Моя жизнь хикикомори. Том 1: Весна в старшей школе Сейрин

Глава 15

Я добрался до шкафчика на каком-то автопилоте. В голове ещё звенели мои последние слова Рин, а сердце продолжало выбивать барабанную дробь о рёбра.

Домой. Просто переобуться и домой. К чёрту оставшиеся уроки.

Но вселенная, похоже, решила, что с меня недостаточно драмы. В шкафчике, прямо на кроссовках, лежал белый конверт.

Да вы издеваетесь. Я устало прислонился к стене. Серьёзно? Ещё одно любовное послание? Ненавижу.

И выбросил письмо. После разговора с Рин внутри была такая пустота, что даже любопытство — моя вечная слабость — казалось чем-то далёким и неважным. Нервно переобулся в кроссовки и чуть не впечатался в стену. Точнее, в нечто, напоминающее её — Годзилла-сенсей собственной внушительной персоной.

— Ямагути! А я тебя обыскалась! — её бас наверняка услышали даже в соседней префектуре. — Азуми не передала, что ли? Ты в команде! Соревнования на носу!

Я моргнул. Вот это напор — она даже не допускает мысли, что я могу отказаться. Прямо как истинный тиран из какой-нибудь спортивной манги.

— Простите, Тамура-сенсей, — я постарался, чтобы голос звучал уважительно. — В последние дни у меня в жизни… кхм, слишком много всего. Боюсь, я буду только обузой для команды. Поэтому прошу меня извинить за отказ.

И пожалуйста, не надо сейчас только её фирменного приёма с заламыванием руки. У меня правда нет сил на спортивное принуждение.

К моему полному шоку, Годзилла… то есть, Тамура-сенсей, посмотрела на меня совсем другим взглядом — мягким, почти материнским. Никогда не думал, что это, вообще, возможно.

— Вижу, у тебя и правда не всё в порядке, — она положила свою огромную ладонь мне на плечо. — Ладно, отоспись как следует. Если передумаешь — мы ждём.

А потом добавила, глядя куда-то вдаль:

— Знаешь, Ямагути, в спорте, как и в любви, главное — не победа. Главное — не сдаваться, даже когда кажется, что ты проиграл всухую. Потому что иногда самый важный матч — это матч с самим собой.

Я замер. Откуда она…? Неужели настолько очевидно? Хотя да, учителя же всё видят. Наверное, со стороны моя безнадёжная влюблённость в Рин была заметна как неоновая вывеска.

— Спасибо, сенсей, — пробормотал я, чувствуя, как внутри что-то теплеет. — Я… подумаю.

«Кто мог знать, — мелькнуло в голове, пока шёл к выходу. — Что самые мудрые слова о любви я услышу от человека по прозвищу Годзилла…»

Домой добрался как в тумане, даже не помню, как открывал дверь. В голове была какая-то звенящая пустота.

Спать. Просто спать.

И, рухнув на кровать прямо в одежде, отключился, едва голова коснулась подушки…

5:00 утра. Я распахнул глаза, чувствуя небывалый прилив энергии. Всё тело звенело от странной бодрости, будто за ночь во мне перезарядились все батарейки разом.

— Так! — оглядел я комнату. — Раз уж проснулся с такой энергией, надо направить её в правильное русло и навести порядок!

Через полчаса я закончил со своей спальней и уже орудовал шваброй в гостиной с ловкостью ниндзя из Конохи. Протирал пыль, раскладывал вещи, даже начал сортировать старые журналы — всё бесшумно, как учат в пособии идеального шиноби.

— Что за? — сонный голос Юкино прервал мою уборочную медитацию.

Она стояла в дверях, растрёпанная, в одной длинной футболке оверсайз с надписью «ICE QUEEN», и смотрела на меня так, будто увидела призрака. Серьёзно? Она специально заказала её на всемайки.ру⁈

— Доброе утро, айс куин! — я помахал тряпкой для пыли. — Прекрасный день для генеральной уборки, не находишь?

— Ты… — она моргнула, явно пытаясь понять, не спит ли ещё. — Ударился, что ли? Температуру померить?

