Мусульманская дипломатия в России. История и современность

Внутрироссийская дипломатия исламского сообщества в новейший период

На начало 2009 г. в России было зарегистрировано около 4000 мусульманских общин, объединенных в более чем 60 централизованных структур — муфтиятов. В свою очередь, муфтияты объединились вокруг трех крупнейших альянсов — Центрального духовного управления мусульман России (ЦДУМ) верховного муфтия Талгата Таджуддина, Координационного центра мусульман Северного Кавказа муфтия Исмаила Бердиева и Совета муфтиев России муфтия Равиля Гайнутдина. Именно три этих муфтия стали представлять всех российских мусульман в Совете по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте РФ и Межрелигиозном совете России.

Общая численность мусульман России к 2009 г. достигла 15 млн человек, которые составили большинство населения в пяти регионах — Дагестане, Чечне, Ингушетии, Кабардино- Балкарии и Карачаево-Черкессии.

Российские мусульмане все более активно реагируют на происходящие в стране процессы, часто выступая с публичными комментариями по социальным, политическим и экономическим вопросам. Диапазон затрагиваемых ими тем весьма велик, однако обычно заявления официальных мусульманских центров не идут вразрез с политикой высшей власти. С 2001 г. одной из основных тем для мусульманских лидеров России стала борьба с исламофобией и взаимосвязанная с ней борьба за права мусульман.

Эволюция государственно-исламских отношений в постсоветской России шла ровно и отличалась их повышенной конструктивностью. В условиях раскола власти имели самый широкий выбор партнеров в мусульманской среде, поэтому бросить им открытый вызов не решались даже самые оппозиционные мусульманские структуры, надеющиеся «сохранить официальный статус.

Мусульманские лидеры первого эшелона — Талгат Таджуддин, Исмаил Бердиев и Равиль Гайнутдин, комментируя внутрироссийские темы, стараются высказываться аккуратно и нередко сверяют свою позицию с позицией Администрации Президента РФ, а также озвучивают некоторые темы по ее просьбе. Содержащаяся в их выступлениях критика властей касается исключительно чиновников среднего и низшего уровня, действия которых противопоставляются в целом происламской позиции высшего руководства страны.

Заявления скандального характера обычно делают входящие в Совет муфтиев России муфтии Нафигулла Аширов, Мукаддас Бибарсов и Висам Бардвил, а также околоисламские политики типа главы Исламского комитета России Гейдара Джемаля. Выдвигаемые ими требования — например, призыв убрать кресты с российского герба и переселить мусульман в специальные резервации, неконструктивны и принципиальное невыполнимы, поэтому обычно служат для раздувания скандалов и привлечения повышенного интереса СМИ к их основным фигурантам.

В целом современная политика российских мусульман остается последовательно проправительственной и предсказуемой. Возникающие конфликты в государственно-исламских отношениях обычно решаются миром и к обострению их отношений не приводят.

В настоящее время в мире существуют две основных модели взаимоотношений государства с исламом — «восточная» и «западная». При «восточной» модели ислам де-юре или де-факто является государственной религией, и его лидеры тесно связаны с властными структурами. Классические формы такая модель приобрела, например, в Саудовской Аравии и Иране, законы которых защищают мусульман не только от реальных угроз, но даже и от простых искушений, как то ношение женщинами нескромной одежды, несовместимые с исламскими нормами увеселения или доступность алкоголя. Однако при этом каждая мечеть находится под жестким контролем. Так, в Объединенных Арабских Эмиратах во все мечетях по пятницам читаются одинаковые проповеди, предварительно прошедшие проверку в МВД, а в Саудовской Аравии постоянно проводятся проверки лояльности мусульманского духовенства, последние годы сопровождающиеся массовыми увольнениями проштрафившихся имамов.

В странах Западной Европы и США принята другая модель отношений с исламом, при которой данная религия никак не выделяется среди других. На практике это приводит к тому, что исламские сообщества быстро эволюционируют в никем не контролируемые и не управляемые общности, которые живут по собственным законам и не имеют единого руководства, ориентируясь на несколько централизованных организаций. Как видно на примере Франции, это не только крайне затрудняет государственно-религиозные отношения, но и делает трудноразрешимыми конфликтные ситуации — власти просто не знают, с кем из мусульманских лидеров им следует вести переговоры и как много таких лидеров должно быть¹.

Руководство России в своей политике по отношению к мусульманам придерживается «гибридной» модели. Оно не вмешивается в их внутреннюю политику — к примеру, В.В.Путин дважды заявлял, что не намерен объединять российских мусульман под руководством единого муфтия. Оно не защищает традиционных мусульман от экспансии мусульман нетрадиционных, если последние действуют в рамках правового поля, и оно не имеет специальных программ финансирования действующих мусульманских структур². С другой стороны, власти ведут ярко выраженную происламскую внешнюю политику, укрепляя отношения с ОИК, помогают выстраивать систему мусульманского образования — специальная государственная программа создания пяти исламских университетских центров в Москве, Казани, Уфе, Махачкале и Нальчике была запущена в начале 2007 г.³; выделяют деньги на строительство мечетей, оптимизируют паломничество в Мекку через специальный Совет по хаджу при Правительстве РФ⁴.

В регионах России реализуются и «восточная», и «западная» модель с многочисленными вариациями.

В 17 регионах России все мусульманские общины входят в одну региональную централизованную структуру. В 20 субъектах Федерации не создано централизованных структур уровня муфтиятов, однако все их мусульманские общины имеют одну юрисдикцию. В 19 регионах одновременно существует не менее двух параллельных централизованных мусульманских структур. В 9 регионах России сосуществуют централизованные мусульманские организации и не входящие в них отдельные общины. В 7 субъектах Федерации действуют отдельные мусульманские общины разных юрисдикций. В 15 нет ни одной зарегистрированной мусульманской общины⁵.

В республиках Дагестан, Чечня, Ингушетия и Татарстана местные власти стараются максимально опекать традиционных мусульман, защищая их целостность, — так, в Татарстане в 1999 г. был принят специальный закон, утверждающий Духовное управление мусульман Республики Татарстан единственной легитимной централизованной мусульманской организацией республики, а в том же году в Дагестане и Ингушетии были приняты специальные «антиваххабитские» законы, объявляющие ваххабизм разновидностью экстремизма. Кроме того, мусульманские структуры этих республик получают систематическое финансирование, большая часть их учебных заведений прямо оплачивается из региональных бюджетов, а имамы получают зарплату как госслужащие или по просьбе властей в сельской местности оформляются бухгалтерами или агрономами⁵.

Особенно преуспел в политике максимального благоприятствования исламу президент Чечни Рамзан Кадыров. Помимо ликвидации в республике игорного бизнеса, он ввел мораторий на продажу спиртного в месяц рамадан, а также на его протяжении запретил работу всех кафе и ресторанов в дневное время⁷. Президент Чечни призывал телевидение активней заниматься пропагандой традиционных исламских ценностей, а жителей республики придерживаться их в быту. Так, в сентябре 2007 г. Кадыров выразил недовольство слишком откровенным внешним видом работниц госучреждений и потребовал от чиновников соблюдения морально-этических норм. «Все работающие в министерствах, ведомствах, администрациях и иных госучреждениях женщины должны соблюдать хотя бы минимальные требования к одежде, сложившиеся веками у нашего народа», — заявил он⁸. Помимо этого, Рамзан Кадыров периодически делает резкие антиваххабитские заявления, выражая готовность уничтожать приверженцев этого течения по всему Северному Кавказу⁹.

В свою очередь, Госсовет Татарстана в ответ на обращение ДУМ Республики Татарстан с 2008 г. активно лоббирует введение в законодательство России понятия вакуфа — неотчуждаемого недвижимого имущества религиозного назначения, призванного улучшить благосостояние мусульманской общины. При этом в республике мусульман и так созданы максимально комфортные условия¹⁰.

В Карачаево-Черкессии, Кабардино-Балкарии, Адыгее, Удмуртии, Красноярском крае и ряде других регионов власти практикуют более мягкий вариант «восточной» модели, не предполагающий столь интенсивной опеки действующих в единственном числе муфтиятов. В Москве, Санкт-Петербурге, Республике Чувашия, Пермском крае и Челябинской области чиновники мирятся с существованием альтернативных муфтитов, однако отдают предпочтение только одному из них. Аналогичная ситуация складывается в Якутии и Новосибирской области, где зарегистрированы отдельные мусульманские общины разных юрисдикций, однако власти выделяют среди них одного приоритетного партнера.

В свою очередь, в Башкортостане, Мордовии, Пензенской и Ульяновской областях реализуется «западная» модель — их региональные администрации терпят сосуществование альтернативных муфтиятов, не давая преференций ни одному из них. Аналогичная ситуация, только в масштабе отдельных общин, наблюдается в Кемеровской и Томской областях. В такой ситуации господдержка муфтиятов весьма проблематична — весьма трудно определить, кому и сколько следует выделять средств, причем любая ошибка здесь чревата серьезным скандалом.

В Ставропольском крае сейчас присутствуют мусульманские общины минимум четырех юрисдикций, однако его правительство с такой ситуации мириться не намерено и с 2004 г. активно работает над созданием независимого Духовного управления мусульман Ставропольского края. Следует отметить, что объединить свои мусульманские общины под единым руководством в 1994 г. удалось властям Дагестана, а в 1998 г. — президенту Татарстана.

В процессе развала Советского Союза ряд субъектов Российской Федерации изменили свой статус. Чечено-Ингушская АССР разделилась на Чеченскую и Ингушскую республики; Карачаево-Черкесская и Адыгская автономные области выделились соответственно из Ставропольского и Краснодарского края, Татарская АССР объявила себя «суверенной Республикой Татарстан». Такие изменения в административно-территориальном делении стали серьезным вызовом для целого ряда межрегиональных ДУМов”.

Разделение Чечено-Ингушской АССР на Ингушскую и Чеченскую республики поставило точку в недолгой истории ее муфтията. ДУМ Чечено-Ингушетии распалось на ДУМ Чеченской Республики и Духовный центр мусульман Республики Ингушетия, причем муфтий Шахид Газабаев не унаследовал власти ни в одном из них. ДУМ Карачаево-Черкесской Республики и Ставрополья (ДУМ КЧРиС) и ДУМ Республики Адыгея и Краснодарского края, оказавшиеся в аналогичной ситуации, не претерпели столь быстрого раскола только потому, что в 1991 г. подавляющее большинство их общин было сосредоточено в национальных республиках. Однако со временем межрегиональный статус стал серьезной проблемой для единства и этих муфтиятов.

Наиболее остро центробежные тенденции стали проявляться в ДУМ КЧРиС, имевшее выраженный национальный (карачаевский) характер. Реальное влияние муфтията в Ставропольском крае ограничивалось районами компактного проживания карачаевцев в зоне Кавказских Минеральных Вод, в то время как даргинские общины края ориентировались на ДУМ Дагестана, кабардинские — на ДУМ Кабардино-Балкарии, а ногайские — на Чечню и Региональное ДУМ Ростовской области и юга России в составе ЦДУМ. Отсутствие единства среди мусульман Ставропольского края делало их весьма уязвимыми перед экспансией ваххабизма, сторонники которого активно действовали в Степновском, Нефтекумском и Минераловодском районах и к 1998 г. стали представлять реальную угрозу для безопасности всего региона¹².

К началу 1999 г. количество мусульманских общин в Ставропольском крае достигло 30 фактически действующих приходов при 11 зарегистрированных, а численность его исламского сообщества стала сопоставима с численностью карачаево-черкесской уммы. Все это создало реальные предпосылки для формирования в крае самостоятельного муфтията, тем более что такой сценарий отвечал планам правительства Ставропольского края, всерьез обеспокоенного невозможностью полноценного контроля над своими мусульманами.

Вследствие сложной этнической ситуации в крае и трений между даргинцами, ногайцами и карачаевцам инициатором создания Ставропольского муфтията выступил Совет по экономической и общественной безопасности Ставропольского края. По его указанию 20 марта 1999 г. в селе Канглы Минерал оводского района была проведена встреча шести имамов из сел Кара-Тюбе, Канглы, Серноводское и Иргаклы, договорившихся провести учредительный съезд ДУМ Ставропольского края. По итогам этой встречи была образована инициативная группа по подготовке съезда, призвавшая все общины края включиться в процесс создания нового муфтията¹³.

Через два года, 27 августа 2001 г., в селе Новкус-Артезиан Нефтекумского района прошло учредительное собрание имамов Нефтекумского и Степновского районов края, на котором был сформирован Совет имамов Ставрополья и вновь поставлен вопрос о Ставропольском муфтияте. По совету властей имамы направили верховному муфтию Талгату Таджуддину обращение с просьбой создать Региональное ДУМ Ставропольского края в составе ЦДУМ, однако не получили положительного ответа.

К 2004 году Совет имамов Ставропольского края уже приобрел некоторый опыт самостоятельной работы и процесс сепарации ставропольской уммы вновь активизировался. 7 июля 2004 г. в Ставрополе открылся учредительный съезд ДУМ Ставропольского края, однако благодаря вмешательству муфтия Исмаила Бердиева и обострившимся национальным противоречиям он не достиг поставленных целей. Интересно отметить, что после съезда Бердиев направил письма на имя генерального прокурора РФ и губернатора Ставропольского края, в которых подчеркивал, что «подготовка к “съезду” проводилась не мусульманами, а местными, районными и краевыми органами государственной власти, <...> которые закрыли заседание, увидев, что нужная им кандидатура не получает необходимого числа голосов».

Похожая ситуация сложилась и в Краснодарском крае. При выделении адыгейской части края в самостоятельный субъект Федерации реальная зона влияния ДУМ Республики Адыгея, и Краснодарского края (ДУМ РАиКК) сузилась до границ Республики Адыгея и межрегиональный статус этого муфтията был поставлен под сомнение. Мусульманское сообщество Краснодарского края, так же как и ставропольское, оказалось этнически неоднородным, что не позволило лишенному эффективной поддержки краевых властей Адыгейскому муфтияту установить контроль над всеми его общинами. Большинство татарских общин края предпочли ориентироваться сначала на Региональное ДУМ Ростовской области и юга России в составе ЦДУМ и ДУМ «Ассоциация мечетей», а затем и на ДУМЕР¹⁴.

Лидеры ДУМ РАиКК с пониманием отнеслись к сложившейся ситуации и не стали устранять присутствие в Краснодарском крае других мусульманских централизованных структур, однако отсутствие единого мусульманского центра в регионе продолжает создавать серьезные предпосылки для возникновения самостоятельного ДУМ Краснодарского края. Впрочем, краевые власти относятся к Адыгейскому муфтияту лояльно и не поощряют центробежные процессы.

Административно-территориальные расколы проявились и в пределах Поволжской уммы. Немалую роль в их возникновении сыграло решение пленума ДУМЕС об образовании 25 мухтасибатов — структур, представляющих средний уровень властной вертикали¹⁵. Растущее в геометрической прогрессии количество общин действительно требовало кардинальной реформы управления, однако мухтасибатная реформа ДУМЕС привела в итоге не только к ужесточению иерархизации, но и к выделению из общей массы имамов относительно небольшой группы региональных лидеров — имам-мухтасибов и фактически заложила границы будущего раскола, совпавшие с границами мухтасибатов.

В 1992 и 1994 гг. именно имам-мухтасибы стали лидерами новых муфтиятов. Для этого им было нужно только сменить духовное звание имам-мухтасиба на более высокое — муфтия. Все административные рычаги воздействия на свои общины они уже имели, а хорошие отношения с региональными властями гарантировали моральную поддержку и финансовую помощь.

Из духовных управлений Поволжской уммы от раздела регионов более всего пострадало ДУМ Тюменской области, в конце концов, лишившееся контроля над общинами Ханты-Мансийского и Ямало-Ненецкого автономных округов. Следует отметить, что дополнительные расколы вызовет и укрупнение регионов, начавшееся в 2005 г.

Особую роль в расколе российского ислама сыграла позиция региональных лидеров. В период безграничного «поглощения» суверенитета каждый из них был заинтересован в комплексном укреплении своих позиций, в том числе и с религиозной стороны. Наиболее активно использовали религиозный фактор лидеры республик с преобладающей или высокой долей мусульман. Обладая большей, по сравнению с главами православных регионов, властью, они нередко вмешивались в дела мусульманских общин, пытаясь поставить их на службу своим интересам.

В одних регионах исламские лидеры смогли отстоять свою независимость, добившись паритетных отношений со светской властью, в других они добровольно-принудительно признали ее диктат, в третьих же давление властных структур привело к затяжным конфликтам, как государственно-религиозным, так и внутрирелигиозным.

Наиболее драматично противостояние властей и духовных структур протекало в Чечне. В 1991 г. исламское духовенство весьма прохладно отнеслось к политике первого президента республики Джохара Дудаева, который, несмотря на свой недавний атеизм и полное невежество в вопросах ислама, стал активно «возрождать» эту религию в своей республике. Возможно, духовные лидеры поняли, что Дудаев просто желает «подмять» под себя исламское сообщество республики и воспользоваться им для прикрытия политических интриг. В ответ на позицию духовенства в сентябре 1991 г. сторонники президента создали Высший исламский совет Чеченской Республики, позже переименованный в Исламский центр Чеченской Республики Ичкерия. Эта структура, ставшая первой централизованной мусульманской организацией Чечни, была призвана сплотить все исламское духовенство вокруг Джохара Дудаева, однако породила лишь серьезный раскол мусульманского сообщества республики¹⁶.

14 октября того же года Совет имамов Чеченской Республики избрал нового муфтия — Магомед-Башира Арсанукаева и создал под его руководством независимое ДУМ Чеченской Республики (ДУМ ЧР), оппозиционное как Дудаеву, так и его Исламскому центру. С этого момента раскол чеченских мусульман приобрел видимый характер. 4 июля 1992 г. съезд Исламского центра

Чеченской Республики и Совета старейшин объявил о расформировании ДУМ ЧР. Руководители ДУМ ЧР отвергли решения съезда как незаконные и провели в Грозном Объединительный съезд исламского духовенства Чеченской Республики. Съезд поддержал муфтия Магомед-Башира Арсунукаева и объявил о роспуске Исламского центра Чеченской Республики, а также всех «исламских» политических партий и групп.

В течение последующего полугода ДУМ ЧР явно удерживало инициативу в противостоянии с Исламским центром. 9 декабря 1992 г. оно, наконец, добилось официальной регистрации, однако в январе 1993 г. сторонники Дудаева создали Духовный центр мусульман Чеченской Республики, ставший преемником изрядно скомпрометировавшего себя Исламского центра.

Новые методы подавления духовной оппозиции довольно быстро принесли свои плоды. 28 января глава ДУМ ЧР муфтий Магомед-Башир Арсунукаев под сильным давлением лидеров Духовного центра мусульман и светских властей ушел в отставку, однако Совет улемов ДУМ ЧР ее не принял. 25 февраля

1993 г. Внеочередной съезд мусульманского духовенства Чечни вновь избрал Арсунукаева муфтием Чеченской Республики, что стало последней попыткой ДУМ ЧР сохранить твою независимость.

14 апреля 1993 г. Национальный комитет по правовой реформе Чеченской Республики зарегистрировал Духовный центр мусульман Чеченской Республики в качестве единственного руководящего органа мусульман Чечни и аннулировал регистрационное свидетельство ДУМ ЧР. Через два месяца муфтий Чечни Магомед-Башир Арсунукаев в знак протеста против государственного переворота в Чеченской Республике Ичкерия повторно подал в отставку с поста главы ДУМ ЧР. Новым муфтием Чечни стал Мухаммад-Хусейн Алсабеков, бывший до этого чиновником правительства Джохара Дудаева¹⁷.

Журналист Николай Поросков о муфтии Магомеде-Башире Арсунукаеве

Новый муфтий Чечни сохранял лояльность по отношению к президенту Дудаеву только до обострения вооруженного противостояния с оппозицией, достигшего своего пика в сентябре

1994 г. Не желая принимать участие в этом конфликте и занимать чью-либо сторону, Алсабеков заявил о своей отставке, которая, правда, не состоялась¹⁹. После начала Первой чеченской войны политика главы ДУМ ЧР вступила в явное противоречие с интересами дудаевских боевиков. Миротворческая деятельность Алсабекова и его отказ объявить России джихад сделали муфтия заклятым врагом боевиков. Чтобы избежать судьбы бывшего муфтия ДУМ Чечено-Ингушетии Шахида Газабаева, жестоко избитого, а затем похищенного боевиками, в феврале 1995 г. Алсабеков бежал в Казахстан[15]. Новым муфтием Чечни вновь стал Магомед-Башир Арсунукаев, ненадолго.

В марте 1995 г. в селении Ведено полевой командир Ахмад Кадыров на сходе ведущих полевых командиров был провозглашен новым муфтием Чечни. Вскоре он объявил России джихад от имени Исламской Республики Ичкерия, образованной на том же сходе. По информации корреспондента «Новой газеты» Анны Политковской, за это Кадыров был премирован несколькими нефтевозами и нефтескважинами на территории Ножай-Юртовского и Грозненского сельского районов²⁰. Как бы то ни было, новый муфтий Чечни надолго стал верным союзником Джохара Дудаева, а затем и его преемника Аслана Масхадова.

Такая «симфония» светской и духовной власти продолжалась достаточно долго — почти четыре года. Первые признаки нового кризиса в отношениях между муфтием и президентом Чечни Асланом Масхадовым проявились в 1998 г., когда резко активизировавшиеся в республике салафиты-ваххабиты начали наступление на традиционный ислам, избрав своей главной мишенью Кадырова. Пережив к маю 1999 г. шесть покушений, Кадыров стал серьезно сомневаться в способности Масхадова справиться со сторонниками «чистого» ислама, на стороне которых находились уже почти все ведущие полевые командиры²¹. Кроме того, в феврале 1999 г. Масхадов, желая упрочить свою власть, ввел в республике шариатское правление и лишил Кадырова значительной части административных полномочий²².

После начала контртеррористической операции в Чечне Кадыров, которого больше ничто не связывало с Масхадовым и полевыми командирами, стал лидером промосковских чеченцев. Летом 2000 г. он возглавил временную администрацию Чечни и одним из первых указов запретил деятельность в республике ваххабитов, законодательно закрепив разделение чеченских мусульман на «хороших» и «плохих»²³. Сейчас именем Кадырова называют улицы, площади и школы, причем не только в Чечне.

В других субъектах Российской Федерации взаимоотношения светских и духовных властей протекали далеко не столь остро, как в Чечне, однако и в смягченном варианте попытки манипулирования исламским сообществом нередко приводили к тяжелым последствием.

Наибольший урон от политики региональных лидеров претерпело ДУМЕС, распространявшее свою юрисдикцию на территории от Камчатки до Молдавии. Развал Советского Союза и последовавший за ним «парад суверенитетов» внутри самой России, имели для единства ДУМЕС фатальные последствия. Общины ДУМЕС, находившееся в европейских странах СНГ — Украине, Молдавии, Белоруссии и странах Балтии, уже не могли юридически обозначить свое членство в этой структуре, что вынудило их создавать собственные централизованные организации. Процесс становления новых муфтиятов сопровождался неизбежными расколами, особенно серьезно поразившими украинскую умму.

На территории России главную угрозу для целостности ДУМЕС стали представлять республики Татарстан и Башкортостан, получившие особо привилегированный статус и всячески укреплявшие свою новообретенную государственность любыми, в том числе и весьма сомнительными, способами.

Изменения в статусе бывшей Татарской АССР привели к тому, что власти «суверенного государства» Республики Татарстан просто не могли позволить, чтобы их ведущие религиозные организации управлялось с территории «соседнего государства России». Всерьез обсуждался вопрос о преобразовании Казанской епархии Русской Православной Церкви в Татарстанскую автокефальную церковь, либо создании такой «церкви» на основе альтернативной Московскому Патриархату юрисдикции. На этом фоне мусульманское сообщество республики, на которое возлагались особые надежды, не имело никаких шансов избежать принципиальных реформ своего административно-территориального деления.

Президент Татарстана Минтемир Шаймиев в 1991 г. попытался уговорить верховного муфтия Талгата Таджуддина перенести штаб-квартиру ДУМЕС в «центр российского ислама» — Казань и, получив отказ, стал готовить почву для создания собственного муфтията. Роль «застрельщиков» сепарационного процесса была отведена татарстанским националистическим партиям, в первой половине 1990-х гг. вполне подконтрольных республиканским властям.

В августе 1992 г. активисты партий: Всетатарский общественный центр, «Иттифак» и «Азатлык» сыграли решающую роль в созыве учредительного съезда независимого ДУМ РТ. По мнению Талгата Таджуддина, озвученного «Российской газетой», этот съезд финансировался лидерами Всетатарского общественного центра братьями Кашаповыми²⁴. После создания ДУМ РТ власти Татарстана без проволочек признали его легитимность и стали открыто отдавать предпочтение муфтию Габдулле Галиуллину, хотя лояльные ДУМЕС имам-мухтасибы все еще контролировали большинство общин республики.

В конце 1995 г. Габдулла Галиуллин перешел в оппозицию Шаймиеву, и татарстанский президент, дороживший своим авторитетом в мусульманском мире, впервые открыто вмешалсяво внутримусульманские дела²⁵. По его инициативе в феврале 1998 г. был созван III съезд ДУМ РТ, названный впоследствии Объединительным. Новым председателем ДУМ РТ стал полностью лояльный Шаймиеву Гусман Исхаков. Многие аналитики и мусульманские лидеры склонны считать, что итоги съезда были заранее предопределены работой, проведенной среди его делегатов местными администрациями по указанию республиканских властей²⁶.

Чтобы закрепить достигнутый успех и застраховать мусульманское сообщество от новых расколов, в июле 1999 г. был принят Закон Республики Татарстан «О свободе совести и о религиозных объединениях», в соответствии со статьей 10 (пункт 5) которого «мусульманские религиозные организации в Республике Татарстан представляются и управляются одной централизованной религиозной организацией — Духовным управлением мусульман Республики Татарстан»²⁷. Эта статья (отмененная по решению Конституционного суда России летом 2001 г.) фактически поставила вне закона все альтернативные ДУМ РТ мусульманские централизованные структуры. Попытки воссоздать в республике Региональное ДУМ Татарстана в составе ЦДУМ особым успехом не увенчались, и последняя общиНа этого муфтия- та — казанская мечеть «Булгар» была силой переведена в юрисдикцию ДУМ РТ в октябре 2001 г.

В свою очередь, власти Республики Башкортостан имели другую мотивацию для раскола ДУМЕС²⁸. Более всего в этой организации их не устраивал крайне низкий процент башкир в руководящем звене. Данный факт особенно болезненно воспринимался на фоне бурного роста башкирских националистических движений, ставшего неизбежной издержкой первого этапа «суверенизации». Организации такого рода, будучи зависимыми от республиканских властей, в свою очередь оказывали заметное влияние на формирование новой башкортостанской идеологии. Основным источником идей для нее стал недолгий период политической активности башкир в 1917-1918 гг., в частности, ознаменовавшийся созданием национального ДУМ.

Возникшее в августе 1992 г. независимое ДУМ РБ, несмотря на провозглашенный башкиро-татарский характер, стало точной копией башкирского ДУМ советских времен, осенью 1994 г. почти дословно воспроизведя его требования об отчуждении всего недвижимого имущества ЦДУМ Внутренней России и Сибири в свою пользу²⁹.

Со временем борьба ДУМЕС-ЦДУМ и ДУМ РБ приобрела затяжной характер и власти Башкортостана предпочли от нее дистанцироваться. Политика невмешательства во внутри- мусульманский конфликт проводилась властями республики вплоть до весны 2000 г., когда президент РФ В.В.Путин якобы намекнул президенту Республики Башкортостан Муртазе Рахимову о необходимости оказать поддержку ЦДУМ и по возможности устранить раскол исламского сообщества региона.

5 июня 2000 г. госсекретарь республики И.А.Адигамов вызвал председателя ДУМ РБ муфтия Нурмухаммада Нигматуллина и его первого заместителя Айюба Бибарсова для приватной беседы и предложил им на «принудительно-добровольной основе» войти в состав ЦДУМ, в противном случае обещая провести работу на местах и инициировать воссоединение муфтиятов «снизу». Эту встречу предварил ряд статей в правительственных СМИ, направленных на дискредитацию ДУМ РБ.

Нурмухаммед Нигматуллин, весьма серьезно воспринявший угрозы Адигамова, поспешил обратиться за помощью к председателю Совета муфтиев России муфтию Равилю Гайнутдину. 9 июня Совет муфтиев России обнародовал заявление, в котором, в частности, утверждалось, что «попытка грубого вмешательства со стороны должностных лиц государственного аппарата Республики Башкортостан во внутренние дела верующих представляет собой явное нарушение Конституции и законов РФ и РБ и норм международного права». Оперативная реакция лидеров Совета муфтиев на попытку ликвидации ДУМ РБ и кампания в дружественных им СМИ вынудили башкортостанские власти объявить произошедший инцидент личной инициативой Адигамова и освободить его от занимаемой должности³⁰.

Эта история наглядно продемонстрировала, что манипуляции с мусульманским сообществом не всегда заканчиваются победой местных властей. Впрочем, скорее всего скандал с объединением ЦДУМ и ДУМ РБ действительно был вызван личной инициативой Адигамова, не имевшего никакой санкции «сверху».

К последнему случаю открытого вмешательства светских властей во внутримусульманские дела можно отнести проекты ставропольского Совета по экономической и общественной безопасности. Неоднородный этнический состав ставропольской уммы и связанные с ним межнациональные трения на фоне пассивности ДУМ Карачаево-Черкесской Республики и Ставрополья (ДУМ КЧРиС), не способного препятствовать радикализации мусульман края, вынудили правительство Ставропольского края начать работу по созданию собственного ДУМ с центром в Ставрополе. Эта работа была поручена Совету по экономической и общественной безопасности, сотрудники которого собрали 20 марта 1999 г. встречу шести имамов из сел Кара-Тюбе, Канглы, Серноводское и Иргаклы, выступивших с инициативой проведения в крае съезда всех руководителей мусульманских общин с целью создания самостоятельного ДУМ Ставропольского края. По итогам встречи была образована инициативная группа по подготовке съезда, которая разослала во все общины края письмо с предложением включиться в процесс образования нового муфтията. Мнение лидеров ДУМ КЧРиС было, естественно, проигнорировано³¹.

