Моя новая жизнь (СИ)

Глава 1

Примерно месяц тому назад…

Скучно-белые потолки и стены палаты, писк больничных приборов. В последние дни жизни это все, что приходилось видеть и слышать.

Врачи перестали суетиться: перевозить из кабинета в кабинет, брать анализы в надежде на положительный результат. Приговор вынесен и ничто оспорить его не могло. Теперь к ней приходила лишь одна медсестра для того, чтобы вколоть дозу обезболивающего в моменты, когда терпеть уже не было сил.

Жизнь превратилась в пустое существование. Зависимость от приборов, таблеток и обезволивающего, сделало из женщины декоративный цветок, что стоит на подоконнике и уже не радует глаз, но выкинуть нельзя, поэтому продолжает стоять.

Муж перестал приходить к ней две недели назад, он давно не верил в выздоровление своей жены. Женщина была уверена, что грусти от скорой её кончины он не испытывает. Для него это скорее облегчение: теперь не нужно врать, скрывать многочисленные случаи измен, придумывать командировки, боятся приходить домой. Лишь после смерти на могиле перед камерами разок поизображать убитого горем вдовца и снова вернуться к своим бесчинствам.

Теперь женщина понимала, что в этом жизненном итоге она виновата сама. В погоне за роскошью и богатством вышла замуж по расчету, сама убила возможность иметь любовь, шла по головам и лишилась близкий людей, которые могли бы сейчас стоять у ее кровати и поддерживать, развлекать, делать последние дни ярче, но вместо этого опустошенность: белые стены и пустое кресло для посетителей напротив. Желание успешного карьерного роста лишило возможности иметь детей.

Последняя мысль вывела эмоциональный фон из строя. Женщина зажмурилась от нахлынувших слез, в горле образовался ком, дышать стало сложнее. Один поступок в молодости не давал покоя и терзал душу больной женщины, занимая мысли и не желая выходить из затуманенного таблетками разума.

Она уже находилась в браке, когда на одном из мероприятий посвящённому очередному празднику, увидела молодого парня, в которого влюбилась почти с первого взгляда. Внешность его вызвала бы интерес у каждой: темно-русые слегка волнистые волосы, песочного цвета глаза гипнотизировали, заставляя столбенеть в тот же миг, как он ловил взгляд на себе. Высокий стан, спортивное телосложение, харизма, все в нем заставляло растекаться лужицей к его ногам.

Симпатия оказалась взаимной, и телесная близость произошла вскоре после встречи. Она была счастлива и превратилась в маленькую радостную девочку, незамечающую почву под ногами.

Однако любовную интрижку пришлось прекратить сразу, как женщина узнала, что беременна. Она понимала, ребенок был не от законного мужчины. Уйти от мужа, как предлагал ей Дмитрий, ее возлюбленный, она не могла, ведь разведись она с супругом, о безбедной жизни можно было бы забыть. Дима не имел таких доходов и вообще был еще молодым студентом, сорванцом, которого затягивало в криминал. Жажда денег и власти подавила какие-либо чувства и она порвала с молодым человеком.

Избавиться от ребенка смелости не хватало. Страх за свой организм после такого вмешательства поборол рассудок, и она решилась на обман. Молодая, в то время, девушка сумела подстроить все нужным образом, теперь можно было сказать мужу — ребенок от него. Но он воспринял эту информацию в штыки. Малыш ему был не нужен, ведь от первого брака уже был сын и повторные муки, бессонные ночи ему переживать не хотелось. Сделать аборт все же женщина не смогла. Родившуюся девочку ждал детдом.

То время, что она пробыла в больнице с новорожденной дочкой, прошло в тяжелых душевных метаниях. Девушка не находила себе места, понимая, что должна отказаться от ребенка. В разрез своей холодной расчетливости, она заботилась о малышке все время до выписки из больницы, придумала малышке имя, дала отчество биологического отца и свою девичью фамилию.