— Просто решил привести жилище в порядок! — я ловко подхватил падающую стопку книг, не прекращая вытирать пыль. — Кстати, не хочешь помочь?

Юкино прислонилась к дверному косяку:

— Сейчас полшестого утра, больной. Я СПАТЬ. — и ушла.

— Вообще пофиг, — хмыкнул я и продолжил, не в силах остановиться, пока не закончу!

Когда битва с пылью была завершена, я, уже достаточно потный, выскочил на пробежку, без разминки. Сейчас как бабахну марафон! А потом под душ! Ух!

Первые лучи солнца только начали окрашивать небо. В голове было на удивление ясно — может, побочный эффект моей внезапной утренней активности, а может, просто мозг наконец решил повзрослеть, какая разница.

Только бы не встретить сегодня таинственную бегунью. Не то чтобы я боялся встречи с прошлым, просто… Иногда нужно просто побыть одному. Без загадок, без драмы, без необходимости решать головоломки.

И конечно же, словно в насмешку над моими желаниями, я заметил её силуэт в конце улицы. Чёрные лосины, маска, собранные в хвост длинные чёрные волосы.

Я резко свернул в ближайший переулок. Глупо? Возможно. Как какой-нибудь герой второсортной манги, убегающий от своих проблем. Но сейчас мне было всё равно, кто она — призрак из прошлого или просто случайная девушка, у которой свои причины для маскировки. Хочу одиночества. Никого лишнего. Только я и мои мысли.

Бег по незнакомым улочкам оказался странно освобождающим. Никаких ожиданий, никаких ролей, которые нужно играть. Ни масок. Не нужно быть ни примерным учеником, втайне влюблённым в свою учительницу, ни объектом чьих-то сплетен. Просто парень, бегущий по пустынным улицам просыпающегося города.

Перепрыгнул через лужицу. Забавно. Когда-то я бы бросился разгадывать эту загадку с девушкой в лосинах, как будто от этого зависела моя жизнь. Но сейчас. Сейчас почему-то хочется просто бежать. Просто дышать. Просто быть в моменте. Может, это и есть взросление? Когда понимаешь, что не все загадки нужно разгадывать и не все истории должны иметь продолжение?

Новый маршрут вывел меня к незнакомому храму. Утренний туман окутывал тории, создавая почти мистическую атмосферу. Остановился, переводя дыхание, и вдруг понял — впервые за долгое время в голове была абсолютная тишина. Никаких навязчивых мыслей.

Только тишина, туман и восходящее солнце.

И этот момент был прекрасен.

Медленно потянулся, чувствуя, как приятно гудят мышцы после пробежки. Утреннее светило медленно поднималось над храмом, окрашивая туман в золотистые тона. В такие моменты даже начинаешь понимать, почему главные герои в аниме так любят эти пафосные рассветные сцены.

— Что дальше, Казума? — пробормотал я, присаживаясь на ступеньки храма. Вопрос на миллион йен.

Рин… При мысли о ней в груди всё ещё щемило, но уже как-то иначе. Не той острой болью, что раньше, а чем-то более взрослым, что ли? Очевидно придётся видеть её каждый день на уроках, сохраняя вежливую дистанцию. Играть роль прилежного ученика, будто между нами ничего не было. Хотя, если подумать, между нами действительно ничего не было — только мои фантазии и несбыточные мечты.

Интересно. У меня расползлась нелепая улыбка. А она будет так же старательно делать вид, что ничего не происходит? Или начнёт относиться ко мне как-то по-особенному — с этой снисходительной жалостью, которую взрослые испытывают к влюблённым подросткам? Надеюсь, что нет. Хотя, выбора всё равно не будет.

Слова Годзиллы-сенсей неожиданно всплыли в памяти. Самый важный матч тот, что ты играешь с самим собой. Хорошо сказано. Даже не буду оспаривать. Может, стоит принять её предложение? Влиться в команду, направить всю эту бурлящую энергию во что-то полезное?

Но есть же ещё фестиваль. Я обещал помочь с декорациями, а слово нужно держать. Так что, даже если там будет Рин, выполню свою задачу.

