Муки ревности

11

Беспокойство Дуэйна нарастало в геометрической профессии с каждой последующей тщетной попыткой дозвониться до Оливии.

Куда она, к дьяволу, подевалась? Что произошло? Почему не отвечает?

Он снова попробовал сосредоточиться на лежащих перед ним документах, но безуспешно. Волнение продолжало глодать его изнутри.

И адвокат в очередной раз снял трубку и набрал номер. А потом сидел и долго слушал длинные гудки. Он кинул быстрый взгляд на часы — половина шестого.

Возможно, все в порядке. Она могла устать сидеть взаперти. Могла отправиться на натуру. Вечерние часы — ее любимое рабочее время. Ничего страшного, я перезвоню попозже, решил Дуэйн и придвинул к себе папку с текущим делом.

Он погрузился в решение непростой юридической проблемы и не заметил, как промелькнули несколько часов. Резкая трель телефона заставила его отвлечься от работы. Он схватил трубку и ответил:

— Картрайт слушает.

— Мистер Картрайт, это миссис Грейнджер.

— Кто?

— Миссис Грейнджер с «Ранчо потерянных душ». Мы с вами виделись, когда…

— Да-да-да, — поспешно перебил ее Дуэйн, — простите, что сразу не узнал. Конечно, я помню вас, миссис Грейнджер Что… что-то случилось с мисс Оливией?

— Н-не знаю, мистер Картрайт. Но я беспокоюсь. Я зашла проверить, все ли в порядке. Мне сын сказал, что в доме свет не горит, а уже давно стемнело. Она… она спит…

— Спит?! Но я звонил десятки раз! Она не могла не слышать. Телефон стоит у самой крова… — Дуэйн запнулся, поняв, что именно сказал.

Но миссис Грейнджер продолжила, как ни в чем не бывало:

— В том-то и дело. Сейчас не время для экивоков, мистер Картрайт. Я пыталась разбудить ее, но она не просыпается.

— Вы вызвали врача?

— Да. И решила сразу вам позвонить. Дело в том, что рядом валяется пузырек с какими-то таблетками… Боюсь, это снотворное…

— Снотворное?! Сколько она приняла?

— Не знаю. Ничего не знаю.

— Я немедленно выезжаю, миссис Грейнджер. Сегодня рейсов, наверное, уже нет, так что отправлюсь машиной. Когда будет врач?

— Обещал через полчаса.

— Обратите его внимание на таблетки. Непременно. И если необходимо, добейтесь госпитализации.

— Хорошо, мистер Картрайт.

— Да, и еще. Запишите номер моего телефона в машине и звоните немедленно, как только что-то узнаете. Все, что угодно. О счете не думайте. Держите меня в курсе!

Серебристый «линкольн» мчался по шоссе, пожирая мили, как изголодавшийся пес — колбасу. Городские огни, светофоры и полицейские остались позади. Быстрее… Еще быстрее… Стрелка спидометра неудержимо ползла все выше и выше. Шестьдесят пять миль в час, семьдесят пять, восемьдесят, девяносто… Только бы не встретился дорожный патруль!

Благодарение господу, грузовики в это время едут только по встречной полосе. Главное, не выскочить на нее.

Когда же старуха позвонит? Прошло уже около часа. Олли, любимая, почему ты это сделала? Олли, не умирай, умоляю тебя. Не покидай меня! Единственная, ненаглядная…

— Слушаю. Да, я. Да, миссис Грейнджер… Куда? В Левистон? Где это?.. Да, понял. Как ее состояние?.. Что значит довольно тяжелое? Жить она будет? Будет?.. Да, еду… Часов через пять, если ничего не случится… Вы останетесь с ней? Хорошо.

Он еще глубже вдавил педаль газа, и машина только что не взлетела. Никогда в жизни Дуэйн Картрайт не ездил так быстро. Ему казалось, что от того, как скоро он домчится до больницы в городке Левистон, зависит жизнь, — то ли Оливии, то ли его. Вернее, обе. Потому что его судьба неразрывно связана с этой женщиной. Потому что от ее счастья и благополучия зависят и его собственные. Потому что он любит ее больше всего на свете.

Впереди показались огни огромного большегрузного трака. Они приближались, приближались с неумолимой быстротой.

