Мурена

11

— Полюбила кузнеца,

За два гладеньких яйца.

За прямой и ровный нос,

Жаль, что корень не дорос.

У него ручищи — клешни,

Губы слаще той черешни,

Очи ярче поздних звезд,

Кудри гуще птичьих гнезд.

Позову на сеновал,

Чтоб милок меня валял.

И про хрен забуду вмиг,

Если длинненький…

— Когда ты уже замолчишь, господи! — в сердцах воскликнул Леон. — Ты эту похабщину на ходу сочиняешь?

— Эту — да. Хотите про себя послушать?

Леон, сидящий напротив, глянул в темноту за окном.

— Я спать хочу, — зевнул он. — Тут же можно как-то устроиться?

— Можно вытянуться на сиденье, но ноги все равно будут свисать. И через час-другой, под утро, станет холодно. Шерстяной плед слева от вас. Но мое горячее тело и огненный темперамент всегда согреет лучше.

Леон, только и ожидавший приглашения, пересел на противоположную сторону и лег на бок, устраивая голову на твердых коленях Мурены. Все надежды на романтику во время пути отпали сразу — коробку, куда его засунули, бросало из стороны в сторону на поворотах, колеса скрипели и подскакивали на любой кочке, из которых состояла вся пролегающая через лес дорога. Ноги затекли сразу, спина тоже, а теперь начинали ныть плечи и шея, и уже ни о чем, кроме мягкой постели и горячего ужина-завтрака не думалось.

На затылок легла рука в шелке перчатки, провела до шеи, и Леон понял, почему обнаженные руки тут приравнивались к отсутствию нижнего белья — движение было интимным, но интимности не было. Леон, поймав руку, потянул ткань с кончиков пальцев, касаясь ладони.

Чертова коробка на колесах подскочила снова, и Мурена выругался, упоминая каких-то божеств.

— Как я хочу в постель, — вздохнул Леон. — Как можно вообще передвигаться в чем-то подобном…

— Я тоже хочу в постель, — произнес Мурена, придерживая его за плечо на очередной кочке, вытягивая ноги и укладывая их на сиденье напротив. — Знаешь, даже если бы ты ныл, как кузины леди Весты, я бы смог найти тебе применение получше. Если ты еще не знаешь, то сообщаю — у тебя под правой ягодицей большая родинка. И такая задница, что моему длинному языку тоже нашлось бы применение.

Леон сунул сложенные ладони между коленей и вздохнул так жалобно, что Мурена рассмеялся:

— Понимаю вас, езда со стояком нравится только извращенцам. Лучше сесть. На что-то помягче.

Леон, которому эти эротические игры приносили с каждым разом все больше удовольствия, с готовностью перебрался на колени Мурены. В его мире о соблазнении знали, оказывается, чудовищно мало, и никто и никогда не стал бы так дозированно и витиевато распалять его фантазию. Это был не флирт с многообещающими взглядами у барной стойки и не пикап с фразочками типа «Хэй, красавчик, прокатишься со мной?». Максимум, что перепадало Леону, так это дикпики в Тиндере или пространное письмо с перечислением сомнительных достоинств в Фейсбуке. В реальности — и того меньше. Да и не тянул он на парня, с которым можно было обменяться номерами, чтобы встретиться потом на выходных.

А тут… Тут Леон чувствовал себя мужчиной — желанным, способным вызывать горячие фантазии и умеющим воплощать их в реальность. С Муреной он и не боялся воплощать, ведь тот поощрял каждое его движение и взгляд. И смотрел всегда так, будто Леон уже был раздет.

— У тебя сегодня роль ленивого аристократа? — спросил Леон, нависая над ним и кусая губу всякий раз, когда колесо встречало камень и между ягодиц прижимался чужой стояк.

— Очень ленивого. Совершенно ничего не хочется делать, — произнес Мурена, откидываясь назад и убирая руки с его спины. — Хочется, знаешь, чего-то такого… Спорим, что ты не сможешь кончить без рук?

— Я уже это делал.

— Но я помогал. Если сможешь — обещаю вести себя пристойно все время пути и во время празднества. Если нет, то ты скажешь соседу, что его супруга похожа на лошадь. При всех. Или отсосешь мне под столом.