Подписать договор на отказ от дочери у нее все же получилось. После девушка не раз задумывалась, как живет ее кроха: есть ли у нее приемные родители, хорошая ли это семья, счастлива ли она. Женщина ни разу не посетила тот дом малютки, куда малышка была направлена. Однако позже, когда девочка чуть подросла и попала в детский дом, контакт с директрисой этого места установила и узнавала о том, кто интересуется ее ребенком, есть ли претенденты на опеку. Сама навестить за все шестнадцать лет так и не решилась.

Дверь в палату осторожно открылась. Кто-то неспешно подошел к кровати.

Женщина, не открывая глаз распознала гостя. Запах его парфюма прочно засел в ее сознании. Спустя столько лет он так и не изменился. Женщина начала дышать глубже, чтобы как следует насладиться древесными, фужерными нотками. В этой больнице мало приятных запахов, поэтому она наслаждалась ароматом, как глотком свежего воздуха после долгого заточения под землей.

Ее лицо оставалось неестественно бледным, глаза по-прежнему были закрыты. Женщина всем своим видом показывала, как безразличен ей посетитель, что таковым не являлось. Привычка быть хладнокровной и бесчувственной не отпускала ее даже сейчас, когда мало что уже имело значение.

— Хорошо, что пришел. — медленно, без тени эмоции в голосе, произнесла она.

— Не мог не прийти, Виктория. — не менее хладнокровным тоном ответил он.

Послышалось шуршание. Женщина открыла глаза и повернула голову в сторону гостя. Он осторожно ставил на белую тумбу красивый брендовый пакет, который источал приятные запахи. Вероятно, что-то сладкое.

— Сейчас уже в этом нет смысла, — глаза больной снова закрылись. Виктория постаралась взять себя в руки и рассказать гостю зачем позвала его сюда, в абсолютно невыгодное для нее место, где она предстает в далеко не лучшем виде. — Я умираю, Дим. И хочу, чтобы ты забрал нашу дочь из детского дома.

Она еле сдержала улыбку, представляя, как сейчас сползает его маска безразличия и увеличиваются по-прежнему обворожительные, золотистые глаза. Те самые, в которых она когда-то была так беззаветно влюблена.

— Все равно сложно поверить, что тебя удочерили, в таком возрасте никого не берут.

— Знаю, самой не по себе, — я зависла над сумкой, подаренной новоявленным родителем.

Я почти собрала вещи, их было совсем немного. В основном вся одежда была общей, мы обменивались ей между девочками, соседками по комнате.

К слову, мои соседки перебрались на одну кровать, ту, что к моей ближе всех. Лера, Сабрина и Надя — мои сокамерницы. Мы давно перестали ждать, что кто-то нас заберет, в этом возрасте мы уже не милые беспомощные детки, а значит уже никому не нужны. Я не думала, что мной кто-то может заинтересоваться.

Еще удивительней то, что моим опекуном стал мужчина. При первой встрече меня поразил его солидный вид, казалось, что одет он был по богатому. Таких людей я только по телевизору видела. Тогда я предположила, что возможно он шоумен. Мне показалось, он слишком молод, на вид ему лет тридцать, может чуть больше. Вся его внешность так и требовала оказаться на холсте, у меня даже пальцы зачесались от желания тут же начать переносить на бумагу его черты. В момент нашего знакомства я приклеила взгляд к его лицу стараясь запомнить каждую деталь.

Ольга Сергеевна, директриса детского дома, сказала мне, что этот человек предполагает наше родство, и, если ДНК тест подтвердиться, я попаду к нему в семью. От нее же я узнала, что он не женат и других детей не имеет.

Что ж, думаю, рассказывать, что показал тест, не требуется. Я всегда считала, что моего отца нет в живых. Так легче было воспринимать мое нахождение в обществе других брошенных детей. Я понимаю, оправдывать родителей смертью очень наивно, по-детски глупо, но не одна я это делаю.

Мне поменяли фамилию, и на удивление, очень быстро. Теперь в моем новом паспорте я Зарина. Эта фамилия звучит круче, чем Нелюбина.

Мое отчество совпадает с именем отца. Тот факт, что моя мать знала от кого она рожает меня немного порадовал.

Зарина Арина Дмитриевна. Хм… неплохо.

