Мой верный рыцарь

19

– Ты должен сделать что-то с леди Элисон. – Гай протиснулся сквозь толпу во внутреннем дворе, окружавшую Дэвида. – Не то она сведет меня с ума.

Устало подняв голову, Дэвид взглянул на своего управляющего налитыми кровью глазами.

– Чем ты лучше других?

Оглянувшись, Гай увидел сердитые лица слуг, но он не нашел в них сочувствия.

– Ими она и должна распоряжаться.

Среди слуг пронесся недовольный ропот.

Гай не обратил на них внимания.

– Но охрана замка мое дело, и мне не нравится, когда она присылает своих молодцов обучать меня тому, что мне давно известно.

Дэвид со вздохом согласился:

– Я поговорю с ней. – Он взглянул на слуг. – Я поговорю с ней и о вас.

– Уж пожалуйста, милорд, – сказала одна из женщин. – У нас и без нее дела шли неплохо.

Дэвид нахмурился и ткнул ей пальцем чуть не в самый нос.

– Неплохо это еще не хорошо. Леди Элисон всегда права. Если она говорит, что нужно работать больше, значит, так нужно. Я могу только предложить ей выгнать всех зачинщиков беспорядков и поощрить достойных.

Испуганные женщины отпрянули.

– Вы работаете на себя, а не на хозяйку Джордж Кросса. Вы должны еще расплатиться за хлеб, что она вам привезла.

Дэвид отошел от них при общем молчании. Им было теперь над чем поразмыслить, и он предоставил им возможность заняться этим без него. Гай был, очевидно, с ним согласен, потому что Дэвид услышал у себя за спиной его шаги.

– Ты их правильно вразумил, – одобрительно сказал он. – Они намеренно уклонялись от работы.

– Я знаю, – Дэвид расправил плечи, стараясь размять кости после ночи, проведенной на полу в большом холле. – Я ожидал случая предупредить их, но я и тебя предупреждаю. Если миледи предлагает тебе усилить охрану, ты должен прислушаться к ней.

– У тебя мозги набекрень! Что может женщина понимать в обороне?

– Она понимает достаточно, потому она и наняла меня. Она уважает твои знания, но она всегда найдет что-нибудь, что нуждается в исправлении.

– Может быть. Но она уж точно всегда найдет способ вывести меня из себя.

На этот раз Дэвид засмеялся.

– Да, это она умеет. Кто не привык к ее порядкам, тех она сразу же восстанавливает против себя.

– Слуг. Меня. Стражников. Если бы Филиппа не успокоила меня, когда леди Элисон ушла из караульни, я бы еще и не так взбеленился. – Гай улыбнулся. – Что за прелестная женщина!

– Элисон?

– Леди Филиппа.

– Она не… – Дэвид решил не продолжать. Какое ему дело, если Гай предпочитает называть Филиппу «леди».

– К сожалению, Филиппа не всегда сопровождает леди Элисон, потому что половина деревни против нее.

Когда Дэвид замолчал, Гай спросил:

– А Берт?

– Берт от нее прячется. Она приходит только на уроки военного дела и то потому, что хочет пустить в ход меч против Элисон.

– Ты обучаешь ее вместе с твоим сквайром?

– С Эдгаром? Да, я занимаюсь с ними обоими.

Гай остановился у подножия лестницы.

– А что он думает по этому поводу?

– Я его не спрашивал.

– А следовало бы. Он неглупый малый, и от него мало что укроется.

Дэвид подавил усмешку.

– Что в этом смешного?

– Мне не приходится спрашивать его о совместных занятиях с Берт. Его мужское достоинство оскорблено.

– Но он не смеет жаловаться, потому что она твоя дочь?

– Да. Он обижается, что ему приходится учиться вместе с Берт и что Луи позволяет Марлоу ухаживать за собой.

– Разве ты не объяснил ему, что Марлоу поручили это первому?

– Я ему сказал, что работа в конюшне унижает достоинство сквайра, но он хорошо знает, кто такой Луи, так что я его этим не убедил.

Гай усмехнулся.

– Бедняга. Я думаю, Берт его дразнит.