Поднимаюсь, отряхивая штаны. Похоже, начинаю понимать, что значит быть реально взрослым. Это не когда у тебя есть все ответы, а когда ты готов жить с вопросами. И делать то, что должен, даже если внутри всё ещё болит.

И всё-таки, Годзилла-сенсей удивила. Под этой устрашающей внешностью прячется на удивление чуткий человек. Не стала давить, не начала читать нотации — просто поняла и поддержала. Может, поэтому она и стала таким хорошим учителем.

— Ладно, — я глубоко вдохнул утренний воздух. — План такой: сначала помогаю с фестивалем — раз обещал, значит надо сделать. А потом, может быть, загляну на тренировку. В конце концов, что я теряю? Разве что остатки своей лени.

И почему-то от этого решения стало легче. Будто расставив все точки над и, я наконец смог увидеть путь вперёд. Пусть не самый прямой, пусть с препятствиями, но всё же — путь.

Интерлюдия

Утро. Школа. Урок. Рин вошла в класс, привычно окидывая взглядом учеников. И замерла.

Казума ПОДСТРИГСЯ.

Такая простая деталь, но она полностью преобразила его! Исчезла привычная растрёпанная чёлка, падающая на глаза, и открылась такая милая мордашка. Он сидел у окна, подперев подбородок рукой, и солнечные лучи создавали вокруг его профиля какой-то особый свет.

Рин сглотнула, чувствуя, как предательски сбивается дыхание. Когда он успел стать таким… милым? Он, конечно, и раньше был привлекателен. Но сейчас…

Переведя взгляд, она заметила Харуку, которая пыталась спрятаться за учебником биологии. Но румянец на щеках выдавал ту с головой — явно тоже оценила новый образ Казумы. «Так и думала, — промелькнуло у Рин. — Похоже, я не единственная, кто видит в нём нечто большее, чем просто угрюмого школьника.»

Казума словно почувствовал её взгляд и поднял глаза. На секунду их взгляды встретились, и Рин почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. В его глазах больше не было той щемящей тоски — теперь там что-то новое. Какое-то спокойное достоинство.

«Повзрослел, — вдруг поняла она. — За эти несколько дней он как будто повзрослел на целую жизнь.»

И от этой мысли почему-то стало одновременно и грустно, и радостно. Будто она наблюдала за тем, как расправляет крылья нечто прекрасное.

— Итак, сегодня мы поговорим о процессах регенерации, — услышала она свой голос.

«Вот только некоторые раны, — украдкой бросила она ещё один взгляд на него, — не регенерируют так просто…»

Рин закончила рисовать что-то на доске и, развернувшись к классу, произнесла:

— Кто-нибудь может рассказать о самых известных примерах регенерации в природе? — она обвела всех взглядом и невольно остановилась на Казуме.

Раньше он бы вскинул руку, горя желанием впечатлить её своими знаниями. Но сейчас просто поднял глаза от тетради и произнёс спокойным, почти отстранённым голосом:

— Самый известный пример — планария. При разрезании на части каждая регенерирует до полноценного организма. Также можно упомянуть ящериц, отбрасывающих хвост, и гидру, способную восстановиться из одного процента своей массы. У морских звёзд регенерация настолько совершенна, что от одного луча может вырасти целая особь.

Рин почувствовала, как мел крошится в её пальцах. Ответ был безупречным — прямо как из учебника. Но этот тон… Будто он зачитывал прогноз погоды, а не говорил о том, что раньше так его увлекало. Где тот блеск в глазах, с которым Казума обычно рассказывал о биологии? Где эта едва сдерживаемая страсть к предмету? Всё исчезло, оставив только идеально выверенные фразы, произнесённые с учтивой вежливостью примерного ученика.

«Вот значит как, — чувствовала Рин странную тяжесть в груди. — Ты действительно решил всё… регенерировать. Как те самые планарии — отрезать всё лишнее и вырастить что-то новое.»

— Прекрасный ответ, Ямагути-кун, — её голос прозвучал слишком официально даже для неё самой. — Кто-нибудь хочет добавить?