Какого черта он несется прямо на меня? Почему по моей полосе? Идиот! — вознегодовал Дуэйн.

Он резко выкрутил руль налево и одновременно нажал на тормоз. «Линкольн» вынесло на обочину, а трак промчался мимо, оглушив его гневным сигналом. Дуэйн тряхнул головой и с трудом перевел дыхание. Вытер вспотевший лоб. И понял, что не грузовик, а он сам ехал по встречной полосе.

Возьми себя в руки. И прекрати истеричную гонку. Если сам разобьешься, Оливии лучше не станет, принялся увещевать его голос рассудка. И больше девяноста не гони. Пришел в себя? Вот отлично. А теперь отправляйся дальше, и без истерик.

Олли, любимая моя Олли, почему же ты это сделала? — недоуменно вопрошал Дуэйн. Неужели из-за Эндрю? Неужели я ошибся, и ты все еще любишь его? Не можешь вынести мысли о том, что моими стараниями отправила его в тюрьму? О, Олли, скажи только слово, и я помогу ему бежать, скрыться от правосудия. Черт с ней, с адвокатской этикой. Ничто не стоит твоего спокойствия, а тем более жизни. Слышишь, родная моя? Ничто. Я сделаю все, что угодно, лишь бы ты была счастлива. Только не умирай, любимая! Только не умирай! Только не умирай…

Он повторял эти слова как молитву.

И Создатель услышал его.

В начале третьего Дуэйн Картрайт затормозил перед зданием больницы, выскочил из машины и, даже не захлопнув дверцу, кинулся в приемный покой. Миссис Грейнджер поднялась со стула навстречу ему.

— Она жива. Жива. Ей лучше. Намного.

И тут она увидела то, чего не видела ни разу за почти пять десятилетий своей непростой жизни. Большой и сильный мужчина упал на стул, закрыл лицо руками и зарыдал. В голос.

Он плакал долго, не скрывая и не стесняясь своих слез. Пожилая женщина обняла его за плечи и тихо поглаживала, бормоча какие-то несвязные, но успокаивающие слова. Наконец Дуэйн поднял голову, выдохнул, принял протянутый миссис Грейнджер платок и вытер мокрое лицо.

— Где она? Я могу увидеть ее?

— Думаю, вам надо поговорить с врачом, — ответила она. — Он сказал, что, учитывая ее состояние, может допустить к ней только ближайших родственников. Мне не разрешил. Не знаю, сделает ли он исключение для адвоката.

— Я не адвокат, я ее жених, — резко ответил Дуэйн, поднимаясь со стула и направляясь на поиски кого-нибудь из медицинского персонала.

Он быстро нашел сестру и узнал, что мисс Брэдли находится вне опасности.

— Но она еще очень слаба и должна отдыхать. До утра. Так распорядился врач, — закончила она.

— А где он?

— В ординаторской, естественно. Тоже отдыхает. Ночь выдалась не из легких.

— Послушайте, сестра, я проехал больше четырехсот миль, чтобы увидеть мисс Брэдли.

— И увидите. Только утром. Вам тоже не мешает отдохнуть. Тут неподалеку есть мотель. Поезжайте и возвращайтесь не раньше восьми. Я вам клянусь всем, чем угодно, что мисс Брэдли находится вне опасности.

— А можно мне взглянуть на нее? Только взглянуть? Пожалуйста, сестра! — Он подкрепил свою просьбу-мольбу стодолларовой купюрой, которая моментально исчезла в кармане форменного халата, и получил возможность собственными глазами убедиться, что его драгоценная Оливия спит и дышит спокойно и размеренно.

Вернувшись в приемный покой, Дуэйн осторожно тронул за локоть задремавшую пожилую женщину и сказал:

— Идемте, миссис Грейнджер.

— Вы видели ее? — встрепенулась та.

— Да. Она в порядке. Сестра поклялась, что с ней ничего больше не произойдет.

— Вы собираетесь уехать?

— Только на несколько часов. Снимем номер в мотеле. Тут рядом. Вам необходимо прилечь. А к восьми вернемся сюда. Идемте же, миссис Грейнджер… И спасибо, что вовремя позвонили.

