Муж для княжны Волконской

9 глава Желтый дьявол

Илья встретил его на пороге амбара. Он ухмылялся во весь рот, в руках держал свое чудовищное ружье. Данила окинул взглядом амбар. На двери из свежевыстру– ганных досок особенно четко заметны следы от пуль. Стекло в окне разбито.

— Сам ты цел? — спросил Данила.

— Не боись, — заверил Илья. — Рябко заметил, учуял их издали. Я подпустил поближе, потом шарахнул. Первь»м выстрелом свалил двоих. Я картечью зарядил для верности.

— Они могли взять тебя с разных сторон.

— Могли, — согласился Илья, — но это потом. Сперва думали схватить тепленького в постели. А пришлось самим отползать, забрав раненых, посовещались и додумались зайти с двух сторон. Данила внимательно слушал и смотрел на брата:

— Ну и?..

— Что ну? Аким и Ефим подоспели. Отец послал, когда услышал выстрелы. Нам многое не нравится в тебе, но убивать не дадим. Данила обнял старшего брата. Он почувствовал себя маленьким, которого опекал Илья в детстве. Это потом он начал, как молодой петушок, задирать Илью, а в детстве цеплялся за старшего брата, подражал ему.

— Все хорошо. — Илья похлопал младшего по спине, — больше не сунутся. Товар, присланный Васильевым, был аккуратно разложен кучками по амбару. Настолько аккуратно, что, наверное, не обошлось без помощи других братьев. Черти, не хотят признаваться. Будто он урод какой, стыдятся его. В амбаре уже бродили три гиляка, копались в узлах, заглядывали в ящики. Илья сказал виновато:

— Я запустил их, пока тебя не было. Народец вроде бы честный.

— Не сопрут, — успокоил его Данила. — Они еще слова такого не знают!

— Скоро узнают, — протянул Илья мрачно, — многое узнают. Нагрузившись, довольные гиляки уехали. На следующее утро будто по их сигналу к амбару с двух сторон — по Иману и Татибе — спустились целые флотилии. Илья присмотрелся, покрутил головой:

— Пустые едут, налегке.

— Еще бы! Это я должник, все разгребут. Но разгребли меньше половины. Данила внес несколько прямых ивовых прутьев. Глаза гиляков молча остановились на нем. Данила усмехнулся:

— Вы знаете, я торгую честно. И я вижу: вы торгуете честно. Даже самый честный человек может что-то забыть. Он взял прутик, другой рукой вытащил из кармана нож. Гиляки вытянули головы/ зашептались. Русское шаманство?

— Долг каждого будем вырезать ножом на прутике. Колечками! Соболи — прямо, вот таким значком, чернобурки — волнистой линией, шкура барса — линия с зазубринками, зубчиками. Ясно? Теперь делаем вот так. Он ловко распорол прут вдоль на две половины. Гиляки зашептались, кто-то догадался, другие переспрашивали друг друга.

— Половину этой долговой палки беру я, другую половинку, например, Хотога. Теперь ни я не забуду свой долг, ни он. У него ведь на палке те же зарубки, что и у меня. Гиляки кивали. Глаза, прикрытые тяжелыми веками, раскрылись шире, заблестели. Есть торговцы нечестные, есть хитрые, есть злые. Недавно появился еще и добрый — этот большой и сильный, который побил и прогнал жестокого нойона, отнял у Ген Дашена маленькую Хенгу. Когда гиляки уехали, на прежнем месте остался Хотога. Он с тем же невозмутимым видом попивал чай, курил. Его морщинистое лицо напоминало печеное яблоко. Он горбился еще больше, покашливал. Данила ерзал на месте от нетерпения.

Вежливость вежливостью, но пора и честь знать. Хорошо сидеть у огня зимой, когда за окном вьюга, а на теплой печи чайник свистит, но сейчас разгар лета, надо спешить, работы невпроворот.

— Что будешь делать дальше? — спросил Хотога в который раз.

— Жить, — ответил Данила. — Бог не выдаст, свинья не съест. Гиляк отложил трубку. Глаза его были погасшие.

— Плохо сплю. Скоро уйду в небесную тайгу, там много-много зверей, а в реке всегда рыба. Жалею, что мало пожил, когда пришли русские. Я еще Невельского видел! С ним хорошо. Вы не уходите, как ушли в прошлый раз. В лице гиляка проступило сомнение. Он тяжело вздохнул, сказал, будто решившись на что-то важное:

— Когда уйду в край Большой охоты, ты мало-мало помогай Хенге?

