Глава 11

— Сева! — Кричал Игнат, — да ты че?! Ну также не делается!

Его крики просто игнорировали, продолжали тянуть девчонку в машину. Та, шокированная, даже не сопротивлялась. Словно овечка на бойню, шла к дверям восьмерки как к дверям скотобойни.

Мы с Женей ворвались в толпу пацанов быстро и жестко. Я тут же схватил светло-русого по имени Сева и девушку за одежду. Парня отпихнул, вырвав девчонку из Севиных рук. Сейчас было не до приличий. А потому я пихнул девушку в объятья Игната, который наблюдал за всем этим с изумленным лицом.

— Ты че, попутал?! — Подступил ко мне со спины один из пацанов.

— Ну-ка, мля, — тут же возник у него на пути Женя, прикрывая мня.

Выше парня на голову, он набычился, злобно сверля того глазами. Гопник, возбужденный перепалкой, замялся на месте. Переступая с ноги на ногу, он метнул взгляд в своего лидера, того самого Севу.

— Ты че, попутал? Че за беспредел? — Поправляя олимпийку, обернулся ко мне Сева.

— Этого не будет, понял? — Сказал я ему жестко.

— Да ты кто такой? Это моя телка!

— А ну, пошел отсюда, мразь, — ответил я, нависнув над щупловатым парнем.

Их было больше — шестеро против двоих. Пусть пацаны были и помладше, навскидку семнадцать-двадцать лет, но водились среди них и крепыши. Нам с Женей, случись драка, пришлось бы непросто.

— С чего это? — Выпятил он грудь.

— С того. Я так сказал.

— Да? — Парень тоже стал нервно мяться, оглядываясь по сторонам, на своих подельников. — А если не уйду? Че ты сделаешь, а?

Я среагировал, как только парень произнес свое вопросительное «а». Схватив его за грудки одной рукой (чтобы выглядеть внушительнее), я притянул его к себе, заглянул в глаза сверху вниз.

Его дружки аж вздрогнули от такой резкости. Кто-то хотел было кинуться, но Женя снова был тут как тут, осадил смельчака одним только своим присутствием.

— Че сделаю? — Прошипел я, а потом пихнул его на стоянку.

Парень полетел, поскользнулся на мерзлой слякоти и упал на задницу. Зашипев от боли, он перекатился боком на тротуар. Лицо его неприятно перекосило, и он потянулся к копчику.

— М-м-м-м… Ты че, мужик?!

— Че, кто еще тут не понял, что делать надо? — Окинул я всех злым взглядом. — Валите давайте!

Пацаны, все как один хмурые, смотрели на меня словно злобные шакалята. «Только отвернись, — будто бы говорили их взгляды, — отвернись и быстро получишь нож в спину». Отворачиваться я не собирался.

Пока испуганная девушка прижималась к Игнату за моей спиной, а Женя, набычившийся, стоял со мной плечом к плечу, парни поднимали своего вожака.

— М-м-м-м… — Промычал он и добавил матом, — ходи, оборачивайся…

С этими словами он бросил в меня злобный взгляд.

— Че сказал? — Кинулся я вперед, и парни аж вздрогнули.

— Ниче… — Пробурчал он, пока ему помогали перелезть через водительское место и сесть на заднее сидение восьмерки.

— Вы у меня теперь в списке, поняли? — Кричал я, пока остальные парни втискивались в машину. — что б я ваших рож рядом с клубом больше не видел! Один хер не пропущу!

Мы с Женей подождали, пока их машина уедет. Когда восьмерка отчалила и покатила по ночной дороге, я обернулся к Игнату.

— Попал ты, брат, — проговорил ему Женя, направляясь к входу в Элладу.

Игнат выглядел совершенно растерянным, словно бы потерявшим что-то ценное, что-то, что давало ему смысл жизни. Или же, если сказать точнее, он выглядел преданным. Готов поспорить, и чувствовал себя таковым.

Девушка в его объятьях тряслась, как листочек на ветру, смотрела на меня красными от слез глазами.

— Что это они?.. Как это они?.. — Проговорил Игнат с остекленевшими глазами. — Только вот братались, и потом…

— А я ведь предупреждал, — сказал я. — Предупреждал, что солоно хлебнешь.