Класс молчал.

— В высших организмах, — продолжила Рин, стараясь звучать как обычно, — наблюдаются разные типы регенерации. Например, почему некоторые клетки стремятся вернуться к исходному состоянию, а другие формируют новые связи? Ямагути-кун, что скажешь?

— Дело в адаптации, — отозвался Казума всё тем же научным тоном. — Когда старые связи становятся… хм… неэффективными, организм ищет новые пути развития.

— А если старые связи были вполне функциональны? — Рин начала рисовать схему, видя, что класс сосредоточен на конспектировании и не понимает, какая двусмысленная беседа идёт между ней и ним.

— Иногда даже самые крепкие связи приходится разрывать, — в его голосе проскользнуло явно личное, — если они мешают естественному развитию организма.

— Но разве не стоит сначала попытаться сохранить то, что уже построено? — она повернулась к классу, избегая его прямого взгляда.

— Только если это не нарушает базовые законы природы, сенсей, — Казума улыбнулся краешком губ. — В конце концов, эволюция не терпит противоестественных связей.

Азуми за его спиной закатила глаза — видимо, решила, что они опять ударились в свои обычные научные дебаты. Остальной класс просто старательно записывал, воспринимая это как обычный урок биологии.

— Но не стоит огорчаться, сенсей. В природе есть удивительный феномен: некоторые организмы способны не просто регенерировать, а становиться сильнее после травмы. Как те же ящерицы — отброшенный хвост отрастает более крепким.

Рин замерла у доски. В его голосе звучала какая-то новая уверенность.

— Верно, — она справилась с эмоциями. — Это называется компенсаторная гипертрофия.

— И самое интересное, — он чуть подался вперёд, — организм не просто восстанавливается, а учится жить по-новому. Развивает новые способности и адаптируется.

Их глаза встретились, и Рин почувствовала, как сердце пропускает ещё один удар. В его взгляде больше не было щенячьей влюблённости — теперь что-то более глубокое, взрослое. И от этого внутри всё перевернулось.

«Когда… — пронеслось у неё в голове. — Когда он успел стать таким, даже не знаю, настоящим?»

— Хотя, — добавил Казума уже тише, — некоторые связи всё равно остаются. Просто приобретают новое качество.

Рин сжала мел сильнее. ВЛЮБЛЕНА. Всё кричало об этом внутри неё.

— Кстати, — она повернулась к доске, пытаясь унять дрожь в голосе, — после стресса некоторые клетки становятся сильнее, не находите?

— Естественный отбор в действии, — отозвался Казума с лёгкой усмешкой.

Его голос звучал спокойно и уверенно — ни тени прежней неловкости. Просто научный диалог учителя и ученика.

Рин ощущала, как предательски бьётся сердце: «Ты действительно повзрослел…»

— И эта адаптация, — она сжала мел, — необратима?

— Как и любая эволюция, сенсей, — он пожал плечами. — Нет смысла возвращаться к предыдущим формам. Только вперёд.

Прозвенел звонок. Казума спокойно поднялся и вышел из класса, оставив Рин наедине с ясным осознанием: она влюбилась в того, кто наконец-то перестал быть влюблённым в неё.

Интерлюдия

Розоволосая Мияко стояла у окна в коридоре, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Урок биологии в параллельном классе закончился, и она хотела зайти к ним в кабинет, якобы к Харуке, чтобы обсудить последние сплетни. На самом же деле, увидеть Ямагути. Хотя бы одним глазком. Она даже ушла под конец своего урока, отпросившись в туалет, чтобы успеть к самому началу перемены.

Только прозвенел звонок, и тут, неожиданно, он вышел из класса.

Мияко чуть не выронила телефон. ЕГО ПРИЧЁСКА. Это точно Ямагути? ТОТ САМЫЙ вечно лохматый и угрюмый Ямагути? Новая стрижка невероятно ему шла, но дело было даже не в этом. Что-то изменилось в его осанке, взгляде, во всём его существе.

— Привет, Мияко, — он просто кивнул, проходя мимо.