– Хуже. – Дэвид не мог удержаться от смеха. – Она его боготворит.

– Бедняга, – повторил Гай. – А Эдгар боготворит леди Элисон.

– Поэтому Берт воздерживается говорить о ней плохо. Но зато она очень громко думает!

– Такая сдержанность в Берт может быть опасна. Она может взорваться в любую минуту.

– Я живу в постоянном страхе.

– А леди Элисон об этом известно?

– Я не подозревал, что существуют ситуации, с которыми Элисон бы не справилась. Но я ошибся, и теперь мне предстоит нелегкая задача сказать ей об этом.

– Тебе лучше сделать это одному. У меня не хватит храбрости.

В большом холле все было тихо. Замковая прислуга находилась во внутреннем дворе, а служанки Элисон, сбившись в кучу, пряли шерсть, как разноцветные пауки, смеясь и болтая.

Заметив, что он ищет кого-то, одна из них сказала:

– Леди Элисон в зале, милорд.

Одна? Сердце Дэвида дрогнуло при этой мысли. Удастся ли ему наконец увидеться с ней наедине? Он не говорил с ней без посторонних с тех пор, как две недели назад она захлопнула перед ним дверь спальни.

Его девять любовниц не пригодились ему. Он желал только свою жену, и желал мучительно.

Сначала он в ярости поклялся не разговаривать с ней, пока Элисон не заговорит первой. Приветствуя его на следующее утро с вежливой улыбкой, она лишила эту клятву смысла; Дэвид понял, что она всегда будет вести себя как полагается.

Но жене полагается спать с мужем, а ей это, видимо, в голову не приходило.

Его гнев остыл. Дэвид выразил готовность поцеловаться и помириться. Элисон согласилась только помириться. Поцелуи исключались, а именно они и были ему нужны. И он их украдет, если застанет ее одну.

Дэвид отряхнул пыль со своей одежды, вымыл лицо и руки. Пальцами расчесал волосы и пожалел, что у него не было времени вымыться как следует. Он вынес бы любую пытку, чтобы вернуть ее расположение.

Дэвид с тревогой заглядывал в открытую дверь зала, пока хихиканье служанок не заставило его перейти к решительным действиям. Он поднял было руку, чтобы постучать по карнизу, но в последний момент передумал. В конце концов, это был его зал.

Дэвид вошел небрежной походкой с самой обворожительной улыбкой и сразу же увидел, что ему повезло. Она сидела на постели спиной к нему. Желая отрезать ей путь к отступлению, страстно желая вызвать в ней проблеск какого-нибудь чувства, Дэвид подкрался к ней и обнял ее за талию. Она закричала. Не просто вскрикнула, а закричала от ужаса в полный голос.

Он отскочил как ошпаренный. Она отпрянула в другую сторону и повернулась к нему лицом. Это была Филиппа.

Ребенок, спавший на кровати, заплакал.

– Филиппа!

– Милорд!

– Я подумал, что вы – леди Элисон.

– Я подумала, что вы… – Филиппа на мгновение прижала руку к груди, потом взяла на руки ребенка, пытаясь успокоить его. – Простите, милорд, вы меня напугали.

Он напугал ее? Сердце у него все еще бешено колотилось.

– Милорд, – раздался у него за спиной удивленный голос Элисон. Он обернулся. Элисон сидела в алькове с иглой в длинных пальцах. – Зачем вы подкрадывались к ней?

Солнце падало на лежавшую на столе ткань, и хотя лицо ее было в тени, он видел в нем недоумение.

– Я думал, что это ты, – попытался объяснить он.

– А зачем вам подкрадываться к леди Элисон? – Леди Эдлин сидела напротив своей покровительницы тоже с шитьем в руках.

Филиппа не оставила ему времени рассердиться или оправдаться. Плач Хейзел утих, и она проворно сказала:

– Ничего в этом нет особенного. Это я виновата, что труслива как заяц.

– Прошу прощения. – Дэвид подошел поближе и погладил девочку по головке. – Я не хотел вас напугать.

– Ну конечно, не хотели. Встань, Эдлин, и уступи место сэру Дэвиду. Не думаю, что он пришел сюда поговорить с тобой или со мной.