Несмотря на очевидную удачу быть той, кого забрали из страшного места, где дети доламывают свои и без того треснутые судьбы и уже не вылазят из ямы бедности, алкоголизма, зависимости и разврата, я боялась того, что будет со мной дальше. С Дмитрием мы виделись всего два раза и то, совсем не долго. Обменялись парочками стандартных фраз по типу: «Как поживаешь?» и «Хорошая погода сегодня». Условно так это было. Важно то, что контакт он со мной настраивать даже не собирался. Вечно занятой, постоянно отвлекался на звонки.

Да и я человек не общительный, если есть возможность вообще ничего не говорить, я предпочту этот вариант. Рта не раскрою.

— Слушай, Арин, — пока я искала под кроватью свой альбом с рисунками, Надя полезла в мой рюкзак. — тебе же все равно шмотки новые купят, я заберу у тебя толстовку, нам нужнее.

— Но… — хотела возразить я, вылезая из-под кровати.

— А я юбочку возьму, — Лера перелезла на мою кровать и начала рыться в новой сумке для вещей.

— Но я же не знаю, будут ли вообще на меня что-то тратить.

— Ой, не прибедняйся, мы его видели, мужик при бабках. — Нагло заявила Надя, рассматривая в руках чёрно-красную толстовку.

— Да-да, и он такой секси, — добавила ко всему Сабрина елейным голосом и по противному пошло засмеялась.

— Он вроде как мой отец, поэтому…

— Ты вечно занудствуешь, поэтому заткнись, — весело, совсем не грозно, от того и не обидно, сказала Надя. — тебе идет молчать.

— …прошу это не обсуждать, — упрямо договорила я.

— А мы уже все и без тебя обсудили, — не менее развязно заявила Лера. — что можно и что нельзя.

Демонстративно увлекаюсь поиском альбома, дабы закончить этот напряженный разговор. Они могут и не остановится. Этот водоворот из реплик может привести, к тому, что моя голова окунется в унитаз или волос на ней станет в разы меньше, или что-нибудь еще в таком роде.

— Можешь не искать, его Костя забрал, — сказала Сабрина, заглядывая ко мне в рюкзак.

Увлекшись содержимым моей сумки, Надя с Лерой почти и не обращали на меня внимание, но на слова Сабрины отреагировали:

— Он в бешенстве, кстати, — посмотрела на меня Надя. — смотри что еще пропало, он всякое утащит, лишь бы ты не уехала.

С этим человеком мне лучше вообще не видеться. Костя поехавший псих, который решил, что я ему подхожу по всем параметрам и теперь на любой мой, даже мягкий, отказ, что бы это ни было, ему сносит башню. Последний раз он перешел все границы и чуть не ударил меня стулом, который позже разломал ударом об стену.

Поэтому пусть забирает альбом. Жалко, конечно, там еще были чистые листы и работы, которые хотелось бы сохранить для себя, но страх был сильнее. Синяки от его захватов еще свежие, и я не самоубийца.

В комнату зашла Рима Петровна, наша воспитательница.

Девочки соскочили с моей кровати, захватив вещи из моей сумки, которые им так приглянулись.

— Собралась? — вечно строгий взгляд из-под очков и в этот раз смотрел недовольно с долей презрения, какая присутствует во взглядах каждого работника этого места, да, впрочем, как и у некоторых его воспитанников.

Я кивнула, проверяя содержимое сумки.

Главное, я взяла своего плюшевого зайца, который со мной уже давно, сколько я себя помню. Его шерстка уже порядком истаскалась, превратилась в небольшие комочки, некогда белоснежная шкурка потускнела, но любить его меньше я не перестала. Не одна ночь без него не обходится.

— Бери сумки и на выход, вернее, к Ольге Сергеевне, за тобой приехали, — сказала Рима Петровна, перед тем как закрыть дверь. — и, чуть не забыла, постельное белье сними и Светлане Евгеньевне в прачечную отнеси.

Я снова кивнула, и воспитатель закрыла за собой дверь.

- *запрещенная цензура*, - выругалась Надя. — ты уезжаешь, а мы тут догнивать остаемся…

— Вот везет, папаша богатый у нее, мне бы таких предков, дак нет же, у меня алкаши одни! — подключилась к возмущению Нади Лера.