Фонари за окном не мелькали — лес. Луна только нарождалась, потому Леон ничего не видел. А вот Мурена видел, и ему нравилось смотреть, как тот, закрыв глаза, трется об него пахом с оттопыренной ширинкой, как дышит приоткрытым ртом и сжимает кулаки на бедрах. Очень скоро стало жарко, в висках забился пульс.

Леон, такой забавно-раздосадованный невозможностью себя касаться, издал рычащий звук, окрашенный непривычно агрессивно — конечно, ему хотелось кончить. Мурене хотелось, чтоб он кончил, но помучить его — больше.

— Представь что-нибудь, что может помочь. Например, как ты наконец окажешься в постели. Со мной. Мы же на кровати еще не трахались, да? И ты мог бы быть… Ты будешь сверху. Вот как сейчас, только без одежды. — Леон вцепился в его плечи, и шуту пришлось подождать, пока возбуждение немного схлынет, чтобы не начать тереться самому. — И будешь снова чувствовать меня внутри, до каждой венки. Или… — Он отклонился вперёд, лизнул влажные, искусанные губы. — Или просто отсосать тебе? — шепот тоже стал влажным, впитался в эти губы. — Дразнить тебя, доводить до исступления, пока ты не кончишь мне в горло и я…

Леон со стоном заткнул его рот своим, качнул бедрами и вздрогнул. Мурена, сжав в ладонях его ягодицы под натянувшейся тканью штанов, сполз ниже по сиденью и уперся затылком в спинку. В ушах билась кровь — громко, неистово, и нужно было перетерпеть этот момент, иначе Леон мог оказаться в положении незавидном — лицом в обивку и с задранной вверх задницей.

Леон, отдышавшись, потянулся к пуговицам на его штанах, но Мурена переместил его руку на живот:

— Я дождусь завтрашней ночи. А тебе придется дождаться утра, чтобы переодеться.

Леон выдохнул в шею:

— Тогда попробуем поспать.

Разрядка помогла ему уснуть сразу, стоило вновь улечься на сиденье. А Мурена, рассматривая в окне проплывающие мимо деревья, размышлял, как его угораздило оказаться так далеко от родных болот.

Если бы Леон знал, чем закончится поездка, то попросил бы у лекаря успокоительных настоек. С запасом. Конечно, Мурена, хихикая самым паскудным образом, предлагал ему свои способы снять напряжение или хотя бы пососать кулюбисов, чтобы не скрипеть зубами, но это было не то. Леона колотило, дергало и плющило. Все потому, что на торжестве у Гендо, как в лучших домах Лондона, были приняты вечера музицирования и танцы.

Началось с того, что на рассвете, когда экипаж въехал на аллею, Леон, споткнувшись на выдвижной лестнице, упал в объятия Мурены.

— Какой вы нетерпеливый! — прокомментировал тот. — Тут такой большой, как у вас, конюшни нет, простите, Ваше Превосходительство. Однако я вижу розовые кусты, можно посетить их.

— Всегда мечтал разодрать себе морду розами, — фыркнул Леон, поправляя одежду и замечая под глазами Мурены синие круги. Не удержался и ткнул пальцем под левый, пробуя их на упругость.

— Я, в отличие от вас, не спал, — сказал тот, зевая. — Ненавижу экипажи.

Коробка с колесами укатила по аллее дальше, охранники довели герцога до входа, где того уже ждали празднично приодетые слуги, которых Леон окрестил лакеями, и они проводили гостей в просторный зал с беседующими господами в костюмах. Как только вошел Леон, их взгляды прицепились к нему — удивленные и оценивающие. Дамы, которых он поначалу не заметил, бросились к вошедшим, шурша вставками платьев.

— Лойд! — одна из них, качнув взбитыми в кремовый мусс кудрями в жемчугах, облапила его руку до локтя. — Неужели это вы? Вы та-а-ак похорошели! А кто с вами? — узкие миндалевидные глаза метнулись по лицу Мурены.

— Друг Вашего Превосходительства, — улыбнулся тот одними губами. — Граф Мурлен.

Леон прыснул от смеха и сделал вид, что закашлялся.