— Не тревожься, — заверил Данила. — Если я вырвал ее из рук чужака, то тепе– ря, как бы крестный. Обязан помогать! Она мне родственница, понял? — Он почти кричал на ухо старику. Лицо Хотоги было непроницаемо, и Даниле казалось, что гиляк от старости туг на ухо.

— Родственница, — повторил Хотога, — родственница — хорошо. У меня ни сына, ни дочери. Все вымерли. Только Хенга, внучка брата. Хотога вытащил из сумки маленький узелок. Пока развязывал, Данила понял, возразил решительно:

— Золотишко? Не надо. Я ей и так помогу. Раз крестница, то какие деньги? Русский Бог запрещает брать деньги за помощь. Гиляк покивал, с трудом распутал узел. В тряпице было не золото, а сморщенный клочок бересты. Она сухо потрескивала под дряхлыми пальцами, а линии, вырезанные ножом, почти сливались с трещинами.

— Там золото, — проговорил гиляк потухающим голосом. — Много. Я давно нашел, но боялся. Ты сильный, у тебя не отнимут. Бери, только мало-мало помогай Хенге, хорошо?,. На другой день Данила выехал рано утром, сказав Илье, что хочет побывать в городе. Илья промолчал, только покосился на седельную суму. Оттуда торчали ручка лопэты, проступали очертания тяжелого молотка, ведра. Гиляк с ним не поехал, был стар, но Данила отыскал место без особого труда. Разгреб гниющие прутья, убрал вы– воротень, снял верхний слой дерна и понял, почему раньше никто не наткнулся на золотую жилу. Жила была богатейшая. Самородное золото шло полосой в сажень, на глубину тоже уходило в сажень, но через три шага жилу накрывала каменная осыпь. То ли горный обвал накрыл,то ли Хотога постарался, чтобы укрыть находку, но теперь жила была надежно засыпана. Понадобится дней пять, чтоб убрать камни, расчистить место. Еще через дюжину шагов, как проследил взглядом Данила направление жилы, она уходила прямо в сопку. Кто пожелает следовать за нею дальше, должен вгрызаться в землю, рыть норы, долбить шахты. До вечера он в поте лица копал землю, выбирал самородки. Крупные отбирал сразу, а помельче, с пшеничное зерно, пришлось промывать. Он устал, бегом таская ведра с породой к реке. Лотка не было, пришлось промывать прямо в ручье, сбегавшем к реке, приспособив для этого рубаху. Песчаное золото потерял бы так наполовину, если не больше, но тут были зерна, самые мелкие — с пшеничные, иные — с лесной орех. Ночевал у ямы, просыпаясь при каждом шорохе. Рука его лежала на винчестере. Утром, едва в лесу забрезжило, продолжил исступленную работу, пока не дорылся до каменной насыпи. Еще хватило сил отгрести первые валуны, но дальше они лежали в два, три, несколько слоев. Данила махнул рукой. Пока и этого золота, что навыбирал и намыл, хватит надолго. А для того,что под осыпью и в сопке, время придет! На третий день он выехал обратно. Второй конь тяжело тащился под грузом золота, хотя с виду обе сумки были не очень раздуть». Подъезжая к своему амбару, мучительно раздумывал, как поймать на крючок отца и братьев. Илья уже помогает, хотя и говорил вначале, что пришел на пару дней, но остальные сторонятся. Даже во время нападения Аким и Ефим прибежали на полчаса, отогнали беглых и тут же ушли, даже не заходя в амбар. Главное — склонить отца. Как старовер, ей-Богу! Все зло от богатства. Золото придумано врагом рода человеческого. Дело не в золоте, батя, а в чьи руки попадет. Наложит лапу Дьяков, тог-

да все запляшут под его дудку. Ага, надо на это нажать. Если не они, Ковалевы, застолбят за собой это место, то налетит всякая нечисть, ворье, каторжники беглые, варнаки. Со всей тайги сюда стянется грязь, сползется зверье, падкое на золото, готовое на все. Видишь, батя, надо браться самим. Быстренько убрать каменную осыпь, выбрать золотишко, а потом так же без огласки начать выбирать жилу из сопки. К тому времени станет известно в селе. Шила в мешке не утаишь, но не станем скопидомничать, допустим к старательскому делу и соседей или организуем артель. Сердце его билось сильно и часто. Он должен стать богатым! Настолько богатым, чтобы этому спесивому князю понадобилась самая высокая лестница в мире, только бы лизнуть ему подошвы.