Несмотря на крайнюю физическую и эмоциональную усталость, или, вернее, благодаря ей Дуэйн не сомкнул глаз ни на мгновение. Его терзали мысли об Оливии, о ее отчаянном поступке, о его причинах. И еще яростная, исступленная ревность.

Он ни разу не подумал, что она могла обмануть его. Нет, просто она ошиблась, не разобралась в своих эмоциях. Оливия в глубине души продолжает любить Эндрю Уоррена и не простила ему, Дуэйну, того, что случилось с ее бывшим мужем. Очевидно, именно известие о его аресте прояснило для нее самой ее истинные чувства. Она не смогла вынести мысли о том, что явилась инициатором полицейского преследования, и приняла снотворное.

Эти и подобные мысли выгнали его из мотеля в начале седьмого. Прибыв в больницу, Дуэйн продолжал нервно расхаживать из угла в угол по приемному отделению, пока не дождался врача, окончившего утренний обход.

— Доктор, я адвокат и жених мисс Брэдли. Как ее состояние? Мне сказали, что только вы можете дать разрешение повидать ее.

— Да, это верно, — медленно ответил седовласый медик, внимательно разглядывая взволнованного молодого человека. — Что ж, могу порадовать вас, жизнь и здоровье мисс Брэдли находятся вне опасности. В сущности, она чувствует себя хорошо. Ей необходимо только полежать у нас еще день и завтра можно будет отправляться домой.

— Спасибо, доктор, вы просто камень с моей души сняли. Значит, я смогу увидеть ее прямо сейчас?

— Боюсь, что нет, молодой человек. Вас ведь зовут мистер Картрайт?

— Да. Да, — нервно ответил Дуэйн.

— Надеюсь, вы извините меня, но моя подопечная настоятельно просила, чтобы к ней ни в коем случае не допускали ее адвоката мистера Картрайта.

— Но… но… — Он почувствовал, как у него подкосились ноги, и тяжело плюхнулся на ближайший стул.

— Мне очень жаль, молодой человек, но я не могу позволить пациентке волноваться. Ей необходим полный покой.

Дуэйн помолчал, лихорадочно что-то обдумывая, потом произнес:

— Доктор, я хочу попросить вас сказать мисс Брэдли, что я приехал в три часа утра, как только узнал, что она в больнице. И что мне необходимо ее видеть. У меня есть для нее важные известия. Жизненно важные.

— Я попытаюсь, молодой человек, — качнув головой, согласился врач, — но ничего не обещаю.

— Нет-нет, конечно, я понимаю. Пожалуйста, доктор, попытайтесь. Это очень серьезно, поверьте.

— Верю. И приложу все усилия, — пообещал тот. Молодой, человек ему определенно понравился.

Он удалился и вернулся только через четверть часа. Все это время Дуэйн нервно вышагивал по коридору, мешая сестрам и санитарам.

— Вы можете войти на пять минут, — сообщил врач. — Но хочу предупредить вас, что мисс Брэдли находится далеко не в лучшем расположении духа. По каким-то неизвестным мне причинам она настроена против вас.

Сердце молодого адвоката упало. Значит, он прав… Что ж, в таком случае ему остается только сказать, что он сделает все возможное, чтобы исправить содеянное и спасти ее недостойного возлюбленного, и пожелать ей счастья.

Дуэйн глубоко вдохнул, выдохнул и последовал за симпатичным седовласым доктором. Тот подвел его к двери, оглянулся, словно проверяя, не требуются ли и ему его услуги, и сказал:

— Заходите. И помните, не больше пяти минут.

Дуэйн молча, кивнул, набрал полную грудь воздуха и вошел.

На кровати сидела она — его ненаглядная Оливия. Живая и невредимая, хотя и бледная.

— Олли! Дорогая моя Олли! — тут же позабыв обо всех предупреждениях, вскричал он и кинулся к ней.

Но карие глаза метнули молнии и остановили его.

— Нет, Дуэйн, — холодно произнесла Оливия. — Оставайтесь, пожалуйста, там, где стоите. Не приближайтесь ко мне. Я согласилась увидеться с вами только за тем, чтобы сказать: «Я прошу вас, мистер Картрайт, избавить меня в дальнейшем от вашего внимания. Навсегда. Никогда больше не звоните и не приезжайте ко мне. Это мое твердое и окончательное решение».

