Мозаика

Мираж

«Григорий пишет: приедет через три дня», сказал отец, проходя через Лизину комнату.

– Гриша приедет через три дня…

Давно это было, года четыре тому назад, когда Лизе было 15 лет. Училась в Епархиальном училище. Приехал как-то летом семинарист Гриша, дальний родственник, курчавый и черный, с большими глазами. Весело пробежали две недели, которые про жил у них Гриша: бегали в горелки, читали вместе, катались на лодке.

Зимой виделись в городе раза два, а по том Лиза кончила училище и уехала в деревню.

Давно это было – четыре года скоро.

Скучно жилось это время… Вечерни, обедни… Праздники. Мужики с требами.

Скучно… Пьяный становой приедет, целует руки, любезничает… Гадко. Скучно.

Когда Лизе хотелось подумать о чем-нибудь хорошем, она вспоминала Гришу и целыми вечерами мечтала о нем.

Он был для нее олицетворением всего хорошего, и те две недели, которые она знала его, были лучшее время ее жизни…

Закатилось солнце, и в окно было видно, как вставал над прудом беловатый туман. В серовато белом влажном сумраке рождались странные призраки, грезились какие-то лица. И все эти лица были как лицо Гриши, и улыбались ласковой Гришиной улыбкой. А в саду шептались старые деревья и смутно и невнятно рассказывали о красивой и интересной жизни Гриши-студента, о том, как хороша любовь.

И сердце девушки замирало в безумной тоске.

Из-за пруда вставало веселое утреннее солнце, весело гремели бубенчики, по дороге весело крутился столб пыли – ехал Гриша к дяде своему – отцу Ефиму.

Лиза, заслышав бубенцы, выбежала на крыльцо и первая встретила Гришу. Такой же он остался, как был, только ростом стал выше, да вьется над губою черный ус.

Лиза едва почувствовала, что он пожал ей руку: она была сама не своя.

Веселым криком наполнился старый поповский дом – Гриша просил есть.

Скоро кипел самовар, стояла на столе всякая снедь. Гриша, Лиза и о. Ефим пили чай и закусывали.

После чаю Гриша сказал:

– Лиза, пойдем на матушкину могилку: сродни мне была покойница.

Не было грустно над могилой матери. Немного задумчивый стоял рядом Гриша и ласково улыбался Лизе.

– Расскажите что-нибудь, Гриша.

О чем говорил он ей? Кто скажет, о чем? Кто скажет, о чем журчит ручей, лаская мягкие свои берега? Ом песенку поет им, рассказывает сказки, которые нашептали ему древние горы и седые леса, лелеявшие его детство.

Что услышала Лиза? То, что хотела, что должна была услышать. Сказки о том, чего нет – о больших городах, где люди живут красиво и умно, о книгах, которые никогда не лгут, о золотом веке, который ждет человечество, обо всем том, олицетворением чего был он для нее.

А вечером, когда встал над прудом сизый туман, они сели в лодку, и катались почти до рассвета

Дня через три Григорий уже не сомневается, что Лиза любила его.

Она любила его девически-наивной любовью. Солнечно-яркий призрак стал между нею и жизнью, и она уже ничего не видела, кроме него.

Счастлив тот, кого ищет любовь, горе тому, кто страстно обнимает бестелесный мираж!

– Завтра уезжает Гриша!..

…Долго катались они, долги и нежны были ее поцелуи, и, когда, наконец, Лиза, вбежав на крылечко по ветхим деревянным ступеням, прошмыгнула в свою комнатку, ей показалось, что по золотым ступеням взошла она на недосягаемую высоту и сейчас достанет рукой солнце.

Скрипнула и отворилась дверь – Гриша…

– Гриша, все, что ты хочешь…

Миллионами ослепительных искр зажглось невиданное солнце и ярким светом осветило всю ее жизнь и любовь.

Раскинулся сказочный город, высокие башни касались неба, внизу плескалось голубое, как небо, море и пело свою победную песнь.

Золотые башни, мраморные дворцы, алмазные брызги Фонтанов.

Деревья, нарядные, как молодые девушки, цветы – алые, белые, желтые, голубые – всех оттенков, ароматные, как утро.

И музыка, чудная музыка, какой никогда не слышала она, не могла представить себе.

О таинственные аккорды, кто тот несравненный музыкант, который положил вас на струны?

Вихрем пронеслись безумные мгновенья.

– Прощай, Лиза. Пора.

– Как, ты уже уходишь? Побудь еще.

– Нельзя. Уже утро скоро. Прощай.

– А утром ты едешь?

– Да. Прощай.

И уходит. Уходит и оставляет ее одну. Может быть, навсегда…

В предутреннем сумраке сидит Лиза у окна.

– Отчего ушел он?

Отчего? Какой ответ может быт на этот вопрос? Отчего падают осенью печальные, золотые листья? Отчего?

Нет и не будет ответа.

Свершив, что мог, он ушел спокойно и просто.

Но отчего так грустно, так больно душе? Отчего так печально шепчут деревья о невозвратном солнце?

Горькие слезы катятся по щекам…

Она прилегла на постель, забылась неверным сном…

Лиза проснулась и подошла к окну.

Было уже утро. Из-за пруда печально вставало холодное ненастное солнце, как темные предчувствия, висели облака, как развалины сказочного города, громоздились они.

Печально звенели бубенцы, печальным столбом пилась по дороге пыль подъехала к крыльцу тележка для отъезжающего Гриши.

Как больно жить тому, кто страстно обнимает пустой, бестелесный мираж! А много-ли таких, которые не знают его?

Бедное сердце Лизы сжалось безысходной тоской.