Она застыла, не веря своим ушам. Никакого смущения, никакой неловкости после того поцелуя в караоке. Будто это был совсем другой человек.

— Ямагути! — её голос дрогнул. — Ты… изменился.

— Правда? — он обернулся с какой-то иной, уверенной полуулыбкой. — А по-моему, просто стал самим собой. — и ушёл.

«Что это с ним?» — сглотнула смущённая Мияко.

Стоило ему скрыться за поворотом, она рванула в класс к Харуке. Та сидела за партой с отсутствующим видом, теребя страницу учебника.

— Харука! Ты видела Ямагути⁈ — выпалила Мияко, плюхаясь рядом. — Он же… он совсем другой!

Харука вздрогнула, на щеках появился предательский румянец.

— Да, заметила, — пробормотала она, пытаясь казаться равнодушной.

Но Мияко видела, как подрагивают её пальцы: «Ох, подруга, кажется, ты начинаешь понимать разницу между детской влюблённостью в красавчика Кенджи и чем-то более настоящим.»

Где-то в глубине души шевельнулась предательская мысль: «И почему я не встретила Ямагути раньше тебя… несправедливо.»

Я стоял в очереди за якисобой, когда кто-то снова врезался мне в спину. Обернувшись, увидел ту самую первогодку с косичками, которая недавно назвала меня страшным.

— Снова ты? — я протянул ей одну из порций якисобы. — Держи. Кажется, это становится традицией.

Она застыла, глядя на меня огромными глазами как персонаж сёдзё-манги. А потом пробормотала едва слышно:

— Какой… сэкасный…

Я чуть не поперхнулся воздухом. Серьёзно? СЭКАСНЫЙ? Это что, какой-то новый молодёжный сленг, о котором я не знаю?

Решив не комментировать этот лингвистический шедевр, направился во двор. Плюхнулся на скамейку, собираясь насладиться обедом в гордом одиночестве, и тут заметил размахивающую руками Момо в окне второго этажа.

«Что с ней? — я недоуменно помахал в ответ. — Неужели стрижка производит такой эффект? Или у всех девчонок в школе внезапно случилось массовое помутнение рассудка?»

Пожав плечами, вернулся к якисобе. Вместо теорий, есть вещи поважнее — к примеру, эти восхитительные лапша и соус, от которых в животе урчит как у тирэкса.

Интересно, что сказала бы Рин, увидев меня сейчас поглощающего ланч? Наверное, начала бы говорить о регенерации клеток. Я тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли. Хватит. Просто наслаждайся обедом и солнечным днём, Казума. Как нормальный человек, а не герой нелепой романтической комедии…

…

Войдя в класс, увидел их — розововолосую бунтарку и школьную принцессу, о чём-то увлеченно щебечущих за партой. Забавный контраст.

— Ямагути-кун! — Мияко помахала рукой. — Как жизнь вообще?

Я окинул её оценивающим взглядом — она действительно хороша собой. Эти розовые волосы, дерзкая улыбка, стройная фигурка. Ещё и эти гольфы на худосочных лодыжках.

— Могло быть и лучше, — я позволил себе лёгкую улыбку. — Но, к сожалению, некоторые вкусы остаются на губах дольше, чем хотелось бы. Особенно клубничные.

Мияко вспыхнула, но в глазах промелькнул озорной огонёк. А вот Харука внезапно выпрямилась, словно проглотила палку.

— Ты про тот коктейль в караоке? — невинно уточнила Мияко, явно наслаждаясь ситуацией.

— Возможно, — я пожал плечами. — Хотя дело не столько в напитке, сколько в компании.

Харука уронила учебник.

— Ямагути-кун, — Мияко присела на край моей парты, пока Харука делала вид, что очень увлечена своей упавшей макулатурой. — Я тут подумала… может, сходим куда-нибудь? В нормальной обстановке, без сакэ и драмы? — её голос прозвучал тихо. Так, чтобы слышал только я.

Я посмотрел на неё внимательнее. За этой показной бравадой и розовыми волосами пряталось что-то более глубокое. В тот вечер в караоке, когда я тонул в океане собственного отчаяния, она единственная протянула руку помощи. Не из жалости, не из любопытства — просто потому что увидела чью-то боль и решила помочь.

