. Луи бесстрастно наблюдал за ними, но Дэвид схватил одного, а Гай другого, и они выволокли их за дверь.
– Эдгар! – Дэвид встряхнул его. В мальчишке, которого держал Гай, он узнал своего пажа.
– Марлоу? Что вы тут затеяли?
Эдгар показал на своего противника дрожащим пальцем.
– Он первым начал.
– Он пытался ухаживать за Луи. А это моя обязанность. Скажите ему, сэр Дэвид!
– Да, скажите ему, сэр Дэвид. Вы мне приказали смотреть за Луи.
Дэвид в растерянности переводил взгляд с одного на другого.
– Да, большая любовь, – сказал Гай насмешливо. – От которой всем тепло. И все счастливы. – Он покачал головой. – Лучше раньше, чем позже.
За ужином все молчали. Утомленная проигранным сражением, Бертрада заснула сидя, и ее унесли. Слуги Дэвида продолжали молча наблюдать за господами. Эдлин и служанки имели усталый вид.
Элисон была признательна всем за их молчание. Ей было бы невыносимо признать в себе недостаток любезности, но и вести вежливую беседу сейчас ей было не по силам.
Путешествие утомило ее, устроиться на житье в новом замке оказалось непросто, Бертрада вела себя вызывающе, и Элисон была вынуждена наконец признать очевидную для всех истину.
На ней женились ради ее богатства.
– Отрезать тебе хлеба? – Дэвид подобрался к ней насколько мог близко. Сидя рядом с ней на скамье, он мог касаться ее коленом, бедром и рукой. Он занес нож над хлебом, лежавшим перед ним на длинном столе. Элисон вежливо кивнула.
– Буду очень признательна.
Лезвие ножа задвигалось взад-вперед, и Элисон поняла, насколько зачерствел хлеб. Сегодня Эдлин только заглянула в печь и тут же приказала булочнику вычистить ее, прежде чем он посадит туда новый хлеб. Поэтому они ужинали сухарями и были благодарны и за это.
Глупо было думать, что Дэвид женился на ней не из-за денег. Она могла вообразить, что он поступил так из-за любви к будущему ребенку или из-за удовольствия, которое она доставляла ему в постели.
Но правда была в том, что ему просто были нужны ее двенадцать мешков шерсти и все, что к ним прилагалось.
Она даже не осуждала его. У него была обожаемая дочь. Элисон помогала ее мыть и заметила, что хотя девочка была и здоровая, но слишком худая. Она могла понять, что Давид решил жениться, чтобы обеспечить дочь.
– Хлеб зачерствел, поэтому я приказал твоей служанке разогреть его.
Дэвид подал ей разогретый кусок.
– Я также велел сбить для тебя яичный желток с белым вином. Ты можешь макать в него хлеб. Это будет полезно и нашему ребенку.
– Благодарю. – Она дотронулась до своего еще плоского живота. – Ты, как всегда, заботлив.
Покриви она душой, она могла бы утверждать, что вышла за Дэвида, чтобы дать ребенку имя. Но к замужеству с неподходящим человеком ее привело только одиночество и желание. Она была так же глупа, как и другие женщины, которые, выйдя замуж за предмет своих мечтаний, обрекали себя на голод и побои.
– Моя кухарка приготовила компот из сушеной клубники. – Дэвид поднес миску с ароматным запахом к ее носу. – Не хочешь ли отведать?
Если бы не угрожавшая ей опасность, она бы рискнула всем и вернулась в Джордж Кросс, но разрытая могила свидетельствовала о том, что ее враг узнал правду. Она опасалась, что он пойдет на все, чтобы отомстить.
Итак, у нее был выбор. Она могла стонать и жаловаться, как первая жена Дэвида, и стать камнем у него на шее. Или она могла сделать то, что делала всегда – исполнить свой долг.
Преисполнившись решимости, она взглянула на Дэвида. Он, казалось, тоже устал, и его загорелое лицо выглядело озабоченным. Она любезно ему улыбнулась и взяла ложку.
– Какой чудесный запах! Я ожидаю благополучного завершения нашего первого дня в Рэдклиффе.
Дэвид откинулся со вздохом облегчения. У него был такой голодный вид, что она полагала, что он с жадностью накинется на еду. Но он ел и пил умеренно, постоянно оказывая ей внимание, и поддерживал разговор, как любезный хозяин с гостьей. Когда он наконец поднес к ее губам чашу, а затем, повернув той стороной, которой касались ее губы, отпил из нее сам, не сводя с нее глаз, она все поняла, и все ее попытки притвориться безмятежно спокойной пошли прахом. Она встала так стремительно, что он опрокинул скамью, спеша последовать за ней, и твердой походкой направилась в зал. Она не обернулась, ничем не показав, что замечает его присутствие. Но когда Дэвид наступил ей на платье, заставив остановиться у самой двери, она невольно повернулась и оказалась с ним лицом к лицу.
– Я хочу спать, – холодно сказала Элисон.
– Мы сейчас ляжем, – спокойно отвечал Дэвид.
– Одна.
– Мы муж и жена.
– Это мне известно.
– Поэтому я буду спать с тобой.
Дэвид выглядел таким твердым, спокойным и решительным. Элисон хотела возразить, но у нее перехватило дыхание. Она чувствовала, что ей сдавило горло. Только теперь она в полной мере ощутила степень своего притворства. Она не была безмятежна. Она была просто вне себя.
Элисон только хотела положить руку ему на грудь. Только одно это.
Но она ударила его с такой силой, что чуть не сбила его с ног. Она не закричала, но только потому, что у нее не было голоса.
– Я буду матерью твоего ребенка. Я буду госпожой твоих вассалов. Я буду денежным сундуком, обеспечивающим общее благополучие.
Элисон снова ударила его в грудь, и на этот раз Дэвид застонал от боли.
– Но я не буду твоим постельным развлечением. Ступай и найди себе любовницу.
Слуги не слышали их, но они жадно следили за ними, и, как она и ожидала, его гордость не вынесла этого унижения.
– И прекрасно! – воскликнул Дэвид в порыве раздражения. – Я найду себе десять любовниц.
Элисон захлопнула перед ним дверь.
Дэвид с грустью посмотрел на свои руки, особенно на ту, где не хватало пальца.
– Ну, во всяком случае, девять.