Я посмотрела на недовольно смотрящую на меня Сабрину. Она поджимала дрожащие губы, а взгляд безотрывно направлен на меня.

— Несправедливо, — севшим голосом выдала она. Ее глаза покраснели, и я будто чувствовала, как в горле у нее встал больной ком, не позволяющий сказать что-либо еще.

Она вскочила с кровати и выбежала из комнаты.

Я ее понимала. Я знаю каково это видеть, как забирают кого-то и он уезжает в семью, где тепло, где любовь, где полноценная жизнь, а ты по-прежнему в холодных страшных, злых стенах без возможности получить все то, что так жаждет детское сиротское сердце и ты не знаешь, заберут тебя или ты тут на долгие годы до возраста, когда все живое внутри тебя уже мертво, мечты разбились о призму жестокой реальности, через которую тебя прокручивает учитель, воспитатель, да и любой ребенок, стоит тебе рассказать о чем-то воодушевляющем.

Выпускник детского дома знает, что сердце — это насос, качающий кровь и распространяющий его по телу, но не более. На другое оно уже не способно.

Я застегнула рюкзак с сумкой и поставила их на пол, быстро сняла постельное белье и отправилась в прачечную.

В коридоре меня ждала вполне ожидаемая картина. Компания из пяти человек обсуждала моего теперь родителя и мою удачу быть удочеренной.

То, что они говорили, мне совсем не понравилось. Я понимаю их чувства, и понимаю почему они меня так оскорбляют, но приятней от этого не становилось.

Незаметно по коридору пройтись не удалось. Лёня, главный задира, перегородил мне путь.

— Слышь, Нелюбкина, у тебя уже есть родичи, нехрен шататься по этим коридорам, эта наша территория теперь, — его здоровая рука легла мне на плечо и больно надавила на него, разворачивая меня в противоположную от прачечной сторону. — пошла вон отсюда!

Он толкнул меня так, что я по инерции сделала несколько шагов.

Его компания смеялась. Такое обращение со мной им понравилось. Оксана, одна из этой обозлившейся пятерки, девочка, у которой на меня, похоже, аллергия, — она всегда выказывала ко мне свою неприязнь, — добавляла дровишек в огонь своими словами: «Так эту *запрещенная цензура*, пусть идет *запрещенная цензура*»

Впрочем, она всегда была такой некультурной. Как она меня только не называла за все годы. Далеко ходить не надо, достаточно вспомнить школу. Самое безобидное прозвище: «неудачница». Вообще даже не отрицала этот факт. Было бы глупо, все детдомовцы — неудачники, всем нам не повезло, это же очевидно.

Его поступок меня разозлил. Я ничего плохого не сделала…

Развернувшись, я наклонилась так, чтобы его руки не успели меня схватить и пробежала по коридору до нужной двери. Забежав в нужную комнату, я захлопнула за собой дверь, с силой удерживая ручку, и для полной безопасности, опираясь ногой об стену рядом с дверью.

Я слышала, что он за мной бежал и что кричал: «Стой, сука!». Силы у нас не равны, бороться я с ним не собиралась. Но страшнее было бы, если бы я встретила в коридоре Костю, поэтому мне еще повезло.

— Открывай, тварь! Я ведь все равно тебя достану, долго ты тут не просидишь!

— Так что у нас тут происходит? Чего орем? — послышался голос Светланы Евгеньевны.

Я выдохнула и отпустила ручку двери. Подняла постельное белье и швырнув его в корзину, выбежала из прачечной, чтобы не на кого не натыкаться, решила как можно быстрее добраться до кабинета директора.

Добежав уже до бывшей своей комнаты, я схватила вещи и понеслась вниз, на второй этаж.

Уже у кабинета перед дверью притормозила, не решаясь войти. Около минуты собиралась с духом.

Коленки подкашивались при одной мысли, что мне нужно войти туда. Сердце билось, словно перед смертью и грудной клетке стало немного больно. Я прикусила запястье, чтобы хоть немного умерить нахлынувшее волнение.