Эдлин с неудовольствием поднялась, как будто считая своей обязанностью повиноваться Филиппе. Она отошла в сторону, но осталась в комнате.

Дэвид взглянул на ее скамью, потом на ту, где сидела Элисон. Обе были рассчитаны на двух женщин, сидящих рядом. Элисон расположилась в центре. С краю оставалось мало места, поэтому ему пришлось вплотную прижаться к ней. Она не сразу поняла его намерение.

– Сэр Дэвид! – Увидев его усмешку, она уступила, не дожидаясь, пока начнется спор. Она только отодвинулась от него как можно дальше, взяв с собой свое шитье.

Дэвид тоже с удовольствием подвинулся. Между ними не было большей близости, чем за столом в большом холле. Единственная разница заключалась в том, что он впервые находился с ней наедине в их спальне.

Не то чтобы совсем наедине. Леди Эдлин рылась в шкатулке, бросая на них сердитые взгляды, а Филиппа уговаривала Хейзел пить из чашки. Котенок, спавший у Элисон на коленях, проснулся и соскочил на пол. По сравнению с их ежедневным обществом за столом народу было немного.

Элисон была, как обычно, полностью одета. Даже в собственной спальне в обществе служанки и своей воспитанницы она соблюдала приличия. Но ее голубая котта была из тонкой мягкой шерсти со шнуровкой от талии до груди. Льняная рубашка под ней завязывалась у шеи, но сейчас она была развязана, и грудь Элисон была открыта до самой шнуровки.

Ни одна другая женщина, подумал он, не выглядела бы такой соблазнительной, будучи так скромно одета.

Элисон оставалась равнодушной.

Это не имело значения. Ей некуда было дальше отодвигаться, разве только в угол, а это было бы для нее унизительно. Он загнал ее в ловушку.

Самым вежливым тоном, на какой была способна, она спросила:

– Вам нужна моя помощь в чем-либо, мой супруг и повелитель?

– Да, но в этом ты мне не поможешь.

От одного холодного взгляда ее серых глаз у него должна была бы кровь застыть в жилах.

Но на самом деле ее тело обжигало его. Дэвид проводил рукой по ее спине, касаясь каждого ребрышка. По мере того как его рука приближалась к шее, Элисон все сильнее напрягалась. Он ощутил это напряжение, наклоняясь к ней как будто затем, чтобы поцеловать ее.

– Я хочу поговорить с тобой о наших слугах.

Она вздрогнула, то ли от его слов, то ли от его дыхания у себя на шее. Пальцы ее замерли, потом задвигались.

– О наших слугах?

– Твоих и моих.

Он вдохнул исходивший от нее аромат лимона.

– Ты, наверно, заметила, что у нас возникли затруднения.

– Не понимаю, о чем идет речь.

– Не понимаешь? – Под этим углом зрения он мог видеть разрез ее рубашки. Он слегка откинулся назад, чтобы увидеть всю ее грудь. – И Гай мне тоже жаловался.

– Гай? А мне он показался таким обходительным.

– Вообще-то ты ему нравишься. Он просто считает, что твое дело – шитье. С таким предрассудком тебе и раньше приходилось сталкиваться.

– Да, в случае сэра Уолтера. Но меня беспокоили не способности Гая. – Их лица находились совсем близко друг от друга. Она смотрела ему в глаза, и ее губы почти касались его губ. – А пища для стражников и когда они едят. – Она опустила глаза на собственное плечо, как будто не в силах вынести его взгляда.

Они сидели так близко, что он ощущал не только ее запах, но и вкус.

Она это тоже сознавала. Краска выступила у нее на лице. Бросив на него быстрый взгляд, она снова адресовалась к своему плечу.

– Я думала, что мы могли бы посылать им еду из кухни, чтобы им самим не готовить ее на жаровне.

– Ты не объяснила это Гаю.

– Я здесь хозяйка. Я не обязана давать объяснения.

– И все же, когда в замке появляется новая хозяйка и нарушает заведенный порядок, некоторые могут быть недовольны и не станут делать то, что от них требуют.

Она размышляла. Грудь ее поднималась и опускалась, и ему мучительно захотелось прикоснуться к ней.