— Но, Олли…

— Нет, мистер Картрайт. И никакие ваши слова не заставят меня изменить его.

— Послушай… послушайте, мисс Брэдли, — запинаясь, заторопился Дуэйн, — я постараюсь все исправить. Ну, не все, но хотя бы…

— Мистер Картрайт, вы никогда не сможете ничего исправить. И мне ничего от вас не нужно. Я категорически отказываюсь также от ваших профессиональных услуг. Будьте добры, позаботьтесь о том, чтобы мне выслали счет в самое ближайшее время. Всего доброго, мистер Картрайт. — С этими словами она отвернулась к стене.

Дуэйн постоял еще несколько секунд, не веря ни своим ушам, ни глазам, потом повернулся и медленно покинул палату. Так же медленно добрел до «линкольна», тяжело уселся на водительское место и запустил мотор.

Если бы кто-нибудь когда-нибудь спросил Дуэйна Картрайта, как он добрался от больницы в провинциальном городке Левистон до своего дома в престижном районе Сиэтла, он ни за что не сумел бы ответить. Даже если бы от этого зависело спасение его жизни. Он не знал, какой дорогой ехал и где останавливался на заправку, не помнил, солнечный был день или шел дождь. Только чудо помогло ему доехать, не попав в автокатастрофу.

Он вошел в гостиную, окинул ее смутным взглядом и направился уже к бару, как заметил яростно мигающий красный огонек автоответчика. Приблизился, нажал кнопку… и внезапно заметил лежащую рядом с телефоном записку.

Как странно… Кто мог оставить тут это?

Не обращая внимания на магнитофонную запись, он поднял листок и прочитал:

Дуэйн скомкал бумажку и швырнул на пол. Глупая баба! Какое ему дело до нее и ее глупых семейных неприятностей? У него вся жизнь пошла прахом, а она…

Он внезапно поднял скомканный листок и расправил его. Заново перечитал. И правда — ужасная правда — забрезжила в его сознании. Как это Матильда написала? «Несколько слов, предназначавшихся только ему»? А что, если это звонила Оливия? И услышала, эти «несколько слов, предназначавшихся только ему»?

Что она наговорила, эта бестолочь?

Он схватил записную книжку и принялся лихорадочно разыскивать телефон приходящей уборщицы. Ага, вот он!

— Матильда? Мистер Картрайт. Я прочел вашу записку…

Женщина не дослушала и со слезами в голосе затараторила:

— О, мистер Картрайт, пожалуйста, не увольняйте меня! Я и говорила-то всего несколько минут. Я оплачу счет, клянусь вам!

— Прекратите, Матильда, и помолчите. Никто не собирается вас увольнять. Я хочу, чтобы вы точно вспомнили свои слова. Те, что сказали, когда сняли трубку. Точно!

— О, мистер Картрайт… — Она заколебалась. — Я думала, что говорю с Гарри…

— Да-да, ясно. Именно их я и хочу услышать. Матильда, поймите, ваша неосторожность, возможно, имела серьезные последствия. И для меня, и еще для одного человека. Мне жизненно необходимо знать, что вы сказали. Слово в слово.

Его тон убедил ее в том, что стеснительность сейчас неуместна. Матильда помолчала, припоминая, потом, запинаясь, произнесла:

— Я сказала: «Милый, хорошо, что ты перезвонил! Давай не будем ссориться. Я дождусь твоего возвращения. Если ты соскучился так же, как я, то нас ждет фантастическая пара часов. Ты доволен, дорогой?» Потом поняла, что мне не отвечают, и переспросила: «Почему ты не отвечаешь? Ты слышишь меня? Алло! Алло! Алло!» Это… это все, мистер Картрайт. Извините, пожалуйста, но я…

— Хорошо-хорошо, Матильда. Все понятно. Успокойтесь, я не собираюсь вас увольнять. Послушайте, мне необходима сейчас же, немедленно ваша помощь. Вы должны, вы обязаны поехать со мной и все это рассказать. Предупредите супруга, что вернетесь завтра, и дайте мне ваш адрес. Я сейчас же заеду за вами, и мы отправимся.

Дуэйн положил трубку и на мгновение присел рядом с телефоном, тупо глядя на ковер.