Единственным положительным примером вмешательства региональных властей во внутримусульманское противостояние стали усилия правительства Республики Дагестан, направленные на преодоление полиэтнического раскола мусульманского сообщества. В 1994 г. правительство республики (ключевые посты в котором занимали даргинцы) определило своим приоритетным партнером аварское ДУМ Дагестана, зарегистрировав его как единое дагестанское ДУМ. Деятельность же других централизованных мусульманских структур была приостановлена. В 1997 г. эта практика получила обоснование в местном Законе «О свободе совести, свободе вероисповедания и религиозных организациях» (глава IV, статья б)³².

Далеко не все мусульманские лидеры республики одобрили действия властей и признали особый статус аварского ДУМ, однако к 1997 г. раскол дагестанской уммы был хотя бы внешне устранен, что стало неоспоримым плюсом для всего дагестанского общества.

Нужно заметить, что в полемике между ЦДУМ и Советом муфтиев России соратники муфтия Талгата Таджуддина (муфтии Мухаммедгали Хузин, Альбир Крганов, Барый Хайруллин и Назымбек Ильязов) часто обвинялись в использовании административного ресурса для защиты своих интересов и недопущении альтернативных мусульманских структур на свою территорию. Между тем наиболее выраженные формы такая практика приобрела как раз в лагере гайнутдиновцев — так, сам Равиль Гайнутдин при помощи властей жестко пресекал любые попытки строительства в Москве неподконтрольных себе мечетей (истории с Мусульманским благотворительно-культурным центром России на ул. Островитянова, соборной мечетью ЦДУМ в районе Лужников, мечетью ДУМ «Ассоциация мечетей России» в Юго-Восточном административном округе и шиитской мечетью в Отрадном). Татарстанский муфтий Гусман Исхаков вообще был официально признан единственным легитимным муфтием республики, а «имам Поволжья» Мукаддас Бибарсов боролся за общину г. Энгельса, вознамерившуюся перейти в ДУМ «Ассоциация мечетей», путем мобилизации половины чиновников Саратовской области.

Обращение Пленума Духовного управления мусульман Карачаево-Черкессии и Ставрополья губернатору Ставропольского края А.Л. Черногорову

Нередко серьезными неприятностями для мусульманского сообщества оборачивалось не только желание региональных властей установить полный контроль над мусульманской общиной, но и просчеты самих духовных лидеров ислама в политической сфере. Участие муфтиев, либо их доверенных лиц в политической борьбе, особенно во время выборов, часто приводило к затяжным конфликтам со власть имущими и провоцировало их на вмешательство во внутриисламские дела.

16 октября 1995 г. шакирды (студенты медресе), подстрекаемые руководством ДУМ РТ, захватили здание бывшего медресе «Мухаммадийя» в Казани⁴³. Данный захват прошел без ведома и в отсутствие президента Татарстана Минтемира Шаймиева, поэтому был расценен им как неприкрытый вызов. По мере развития конфликта обе его стороны заняли крайне жесткую позицию, что в итоге привело к личной ссоре между Шаймиевым и председателем ДУМ РТ муфтием Габдуллой Галиуллиным.

Правоохранительные органы возбудили против инициаторов захвата здания бывшего медресе Габдуллы Галиуллина и ректора казанского медресе имени 1000-летия ислама Исхака Лутфуллина уголовные дела, инкриминировав им также захват мечети «Аль-Марджани» в 1994 г.⁴⁴ Параллельно в республиканской прессе была развернута кампания по дискредитации Галиуллина и Лутфуллина, обвинявшихся в краже одноразовых шприцов, избиении пожилых прихожан и связях с криминальными структурами³⁵. Габдулла Галиуллин, в свою очередь, стал активно заниматься политикой и в июне 1996 года выступил инициатором создания движения «Мусульмане Татарстана» естественно, оппозиционного Шаймиеву. По мнению автора статьи «Омет», в справочнике по общественно-политическим движениям и партиям Татарстана «до начала 1998 г. движение «Мусульмане Татарстана» потенциально обладало значительными электоральными возможностями» и, следовательно, представляло реальную угрозу для режима Шаймиева³⁶.

Наличие в республике двух муфтиятов, лидеры которых были равно недружественны власти Татарстана, и потенциальная опасность политических инициатив Габдуллы Галиуллина подвигли президента Татарстана Шаймиева на прямое вмешательство во внутримусульманские дела. В конце 1997 г. власти Татарстана начали подготовку к III съезду ДУМ РТ, на который возлагались особые надежды. Президент Татарстана организовал встречу Габдуллы Галиуллина и председателя ЦДУМ Талгата Таджуддина и заручился их поддержкой, пообещав обеспечить честные выборы единого татарстанского муфтия³⁷. Однако за 10 дней до открытия съезда муфтий Габдулла Галиуллин и лидеры партии «Иттифак» обвинили светские власти Татарстана в давлении на будущих участников съезда и пригрозили отменить его созыв³⁸.

14 февраля 1998 г., как и планировалось-заранее, в Казани открылся III съезд ДУМ РТ, впоследствии названный Объединительным. Съезд прошел без каких-либо эксцессов и по заранее прописанному сценарию. Президент Татарстана Минтемир Шаймиев в своей программной речи достаточно прозрачно намекнул, кого он хотел бы видеть на посту муфтия единого ДУМ РТ. Вкупе с проделанной региональными администрациями работой и усилиями правоохранительных органов речь Шаймиева предопределила итоги голосования и новым председателем ДУМ РТ был избран заместитель Габдуллы Галиуллина Гусман Исхаков, сын духовной наставницы жены президента Шаймиева Рашиды-абыстай.

Интересно, что на пост татарстанского муфтия по предложению председателя центра «Иман» Валиуллы Якупова³⁹ выдвигалась и всерьез рассматривалась кандидатура самого Шаймиева, однако президент Татарстан предпочел отказаться от сомнительного статуса «халифа»⁴⁰.

Муфтии Габдулла Галиуллин и Фарид Салман Хайдаров, председатель Регионального ДУМ Татарстана в составе ЦДУМ, по итогам Съезда лишившиеся своих постов, заявили о подтасовке его результатов и непризнании Исхакова главой ДУМ РТ⁴¹.

22 февраля в Нижнекамске прошел Альтернативный съезд мусульманского духовенства, столь же представительный, как и III съезд ДУМ РТ. Принятую Резолюцию — «признать решение объединительного съезда, организованного аппаратом президента, недействительным» — они направили муфтию Габдулле Галиуллину, считая его и впредь своим муфтием. Руководитель пресс-центра ДУМ РТ Зухра Гайсина пообещала, что подобные съезды пройдут и в других городах — в первую очередь в Набережных Челнах⁴².

Предсказанная лидерами «Иттифака» кампания неповиновения началась, однако желаемых результатов не достигла: зарождающийся бунт был быстро подавлен совместными усилиями лидеров единого ДУМ РТ и правительства Татарстана. На состоявшемся 18 марта 1998 г. первом Пленуме ДУМ РТ Фарид Салман и Габдулла Галиуллин добровольно сложили с себя полномочия и согласились работать в новом муфтияте. Галиуллин был избран председателем Совета улемов, а Хайдаров возглавил цензорскую комиссию, контролирующую издание религиозной литературы⁴³.

В 1999 г. и Хайдаров, и Галиуллин вновь перешли в оппозицию к ДУМ РТ и правительству Татарстана. Габдулла Галиуллин преобразовал движение «Мусульмане Татарстана» в партию «Омет», вступившую в союз с «левыми» силами, а Фарид Салман Хайдаров «реанимировал» Региональное ДУМ Татарстана в составе ЦДУМ⁴⁴.

Движение «Омет», лидер которого лишился поддержки большей части мусульманского духовенства и блокировался с достаточно маргинальными организациями, уже не представляло прежней угрозы для татарстанских властей, а для нейтрализации Регионального ДУМ Татарстана и аналогичных организаций в июле 1999 г. был принят Закон Республики Татарстан «О свободе совести и о религиозных объединениях», в п. 5 ст. 9 которого было прописано, что «мусульманские религиозные организации в Республике Татарстан представляются и управляются одной централизованной религиозной организацией — Духовным управлением мусульман Республики Татарстан»⁴⁵.

Раскол мусульманского сообщества Пензенской области произошел еще в 1992 г., когда часть пензенских общин под руководством имама Аббаса Бибарсова вошла в созданное его сыном Межрегиональное ДУМ Среднего Поволжья (МДУМ СП). Большая же часть мусульманских приходов осталась в юрисдикции ЦДУМ, и в 1994 г. на их базе было создано Региональное ДУМ Пензенской области, которое возглавил имам одной из мечетей села Средняя Елюзань Аделыиа Юнкин. Вялотекущая борьба между двумя духовными управлениями продолжалась до декабря 1997 г., когда при невыясненных обстоятельствах был собран расширенный пленум ДУМ Пензенской области с участием представителей общин юрисдикции МДУМ СП. Участники пленума освободили от занимаемых должностей муфтия Адельшу Юнкина и его ближайшего соратника Абубакра Бикмаева, имам-хатыба Пензенской соборной мечети, провозгласив единым муфтием Пензенской области Аббаса Бибарсова. В марте 1998 г. на базе лояльных новому муфтию общин было создано Единое ДУМ Пензенской области (ЕДУМ ПО), вошедшее в состав Совета муфтиев России⁴⁶. В свою очередь, муфтий Адельша Юнкин зарегистрировал на базе оставшихся общин альтернативное Независимое ДУМ Пензенской области.

Ситуация, сложившаяся в пензенской умме, была по-своему типична, и противостояние двух управлений могло продолжаться неопределенно долго без существенных изменений, если бы не один фатальный просчет Независимого ДУМ Пензенской области. Близкий соратник Юнкина Хафиз Акчурин во время губернаторских выборов 1998 г. втянул муфтия в политическую борьбу и заставил его выступить в поддержку действующего губернатора Анатолия Ковлягина. Вопреки всем ожиданиям, Ковлягин выборы проиграл, а новый губернатор Василий Бочкарев припомнил муфтию его заявления, став открыто поддерживать ЕДУМ Аббаса Бибарсова, занявшего более дальновидную позицию во время предвыборной гонки. Вскоре ЕДУМ ПО было признано единственным легитимным управлением мусульман в области со всеми вытекающими последствиями. Подконтрольное Бочкареву Управление юстиции Пензенской области попыталось лишить муфтият Юнкина регистрации через-суд, но после ряда неудач сменило тактику, просто отказывая подчиненным ему общинам в перерегистрации. В итоге к осени 2001 г. Независимое ДУМ Пензенской области, некогда объединявшее две трети мусульманских приходов области, сохранило контроль только над 5-ю общинами из 46 зарегистрированных в регионе⁴⁷.

Аналогичные просчеты допустил в 1997 г. муфтий ДУМ Сибири и Дальнего Востока Зулькарнай Шакирзянов, вступивший в борьбу между главой областной администрации Леонидом

Полежаевым и мэром Омска Валерием Рощупкиным на стороне последнего, после чего губернатор отказался иметь с ним какие- либо дела и стал искать альтернативную фигуру. Неудивительно, что 1998 г. лидеры ДУМАЧР встретили в Омской области теплый прием и смогли без труда заручиться содействием ее администрации в создании альтернативной Омскому муфтияту структуры. Даже скандальный курултай августа 2000 г., серьезно подорвавший авторитет ДУМАЧР, не привел к нормализации отношений Шакирзянова и Полежаева.

В Свердловской области глава местного муфтията Сибга- тулла Сайдуллин также включился в борьбу между губернатором области и мэром Екатеринбурга, однако его мотивация была совсем иной, чем у коллег из Пензы и Омска. В 1997 г. губернатор Свердловской области Эдуард Россель принял делегацию новообразованного ДУМАЧР и одобрил предложенные инициативы по активизации мусульманской жизни в регионе, видимо забыв, что в области уже существует вполне дружественная ему мусульманская централизованная структура. Реализованная Нафигуллой Ашировым и Абдул-Вахедом Ниязовым Программа «Активизация мусульманской жизни» на деле привела к возникновению альтернативной Екатеринбургскому муфтияту структуры —Свердловского казыята ДУМАЧР, который был зарегистрирован летом 1999 г. при деятельном участии советника Росселя по религиозным вопросам Виктора Смирнова⁴⁸.

Обеспокоенный развитием ситуации верховный муфтий Талгат Таджуддин направил Эдуарду Росселю письмо с просьбой воздержаться от поддержки ДУМАЧР, аналогичные рекомендации поступили также из Управления ФСБ по Свердловской области, однако губернатор проигнорировал эти предупреждения, в итоге настроив против себя ранее лояльного муфтия Сибгатуллу Сайдуллина. На очередных выборах губернатора Сайдуллин поддержал кандидатуру мэра Екатеринбурга Аркадия Чернецкого, в то время как сторонники ДУМАЧР и лично Аширов вели агитацию за действующего губернатора. После победы Росселя положение екатеринбургского муфтия еще больше ухудшилось. К середине 2000 г. раскол затронул уже треть общин Регионального ДУМ Свердловской области, и лишь скандал с арестом активиста Екатеринбургского казыята Махмуджона Сатимова несколько приостановил экспансию ДУМАЧР⁴⁹.

В отличие от региональных муфтиев ЦДУМ, искушенные в политических интригах лидеры Совета муфтиев России предпочитали действовать более осторожно, не предпринимая рискованных авантюр в ходе предвыборных кампаний и поддерживая только заведомых победителей. Единственным исключением из этого правила стали выборы губернатора Тюменской области, в ходе которых Нафигулла Аширов поддержал не явного фаворита — действующего губернатора Тюменской области Леонида Рокецкого, а его главного оппонента — Сергея Собянина, который в итоге и стал новым губернатором. Конечно, можно объяснить выбор Аширова особой политической прозорливостью, однако в действительности отношения «верховного муфтия Азиатской части России» с Рокецким были настолько натянутыми, что испортить еще больш их было уже невозможно. С другой стороны, в случае победы Собянина ДУМАЧР имело неплохие шансы получить преимущество перед своими конкурентами и вновь установить контроль над мусульманским сообществом Тюменской области.

В итоге план Аширова реализовался лишь частично. Благодаря победе Собянина ДУМАЧР действительно смогло восстановить свои позиции в регионе, однако преимущества перед своим главным конкурентом — Региональным ДУМ Ханты-Мансийского АО в составе ЦДУМ — все же не получило. Председатель Сургутского муфтията муфтий Тагир Саматов также принял участие в предвыборной борьбе на стороне Собянина (которого поддерживали власти Ханты-Мансийского округа) и тем самым сохранил status quo.

Помимо агитации на выборах — губернаторских и президентских (на последних, впрочем, все муфтии поддерживали Ельцина и Путина) мусульманские лидеры также часто делали неоднозначные заявления по внешнеполитическим вопросам. Так, реплики верховного муфтия Нафигуллы Аширова про «гуманный режим талибов» и намеки относительно возможности участия российских мусульман в Афганской войне на стороне Талибана⁵⁰ вызвали критику не только представителей ЦДУМ и КЦМСК, но и вынудили председателя Совета муфтиев России Равиля Гайнутдина давать официальное опровержение⁵¹. Оправдание же Ашировым разрушения талибами статуй Будды привело к разрыву отношений между Буддийской традиционной сангхой России и духовно окормляемым верховным муфтием Азиатской части России движением «Рефах».

В апреле 2003 года высказывания верховного муфтия Талгата Таджуддина в адрес стран антииракской коалиции едва не привели к запрету ЦДУМ и нанесли непоправимый урон его авторитету. По их горячим следам Совет муфтиев России принял беспрецедентно резкое заявление, в котором по пунктам значилось: «Признать деятельность Талгата Таджуддина, присвоившего себе пророческую миссию, отступничеством от основ Ислама; объявить о невозможности Талгатом Таджуддином занимать должность духовного руководителя мусульманских организаций в РФ; признать заявление Талгата Таджуддина об объявлении военного джихада против США не имеющим ни богословской, ни правовой, ни моральной силы и не подлежащим к исполнению российскими мусульманами; объявить, что отныне никто из мусульман не вправе совершать с Талгатом Таджуддином совместно намаз и следовать каким-либо указаниям и советам с его стороны. Сделанное Таджуддином предсказание, что в ближайшие два — три дня один из американских авианосцев потонет, а Америки не станет, так как она распадется на пятьдесят штатов, является в этой связи лжепророчеством»⁵².

В июне 2004 г. муфтий Равиль Гайнутдин встретился в своей резиденции с послом Израиля Аркади Мил-Маном, чем навлек на себя гнев мюридов дагестанского шейха Саида Чиркейского, Национальной организации русских мусульман и философа Гейдара Джемаля, которые требовали прекратить все отношения с так называемым «Израилем». Впоследствии к ним присоединился и муфтий Карелии Висам Бардвил, который, в силу своей палестинской национальности, любви к Израилю также не испытывал. Председатель Совета муфтиев, категорически отказавшийся менять линию поведения, услышал в свой адрес немало «лестных» эпитетов, многие из которых годом раньше употреблялись в отношении Талгата Таджуддина⁵³.

Конец «перестройки» вызвал в исламском сообществе СССР всплеск не только религиозной, но и политической активности. Желание представителей «мусульманского подполья» прийти к власти выразилось не только в попытках сменить руководство в существующих муфтиятах, но и в создании альтернативных им структур, одним типом которых стали исламские партии. На первой, идеалистической, волне было образовано немало партий, чьи основатели искренне считали, что некая политическая идея, «украшенная» религиозным содержанием, способна сплотить всех мусульман и сделать ее главных носителей политическими лидерами федерального масштаба⁵⁴.

В последние 10 лет технология возникновения исламских партий претерпела изменения — печальный опыт участия в выборах показал, что партии такого рода не могут стать механизмом прихода к власти, однако способны удовлетворить некоторые экономические и тактико-политические цели своих функционеров. Начиная с 1995 г. большинство новых исламских партий, движений и объединений было создано с целью политических спекуляций, финансовых манипуляций и даже прикрытия криминальной деятельности. В такое же состояние пришли и многие «старые» партии, окончательно дискредитировав саму идею политического ислама.

Исламские партии стали эффективными инструментами раскола, втянув часть мусульманского духовенства в политическую борьбу и добавив еще один разделительный критерий. Политические предпосылки раскола не стали важнейшими лишь потому, что ни одна из исламских партий не смогла объединить сколько-нибудь заметную часть мусульман.

В феврале 1989 г. в Казани прошел Первый всетатарский съезд, который учредил «Народное движение в поддержку перестройки — Татарский общественный центр», впоследствии известное как Всесоюзный татарский общественный центр (с 16 февраля 1991 г.) и Всетатарский общественный центр (с начала 1992 г.). 9 июня 1990 г. на Съезде мусульманских обществ СССР в Астрахани было принято решение об образовании Исламской партии возрождения, ставшей первой чисто религиозной партией на территории бывшего СССР. И Всетатарский общественный центр, и Исламская партия возрождения просуществовали недолго, уже к 1994 г. сойдя с политической сцены, однако именно они стали «питательной средой» для появления наиболее влиятельных мусульманских партий страны.

27 апреля 1990 года в Казани прошел Учредительный съезд Татарской партии национальной независимости «Иттифак» (Согласие), созданной на основе радикального крыла Всетатарского общественного центра, а через полгода к ней присоединилась молодежная группировка «Азатлык». К концу 1991 г. в республике действовало уже более десяти партий схожей направленности, которые в феврале 1992 г. даже сформировали альтернативное правительство — Милли Меджлис, занявшее радикально антироссийские позиции. Националистическое движение в Татарстане развивалось без препятствий со стороны республиканских властей, видевших в нем важный козырь для переговоров с Москвой.

Стратегическими целями татарских партий первоначально объявлялись: возрождение татарской нации, восстановление государственной независимости татарского народа через отделение от России и реализация неотъемлемых прав татарского народа как субъекта международного права. Со временем к чисто националистическим требованиям добавились претензии религиозного характера, что заложило основы конфликта националистов с умеренным мусульманским духовенством, не желающим ввязываться в политическую борьбу.

Главной мишенью для критики татарских националистов стал председатель ДУМЕС муфтий Талгат Таджуддин. Еще в 1991 г. активисты Татарского общественного центра и «Иттифа- ка» потребовали перенести резиденцию председателя ДУМЕС из Уфы в «центр российского ислама» — Казань⁵⁵. Надо заметить, что эти требования вполне отвечали интересам татарстанского президента, желавшего преобразовать Казань в «поволжскую Мекку» и упрочить свой авторитет в исламском сообществе. Талгат Таджуддин, однако, отверг поставленный ультиматум, после чего националисты начали работу по созданию собственной мусульманской структуры. В этом им помогли недовольные Таджуддином имамы, самым обиженным из которых оказался имам казанской Сенной мечети Габдулла Галиуллин.

В Республике Башкортостан основную борьбу против ДУМЕС развернули башкирские националисты, видевшие в нем враждебный «татарский муфтият». «У меня есть документы, подтверждающие, что Башкирский национальный центр и Башкирская народная партия принимают самое непосредственное участие в событиях вокруг Духовного управления», — указывал Талгат Таджуддин в интервью «Независимой газете»⁵⁶.

«Витражный скандал» в Набережных Челнах подал сигнал к началу антитаджуддиновской кампании в национальных СМИ Татарстана и Башкортостана. К концу второй декады августа почва для смещения Таджуддина была уже подготовлена, и для начала решительных действий требовался лишь повод. Его предоставил сам Таджуддин, публично оскорбив имам- мухтасиба Уфимского мухтасибата Нурмухамеда Нигматуллина. В иной ситуации возникший конфликт мог быть урегулирован полюбовно, однако башкирские националисты оказали на Нигматуллина сильное давление, провоцируя его на антитуджуддиновские выступления. 19 августа уфимский мухтасиб выступил по местному телевидению и заявил о переходе в оппозицию к Таджуддину, а также начале создания своего собственного, башкирского, ДУМ. На следующий день Башкирский национальный центр «Урал» и Татарский общественный центр Башкортостана выступили с совместным заявлением по ситуации в ДУМЕС, в котором обвинили Таджуддина в сумасшествии, авторитарном руководстве, финансовых злоупотреблениях и призвали к созыву учредительного съезда башкортостанского ДУМ. Одновременно в соседнем Татарстане активизировались их коллеги, начавшие подготовку к созданию своего собственного ДУМ⁵⁷.

Лидеры националистических партий приняли активное участие в учредительных съездах ДУМ Республики Башкортостан и ДУМ Республики Татарстан. Председатель партии «Иттифак» Фаузия Байрамова на Съезде в Набережных Челнах заявила, что Таджуддин «ворует деньги чемоданами» и призвала избрать муфтием Татарстана своего сподвижника, имам-хатыба казанской мечети «Нурулла» Габдуллу Галиуллина. По итогам Съезда именно он и стал председателем независимого ДУМ Республики Татарстан, что обусловило быструю политизацию мусульманского духовенства республики. На VI съезде ДУМЕС некоторые выступавшие прямо указывали на партию «Итиффак» и Милли Меджлис как возбудителей религиозно-национального сепаратизма⁵⁸.

В октябре 1992 г. Галиуллин возглавил ВКЦДУМР и в 1994 г., после его регистрации, получил титул «верховный муфтий России». Возглавив оппозицию ДУМЕС-ЦДУМ, переживавшую в тот момент пик всего расцвета, Галиуллин явно перерос уровень регионального муфтия, став мусульманским лидером всероссийского масштаба. Такие изменения в статусе Галиуллина позволили ему проводить самостоятельную политику, которая не всегда учитывала интересы республиканских властей. Близость муфтия к крайним татарским националистам, враждебным не только Москве, но и Шаймиеву, дополнительно усугубила его противоречия с татарстанским президентом.

Прямое столкновение интересов Галиуллина и Шаймиева произошло в конце 1995 г., когда люди татарстанского муфтия захватили здание бывшего казанского медресе «Мухаммадийя». В ходе начавшегося конфликта Галиуллин открыто бросил вызов Шаймиеву, создав в июне 1996 года общественно-политическое движение «Мусульмане Татарстана», предъявившее претензии на приход к власти⁵⁹. В феврале 1998 г. противостояние муфтия и президента закончилось победой Шаймиева, приложившего все усилия для замены Галиуллина на более лояльного муфтия. Партия «Иттифак», принявшая энергичные меры для защиты Галиуллина, к тому времени уже не имела достаточного влияния, чтобы расколоть объединенное ДУМ РТ.

На время Галиуллин смирился со своей судьбой, согласившись работать в структуре ДУМ РТ, однако вскоре вновь перешел в открытую оппозицию Шаймиеву и новому муфтию Гусману Исхакову. Он преобразовал «Мусульман Татарстана» в движение «Омет», вступившее в союз с «левыми» силами, и начал издавать наиболее последовательную антишаймиевскую газету «Надежда-Омет»⁶⁰. В декабре 1999 г. движение «Омет» неудачно пыталось войти в «Единство» и в итоге присоединилось к «Сталинскому блоку — за СССР», где его глава занял вторую позицию в татарстанском региональном списке («Сталинский блок» набрал 0,61% голосов). В 2001 г. Галиуллин восстановил свои отношения с ЦДУМ, примкнув к протаджуддиновскому ОПОД «Евразия». Бывший муфтий до сих пор пользуется поддержкой части мусульманского духовенства республики и имеет немало союзников среди «левых» и националистических партий Татарстана⁶¹.

Основанная в 1990 г. Исламская партия возрождения (ИПВ) с момента своего создания включилась в процесс реформации советской системы духовных управлений и немало в этом преуспела. Основных «успехов» эта партия достигла в Таджикистане, где ее активисты со временем составили костяк вооруженной оппозиции и надолго ввергли республику в гражданскую войну, однако и в России активисты ИПВ сыграли важную роль в расколе мусульманского сообщества⁶². Мусульманские лидеры бывшего СССР изначально негативно отнеслись к появлению «зеленой» партии. Узнав о создании ИПВ, председатель ДУМ Средней Азии и Казахстана муфтий Мухаммад-Содик Мухаммад- Юсуф написал статью, в которой обвинил ее основателей в образовании «фирка», т. е. группы людей, обособившихся от других мусульман⁶³. Его поддержали и лидеры других духовных управлений⁶⁴.

Активисты ИПВ отвечали официальному мусульманскому духовенству взаимностью. Согласно признаниям бывшего пресс-секретаря ИПВ Валиахмета Садура, «вообще отношение Исламской партии возрождения (ИПВ) к муфтиям и прочим руководителям мусульман, назначенным правительством, было всегда негативным. <...> Впрочем, позиция руководителей ИПВ легко объяснима: многие из них свой первый политический опыт приобретали в ходе свержения таких одиозных муфтиев, как Геккиев на Северном Кавказе и младший Бабаханов в Средней Азии»^ь5. Помимо этих переворотов функционеры ИПВ приняли участие и в расколе ДУМЕС^бь. После распада ИПВ ее активисты Гейдар Джемаль, Мухаммед Салахеддин, Шамиль Султанов, Валиахмет Садур и Мукаддас Бибарсов продолжили политическую карьеру, поучаствовав в создании большинства межрегиональных исламских партий.

С 1990 года ИВП активно действовала в Дагестане, призывая к созданию на его территории исламского государства, а с февраля 1992 г. включилась в конфликт между различными духовными управлениями Дагестана, Деструктивная деятельность ИПВ в регионе вынудила представителей официального мусульманского духовенства создать в сентябре 1990 г. альтернативную ей Исламскую демократическую партию. Председатель ДУМ Дагестана с февраля 1992 г. муфтий Ахмед Дарбишгиджиев характеризовал ИПВ как «ваххабитскую партию» и отмечал, что неуважительное отношение со стороны ИПВ к официальному исламскому духовенству и мюридизму вызывает в республике большое раздражение.

Исламовед Константин Поляков об источниках финансирования ИПВ

В противостоянии ДУМЕС-ЦДУМ с альтернативными структурами сторонники интеграции ислама в политику однозначно заняли сторону противников Талгата Таджуддина. И без того жестокая борьба за раздел сфер влияния в российском исламе еще больше осложнилась из-за участия в ней политических сил. Главным проводником идей политического ислама в среде оппозиции ЦДУМ стал председатель ДУМ Поволжья Мукаддас Бибарсов. Именно при его деятельном участии была создана самая одиозная среди всероссийских исламских партий — Союз мусульман России.

Вообще инициатором создания Союза мусульман России выступил близкий соратник В.В.Жириновского Ахмет Халитов⁶⁸. Вплоть до смены руководства Союза мусульман, произошедшей на первом съезде движения в сентябре 1995 г., эта организация ориентировалась на ЛДПР⁶⁹. Политическая программа Союза, не претерпевшая со временем существенных изменений, была направлена на защиту прав российских мусульман во всех возможных сферах — от объявления мусульманских праздников нерабочими днями во всероссийском масштабе до привлечения дополнительных инйестиций в «мусульманские» регионы. Другие ее пункты выглядели весьма туманно, что позволило этому движению с легкостью менять политическую ориентацию⁷⁰.

На Первом съезде Союза мусульман, прошедшем в сентябре 1995 г., Ахмета Халитов отстранили от руководства, а его преемником стал председатель ДУМ Поволжья Мукаддас Бибарсов. При этом ключевые позиции в движении заняли сподвижники генерального директора ИКЦ России Абдул-Вахеда Ниязова, которые быстро переориентировали Союз на движение «Наш дом — Россия» и сделали его полностью проправительственной партией⁷¹.

19 февраля 1996 г. вследствие несогласия с проельцинской политикой «теневого» руководства Союза мусульман и фактической узурпацией власти ниязовскими ставленниками Мукаддас Бибарсов подал в отставку и вскоре новым лидером движения стал дагестанский бизнесмен Надиршах Хачилаев. Абдул-Вахед Ниязов, в свою очередь, возглавил исполнительный комитет Союза мусульман России⁷². И Надиршах Хачилаев, и АбдулВахед Ниязов заняли непримиримую позицию в отношении верховного муфтия Талгата Таджуддина, призывавшего не вовлекать российских мусульман в политическую борьбу. Дело дошло до того, что люди Хачилаева едва не избили Таджуддина, попытавшегося выступить на торжественном открытии московской Мемориальной мечети.

Впоследствии Хачилаев принял активное участие во внутридагестанской политической борьбе, используя для этого свой новый статус — в декабре 1995 г. он стал депутатом Государственной Думы⁷³ Деятельность Хачилаева в Дагестане спровоцировала несколько вооруженных столкновений, что послужило основанием для лишения его депутатской неприкосновенности и последующего ареста. В мае 1998 г. Минюст России начал работу по ликвидации Союза мусульман России, к этому времени ставшего более чем одиозной организацией⁷⁴.