Вот и все. Ад позади, а впереди сейчас что-то неизвестное и от того страшное. Как я буду дальше… я ведь шагаю в неизвестность. Кто этот человек, который меня удочеряет? Будет ли с ним лучше? Вдруг случится так, что он захочет вернуть меня обратно? Переживу ли я это?

Нет, одно я знаю точно, я ни за что сюда не вернусь, в худшем случае сбегу и буду жить под мостом, чем снова разлагаться в этом колодце полумертвых душ, где и моя уже не особо живой кажется.

Я стучусь, открываю дверь и замираю на пороге.

За столом сидит Директриса в кресле напротив расположился Дмитрий Алексеевич, мой… отец. Даже в мыслях звучит дико. У меня есть отец…

— Наконец-то, Ариночка, проходи, — наиграно вежливо позвала Ольга Сергеевна. — Дмитрий Алексеевич, вот ваши документы, забирайте, свидетельство об удочерении тоже берите. Что ж, Ариночка, в добрый путь.

Дмитрий Алексеевич поднялся с кресла и направился в мою сторону.

— Позволишь? — он взял у меня сумку с вещами и вышел в коридор. — Пойдем.

— До свидания. — еле слышно пропищала я.

— До свидания, Ариночка, до свидания. — почему-то голос директрисы показался едким и неприятным, будто она на что-то злилась.

Нет, никакого свидания, надеюсь, я вас больше не увижу.

Мы шли молча. Я боялась что-либо спрашивать, а Дмитрий не спешил рассказывать. Я не знаю ничего о нем, о его семье, где он живет, чем занимается. Разве это нормально?

Уже за калиткой детского дома я заметила, что дышать стало проще. На мгновение я почувствовала себя такой счастливой, какой я себя никогда не ощущала.

Мы подошли к черной дорогой иномарке. Со стороны водителя вылез мужчина, на нем, как и на моем «отце», был деловой костюм.

— Дмитрий Алексеевич? — выжидающе посмотрел на моего родителя этот человек.

Дмитрий открыл багажник, положил туда мою сумку и рюкзак, который я по его просьбе отдала вслед за первой поклажей.

— Знакомься, Арина, мой водитель — Александр. Можешь смело к нему обращаться, если нужно будет куда-нибудь съездить.

Александр улыбнулся мне:

— Приятно познакомится, миледи, — он почтительно открыл передо мной дверь в салон машины.

Мне стало неловко. Я поспешила сесть, забыв ответить на доброжелательный жест. Так разволновалась, что чуть не пережала кожу на руке. Лишь позже подумала, что это как-то неприлично с моей стороны, но мы уже тронулись с места и поднимать тему того, как я нагло уселась в машину, даже не поздоровавшись, не поблагодарив за открытую дверь, мне показалось глупой затеей.

Я посмотрела на скрывающийся за деревьями детский дом. Ко мне снова вернулось беспричинное чувство восторга, пронизывающее все тело. Сердце наполнилось щемящей радостью и мне захотелось улыбаться.

Я не отрывала взгляда от окна, жадно изучая каждую улицу, читала вывески проезжаемых магазинов. Какой красивый город…

Я, все же, большой везунчик. Мне судьба предоставила возможность начать новую, другую жизнь. Это же большая удача. почему осознала это я только сейчас?

Когда мы стали подъезжать к частному сектору, Дмитрий повернулся ко мне:

— Смотри, мне нужно будет сейчас уехать по делам, вернусь только вечером. Я познакомлю тебя с Маргаритой, моей домработницей, она тебе все расскажет и покажет, распоряжения ей даны. А за ужином мы с тобой все обговорим и познакомимся как следует, хорошо?

Я кивнула. Что тут еще скажешь…

Дом оказался большим и очень красивым, как внутри, так и снаружи. Да тут жить — одно удовольствие! Настоящий замок, только современный, в наших реалиях.

На этот раз щипала я себя не от волнения или страха, а от мысли, что все это может оказаться сном. Поверить не могу… я буду здесь жить. Никогда бы не подумала, что могла бы стать золотым ребенком, что родители у меня богатые люди. В детстве, конечно, представляла себя принцессой, фантазировала, что живу в замке и умею колдовать, но ни за что бы не поверила в подобный поворот событий.