Если бы ему рассказали о подобном происшествии, то он, не колеблясь, ответил бы, что такого не бывает. И вот теперь судьба вынуждает его не только самому поверить в совпадения, но и убедить в них любимую женщину.

Господи, за что ты так поступил с ней? Разве мало было ей страданий? Почему именно ее выбрал объектом своей беспечной глупой шутки?

И он с ужасом представил, что должна была пережить Оливия, его нежная и тонко чувствующая возлюбленная, услышав такие слова. Неудивительно, что она сделала то, что сделала. И что не желает больше иметь с ним никаких дел. Странно, что она вообще согласилась поговорить с ним.

А он-то, жалкий эгоист, думал только о себе. Устроил игру в муки ревности на пустом месте.

Да ты еще не знаешь, голубчик, что такое ревность!

Черт побери! Сначала Марси, а теперь такое!

И Дуэйн взбунтовался. Он мысленно вскричал: «Боже, ты несправедлив! Как же Ты несправедлив к нам! А особенно к ней! Зачем посылаешь такие тяжкие испытания слабой, измученной женщине?»

И Господь услышал и послал возроптавшему озарение.

Да, чтобы ты понял наконец, что должен защищать ее. Всегда. До последнего твоего вздоха.

— Мистер Картрайт, вы бы включили фары, уже совсем темно, — робко произнесла Матильда, сидящая рядом с ним на переднем сиденье.

Дуэйн вышел из глубокой задумчивости и заметил, что она права. Кинул взгляд на часы — без пяти девять. А им еще ехать и ехать. Не меньше трех часов.

И куда он направляется? Оливия все еще в больнице. Глупо рассчитывать, что им обоим удастся прорваться к ней в столь поздний час. Придется остановиться и заночевать где-нибудь, а утром продолжить путь, но уже не в Левистон, а на ранчо.

Так он и поступил. Снял два номера в первом попавшемся мотеле и приготовился к еще одной бессонной ночи. Но усталость одержала верх, и вскоре Дуэйн уснул как убитый. А когда открыл глаза, было уже почти восемь утра.

Девять часов сна значительно улучшили его состояние, как физическое, так и душевное. Мысли же о скорой встрече и примирении с любимой придали новых сил. Он принял душ, сбрил неопрятную щетину и приготовился продолжить путь. И, только уже усевшись за руль и заведя мотор, вспомнил о Матильде.

— Черт, хорош бы я был, оставив ее тут!

Сгорая от нетерпения, он кинулся к ее номеру и принялся барабанить в дверь. А потом ждал еще полчаса, пока заспанная женщина приводила себя в порядок. И еще почти столько же ушло на завтрак, который она потребовала.

— Мистер Картрайт, я понимаю ваше беспокойство, но вчера мы не ужинали. Не знаю, как вам, а мне просто необходимо поесть. Иначе я не доеду.

Несмотря на свое нервное состояние, Дуэйн неожиданно обнаружил, что и сам не прочь перекусить.

Еще бы! Ведь последний раз он ел… Когда же это было? Вчера? Нет. Позавчера? Да, видимо, позавчера…

В результате всех этих задержек он подъехал к воротам «Ранчо потерянных душ» около полудня. И, к крайнему своему изумлению, увидел еще три машины и расхаживающего вдоль ограды парня с винтовкой.

О господи. Это же репортеры!

— Матильда, я сейчас пойду и поговорю с охранником. А вы сидите и молчите, кто бы и какие вопросы вам ни задавал. Поняли? Ни под каким предлогом не раскрывайте рта.

— Да, мистер Картрайт, — испуганно вжавшись в спинку кресла, пискнула женщина.

Дуэйн вылез, захлопнул дверцу и подошел к ковбою.

— Эй, мистер, никого не велено пускать. Возвращайтесь-ка к своим коллегам, — грубо заявил тот.

— Я не журналист, я адвокат мисс Брэдли. Она уже вернулась домой?

Ковбой внимательно осмотрел его с головы до ног, но не пришел ни к какому выводу — ни к положительному, ни к отрицательному.

— Ничего не могу сказать. Нам приказано никому не давать никакой информации.

— Отлично, — негромко, но с энтузиазмом отозвался Картрайт. — Я сам предложил вашей хозяйке принять такие меры безопасности. Рад, что они выполняются. Но мне необходимо переговорить с ней. Срочно. Это вопрос жизни и смерти.