Создание Союза мусульман не только усугубило раскол между ЦДУМ и блоком альтернативных муфтиятов, но и вызвало внутренний конфликт в самом этом блоке. Начавшееся противостояние между Союзом и движением «Мусульмане России», а также противозаконная деятельность его руководства нанесли серьезный урон самой идее политического ислама, и многие лидеры антитаджуддиновской оппозиции поспешили дистанцироваться от участия в политических баталиях. Характеризуя эту ситуацию, Совет арабских послов в Москве выразил беспокойство по поводу того, что «деятельность ИКЦ (Исламского культурного центра России) активизируется только в период выборов или других политических мероприятий» и отметил, что «она, по большей части своей, связана с проведением провокационных кампаний по созданию исламских политических движений и партий»⁷³.

С другой стороны, именно благодаря Союзу мусульман генеральный директор ИКЦ России Абдул-Вахед Ниязов приобрел тот политический вес, который позволил ему впоследствии стать депутатом Государственной Думы. Он умело разыграл мусульманскую карту на президентских выборах 1996 г. (в парламентских выборах 1995 г. Союз мусульман России не принял участие по техническим причинам) и убедил руководство Администрации Президента РФ, что в победе Ельцина есть и его заслуга. Крах Союза мусульман не сильно поколебал позиции Ниязова, успевшего вовремя отмежеваться от Хачилаева⁷⁶.

Участие в парламентских выборах 1995 г. приняло только Общероссийское мусульманское общественное движение «Нур», близкое по политической программе Союзу мусульман России, однако возглавляемое менее радикальными людьми, лояльно относившимися к ЦДУМ. Полпроцента голосов, набранных «Нуром» на выборах, реально показали шансы исламских партий прийти к власти самостоятельно⁷⁷.

Новый всплеск политической активности российских мусульман пришелся на конец 1998 г. — первую половину 1999 г. и был приурочен к очередным выборам в Государственную Думу.

В июне 1999 г. руководителями ЗАО «Нефтегазкомпани» Леонардом Рафиковым и Маратом Хайруллиным вместе с лидерами движений «Нур», Всероссийский исламский конгресс, «Мусульмане России» и «Рефах» был создан избирательный блок «Меджлис». Председателем «Меджлиса» предсказуемо стал Леонард Рафиков. Этот блок оказался самым крупным в истории объединением мусульманских политических сил, благодаря чему имел неплохие шансы войти в состав в одного из объединений-фаворитов предвыборной гонки. Лидеры «Меджлиса», однако, исходя из личных соображений предпочли блокироваться с движением «Наш дом — Россия», имевшем крайне незначительные шансы на успех.

Абдул-Вахед Ниязов, создавший в конце 1998 г. движение «Рефах», также принял участие в формировании «Меджлиса», однако после переориентации этого блока на черномырдинский «Наш дом» резко охладел к детищу Рафикова. Как наиболее опытный из мусульманских политиков, он безошибочно определил фаворита предвыборной гонки — пропрезидентский блок «Единство» и успел ввести свой «Рефах» в его состав в статусе «блокообразующей партии». Дефицит известных людей в «Единстве» позволил Ниязову занять проходное место в уральском региональном списке и поставить на первые позиции в других региональных списках четверых своих сподвижников⁷⁸.

Успех «Единства» на парламентских выборах обеспечил Ниязову место в Думе и вернул его в высший эшелон исламских лидеров. «Рефах» стал безусловным лидером мусульманской политики, в то время как остальные партии переживали состояние тяжелого упадка, за исключением разве что «Меджлиса». В конце октября 1999 г. Центральная избирательная комиссия России отказала в регистрации федерального списка кандидатов в депутаты Государственной Думы, выдвинутого избирательным объединением «Движение «Нур» («Свет»), Причиной отказа в регистрации стало несвоевременное внесение избирательного залога на избирательный счет, а также задержка с подачей первого финансового отчета. Аналитики охарактеризовали данный факт как поражение «Нура» в его давней борьбе с ИКЦ России и его дочерними организациями⁷⁴.

Начало 2000 г. выглядело для «Рефаха» и его лидера весьма многообещающим. При распределении думских постов Ниязов получил должность заместителя председателя Комитета по регламенту и обеспечению работы Госдумы и начал создавать свою собственную парламентскую фракцию. Часть соратников Ниязова, попав в Думу, предпочла отмежеваться от «Рефаха», однако ему удалось пополнить свои ряды за счет независимых депутатов. Политические успехи Ниязова позволили активизировать экспансию ДУМАЧР в азиатские регионы и заручиться поддержкой ряда губернаторов. Ощутимую пользу от пребывания Ниязова в парламенте извлекли и другие члены Совета муфтиев России⁸⁰.

С другой стороны, успехи Ниязова привели к консолидации его противников. 12 февраля 2000 г. в Москве прошел Второй съезд Общероссийского союза общественных объединений «Меджлис», в котором приняли участие многие мусульманские духовные лидеры, в том числе — все руководство ЦДУМ. К «Меджлису» примкнул и лидер ДУМ Поволжья Мукаддас Бибарсов, еще с 1996 г. питавший недоверие к политическим инициативам Ниязова. Съезд «Меджлиса» не изменил принципиального соотношения сил в политическом исламе, однако продемонстрировал решимость противников Ниязова продолжать борьбу на всех фронтах.

Первые признаки кризиса «Рефаха» стали заметны в августе 2000 г., после скандального II курултая ДУМАЧР. Арест сотрудниками Управления ФСБ по Омской области одного из делегатов курултая и последующие действия лидеров «Рефаха» и ДУМАЧР сильно «подмочили» репутацию этой партии. По сообщению агентства ИТАР-ТАСС, начальник управления ФСБ по Омской области Виктор Миронов даже заявил, что «собравшиеся в Омске делегаты курултая и движения «Рефах» — сторонники так называемого «радикального ислама». Попытка лидеров «Рефаха» и духовного управления мусульман азиатской части России проникнуть во власть на базе религии вызывает озабоченность и может перерасти в серьезную проблему»⁸¹.

К весне 2001 г. положение «Рефаха» резко ухудшилось. Лидеры ТТЛУМ и их союзники к этому времени уже наладили тесные взаимоотношения с президентом РФ В.В.Путиным и его командой, начав оказывать реальное влияние на мусульманскую политику правительства. В свою очередь, обвинения лидеров «Рефаха» в дружбе с мусульманскими экстремистами, появившиеся в электронных и печатных СМИ еще в 1999 г., получили новые подтверждения. Особенное раздражение в руководстве «Единства» и Администрации Президента РФ вызывала активная международная деятельность Ниязова, нередко идущая вразрез с интересами государства⁸².

29 октября 2000 г. на II Съезде партии «Единство» ее лидер Сергей Шойгу, заявил, что на ближайшем заседании политсовета движения он намерен поставить вопрос об исключении из думской фракции «Единства» депутата Абдул-Вахеда Ниязова за поддержку им оппозиционной турецкой партии вахабитского толка[16]. По словам Шойгу, эти действия Ниязова нанесли серьезный урон имиджу «Единства»⁸³.

Ниязов предпринял несколько неудачных попыток замять скандал, однако к весне 2001 г. был вынужден признать свершившийся факт. По информации официального сайта движения «Рефах», «19 марта 2001 г. состоялось заседание президиума ОПОД «Рефах» (Благоденствие). На заседании было принято решение о выходе лидера ОПОД «Рефах» (Благоденствие) из «Единства». Во исполнение решения президиума 20 марта 2001 г. депутат A.B.Ниязов на заседании фракции «Единство» подал заявление о выходе. Решение президиума ОПОД «Рефах» (Благоденствие) связано с решением расширенного Совета ОПОД «Рефах» (Благоденствие) от

15 марта о преобразовании ОПОД «Рефах» (Благоденствие) в общероссийскую политическую партию — «Евразийскую партию России (Благоденствие)». Ниязов давно обратил внимание на «политическую ревность» к своим успехам партийного и фракционного руководства «Единства». Выход A.B.Ниязова из фракции не означает разрыва руководства ОПОД «Рефах» (Благоденствие) с «Единством»⁸⁴.

Несмотря на усилия своих лидеров, «Рефах» стал стремительно разваливаться. Не спасло его и преобразование в Евразийскую партию России. Дагестанский веб-портал «Ислам.ру» в своем сообщении об учредительном съезде этой партии отметил, что «ранее Абдул-Вахед Ниязов намеревался создать Исламскую партию. Однако он не только не нашел поддержки со стороны мусульманского духовенства России, но и потерял доверие самих членов движения. Деятельность Ниязова привела к тому, что «Рефах» покинули 4 из 5 депутатов Государственной Думы, прошедших в парламент от этого движения: Каадыр-оол Бичелдей, Ахмед Билалов, Башир Кодзоев, Курбан-Али Амиров, а также депутат Госсовета Республики Дагестан Абусупьян Хархаров и секретарь Союза писателей России академик Бронтой Бедюров. Последним из «Рефаха» ушел советник Совета муфтиев России, председатель мусульманской общины «Прямой путь» Али Вячеслав Полосин»⁸⁵.

Неадекватные заявления председателя Совета духовных наставников «Рефаха» верховного муфтия Нафигуллы Аширова относительно разрушения талибами статуй Будды в Бамиане привели к разрыву отношений между «Рефахом» и Буддийской традиционной сангхой России, лишив это движение и без того эфемерного статуса «партии коренных народов России».

Упадок «Рефаха» привел к активизации и даже реанимации его оппонентов. 20 декабря 2000 г. Общероссийское мусульманское общественное движение «Нур» трансформировалось в Демократическую мусульманскую организацию, а весной 2001 года на его базе была создана Исламская партия России (ИПР), которую возглавил дагестанский бизнесмен Магомед Раджабов. Бывшие лидеры «Нура» Садыков и Яруллин заняли соответственно посты председателя президиума партии и первого заместителя ее председателя. В генеральный совет ИПР вошли председатель Регионального ДУМ Москвы и Московской области юрисдикции ЦДУМ Махмуд Велитов и бывший председатель этого же управления Султан-Мурад Гуламов.

Новая исламская партия заручилась поддержкой дагестанского мусульманского духовенства и была признана Советом муфтиев России, чему немало поспособствовал покинувший «Рефах» советник муфтия Равиля Гайнутдина Вячеслав-Али Полосин.

Параллельно с лояльной Талгату Таджуддину ИПР весной 2001 г. возникло еще одно политическое движение, позиционировавшее себя как прямого выразителя интересов ЦДУМ. Советник спикера Государственной Думы, известный геополитик и евразиец Александр Дугин выступил инициатором создания ОПОД «Евразия», учредительный съезд которого прошел 21 апреля 2001 г. в Москве. На съезд прибыли не только почти все главы региональных муфтиятов ЦДУМ (союз между Дугиным и главой ЦДУМ Талгатом Таджуддином был заключен еще в феврале 2001 г.), но и лидер северокавказских мусульман муфтий Магомед Албогачиев, явно продемонстрировавший свои симпатии к новому движению. «Евразию» явно или негласно поддержали Русская Православная Церковь, Федерация еврейских общин России и Буддийская традиционная сангха России⁸⁶.

Профессиональная команда Дугина оказала ЦДУМ серьезные услуги в области «паблик рилейшенс». Основным совместным проектом ЦДУМ и ОПОД «Евразия» стала июньская конференция «Исламская угроза — угроза исламу?», принесшая немало дивидендов каждой стороне. Разрабатывались и другие проекты⁸⁷.

Итог противостояния ЦДУМ и его оппонентов в политической сфере окончательно определила реакция Абдул-Вахеда Ниязова и его ближайших сподвижников на операцию США против движения «Талибан». Несколько мероприятий, проведенных Евразийской партией России по этому поводу, в особенности антиамериканский и проталибский митинг «За мир и согласие, против шовинизма и ксенофобии» (30 ноября, ЦПКиО им. Горького в Москве), вызвали плохо скрываемый гнев Администрации Президента РФ и даже породили слухи о скором лишении Ниязова депутатской неприкосновенности и заведении на него уголовного дела⁸⁸.

Впрочем, на этом политическая карьера Ниязова отнюдь не закончилась. В апреле 2002 г. он начал воплощать в жизнь новую глобальную инициативу — евразийский проект. Движение «Рефах» преобразовалось в Евразийскую партию России, призванную самостоятельно участвовать в следующих парламентских выборах. Новой партии, правда, предстоял тернистый путь — серьезную конкуренцию ему составляла как исповедовавшая аналогичные принципы «Евразия», так и опиравшаяся на избирателей-мусульман Исламская партия России. На «мусульманско-евразийском» поле развернулась острая борьба, инициативу в которой удалось перехватить более опытному Ниязову. Он сумел привлечь в свою партию таких известных политиков и общественных деятелей, как Павел Бородин, Руслан Аушев, Иосиф Кобзон и Чингиз Айтматов, после чего развернул масштабную предвыборную кампанию⁸⁹.

Довольно быстро движение «Евразия» было вынуждено признать свое поражение в соперничестве с Евразийской партией, однако ИПР своих позиций не сдавала и даже периодически переходила в контрнаступление. Осознавая невозможность идти на выборы под содержащим конфессиональную окраску названием, лидер ИПР Магомед Раджабов внес ее в предвыборный бюллетень под именем «Истинные патриоты России», чем вынудил Ниязова сменить название своей партии с «Евразийской партии — Союза патриотов России» на «Великую Россию — Евразийский союз». В преддверии выборов стало ясно, что основная борьба за голоса упомянутых выше 300 тысяч избирателей развернется между «патриотами России» той или иной степени истинности и что ее результат вполне предсказуем. Ниязов и Раджабов, правда, бодрились и даже делали заявления типа: «Если мы не наберем 40% голосов, то это будет политической импотенцией», однако позорный итог неотвратимо приближался⁹⁰.

При изучении федеральных списков ИПР и «Великой России — Евразийского союза» бросалось в глаза, что Абдул-Вахед Ниязов в последний момент заменил большинство своих мусульманских сподвижников на людей с русскими фамилиями, в то время как Магомед Раджабов предпочел избавиться от всего бывшего руководства «Нура» в пользу своих многочисленных родственников, которые заняли в его федеральном списке 6 мест из первых 10⁹¹.

В итоге обе партии набрали практически поровну голосов — чуть более 0,2%, показав тем самым, что их электорат составляют исключительно партийные члены, которых будто бы и насчитывалось приблизительно по 150 тысяч. Впрочем, некоторые эксперты уверяли, что половину голосов «патриоты» получили по ошибке — люди просто ошибались квадратиками или перепутали их с другими партиями.

Единственным положительным моментом в этой истории можно считать лишь тот факт, что и «Великая Россия — Евразийский союз», и ИПР в отличие от «Нура» образца 1995 г. все-таки вошли в двадцатку лидеров предвыборной гонки. Интересно также отметить, что в соперничестве теперь уже бывшего депутата Госдумы Ниязова и дагестанского банкира Раджабова верх одержал Раджабов, который без единого узнаваемого лица в своем списке достиг таких же результатов, а в одном из избирательных округов даже смог преодолеть пятипроцентный барьер[17].

В начале следующего года ИПР лишилась регистрации в связи с многочисленными нарушениями, допущенными в ходе избирательной кампании. Летом 2004 г. на ее базе были созданы две новые партии — «Истинные патриоты России — за гражданское общество» и «Партия справедливости и развития России», которые возглавили соответственно Магомед Раджабов и его подросший сын Заур. Что до Абдул-Вахеда Ниязова, то созданный им блок де-факто прекратил свое существование еще в конце декабря 2003 г., когда от него отвернулись все узнаваемые политики⁹².

Тем не менее один мусульманский депутат все-таки смог пройти в Госдуму IV созыва. Им оказался бывший активист ИПВ и близкий сподвижник Мукаддаса Бибарсова Шамиль Султанов, получивший проходное место в списках блока «Родина»⁹³. Впрочем, сам этот блок никакой симпатии у мусульманских лидеров не вызывал и периодически подвергался критике за ксенофобские и националистические выступления⁹⁴.

Впрочем, до президентских выборов 2008 г. Совет муфтиев старался не вступать в конфронтацию с властями и позиционировал себя как всецело проправительственную организацию. В марте 2007 г. представительная делегация Совета муфтиев во главе с Равилем Гайнутдином и Абдул-Вахедом Ниязовым посетила все республики Северного Кавказа, Краснодарский и Ставропольский края, а также Ростовскую область, повстречавшись с местными мусульманскими и политическими лидерами. Это турне было призвано показать, что влияние Совета муфтиев в полной мере распространяется и на зону юрисдикции Координационного центра мусульман Северного Кавказа, однако его главным событием стал лишь очередной скандал вокруг строительства православного храме в Беслане⁹⁵.

В преддверии парламентских выборов Совет муфтиев России и союзные ему структуры традиционно проявили наибольшую активность на этом поле. Председатель Попечительского комитета Совета, авторитетный в определенных узких кругах бизнесмен Фарит Фарисов попробовал баллотироваться от «Справедливой России», заняв первое место в ее региональном списке от Чечни. Другой близкий к Совету муфтиев России банкир Адалет Джабиев стал членом «Союза правых сил», получив первое место в региональном списке по Пензенской области. Его уход в политику явно стал следствием репрессий против основанного им «Бадр-Форте-Банка», в конце 2006 г. лишенного лицензии за неоднократные нарушения Закона «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма»⁹⁶.Естественно, что никто из них в Думу не прошел.

Третьим «мусульманским» кандидатом оказался президент Исламского культурного центра России Абдул-Вахед Ниязов, решивший не изменять своим принципам и сохранить верность «Патриотам России». В их списке он занял первое место по Республике Татарстан. Конечно, никаких шансов вновь стать депутатом Госдумы у Ниязова не было, однако благодаря муфтию Равилю Гайнутдину он смог найти для себя новую перспективную нишу в политике.

18 ноября 2007 г. на очередном заседании Совета муфтиев России была поддержана инициатива Исламского культурного центра России по созданию Общественного движения «Мусульмане в поддержку президента Путина» и муфтий Равиль Гайнутдин «благословил Абдул Вахеда Ниязова — президента ИКЦ — общественного крыла СМР организовать это движение и обеспечить его вхождение во Всероссийское общественное движение в поддержку президента Путина»⁹⁷.

Нельзя сказать, что это решение порадовало всех членов Совета муфтиев. Многие из них хорошо помнили, что в 1991 г. Ниязов попытался выгнать Равиля Гайнутдина из Соборной мечети и расколол Исламский культурный центр, а в 1994 г. московский муфтий даже пожаловался вице-премьеру Сергею Шахраю, что Ниязов, «прибегая к различного рода махинациям и закулисным интригам, используя в своей неблаговидной деятельности финансовую поддержку различных зарубежных исламских центров, уже не первый год пытается создать параллельную религиозную структуру в обход официальных религиозных каналов», а также «крайне негативно воздействует» на Духовное управление мусульман Европейской части России⁹⁸.

Впрочем, Равиль Гайнутдин быстро успокоил недовольных, подчеркнув, что со временем Абдул-Вахед Ниязов исправился, стал помогать Совету муфтиев деньгами — например, спонсировал его собственную поездку в Китай, в связи с чем ему можно доверить всю общественную и политическую сферу деятельности Совета муфтиев. После этого председателю Совета муфтиев осталось только убедить в благонадежности «исправившегося» Ниязова партию власти и Администрацию Президента.

Следует заметить, что идея активно призвать действующего президента остаться в политике была придумана не Гайнутдином, а его бывшим учителем и наставником Талгатом Таджуддином. «Мы надеемся, вы и дальше останетесь в политике, в политической жизни. Это желание многих наших соотечественников. В какой мере это будет—будущее покажет»,—заявил глава Центрального духовного управления мусульман России на встрече с В.В.Путиным 8 ноября. С Таджуддином полностью солидаризировался и лидер мусульман Северного Кавказа муфтий Исмаил Бердиев, заметивший, что «я раньше уже выступал и говорил о том, что вам уходить нельзя. Сейчас мы видим, что вы намерены остаться в политике, и это нас радует. Поверьте, на Кавказе вы всех обрадовали»⁹⁹.

В будущем, по всей видимости, роль исламских партий в истории российской уммы заметно снизиться. События последних пятнадцати лет наглядно показали, что вреда от них значительно больше чем пользы, что, впрочем, справедливо и для других религиозно ориентированных политических структур.

Журналистка Гурия Мурклинская о партиях Ниязова

Международная дипломатия российских мусульман в новейший период

Первые самостоятельные зарубежные контакты мусульмане СССР предприняли, по видимости, еще в 1988 г., когда духовные лидеры Азербайджана и Армении шейх-уль-ислам Аллахшукюр Паша-заде и патриарх-католикос всех армян Вазген I при посредничестве Всемирного совета церквей и Русской Православной Церкви провели миротворческие переговоры в швейцарском городе Монтре. К этому времени Совет по делам религий СССР сильно деградировал и уже не мог влиять на политику крупнейших религиозных общин.

С 1989 г. духовные управления Средней Азии, Северного Кавказа и Закавказья стали отправлять первые группы студентов на обучение в зарубежные медресе, самостоятельно выбирая себе партнеров в арабских странах и Турции. После восстановления в январе 1990 г. дипломатических отношений с Саудовской Аравией духовные управления начали напрямую договариваться с саудовской стороной об организации хаджа.

В 1991 г. Саудовская Аравия через Исламский банк развития выделила всем четырем советским ДУМ по полтора млн долларов США гуманитарной помощи, надеясь завоевать их доверие и получить преференции в начинающемся процессе реисламизации¹. Данный транш не согласовывался с властями распадающегося СССР, и духовные лидеры мусульман оказались вправе решать сами — брать эти деньги или нет. Самые мудрые из них решили не рисковать.

После распада СССР исчезла даже видимость государственного контроля над мусульманами постсоветского пространства. Головокружительные перспективы на международной арене открылись не только перед духовными лидерами высшего эшелона, но и региональными имамами — зарубежные мусульмане не признавали никаких властных вертикалей и были готовы работать напрямую даже с отдельными общинами, тем более, что Отдел международных связей мусульманских организаций СССР лишился большей части своих функций.

Первоначально международные контакты российских мусульман служили для достижения трех главных целей: привлечения средств на возрождение ислама, оптимизации хаджа и обучения студентов в зарубежных медресе. Образовавшиеся после раскола ДУМЕС и ДУМСК новые муфтияты оперативно обзаводились международными отделами, неопытные руководители которых были готовы сотрудничать с любой зарубежной мусульманской организацией. В этот момент главным критерием авторитетности и надежности зарубежных спонсоров являлась их платежеспособность.

Со своей стороны, зарубежные мусульмане разделились на две неравные группы. Одни из них искренне хотели помочь своим российским единоверцам преодолеть наследие безбожного режима, а другие, которых, к сожалению, оказалось большинство, видели в российской умме идеальный объект для манипуляций. Под видом бескорыстной помощи арабские, турецкие и пакистанские структуры стали захватывать контроль над российскими муфтиятами, открыто вмешиваясь в их дела и даже устраняя неугодных духовных лидеров.

Одной из важнейших причин прогрессирующего раскола исламского сообщества России, пик которого пришелся на 1992-1994 гг. стало деструктивное зарубежное влияние. Арабские деньги, от которых в свое время дальновидно отказался председатель ДУМЕС верховный муфтий Талгат Таджуддин, стали слишком большим искушением для многих его соратников, которые приняли заманчивые предложения зарубежных спонсоров и создали новые муфтияты.

С 1992 г. в Россию стали возвращаться выпускники зарубежных медресе, в большинстве своем оказавшиеся носителями нетрадиционной для российского ислама идеологии. Следуя недвусмысленным инструкциям своих учителей, они начали агрессивно захватывать мечети, нередко применяя физическое воздействие к тем имамам, которые и посылали их за рубеж. Не очень удачно складывалась и ситуация с хаджем — паломники из России нередко становились жертвами обмана мошенников, а бесплатные путевки в Мекку, выделявшиеся королем Саудовской Аравии, в большинстве своем продавались за немалые деньги.

К 1999 г. стало очевидно, что Россия становится «проходным двором» для мусульманских деятелей и организаций самого сомнительного характера. Многочисленные визиты зарубежных мусульманских делегаций в пределы России все чаще сопровождались скандалами и вносили дополнительную остроту в борьбу между соперничающими мусульманскими центрами. Особо одиозных иностранных гостей вроде лидера американской «Нации ислама» Луиса Фаррахана удавалось депортировать, однако проблемы это не решало — российская умма все быстрее попадала под зарубежное влияние, а ее лидеры все чаще ставили добрые отношения с зарубежными спонсорами выше лояльности властям своей страны. При этом никаких обещанных «мусульманских» инвестиций в российскую экономику не поступало.

Нападение банд Басаева и Хаттаба на Дагестан и последовавшие за ним террористические атаки в Москве и Волгодонске наглядно показали, что проблема ваххабизма в стране стоит по- настоящему остро, а международные экстремистские и террористические организации добрались даже до самых незначительных и периферийных мусульманских общин. С этого момента федеральная власть начала масштабную кампанию по искоренению нетрадиционных для России форм ислама, в рамках которой была пресечена деятельность наиболее одиозных организаций, а также запрещена их пропагандистская литература. Большая часть каналов поступлений зарубежной помощи российским мусульманам была ликвидирована или взята под контроль властей, создавших для этой цели Фонд поддержки исламской культуры, науки и образования.

С 1999 г. МИД России стало внимательнее отслеживать внешние контакты российских мусульманских лидеров, многие из которых не скрывали своих симпатий к экстремистам. В 2000 г. лидер думской фракции «Рефах» и генеральный директор Исламского культурного центра России Абдул-Вахед Ниязов во время своего визита в Турцию от имени Государственной Думы РФ публично выразил поддержку антиправительственной исламистской партии «Фазилет», что было замечено российскими властями и самым пагубным образом сказалось на его политической карьере².

С середины 90-х гг. XX в. крупнейшие мусульманские структуры России стали публично реагировать на особо важные для них международные события — в первую очередь, на ситуацию в Палестине. Тогда же их особую озабоченность стал вызывать рост исламофобии. Со временем мусульманские дипломаты нового поколения смогли добиться ряда успехов, установив контакты с наиболее влиятельными международными мусульманскими организациями и инкорпорировав в них своих представителей. Мусульманские лидеры Северного Кавказа в ходе своих зарубежных визитов смогли убедить многих влиятельных единоверцев в том, что Россия — не враг исламскому миру, и война в Чечне не носила религиозного характера³.

В 1997 г. была создана Международная исламская миссия, ставшая правопреемником Отдела международных связей мусульманских организаций СССР. Ее лидеры Тагир Халилов, Сабир Мамедов и Шафиг Пшихачев при активной помощи азербайджанского Управления мусульман Кавказа смогли запустить процесс интеграции мусульман СНГ, промежуточным итогом которого стало создание в июне 2009 г. Консультативного совета мусульман СНГ во главе с шейх-уль-исламом Аллахшукюром Паша-заде.

Накопленный мусульманскими дипломатами опыт облегчил работу МИД России, с 2003 г. ставшему уделять особое внимание исламской тематике. К 2010 г. исламское сообщество России окончательно интегрировалось в мусульманский мир, при помощи властей оптимизировав свою международную деятельность и приобретя определенный иммунитет к деструктивному зарубежному влиянию. Поэтому вряд ли можно согласиться с мнением отставного советника президента Татарстана Рафаэля Хакимова, который заявлял, что «поездки муфтиев и имамов по разным странам просто бесполезны»⁴.

В середине июля 1992 г. в Казани и Набережных Челнах торжественно прошел Всемирный форум деловых кругов и мусульманских деятелей, ставший первым мусульманским саммитом в постсоветской России. Последствия форума, правда, оказались не очень позитивными — состоявшееся в его рамках открытие набережночелнинской мечети «Таубэ» стало исходной точкой раскола ДУМЕС, руководство которого было вынуждено всецело сконцентрироваться на своих внутренних проблемах.

В период наиболее острой фазы раскола исламского сообщества России в 1992-1996 гг. как старые, так и новые мусульманские структуры почти не реагировали на события за пределами России и поддерживали контакты с зарубежными единоверцами в первую очередь с целью привлечения средств. Участие мусульманских лидеров России в серьезных мусульманских конференциях и богословских собеседованиях быстро со шло на нет, поскольку их организаторы зачастую просто не знали, кого позвать, — Отдел международных связей мусульманских организаций СССР, долгие годы бывший их главным партнером, фактически прекратил свою деятельность.

До 1997 г. все публичные заявления, обращения и выступления мусульманских лидеров России касались сугубо внутрироссийских тем. Международная политика мало волновала сконцентрировавшихся на междоусобной борьбе муфтиев и лишь в единичных статьях их газет делались попытки переоценить роль российской уммы в новом однополярном мире.

Среди российских муфтиев наиболее благоприятные условия для расширения международных контактов получил глава ДУМ Европейской части России и Совета муфтиев России Равиль Гайнутдин. Именно подконтрольную ему московскую Соборную мечеть в первую очередь посещали делегации мусульманских стран, в том числе и высшего уровня. Базирование Гайнутдина в Москве значительно облегчало ему работу с посольствами и иными представительствами стран-членов ОИК, а также делало его оптимальной кандидатурой для приглашения на мероприятия по линии МИД. Так, в январе 1994 г. Гайнутдин был приглашен на прием в честь президента США Б.Клинтона, который даже поинтересовался его мнением по палестинской и боснийской проблемам⁵.

ДУМЕР стал одним из первых муфтиятов, создавших полноценное подразделение, курирующее международное направление. В 2007 г. оно было преобразовано в Международный департамент Совета муфтиев России, который в настоящее время объединяет в себе шесть отделов: отдел международных связей, отдел хаджа и умры, отдел экономических программ, отдел образования за рубежом, отдел перспективных программ и переводческий отдел⁶.

В марте - апреле 1995 г. муфтий Равиль Гайнутдин в составе делегации МИД России посетил Египет, Сирию, Израиль и Ливан, повстречавшись с местными политиками и духовными лидерами. Данная поездка наглядно показала, что российским муфтиям необходимо повышать свои знания арабского языка, поскольку собеседников Равиля Гайнутдина откровенно шокировал тот факт, что он общается с ними через православного по вероисповеданию переводчика⁷. Тем не менее с этого момента российских муфтиев начали систематически включать в состав правительственных делегаций, выезжающих в мусульманские страны.

