Мозаика

Скрипач

Была осень. Молодой скрипач ехал в вагоне. Мглисто-желтый сумрак вечера душил вагон в своих объятиях, и пассажиры задыхались в них. Лица их были бледны, как последняя улыбка умирающего лета.

И скрипач думал о своей скрипке.

На первой станции, когда сгущались серые объятия вечера, в вагон вошла девушка с ласково-светлыми волосами и села против скрипача: ей хотелось любить его.

А он думал о своей скрипке.

На следующей станции, когда почти все пассажиры были обессилены мглистыми объятиями сгустившегося вечера, в вагон вошла вторая девушка. Волосы ее напомнили цветом железный мрак приближающейся ночи, и пламень любви в ее глазах обжигал своею яркостью. Севши рядом со скрипачом, она ярко посмотрела на него.

Но он думал о своей скрипке.

На предпоследней станции, когда все пассажиры, кроме скрипача, раздавленные черными объятиями уходящего вечера, спали на узких диванах, в вагон вошла третья девушка с змеино-зелеными волосами и желто-блестящими глазами. Не найдя в вагоне места, она села на колени скрипача.

А он думал о своей скрипке.

Эта девушка, мерцая любовью змеиной страсти, посмотрела на скрипача и обожгла его ярким пламенем любовного безумия. Молнии мысли пронизала его мозг.

Но он все же думал о своей скрипке.

Поезд подошел к последней станции. Скрипач утомленно встал, простился с девушкой и вышел из вагона. Была ночь без звезд и без света. Смутная мгла наполняла мир своей тишиной. Скрипач направился к лесу: в сердце его жила девушка.

И он не думал больше о своей скрипке.

…И он играл… Публика, среди которой была и девушка-змея, жадно слушала его звуки, которые, послушные воле разъяренного смычка, то смеялись, то плакали, вонзая острия свои в сознание слушателей и рождая в них Фимиам восторга. В девушке же кипел наибольший восторг: это были ее звуки.

И он играл только для нее.

Он играл. Фимиам становился гуще и плавал по всей переполненной зале. Слушатели задыхались и болели этим Фимиамом, лица их были пьяны от скрипичных звуков, устремляемых по воле необузданного смычка, послушного девушке, царящей над скрипачом.

И он играл только для нее.

Он играл долго и необузданно. Пот покрывал его лицо, до безумия мудрое от сознания демонически-змеиной божественности и власти. Он царил над слушателями, давя и топя их в пьяном море необузданных звуков своей скрипки, но сам он был послушным рабом девушки-змеи, вливавшей в его инструмент свои звуки.

И он играл только для нее.

Вдруг артист ощутил в себе волнение. Он посмотрел в глубь залы и увидел невидимого для других демона, который, полный огня и звуковых тайн, боролся с девушкой, не замечавшей этого. Скрипач испугался… смычок в ужасе повис в его руке… звуки потухли… Но девушка влила огонь в смычок, артист возвратил себе царственно-гордую смелость, поразил смычком скрипку, и звуки, рождая новые восторги, закипели под смычком.

И он играл только для девушки-змеи.

Но демон продолжал бороться. Он подошел к скрипачу и властно заговорил с ним глазами и духом. Он высказывал артисту свой восторг и звал его за собой, говоря, что, если тот оставит девушку, то он даст ему всемогуще-громкий всемирный успех, золото, власть. Но скрипач, пламенея девушкой, не уступал и пел ее звуки.

И играл только для нее.

Но демон не уступал. Он показал скрипачу даль, которая будет принадлежать ему, если только он последует за ним, оставив девушку. Скрипач посмотрел. Его взор открыл в распростертой дали моря кипящих восторгов и Фимиамов, темнящих своею мощностью теперешние его Фимиамы, Факелы многочисленной женской любви, Красоту Всеобщности… И над всем этим царил он… И он уступил. Девушка померкла для его очей, и он мысленно протянул руку демону, который воспламенил его смычок огнем Всеобщности. И он стал играть по воле демона. Девушка увидела потерю своей власти, поняв звуки демона. Публика кипела восторгами.

И он играл только для демона.

…И он получил обещанное. Демон бил верен своему слову и доставлял ему все, что мог. А мог он многое. Скрипач, сопутствуемый демоном, наполнял земной шар своими звуками, и всюду Фимиам восторженной славы венчал его ореолом величия.

И всюду были слышны звуки его скрипки.

Он давно уже забыл девушку-змею, и никогда чуткий яд воспоминания не вонзался в его восторженно-гордую душу, полную сознания царственной мощности. Он никогда долго не оставался на одном месте, и постоянно демон переносил его для новых восторгов в разные точки земного шара.

И всюду были слышны звуки его скрипки.

Он был славен, как никто, и всю эту славу ему доставил демон, вливший краски Всеобщности в его скрипку, певшую прежде только девушкой. Теперь же скрипач гремел звуками демона Всеобщности, которая извечно царит над Искусством, сливая все в Единстве Гениальности. Скрипач стал Гением.

И поэтому всюду были слышны звуки его скрипки.

Демон, когда звал за собой скрипача, не требовал награды, но решил сам взять ее. Он был кровожаден, но тускл, и в его жилах текла бледная кровь. И он стал пить кровь скрипача. Последний не замечал этого, и демон пил ее, каплю за каплей, а скрипач играл.

И всюду были слышны звуки его скрипки.

Скрипач играл в большом городе. Громадная зала была переполнена слушателями, жаждущими упиться звуками его скрипки. Души и сердца их пели от восторга. Скрипач был бледен, как холод льда, так как демон выпил почти всю его кровь, и ее оставалось лишь несколько капель в жилах артиста, но публика не замечала этого, и хотела только звуков скрипки, певшей в этот вечер, как никогда. Скрипач играл. Он становился все бледнее и бледнее, в жилах его оставалось все меньше крови: демон выпивал ее. Наконец, последняя капля выпита, последний звук скрипки прорыдал прощальным приветом. Бледность залила лицо скрипача, и он, умирая, опустился бессильно на эстраду. Скрипка, простонав при падении, тускло смотрела на него своими струнами. Последний, бескровный вздох выпал из груди артиста; он умер.

И нигде больше не было слышно звуков его скрипки.