— Все же было нормально!

— Теперь ты их враг, Игнат. А врагов они не прощают. Нельзя тебе быть в городе. И ей нельзя. Нужно вам убегать, иначе будет беда.

— Как убегать? Куда убегать? — Испугалась девушка.

— Они будут караулить тебя у дома, на работе или учебе, спокойно жить ты тут не сможешь. Как и ты Игнат. Если были у тебя на их квартире какие-то деньги или вещи — забудь. Заявишься, и они тебя тут же прибьют.

Медленно понимание просыпалось во взгляде Игната. Он поднял на меня глаза.

— И что ж мне делать?

— Сейчас домой вам идти нельзя. Они будут вас выглядывать. Останетесь до утра в Элладе, в подсобке посидите. Я договорюсь. А утром берете билет на электричку и уезжаете.

— Куда?! — Изумился Игнат.

— Куда угодно: Ростов, Краснодар, Ставрополь. Чем дальше, тем лучше. Деньги есть? — Спросил я.

Игнат несмело покивал.

— Хватит снять жилье на первое время?

— Хватит, — он снова кивнул.

— Хорошо. Тогда утром я отвезу вас на вокзал.

— Вокзал? Какой вокзал? — У девушки глаза были на мокром месте. — Я студентка! В медколледже учусь! Какой Краснодар?

— Либо так, либо… — Я посмотрел Игнату в глаза. Тот кивнул.

Потом он крепко-крепко прижал к себе девушку, отстранив ее от своей груди, стал смотреть ей в глаза и тихо что-то шептать. Говорил долго. Когда девушка кивнула сквозь слезы и прижалась к нему, Игнат сказал:

— Хорошо. Но, Вить, можешь свозить нас в общежитии к Жанне? Она вещи заберет.

— Могу.

— Спасибо, — сказал он, поблескивая белками глаз. — Я никогда не забуду, как ты мне помог, Витя. Никогда в жизни. Если б не ты, я, наверное… Наверное, бы лежал в земле через неделю. Знаю я, какие они жестокие. Видал, что умеют. Но я тогда думал, что это они с чужими только такие, а за своих всегда горой. Кто ж знал, что так легко для них чужим оказаться?

— Оно так всегда бывает, — кивнул я.

Когда мы направились обратно в Элладу, я думал о том, что вот, в очередной раз, смог поменять прошлое, в котором оказался. Что все теперь и правда в моих руках и будет только так, как я захочу. Я знал, что теперь, через два месяца в нашем зале не появится фотография Игната, отмеченная в уголке черной похоронной ленточкой. Те мрази преследовали бы его по всему району и, в конце концов, нашли. Что случилось тогда с девушкой, я и думать не хотел. К счастью, теперь этого не будет.

* * *

— Я старался, Марат Игоревич. Делал, что мог, — проговорил Георгий Сизов по прозвищу Сизый, убрав с лица прядь набриолиненных волос.

Сизый говорил холодно и не чувствовал за собой вины, скорее злость. Он долго был водителем Марины, долго защищал ее, долго следил за ее благополучием на неспокойных улицах Армавира. За это время у Сизого возникла крепкая привязанность к девушке. Если бы Сизый был перед собой честен, он бы назвал эту привязанность любовью. Правда, любовь эта была безответной, и хоть Георгий и пытался добиться Марины, удачей его попытки не увенчивались. Однако он все еще не терял надежды.

Гоша чувствовал, как злость бурлит внутри. Он так много сделал, и что? Один просчет и он теперь самый виноватый? Чувство глубокой несправедливости присоединилось к злости и стало выедать Сизому душу.

— Знаешь, Гоша, — сказал Кулым, поудобнее устроившись в роскошном кресле за своим столом, — если бы я просто старался как мог, я бы давно уже кормил червей в могиле. Не стараться надо, Гоша, а делать.

— Если бы не эти двое, я бы нашел ее, — буркнул Сизый.

— Че? Че ты там пробубнил?

— Я бы нашел ее, Марат Игоревич.

— Ты искал ее четыре часа, а что толку? Пацан из качалки справился с людьми Михалыча быстрее, причем вдвоем. Вдвоем прикинь? Тогда ответь мне, Гоша.