Среди зарубежных стран наибольший интерес к российскому исламу проявляли Саудовская Аравия, Турция и Кувейт. Именно их правительственные и неправительственные организации первыми закрепились в России и «замкнули на себя» большую часть местных мусульманских центров. Особый интерес они проявляли к сфере образования, а также издательской деятельности. При этом планка такой работы изначально ставилась весьма высоко — 14 ноября 1995 г. был подписан протокол об открытии Отделения исламоведения в Институте стран Азии и Африки МГУ под патронажем саудовского принца Наифа Бен Абдель Азиза аль Сауда⁸.

Повышенный интерес к российскому исламу проявляли не только сунниты, но и шииты. При посольстве Исламской Республики Иран в Москве были созданы Культурное представительство и Фонд исследований исламской культуры, сконцентрировавшиеся на улучшении имиджа Ирана и издании религиозной литературы. В сфере образования иранцы предпочли сотрудничать с Советом муфтиев России, совместно с ДУМАЧР создав мусульманский колледж «Расуль-Дкрам» и подписав договор с ДУМЦЕР об обучении российских студентов в исламском университете города Гургана⁹.

С конца 1990-х гг. российские муфтияты стали проявлять больший интерес к единоверцам в странах ближнего зарубежья. Приоритетными партнерами ЦДУМ там стали ДУМ Украины муфтия Ахмеда Тамима, ДУМ в Республике Белоруссии муфтия Исмаила Вороновича, Республиканского ДУМ Молдавы муфтия Альбира Бабаева и ДУМ Латвийской Республики Мухаммедгали и Руфии Шевыревых. Казанский муфтият выступил одним из инициаторов создания Киевского муфтията во главе с муфтием Канафией Хуснутдиновым. ДУМ Нижегородской области постаралось установить-тесный контакт с ДУМ Республики Узбекистан и Фондов муфтиев Бабахановых, муфтияты Северного Кавказа видели своим главным союзником базирующееся в Азербайджане управление мусульман Кавказа.

Совет муфтиев России предпочел установить контакты с альтернативными муфтиями Украины и Белоруссии и Айсой Хаметовым и Абу-Бекиром Шабановичем, а также с ДУМ ДУМ Республики Казахстан и мусульманами Таджикистана. В феврале 1999 г. муфтий Равиль Гайнутдинн подписал договор о сотрудничестве с Исламским центром Таджикистана, предусматривающим налаживание регулярных обменов между духовенством двух соседних стран, проведение научно-практических конференций по актуальной богословской тематике, открытие учебных заведений, строительство мечетей, а также иных форм взаимодействия. При этом московский муфтий упомянул, что аналогичные договоры уже подписаны с мусульманами Украины и конкретно Крыма; Белоруссии и Латвии¹⁰. Другой особенностью международной политики Совета муфтиев стало желание наладить отношения с мусульманами Финляндии, которые раньше находились в ведении Оренбургского магометанского духовного собрания¹¹.

В июле 1996 г. Союз мусульман России провел пресс- конференцию «Мусульманская общественность против нарождающейся исламофобии в России», которая стала отправной точкой начала борьбы мусульман России против исламофобии внутренней и внешней¹². Участников пресс-конференции особенно оскорбляло отождествление мусульман с террористами и выражение «лица кавказской национальности». Вообще первые резонансные обвинения мусульман в терроризме отмечались еще в конце 60-х гг. XX в., когда в информационной войне между Израилем и арабскими странами обе стороны именовали друг друга «террористами», однако в адрес российских мусульман такие обвинения стали звучать только после терактов чеченских боевиков¹¹*. Как бы то ни было, с этого момента редко какая мусульманская конференция в России обходилась без обличения исламофобии и резкой критики якобы агрессивной природы ислама.

В 1998 г. мусульман России возмутила инициатива санкт- петербургского издания «Лимбус-Пресс» перевести на русский язык осужденные аятоллой Хомейни «Сатанинские стихи» Салмана Рушди. После переговоров, с муфтием Санкт-Петербурга

Джагофаром Пончаевым и с генеральным директором «Лимбус- Пресса» Константином Тублиным издательство приняло решение отказаться от публикации, о чем было заявлено на специальной пресс-конференции¹⁴.

Впоследствии лидеры духовных управлений и активисты общественных организаций не раз привлекали внимание к проблеме исламофобии. Самые резонансные из их выступлений касались проявлений нелюбви к мусульманам за пределами России: «карикатурному скандалу» 2005-2006 гг., выступлению Папы Римского в университете города Регенсбурга и выпуску голландским политиком Гертом Вильдерсом антиисламско- го фильма «Фитна».

Публикация датской газетой «Юлланден Пост» карикатур на пророка Муххамеда взбудоражила весь исламский мир, включая и российскую умму. Лидеры российских мусульман не только резко осудили публикацию, но и в лице президента Чечни Рамзана Кадырова и дагестанских имамов призвали к бойкоту датских товаров и даже запрету датских гуманитарных организаций¹⁵. Примечательно, что к таким же мерам в отношении итальянских товаров в 1912 г. призывали наиболее туркофильски настроенные джадиды, надеясь таким образом переломить ход Итальяно-турецкой войны¹⁶.

В декабре 2005 г., выступая на заседании парламента Чечни, президент России В.В.Путин заявил, что Россия всегда была самым верным и последовательным защитником ислама, окончательно задав тем самым новый вектор в международных отношениях¹⁷. Поэтому совсем не удивительно, что из христианских стран именно Россия наиболее остро отреагировала на «карикатурный скандал», жертвами которого в ее пределах стали две региональные газеты, закрытые за републикацию датских карикатур¹⁸.

В сентябре 2006 г. Папа Римский Бенедикт XVI выступил с речью в университете города Регенсбурга, которая была посвящена богословским аспектам христиано-мусульманских взаимоотношений. В ходе речи он процитировал слова императора Мануила II Палеолога: «Покажите мне, что нового принес Мухаммед, и вы найдете злые и бесчеловечные вещи, такие как приказы мечом нести веру, которую он проповедовал». Эта цитата немедленно вызвала всплеск негодования мусульманских лидеров, многие из которых обвинили Папу в провоцировании антиисламских настроений и потребовали от него немедленных извинений. Среди российских мусульман с наиболее радикально настроенными критиками Папы был солидарен верховный муфтий Нафигулла Аширов¹⁹.

С 1998 г. российские мусульмане стали активно комментировать международную политику. 17 декабря 1998 г. Совет муфтиев России распространил специальное заявление, осуждающее «новые варварские акты грубого вмешательства и военно-силового давления против братского иракского народа» и требующее от США немедленно прекратить бомбардировки Ирака²⁰.

Балканская война 1999 года вызвала неоднозначную реакцию части российских мусульман. Духовные и общественные лидеры, тяготеющие к Совету муфтиев России, выразили сомнение в том, что в этом конфликте России следует безоговорочно поддерживать Югославию и осудили ее президента Слободана Милошевича за проведение этнических чисток²¹. Тем самым они солидаризировались с позицией джадидов вековой давности, порицавших ту позицию, которую заняла Российская Империя в первой Балканской войне 1912-1913 гг.²² Впрочем, в 2008 г. Совет муфтиев России одернул поспешившего поддержать провозглашение Косова независимым государством Нафигуллу Аширова, заявив, что он высказывался по этому поводу не как сопредседатель Совета, а как частное лицо²³.

В ноябре 2001 г. главным вызовом для российской уммы стал ввод американских войск в Афганистан. Российские мусульмане предсказуемо осудили очередную агрессию США, однако многие из них в своей риторике зашли настолько далеко, что навлекли на себя гнев властей и других религиозных общин. При всей своей антиамериканской направленности движение «Талибан» никак нельзя было назвать дружественным России, и этот факт следовало учитывать.

Наиболее активно в поддержку талибов выступили муфтий Нафигулла Аширов и Исмаил Шангарев, а также лидер Евразийской партии России Абдул-Вахед Ниязов. Комментарии «верховного муфтия Азиатской части России» по поводу вторжения США в Афганистан были расценены большинством СМИ как обращенный к российским мусульманам призыв вступать в движение «Талибан» и воевать с американцами, а выраженное им одобрение варварскому разрушению талибами статуй Будды в Бамиане вызвало негодование российской буддийской общины²⁴. Официальная реакция Совета муфтиев на события в Афганиста между тем ограничилась только предложением ввести мораторий на военные действия во время месяца Рамадан²⁵.

2 ноября 2001 г. Аширов и Шангареев вместе с лидером Исламского комитета России Гейдаром Джемалем приняли участие в антиамериканском митинге совместно с национал- большевиками, по итогам которого было объявлено о создании «красно-зеленого Интернационала»*. На призывы Аширова к мусульманам выполнить свой интернациональный долг и выехать добровольцами в Афганистан в итоге откликнулось два десятка человек из республик Северного Кавказа и Татарстана. Часть из них попала в плен к американцам, которые этапировали их в концентрационный лагерь на своей кубинской базе Гуантанамо. Эпопея «российских талибов» завершилась в 2004 г., когда семеро из них были возвращены на родину²⁷.

Столь невыдержанные выступления Аширова, сделанные им от имени Совета муфтиев России, поставили эту организацию в крайне неудобное положение и вынудили муфтия Равиля Гайнутдина публично денонсировать заявления своего сопредседателя. Стало очевидно, что председатель ДУМАЧР приносит Совету муфтиев больше вреда, чем пользы, однако никакие увещевания на Аширова не действовали. В январе 2002 г. он вместе с председателем Исламского комитета Гейдаром Джемалем принял участие в международной конференции, посвященной поддержке Палестины в борьбе против Израиля и США По ее итогам был принят документ, одобрявший использование против Израиля террористов-смертников, и российские представители поставили под ним свои подписи. В условиях нарастающий угрозы терактов со стороны чеченских террористов-самоубийц этот шаг верховного муфтия Азиатской части России был расценен Администрацией Президента РФ как откровенно провокационный²⁸.

Рискованные внешнеполитические демарши вывели в разряд маргиналов не только Аширова, но его ближайшего сподвижника Абдул-Вахеда Ниязова, вина которого отягощалось еще и тем, что свои выступления он делал как депутат Государственной Думы. В 2000 г. Ниязов во время своей поездки в Турцию принял участие в съезде антиправительственной партии «Фазилет» и пообещал ей поддержку от имени Государственной Думы²⁴. В совокупности с демаршами 2001 г. это привело к его разрыву с партией «Единая Россия» и выходу фракции «Рефах» из ее рядов, что свело к нулю вероятность избрания ее членом депутатами Государственной Думы следующего созыва.

В начале 2003 г. самой волнующей темой для российских мусульман стала ситуация вокруг Ирака. Планы США и их союзников по свержению режима Саддама Хуссейна были единодушно осуждены всеми мусульманскими центрами, которые заявляли о своей солидарности с многострадальным иракским народом. По мере нагнетания обстановки эти заявления становились все более резким, пока, наконец, 15 февраля 2003 г. в Махачкале не прошел многотысячный антивоенный митинг, участники которого выразили готовность с оружием в руках сражаться за свободу Ирака. Антиамериканские выпады мусульман поначалу не осуждались российской властью, заинтересованной в срыве намечающейся военной операции, однако все попытки добровольцев выехать в Ирак ею деликатно пресекались³⁰.

На фоне волны антизападных настроений особую активность проявило ЦДУМ, предложившее направить в Багдад с миссией мирамежрелигиозную делегацию. Эта удачная идея получила одобрение Русской Православной Церкви, и 17 марта христианско- мусульманская делегация вылетела в столицу Ирака. Со стороны ЦДУМ в нее вошли верховный муфтий Талгат Таджуддин, муфтий Пермской области Мухаммадгали Хузин, муфтий Ростовской области Джагофар Бикмаев, муфтий Москвы и Московской области Махмуд Велитов, муфтий Молдавии Альбэр Бабаев и муфтий Белоруссии Исмаил Воронович. Православную часть делегации возглавил епископ Магаданский и Синегорский Феофан³¹.

Союзные Совету муфтиев России СМИ поспешили охарактеризовать инициативу Таджуддина как ярко выраженный популизм и «саморекламу на крови иракского народа»³², однако в целом эта акция была воспринята положительно. Во время двухдневного пребывания в Багдаде члены делегации встретились с мусульманскими и христианскими духовными лидерами, посетили Министерство по делам вакфов и вернулись обратно за сутки до начала боевых действий.

Миротворческая поездка в Ирак была подробно освещена российскими СМИ, и верховный муфтий Талгат Таджуддин на несколько дней стал главным ньюсмейкером религиозной сферы. Казалось, ЦДУМ одержало решающую победу в информационной войне и теперь могло рассчитывать на режим максимального благоприятствования со стороны властей, однако вскоре достигнутый успех обернулся катастрофой³³.

Начало бомбардировок Ирака вызвало новый взрыв возмущения в российской умме. Как и следовало ожидать, наиболее болезненно отреагировал на них верховный муфтий Талгат Таджуддин. 3 апреля 2003 г. председатель ЦДУМ, выступая на митинге партии «Единая России» в Уфе, произнес крайне эмоциональную речь, в которой призвал мусульман всеми силами помогать иракскому народу и предсказал, что Америку в самое ближайшее время постигнет небесная кара за военные преступления в Ираке. Главным моментом выступления Таджуддина стало объявление священной войны основным членам антииракской коалиции — США и Великобритании³⁴. Следует отметить, что идея объявить джихад этим странам возникла не сразу — за неделю до уфимского митинга пленум ЦДУМ отклонил аналогичное предложение муфтия Москвы и Московской области Махмуда Велитова³⁵. Однако множащиеся жертвы среди мирного иракского населения все-таки спровоцировали верховного муфтия ЦДУМ на столь рискованный шаг.

Объявленный Талгатом Таджуддином джихад уже имел прецеденты в новейшей истории российского ислама — помимо антироссийской священной войны, провозглашенной в

1995 г. чеченским муфтием Ахмадом Кадыровым, можно вспомнить также демарш дальневосточного мусульманского лидера Алимхана Магрупова, весной 2001 г. призвавшего к джихаду против мэрии Владивостока. Другое дело, что никогда такие призывы не звучали из уст столь высокопоставленного и влиятельного муфтия, к тому же входящего в Совет по взаимодействию с религиозными организациями при Президенте РФ. Именно поэтому российская власть отнеслась к объявлению джихада крайне серьезно и немедленно приняла меры для его денонсации — исход очередной войны в Заливе выглядел очевидным, и теперь было целесообразно не обострять отношения с победителями, а включиться в процесс послевоенного восстановления Ирака.

Уже на следующий день прокурор Республики Башкортостан Флорид Бойков объявил Талгату Таджудину официальное предостережение о недопустимости нарушения Закона «О противодействии экстремистской деятельности», поскольку «заявления о священной войне мусульман способствуют религиозной розни»³⁶, а представители Генпрокуратуры даже пригрозили приостановить деятельность ЦДУМ, если Талгат Таджуддин не дезавуирует свои заявления³⁷. За всю историю существования в России мусульманских централизованных структур такие угрозы в адрес одной из них прозвучали впервые.

Уловив сложившуюся конъюнктуру, председатель Совета муфтиев России муфтий Равиль Гайнутдин оперативно обнародовал заявление, в котором определил объявленный Таджуддином джихад как не имеющий силы и призвал российских мусульман сохранять спокойствие. С ним солидаризировались и другие враждебные Таджуддину муфтии, а также многие мусульманские политические и общественные деятели, в число которых вошли даже лидеры Всетатарского общественного центра, совсем недавно проклинавшие Америку и восхищавшиеся «подвигами» чеченских боевиков. Поддержал это заявление и славящийся своей непримиримой антизападной позицией верховный муфтий Нафигулла Аширов³⁸.

14 апреля на внеочередном расширенном заседании Совета муфтиев России была принята фетва, которая констатировала, что Талгат Таджуддин вывел себя из лона ислама и предстал в виде лжепророка, поскольку присвоил полномочия пророка Мухаммеда говорить от лица Всевышнего. Впоследствии была принята дополнительная фетва, провозгласившая Талгата Таджуддина душевнобольным и, как следствие, недееспособным. Несмотря на то, что эти фетвы имели силу лишь для последователей Совета муфтиев России, СМИ поспешили представить их как общемусульманское порицание главы ЦДУМ³⁹.

Оказавшееся под шквалом резкой критики и оскорблений ЦДУМ пыталось защищаться, толкуя злосчастное выступление Талгата Таджуддина как попытку призвать мусульман к мирным формам джихада, не подразумевавших вооруженную борьбу против стран антииракской коалиции. Некоторую надежду сторонникам верховного муфтия ЦДУМ оставляла позиция Президента России, который воздержался от резких оценок случившегося и лишь заметил, что «эмоции — плохой советчик», а также поведение КЦМСК, Русской Православной Церкви, иудейских центров и Буддийской традиционной сангхи России, представители который лишь пожурили Талгата Таджуддина за излишнюю горячность. Внушал оптимизм и тот факт, что ни один из подконтрольных ЦДУМ муфтиятов не воспользовался разразившимся кризисом для перехода в Совет муфтиев России. И все-таки позиции ЦДУМ были фатально ослаблены.

Из заявления Совета муфтиев России

После 2003 г. мусульманские организации стали более осторожно реагировать на внешнеполитические события. Война между Израилем и движением «Хезболла» в Ливане, а также операция «Литой свинец» в секторе Газа получили резкую оценку только общественных деятелей и второстепенных муфтиев — муфтии первого эшелона к этому времени старались сверять свои высказывания с линией МИД России и внешнеполитического подразделения Администрации Президента РФ, принципиально воздерживаясь от чересчур агрессивных суждений.

Последним скандалом на внешнеполитическом фронте стал демарш московского муфтия Равиля Гайнутдина, после своей поездки в Китай неожиданного заявившего, что власти этого государства относятся к мусульманам гораздо внимательней, чем российские⁴⁰. После этого случая выезжающие за рубеж мусульманские лидеры старались не критиковать свою страну, во всяком случае, публично.

В настоящее время международные контакты мусульманских центров России все чаще сводятся к налаживанию сотрудничества в сфере образования и науки, а также культурным мероприятиям, из которых можно особо отметить международный фестиваль мусульманского кино «Золотой минбар» в Казани.

Говоря о международной мусульманской дипломатии в постсоветский период трудно не коснуться деятельности молодого президента Чечни Рамзана Кадырова, который, будучи политиком регионального уровня, смог добиться немалых успехов в иностранных делах.

В августе 2007 г. Кадыров первым из россиян был приглашен в Саудовскую Аравию на церемонию омовения Каабы, которая проводится дважды в год силами элиты мусульманского мира по версии саудовских властей⁴¹. В том же году Кадыров посетил Иорданию и встретился с ее королем Абдаллой II — наиболее уважаемым монархом в мусульманском мире⁴². Все эти поездки резко подняли рейтинг Кадырова и в итоге вывели его в двадцатку самых влиятельных политических лидеров России с точки зрения внешних наблюдателей⁴³.

17 октября 2008 г. в центре Грозного была торжественно открыта Мечеть им. Ахмада Кадырова, получившая название «Сердце Чечни», которая стала точной копией главной мечети Анкары. Вокруг «крупнейшей в Европе мечети» был построен комплекс зданий Исламского центра, включающий в себя резиденцию председателя ДУМ Чеченской Республики и корпуса Российского исламского университета им. Кунта-хаджи. Данный вуз, заранее претендующий на звание крупнейшего на Северном Кавказе, начнет набор студентов с сентября 2009 г.⁴⁴

В 2008 г. Рамзан Кадыров был приглашен во Всемирное народное исламское руководство⁴⁵, а также добился проведения в

2009 г. на своей территории очередного заседания генерального совета ливийской организации «Исламский призыв»⁴⁶.

«Кавказская республика не иначе как вступила в соревнование с Татарстаном за право быть визитной карточкой ислама в России. Прошедшие на прошлой неделе в Грозном торжества по случаю открытия Исламского центра продемонстрировали высокую планку амбиций чеченских властей в этом вопросе», — справедливо отметила исследовательница кавказского ислама Санобар Шерматова⁴⁷.

Взаимодействие с международными исламскими организациями

Сфера взаимодействия российских мусульман с международными мусульманскими организациями интересна в первую очередь историей установления связей с Организацией Исламской конференции (ОИК). Созданная 25 сентября 1969 г. в столице Марокко Рабате 25 мусульманскими государствами ОИК стала крупнейшей и самой авторитетной международной мусульманской организацией за всю историю. Со временем ОИК создала целый ряд дочерних структур, призванных содействовать распространению ислама. Самой значимой из них стал Исламский банк развития, выделяющий многомиллиардные кредиты или оказывающий безвозмездную помощь как отдельным мусульманским организациям, так и целым странам⁴⁸.

В 70-80-е гг. XX в. между Москвой и ОИК проводились отдельные контакты, в основном касавшиеся положения в Афганистане. Генсекретариат ОИК позитивно откликался на обращения России оказать содействие в деле освобождения наших военнопленных в Афганистане, а также находившихся в плену в Кандагаре российских летчиков⁴⁴.

Как уже упоминалось, первым из республик бывшего СССР в ОИК вступил Азербайджан, после чего его примеру последовали государства Средней Азии и Казахстан. Вхождение в ОИК сулило мусульманским государствам немало бонусов, однако перспектива интеграции в ОИК православной России вызывала большие сомнения — ведь ни одному критерию вступления в эту организацию она не соответствовала.

Данное обстоятельство тем не менее не смущало сторонников более близкого взаимодействия России с исламским миром. Еще в 1992 г. глава ДУМЕС муфтий Талгат Таджутдин в своем выступлении на первом Всемирном конгрессе татар заявил, что «татарам надо возвращаться в великий исламский мир, в его семью», причем сделать это через членство в ОИК: «Сегодня серьезно стоит вопрос о вхождении в исламский мир Татарстана и Башкортостана. Слава Аллаху, около года идут переговоры по этому поводу. Духовное управление внесло свою лепту в это дело, оно уже около трех лет ведет работу в этом направлении. На сегодня эти переговоры достигли своей кульминации. Когда я был в Стамбуле, генеральный секретарь ОИК просил меня передать президентам Татарстана и Башкортостана, что если они официально обратятся, то обе республики могут быть приняты членами этой организации. Если это случится, то суверенитет не будет пустым звуком. В этом случае окажется, что мы будем признаны 45 исламскими государствами», — подчеркнул он тогда⁵⁰.

Принимая во внимание пример Азербайджана, перспектива вступления в ОИК отдельных регионов России не казалась совсем уж фантастической, однако сделать реальные шаги в этом направлении помешал прогрессирующий раскол ДУМЕС. Тем не менее в апреле 1993 г. тему вступления России в ОИК поднял заместитель председателя Комитета Верховного Совета РФ по свободе совести и вероисповеданиям Мурад Заргишиев, в ответ получивший резкую отповедь исламоведа Алексея Малашенко «Россия — страна немусульманская. Рассуждения г-на Заргишиева о ее возможном вступлении в головную структуру исламского мира — Организацию Исламская конференция — звучат выспренно и, да простит он меня, нелепо», — заявил тогда А.Малашенко⁵¹.

Тем временем сотрудничество России с ОИК постепенно развивалось. Генеральные секретари ОИК X. аль-Габид и А.Лараки побывали с визитами в Москве в 1994 и 1997 гг. соответственно. На переговорах с ними главной темой стал конфликт в Чечне⁵².

В 1997 г. к проблеме вступления России в ОИК вернулся лидер Союза мусульман России Надиршах Хачилаев, который выступил инициатором проведения в Государственной Думе «круглого стола» «Проблемы и перспективы вступления России в ОИК в качестве полноправного члена». По итогам этого «круглого стола» было решено провести соответствующие парламентские слушания, однако до них дело так и не дошло⁵³.

В декабре 1999 г. Россию с рабочим визитом посетила делегация ОИК во главе с министром иностранных дел Ирана К.Харрази, которая была принята президентом России В.В.Путиным. Вторично Харрази посетил Россию уже в следующем году, встретившись с министром иностранных дел И.С.Ивановым. Воспользовавшись активизацией контактов с ОИК, муфтий Равиль Гайнутдин направил президенту Ирана Мохаммеду Хатами письмо с просьбой предоставить России статус наблюдателя при этой организации⁵⁴.

В январе 2003 г. генсекретарь ОИК А.Бельказиз встретился в Москве с председателем Совета Федерации С.М.Мироновым, Министром иностранных дел И.С.Ивановым, заместителем Министра А.В.Салтановым, заместителем председателя Отдела внешних церковных сношений Московского патриархата архиепископом Климентом, муфтиями Талгатом Таджуддином и Равилем Гайнутдином. Генсек ОИК заверил, что его организация будет противостоять попыткам оказания финансовой помощи чеченским боевикам из арабских стран, что стало особенно хорошей новостью для российских властей⁵⁵.

В феврале того же года в МИД России была учреждена должность посла по особым поручениям, ответственным за связи с ОИК и другими международными мусульманскими организаци ями. Этот пост занял В.В.Попов, ранее представлявший интересы России в Йемене, Ливии и Тунисе⁵⁶. С этого момента связи ОИК и России окончательно упрочились, ярким свидетельством чему стало заявление президента В.В.Путина о возможном получении России статуса наблюдателя при ОИК, сделанное им в августе 2003 года во время визита в Малайзию⁵⁷. Планы России по сближению с ОИК получили поддержку Русской Православной Церкви и всех мусульманских лидеров, однако многие аналитики отнеслись к ним скептически, указав на несоответствие России любому из трех критериев вступления в «мусульманскую ООН»⁵⁸. В итоге было принято решение подать заявку на вхождение в ОИК в качестве наблюдателя и провести один из ее будущих саммитов в Москве⁵⁹.

В октябре 2003 г. президент России в качестве гостя прибыл на X Конференцию ОИК в Куалу-Лумпур, где выступил с программным докладом. «Мы знаем, что подавляющее большинство стран-членов организации поддержало нашу инициативу о развитии отношений с ОИК. И видим в этом не просто жест, а дальновидное и стратегически ориентированное решение. Убежден — участие России не только дополнит яркую палитру Организации, оно добавит в ее работу новые возможности, привнесет вес и голос крупной российской мусульманской общественности. Общины, которая уже не отделяет себя от мирового сообщества мусульман, и готова к плодотворному участию в его духовной, культурной, политической жизни», — заявил тогда глава государства⁶⁰.

Особо теплое отношение российской власти к мусульманам подтверждали своим присутствием на саммите лидеры некоторых «мусульманских» регионов России и председатель Координационного центра мусульман Северного Кавказа муфтий Исмаил Бердиев⁶¹. Впоследствии самым активно контактирующим с ОИК российским политиком стал новый президент Чечни Рамзан Кадыров, который быстро установил тесные связи с ключевыми мусульманскими державами и даже стал первым россиянином, приглашенным на церемонию обмывания Каабы⁶².

Политические выгоды от сближения с ОИК не замедлили сказаться. «В мусульманском мире растет понимание линии России на Северном Кавказе. Примечательно, что ОИК направила своих наблюдателей на выборы президента Чечни в октябре 2003 г.», — отмечал в начале 2004 г. посол по особым поручениям Вениамин Попов⁶³.

В мае 2004 г. министр иностранных дел России С.ВЛавров направил генеральному секретарю ОИК письмо с просьбой о приеме России в ОИК в качестве наблюдателя, а 30 июня 2005 г. участники 32-й сессии совещания министров иностранных дел стран-членов Организации Исламская конференция (ОИК) в Сане удовлетворили его просьбу. 11 января 2007 г. Россия получила также статус наблюдателя в Исламской организации по образованию, науке и культуре (ИСЕСКО)⁶⁴.

В 2006 г. под патронажем бывшего премьер-министра России Е.М.Примакова была создана группа стратегического видения «Россия — исламский мир», под эгидой которой при участии крупных общественных, государственных и духовных лидеров стал осуществляться ряд важных проектов. За три года эта группа провела четыре резонансных заседания: в Москве, Казани и Стамбуле и Джидде, в которых приняли участие и представители Русской Православной Церкви. При этом заместитель председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата протоиерей Всеволод Чаплин стал первым священнослужителем Русской Православной Церкви, посетившим Саудовскую Аравию⁶⁵.

Последним штрихом на пути интеграции России в ОИК стало введение в МИДе России должности еще одного посла по особым поручениям, которым стал Роберт Маркарян. К его обязанностям были отнесены связи со странами ОИК. К этому времени пост посла по особым поручения — постоянного представителя России при ОИК получил бывший мэр Казани и полномочный представитель президента России в Дальневосточном федеральном округе Камиль Исхаков⁶⁶.

Интеграция России в ОИК стала в первую очередь следствием собственного желания ее властей, а не лоббирования этой идеи мусульманскими духовными лидерами или политиками. Никто из российских муфтиев не был привлечен в качестве переговорщика с ОИК, однако немалую пользу от сближения с этой организацией приобрели именно они.

Помимо ОИК, мусульманские центры России установили контакты еще с рядом международных мусульманских организаций, среди которых выделялись Лига исламского мира (Всемирная исламская лига) и международная ассамблея «Исламский призыв».

Созданная в 1961 г. в Саудовской Аравии Лига исламского мира быстро стала одним из главных инструментов саудовской экспансии в мировом масштабе. Еще в 1986 г. советские исследователи отмечали панисламистский характер этой структуры, которая оказалась особенно заинтересована в распространении ваххабитской идеологии⁶⁷. Дочерними, или аффилированными, структурами ЛИМ стали Лига исламских университетов, Всемирный исламский совет в Лондоне, Ассоциация исламских университетов, Всемирная ассамблея исламской молодежи, Фонд поддержки исламских университетов, Всемирный исламский совет призыва и спасения, а также целый ряд других организаций⁶⁸.

Особый интерес ЛИМ вызывали проекты по укреплению единства исламского мира, в чем она открыто конкурировала с иранской Всемирной ассамблеей сближения исламских мазхабов, а также межрелигиозный диалог. Представители этой организации отметились во всех крупных межрелигиозных саммитах с начала 90-х гг. XX в.

Российское отделение ЛИМ открылось в Москве уже в 1994 году, и с этого момента эта организация стала все активнее влиять на процессы исламского возрождения в России⁶⁹. В октябре- ноябре 2002 г. генеральный секретарь ЛИМ Абдаллах Абдель Мухсин Ат-Турки по приглашению Совета муфтиев России совершил турне по регионам России, итогом которого стала активизация этой организации в нашей стране⁷⁰.