Странно. Разве нет? Она — популярная, яркая, может встречаться с кем угодно. А выбрала поддержать школьного задрота в его самый тёмный час.

— Признаю, Мияко, — я улыбнулся, ответив также тихо, — ты удивительная. Большинство людей прошли бы мимо парня, заливающего горе. А ты решила стать тем самым лучом света во тьме. Как какой-нибудь ангел из аниме, только с розовыми волосами.

Она слегка покраснела, но в её глазах появилось что-то похожее на понимание. Не то чтобы мне тогда требовалось спасение, но её попытка многое значила.

— Так это да или нет? — она наклонила голову, и розовая прядь упала ей на глаза.

— Это что-то типа «давай начнём с простого кофе и посмотрим, что будет дальше», — я осторожно убрал прядь с её лица. — Без драмы и фейерверков. Просто узнаем друг друга получше.

Где-то за спиной что-то с треском захлопнула Харука, но я даже не обернулся. Сейчас передо мной сидела девушка, которая оказалась намного сложнее и интереснее, чем казалось на первый взгляд. И может быть, стоило дать этому шанс?

«Ведь как бывает, — решил я, глядя в искрящиеся глаза Мияко, — иногда настоящие чудеса случаются не в момент первой любви, а когда ты наконец готов к чему-то настоящему.»

Интерлюдия

Как только Казума и розовая макушка Мияко скрылась за дверью, Азуми не выдержала:

— Ого! Наш хикки-сама решил выйти в свет? Да ещё и с такой цыпочкой!

Харука, делавшая вид, что очень увлечена учебником, вздрогнула.

— И главное, как изменился, а! — Азуми подпёрла подбородок рукой, наблюдая за реакцией школьной принцессы. — Помнишь его месяц назад? Вечно лохматый, бурчащий… А теперь? «Давай начнём с простого кофе» — прямо как из какого-нибудь романтического фильма!

— Да что в нём такого особенного? — пробормотала Харука, её пальцы нервно теребили страницу книжки. — Подумаешь, подстригся…

— Ой, да ладно! — Азуми закатила глаза. — Дело не в стрижке. Он как будто, эм, повзрослел? Точно! Стал увереннее, что ли. Даже когда отшил тебя тогда — уже было видно, что что-то в нём меняется.

Харука вспыхнула и прошипела:

— Он меня не отшивал. Это был просто розыгрыш.

— Ага, — протянула Азуми с хитрой улыбкой. — А сейчас ты совсем не ревнуешь, что он пригласил Мияко на свидание?

— Я⁈ — Харука наконец оторвалась от учебника. — С чего бы мне ревновать? У меня есть Кенджи, и…

— И поэтому ты уже десять минут читаешь учебник истории вверх ногами?

Харука захлопнула книгу с таким грохотом, что в коридоре, наверное, подумали о землетрясении.

— Знаешь, что? — Азуми внезапно стала серьёзной. — Иногда мы не замечаем нечто важное, пока не становится слишком поздно. Особенно когда это «нечто» всё время было рядом, незаметное и привычное. А потом оно вдруг меняется, и ты понимаешь…

— Ничего я не понимаю! — Харука вскочила и вышла.

Азуми проводила её взглядом и тихо хмыкнула:

— Ну-ну. Кажется, наша школьная принцесса впервые столкнулась с настоящей ревностью. Интересно, что бы сказал на это сам Казума? Хотя он сейчас слишком занят своей розововолосой фейри…

И почему-то от этой мысли ей стало немного грустно.

После уроков, мы ударились в подготовку к фестивалю. Название которого я даже не помнил. Что-то там про юность и прочее. В общем, пофиг. Я аккуратно вырезал из картона очередной «кирпич» для стены парижской оперы. На переднем плане разворачивалась очередная сцена — четыре претендента на роль Призрака по очереди демонстрировали свои таланты. Выглядело как кастинг в какое-нибудь айдол-шоу. Харука терпеливо отыгрывала сцену с каждым, хотя по её лицу было видно, что предпочла бы сейчас оказаться где угодно, только не здесь.

