Моя жизнь как фальшивка

9

ЭТО МНЕ ОН ВЕЛЕЛ «СЯДЬТЕ», но вместе со мной команду исполнил и Джон Слейтер, только что возникший из ниоткуда: плюхнулся возле меня, покровительственно обнял за плечи своей длиннющей рукой, вытянул под столом длинные голые ноги. Чабб поспешно убрал свою приманку в целлофане.

Вертикальные морщины над переносицей, словно капля уксуса, не давали Слейтеру выглядеть сладеньким красавчиком. Благодаря этим складкам отчетливее проступали ясные, очень живые глаза, и казалось – лоб наморщен праведным негодованием. Иной раз эти извилины и борозды придавали его лицу свирепость, да и сама по себе крупная фигура Слейтера могла устрашить Чабба. Очевидно, Джон явился именно с целью прогнать его.

Но для начала ему, разумеется, потребовалось выпить и закусить.

Официантке он сказал:

– Сату лаги пива, еще «Тайгер» и как насчет маленьких сушеных рыбок, икан кетчил, забыл, как они называются.

– Хотите жареной рыбы, туан?

– Нет-нет. Маленькую рыбку. Закуску.

Я злобно хмурилась.

– Кристофер, объясни, пожалуйста, официантке, что мне нужно.

– Икан билис.

Девушка словно не слышала Чабба, однако минуту спустя она принесла тарелку с сушеной рыбкой – мелкими, неприятными на вид существами размером с листья жасмина. Чабб поблагодарил, и тут я поняла, что девушка старается не замечать его. Мне еще предстояло узнать, почему туземцы так относятся к Чаббу.

Слейтер наклонился на тарелкой, попробовал рыбу и оттолкнул тарелку.

– Не хотелось бы показаться недружелюбным, – заговорил он, обращаясь к Чаббу, – но если ты за капустой явился, Кристофер, ты попал не по адресу.

Я ушам своим не верила: с британскими поэтами Слейтер так бы не посмел. Но Чабба это не смутило – он молча опустил прозрачные веки и усмехнулся.

– На нее, – Слейтер хмуро на меня покосился, – тебе не стоит и силы тратить. Из хорошего рода, это верно, однако семья бегала в заклад не одно столетие, а если что и осталось, давным-давно ушло на славные вечеринки. Что касается меня, я довольствуюсь ролью поэта на борту «Королевы Елизаветы II».

Это враки.

– Так что, кроме этой кружки пива, ничего из нас не выжмешь.

– Ага, – промолвил Чабб.

Странный ответ, в пустоту – и Слейтер, в чьем романе встречались порой такие же сбивающие с толку реплики, не нашелся с ответом.

– Ага, – повторил Чабб, – решили доказать, что Оден насчет вас прав?

Красивая физиономия Слейтера передернулась, как от пощечины.

– Не будь такой сволочью, старина, – выдавил он.

Но Чабб подался вперед, с трудом разлепив губы, склеенные тонкой слюной – такой ниточкой моллюск крепится к раковине.

– Как бишь Оден-ла сказал? Напомните? «Полная неспособность автора к бескорыстию», да?

В затянувшемся молчании я успела подумать: давненько никто не осмеливался задеть Джона Слейтера. В Британии он приобрел статус «всеобщего любимца», и ни один поэт, даже если про себя считал его творчество сентиментальным или вообще порнографией, вслух не сказал бы про него дурного слова. Я ждала бурной сцены, я видела, как Джон яростным движением отбрасывает с высокого, красивого лба массу седых волос, но заговорил он почти шепотом.

– Извини, – сказал он.

Чабб промолчал, только сморгнул.

– Уистан – замечательный человек, – продолжал Слейтер, – но и жестокостью превосходит многих и сам не всегда соблюдает те принципы, какие применяет к другим. Но дело здесь не в этом, – заключил Слейтер, печально следя за официанткой, наливающей пиво. Он зачерпнул пригоршню сухих рыбешек и тут же высыпал их обратно в миску. – Я вел себя как мудак. Ты дал сдачи. Справедливо.