Особо тесные отношения сложились у ЛИМ с Советом муфтиев России, в то время как Центральное духовное управление мусульман России отказалось от сотрудничества с этой организацией еще в 1992 г.⁷¹ В 2001 г. муфтий Равиль Гайнутдин прямо заявил, что наиболее авторитетной мусульманской организацией для него является ЛИМ, а в сентябре 2004 г. Совет муфтиев России вошел в Высший координационный совет Лиги исламского мира⁷².

Сотрудничество российских мусульман с международной ассамблеей «Исламский призыв» началось еще в советский период. Представительные конференции в Ливии и дружественных ей странах редко проходили без делегаций из СССР, а затем и России. В новейший период наиболее тесные отношения с «Исламским призывом» сложились у Международной исламской миссии и Совета муфтиев России, лидер которого посетил Ливию в феврале 2004 г. и подписал с руководством этой организации соглашение о сотрудничестве⁷⁴.

4-6 февраля 2000 г. «Исламский призыв» провел крупную Международную исламскую конференцию в столице Чада Нджамене, в которой приняли участие представители мусульман Азербайджана, Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево- Черкессии и Крыма, а в ноябре 2008 г. при активном содействии этой организации Москву посетил ливийский лидер Муаммар Каддафи⁷⁴.

В июле 2007 г. новый президент Чечни Рамзан Кадыров дал согласие войти во Всемирное исламское народное руководство, так же как и «Исламский призыв», базирующееся в Ливии и подконтрольное Муаммару Каддафи⁷⁶. Ранее в эту организацию, уделяющую особое внимание поддержке суфизма, входил его отец Ахмад Кадыров. В рамках сотрудничества мусульман Чечни с Всемирным народным исламским руководством в июле 2008 г. в Гудермесе была проведена Конференция «Суфизм и его роль в развитии исламского общества»⁷⁶.

Еще одним значимым партнером российских мусульман стал турецкий Евразийский исламский совет, действующий под эгидой Управления по делам религий Турции и объединяющий представителей 37 стран Европы и Азии. 21-25 октября 1996 г. на второй ассамблее Совета представительная делегация российских мусульман, включавшая в себя муфтиев Равиля Гайнутдина, Габдуллу Галиуллина, Нурмухаммада Нигматуллина, Зулькарная Шакирзянова и Шарафутдина Чочаева приняла участие в выборах его руководства. Первым генеральным секретарем Евразийского исламского совета стал министр по делам религий Турции Мехмет Нури Йелмаз, а его заместителем был избран шейх-уль-ислам Аллахшукюр Паша-заде⁷⁷. В сентября 2005 г. вице-президентом Совета стал муфтий Татарстана Гусман Исхаков, а 15 мая 2009 г. в ее президиум вошел председатель Совета муфтиев России Равиль Гайнутдин⁷⁸.

Мусульманский историк и богослов Валиулла Якупов

о причинах создания международных исламских организаций

После распада СССР Отдел международных связей мусульманских организаций СССР утратил большую часть своих функций, перестав быть координирующим органом четырех некогда единых духовных управлений. Переименованная в «Ассоциацию внешних исламских связей» эта структура пришла в упадок и фактически прекратила свое существование. Ее последним председателем стал подполковник КГБ в отставке

Рудник Дудаев, впоследствии перешедший на работу в правительство президента Чечни Ахмада Кадырова и погибший в результате несчастного случая в 2005 г.

В то же время параллельно с процессами распада в исламском сообществе постсоветского пространства начался поначалу робкий процесс новой интеграции. Инициатором этого процесса выступил глава Управления мусульман Кавказа шейх-уль-ислам Аллахшукюр Паша-заде, который в тяжелый переходной период не только сохранил, но и преумножил свое влияние.

4 сентября 1992 г. глава мусульман Закавказья прибыл в Грозный для участия в Международной конференции «Кавказский дом», по итогам которой было принято решение о создании Высшего религиозного совета народов Кавказа (ВРСНК) во главе с Аллахшукюром Паша-заде. Его первым заместителем и координатором был избран будущий муфтий Чечни Хусейн Алсабеков. Участники Конференции подчеркнули, что новая организация намерена активно участвовать в решении социально-экономических проблем региона и урегулировании межнациональных конфликтов⁸⁰.

23-24 ноября 1992 г. в Баку прошла Первая конференция ВРСНК, на которой был утвержден ее устав. Участие в ней приняли также делегаты из Русской и Грузинской Православных Церквей в лице митрополита Ставропольского и Бакинского Гедеона и священника Зураба Исиладзе, изъявившие желание вступить в новый альянс духовных лидеров. Среди поднятых лидерами ВРСНК проблем прозвучали темы Карабахского и осетино-ингушского конфликта, было принято «Обращение к народам и правительствам региона» с призывом объявить мораторий на изменение границ и применение оружия в любых конфликтных ситуациях. Резкое послание было направлено также президенту России Б.Н.Ельцину, которого призывали немедленно прекратить кровопролитие в районе осетино- ингушского конфликта и адекватно решить вопрос о репрессированных народах⁸¹.

С этого момента встречи ВРСНК стали проводить регулярно, однако по мере развития ситуации в Чечне отношения между чеченскими властями и Аллахшукюром Паша-заде стали ухудшаться. Лидер мусульман Закавказья с уважением относился к первому президенту Чечни Джохару Дудаеву в первые годы его правления, однако новые чеченские лидеры, ставшие затем главарями террористических банд, симпатии у него не вызывали. Именно поэтому II Конференция Международного форума «Кавказский дом» прошла в Грозном в ноябре 1997 г. без участия азербайджанской стороны, зато под патронажем «бригадного генерала» Салмана Радуева⁸².

После начала Первой чеченской войны Аллахшукюр Паша- заде призвал Россию остановить кровопролитие и заявил, что претензии к генералу Дудаеву не должны вести к страданиям всего чеченского народа. «Не силой оружия, а мудрой политикой Россия может завоевать уважение народов Кавказа», — отметил он в специальном заявлении, опубликованном в парламентской газете «Азербайджан». После этого шейх-уль-ислам не раз критиковал политику России на Кавказе, однако делал это корректно и конструктивно, что заметно контрастировало с резкими выпадами других зарубежных мусульманских лидеров⁸³.

Постепенно авторитет ВРСНК рос, и шейх-уль-ислам Аллахшукюр Паша-заде предпочитал в первую очередь представляться как глава именно этой организации. Разобщенные после распада ДУМСК северокавказские муфтияты начали реинтеграционный процесс с вхождения ВРСНК, руководство которого помогало им не только морально, но и материально. Международные контакты ВРСНК помогли мусульманам региона выстроить правильную внешнюю политику и своевременно осознать всю опасность ваххабитской экспансии. Кроме того, созданный Аллахшукюром Паша-заде альянс духовных лидеров оказался эффективным механизмом межрелигиозного диалога, что получило высокую оценку Русской Православной Церкви.

Впоследствии муфтии Северного Кавказа интегрировались непосредственно в Управление мусульман Кавказа, в уставе которого отмечалось, что оно является высшим центром религиозных общин мусульман, проживающих в регионе Северного Кавказа. Альянс северокавказских муфтиев с Управлением мусульман Кавказа стал добровольным и не накладывающим на них особых обязательств — законодательство Российской Федерации не позволяло им в полной мере ориентироваться на религиозный центр, находящийся в другом государстве⁸⁴. 27 июля 2003 г. муфтии Координационного центра мусульман Северного Кавказа приняли участие в XI Съезде Управления мусульман Кавказа, где вместе с другими делегатами проголосовали за избрание Аллахшукюра Паша-заде пожизненным председателем этого управления⁸⁵.

Пик расцвета ВРСНК пришелся на 1998 г., когда в Баку открылись X съезд мусульман Кавказа и приуроченная к нему конференция «Современность и религиозно-нравственные ценности».

1 октября 1998 г. в Баку собралось более 700 духовных лидеров Кавказа и гостей из других регионов, которые переизбрали шейх- уль-ислама Аллахшукюра Паша-заде на посту председателя ВРСНК и приняли ряд обращений, в частности, попросив российские власти уделить особое внимание теракту, унесшему жизнь лидера мусульман Дагестана муфтия Саид-Мухаммада Абубакарова⁸⁶.

Делегации высокого уровня в Баку направили правительство Российской Федерации и Русская Православная Церковь, страны Центральной Азии, Саудовская Аравия, Турция и Иран. Выступивший на открытии Съезда президент Азербайджана Гейдар Алиев призвал религиозных деятелей разработать советы и рекомендации по использованию ценностей ислама в современном мире, прежде всего при решении региональных конфликтов. Важным фактором спокойствия и стабильности в регионе глава азербайджанского государства назвал развивающееся в последнее время сотрудничество светских и религиозных властей⁸⁷.

В 2002 г. в Москве открылось представительство Управления мусульман Кавказа, которому были переданы помещения, в советское время занимаемые Отделом международных связей мусульманских организаций СССР. При этом Аллахшукюр Паша- заде особо отметил, что эти помещения были переданы ему при содействии Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II⁸⁸.

В 1997 г. при активном участии шейх-уль-ислама Аллахшукюра Паша-заде был воссоздан Отдел международных связей мусульманских организаций СССР, зарегистрированный под названием «Международной исламской миссии» (МИМ). Президентом и вице-президентом МИМ стали близкие сподвижники шейх- уль-ислама Тагир Халилов и Сабир Мамедов, курировавшие вопросы внешней исламской дипломатии еще в советский период. Пост исполнительного директора МИМа занял первый муфтий Кабардино-Балкарской Республики Шафиг Пшихачев.

Главными целями МИМа были следующие: противодействие экстремизму и терроризму; укрепление дружбы между народами независимо от вероисповедания и расовой принадлежности; распространение народной дипломатии; воспитание патриотизма у подрастающего поколения и, что особенно важно — укрепление авторитета России на мировой арене⁸⁹.

Особое внимание новая структура стала уделять восстановлению разрушенных связей между мусульманами СНГ, в первую очередь — с мусульманами Средней Азии. Представители МИМ сумели наладить постоянные контакты с ведущими исламскими учебными заведениями Узбекистана, муфтиями Казахстана, Киргизии, Таджикистана, Украины и других республик СНГ. Со временем эта работа создала подходящую почву для объединения мусульман СНГ в постоянно действующую структуру.

Из международных мусульманских организаций самым близким партнером МИМа стала ливийская Всемирная ассоциация исламского призыва, в заседаниях которой принимали участие еще лидеры мусульман СССР.

В 2006 г. МИМ выступила соучредителем Фонда исламской культуры, науки и образования, после чего ее деятельность резко активизировалась. В мае того же года МИМ совместно с Управлением мусульман Кавказа выступила инициатором создания Верховного совета мусульман Кавказа, в первую очередь призванного оптимизировать борьбу с экстремизмом. Главным координатором новой организации стал президент МИМ Тагир Халилов⁹⁰.

С 2006 по 2009 гг. МИМ стала инициатором проведения ряда конференций, оказала помощь школам-интернатам для детей-сирот и приняла активное участие в подготовке документального фильма об экспансии исламистов на Кавказа в начале 90-х гг., который был показан по Первому каналу российского телевидения в июне 2008 г.⁹¹

17 июня 2009 г. МИМ провела свое главное мероприятие — Международную конференцию «Мусульмане СНГ за межкон- фессиональное и межнациональное согласие», собравшую в Москве более ста мусульманских духовных лидеров постсоветского пространства. Несмотря на активное противодействие главы Совета муфтиев России муфтия Равиля Гайнутдина, заявившего, что на «его земле» никакие конференции без его санкции невозможны в принципе, она выполнила все поставленные задачи и смогла консолидировать значительную часть мусульман Содружества. В созданный по итогам Конференции Консультативный совет мусульман СНГ, который возглавил шейх-уль-ислам Аллахшукюр Паша-заде, вошли муфтии Киргизии, Таджиктстана, Казахстана, Украины, Белоруссии и Молдавии, а также главы ЦДУМ и Координационного центра мусульман Северного Кавказа, которые активно поддержали интеграционные инициативы главы мусульман Закавказья⁹².

15 июля 2009 г. Президент России ДА.Медведев на встрече с 12 российскими муфтиями из всех мусульманских инициатив последнего времени отметил только конференцию Международной исламской миссии. «Недавно в Москве прошла и отдельная Конференция «Мусульмане Содружества Независимых Государств за межконфессиональное и межнациональное согласие», на которой был образован соответствующий консультативный совет. Будем надеяться, что его работа будет значима и для нашей страны, и для поддержания прочных связей со странами Содружества Независимых Государств, значительная часть из которых является мусульманскими странами», — отметил он, похвалив также возглавляемый шейх-уль-исламом Аллахшукюром Паша-заде Межрелигиозный совет СНГ. Это выступление Президента стало недвусмысленным намеком муфтию Равилю Гайнутдину, чрезмерные амбиции которого все сильнее стали раздражать высшее руководство страны⁹³.

Таким образом, к 2010 г. Управление мусульман Кавказа и аффиллированные с ним организации стали играть самую серьезную роль в жизни исламского сообщества России, консолидировав вокруг себя наиболее последовательных сторонников традиционного ислама. Московская конференция июня 2009 г. наглядно показала, что влияние шейх-уль-ислама Аллахшукюра Паша-заде среди мусульман СНГ несопоставимо выше, чем у муфтия Равиля Гайнутдина, также претендовавшего на роль их лидера. При этом деятельность закавказских мусульман в России была благосклонно воспринята и властями, и Русской Православной Церковью, так как приносила для них гораздо больше пользы, чем деятельность целого ряда сугубо российских муфтиятов.

В целом деятельность шейх-уль-ислама Аллахшукюра Паша- заде можно расценить как последовательный экспорт в Россию идей умеренного ислама, максимально приспособленного для добрососедского сосуществования с христианством.

В своей международной деятельности мусульманские организации России важнейшее место традиционно уделяют привлечению средств на свое развитие, стараясь найти партнеров-благотворителей среди правительственных и неправительственных структур мусульманских стран. Многим из них удалось добиться желаемого, однако нередко за полученные деньги приходилось расплачиваться потерей лица или даже собственной независимости. Неискушенные или чрезмерно корыстные мусульманские лидеры стали идеальными агентами для экстремистских организаций, которые с их помощью смогли прочно закрепиться на российской земле. «Верховенство в мусульманской общине сулит и известные материальные блага, как в рублевом, так и в валютном исчислении. Тем более что ближневосточные спонсоры до конца не решили, кому же отдавать приоритет в оказании морально-финансовой помощи», — справедливо утверждал исламовед Алексей Малашенко⁹⁴.

В первое время из всех способов привлечения средств самым привлекательным выглядело обращение к богатым единоверцам из монархий Персидского залива или, в ряде случаев, Турции, Пакистана и Ливии. С конца 80-х гг. XX в. в Россию стали приезжать многочисленные делегации из этих стран, которые с восхищением отмечали начавшееся в стране исламское возрождение и выражали готовность вкладывать в него немалые суммы денег.

Естественно, что до середины 1992 г. главным и единственным партнером зарубежных благотворителей было ДУМЕС. В 1991 г. благотворители из Объединенных Арабских Эмиратов выделили ДУМЕС 250 тыс. долл. США, а в январе 1992 г. Таджуддин заключил договор с Исламским банком развития (Саудовская Аравия) о предоставлении ДУМЕС, по разным данным, от 1,2 до 1,5 млн долл. США на строительство мечетей в Уфе, Казани и Москве, а также на открытие нескольких средних медресе. В июле 1992 г. 140 тыс. долл. США пожертвовали кувейтцы, присутствовавшие на открытии набережночелнинской мечети «Таубэ»⁹⁵, а в 1991 г. саудовский бизнесмен Тарик бен Ладен передал муфтию Талгату Таджуддину 20 тыс. долл. США в качестве начального взноса на строительство мечети «Абдель Азиз бен Сауди» в Ульяновске⁹⁶.

«У мусульманского сообщества Татарстана наиболее плодотворные связи сложились с Исламским банком развития (ИБР). После крушения СССР в ИБР была принята заявка от муфтия Талгата хазрата Таджутдина на оказание помощи в строительстве мусульманских учебных заведений в Татарстане: вы делилось 440 тыс. долл. США для Казани, 140 тыс. долл. США для Зеленодольска и 225 тыс. долл. США для Альметьевска. Произошедший раскол в ДУМЕС в 1992 году отсрочил получение этих денег. С избранием муфтием Татарстана Гусмана хазрата Исхакова в 1998 г. благодаря его настойчивости, дипломатичности и умению вести дела в арабской среде выделенные деньги удалось получить: на 440 тыс. долл. США было реконструировано здание РИУ по ул. Газовая, 19. Более того, по ходатайству Гусмана хазрата Исхакова было пролоббировано решение о выделении 237 тыс. долл. США на приобретение дополнительного здания для РИУ. На деньги ИБР реконструировано здание женского медресе в г. Альметьевске и здание медресе в г. Зеленодольске», — отмечал Валиулла Якупов⁹⁷.

Помимо непосредственно финансовой помощи зарубежные благотворители передавали ДУМЕС религиозную литературу, особенно русскоязычные Кораны, выделяли бесплатные путевки на хадж и умру, предоставляли гранты на обучение студентов и повышение квалификации имамов. Все эти блага распределялись через центральный аппарат ДУМЕС по указаниям муфтия Талгата Таджуддина, и естественно, что многие духовные лидеры чувствовали себя обделенными. «Можно себе представить чувства раскольников, видевших, как Таджуддин бесконтрольно (и без их участия) тратит огромные деньги», — отмечал исламовед М.Тульский⁹⁸.

Со своей стороны, зарубежные фонды нередко рассматривали помощь российским единоверцам не как бескорыстную милостыню, а как инвестиции, должные со временем окупиться и принести хороший доход. В этом они были солидарны с протестантскими миссионерами и эмиссарами новых религиозных движений, все «благотворительные» акции которых были нацелены на привлечение новых адептов. До двух третей ориентированных на Россию исламских фондов оказались дочерними структурами экстремистских организаций, которые ставили перед собой следующие перспективные задачи: установление контроля над исламской элитой России; проникновение в высшие эшелоны власти и формирование влиятельного лобби; обращение в свою веру мусульманских сообществ отдельных регионов с их последующим отторжением от страны; создание в России масштабного антиправительственного подполья; поддержка миссионерской деятельности среди людей неисламской культуры.

Первоначально они пытались проводить свою политику через ДУМЕС, что в случае успеха гарантировало быстрые и существенные дивиденды, однако муфтий Талгат Таджуддин сумел разобраться в ситуации и стал очень придирчиво относиться к выбору зарубежных партнеров. Тогда ставка была сделана на оппозиционных ему имамов, с начала 1991 г. получивших высокую степень свободы. В доступных источниках нет свидетельств о том, что раскол ДУМЕС был спровоцирован извне, однако нельзя не отметить, что иностранным «благотворительным» структурам он был очень на руку. «При объективном анализе легко заметить, что раскол случился лишь по приезде делегаций из Саудовской Аравии и ряда других стран, члены которых прозрачно намекали на щедрую финансовую помощь в случае возникновения альтернативы ДУМЕС», — совершенно справедливо отмечал авторитетный исследователь татарстанского ислама Валиулла Якупов¹⁰⁰.

С конца 1992 г. ДУМЕС практически лишилось заграничной помощи, в то время как «отпочковавшиеся» от него муф- тияты, наоборот, приобрели влиятельных союзников в странах Ближнего Востока. Объем предоставляемой «'благотворителями» помощи зависел в первую очередь от личных качеств их российских партнеров, реальные же нужды муфти- ятов учитывались в меньшей степени. Самыми удачливыми на этой ниве оказались генеральный директор ИКЦ России Абдул-Вахед Ниязов, имам-мухтасиб, а впоследствии — муфтий Равиль Гайнутдин, лидеры ДУМ «Ассоциация мечетей» братья Шангареевы — Тагир, Исмаил и Мансур, председатель исполкома ВКЦДУМР Нафигулла Аширов и муфтий Сибири Зулькарнай Шакирзянов.

Иностранная помощь делилась на финансовую, гуманитарную, предполагавшую поставки религиозной литературы, оргтехники, издательского оборудования и даже продуктовых наборов, и опосредованную, позволявшую получать бесплатные путевки на хадж и умру, обучать студентов за счет зарубежных медресе и привилегированно участвовать в различных конференциях и семинарах. Наличие или отсутствие доступа к такой помощи поставило мусульманские организации в неравные стартовые условия, причем, как выяснилось по прошествии нескольких лет, в более выгодном положении оказались именно радикальные общины или даже целые муфтияты.

Исламовед Константин Поляков о каналах поступления зарубежной помощи

К 1999 г. мусульманские структуры России окончательно определились со своими спонсорами. ЦДУМ старалось вести дела только с государственными турецкими структурами; центральный аппарат Совета муфтиев России и ДУМЕР поддерживали особо тесные отношения с кувейтским Комитетом мусульман Азии и с непосредственно курирующим его министерством по делам Ислама, вакуфов и юстиции Кувейта¹⁰², саудовскими фондом «Ибрагим Бин Абдулазиз Аль Ибрагим» и Исламским банком развития¹⁰³; мусульмане Северного Кавказа, особенно ДУМ Карачаево-Черкесской Республики и Ставрополья, получали помощь от азербайджанского Высшего религиозного совета народов Кавказа; ДУМ РТ продолжало сотрудничать с организацией «Тайба» и смогло установить тесные контакты с государственными структурами Катара; ДУМАЧР и сблизившийся с ним ИКЦ России ориентировались на самый широкий круг спонсоров, в число которых попало даже правительство Ирана, спонсировавшее также некоторые проекты маргинального философа-шиита Гейдара Джемаля; братья Шангареевы заручились поддержкой саудовского муфтия Абдель Азиза Бин База и подконтрольных ему структур; сибирские духовные лидеры братья Шакирзяновы получали транши от пакистанского Всемирного исламского университета, а ДУМ Нижнего Новгорода и Нижегородской области вело дела с саудовским Исламским банком развития¹⁰⁴. Заметное финансирование из-за рубежа получали также Карельский муфтият и ДУМ РБ¹⁰⁵

Организация Исламской конференции, Международный гуманитарный призыв, Комиссия по научным знакам в Коране и Сунне, Исламское агентство помощи и спасения, Всемирная ассамблея исламской молодежи, Всемирный исламский конгресс, Всемирная организация «Исламский призыв» и пакистанский «Таблиг» работали со многими мусульманскими центрами, предпочитая, правда, оппозиционные ДУМЕС-ЦДУМ организации.

«Терроризм в России финансируют 60 исламских экстремистских организаций, около ста коммерческих фирм за пределами РФ и 10 банковских групп». Эти данные привел заместитель начальника центра общественных связей ФСБ Николай Захаров в ходе круглого стола «Международный терроризм — взгляд из России», который организован РИА «Новости» и Российским институтом культуры¹“'.

Среди таких организаций назывались, в частности, «Аль-Ха- рамейн», «Исламик релиф», «Тайба», «Аль-Игаса», «Ассамблея мусульманской молодежи», «Организация исламского спасения Чечни», «Возрождение исламского наследия», «Общество социальных реформ», «Благотворительное общество Катара», «Общество исправления» и «Всемирная организация исламского спасения»¹⁰⁷.

О масштабах вкладываемых в боевиков денег можно судить по цифрам, приводимым в статье «Деньги едут на войну», опубликованной в журнале «Коммерсант-Власть».

«В Дагестане до последнего времени действовал филиал саудовского международного благотворительного общества «Катар». Летом 1999 года руководство «Катара» из зарубежных источников получило и передало боевикам, воевавшим в Ботлихском, Цумадинском и Новолакском райнах республики, около полумиллиона долларов. В августе МВД Дагестана возбудило против главы фонда уголовное дело, обвинив его в мошенничестве.

Саудовские благотворительные организации «Хаятуль- Игаса» и «Исламский конгресс» собрали в Саудовской Аравии, Кувейте и ОАЭ несколько миллионов долларов и также переправили на Северный Кавказ. «Хаятуль-Игаса», или «Международная исламская организация спасения», штаб-квартира которой находится в городе Джидда в Саудовской Аравии, официально спонсирует исламские учебные заведения, ее миссионеры проповедуют по всему мира идеи ваххабизма. Однако деятельность организации этим не ограничивается. Ее представители воевали в Боснии, Афганистане, Таджикистане, Косово и Чечне.

Иорданское отделение международной террористической организации «Братья мусульмане» в начале 1999 г. собрало для Чечни около $20 млн. Координирует эту работу глава чеченского шариатского суда Абу-Умар, иорданец по происхождению. Деньги поступают в Баку, в офис неправительственного фонда «Аль-Харамейн», а затем в Чечню. За один раз перевозится примерно $100 тыс. До войны в Чечне было налажено вертолетное сообщение с Азербайджаном. В распоряжении Басаева было несколько экипажей вертолетчиков, прошедших подготовку в Пакистане. Сейчас курьеры доставляют валюту горными тропами через Грузию»¹⁰⁸.

Среди отдельных спонсоров экстремистов выделялся египтянин Саад Эддин Эль-Лабан. С 1992 г. он находился в международном розыске за аферу с организацией паломничества в Мекку, в ходе которой он украл 8 млн долл. США. В 1995 г. эль-Лабан появился в Москве, где организовал корпорацию «Развитие», которая торговала конфетами и макаронными изделиями, а в 1996 г. создал благотворительный фонд «Зам-Зам». В декабре 1998 г. на конференции Конгресса народов Ичкерии и Дагестана Эль-Лабан передал чеченским боевикам 200 тыс. долл. США. Эти деньги были проведены по документам как «пожертвование в поддержку постящихся мусульман». После взрывов в Москве египтянин был объявлен в розыск и скрылся¹⁰⁹.

Следует заметить, что особого соперничества за внешние источники финансирования не возникало — благодаря обширной сети осведомителей зарубежные спонсоры неплохо представляли, в кого действительно следует вкладывать деньги[18]. Так, при саудовском посольстве был создан целый отдел, который занимался фундаментальными исследованиями российской уммы, а также формировал из ученых и журналистов просаудовское лобби, предоставляя им гранты и оплачивая зарубежные поездки¹¹⁰.

После вооруженного конфликта в Дагестане спецслужбы начали активно пресекать деятельность «благотворительных» фондов, после чего доля зарубежных вложений в бюджеты российских муфтиятов заметно снизилась. В первую очередь это коснулось официальных ДУМов, в то время как джамааты ваххабитского подполья сохранили прежний объем финансирования, которое осуществлялось теперь более сложными путями. В настоящее время самые крупные мусульманские организации России стараются изыскивать источники финансирования внутри страны, однако до сих пор зарубежные вливания составляют заметную часть бюджета ДУМЕР, ДУМ «Ассоциация мечетей России», ДУМАЧР, ИКЦ России и ДУМ Карачаево-Черкесской Республики и Ставрополья.

На основании имеющихся данных, общий объем зарубежных средств, вложенный в российский ислам, можно оценить в несколько млрд долл. США. Так, известно, что только ДУМ РТ получило от арабских спонсоров около 200 млн долл. США (из них 70 — за 2002-2004 гг.)^ш. «В середине 90-х гг. XX в. только саудовские фонды, официально не имеющие отношения к семье короля и госструктурам КСА, ежегодно выделяли до 40 млн долл. США на финансирование развала официального традиционного Ислама в России», — отмечалось в аналитическом материале сайта «Muslim.su»¹¹².

После создания в конце 2006 г. Фонда поддержки исламской культуры, науки и образования российские власти стали постепенно брать под свой контроль либо блокировать каналы зарубежной помощи российским мусульманам. Иностранным спонсорам теперь предлагалось либо перечислять средства через Фонд, либо делать свои траншы максимально целевыми и прозрачными. Несмотря на серьезное сопротивление руководства Совета муфтиев России, эта схема стала последовательно воплощаться в жизнь.

В настоящее время основная легальная помощь российским мусульманам оказывается в основном по линии Исламского банка развития, охотно выделяющего гранты на различные проекты — от строительных до образовательных. В 2008 г.[19] Совет муфтиев России подписал соглашение о сотрудничестве: с Исламским банком развития, который, в частности, согласился предоставлять беспроцентные кредиты для обучения мусульманских студентов из России¹¹³. Годом ранее аналогичное соглашение Исламский банк развития подписал с правительством Республики Татарстан¹¹⁴.

В 2009 г., находясь под впечатлением разразившегося мирового экономического кризиса, лидеры Совета муфтиев России заявили о начатой совместно с ОИК и Исламским банком развития программе по изучению возможностей исламского банкинга и предложили внедрить элементы исламских финансовых институтов в практическую деятельность российских банков¹¹⁵. 4 марта 2009 г. российская делегации во главе с представителем России при ОИК Камилем Исхаковым впервые приняла участие во Всемирном исламском экономическом форуме (ВИЭФ) в Джакарте, где провела переговоры с руководством оргкомитета ВИЭФ и Исламского банка развития¹¹⁶. 25-26 июня 2009 г. по при активном посредничестве Камиля Исхакова в Казани прошел Международный саммит исламского бизнеса и финансов, по итогам которого было принято решение создать в России инвестиционную финансовую компанию, работающую по законам шариата¹¹⁷.

С другой стороны, российская банковская система уже имела опыт работы с исламскими банками — долгое время в России действовал «Бадр-Форте Банк» (Первый исламский банк), чья история печально закончилась в конце 2006 г. — приказом Банка России у него была отозвана лицензия на осуществление банковских операций за неоднократные нарушения Закона «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма»¹¹⁸. Обещания же ряда мусульманских лидеров — Нафигуллы Аширова, Мукаддаса Бибарсова и Абдул-Вахеда Ниязова — привлечь в Россию серьезные арабские инвестиции, так и остались обещаниями — ни одного случая инвестирования в российскую экономику «мусульманских» денег, осуществленного при непосредственном лоббировании духовных лиц, пока не зафиксировано¹¹⁹.

Муфтий Гусман Исхаков об арабских деньгах

За последние три года Духовное управление мусульман Республики Татарстан (ДУМ РТ) получило от зарубежных благотворителей около 70 млн долл. США, сообщил его председатель муфтий Гусман Исхаков на пресс-конференции 28 июля в Казани.

При этом муфтий уточнил, что духовное управление принимает не всякие пожертвования, а только те, которые спонсор не оговаривает идеологическими или другими предварительными условиями.