Ковбой снял шляпу, почесал в затылке и хмыкнул. Одел ее обратно, прикусил ус и задумчиво ответил:

— Если хотите, могу позвать управляющего. Разбирайтесь с ним. Идет?

Адвокат кивнул и вернулся к машине, ощущая на себе любопытные взгляды.

Прошло несколько минут, и за оградой на подъездной дороге появился всадник. Дуэйн присмотрелся и узнал его — это был Джек Вернон, которого он видел в один из визитов на ранчо, когда тот приходил посоветоваться с Оливией. Он снова вылез из машины и подошел к охраннику. Джек спешился.

— Мистер Вернон… — начал было Дуэйн, но тот перебил его:

— Мистер Картрайт? Сожалею, но хозяйка отказывается вас видеть. Она…

Дуэйн не дослушал.

— А миссис Грейнджер? Она уже вернулась? Могу я поговорить с ней?

Пришла очередь управляющего чесать в затылке. И он сам, и его ребята не привыкли к обязанностям охранников и не очень представляли, как себя вести в подобных обстоятельствах. Тем более что молодой адвокат вызывал симпатию. Только верность хозяйке заставляла Джека колебаться.

Наконец он решился.

— Что ж, думаю, с миссис Грейнджер вы можете поговорить. Но только здесь. На территорию я вас впустить не имею права.

— Разумно. Но вести беседу с миссис Грейнджер мне бы хотелось в таком месте, где нас не смогут услышать. Это в наших общих интересах — и моих, и мисс Брэдли. Кстати, они тут давно? — кивнул Дуэйн в сторону репортеров.

— Да уж четвертый день. Но не очень настойчивы. То появляются, то уезжают. Слава богу, их уже не было, когда приезжала «скорая помощь», — доверительно произнес управляющий.

Ему нравился этот парень, и он никак не мог понять, почему мисс Олли отдала столь суровый приказ в отношении него.

— Это верно. Ничего, они должны скоро снять осаду. Когда их редакторы поймут, что основные события разворачиваются в Нью-Йорке.

— Ладно, мистер Картрайт, вы подождите, а я съезжу за нашей миссис Грейнджер.

И снова потянулись минуты ожидания. Репортеры оживились, увидев, что с Дуэйном хоть разговаривали, и попытались получить от него какую-нибудь информацию. Но он категорически отказался комментировать свою беседу.

Наконец со стороны дома показалась старая «тойота», остановилась и из нее вышла пожилая домоправительница.

Дуэйн еще раз напомнил Матильде о необходимости молчать, что бы ни случилось, и приблизился к воротам.

Ковбой впустил его внутрь.

— Миссис Грейнджер, как Оливия? — воскликнул он, схватив ее за руки.

Та потупилась, отняла руки и ответила:

— Нормально. Только молчит все время. А о вас даже слышать не желает. Я пробовала что-то спросить, но она так посмотрела…

— Миссис Грейнджер, я буду с вами предельно откровенен. Между мной и мисс Олли произошло недоразумение. Досадное, но недоразумение. Я должен объясниться с ней. Обязательно. Обещаю, что когда она выслушает меня, то не будет сердиться на вас. Клянусь. — И, видя, что кухарка еще полна сомнений, в полном отчаянии выпалил: — Я люблю ее, миссис Грейнджер, понимаете, люблю! И хочу жениться. Немедленно. Как только мы объяснимся. Вы верите мне? Верите?

— Я-то верю, молодой человек, — вздохнула миссис Грейнджер. — Главное, чтобы мисс Олли вам поверила. А ей это непросто, после той жизни, что у нее была с этим… ну, сами знаете.

— Знаю. Но я не просто так приехал, а еще и доказательства привез. Прошу вас.

— Ладно. Что бы она там ни думала, а я, старуха, считаю, что вы правы. Давайте, молодой человек, езжайте и поговорите с ней. И смотрите, будьте убедительны, — решилась, наконец, миссис Грейнджер. И крикнула, увидев, что он кинулся к машине: — Мисс Олли в кабинете!

Ворота распахнулись, пропустив серебристый «линкольн», и снова закрылись. А заинтригованные журналисты остались ждать.