Интересно, а в школу я куда буду ходить?

Дмитрий провел меня на кухню. Ее оттенки, как и в гостиной, и в коридоре, через которые мы проходили, находились в одном, аристократичном стиле: белый матовый цвет переливался в серый, а из серого в черный. Я от мраморного пола не отошла, а тут еще кухня, оборудованная по последним канонам, в стиле хай-тек. Я такое только в журналах для интерьера видела. Ничего другого читать уже не оставалось.

По среди кухни, у плиты суетилась женщина лет сорока, светлые волосы были аккуратно убраны в шишку, чуть полноватая, на ушах у нее плотно сидели наушники. Она, совсем не замечая нас пела что-то себе под нос, погруженная в готовку чего-то аппетитного.

Почему аппетитное? Потому что запах стоял волшебный. Это не детдомовская тошнотворная каша на завтрак, обед и ужин.

Заметила нас Маргарита почти сразу, как мы вошли. Она обернулась и стянула наушники на шею.

— Дмитрий Алексеевич, как вы быстро, я ждала вас немного позже, — она посмотрела на меня и радушно заулыбалась. — Матушки, какая очаровательная девочка, Ариночка, меня тетя Ритой зовут. — и уже Дмитрию. — Вы голодные? Обед почти готов.

— Нет, я спешу, у меня дела, — Дмитрий посмотрел на наручные часы. — а очаровательную девочку накорми и покажи дом.

После этих слов он покинул кухню, а я почувствовала жар на щеках.

— Ой, вечно торопится твой папка, даже не сказал во сколько его ждать, — проворчала тетя Рита, помешивая содержимое сковороды.

Я поджала губы, опуская взгляд в пол. Мне все еще не верится в это родство. Каждый раз вспоминая, удивляюсь этому факту, но отчего-то становится даже приятно, что у меня есть отец.

Меня покормили замечательным Лагманом с курицей. Так назвала это блюдо тетя Рита. И это было неописуемо вкусно, ничего лучше не пробовала. Правда, я и не ела толком ничего кроме столовской еды в детдоме.

После плотного обеда тетя Рита принялась показывать мне дом, и в какой-то момент я даже запуталась и не сразу вспомнила, где находиться лестница на первый этаж.

Комната, которую мне выделили, оказалась очень просторной, мебель в ней выглядела по дорогому роскошно и расположена удобным образом, словно для меня. Гамма цветов составлена плавным переходом от белого к темно-серым оттенкам. Мне нравилось, напоминало грифель карандаша.

— Дмитрий Алексеевич просил говорить, если не нравится обстановка. Все можно переделать, — тетя Рита стояла у шкафа и наблюдала за мной, стоящей у входа и делающий нерешительные попытки пройти дальше.

— Мне все нравится, — тихо произнесла я, уставившись в большой тёмно-серый ковер в центре комнаты, очень пушистый на вид.

— Ты не стесняйся, говори, тебе в этой комнате жить.

Я прошла к кровати и положила на нее рюкзак, рядом поставила сумку. Глаза не верили сами себе, вот настолько я не могу осознать все происходящее. Это комната моя! Полностью! Совсем!

Я снова окинула свои новые владения взглядом. Раньше они ограничивались скрипучей койкой, и то, на нее кто угодно мог запрыгнуть, не считаясь с моим мнением, а сейчас у меня есть большая кровать с мягкой спинкой, обшитой серо-белым бархатным материалом, подушками: большими и маленькими, не из перьев, которые колются, когда вылезать начинают, теплым одеялом, не из колючего старого пледа в белом пододеяльнике с треугольником по середине. У меня больше, чем кровать, у меня целая комната!

Мое внимание привлек большой книжный шкаф со стеклянными дверцами, стоящий у стены левее кровати на противоположной стороне. Он был заполнен книгами. Подойдя ближе, начала узнавать некоторых авторов, пробегаясь глазами по корешкам.

— Дмитрий Алексеевич узнал от твоего воспитателя, что ты любишь читать, — пояснила тетя Рита. — любишь ведь?