Несмотря на это, как он утверждает, объемы иностранной помощи по сравнению с прошлыми годами возросли почти в два раза, что говорит об искренности и бескорыстии благотворителей. Данные средства направляются главным образом на строительство студенческого городка Российского исламского университета.

По словам Гусмана Исхакова, собственный бюджет ДУМ РТ составляет 1,5 млн рублей в год. На содержание университета требуется ежегодно 12 млн рублей; половину из них предоставляет правительство Татарстана, остальное — спонсоры¹²¹.

Как правило, конкуренция за внешние источники финансирования не приводила к публичным конфликтам между мусульманскими структурами, однако использование уже полученных средств нередко становилось мощным деструктивным фактором. Действительно, сам механизм внесения денег изначально имел серьезные изъяны, что позволяло духовным лидерам получать крупные суммы под простые расписки.

Так, М.Тульский утверждает, что часть денег из Саудовской Аравии и других стран поступала «черным налом» и приводит следующие слова Нафигуллы Аширова: «Я лично писал расписку (Талгат сперва ее написал, а потом сказал мне переписать) о том, что в 1992 г. Таджуддин получил 200-250 тыс. долл. США от генерального секретаря Лиги исламского мира Омара Насыра. Заключен договор на строительство мечети «Кул-Шариф» в Казани и соборной мечети в Уфе, взносы на эти цели привезли наличными, естественно, эти мечети так и не были построены[20]. Потом он эти деньги отдал на раскрутку московским бизнесменам — часть из них Талгат не смог вернуть, его фактически «кинули»¹²². Впрочем, впоследствии гораздо большие суммы по той же схеме передавались и самому Аширову, а также его ближайшему сподвижнику Абдул-Вахеду Ниязову. «Так, вышвырнутый из “Медведя” депутат Ниязов совершал поступки, достойные «сына лейтенанта Шмидта». По словам «медвежьих» аппаратчиков, Ниязов разъезжал по арабским странам в качестве «спецпредставителя Путина и его фракции» и выпрашивал финансовые пожертвования. Получить таким образом удалось не один миллион долларов» — такую оценку получила деятельность генерального директора ИКЦ России в статье «Порка после вотума», опубликованной в марте 2001 г. в «Московском комсомольце»¹²³.

Высокая степень доверия арабских спонсоров к своим российским единоверцам создавала идеальные условия для нецелевого использования получаемых средств. До середины 90-х гг. XX в. благотворители, выделившие деньги на строительство мечети или медресе, не требовали детальных отчетов и зачастую довольствовались только фотографиями построенных зданий. Сравнивая объем перечисленных средств с количеством открытых мечетей, можно с уверенностью констатировать, что большая их часть была использована не по назначению. По всей видимости, столь значительные размеры воровства объяснялись не только доверчивостью зарубежных благотворителей, но и деятельностью различных посредников, которые за определенный процент брались обеспечить получение транша и предоставить надлежащий отчет его отправителям.

Серьезные злоупотребления порождало и распределение других видов помощи, в первую очередь бесплатных путевок на хадж. До недавнего времени власти Саудовской Аравии ежегодно выделяли несколько сотен таких приглашений, которые должны были раздаваться малообеспеченным мусульманам, не способным самостоятельно заплатить около тысячи долларов за поездку в Мекку¹²⁴. «О бесплатных приглашениях Саудовская Аравия сообщила за неделю до хаджа, и, распределяя их впопыхах, мусульманские лидеры часто привлекали родственников или хороших знакомых. В этом году распределение началось заранее, соответственно, порядка было больше. Бывали и такие случаи: получая бесплатное приглашение, мусульманин жертвовал в пользу того или иного центра 100-200 долларов, зная, что иначе его расходы были бы в 10 раз больше», — писала в 1999 г. журналистка газеты «Время М№> Елена Супонина¹²⁵.

Таким образом, на каждой бесплатной путевке на хадж распространители могли заработать от 200 долларов, причем нередко они продавались за 500-600 долларов. Чаще всего обвинения в подобных махинациях адресовались ИКЦ России, который в начале 1990-х гг. выступал в роли основного источника льготных приглашений в Саудовскую Аравию. «Хадж превратился в доходный бизнес, пополняющий кошельки организаторов», — справедливо отмечала журналистка «Московских новостей» Санобар Шерматова¹²⁶.

Помимо продажи бесплатных путевок, большие нарекания вызывало и их распределение. Многие мусульманские лидеры, в частности, муфтий Ульяновской области Айюб Дебердеев, муфтий Татарстана Гусман Исхаков и председатель ДУМ «Ассоциация мечетей» муфтий Исмаил Шангареев упрекались своими оппонентами в том, что распределяли путевки среди своих родных и близких. Так, в числе материалов уголовного дела, заведенного в начале 2002 г. на муфтия Айюба Дебердеева, фигурировали документы о ненадлежащем использовании средств, выделенных областной администрацией на оплату хаджа нескольким ульяновским мусульманам¹²⁷.

Со временем зарубежные структуры, подсчитав потери, стали гораздо осторожней относиться к выделению помощи российским мусульманам. Теперь они старались вкладывать деньги только в особо значимые проекты и требовали отчитаться за каждый доллар, а практика выделения бесплатных путевок на хадж вообще прекратилась. Впрочем, это не остановило желающих обогатиться за счет состоятельных арабов. С конца 90-х гг. XX в. в целом ряде регионов России были опробованы сходные схемы хищения средств, осуществлявшиеся в следующей последовательности:

На первом этапе мусульманские лидеры местного, а чаще межрегионального уровня, договаривались о выделении средств на строительство мечетей с «особым» статусом («самая северная», «самая восточная», первая в крупном городе, первая в городе — православном центре). Приоритетными здесь считались зоны «нового мусульманского освоения», в которых исламские общины сформировались в постсоветское время.

В регионах с ярко выраженной православной доминантой (которыми, как правило, и являются районы «нового мусульманского освоения»), обычно в региональных центрах либо других крупных городах создавались мусульманские общины (в случае их отсутствия). Эти общины оперативно проходили регистрацию и предъявляли городским властям требование предоставить землеотвод для строительства мечети. Как правило, процесс выделения участка под мечеть проходил без уведомления общественности, которое предусматривается по закону при строительстве особо важных либо культовых зданий, путем приватных переговоров мусульманских лидеров с городскими чиновниками, а само место предполагаемой закладки выбиралось как можно ближе к центру города, нередко в заведомо неприемлемых местах[21]. Сразу же после оформления документов на участок, а в некоторых случаях и без этого, обычно в присутствии зарубежных спонсоров проводилась торжественная церемония закладки первого камня в основание мечети.

Продемонстрировав свое желание обеспечить мусульман достойным молитвенным зданием, организаторы аферы получали от арабских спонсоров первый денежный перевод (обычно порядка 100-300 тыс. долл. США), реже — всю запрашиваемую сумму сразу, после чего присваивали полученные деньги. Тем временем горожане начинали протестовать против преданных огласке планов строительства мечети, а инициаторы этого проекта, в свою очередь, начинали информационную кампанию по защите прав «дискриминируемых мусульман». При этом отсутствие прогресса в постройке мечетей объясняется активным противодействием со стороны местной православной общественности, епархиальных архиереев, властных структур и правоохранительных органов. На нейтрализацию такого противодействия (взятки чиновникам, заказные материалы в СМИ и т. д.) списываются значительные, но, увы, не поддающиеся строгой отчетности суммы из «строительного» взноса. В конце концов, деньги заканчивались, новые транши обычно не поступали, а избранные города «украшались» закладными камнями, памятными стэлами, а изредка даже недостроенными фундаментами мечетей.

Видимым итогом подобных афер, реализованных по меньшей мере в десяти российских городах, становилось резкое падение авторитета мусульманских общин, ухудшение внутримусульманских и межрелигиозных отношений, а также возникновение серьезных трудностей для мусульман, действительно желающих построить мечеть.

Негативное зарубежное влияние на российский ислам в постсоветский период и борьба с ним

Как уже упоминалось в предыдущих разделах, в царский период и первые десятилетия советской власти основное влияние на российских мусульман оказывала Турция, и именно пантюркистские настроения в мусульманской среде пытались купировать лояльное властям духовенство и соответствующие органы. Однако после распада Османской империи и упразднения халифата Стамбул потерял статус признанного центра исламского мира, на который с 20-х гг. XX в. стала претендовать Мекка. При активной помощи советских дипломатов и спецслужб ваххабитское государство Саудовская Аравия стало одним из полюсов мусульманской цивилизации, что позволило ему начать активную экспансию своей идеологии в другие страны в том числе и в СССР.

Вполне возможно, что первым в России о возникновении ваххабизма узнал знаменитый полководец М.И.Кутузов, который в конце XVIII в. писал Екатерине II «о мятежнике в Аравии Абдул-Вегабе, которого правила, разрушающие богослужение магометанское, и как бы якобинца, среди Аравии возникшего, должны, кажется, тревожить ревностных мусульман»¹. Долгое время ваххабиты не беспокоили российских подданных, поскольку распространены были очень локально и заботились скорее о своем выживании перед лицом недружественно настроенной Блистательной Порты, нежели об агрессивном прозелитизме, ставшим их визитной карточкой в XX в.

После революции репутация «как бы якобинца» Абдул-Ваххаба оказалась для большевиков наилучшей рекомендацией.

Помимо уже описанных дипломатических маневров вокруг Всемирного мусульманского конгресса в Мекке, ваххабитские эмиссары были приглашены в Среднюю Азию для борьбы с контрреволюционными повстанцами. Действительно, ненавидящие суфиев и их культуру ваххабиты как нельзя лучше подходили для идеологической борьбы с укоренными в ней басмачами.

Власти использовали ваххабитов и в послевоенный период. Как указывает Б.Бабаджанов, «соответствующие партийно-правительственные органы использовали местных «протофундаменталистов» Ферганы в антипропаганде культа святых и обряда зийарат. В таком духе, например, составлено Решение ЦК Компартии Узбекистана «О мерах по изоляции исламских деятелей» февраля 1983 года. С того момента любой религиозный деятель, отвергающий культ святых и зийарат, или иные религиозные обряды (марасим), мог свободно выступить в СМИ и изложить свои взгляды. «Протоваххабиты» Ферганы (Абдували кари, Рахматулла кари, Хаким кари и др.) охотно пошли на своеобразный альянс с государством, желая извлечь из этого выгоду, дабы увеличить число своих сторонников». В обмен на это КГБ закрывал глаза на нелегальную преподавательскую деятельность ваххабитов, которые с начала 80-х годов стали активно распространять и литературу идеологов этого течения, часть которой находилась в свободном доступе в библиотеке САДУМ. «Через несколько лет «борцы-атеисты» вдруг осознали, что в лице своих вчерашних “союзников” они имеют непримиримых и активных распространителей “чистого ислама”», — справедливо резюмирует Бабаджанов².

Трансформация ваххабитов из союзников СССР в его непримиримых противников произошла быстро и неожиданно для многих. Уже в 1989 г. сторонники «чистого» ислама усилились настолько, что смогли свергнуть муфтиев Средней Азии и Северного Кавказа. В 1990 г. возникла проваххабитская Исламская партия возрождения, вокруг которой собрались наиболее радикальные мусульманские деятели, а в Таджикистане и Узбекистане тогда же были зафиксированы первые столкновения между ваххабитами и традиционалистами^. После возобновления дипломатических отношений с Саудовской Аравией в 1991 г. и случившегося в том же году распада СССР экспансия ваххабитов на постсоветское пространство приобрела лавинообразный характер.

Под ваххабитами в России стали подразумевать людей, называющих себя приверженцами салафизма, «саф ислама», или «чистого» ислама, ханбализма, таблигизма, нурсизма, «исламских джамаатов», «внемазхабного» суннизма, воинствующего шиизма, а также партии «Хизбут-Тахрир» и ее многочисленных клонов. Их отличает нетерпимое отношение к инакомыслящим и инаковерующим, стремление к созданию «шариатского» государства; уверенность, что они ведут джихад против безбожной власти, и склонность к силовым методам в миссионерской работе. Многие ваххабитские группы признали терроризм самым эффективным способом достижения поставленных целей.

Именно ваххабиты, воспитанные на книгах саудовских, египетских и пакистанских авторов стали главными проводниками зарубежного влияния на российских мусульман. Эмиссары этого течения подчеркивали, что мусульмане постсоветского пространства живут в кяфирских, антиисламских, государствах, поэтому исполнять их законы грешно. Наиболее радикальные проповедники приравнивали законопослушных мусульман к неверным, призывая уничтожать их в первую очередь. Новообращенным ваххабитам внушалась мысль о беспрекословном подчинении своим вождям — амирам, которые, в свою очередь, получали указания и деньги из иностранных центров. Таким образом, мощный всплеск экстремизма, а затем терроризма в российском мусульманском сообществе стал следствием идеологической агрессии извне, борьба которой вскоре стала синонимом борьбы с мотивируемым исламском радикализмом.

Зарубежное происхождение имели и новые религиозные движения мусульманского характера — ахмадиты, бахаиты и последователи неосуфийских орденов, однако их влияние на отечественную умму оказалось ничтожно малым. Чего нельзя сказать об адептах пантюркистских сект турецкого происхождения, наводнивших мусульманские общины в конце 90-х гг. В западной части страны интересы последователей пантюркистского богослова Саида Нурси представлял фонд «Толеранс», на Северном Кавказе — фонд «Торос» и фирма «Эфляк», в Поволжье—фирма «Серхат», на Урале и в Сибири—фонд «Уфук». Все эти организации задумывались как вербовочные структуры секты «Нурджулар», запрещенной турецким правительством за свою экстремистскую деятельность. Отличительной чертой этой организации стало повышенное внимание к средним учебным заведениям⁴.

До 1994 г. приоритетным регионом для ваххабитов являлась Средняя Азия, однако и в России их деятельность приносила ощутимые результаты. В 1991 г. саудовские благотворительные фонды предложили «бескорыстную» помощь ДУМЕС, однако их сотрудничество с этой структурой продлилось недолго. Через год муфтий Талгат Таджуддин отказался иметь какие-либо дела с арабскими «благотворителями» и они стали искать новых партнеров, появлению которых весьма поспособствовал раскол ДУМЕС.

Особое внимание ваххабиты уделяли образовательным программам, призванным воспитать радикальных имамов и формировать из них новую генерацию духовных лидеров. С 1989 г. молодые мусульмане из республик Северного Кавказа, а впоследствии и из других российских регионов, сотнями отправлялись на учебу в зарубежные медресе в рамках арабских и турецких программ содействия возрождению российского ислама. Мусульманские централизованные структуры, испытывая острую потребность в образованном духовенстве, поддерживали такую практику, обычно выбирая учебные заведения, оплачивавшие своим студентам проезд, учебу, питание и проживание. В итоге большинство молодых людей попали в центры идеологической, а в некоторых случаях и комплексной подготовки «бойцов джихада». Некоторые из них не поддались на навязчивую агитацию и сохранили свои прежние убеждения, однако большинство согласились на роль миссионеров «чистого» ислама. К середине 90-х годов сотни образованных и амбициозных радикалов начали возвращаться в Россию, формируя костяк салафитского движения⁵.

Интересно отметить, что о проблеме получивших образование за рубежом российских студентов-мусульман всерьез заговорили еще в начале XX в., когда вследствие специальных программ турецкого правительства сотни молодых татар стали обучаться в медресе Стамбула, Каира и других городов Османской империи. 21 мая 1911 г. выступавший на юбилее муфтия ОМДС Мухаммедъяра Султанова депутат Государственной Думы Шарафутдин Махмудов заметил, что среди мугаллимов «появились какие-то темные личности, получившие образование в египетских трущобах и на константинопольских бульварах»⁶.

Со временем подготовка новых ваххабитских кадров стала производиться уже в самой России — ДУМ Республики Татарстан, Региональное ДУМ Ульяновска и Ульяновской области, ДУМ Оренбургской области—Бугурусланский муфтият—открыли собственные медресе, преподавание в которых осуществляли в основном арабы с сомнительной репутацией. В 1993 и 1995 гг. были основаны медресе «Йолдыз» в Набережных Челнах и «Аль-Фуркан» в Бугуруслане, получившие печальную известность осенью 1999 г. С 1995 г. в Дагестане и Чечне стали создаваться лагеря по комплексной (боевой и идеологической) подготовке боевиков, вербовавшие людей по всей стране⁷. Расцвет их деятельности пришелся на 1997-1999 гг., когда ставшая фактически независимой Чечня попала под контроль исламских радикалов.

Миссионерская работа проводилась и среди действующего мусульманского духовенства. В первой половине 90-х гг. многие муфтии и имамы были приглашены в страны Ближнего Востока, где им предложили весьма выгодное в финансовом плане сотрудничество. Некоторые из них согласились, что позволило ваххабитам значительно ускорить свою экспансию. Особое внимание уделялось также прозелитизму среди этнических христиан, которым отводилась роль наиболее надежного и боеспособного звена первичных ячеек-джамаатов⁸.

Прямая вербовка сторонников дублировалась кампанией по изданию многомиллионными тиражами и преимущественно бесплатного распространения экстремистской литературы. В 1991-1995 гг. при финансовой поддержке саудовцев и Всемирной ассоциации исламской молодежи издательство «Сантлада» выпустило в Москве и распространило на Кавказе несколько сотен тысяч просветительских брошюр. Другими активными участниками этой программы стали фонд «Ибрагим бин Абдулазиз Аль Ибрагим», издательство «Бадр» и Высший координационный центр духовных управлений мусульман России Нафигуллы Аширова⁹.

Исламовед Рамазан Джабаров о миссионерской деятельности ваххабитов

Столь крупномасштабная деятельность салафитов не могла не сказаться на внутримусульманских отношениях. Первые конфликты между ваххабитами и салафитами были отмечены в 1990 г. в Дагестане¹¹. Эта республика, значительно опережавшая другие российские регионы по численности активного мусульманского населения, быстро избавилась от атеистического наследия коммунистического режима и первой приняла на себя удар воинствующих салафитов. В своей миссионерской работе они нашли поддержку эндемичных ваххабитов под руководством лидера Исламской партии возрождения Ахмада-кади Ахтаева.

Произошедший в 1992 г. раскол ДУМ Дагестана на небольшие национальные муфтияты резко ослабил традиционных мусульман и позволил салафитам беспрепятственно осуществлять свою деятельность. Их агрессивные методы работы, порицание многовековых обычаев и обрядов, привели к вооруженным столкновениям с традиционалистами, которые в 1991-1995 гг. были отмечены в Кизилюртовском и Казбековском районах, а также в самой Махачкале¹².

Главным препятствием экспансии салафитов в Дагестане оказалось возрождающееся суфийское движение, представленное тарикатами шазилийя, нашкбандийя и кадарийя. В 1996 г. основной ареной борьбы между салафитами и тарикатистами стала так называемая Кадарская зона, в которую входили села Карамахи, Чабанмахи и Кадар Буйнакского района республики.

В мае 1997 г. в селе Чабанмахи произошло первое крупномасштабное столкновение между тарикатистами и ваххабитами, стоившее жизни двум жителям села¹³. Его спровоцировал митинг тарикатистов, требовавших изгнания из села ваххабитов как создающих «нетерпимую обстановку по отношению к людям, исповедующим нормальное направление ислама». «Случившееся в селении Чабанмахи — результат того, что официальные власти Дагестана и России игнорировали предупреждение об опасности распространения фундаментального ислама» , — так прокомментировал случившееся заместитель муфтия Дагестана Ахмед Тагаев¹⁴.

К весне 1998 г. ваххабиты завершили процесс захвата власти в Кадарской зоне, фактически образовав в ее пределах шариатское мини-государство. Финансовую поддержку кадарским джамаатам обеспечивали арабские фонды и организованные преступные группировки¹⁵, в то время как чеченские боевики снабжали их оружием. 24 мая 1998 г. из сел с боем были изгнаны последние представители светской власти, причем в завязавшей перестрелке погибли двое сотрудников МВД. 5 июля 1998 г. в селе Карамахи прошел съезд «Конгресса народов Чечни и Дагестана», на котором, по сообщению пресс-центра Госсовета и правительства Дагестана, «допускались антироссийские и ан- тидагестанские выпады, раздавались призывы к свержению конституционного строя, а выступления «гостей» нельзя расценивать иначе, как вмешательство во внутренние дела республики». Одновременно с карамахинским съездом представителей «Конгресса народов Чечни и Дагестана», объединяющего ваххабитские общины обеих республик, в Чечне, в районе Сержень-юрта, прошел смотр военной «миротворческой» бригады Конгресса. Смотр прошел в учебном центре по подготовке бойцов Вооруженных Сил Чеченской Республики и командовал им полевой командир Хаттаб, кстати, женатый на уроженке села Карамахи¹⁶.

Власти Дагестана, всерьез обеспокоенные развитием ситуации, пытались вести переговоры с мятежными селами, однако успеха в этом не достигли. Усугубляла ситуацию и позиция федерального центра, не желавшего вмешиваться в конфликт. 16 августа Кадарская зона была провозглашена «отдельной исламской территорией», живущей по законам шариата и не подчиняющейся российским властям¹⁷. Столь явный вызов российской государственности уже не мог более игнорироваться Москвой, тем более, что 21 августа в результате террористического акта погиб председатель ДУМ Дагестана Саид-Магомед Абубакаров, известный противник ваххабизма. Смерть муфтия всколыхнула республику, поставив ее перед реальной угрозой гражданской войны. Ни духовенство Дагестана, ни его светские власти не сомневались, что к этому теракту причастны ваххабиты¹⁸.

6 августа 1999 г. банды полевых командиров Шамиля Басаева и Хаттаба пересекли границу Дагестана и захватили несколько сел Ботлихского района республики. Ваххабиты Кадарского анклава вступили в боевые действия на стороне чеченцев. После месячных боев боевики были выбиты с территории Дагестана, а села Кадарского анклава освобождены от ваххабитов.

С этого момента власти Дагестана совместно с мусульманскими духовными лидерами начали полномасштабную кампанию по искоренению в республике радикальной ислама, сумев в короткое время восстановить контроль над ситуацией в религиозной сфере. Все подозреваемые в симпатиях к салафизму были поставлены на учет в правоохранительных органах, а подозрительные общины закрыты. 16 сентября на сессии дагестанского парламента было объявлено о запрещении ваххабизма на территории Республики Дагестан¹⁹. Тем не менее ваххабитское подполье в республике сохранилось, и до сих пор его активисты методично уничтожают членов дагестанского правительства и сотрудников правоохранительных органов²⁰.

Подводя итог, можно отметить, что деятельность ваххабитов в Дагестане стала катализатором вооруженного противостояния, нанесла серьезный урон целостности его исламского сообщества и усугубила существующие межэтнические трения. Большие потери от этого течения понесла только соседняя Чечня.

В этой республике ваххабиты появились благодаря ее первому президенту Джохару Дудаеву, сделавшего ставку на зарубежные структуры в деле возрождения ислама. Его партнерами стали радикальные исламские организации «Братья мусульмане», «Джамаат Ислами», «Исламская молодежь» и целый ряд других²¹. С учетом того, что традиционные мусульманские организации Чечни находились в оппозиции Дудаеву и подвергались изощренным притеснениям, умма республики стала быстро радикализироваться.

Процесс радикализации был значительно ускорен первой чеченской кампанией, которую Дудаев поспешил объявить джихадом. На помощь «чеченским братьям» пришли сотни наемников из Афганистана, стран Ближнего Востока и Магриба²². Среди них наибольшую известность получил полевой командир Эмир Хаттаб, предположительно иорданский араб²³. После ряда удачных боевых операций он заслужил уважение ведущих лидеров боевиков и установил тесные связи с братьями Басаевыми. Как оказалось, он был не только наемным боевиком, но и ваххабитским амиром²⁴.

За два - три года усилиями Хаттаба и его единомышленников большинство чеченских лидеров стали рьяными приверженцами ваххабизма. Салафиты предлагали своим потенциальным последователям не только новую идеологию, но и значительные по местным меркам суммы денег. Сотни молодых чеченцев охотно поступили на обучение в ваххабитские лагеря комплексной подготовки, легализованные после Хасавюртовского мира. Наиболее известным среди них стал хаттабовский лагерь «Кавказ» в Сержень-Юртовском районе²⁵.

Второй президент Чечни Аслан Масхадов и муфтий республики Ахмад Кадыров, оставшиеся едва ли не единственными противниками ваххабизма, с большой тревогой наблюдали за его стремительным развитием. Несмотря на свое формально высокое положение, они не имели достаточных сил, чтобы как-то повлиять на ситуацию. Любые попытки помешать ваххабитам приводили лишь к покушениям на президента и муфтия, которые стали ощущать себя вождями гонимого меньшинства.

15 июля 1998 г. боевики полевого командира Арби Бараева, известного последователя «чистого ислама», атаковали казармы масхадовского Гудермесского батальона национальной гвардии Чечни. Бой продолжался два дня и стоил жизни нескольким десяткам человек. Эта акция ознаменовала начало вооруженной фазы в противостоянии между ваххабитами и тарикатистами в Чечне. Исход этого противостояния был очевиден, и если бы в августе 1999 года салафитские полевые командиры не напали на соседний Дагестан, то через несколько лет традиционный ислам в Чечне просто перестал бы существовать²⁶.

Вторая чеченская кампания окончательно расколола чеченское общество на традиционалистов, принявших сторону федерального центра, и ваххабитов, к которым были отнесены все мятежные полевые командиры. При этом ряды ваххабитов значительно пополнились за счет людей, пострадавших в ходе военных действий или просто испытывавших ненависть к русским. Борьба с этим радикальным течением ведется до сих, однако не приносит никаких заметных результатов. Жертвами ваххабитов стали тысячи чеченцев, включая несколько десятков имамов и бывшего муфтия Чечни Ахмада Кадырова.

В других северокавказских республиках экспансия «чистого ислама» оказалась не такой масштабной, как в Дагестане и Чечне. Республика Адыгея вообще смогла избежать этой проблемы, а в Ингушетии зарождавшееся салафитское движение было быстро локализовано совместными усилиями мусульманского духовенства и светских властей. Оставшиеся три республики — Карачаево-Черкессия, Кабардино-Балкария и Северная Осетия понесли от ваххабитов существенные потери, однако сумели маргинализировать это течение и приравнять его приверженцев к обычным бандитам²⁷.

История ваххабитского движения в Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии и Северной Осетии восходит к 1990 г., когда активист Исламской партии возрождения Мухаммед Биджиев (известный также как Мухаммад Карачай и Мухаммад Биджи-уллу) основал в Карачаево-Черкесской АО первые джама- аты²⁸. Осенью 1991 г. их активисты составили костяк движения за восстановление Карачаевской Республики, в которой предполагалось создать автономную от ДУМ Карачаево-Черкесской Республики и Ставрополья мусульманскую структуру — Имамат Карачая во главе с Биджиевым.

После действенных мер, предпринятых властями Карачаево-Черкесской Республики и Черкесским муфтиятом, ситуация в южных районах республики была урегулирована. Имамат Карачая, правда, просуществовал до 1993 г., после чего Биджиев переехал в Москву и сосредоточился на работе в Межрегиональной исламской организации. В декабре 1999 г. он был арестован ФСБ по подозрению в причастности к организации серии терактов, однако вскоре был освобожден и в 2004 г. стал заместителем председателя ДУМЕР и генеральным секретарем Совета муфтиев России²⁹.

После отъезда Биджиева ваххабитское движение в республике возглавил уроженец села Учкекен Рамазан Борлаков, близкий соратник чеченского полевого командира Хаттаба³⁰. К 1999 г. ваххабиты, действовавшие преимущественно в карачаевской части республики, стали реальной угрозой не только для духовной, но для светской власти, повторяя в своем развитии кадарский сценарий.

Террористические акты в Москве и последовавшая за ним вторая чеченская кампания привлекли к карачаевским ваххабитам внимание московских спецслужб, получивших информацию о воюющем в Чечне «карачаевском батальоне», а также обнаруживших «карачаевский след» в деле о взрывах московских домов. В свою очередь правительство Карачаево-Черкесии отрицало наличие в своей республике крупной группы ваххабитов и утверждало, что вообще не видит в их деятельности серьезной угрозы для безопасности республики³¹.

Ситуация принципиально изменилась весной 2001 г., когда президент Карачаево-Черкесской Республики Владимир Семенов был вынужден заявить, что одной из главных проблем сейчас является борьба с религиозным экстремизмом и признал, что численность активных ваххабитов в республике значительно превышает приводившуюся до этого цифру в 200 человек³². Были приняты профилактические меры по противодействию экстремистским группам, в частности закрыто несколько общин в Малокарачаевском районе и приостановлена работа медресе в селе Учкекен. По-видимому, особого эффекта эти меры не возымели, поскольку 16 августа 2001 г. генеральный прокурор РФ Владимир Устинов сделал заявление о предотвращении попытки государственного переворота в Карачаево- Черкессии и Кабардино-Балкарии. Он сообщил, что целью этого мятежа было свержение законных властей и установление ваххабитского режима с последующим созданием объединенного теократического государства³³.

В настоящее время карачаевские ваххабиты понесли заметные потери и несколько снизили свою активность, в то время как их соратники из соседней Кабардино-Балкарии, наоборот, перешли в наступление. В этой республике салафитское движение зародилось несколько позже и развивалось в тесном контакте с карачаевским, во многом повторяя его путь³⁴. Центром «чистого ислама» в республике стал Эльбрусский район, населенный преимущественно балкарцами³⁵.

Правительство и традиционное исламское духовенство Кабардино-Балкарии сразу отнеслись к росту исламского экстремизма со всей серьезностью и смогли частично локализовать его распространение³⁶. 5 мая 2001 г. республике был принят антиваххабитский Закон «О запрете экстремистской религиозной деятельности и административной ответственности за правонарушения, связанные с осуществлением религиозной деятельности»³⁷. Принятые меры, правда, особого результата не дали — ваххабитские джамааты, самым известным из которых стал джамаат «Ярмук», продолжали активную работу, которая нередко выражалась в акциях бандитизма и терроризма.

Под влиянием Мусы Мукожева, одного из лидеров кабардино-балкарских салафитов, это течение распространилось на соседнюю Северную Осетию. Оплотом ваххабитов здесь стала община Ермака Тегаева и Сулеймана Мамиева, известная как Исламский культурный центр Северной Осетии. Ее деятельность нанесла серьезный урон авторитету ДУМ Республики Северная Осетия-Алания, главная мечеть которого — Владикавказская Соборная — в конце концов, перешла под контроль людей Тегаева и Мамиева³⁸.