Дуэйн остановил машину у дома, помог Матильде выйти и повел ее в дом, инструктируя по пути:

— Мы войдем в кабинет. Вы останетесь, а я выйду. Вы представитесь мисс Брэдли и расскажете все, что произошло с вами позавчера утром у меня в доме. Все, как помните. Особенно точно передайте свои слова. Поняли, Матильда? — Она кивнула. — Не подведете меня?

— Нет, мистер Картрайт. Не волнуйтесь. Я уж сама теперь понимаю, что натворила. Это подружка ваша, да?

— Оливия — моя будущая жена, — твердо ответил Дуэйн и взялся за дверную ручку. — Ну что, готовы?

— Да.

Он внезапно что-то вспомнил, полез в карман, достал мятую записку и протянул ей.

— Вот это тоже покажите, поняли?

— Да, мистер Картрайт. Идемте же.

Дуэйн открыл дверь, пропустил Матильду вперед и вошел следом.

— Мисс Брэдли, это миссис Трики. Ей необходимо поговорить с вами, — быстро сказал он, повернулся и покинул комнату.

Прислонился с обратной стороны к двери, глубоко выдохнул и начал молиться. Второй раз за последние два дня и такой же — за последние двадцать пять лет…

Женщины молча, смотрели друг на друга. Оливия настолько была потрясена и разгневана неожиданным появлением Дуэйна, да к тому же еще в обществе другой женщины, что не могла прийти в себя. Поэтому первой заговорила Матильда.

— Здравствуйте. Меня зовут миссис Трики. Я пятый год работаю у мистера Картрайта. Приходящей уборщицей. Убираю два раза в неделю, по утрам. С девяти до одиннадцати. Иногда позже. Мои обычные дни понедельник и четверг. Но на этой неделе я пришла в среду, позавчера… Мистер Картрайт был в командировке, и я должна была привести дом в порядок к его возвращению…

Она продолжала говорить медленно и внятно, словно с ребенком. Описала все до мельчайших подробностей, вспомнила в точности свои слова, сыгравшие роковую роль, показала оставленную записку.

Оливия слушала не перебивая. Сначала — потому, что узнав голос, лишилась от гнева дара речи. А потом — потому что не могла не выслушать до конца.

— Мисс Брэдли, — закончила свой монолог Матильда, — поверьте, мне очень стыдно, что я причинила вам обоим столько неприятностей. Мистер Картрайт — настоящий джентльмен, он всегда был очень добр и ко мне, и к моему мужу. Один раз даже помог ему найти работу… — Она всхлипнула.

Оливия подошла и обняла ее.

— Как вас зовут?

— Матильда, мисс Брэдли. Вы… вы сможете когда-нибудь простить меня?

— Не плачьте, Матильда. Успокойтесь. Уже простила. Все в порядке, — произнесла Оливия и вышла из кабинета.

Он сидел на корочках, прислонившись спиной к стене, и смотрел прямо на нее. Искренне и открыто.

— О, Дуэйн, — прошептала Оливия, опускаясь рядом, и замолчала от избытка чувств.

Он заключил ее в объятия, заглянул в глаза и спросил:

— Ты веришь мне? Веришь?

— Да. П-прости…

— Шшш… молчи. Мы должны забыть об этом. Оставить позади, словно этого никогда не было.

— Нет. — Она горестно качнула головой. — Нет, Дуэйн. Я самая настоящая истеричка. Психопатка. Ты столько раз говорил, что я должна тебе верить, что ты не такой, как мой бывший муж, а я… Разве ты можешь любить меня? Такую?!

— Я не только могу любить, я люблю тебя. И всегда буду. И ты не истеричка, а женщина, измученная многолетними оскорблениями и обманами. А чтобы ничего подобного не повторялось, мы с тобой поженимся и никогда больше не расстанемся. Никогда. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока ты сама этого не захочешь.

— Но… как же, это возможно? Твоя работа, дела…

Он закрыл ей рот страстным поцелуем. А когда оторвался, ответил:

— Мы сегодня же полетим в Рино и зарегистрируем наш брак. Я оставлю свою работу. Я все продумал за вчерашний и сегодняшний дни, и знаю, чем теперь буду заниматься. А теперь отвечай: ты согласна стать миссис Картрайт?

Она молча кивнула. Потому что говорить не могла. Ее губы были заняты совсем не словами…