Безумно. Книги — мое спасение, лучший способ уйти от мира, в котором плохо, но исправить никак нельзя, не сбежишь ведь из пристанища для ненужных. Лучше, само собой, не станет.

Я кивнула, не решаясь открыть шкаф, под внимательным взглядом женщины мне вообще не ловко двигаться, поэтому лучше дождусь ее ухода.

— Так, ну вроде я все тебе показала, двор позже сама увидишь. — тетя Рита потерла ладони, подходя к моей сумке с вещами, — позволишь? — после моего кивка, она открыла и осмотрела содержимое, выкладывая все небольшими стопками на кровать. Она нахмурила брови, скептически осматривая мои скудные пожитки. — Теперь давай собираться в торговый центр, Дмитрий Алексеевич дал мне карточку, тебе много чего придется купить.

— Зачем? — я недоумевала от всего, не может быть все так… а чтобы еще и по магазинам ходить, покупать желаемое. Я всю жизнь только мечтала о такой возможности.

— Как зачем, ты видела свою гардеробную? — тетя Рита подошла к зеркальному шкафу и открыла вход в еще одну комнату и включила там свет. Мне стали видны полки и висящие на платяной штанге вешалками. — Закупка предстоит масштабная, начиная со средств гигиены и заканчивая одеждой и обувью. Нужны и вещи на осень, а она не за горами, на зиму, да на все сезоны.

— Но у меня есть вещи…

— Эти вещи тебе нужно будет выкинуть. Они не соответствуют твоему новому статусу.

У меня появился статус? Я, конечно, это понимала, я же вижу, куда приехала, но мозг все никак не свыкался с мыслью о том, что теперь у меня будет все иначе.

— Хорошо, — я кивнула, соглашаясь с тем, что сейчас уже эта одежда может быть неуместна. Она никак не совмещалась с этим домом. — можно сейчас ехать?

— Да, я тогда сейчас переоденусь и пойдем к машине, нам для такого случая даже Сашу выделили. Покупок будет много, поэтому водитель и носильщик в его лице нам будет просто необходим.

Просторный кабинет, солнце смотрело в большие окна, расположенные от пола до потолка, освещая пространство. Все в этом кабинете говорило о престижности и занятости своего хозяина. Работа отнимала все его время, а порой, и время, положенное сну. Такая крупная компания требовала развития, иначе начнет сдавать свои позиции и придастся регрессу.

Большую часть рабочего стола с некоторых пор занимали стопки неосмотренных бумаг. Незапланированные разборки с удочерением, сменой паспорта из-за фамилии, заставили потратить на себя больше времени, чем хотелось. Судебный процесс вообще выбил из колеи своими необоснованными выводами и глупыми условиями для принятия нужного решения. Дмитрий имел все и со всех сторон мог обеспечить ребенка необходимыми нуждами, и даже больше. Зачем для этого ему жена, он не понимал.

Благо, закон на его стороне и второй родитель по всем порядкам был необязателен.

Теперь, когда девочку получилось забрать, она официально является его ребенком, можно вернуться к делам, которых, к слову, стало втрое больше.

— Дмитрий Алексеевич, к вам пришел Василий Алексеевич, — прозвучал голос секретарши из селектора.

— Он записан? — спросил мужчина, отрывая взгляд от бумаг.

— Нет.

— Тогда пусть запишется и придет в назначенное время. — устало заключил Дмитрий, прекрасно зная, что нежданный гость в приемной его слышит.

Дверь распахнулась и в кабинет вошел высокий мужчина сорока лет. Пройдя к столу, он устроился в кресле напротив. Лицо его было хмурым, а взгляд из-под очков смотрел осуждающе.

— Мне уже к родному брату без записи нельзя, — голос звучал строго, отчитывающий тон Василий применял крайне редко, лишь тогда, когда собеседник сильно выводил его, человека устойчивого и терпеливого. — до тебя не дозвонится, попасть к тебе уже неделю не могу, либо в офисе нет, либо совещание. Два раза к тебе домой приезжал и оба раза Маргарита открывала и говорила, что дома тебя нет. Ты арабский шейх? У тебя запись на два месяца вперед. Что происходит?