А вот Рин словно расцвела в роли режиссёра. Больше не нужно изображать строгую учительницу — теперь могла полностью отдаться творческому процессу. Её голубые глаза сияли, когда раздавала указания актёрам, поправляла мизансцены, работала над каждым жестом.

Вот и хорошо. Я принялся за следующий картонный кирпич. Теперь она может не думать о той неловкости между нами. Да и мне спокойнее за декорациями — никаких романтических сцен, ни душещипательных монологов. Просто работа руками. И почему-то на душе так легко и спокойно. Как будто я наконец нашёл своё место в этом школьном спектакле — за кулисами, где тоже происходит своя, не менее важная часть.

— Ямагути, подай клей! — окликнул меня кто-то из ребят.

— Держи.

— Так-так, — Азуми плюхнулась рядом со мной на пол, помогая раскрашивать картонную стену. — Смотрю, наш главный хикки делает успехи на любовном фронте? Сначала Харука, теперь Мияко…

— Брось, — я усмехнулся, орудуя кистью. — Куда мне до тебя — ты там сердцами тасуешь, как картёжник, а я так, на прогулку вышел.

— Всё также продолжаешь следить за мной? — она шутливо толкнула меня локтем.

— Ну конечно, — я закатил глаза. — Только это и делаю. Прямо детектив из сёдзё-манги.

— А Мияко? — она понизила голос. — Она тоже часть расследования?

— Скорее неожиданный поворот сюжета.

Азуми вдруг стала серьёзной:

— Честно, я рада за тебя. Правда.

Я удивлённо посмотрел на неё:

— Так, кто ты и что сделала с нашей язвой Азуми? Где подколки? Где яд? Я начинаю беспокоиться.

— Заткнись, придурок, — она пихнула меня кистью, оставив синий след на рукаве. — Просто… ты наконец-то похож на живого человека, а не сдохнувшего зомби.

— Вот теперь узнаю нашу Азуми, — я демонстративно вытер краску о её фартук. — А то уже начал думать, что тебя подменили.

— А что, забеспокоился бы? — вдруг спросила она каким-то странным тоном. — Если бы я вдруг исчезла?

Я посмотрел на неё внимательно. Что-то в её голосе было необычным. Несвойственная ей уязвимость, что ли?

— Конечно, — ответил я просто и честно.

Она как-то резко отвела глаза, улыбнувшись неестественной улыбкой:

— Так и знала, что ты без меня не можешь! Кто ещё будет указывать на твои косяки?

«Вот же манипуляторша,» — я закатил глаза, возвращаясь к раскрашиванию декораций.

Азуми усмехнулась, но в этой усмешке было что-то такое двусмысленное. Как в сценах аниме, где персонаж улыбается, а в глазах прячется совсем другая история? Да, примерно так.

«Интересно, — посмотрел я на неё искоса. — Что ты скрываешь за этими колкостями, Азуми?»

Но вслух ничего не сказал. Ведь у каждого из нас есть свои тайны. Даже у таких острых на язык рыжих заноз…

…Репетиция наконец подошла к концу. Декорации были готовы наполовину — картонные стены оперного театра, колонны, даже бутафорская люстра. Осталось всё это перенести в актовый зал и собрать воедино, но это уже завтра.

Я спустился в холл, чувствуя странную меланхолию. Не грусть, нет — просто тихую задумчивость, будто внутри разлилось спокойное море.

В раздевалке было пусто и прохладно. Открыл шкафчик — и конечно же, там лежало новое письмо. Белый конверт, такой же идеальный, как и предыдущий.

Положил его, даже не думая открывать. Странно — раньше любопытство съело бы меня заживо. Но сейчас. Сейчас хотелось просто существовать в этой уютной тишине, что поселилась в душе. В голове только умиротворение и лёгкая усталость после продуктивного дня. Кажется это то самое состояние, о котором говорят в дзен-буддизме. Когда просто существуешь, не пытаясь ничего изменить или исправить

Я закрыл шкафчик, оставляя тайну внутри. Пусть подождёт…