Одним из самых страшных проявлений ваххабизма на Северном Кавказе стала охота его адептов за традиционными имамами и муфтиями. Начиная с 1995 г. террористами были убиты более 50 духовных лидеров-и столько же получили ранения или побои. В последние несколько лет атака на традиционное мусульманское духовенство заметно усилилась, и сообщения о нападениях на имамов и членов их семей поступают в среднем раз в полтора месяца³⁹.

С 1992-1993 гг. салафиты развернули активную деятельность на территории Поволжской уммы. Их главными партнерами стали обособившиеся от ДУМЕС муфтияты, многие из которых с радостью приняли предложенную помощь. Помимо целевых траншей на строительство мечетей были развернуты образовательные программы, направленные на обучение молодых российских мусульман как за рубежом, так и в пределах России. Особое внимание уделялось изданию литературы соответствующего толка — так, усилиями Комитета мусульман Азии, фонда «Ибрагим бин Абдулазиз Ибрагим» и издательства «Бадр» было выпущено более 200 книг и брошюр, многие из которых распространялись бесплатно⁴⁰.

Не менее активно шла работа и на «низовом» уровне. Ваххабитские эмиссары посещали общины, предлагая их имамам и председателям «бескорыстную» помощь в обмен на содействие своим миссионерским программам. Параллельно с этим они создавали и собственные общины, сознательно разжигая вну- тримусульманские конфликты и противопоставляя «молодое» поколение имамов «старому». Особенно успешно такая работа шла в православных городах, где мусульманские сообщества отличались этнической пестротой и отсутствием традиций.

Через несколько лет плоды деятельности салафитов приобрели видимую стороннему наблюдателю форму. К расколу на уровне муфтиятов добавились и многочисленные внутриобщинные расколы, искусственно подогретые извне. На территории от Петропавловска-Камчатского до Калининграда и от Мурманска до аулов Южного Дагестана были созданы сотни ваххабитских джамаатов, ставшие весьма заметной силой.

Среди джамаатов за пределами Северного Кавказа наибольшую известность получила астраханская община Айюба Омарова (Астраханского), созданная еще в 1990 г. К 1995 г. члены этой общины, преимущественно дагестанцы по национальности, образовали первичные ячейки в большинстве районов Астраханской области и перенесли свою деятельность за ее пределы. Бурное развитие «чистого ислама» в Астрахани привело к серьезному конфликту внутри дагестанской диаспоры, ставшего отображением трений между ваххабитами и тарикати- стами. Этот конфликт, осложненный противоречиями между Омаровым и лидерами Регионального ДУМ Астраханской области юрисдикции ЦДУМ, привел к гибели нескольких человек и сильно осложнил внутримусульманские отношения в регионе⁴¹. В 1999-2000 гг. община Омарова была практически разгромлена совместными усилиями правоохранительных органов, тарикатистов и Астраханского муфтията, однако ее активисту продолжили свою деятельность в других регионах⁴².

В июле 1997 г. эмиссар Айюба Абузар-Олег Марушкин основал первичную ячейку в мордовском селе Белозерье Ромодановского района Мордовии. Через некоторое время в деятельность его группы была вовлечена значительная часть сельской молодежи. Белозерские ваххабиты стали выезжать на обучение в наиболее одиозные медресе России — ульяновское, бугурусланское и набережночелнинское, а также в их зарубежные аналоги. Местное исламское духовенство в силу своего низкого образовательного уровня не могло эффективно противодействовать радикалам, и вскоре они распространили свое влияние на несколько соседних сел, создав некое подобие Кадарской зоны. Неприятно удивленные развитием ситуации правоохранительные органы республики смогли депортировать Марушкина с его наиболее близкими соратниками в Астраханскую область, однако полностью восстановить контроль над ситуацией им не удалось⁴³.

Первыми обстановкой в Белозерье обеспокоились лидеры ЦДУМ, считавшие Мордовию зоной своей юрисдикции. К весне 1998 г. трения между белозерскими мусульманами стали выливаться в драки, и даже визит верховного муфтия Талгата Таджуддина в Белозерье не смог их примирить. Влияние бело- зерских ваххабитов стало ослабевать только после создания в Мордовии двух централизованных структур — Саранского и Белозерского муфтиятов.

В 1999 г. уроженец села Белозерье и выпускник бугуруслан- ского медресе «Аль-Фуркан» Руслан Ахмяров был объявлен в федеральный розыск за участие во взрывах двух московских домов. В ходе второй чеченской кампании группа белозерских ваххабитов приняла участие в боевых действиях на стороне боевиков, вернувшись домой с полным вооружением и рассказами о своих «подвигах». И в настоящее время белозерский джама- ат остается серьезной проблемой для безопасности Мордовии, хотя пик его активности уже прошел.

Среди прочих регионов ареала Поволжской уммы проблемой «чистого ислама» сильнее всего оказался затронут Татарстан. Целенаправленное распространение ваххабизма в этой республике началось с 1993 г., когда саудовская «благотворительная» организация «Тайба» заключила договор о содействии образовательному процессу с дирекцией новообразованного на- бережночелнинского медресе «Иолдыз», что привело к трансформации медресе в центр по комплексной подготовке боевиков⁴⁴. Осенью 1999 года выпускник медресе Денис Сайтаков вошел в число подозреваемых в организации терактов в Москве, впоследствии была доказана причастность шакирдов «Иолдыза» еще к нескольким подобных акциям, а также подтверждены факты сотрудничества руководства медресе с чеченскими полевыми командирами Басаевым и Хаттабом, которые проводили для студентов «Иолдыза» «полевую практику»⁴⁵. Осенью 1999 г. специальная комиссия Совета муфтиев России приостановила работу «Иолдыза», а в начале 2000 г. оно было расформировано и преобразовано в женское медресе. Такие меры, правда, не решили проблемы ваххабизма в Набережных Челнах⁴⁶.

2 октября 1999 г. сотрудниками правоохранительных органов был задержан имам-хатыб центральной мечети Набережных Челнов «Таубэ», йолдызовский выпускник Айрат Вахитов⁴⁷. Ему предъявили обвинение по статье 208, часть вторая Уголовного кодекса России — участие в вооруженных формированиях, не предусмотренных законом. Вскоре еще 10 бывших студентов «Иолдыза» были объявлены в розыск по этой же статье.

ПослеизоляцииВахитоваглавнымпроводникомидей«чисто- го ислама» стал бывший имам-мухтасиб Набережночелнинского мухтасибата ДУМЕС Идрис Галяутдинов, в начале 2001 г. вернувшийся из Саудовской Аравии с титулом «муфтия Набережных Челнов». Явное влияние ваххабитской идеологии претерпел и без того маргинальный Татарский общественный центр, один из лидеров которого Фанис Шайхутдинов был задержан в апреле 2001 г. за распространение листовок Шамиля Басаева⁴⁸.

После истории с Денисом Сайтаковым в СМИ появились десятки статей, посвященных проблеме ваххабизма в Татарстане⁴⁹. Помимо Набережных Челнов журналисты обнаружили активные ячейки ваххабитов в Альметьевске, Нижнекамске, Кукморе и целом ряде других населенных пунктов. Появились слухи об успешном проникновении ваххабитов во властные структуры районного уровня и даже в руководство Казанского муфтията. Правительство республики и руководство ДУМ РТ пытались опровергать такие утверждения, однако делали это не слишком убедительно⁵⁰.

С 1999 г. правоохранительные органы России развернули широкомасштабную кампанию по борьбе с радикальным исламом, первым делом закрыв российские представительства вспомогательных террористических структур — фондов «Аль- Харамейн», «Аль-Игаса» и «Тайба», а также было выдвинуто несколько инициатив о законодательном запрете ваххабизма на базе принятых в Дагестане, Ингушетии и Ставропольском крае антиваххабитских законов.

14 февраля 2003 г. на закрытом судебном заседании Верховного Суда РФ было рассмотрено гражданское дело по заявлению Генерального прокурора Российской Федерации о признании ряда организаций террористическими и запрещении их деятельности на территории Российской Федерации. По его итогам «Высший военный Маджлисуль Шура Объединенных сил моджахедов Кавказа», «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана», «База» («Аль-Каида»), «Асбат аль-Ансар», «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»), «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»), «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»), «Партия исламского освобождения» («Хизб ут-Тахрир аль-Ислами»), «Лашкар-и-Тайба», «Исламская группа» («Джамаат-и-Ислами»), «Движение Талибан», «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»), «Общество сбциальных реформ» («Джа- мият аль-Ислах аль-Иджтимаи»), «Общество возрождения исламского наследия» («Джамият Ихья ат-Тураз аль-Ислами»), «Дом двух святых» («Аль-Харамейн») были признаны террористическими со всеми вытекающими последствиями.

В 2003 г. правоохранительные органы заинтересовались деятельностью секты «Нурджулар», обратив внимание на ведущуюся в ее лицеях пропаганду пантюркизма и нетрадиционных исламских ценностей. Благодаря значительным финансовым ресурсам и поддержке мощного медиа-холдинга эмиссары «Нурджулара» достигли немалых успехов в этой сфере, основав по всему миру сотни лицеев, колледжей и других учебных заведений такого класса. В России к 2003 г. им удалось открыть до 50 лицеев, как правило, содержавших в своем названии прилагательное «турецкий» — «татарско-турецкий лицей», «хакасско-турецкий лицей» и т.д. Подобного рода «учебные» заведения в 1994-2001 гг. появились в Нижнем Новгороде, Челябинске, Ростове-на-Дону, Черкесске, Майкопе, Иркутске, Абакане, Улан-Удэ и во многих других городах. Наибольшее количество — целых семь — «турецких» лицеев было зарегистрировано в Татарстане⁵¹. Несмотря на сложные отношения «Нурджулара» с турецким правительством, российские подразделения секты имели возможность беспрепятственно вывозить своих учеников в Турцию, где открыто приобщали их к ценностям нурсизма.

С 2004 г. основными фигурантами сводок о задержании ваххабитов стали члены террористической партии «Хизбут- Тахрир», среди которых в первое время доминировали эмигрировавшие в Россию узбекские диссиденты⁵². К этому времени отделения партии открылись в большинстве крупных городов России, причем их особая плотность наблюдалась в Татарстане, Башкортостане и Тюменской области. В свою очередь, в регионах Северного Кавказа деятельность хизбов была практически незаметна, что наводило на мысль о разделении сфер влияния между различными ваххабитскими группировками⁵³.

2 апреля 2004 г. Савеловский суд признал экстремистской «Книгу единобожия» Мухаммада ибн Сулейман ат-Тамими (более известного как Мухаммед Абдель-Ваххаб), чем по сути поставил всех ваххабитов вне закона. Этот запрет вызвал резкую критику либералов и приверженцев экстремистской идеологии, однако последующие события показали, что «Книга единобожия» лишь стала первой в длинном списке запрещенных ваххабитских опусов⁵⁴.

4 декабря 2006 года приказом Банка России была отозвана лицензия на осуществление банковских операций у «Бадр- Форте Банка», спонсировавшего целый ряд радикальных мусульманских организаций, включая одиозный Исламский комитет России Гейдара Джемаля⁵⁵.

С 2007 г. начался массовый запрет литературы экстремистского характера. 21 мая 2007 г. Коптевский суд города Москвы признал эксремистскими 14 книг турецкого богослова Саида Нурси под общим названием «Рисале-и Нур»^5Ь. Все экстремистские книги стали вноситься в постоянно обновляющийся Федеральный список запрещенных материалов, публикующийся на сайте Министерства юстиции РФ и в «Российской газете». «Полномочия по ведению списков экстремистских материалов возложены на Росрегистрацию Указом Президента РФ с 5 мая 2006 г. Согласно закону, их необходимо периодически публиковать в средствах массовой информации», — заявил «Интерфаксу» глава ведомства Сергей Васильев⁵⁷.

29 декабря 2007 г. этот список в числе прочих пополнила и выдержавшая около десяти переизданий книга Мухаммада Али Аль-Хашими «Личность мусульманина». Переведенная на русский язык за счет печально известного саудовского «благотворительного» фонда «Ибрагим бин Абдулазиз Аль Ибрагим» она стала одним из главных подарочных изданий Совета муфтиев, председатель которого Равиль Гайнутдин официально одобрил ее публикацию и даже предварил одно из изданий следующим предисловием: «Я не сомневаюсь, гуманистические идеи этой книги, основанной на Коране и Сунне Пророка Мухаммада, найдут отзвук в сердцах россиян, умножат интерес к исламу и, возможно, станут побудительным мотивом для переоценки старого мировоззренческого багажа и приближения к истинному пониманию смысла человеческого бытия»⁵⁸.

Запрет «Личности мусульманина» был предсказуемо расценен муфтием Равилем Гайнутдином как личный вызов. На проходившем 14-15 февраля 2008 г. в Казани выездном заседании совета муфтиев России он заявил о своем несогласии с решением Бугурусланского суда, благодаря которому книга Мухаммада Али Аль-Хашими и пополнила Федеральный список запрещенных материалов⁵⁹. Поддержку ему выразили и другие члены Совета — в первую очередь Мукаддас Бибарсов, даже начавший сбор денег на повторную экспертизу⁶⁰. Впрочем, представители Совета муфтиев высказывали и противоположную точку зрения.

«Как гражданин своей страны я считаю, что такой список (т. е. Федеральный список запрещенных материалов. — Прим. автора) должен быть. Потому что в том же перечне из 101 издания, 54 отнесены к мусульманским. В свою очередь, 21 из них — это брошюры экстремистской организации Хизб ут-Тахрир, призывающей к созданию халифата. 19 источников — ваххабитско-салафитского толка. У нас есть большие вопросы по признанным запрещенными 14 книгам турецкого богослова Саида Нурси. Но остальные источники, действительно, призывают к насилию, разжиганию межнациональной и межконфес- сиональной розни и угрожают устоям нашей государственности. Я бы сравнил их с книгой Адольфа Гитлера «Mein Kampf». Такие книги не должны публиковаться», — заявил первый заместитель муфтия Татарстана, известный богослов и историк Валиулла Якупов, в другом комментарии уточнивший, что подобного рода книги целесообразно сжигать в соответствии с рекомендациями прокуратуры⁶¹.

В августе 2008 г. очередное пополнение Федерального списка запрещенных материалов опять поставило Равиля Гайнутдина в неудобное положение — листовка его ближайшего сподвижника, «верховного муфтия Азиатской части России» Нафигуллы Аширова в поддержку террористической организации «Хизбут-Тахрир» заняла место рядом с «Личностью мусульманина» и трудами Саида Нурси. Основанием для этого стало решение Кузьминского районного суда Москвы от 26 октября

2007 г. и определение того же суда от 21 марта 2008 г. Таким образом, сопредседатель Совета муфтиев в судебном порядке был признан автором экстремистской литературы и фактически — пособником террористов. «Брошюрку муфтия Нафигуллы Аширова я не читал, но, несмотря на это, если суд принял решение о запрете этой книги, то мы должны обязательно неукоснительно выполнять решение суда. Закон есть закон. Надо его соблюдать», — так прокомментировал это событие «Интерфаксу» заместитель Равиля Гайнутдина Дамир Гизатуллин⁶².

Впрочем, ужесточение борьбы с экстремизмом не ограничилось лишь массированной атакой на Совет муфтиев. После антинурсистского решения Коптевского суда города Москвы была начата кампания по добиванию уцелевших пантюркистских структур. Авторы ежегодного доклада Госдепартамента США, посвященного свободе вероисповедания в странах мира, с сожалением отмечали: «Генеральной прокуратурой также начато широкомасштабное расследование деятельности татарско-турецких школ, связанных с учением Саида Нурси, турецкого мусульманского богослова-пацифиста XX века. В декабре 2007 г. сотрудники ФСБ провели обыски в домах в Казани, Набережных Челнах, Нижнекамске, Новосибирске, Махачкале и других городах в поисках материалов Нурси, в том числе и в квартире Марата Тамимдарова, который перевел некоторые работы Нурси на русский язык»⁶³.

Действительно, ощутимые удары по последователям Нурси были нанесены в Татарстане, где местное Министерство образования летом 2007 г. провело масштабную проверку с печальными для их лицеев последствиями⁶⁴; в Новосибирске, где в 2008 г. решением суда была закрыт научно-исследовательский культурно-просветительский фонд «Медресет-уз-Зехра»⁶⁵; в Дагестане, где были произведены массовые изъятия нурсист- ской литературы и арестованы многие приверженцы этого течения⁶⁶. Кроме того, 10 апреля 2008 г. Верховный Суд РФ признал экстремистской головную структуру нурсистов — международную организацию «Нурджулар»⁶⁷.

В марте 2009 г. муфтий Равиль Гайнутдин потребовал от властей упорядочить процесс пополнения Федерального списка запрещенных материалов, создав на федеральном уровне специальный совет по экспертизе религиозной литературы. Первым ответом на это требование стало вынесенное управляемому им ДУМ Европейской части России предупреждении Министерства юстиции о недопустимости размещения на сайте московской Соборной мечети заключений Экспертного совета ДУМЕР в поддержку запрещенных книг Саида Нурси⁶⁸.

В первой половине 2009 г. под удар попали еще два лидера Совета муфтиев России — его сопредседатель муфтий Мукаддас Бибарсов и представитель Совета в Дальневосточном федеральном округе Дамир-Абдулла Ишмухаммедов. 7 мая 2009 г. Верховный Суд России признал экстремистской миссионерскую организацию «Таблиги Джамаат», которой особо покровительствовал саратовский муфтий Бибарсов. Его сотрудничество с таблигитами зашло настолько далеко, что он агрессивно защищал их от нападок чиновников из полномочного представительства президента РФ в Приволжском федеральном округе и предоставлял им свою главную мечеть для проведения отчетно- выборных съездов⁶⁴.

25 июня 2009 г. Федеральный список запрещенных материалов пополнился книгами «Это харам. Самые большие грехи в исламе», «Закят. Его место в исламе» и «Исламская Акида (вероучение, убеждение, воззрение) по Священному Корану и достоверным изречениям пророка Мухаммада» под редакцией имам-хатыба Владивостока Абу Ахмада Абдуллаха ибн Джамиля (Дамира Джамильевича Ишмухамедова), занимающего также пост муфтия — куратора Дальневосточного федерального округа по линии Совета муфтиев России. Этот случай предоставил новые серьезные аргументы тем экспертам, которые называли ДУМ Азиатской части России верховного муфтия Нафигуллы Аширова откровенно ваххабитской и экстремистской организацией⁷⁰.

Сначала 1992 г. финансовые поступления в мусульманские структуры стали делиться на четыре основных потока — зарубежную помощь, помощь крупных и средних бизнесменов, помощь региональных властей и пожертвования простых верующих. Все эти поступления носили добровольный характер, поскольку нормы закята так и не прижились на российской почве.

С самого начали власти регионов с преобладающей или высокой долей мусульманского населения постарались помочь возрождающимся мусульманским структурам. Наиболее грамотно была выстроена схема помощи мусульманской общине Татарстана (к 2000 г.) и Чечни (к 2004 г.), власти которых смогли создать оптимальные условия для исламского возрождения. Впрочем, нередко серьезную поддержку мусульманам оказывали и губернаторы православных регионов — например, Саратовской, Нижегородской, Самарской и Пермской областей.

Федеральная власть, оказавшись после 1991 г. лицом к лицу с серьезнейшими проблемами политического, экономического и социального плана, на несколько лет самоустранилась от регулирования исламской сферы. Ни денег, ни ценных указаний от ее представителей мусульманам не поступало, чем не преминули воспользоваться правительства других стран, равно как и неправительственные организации.

Со временем пришло понимание, что помогать мусульманскому возрождению в России должны не только регионы. В 1995 году мусульманским организациям были направлены первые централизованные транши из средств федерального бюджета. Больше всего денег досталось ДУМЦЕР — 3,5 млрд рублей, ЦДУМ и ВКЦДУМР получили, соответственно, по 2,2 и 1, 2 млрд⁷¹. Мусульмане Северного Кавказа не получили денег вообще, хотя, возможно, это произошло по причине отсутствия у них единой централизованной организации. Как видно, при распределении траншей решающую роль сыграла близость их получателей к ключевым структурам федерального центра, поэтому впоследствии все мусульманские центры страны постарались создать полноценные представительства в Москве.

Со временем основным получателем средств из федерального бюджета стал Совет муфтиев России, чей аппарат разместился в Москве и мог более эффективно согласовывать вопросы освоения бюджетных средств. Именно представители Совета муфтиев чаще всего выходили с инициативами, требовавшими госфинансирования, однако не все они получали одобрение. Так, в 2000 г. федеральная власть без энтузиазма отнеслась к планам Совета муфтиев широко отметить исторически сомнительный 1400-летний юбилей (по мусульманскому календарю) с начала распространения ислама в России.

В итоге 1400-летний юбилей с начала распространения ислама в России не был внесен в федеральный план праздничных мероприятий, однако в некоторых регионах Совет муфтиев России смог заручиться поддержкой местных властей. Так, 14 февраля 2000 г. мэр Москвы Ю.М.Лужков подписал Распоряжение «О выделении ассигнований на проведение празднования 1400-летия начала распространения ислама в России» и рекомендовал столичным учителям обратить на это событие особое внимание учащихся⁷².

В начале первого десятилетия XXI в. растущее число мусульман, желающих выехать на хадж, сделало это ежегодное паломничество вопросом государственной важности. 18 июня 2002 г. по настоянию Саудовской Аравии был образован Совет по хаджу при Правительстве РФ, в который вошли представители всех крупнейших российских муфтиятов и ряд государственных чиновников. Этот совет был уполномочен решать все связанные с хаджем вопросы и делать его проведение максимально удобным для паломников, которые прежде нередко становились жертвами недобросовестных посредников⁷³.

Уполномоченным по хаджу стал депутат Госдумы Ахмад Билалов, баллотировавшийся по спискам движения «Рефах». К этому времени он прекратил свое участие в программах АбдулВахеда Ниязова и сконцентрировался на внешнеисламской деятельности. Трудами Билалова и его совета процедура выезда на хадж упростилась, однако при этом ежегодная квота российских паломников была сокращена.

Создание Совета по хаджу при Правительстве РФ поставило российских мусульман в привилегированное положение по отношению к религиозному большинству — для оптимизации православного паломничества таких структур создано не было. Впоследствии это особое положение закрепили еще несколько правительственных инициатив.

Одним из главных событий конца 2006 г. для исламского сообщества России стало создание Фонда поддержки исламской культуры, науки и образования, учрежденного 12 декабря 2006 г. и зарегистрированного 31 января 2007 г. Как говорится в учредительных документах Фонда, он был создан «с целью поддержки традиционных мусульманских религиозных организаций России и осуществляемых ими проектов, направленных на развитие исламской культуры, науки и образования; пропаганду толерантности, веротерпимости, недопущения исламофобии и разделения российского общества на национальной и религиозной почве; духовно-нравственное воспитание детей и молодежи; просветительскую деятельность по противодействию распространению экстремизма и терроризма; укрепление роли семьи в обществе и государстве крупнейшими религиозными организациями». Главным учредителем Фонда выступило Управление Президента Российской Федерации по внутренней политике⁷⁴.

Соучредителями Фонда выступили Совет муфтиев России; Международная исламская миссия, ЦДУМ, КЦМСК и Всероссийская общественная организация «Аль-Хак». Правление Фонда формально возглавил ректор Московского исламского университета Марат Муртазин, хотя реально наибольшие полномочия оказались сосредоточены у главного советника Администрации Президента Алексея Гришина, ставшего членом правления. Помимо правления, контроль над Фондом был возложен на его Попечительский комитет, который возглавили президент Торгово-Промышленной Палаты России Е.М.Примаков и заместитель начальника Управления Президента Российской Федерации по внутренней политике М.В.Островский⁷⁵.

Предполагалось, что одной из главных задач Фонда станет упорядочение зарубежной помощи, продолжавшей бесконтрольно поступать российским мусульманам. Арабским и турецким благотворителям было предложено перечислять все средства на счет Фонда, после чего совместно с его руководством распределять их действительно нуждающимся мусульманским структурам. Помимо борьбы с достигшим неправдоподобных размеров воровством, данная мера была призвана перекрыть каналы финансирования откровенно экстремистских или антироссийских сил.

Естественно, что такая инициатива вызвала резко отрицательную реакцию ряда муфтиев и их сподвижников, в первую очередь — лидера Совета муфтиев Равиля Гайнутдина и президента Исламского культурного центра России Абдул-Вахеда Ниязова. Так, во время организованной Фондом конференции они пытались блокировать соответствующие инициативы его руководства, убеждая саудовских делегатов не изменять механизм перечисления средств. В итоге разразился скандал, и отношения между Администрацией Президента России и Советом муфтиев резко ухудшились.

К 2008 г. ежемесячный объем грантов, выделяемых Фондом десяткам мусульманских организаций, достиг 30 млн рублей⁷⁶. Эти средства расходовались на строительство и восстановление мечетей, поддержку исламских вузов и СМИ, проведение конференций и стипендии студентам, а также на множество других целей. При этом немалую часть финансовых потоков из-за рубежа действительно удалось замкнуть на эту структуру — так, в июне 2009 г. руководство Фонда договорилось с заместителем министра по делам религии и вакфов доктором Адель аль- Фаляхом о создании в России на условиях равного финансового участия Центра умеренного ислама «Аль-Васатыя», нацеленного на борьбу с исламским экстремизмом и развитие межрелигиозного диалога. При этом кувейтская сторона пообещала выделить стипендии для студентов исламских вузов России и помочь в оказании финансовой помощи Институту востоковедения Академии наук РФ⁷⁷.

С 2007 г. Фонд принял активное участие в запуске программы Министерства образования и науки РФ по обеспечению подготовки специалистов с углубленным знанием истории и культуры ислама в 2007-2010 гг. План мероприятий в рамках программы был утвержден Распоряжением Правительства РФ от 14 июня 2007 года. Согласно нему в России предполагалось создать пять исламских университетских центров на базе Московского исламского университета, Российского исламского университета в Казани, Российского исламского университета в Уфе, Северо- Кавказского университетского центра образования и науки в Махачкале (бывший Институт теологии и религиоведения им. Мама-Дибира аль-Рочи) и Северо-Кавказского исламского университета имени Абу Ханифы в Нальчике (бывший Кабардино- Балкарский исламский институт). Впоследствии число таких центров было доведено до семи благодаря включению в список Нижегородского исламского института им. Х.Фаизханова и Российского исламского университета им. Кунта-хаджи Кишиева в Грозном⁷⁸.

Курировать исламские вузы в рамках программы Министерства образования было поручено ряду государственных университетов и институтов: Московскому государственному лингвистическому университету, Нижегородскому государственному университету, Кубанскому государственному университету, Северо-Кавказскому государственному техническому университету (Ставрополь), Смольному институту свободных искусств и наук Санкт-Петербургского государственного университета и Татарскому государственному гуманитарно-педагогическому университету. В круг их обязанностей входила подготовка учебных пособий, повышение квалификации исламских преподавателей, проведение конференций и семинаров. Своего рода ноу-хау этого проекта стали видеолекции, одновременно транслировавшиеся во всех вузах, участвовавших в Исламской программе Министерства образования⁷⁹.

Кроме того, в государственных вузах было введено квотирование мест для студентов, рекомендованных к обучению ведущими мусульманскими центрами. К 2008 г. число таких мест приблизилось к 200⁸⁰. Первая группа студентов, набранная по подобной квоте в Институт стран Азии и Африки МГУ, в 2008 г. успешно закончила свое обучение, причем большинство ее членов предпочли продолжить работу по полученной специальности. Впрочем, особых надежд на то, что все отучившиеся в государственных вузах мусульманские студенты будут трудиться на дело возрождения ислама в России, никто не питал. Высокооплачиваемых и перспективных должностей в мусульманских структурах оказалось не очень много, а работать имамами в сельской местности на заплату в 3-4 тысячи рублей готовы были далеко не все.

По состоянию на конец 2008 г. можно сказать, что Исламская программа Министерства образования, запущенная в первую очередь для борьбы с экстремизмом в мусульманской среде и с целью воспитания пророссийски настроенного поколения исламских лидеров, оказалась вполне жизнеспособной и эффективной. Всего за год в ее рамках были подготовлены более 200 учебных и методических пособий по самому широкому спектру дисциплин — от арабского языка до исламской культуры (только за 2007 г. один Московский государственный лингвистический университет подготовил для исламских учебных заведений больше учебных пособий, чем было написано за последние 20 лет).

Главным препятствием для реализации программы Министерства образования стала позиция ряда мусульманских деятелей, которые требовали выделять средства на ее проведение не государственным вузам, а непосредственно им, угрожая в противном случае актами саботажа. Кроме того, не все государственные вузы смогли в полной мере выполнить взятые на себя обязательства, из-за чего некоторые из них были лишены финансирования.

В целом следует отметить, что новая схема финансирования государственных Исламских проектов вполне оправдала себя, резко уменьшив обычные в этой сфере злоупотребления. Введенная Фондом поддержки исламской культуры, науки и образования форма отчетности по грантами и перепоручение надзора за расходованием средств на мусульманское образование солидным государственным вузам заметно затруднили нецелевое использование государственных средств, а также открыто поставили вопрос о профессиональной пригодности целого ряда исламских деятелей.

Совет по хаджу при Правительстве РФ, специальный фонд по привлечению средств на развитие исламского сообщества страны, целевая программа Министерства образования по госфинансированию всей системы мусульманского образования и особое внимание высшего российского руководства к ОИК реально поставили российскую умму в более выигрышное по сравнению с православной общиной положение. Впрочем, православные в большинстве своем отнеслись к этому спокойно — особое внимание властей к исламу в первую очередь стало следствием неспособности самих мусульманских лидеров решить стоящие перед ними стратегические задачи. Все полученные мусульманами преференции имели одну главную цель — вернуть развитие уммы, активно превращаемую в «пятую колонну», в правильное русло.

Важно отметить, что государственная помощь мусульманским организациям рассчитана на решение конкретных задач, при достижении которых она прекратится или значительно уменьшится. При этом власти определенно рассчитывают на то, что мусульмане оценят политику инвестирования бюджетных средств в их общины и повысят свою лояльность стране. Впрочем, как показывает практика, патриотические настроенные мусульманские лидеры остаются таковыми и при отсутствии госпомощи, а их оппоненты все равно никакого чувства благодарности к государству не испытывают и гораздо больше ценят доброе отношение зарубежных спонсоров.