— Моя компания выходит на мировой рынок, дел очень много. — бесстрастно ответил Дмитрий, откидываясь на спинку кресла. — Что ты хотел?

— Я по поводу финансирования моей клиники хотел поговорить… — начал было Василий, но осекся. Его взгляд сузился и стал пристальнее. — я не спросил. Как там моя племянница? Получилось забрать?

— Я забрал.

— Хочешь поговорить об этом? — слегка наклонив голову, по профессиональному спросил Василий.

— Началось, — закатил глаза Дмитрий. Ему никогда не нравились эти приемы. Он больше не маленький глупый мальчишка и научился выявлять манипуляции старшего брата, но осадок остался и порой напоминание о том, что умеет делать Василий с разумом человека, его злило. — я не твой пациент, ты в моем кабинета, не наоборот, поэтому отвали с этим всем.

— С чем? Я как брат интересуюсь…

— Заткнись, — мужчина, опершись рукой о стол, направил указательный палец на собеседника. — я тебя знаю. Хватит меня читать.

— Понял, раз ты в моей помощи не нуждаешься, то наверняка в ней нуждается… твоя дочь.

— Арина.

— Арина, да. Когда ты сообщил мне о девчонке, первое, о чем я подумал: ты очень плохой родитель. Я не представлял тебя с ребенком никогда, у тебя нет задатков, ты эгоист. И раз ты считаешь, что в помощи не нуждаешься, то девочку жалко.

— Ты хочешь сказать, мне не стоило забирать ее оттуда. Пусть сидит там, последний хлеб с солью доедает, или как еще культурней выразиться, когда как папаша, узнавший о ее существовании, имеющий возможность сделать так, чтобы она ни в чем не нуждалась, решил не вмешиваться в ее, наверняка же счастливую, жизнь в детском доме. У нее теперь все есть и жалеть ее нечего.

— Любишь же ты крайности…

— А что, не так разве?

Дмитрий переживал. Он не знал, как найти контакт с девочкой. Наверное, с мальчиком было бы проще. Он не был готов к ребенку и его брат как всегда прав, он не создан для семьи, почти вся его сознательная жизнь сопровождалась клубами, вечеринками, постоянно сменяющими друг друга девушками, короткими влюбленностями, разве мог он подумать, что у него будет ребенок.

Оказывается, он есть. От одной из таких влюбленностей, Виктории, девушки горячей, как пламя, яркой и безбашенной. Вот и влюбленность в нее была, как горящая спичка. Сам не заметил, как стал дышать ровнее и вскоре увлекся другой. Ну а звонок спустя столько лет с просьбой срочно приехать, она умирает, его удивил. Однако вспомнил девушку он быстро.

Что же тут сказать: всю жизнь он соблазнял и искушал девушек, а теперь у него дочь…

Девочка тихая, молчаливая. Такой Виктория не была, но таким был он сам. Золотоглазая, тёмно-русая, небольшого роста, худенькая совсем. Очень внимательна ко всему новому, старается все изучить, рассмотреть, как следует.

— Слушай, на днях прилетает мама из Испании. — все тем же ровным голосом продолжил Василий. — Про Арину она уже знает, ей Алиса все уши прожужжала, до тебя она дозвонится не смогла, конечно, поэтому позвонила мне и сказала, что отпуск после таких новостей уже не отпуск. А отец попросил дать тебе за него леща.

На этих словах Василий поднялся. Вместе с ним вскочил и Дмитрий.

— Вась, ты взрослый человек, уважаемый, как и я. Что мы, как маленькие будем сейчас разбираться?

— Нет, я же знаю, что это тебе не поможет мозги на место вставить. Я пошел, тебе сейчас явно не до моей клиники.

— Я постараюсь разгрести дела на неделе, и мы обязательно все обсудим, — Дмитрий опустился на кресло, оставляя напоминание об этом на листочке. — а что касается родителей, нужно будет собраться родственниками, представить всех Арине. Шашлыки может, у меня гриль на заднем дворе который год стоит.