Кулым выдержал паузу. Живой взгляд Кулымовых глаз уперся в Сизого. Кулым громко, по-стариковски засопел и наконец закончил:

— Ответь мне, Гоша, на кой черт я всех вас кормлю?

«Потому что без нас Михалыч тебя во все дыры поимеет», — подумал Сизый.

Сизый больше обнадеживал себя. Он и его подручные были далеко не единственными людьми Кулыма. Несмотря на это, Гоша чувствовал себя невероятно важным. Ведь кого еще мог подпустить Кулым к своей внучке, как не Гошу?

— Может лучше набрать пацанов с качалки и хватит? Они порасторопней тебя оказались.

— Мне нужно было немного больше времени, — не сдавался Сизый.

— Времени до чего? Пока Маринку не придушили где-нибудь на чужой хате? Михалыч со своими старостаничными — отморозки. Отморозки точно такие, каким когда-то были Мясуховские. Те, хоть, щас подуспокоились, а этот на себя одеяло тянет, м#дак, мля. Если б не те парни, что Маринку привезли, пришлось бы мне прогнуться. Понимаешь? Прогнуться! Я бы никогда не смог ее в жертву положить… Никогда. И ты, Гоша, чуть меня не вынудил прогнуться.

Гоша стиснул зубы, боясь, что они сейчас скрипнут, и Кулым это услышит. Сдавил кулаки, до боли, чувствуя, как стриженные ногти впиваются в кожу.

— Этого больше не повториться, — проговорил он, подчиняясь голосу разума. — Виноват. Больше так не прошляплюсь.

— Конечно, не прошляпишься, — кивнул Кулым, откинувшись на кресле. — Не прошляпишся, потому что к Маринке я тебя больше не подпущу.

Сизого прострелило. Он пытался протестовать, но Кулым ничего не хотел слышать. Так, Георгий и ушел из кабинета авторитета. Чувствуя опустошение, он решил сегодня напиться. Решил не сразу. Еще пару часов перед этим Сизый просто катался по улицам города, слушая радио.

На радиоволне вещали Леонтьев с его песней «Напоминай о себе»:

В дрожащем пламени свечи

Тени двоих сплелись.

Мы нежностью полны,

Только в любви мне не клянись.

И эта ночь растает без следа,

Как всегда,

А утром нежных слов ты мне не говори —

Просто позабудь, просто уходи.

Не напоминай о себе…

Сизый выругался матом и выключил радио. Почему-то в этот момент злость захлестнула Георгия. Это была злость на того самого парня, который привез Марину. Как там его звали? Виктор, что ли?

Там на стоянке, когда он столкнулся с этим Виктором, он поглядывал на Марину и ужасался тому, как она смотрела на незнакомца. Во взгляде был явный интерес к Виктору. На себе он никогда не ощущал подобных взглядом Марины, и оттого ему стало еще более тошно.

Сизый на ходу нашел и вставил кассету с песнями группы Любэ, и Расторгуев, после известного вступления, затянул слова песни «Давай наяривай»:

Распрощался я с юностью вешней,

Но осталось похмелье весны.

На втором куплете Сизову захотелось прибухнуть еще сильнее. Он ехал близко к центру, по Розочке, и как раз увидел, напротив старого здания педагогического института, вывеску какого-то кабака. На вывеске написали нехитрое название: «РесторанЪ».

Сизый глянул на свой поддельный «Ролекс Уйстер» — красиво-уродливые часы в позолоте. Сизый знал, что они поддельные, зато внушали. Да и никто из пацанов не догадывался. Времени подходило семь вечера, и, недолго думая, Георгий решился заехать в этот кабак.

* * *

Моя ночная смена прошла в обычном режиме. Кроме терок с Игнатом, особых происшествий больше не было.

Конечно, мы вывели несколько буйных, пришлось влезть в конфликт между армянами и дагестанцами, выслушать, что нас с Женей найдут и уроют, вывезут куда-нибудь в посадку или за Кубань, что дни наши сочтены и прочее. В общем, обычная рутина вышибалы, кем мы, в сущности, и являлись. Ничего особенного.