— О! Рада знакомству! — леди присела в реверансе и ее подруги, прикрыв носы веером, тоже. — Вы, стало быть, меня не помните, я наслышана о вашем недуге. Я — Линния Бурдан, это моя кузина, леди Мия, это моя ближайшая подруга, Аннетта Жоронейская, это…

Леон улыбался, пожимая надушенные ручки в перчатках, дамы хихикали его непосредственности, ведь эти ручки нужно было целовать, соблюдая этикет, а потом его волной гостей отнесло к праздничному столу, где он, дождавшись своей очереди, сунул имениннику приготовленную заранее коробку с инкрустированными золотом мушкетами — Гендо был известный коллекционер оружия и курительных трубок. Это Леон узнал из рассказа служанки, которая его собирала, и решил, что ехать без подарка точно не станет, прихватив из кабинета виденную ранее коробку.

— О, Богиня! — Гендо — упитанный мужчина с бакенами — едва не расплакался, подняв крышку. — Это же… Это… Ваши фамильные мушкеты с лиловым золотом!

— А? Да! — Леон похлопал юбиляра по плечу под восторженные вздохи. — Для хорошего соседа ничего не жалко!

Мурена ожидал его, раздавая улыбки — одними губами — направо и налево, всем дамам одновременно и каждой в отдельности. Дамы обмахивались веерами, делали вид, что не заинтересованы в этих улыбках, но кудри поправляли и вырез декольте тянули ниже. Леон, пользуясь моментом, пока именинник говорил речь, положил на свою тарелку запеченную рыбу и гарнир, сощурился в ближайшее декольте и забыл о еде.

— Это то, что я думаю? — спросил он, отклоняясь вправо, к Мурене, который пытался отпилить от пережаренного антрекота кусок поменьше.

Мурена поднял на него переливающиеся лукавством глаза:

— Вы про грудь леди Мии? Да, вы прекрасно все увидели — это краешки сосков. Сейчас так модно.

— Так она же почти голая!

— Сейчас. Так. Модно. Вы все равно мужеложец, вам-то что? Передайте, будьте добры, соус из трюфелей.

— Передайте, пожалуйста, соус из трюфелей, — повернулся к леди Мии Леон и задержал дыхание, готовый ловить ее выпрыгивающую из выреза грудь. Однако сиськопад прошёл стороной, платье сидело по фигуре, и леди Мия, одарив его снисходительным взглядом, подвинула соусник.

Чуть позже, после обеда, который плавно перетек в ужин, — и Леон не мог понять, как так незаметно прошёл день, ведь он ничего не делал, только ел и слушал тосты с вручением подарков — гости переместились в большой зал, где за пианино усадили чью-то кузину, а за арфу села сама хозяйка, в самом деле похожая на лошадь. Леон, сразу сообщивший, что не танцует, хмыкнул, когда только-только севшего рядом с ним на софу Мурену уволокла в центр зала очередная леди с выпрыгивающей грудью и открытыми плечами.

— Какой интересный! — прошептали рядом, и Леон приосанился, но тот же шепот добавил: — Такие странные волосы! Видимо, из столицы, там чего только нет. Нужно с ним познакомиться поближе, говорят, он холост…

Леон оглянулся на перешептывающихся девиц, не зная, как реагировать: во-первых, он уже привык, что ему уделяют знаки внимания и ждал их неосознанно, во-вторых, он привык и к Мурене, которого замечали только при необходимости — слуги и шуты всегда были декором в богатых домах, какой имел герцог. Однако здесь Мурену никто не знал, потому все замечали — и его рост, и осанку, и манеру держать себя, и экзотическое обаяние. Это льстило, но и огорчало — Леон понял, что не незаменим. И стоит закончиться всей этой истории с женитьбой, как Мурена двинется дальше. Своей дорогой. Но, возможно, что и нет — Леон надеялся на удачу, хоть и смутную. Ему ведь уже повезло по-крупному…

— Выпьем?

Леон отвлекся от Мурены, который, оказывается, умел танцевать, и повернулся к незнакомцу в темно-зеленом костюме. Мужчина выглядел усталым, голубые глаза смотрели будто сквозь него.

— Пожалуй, — сказал Леон, принимая бокал с вином. — Вы тоже не танцуете?

— Давно, — усмехнулся собеседник. — С тех пор как жена умерла.

— Соболезную.