Чабб пожал плечами.

– Я – мошенник. Кто со мной считается?

– Да ладно тебе. Кто теперь помнит дело Маккоркла? Все давно забыто. Вон Микс никогда о тебе не слыхала. Редактор «Современного обозрения» ничего не знала ни о тебе, ни о Бобе Маккоркле.

– Спасибо за ложь.

– Это правда, сам же знаешь.

– Так любезно с твоей стороны. – Совсем не по-австралийски Чабб склонил голову, и я не расслышала в его речи нотки сухого, убийственного сарказма. – Чтобы такой прославленный поэт…

Слейтер буквально раздулся от комплимента; я припомнила Гарольда Уилсона [34].

– Ты мне льстишь, – проворковал он.

– Разве я сказал – хороший поэт?

– Touche [35], – кивнул Слейтер.

Наблюдать за их перепалкой было занятно, однако вовсе не хотелось увидеть, как Слейтер сцепится с Чаббом, а от этого момента нас отделяло не более двух кружек пива. Пока что он старался доказать, как несправедливо отозвался о нем Оден. Принялся навязывать Чаббу деньги, что меня огорчило, но отнюдь не удивило.

– Взаймы, разумеется, – твердил он. – Я дам тебе пятьдесят фунтов. Прямо сейчас.

Он вытащил пачку мятых малазийских долларов.

Чабб на миг вроде бы впился в них глазами, но тут же отодвинулся, даже пересел подальше на канапе и покачал головой.

– Я же не говорю, что ты за деньгами явился. Просто одолжу тебе пятьдесят хрустов. Уважь, старина! А то обижусь.

Разговор утки с цыпленком.

– Ну, что?

– Не хочу твоих денег-ла!

– А чего тебе надо?

Чабб ответил не сразу.

– Может, эта леди запишет мою историю.

– Милый мой, ты бы еще попросил Фанджио [36] мопед припарковать. Знаешь, кто она такая? Это тебе не какой-нибудь наемный писака – редактор большого журнала. Да и кому интересна твоя история. «В „событий череду“ не вовлечен, Он канул в Лету памяти людской в l'an trentuniesme» [37]. Пока ты тут отсиживался, война закончилась. Вылезай из укрытия. Сдавайся. Возвращайся домой.

– Хватит уже лебех, – спокойно ответил Чабб. – Теперь мой дом здесь.

– Двадцать шесть, на хрен, лет! – гнул свое Слейтер. – Все давно сдохли. Ох ты ж! – осекся он. – Черт, извини. Правда, извини!

– Ana? – кротко переспросил Чабб.

– Нет-нет, правда, извини. Я совсем забыл про того несчастного мальчишку-редактора.

Обычно я ношу с собой блокнот, все пометки в котором сводятся к записям долгов и планов, как бы эти долги возвратить. Но стоило мне вытащить записную книжку, и Кристофер Чабб с жадностью впился в нее глазами, как я и рассчитывала.

Слейтер тоже заметил блокнот.

– Господи, Микс, – проворчал он. – Это же, на хрен, извращение.

Но ведь он не держал в руках тронутый плесенью лист рукописи. Он и вообразить себе не мог шедевр, какого ему никогда не сотворить.

– Я ведь так и не узнала, что стряслось с Дэвидом Вайссом, – напомнила я.

– Сказано тебе: повесился, бедняга.

– Он не повесился, – возразил Чабб.

– Не морочь ей голову, Чабб! Два раза одну шутку не разыграешь.

Чабб не слушал, полностью сосредоточившись на мне.

– Удача, потрясающая удача, – промолвил он. – Наконец-то я встретил человека, способного постичь эту историю. – Он даже улыбнулся. – Из этого что-то хорошее выйдет. Что-то важное.

– Он к тебе подкатывается, – предостерег Слейтер.

– Не подкатываюсь, – сказал Чабб. – Не льщу и не лгу. Только мне одному известно, как убили того молодого человека. Я могу рассказать вам эту историю, а могу и не рассказывать. Или вы не хотите знать?