Большинство из подобных угроз заканчивались ничем, но, бывало, конечно, что особо обидевшийся посетитель поджидал кого-нибудь из нас у Эллады следующие несколько дней. Иногда даже действительно находил своего обидчика из нашего числа. Однако видя, за моей спиной, спиной Жени или еще кого-нибудь из наших, группу серьезных крепких парней, быстро отступал.

Работали мы, конечно, без всяких договоров, документов и обязательств. Большинству как охранников, так и хозяев и в голову не приходило как-то оформлять эти извращенные трудовые отношения.

Просто приходишь, стоишь свою смену, утром получаешь заработанные двадцать долларов, и все. Больше ты ничем не связан с этим заведением и его хозяином.

Смена, привычным делом, заканчивалась в восемь, в бухгалтерии, мы с Женей получали наши деньги прямиком из борсетки хозяина заведения — немолодого уже армянина по имени Ашот Араратович Танкян и поехали по домам, на отсыпную.

Как ни крути, а в те времена двадцатка за ночь была хорошими деньгами, учитывая местные зарплаты едва ли в сто долларов.

За эту рабочую ночь вышибалы, первую, для меня за столько лет, я даже почувствовал небывалую ностальгию. Смену закончил, в общем-то в хорошем расположении духа, даже несмотря на произошедшее с Игнатом.

Как и договаривались, после работы я, Женя и Игнат с Жанной уехали к ней в общежитие, чтобы девушка могла собрать свои вещи.

Когда отъезжали от Эллады, я видел, как за углом, в паре кварталов стоит, притаившись та самая белая восьмерка бывших дружков Игната. Жанна побледнела, когда заметила машину, и Игнат принялся ее успокаивать. Случившееся никто больше не обсуждал.

Мы с Женей проводили парочку. Даже подежурили у вокзала, пока не отошла их электричка. Все это время упорная восьмерка крутилась рядом, постоянно давая знать Игнату о нависшей над ним опасности.

Потом мы поехали по домам. Я завез Женю, сам погнал пятерку к своему дому. Мне предстояло выспаться, а вечером жала новая смена.

Я должен был стать на ворота в одном кабаке в центре города, названия я не помнил, но помнил место, и это главное.

— Жень? — Спросил я, когда мы ехали к нему домой. — У меня сегодня смена будет в восемь. Можешь подменить? Хочу выспаться и сходить завтра к юристу.

Я хотел как можно скорее основать агентство. Время не ждет, и в любой момент кому-нибудь из Черемушек может взбрести в голову сделать нам какую-нибудь подставу. Чутье говорило мне, что лучше бы поторопиться.

— К юристу? Че там, много волокиты? — Спросил Женя.

— Не так уж. Нужно разработать устав обороны и еще несколько бумажек, а главное — получить лицензию. Пока что для регистрации, только мне. Но, у меня есть мысли, как протянуть всех нас разом. Благо деньги на это есть. Ну что, готов ехать в Краснодар, и проходить там двухнедельное обучение?

— Куда? — Удивился Женя. — В какой Краснодар? Какое еще обучение?

— А как ты хотел? — Улыбнулся я. — Краснодар, потом еще в разрешительной системе регистрироваться.

Женя посмурнел и отвернулся к окну.

— Еще б я по Краснодарам и всяким системам не шастал. А нельзя это как-то без меня? Я на дух не переношу все эти ссаные бумажки. Меня подташнивать начинает, даже когда я в сберкассу хожу, за квартиру платить.

— Ладно, шучу я, — я улыбнулся. — Есть у меня идейка, как сделать все по-быстрому. Без левых движений. Чтоб никого зазря не таскать.

— Шуточки у тебя какие-то дурацкие, — буркнул Женя. — Я уже думал заднюю врубить.

Я хрипловато рассмеялся, Женя же, как бы в ответ, пробурчал что-то невнятное. Я смог разобрать только пару матюков.

— Да ладно. Не переживай. Щас соберу нужные бумажки и пойду в администрацию.

— Куда?

— В совет народных депутатов, — поправился я.

— М-м-м-м, — протянул Женя. Ему и это явно ничего не сказало.

Еще бы. И в прошлый раз, и в этой, всей бумажной и организационной работой занимался я.

— Ну лады. — Ответил он, — подменю, конечно. Смена, по времени, как обычно?