— Не стоит — ее придушила жена любовника, застав их вместе. Слышал, ваша свадьба тоже откладывается?

— Да, моя будущая супруга слегла с болезнью, но скоро поправится.

— Так может и не надо, — произнес незнакомец отстраненно.

— Что?

— Возможно, это знак судьбы, что вам не следует быть вместе?

Не найдя, что на это ответить, Леон опустил взгляд на бокал, но ко рту поднести не успел — Мурена, практически рухнув с другой стороны софы, выхватил его и опрокинул в себя.

— Спасибо, дамы меня совсем утомили, — произнес он, как показалось Леону, с вызовом смотря на незнакомца.

Незнакомец, скиснув усталым лицом, кивнул, прощаясь, и не спеша поднялся, сообщая, что ему пора.

— Вы знакомы? — спросил Леон.

— Откуда? — Мурена спрятал бокал в корзину с цветами, стоящую на столике. — Я только за герцогами волочусь.

До конца вечера Леон пил по своей воле — слушать то, что здесь называлось «музицированием», можно было только будучи глухим или очень пьяным.

Альбертино Мурена встречал прежде при дворе — виделись пару раз во время званых ужинов. Никто не мог точно сказать, чем занимался этот обычный, ничем не приметный человек, но крутился тот при Короле постоянно. Встретить его здесь, в глубинке, Мурена не ожидал, потому сразу оставил свою партнершу в танце, увидев, как тот подсел к Леону. Успел схватить бокал до того, как Леон к нему притронулся, и удивился не меньше, не обнаружив там отраву. Его организм бы перенес и не такое, а Леону хватило бы и малой дозы, ждать можно было при таком раскладе чего угодно — в случайности Мурена не верил.

Случайности не случайны — потому, посчитав это хорошей идеей, он и утащил с кресла в одном из коридоров длинный шелковый пеньюар, а веер нашелся в ближайшей вазе.

Его разместили по соседству с герцогом, в комнате напротив. Так как с Леоном они условились встретиться после полуночи, Мурена дождался пока часы у лестницы пробьют, отмечая следующий час, перебежал босиком коридор и неслышно прокрался в темное помещение. Раскинулся на кровати, спустив шелковый пеньюар с плеча и расправил веер, прикрывая лицо. Глянул вниз — нога лежала некрасиво, потому он ее подтянул, согнув в колене, посмотрел еще раз и откинул край пеньюара, оголяя и бедро. Потом вспомнил, что Леон в темноте не видит и вернул на место.

Однако тот, кто вышел из ванной, на Леона был похож мало — живот прикрывал пах, волосы на кривоватых ногах вились кольцами, а полотенце на голове явно скрывало лысину. Мурена, бесшумно сложив веер, сполз с кровати и юркнул к двери, услышав за спиной:

— Кто здесь? Леди Сайбен, это вы?

Открывая дверь в комнату по соседству, Мурена застал Леона за раздеванием.

— Вас комнатами поменяли? — спросил он, гневно указывая веером в стену. — Я чуть не нарвался на кусок курдюка с кудрявыми лодыжками!

Леон, скользнув взглядом по его рослой фигуре, облаченной в нежно-розовый шелк с оборками на рукавах, ответил спустя мгновение:

— Я как раз хотел идти сообщать тебе, что меня переселили — Гендо выделил мне самую просторную спальню. Видимо, после подарка… А почему ты в… — Леон послушно упал спиной на постель, моргая в недоумении, но не упуская возможности запустить свои руки под липнущую к ладоням ткань и нащупать под ней крепкие бедра, когда Мурена уселся сверху.

— Вношу разнообразие в наши отношения. Чтоб ты не успел привыкнуть, — Леон переместил руки выше, на живот, и Мурена стукнул его веером: — Не сметь! Я девушка юная, мне маменька целоваться не велит!

— А мы и не будем, — усмехнулся Леон, стягивая пеньюар вниз.

— Ну что ты наделал, — Мурена повел плечами, складывая веер и откидывая за спину волосы. — Разрушил очарование невинности.

На завтра, перед тем, как все отправятся на пикник к озеру или на охоту, у него были большие планы — разузнать, что здесь забыла собачонка Его Величества. А на сегодня еще больше — Леон и не подозревал, насколько гибким может быть его тело.