Потом она подняла на него глаза, и, наслаждаясь созерцанием ее лица, он забыл о ее теле.

– Что ты предлагаешь?

– Ты знаешь, кому из моей прислуги можно доверить управление?

– Да, конечно.

– Твои служанки станут ему повиноваться?

– Мои служанки всегда делают то, что им говорят.

– В отличие от своей госпожи.

Она отвернулась от него и снова принялась за шитье.

– Пусть твои слуги и мои трудятся вместе. Скажи им, что леди Эдлин и Филиппа проследят, чтобы они выполняли все твои приказания.

– Почему они станут слушать леди Эдлин и Филиппу, если они не слушают меня?

– Они знают, что ты их госпожа и что ты избавила их по крайней мере от лишнего месяца голодания. Они недовольны, что ты поставила своих слуг над ними. – Он пожал плечами. – Так часто случается.

Она закончила шов и откусила нитку.

– Это ты умно придумал. Не знаю, как это мне самой не пришло в голову.

Он скромно промолчал.

– Тебе бы следовало так же разумно отнестись и к воспитанию дочери. Оно никуда не годится.

– Это почему?

– Она – девочка, а ты обучаешь ее мужскому делу.

– Что в этом дурного?

– Ей семь лет. Она не умеет ни шить, ни прясть, ни готовить, ни содержать себя в чистоте.

– Еще успеет научиться.

– Захочет ли она? Она мне откровенно сказала, что мужская работа интереснее, чем женская. – Элисон взглянула на шитье в своих руках. – Она права, разумеется. Вычистить горшок не так интересно, как объездить лошадь.

Дэвид наблюдал за тем, как она облизала кончик ярко-желтой нити, продела ее в иголку и начала вышивать узор.

– Ты любишь шить?

Элисон искоса взглянула на него.

– Почему ты спрашиваешь?

– Ты все время этим занята. Все женщины все время шьют. Я думал…

– Что нам это нравится? – Она тихо засмеялась. Филиппа и леди Эдлин тоже.

– Чтобы всех одеть, приходится работать не покладая рук.

Дэвид посмотрел на них с уважением.

– Значит, вам приходится делать то, что вы ненавидите.

– Нет, но оно не доставляет нам удовольствия. – С ребенком на руках к ним подошла Филиппа.

– Я терпеть не могу ткать, – заявила леди Эдлин, скрестив руки на груди.

Дэвид отодвинулся от Элисон. Момент близости миновал, но он не сожалел об этом. Связь между ними была восстановлена, и этого было достаточно. Пока.

– А ты, Элисон?

Он протянул руки, и Хейзел охотно пошла к нему.

– Ты ненавидишь шитье?

– Я стараюсь об этом не думать. – Она с решительным видом воткнула иголку в ткань. – Но ты не ответил на мой вопрос. Бертрада – богатая наследница. За ней в приданое пойдет по крайней мере Рэдклифф.

Он поставил Хейзел на стол. Девочка смеялась, радуясь своему новому умению. Когда; Берт оставила позади этот счастливый возраст? Когда она стала упрямой девчонкой, а не младенцем с ямочками на щеках?

Не подозревая о его отцовских переживаниях, Элисон сурово продолжала:

– Когда ей будет двенадцать, к ней начнут свататься женихи. Неужели ты отпустишь ее из дома в полном неведении о ее обязанностях?

– Конечно, нет. – Он заскрежетал зубами. Гай предупреждал его, что придется разрываться между женой и дочерью. Но он не сказал, что ему предстоит участвовать в заговоре против своего ребенка.

– В двенадцать лет замуж еще рано.

– А в семь уже поздно оставаться неискушенной в женских делах.

Он сдался. У него не было выбора.

– Тогда научи ее.

На пеленках Хейзел появилось подозрительное темное пятно.

– Дай мне пеленку, я ее поменяю, – сказал он Филиппе. Она попробовала возразить, но он не отдавал ей девочку. Он хотел держать ее на руках, касаться ее нежной кожи, воскресить в памяти младенчество Бертрады.

– Я занимался этим раньше, – он взглянул на Элисон, – справлюсь и теперь.