— Ну да. Ты там не работал? По Розочке какой-то то ли пивняк, то ли бар.

— Ресторан, что ли? — Спросил Женя. — Не, там не доводилось. Только раз уж замена, надо предупредить тамошнего хозяина. А то в прошлом месяце я подменял как-то Фиму. Ездил вместо него в одно кафе, в Кубанке. В дневную смену. Ну и че ты думаешь? Не поверили, что я от Фимы приехал, сказали, работать не буду. На бандита, мол, похож.

— Да уж, — я рассмеялся. — Если б я тебя не знал, тоже принял бы за братка. Харя такая смурная, что и подойти страшно.

— Ага. Да только и смену не отработал, и деньги на дорогу потратил, а Фиму вообще больше, после того раза, там видеть не хотят.

— Ладно, — сказал я, заворачивая во двор Женькиного дома. — Если так, то съезжу туда заранее, предупрежу, — я задумался. — Часов в семь, наверное.

Когда вечером, после сна, я вышел из дома, времени было половина седьмого. Ехать тут всего ничего, но погода сегодня подкачала. Когда стемнело, ударил мороз, и поднялся неприятный колкий ветер. На небе бугрились темные тучи, грозящие мерзким февральским снегом.

Я долго прогревал остывшую пятерку, сидел в салоне, прячась от ветра.

Потом пошел открывать старые некрашеные ворота, вернулся к машине и стал выгонять пятерку на улицу.

Дорога у нас освещалась плохо: один единственный фонарь горел на дальнем столбе, подсвечивая перекресток.

Я щёлкнул ручником и уже было хотел выбраться из салона, чтобы затворить ворота, но заметил кое-что странное: два темных силуэта, что стояли на углу, в конце бегущего вдоль дороги перекрестка. Люди стояли в тени, и свет фонаря их не трогал.

Когда я заметил странное между ними копошение, то сразу понял — там происходит гоп-стоп. Быстро покинув пятерку, я побежал туда, к людям.

— Э! — Крикнул я на подходе.

Гопник обернулся, глянул на меня и тут же дал деру, но я был близко. Когда он отпустил какого-то мужика, одетого в шубу и меховую шапку, тот с грохотом осел на железный забор, сполз под него, переводя дыхание.

Грабитель попытался, было убежать, но я оказался слишком близко, схватил его за куртку.

— А ну, стоять!

— От#бись! — Крикнул он, выворачиваясь, пытаясь избавиться от одежды.

Голос показался мне странно знакомым. Я не растерялся и схватил его за ворот свитера. Одежда затрещала в моих руках, когда я дернул изо всех сил, привлекая его к себе.

— Э! Пусти! М-м-м!

Щелкнуло. Это я дал гопнику в рожу. Дал от души. Замах из неудобного положения лишил меня равновесия на скользкой замерзшей слякоти, и мы с гопником грохнулись на землю. К его чести, несмотря на удар, он поднялся первым, растерял награбленное, а потом тут же, пошатываясь, дал деру за угол.

— С-сука… — Бормотал он при этом и отплевывался. — Я тебя найду!

— Милости просим, — поднялся я, массируя слегка ушибленную коленку.

Гнаться за скотиной я и не собирался. Глянул на мужика. Тот, тяжело дыша, смотрел в сторону убегающего.

— Падла малолетняя, — прохрипел мужик.

Судя по знакомому очень моложавому голосу грабителем действительно был какой-то пацан пацан.

— Как вы? Нормально?

Я протянул мужику руку, тот тяжело поднялся.

— Да нормально, сука… — Выдохнул он, потом стал, пошатываясь нагибаться к тому, что пытался отнять у него пацан.

В темноте я смог рассмотреть, что мужик тянется к чему-то вроде кожаной папки. К слову, вместе с ней, гопник потерял и свою плоскую шапку-петушка, которую я подобрал.

Опередив мужика, я поднял и его папку, вручил пострадавшему.

— Сученок, — снова выдохнул он. — Шел-шел себе спокойно, и на тебе.

— Щас по ночам сильно не походишь.

— Ну, — согласился он. — Спасибо тебе, дружище. Скотина врасплох меня застал. Иду себе, спокойно домой, и тут на тебе, — повторил он полушепотом.

— Да ничего. Мож вас домой подбросить? По темени не находишься.

— Да не-не. Я так, пешечком. Недалеко живу.

— Тем более. Давайте довезу. Вдруг снова на него наткнетесь, а меня рядом уже не будет.

Мужик снял шапку, стал отряхивать ее, отряхиваться сам от крупинок старого мерзлого снега.

— Ух, был бы я помоложе, так дал бы ему такого… пистона, что эта падла на своих двоих бы не ушла.

Я хмыкнул. Мужик же уставился туда, куда убежал гопник.

— Ну, пойдемте. Вон моя машина.

После недолгих уговоров он все же поддался. Было видно, что мужчина в основном храбрится. Когда мы вошли в свет фар пятерки, грубое его лицо все еще оставалось бледноватым, а глаза блестели от страха. В машине он некоторое время глубоко дышал, приходя в себя.

— Как вас зовут-то? — Спросил я, когда мы поехали по его указаниям.

— Федя я, Федор Иваныч.

— А меня Витя зовут. Приятно познакомиться, — мы пожали руки. — С работы?

— Угу. В центре работаю, до угла добрался на автобусе, а дальше пешком. Никогда со мной такого не происходило, и тут на тебе! — Снова возмутился он.

— Ну хоть не ограбил.

— Да как не ограбил? Мелочь отобрал. Да и хер с ней. Главное вот, — мужик показал папку. — Документы у меня целы. А этот хрен порылся бы там, да точно их на самокрутки пустил. Там ему ничего ценным бы и не показалось. Еще и шапку хотел отобрать! Представляешь? Но я отстоял!

— Хорошо, — я заулыбался. — Где работаете?

— Да в центре, — уклончиво ответил он. Настаивать я не стал. — О! Вот тут останови. Дальше я дойду сам!

— Точно? Мож, давайте до калитки?

— Не-не! А! Вот мой двор! — Он указал на какой-то домишко.

Ну я не стал спорить, а просто довез его до калитки. Иваныч, при этом, почему-то стал выглядеть растерянным.

— Ну вот, приехали, — улыбнулся я.

— Угу, буркнул мужик. Ну ладно! Спасибо! Бывай!

— Бывайте. И лучше по темноте пешком не ходите в следующий раз.

— А… — Махнул он рукой и вышел из машины.

Странное оказалось дело. Когда я отъехал от двора Иваныча, он не вошел в свою калитку, а потопал дальше и завернул за угол.

— Набрехал, — буркнул я. — Ну лады.

Мужик показался мне странным, но я довольно быстро выбросил всю эту историю из головы, поехал в Ресторан. Там, под несколько вычурной вывеской, где название заведения оканчивалось на царский «Ъ», я встал у обочины дороги, аккурат за чьей-то черной Ауди восемьдесят.

На входе здоровенный мужик, которого я, видать, забыл, поздоровался со мной по имени и пропустил, не взимая платы за вход, как у остальных посетителей. В заведении, в это время, уже было немало народу. Ребята, что были посостоятельнее, заходили забыться в пьяном угаре после тяжелого дня.

Я осмотрелся, приметил пустой стул у барной стойки, прошел к нему.

— Здорова, — сказал я молодому парню в белой рубашке, что стоял на разливе. Надо же, под приличного бармена косит. — А хозяин где?

— Вы что-то хотели? — Спросил он.

Перекрикивая музыку и шум чужих голосов, я кратко объяснил ему, что мне надо. Тот подозвал афицианточку, сказал пару слов, и девочка исчезла в выходе из зала.

— Сейчас! Сейчас позовут! — Кивнул он мне. — Может, чего выпьете?

— Не, я при исполнении! — Пошутил я и добавил, когда парень переменился в лице, — Шучу!

— Э! Слышь! — Толкнули меня вдруг в спину. — Эт мое место!

Я обернулся. Нахмурил брови. Глаза, чей взгляд я встретил на себе, на миг озарились удивлением, потом в них вспыхнули искорки злости.

— Какая встреча, — пробурчал я.

Набриолиненный бандит, которого я видел у, Кулыма молчал, уставившись так, будто хотел прожечь во мне дыру.

Загрузка...