Элисон никак не могла закончить разговор о Бертраде.

– Я не могу учить ее. Она от меня убегает.

Она ожидала его решения, но он занялся с Хейзел. Дэвид положил ее на стол и развернул, забавляя ее гримасами.

– Берт с самого начала брыкалась, когда я менял ей пеленки. А эта смеется и воркует. Так и должна вести себя девочка. Берт с самого рождения была слишком подвижной и энергичной.

Хейзел засунула ножонку в рот и жевала себе палец, серьезно глядя на него. Он готов был поклясться, что она понимает каждое его слово.

– Я не могу вообразить себе Берт за шитьем. Но мечом она орудует отлично.

– Какой ей в этом прок? – спросила Элисон. – Мне это было ни к чему.

– Ну, не знаю, – возразил он. – Если бы ты знала, как засадить человеку нож под ребро, мне не пришлось бы допрашивать каждого, кто появляется в деревне.

Он передал мокрую пеленку Филиппе и взял у нее сухую.

– Если бы ты знала, как засадить нож… – повторил Дэвид. И тут его осенило. Придерживая Хейзел за животик, чтобы она не скатилась со стола, он повернулся к Элисон.

– Я знаю что!

– Что?

– Что ты можешь сделать с Берт. Брать уроки вместе с ней.

– Что?

– Завтра приходи и поучись драться.

– Ты сошел с ума?

– Напротив, я гений. Если она увидит, как ты учишься чему-то, что ей уже известно, она поймет, что это необходимо каждому, чтобы достичь успеха. Она не будет больше считать тебя… хотя, – он снова наклонился над ребенком, – женщине в твоем положении это не годится.

– Мое положение тут ни при чем, – проговорила она сквозь зубы. – Но я не молоденькая девушка, пытающаяся убежать от своей судьбы. Я уже научилась всему, чему нужно, и я отказываюсь…

Он перевернул ребенка на животик.

– …отказываюсь делать из себя посмешище только для того, чтобы сблизиться с девчонкой, которой следовало бы уважать…

– Что это у Хейзел на попке? – Он осторожно дотронулся пальцем до красного пятна. – Похоже на ожог.

В комнате воцарилась тишина. Никто не проронил ни звука. Поглаживая пятно, он взглянул на Элисон: она следила за ним как завороженная. Дэвид перевел взгляд на Филиппу. Та побледнела, как мел. Только одна леди Эдлин, казалось, была в состоянии двигаться. Она посмотрела на пятно и сказала громко и нарочито небрежно:

– А, это! Это родимое пятно.

– Родимое пятно? С виду больше похоже на клеймо. – Он снова дотронулся до него. – И на ощупь тоже.

Дэвид снова взглянул на Элисон. Она смотрела на леди Эдлин чуть ли не с благоговением. Филиппа вышла наконец из своего транса.

– Это просто родимое пятно.

Он не мог этому поверить.

– Но у него идеально правильные очертания.

– У меня есть такое же. – Филиппа дотронулась до своего плеча.

– Родимое пятно, которое похоже на… – он снова пригляделся, – на барана? Ты видела? – спросил он Элисон.

– Хорошо, я это сделаю, – сказала она.

– Что сделаешь? – не понял он.

– Научусь владеть мечом, или что ты там еще хочешь.

Элисон оттолкнула его и стала сама пеленать Хейзел. Но он видел, что пеленки вот-вот соскочат, если кто-нибудь возьмет ребенка на руки. Он был готов биться об заклад, что Элисон делала это впервые. Но она хотела отвлечь его внимание, и он решил позволить ей это. В конце концов, он настоял на своем. А пятно никуда не денется, он расспросит о нем и после.

– Ты придешь и станешь учиться вместе с Берт? – спросил он.

– Я же сказала. – Она взяла ребенка на руки и передала Филиппе.

Как Дэвид и ожидал, пеленки съехали, и Филиппа едва успела их подхватить.

– Благодарю вас, миледи.

Слишком уж много благодарности за одно неумелое пеленание. Но прежде чем он успел еще о чем-нибудь подумать, Элисон взяла его за руку.

– Я начну завтра, – сказала она решительно.