К 2010 г. стало ясно, что антиэкстремистские меры властей на исламском направлении, местами полностью аналогичные политике Министерства внутренних дел XIX в., возымели свое действие. Самая тиражная литература экстремистов пополнила Федеральный список запрещенных материалов, а их ключевые организации были признаны экстремистскими, что заметно затруднило деятельность расслабившихся было от безнаказанности ваххабитов. Дали свои результаты и поощрительные меры — Фонд поддержки исламской культуры, науки и образования сумел уменьшить поток неучтенной зарубежной помощи, а программа Министерства образования по поддержке исламского образования уменьшила зависимость от арабских и турецких образовательных центров.

Межрелигиозный диалог и внутриисламский диалог в новейший период

Межрелигиозный диалог в постсоветский период российской истории приобрел особое значение в связи с резким обострением межнациональных и межрелигиозных отношений на постсоветском пространстве. Советская политика профилактики такого рода конфликтов, строившаяся на атеистической пропаганде и стирании границ между этносами, быстро стала неактуальной, а адекватной замены ей найти не удалось. Именно поэтому власти делегировали немалую часть полномочий по предотвращению конфликтов на религиозной и национальной почве общественным деятелям и духовным лидерам, оказавшись особенно заинтересованными в создании постоянно действующих структур, в рамках которых могли бы находить общий язык люди разных национальностей и вероисповеданий.

Межрелигиозный диалог в новейший период, так же как и в советское время, оказался нацелен в первую очередь на миротворческую деятельность, однако только этим его задачи не исчерпывались. К участию в нем были допущены не все желающие, а только представители крупнейших религиозных традиций России, в 1997 г. получивших название «традиционных конфессий». Основными участниками межрелигиозных мероприятий в постсоветской России стали православные христиане, мусульмане, иудеи и буддисты, изредка к ним присоединялись католики и старообрядцы и никогда — последователи новых религиозных движений.

Взаимополезное сотрудничество традиционных конфессий действительно смогло снять напряжение в сфере межрелигиозных и межнациональных отношений, а также помогло дополнительно оптимизировать процесс духовного возрождения России. Духовные лидеры разных религий смогли совместными усилиями добиться у властей реализации важных инициатив в защиту традиционных духовных ценностей россиян.

Со временем сугубо практическая направленность межрелигиозного сотрудничества была дополнена также богословскими собеседованиями теоретического характера, ставшими наиболее востребованными после Письма 128 мусульманских богословов главам ведущих христианских церквей осенью 2007 г.¹

После распада СССР некогда единое постсоветское пространство стало стремительно атомизироваться. На смену, казалось бы, нерушимой дружбе народов пришли жестокие межэтнические конфликты, самым тяжелым и кровопролитным из которых стал Карабахский конфликт. Проведенные большевиками административные границы между Арменией и Азербайджаном стали настоящей миной замедленного действия, которая сработала после обретения ими независимости.

Главной опасностью Карабахского конфликта стала возможность его трансформации из межэтнического в межрелигиозный, что, несомненно, взорвало бы весь Кавказ. Призывы ускорить такую трансформацию раздавались с обеих сторон, однако духовные лидеры Азербайджана и Армении шейх-уль-ислам Аллахшукюр Паша-заде и патриарх-католикос Вазген I договорились сесть за стол переговоров. К этому моменту переговоры политиков зашли в тупик, и вся надежда оставалась только на религиозную дипломатию, на доброжелательный диалог хорошо знакомых по советским межрелигиозным конференциям шейх-уль-ислама и католикоса-патриарха.

Как уже упоминалось выше, первая встреча Аллахшукюра Паша-заде и Вазгена I, посвященная урегулированию армяно-азербайджанского конфликта, состоялась в феврале 1988 г. Ее опыт был признан удачным и через пять лет, 6-8 февраля 1993 г. ее участники по инициативе Всемирного совета церквей и посредничестве Русской Православной Церкви встретились в Женеве². Духовные лидеры Армении и Азербайджана призвали стороны в армяно-азербайджанском конфликте прекратить огонь и гуманно относиться к пленным³.

Обе стороны согласились с тем, что Карабахский конфликт носит не межрелигиозный, а межгосударственный характер, чем лишили почвы все инсинуации на эту тему. «Обсудив проблемы, угрожающие нашим народам и нам, мы сочли необходимым в первую очередь подчеркнуть, что, несмотря на некоторые попытки охарактеризовать конфликт, в результате которого льется невинная кровь, как христианско-мусульманское столкновение, этот конфликт не является религиозным. Армянские христиане и азербайджанские мусульмане жили и будут жить в мире, уважении и добрососедских отношениях»,- — говорилось в совместном коммюнике по итогам встречи⁴.

Вскоре после этой встречи католикос-патриарх Вазген I направил духовному лидеру мусульман Закавказья Аллахшукюру Паша-заде послание с просьбой оказать содействие в отмене смертного приговора одиннадцати армянам, которые попали в плен 3 февраля в Лачинском районе. «Подобные приговоры, — говорилось в послании патриарха-католикоса, — опасны и чреваты тяжелыми последствиями для судеб военнопленных и заложников в обоих государствах». Вазген I напомнил, что в совместном заявлении двух духовных лидеров, подписанном по итогам встречи 8 февраля в Женеве, говорится о взаимном стремлении к обмену пленными и заложниками⁵.

Со своей стороны шейх-уль-ислам Аллахшукюр Паша-заде, касаясь темы Карабаха, каждый раз подчеркивал, что это конфликт не является следствием религиозных противоречий между мусульманами и христианами, а носит политический характер. Будучи опытным дипломатом, он прекрасно понимал, что в случае объявления джихада Армении его страну наводнят моджахеды-ансары, которые будут не столько воевать с армянами, сколько наводить свои порядки в мусульманских общинах Азербайджана и учить их «правильному» исламу⁶. Время показало его правоту — история Чечни после 1995 г. стала прекрасной иллюстрацией к такому варианту развития событий⁷.

По итогам женевской встречи Патриарх Московский и всея Руси Алексий II направил шейх-уль-исламу Аллахшукюру Паша-заде телеграмму, в которой выразил радость ее обнадеживающими результатами. В ответном послании глава мусульман Закавказья, хорошо знавший патриарха Алексия II еще со времени депутатства в Верховном Совете СССР, предложил обсудить все вопросы при личной встрече и выразил готовность прибыть в Москву. 6 мая 1993 г. в Свято-Даниловом монастыре прошла первая встреча Аллахшукюра Паша-заде и Алексия II, посвященная армяно-азербайджанскому конфликту⁸. 18 ноября того же года при посредничестве патриарха Алексия II духовные лидеры Армении и Азербайджана провели первое собеседование в Москве, заявив по его итогам, что «тот, кто проповедует межрелигиозную ненависть, совершает тягчайший грех перед Всевышним» и призвав к мирному решению Карабахского конфликта⁹.

В следующем году предстоятель Русской Православной Церкви предложил духовным лидерам Азербайджана и Армении как можно скорее обратиться к лидерам всех вовлеченных в Карабахский конфликт сторон с призывом немедленно прекратить кровопролитие и развести войска. В его послании к Аллахшукюру Паша-заде и Вазгену I от 25 февраля 1994 г. он выразил готовность обратиться к руководству России с просьбой помочь достижению мира в районе конфликта. Он также обещал взять на себя любую форму посредничества в контактах религиозных общин Армении и Азербайджана. «Мы как духовные наставники верующих просто обязаны дать исстрадавшимся людям новую надежду на мир», — подчеркивал Алексий II¹⁰.

13 июня 1995 г. в Москве состоялась первая трехсторонняя встреча духовных лидеров Азербайджана, Армении и России, инициатором которой выступила Русская Православная Церковь¹¹. Скончавшегося католикоса-патриарха Вазгена I на ней заменил его преемник Гарегин I. Духовные лидеры еще раз подчеркнули, что армяно-азербайджанский конфликт лишен религиозной почвы и несет в себе грех с точки зрения христианства и ислама. Участники встречи обратились к государственным лидерам конфликтующих сторон с призывом сделать все возможное для мирного разрешения существующих споров, а также приветствовали акты доброй воли конфликтующих сторон, выразившиеся в освобождении пленных и заложников¹².

Из совместного заявления Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II и главы Высшего религиозного совета народов Кавказа шейх-уль-ислама Аллахшукюра Паша-заде

Новый раунд трехсторонних переговоров прошел в Москве в ноябре 2000 г. Собравшиеся на них Алексий II, Аллахшукюр Паша-заде и Гарегин II с удовлетворением отметили достигнутое соглашение о прекращении огня в зоне конфликта и предостерегли от возврата к решению спорных проблем военным путем. «Конфликт, ставший следствием пагубной национальной политики тоталитарного режима, надлежит преодолевать на основе учета законных интересов двух народов, при согласии сторон и в соответствии с признанными нормами межнационального общежития», — подчеркивалось в их совместном заявлении. Примечательно, что после переговоров духовные лидеры трех стран встретились с президентом России В.В.Путиным, который высоко оценил их миротворческие усилия¹⁴.

Апогеем миротворческих переговоров под эгидой Русской Православной Церкви стала четырехсторонняя встреча духовных лидеров России, Грузии, Азербайджана и Армении в ноябре 2003 г., на которой за один стол сели патриархи Алексий II и Илия И, патриарх-католикос Гарегин II и шейх-уль-ислам Аллахшукюр Паша-заде. «Разумная позиция мусульманских и христианских деятелей Кавказа, поддержка христианско-мусульманского диалога в регионе не позволили межнациональным противоречиям перерасти в тотальный христианско-мусульманский конфликт. Однако на Кавказе до сих пор сохраняется напряженность», — отметили участники встречи. По итогам этого собеседования стало ясно, что мусульмане Азербайджана могут содействовать и урегулированию противоречий между Россией и Грузией, с властями которых они смогли установить самые тесные связи¹⁵.

В конце 1994 г. после начала Первой чеченской войны президент Чечни Джохар Дудаев потребовал от своего сподвижника, муфтия Хусейна Алсабекова объявить России джихад. Это позволило бы принципиально изменить положение чеченских боевиков — из обычных воинствующих сепаратистов они превратились бы в моджахедов, борцов за дело ислама. Однако муфтий Чечни не только категорически отказался выполнять пожелание Масхадова, но и активно включился в миротворческий процесс, выехав в Москву и встретившись с патриархом Алексием

II. В принятом по итогам встречи совместном завлении особо подчеркивалось отсутствие в разразившимся кризисе каких- либо межрелигиозных предпосылок. «Мы самым решительным образом отвергаем самую мысль о возможности перерастания конфликта вокруг Чечни в христианско-мусульманское противостояние. Истинные последователи двух религий желают только мира. Использование святых для христиан и мусульман символов и понятий в целях разжигания вражды и провоцирования межрелигиозных столкновений — есть грех и беззаконие перед лицом Всевышнего», — заявили патриарх и муфтий¹⁶.

Совместное заявление Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II и муфтия Чечни Хусейна Алсабекова

Столь принципиальная позиция Алсабекова вызвала ярость боевиков, и в феврале 1995 г., он, обоснованно опасаясь за свою жизнь, ушел в отставку и переехал в Казахстан. Однако дело было сделано — несмотря на все попытки придать чеченскому конфликту межрелигиозный характер, мировое исламского сообщество таковым его не признало¹⁸.

В феврале 1995 г. две православно-мусульманские группы выехала на Северный Кавказ с тем, чтобы провести ряд совместных миротворческих акций и посетить уцелевшие и разрушенные церкви и мечети¹⁹. В январе 1996 г. христиане, мусульмане и иудеи собрались в мечети Кизляра, призвав представителей федеральных властей и руководство Дагестана заменить собой удерживаемых бандой Салмана Радуева заложников²⁰.

После начала Второй чеченской войны Русская Православная Церковь в лице своего предстоятеля также подчеркнула отсутствие религиозных мотивов в новом конфликте и начала переговоры с муфтием Ахмадом Кадыровым, затем возглавившим новую администрацию Чечни. В августе 2000 г. Кадыров в составе делегации духовных лидеров СНГ выехал в Нью-Йорк для участия во Всемирном форуме религиозных и духовных лидеров в ООН, а в ноябре 2000 он встретился с патриархом Алексием II, обсудив вопросы урегулирования ситуации в Чечне²¹.

Самым же резонансным примером совместных миротворческих усилий стала поездка православно-мусульманской делегации в предвоенный Багдад. В начале 2003 г. самой волнующей темой для российских мусульман стала ситуация вокруг Ирака. Планы США и их союзников по свержению режима Саддама Хуссейна были единодушно осуждены всеми мусульманскими центрами, которые заявляли о своей солидарности с многострадальным иракским народом. По мере нагнетания обстановки эти заявления становились все более резким, пока, наконец,

15 февраля 2003 г. в Махачкале не прошел многотысячный антивоенный митинг, участники которого выразили готовность с оружием в руках сражаться за свободу Ирака²².

На фоне волны антизападных настроений особую активность проявило ЦДУМ, предложившее направить в Багдад с миссией мира межрелигиозную делегацию. Эта удачная идея получила одобрение Русской Православной Церкви, и 17 марта христианско-мусульманская делегация вылетела в столицу Ирака. Со стороны ЦДУМ в нее вошли верховный муфтий Талгат Таджуддин, муфтий Пермской области Мухаммедгали Хузин, муфтий Ростовской области Джагофар Бикмаев, муфтий Москвы и Московской области Махмуд Велитов, муфтий Молдавии Альбэр Бабаев и муфтий Белоруссии Исмаил Воронович. Православную часть делегации возглавил епископ Магаданский и Синегорский Феофан²³.

Начиная с 1990 г. сотрудничество между Русской Православной Церковью и ведущими центрами других традиционных религий стало приобретать регулярный характер. В 1991 г. в ходе консультаций было принято принципиальное решение создать постоянно действующий межрелигиозный орган, однако начавшийся раскол российской уммы не позволил реализовать эту инициативу.

В течение последующих лет православная сторона, выступавшая главным инициатором создания Межрелигиозного совета России, терпеливо ждала, когда ситуация в российском исламе, наконец, нормализуется. После семи лет ожидания было принято решение воспроизвести в Межрелигиозном совете России схему президентского Совета по взаимодействию с религиозными объединениями и пригласить в него сразу двух мусульманских лидеров: верховного муфтия Талгата Таджуддина и муфтия Равиля Гайнутдина. Действительно, существовала вполне оправданная надежда, что два уважаемых духовных лидера не будут переносить свою вражду в сферу межрелигиозного диалога и смогут принимать совместные решения.

«К сожалению, в последние годы отношения Русской Православной Церкви с нехристианскими религиозными организациями в России и странах СНГ претерпели определенные осложнения. Это связано в первую очередь с серьезными изменениями в структурах и руководстве организаций традиционных религий. Осмысление своего опыта и состояния, резкие разномыслия внутри религиозных структур, открывшиеся новые возможности привели к разделениям существующих десятилетиями организаций нехристианских религий, прежде всего мусульманских, к образованию многочисленных новых организаций, к изменениям в их программах. Следует сказать о второй, не менее важной, причине, осложняющей современные межрелигиозные отношения — появление большого числа новых религиозных движений, течений и толков. Их деятельность далеко не всегда безобидна. В то же время отрадно, что, несмотря на упомянутые трудности, сопровождающие наши отношения с нехристианскими религиями в странах, составлявших прежде Советский Союз, продолжает сохранять силу уже накопленный нами потенциал дружбы и сотрудничества, который, мы верим, в состоянии выдержать это противостояние», — отмечал в 1994 г. будущий Патриарх Московский и всея Руси Кирилл²⁴.

С 1997 г. Русская Православная Церковь по итогам визита председателя Отдела внешних церковных сношений митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла начала вести диалог в теоретической, богословской форме с иранским шиитским духовенством, выступив соучредителем совместной богословской комиссии по диалогу «Ислам-Православие», заседания которой стали проходить раз в два года поочередно в Москве и Тегеране. Вопрос о создании аналогичного постоянно действующего органа по диалогу с российскими нехристианами становился для православных все более актуальным²⁵.

23 декабря 1998 г. в Москве по инициативе Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата состоялось учредительное заседание Межрелигиозного совета России (МСР), на котором были выбраны пять членов его президиума: митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, верховный муфтий Талгат Таджуддин, муфтий Равиль Гайнутдин, главный раввин России Адольф Шаевич и глава Буддийской традиционной сангхи России пандито хамбо-лама Дамба Аюшев.

Заседания МСР стали проводиться в среднем три раза в год, а деятельность новой межрелигиозной структуры свелась преимущественно к реагированию на злободневные политические и макроэкономические события, осуждение актов терроризма и экстремизма, выступление с законодательными инициативами, позволяющими повысить духовность обществ и упросить функционирование религиозных институтов.

Первое заявление МСР, датируемое 25 марта 1999 г., было посвящено осуждению варварских бомбардировок союзной Республики Югославия силами Североатлантического альянca²⁶. С этого момента консолидированная позиция лидеров традиционных религий России стала систематически звучать в средствах массовой информации. Особенно часто МСР реагировал на террористические атаки, не просто призывая сохранять мир между религиями, но и прямо рекомендуя уничтожать террористов, причем лучше всего — превентивно. «Не надо бояться предавать справедливости террористов и их пособников, а если надо — то и уничтожить их, кем бы они ни были, где бы ни находились и какими бы лозунгами ни прикрывались. Мы настаиваем на том, что они стоят вне всякой религии и служат сатане, мечтая ввергнуть человечество в пучину отчаяния и захватить власть над миром», — говорилось в заявлении МСР по событиям в Беслане²⁷.

Особое внимание МСР уделял вопросам практической помощи религиозным организациям. После активной переписки с Федеральной энергетической комиссией и правительством

Москвы была достигнута договоренность о значительном снижении тарифов по оплате тепла и электроэнергии для всех религиозных организаций²⁸. Кроме того, члены МСР направили ряд писем в Министерство образования РФ с просьбами признать образовательный стандарт по теологии и упорядочить преподавание религий в средней школе²⁹.

4 июля 2001 г. МСР стал афиллированным членом Всемирной конференции религий за мир, а члены его президиума впоследствии вошли в действующий под ее эгидой Европейский совет религиозных лидеров³⁰. 25 декабря 2001 г. в МСР вступили две новых организации — Координационный центр мусульман Северного Кавказа и Федерация еврейских общин России, а к 2005 году он открыл свои отделения в Пермском и Красноярском крае, Калмыкии и Карачаево-Черкесии³¹.

В 2000 г. МСР провел первый в постсоветской России меж- религиозный саммит — I Межрелигиозный миротворческий форум (13-14 ноября 2000 г.), собравший более 100 духовных лидеров России и стран СНГ. В марте 2004 г. под эгидой МСР в Москве прошел II Межрелигиозный миротворческий форум (2-4 марта 2004 г.), участники приняли решение учредить Межрелигиозный совет СНГ. В новый Межрелигиозный совет, почетными сопредседателями которого стали Патриарх Московский и всея Руси Алексий II и глава Высшего религиозного совета народов Кавказа шейх-уль-ислам Аллахшукюр Паша-заде, вошли главы религиозных общин всех стран СНГ, кроме Туркменистана — всего около 30 человек. Председателем исполнительного комитета Межрелигиозного совета СНГ был избран митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл³². В 2006 г. МСР совместно с Межрелигиозным советом СНГ провел в Москве крупнейший межрелигиозный саммит за всю историю России — Всемирный саммит духовных лидеров (3-5 июля 2006 г.), приуроченный ко встрече «Большой восьмерки» в Санкт-Петербурге'”.

Пик активности Межрелигиозного совета России пришелся на 2004 г. В январе этого года заслуги ведущей межрелигиозной организации страны отметил в своем письме президент России В.В.Путин, а затем прозвучала самая резонансная инициатива МСР — предложение ввести новый государственный праздник — День народного единства, символизирующий окончание Смутного времени XVII в. Российская власть одобрила это предложение, и календарь праздничных дней пополнился 4 ноября, заменившим морально устаревший коммунистический праздник 7 ноября. Несмотря на то, что ряд мусульманских центров протестовали против этой даты, указывая, что 4 ноября традиционно отмечается церковный праздник Казанской иконы Божией Матери, большая часть мусульман ничего обидного для себя в этом не усмотрела³⁴.

В 2009 г. новый патриарх Московский и всея Руси Кирилл выступил с инициативой создать консультативную группу по межрелигиозному диалогу при ЮНЕСКО, которая была образована 22 июля на первом заседании Группы религиозных лидеров высокого уровня. От мусульман СНГ в новую межрелигиозную организацию по инициативе патриарха был приглашен глава мусульман Закавказья шейх-уль-ислам Аллахшукюр Паша-заде³⁵.

Из обращения Межрелигиозного совета России о введении нового государственного праздника 4 ноября

Наша история богата славными датами. Неоценимый пример единого сплава духовного, патриотического и ратного свершения дают нам события 4 ноября 1612 года, когда патриотические настроения народа нашей страны, единение всех граждан, независимо от происхождения, веры и положения в обществе, сплочение и солидарность сыграли особую роль в судьбе России.

Победа народного ополчения во главе с гражданином Кузьмой Мининым и князем Дмитрием Пожарским стала не только ратным подвигом во имя свободы, но и заложила основы для строительства фундамента независимого государства, его будущей мощи и величия; обозначила начало выхода из глубочайшего многолетнего духовного и нравственного кризиса, сохранившегося в истории как Смутное время.

Установление даты 4 ноября в память преодоления Смутного времени, проникнутое идеями согласия и устремленности к единству, к победе, действительно способно и в наше время сплотить весь народ, восполнить пробелы в исторической памяти россиян. Ведь сегодня мы не отмечаем ни одной знаменательной даты славной истории России до 1917 г.

Традиционные религиозные организации, входящие в Межрелигиозный совет России, считают целесообразным отмечать 4 ноября — годовщину событий 1612 г. — и сделать этот день выходным. А день 7 ноября может остаться в календаре памятной датой нашей истории.

На протяжении веков на долю нашего народа многократно выпадали тяжелые испытания. Но каждый раз мы находили в себе силы собраться, объединиться — в любви к Отечеству, в уповании на Бога, в верности традиционным духовным ценностям, завещанным предками. Чтобы, превозмогая беду, отстоять свою независимость и государственность³⁶.

К сожалению, ситуация в межрелигиозном диалоге в постсоветской России оказалась не такой безоблачной, как во время первых межрелигиозных встреч советского периода. Ряд мусульманских лидеров России не упустили возможность прослыть защитниками интересов мусульман через выпады в адрес других религий. Такого рода политика помимо обострения межрелигиозных отношений привела также к значительному росту исламофобии, так как среднестатические граждане России не были осведомлены о расколе исламского сообщества и воспринимали сделанные с телеэкранов и газетных полос резкие заявления некоторых муфтиев как консолидированную позицию всех мусульман. Особенно отличились на этой стезе лидеры Совета муфтиев России.

Молодой муфтий Равиль Гайнутдин изначально постарался как можно сильнее отмежеваться от своего учителя Талгата Таджуддина, известного особо теплыми отношениями с Русской Православной Церковью, и занял максимально непримиримую позицию по отношению к православному большинству. После резких выпадов в адрес «якорных» крестов и «попыток попов прорваться во власть»³⁷, сделанных в середине 90-х гг.³⁸, он попытался примириться с Московским Патриархатом, в 1997 г. даже издав специальную фетву об уважении к иудеям и христианам, однако конструктивного сотрудничества с православными у него не получилось³⁹.Так, встретившись в сентябре 1998 г. с Патриархом Московским и всея Руси Алексием И, Гайнутдин поспешил заявить, что по его требованию патриарх снял с занимаемой должности архиепископа Ярославского и Ростовского Михея, которой якобы препятствовал строительству второй мечети в Ярославле. На самом деле никаких санкций в отношении архиепископа не последовало, а первая личная встреча Гайнутдина с патриархом стала последней.

Конечно, отношение лидеров Русской Православной Церкви к мусульманским духовным лидерам «старого» и «нового» поколения заметно различалось. Расколы и свержения уважаемых муфтиев не прошли незамеченными православной общиной, тем более что гонимые представители «старого» поколения временами были вынуждены просить православных братьев о помощи — как это, например, сделал верховный муфтий Талгата Таджуддин осенью 1994 г.⁴⁰ Кроме того, руководство Московского Патриархата не могла не огорчать и оскорбительная критика в адрес своих давних партнеров по межрелигиозному диалогу, инициаторами которых выступали предавшие их ученики и сподвижники. В конце концов, большие сомнения у православных вызывала и легитимность новых муфтиев, многие из которых выглядели откровенно криминальными элементами или экстремистами. Все это в совокупности сильно затрудняло установление отношений с Высшим координационным центром духовных управлений мусульман России, а затем и с Советом муфтиев России.

Со своей стороны новые лидеры российского ислама не скрывали враждебного отношения к православным. Пока Русская Православная Церковь вела переговоры с мусульманами Кавказа об урегулировании чеченского кризиса, муфтий Равиль Гайнутдин давал интервью следующего содержания: «К сожалению, высшие иерархи наших церквей в основном встречаются, декларируют, а на деле не осуществляются те достигнутые договоренности. И я хотел бы показать на примере. И Святейший Патриарх Московский и Всея Руси, и другие руководители, встречаясь с мусульманскими религиозными деятелями, говорят, что на территории Чечни ведется конфликт не на религиозной основе. Мы уважаем друг друга и призываем наших верующих, чтобы они встали на путь мира и согласия. В то же время Русская Православная Церковь направляет своих священнослужителей в войсковые части, которые ведут войну на территории Чечни. Отправляя воинов на войну, они благословляют их на убийство. И мусульмане, увидев, что священник Русской Православной Церкви благословляет на убийство и освящает оружие, спрашивают: а где же та искренность, а где же те договоренности, которые были заявлены, что «мы не будем поощрять войну, убийства наших граждан?»⁴¹.

Изучая высказывания муфтия Равиля Гайнутдина в отношении Русской Православной Церкви и ее лидеров, трудно отделаться от мысли, что председатель Совета муфтиев России испытывает к ним искреннюю ненависть. Конечно, при встречах с представителями Церкви, поздравлениях ее предстоятелю и разного рода программных выступлениях Гайнутдин всячески подчеркивал свою приверженность ценностям мусульманско-православного диалога и хвалил Церковь даже сильнее своего учителя Талгата Таджуддина, однако за глаза из его уст можно было услышать совсем другие заявления.

Например, московский муфтий практически одновременно пожаловался на митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия, к которому за разрешением на строительство новых мечетей мусульман якобы посылали подмосковные чиновники⁴², и призвал Русскую Православную Церковь учитывать мнение мусульманской общины при возведении храмов, «чтобы непродуманные шаги не наносили ущерб межнациональному миру и согласию в России», осудив закладку православной часовни в Набережных Челнах в год 450-летия завоевания Казани Иваном Грозным. «Строительство православной часовни в год такого юбилея (2002) было не вполне корректным и даже оскорбительным для религиозных чувств мусульманского населения города», — подчеркнул при этом глава Совета муфтиев⁴³.

22 марта 2000 г. в Мемориальной синагоге на Поклонной горе, на третьем заседании Межрелигиозного совета России муфтий Равиль Гайнутдин устроил скандал по причине присутствия на нем верховного муфтия Талгата Таджуддина и покинул заседание, изложив свою позицию в статье «Кому выгоден раскол мусульман?», напечатанной его советником Вячеславом-Али Полосиным в «Мусульманской газете»⁴⁴.

Главная мысль этой статьи заключалась в том, что у мусульман России есть один законный лидер — Равиль Гайнутдин, поэтому Православная Церковь поступила провокационно, позвав в МСР также «запыленную фигуру прошлого» — верховного муфтия Талгата Таджуддина. «А кому вообще было нужно приглашать «альтернативное» Совету муфтиев России уфимское центральное духовное управление? Как отреагировал бы сам митрополит, если бы, придя на заседание МСР, он увидел бы рядом с собой анафематствованного им священника Глеба Якунина, киевского патриарха, епископов зарубежной и катакомбной церквей? Имеет ли сам митрополит полномочия представлять интересы самой древней христианской церкви в России — старообрядческой?» — вопрошал автор статьи, забывший о том, что с точки зрения Русской Православной Церкви аналогом киевского лжепатриарха Филарета в исламском сообществе России являлся скорее сам Равиль Гайнутдин.

С 2005 г. Совет муфтиев стал резко критиковать инициативы Русской Православной Церкви по введению в школах основ православной культуры и возрождению института военных священников⁴⁵, невзирая на то, что ранее муфтий Равиль Гайнутдин собственноручно подписал обращение Межрелигиозного совета России к министру образования В.М.Филиппову о раздельном преподавании в средних школах основ четырех традиционных религий России⁴⁶. Апогеем антиправославных заявлений Равиля Гайнутдина стали его высказывания на пресс- конфренции в феврале 2006 г., когда он обвинил православных иерархов в сознательном занижении численности мусульман, которых на самом деле в семь раз больше, чем православных христиан⁴⁷.

В одном ключе со своим лидером выступали и другие представители Совета муфтиев России. Сопредседатель Совета муфтий Саратовской области кардинальным образом ухудшил отношения с Саратовской епархией Русской Православной Церкви, сначала написав хвалебное предисловие к антихристианской книжке «Евангелие глазами мусульманина», а затем резко выступив против установки поклонных крестов⁴⁸. Представитель Совета муфтиев в Дальневосточном федеральном округе муфтий Абдулла-Дамир Ишмухаммедов в начале 2009 г. заявил, что православие может вызвать социальный взрыв в Приморском крае, после чего получил гневную отповедь Владивостокской епархии, которая прекратила с ним все отношения⁴⁹. Впрочем, наиболее тяжелые для христианско-мусульманского диалога имела риторика главы ДУМ Азиатской части России Нафигуллы Аширова и главы аппарата ДУМ Нижегородской области Дамира Мухетдинова, которую он с помощью нехитрых манипуляций вкладывал в уста лидера этого управления Умара Идрисова.

Сначала 5 декабря 2005 г. на сайте Вячеслава-Али Полосина появилась подборка мнений ряда мусульманских деятелей, которые требовали убрать христианскую символику с герба России. Причины, по которым верховный муфтий Нафигулла Аширов, карельский муфтий Висам Бардвил и глава аппарата ДУМ Нижегородской области Дамир Мухетдинов заметили на гербе кресты и святого Георгия Победоносца только через пять лет после его утверждения Государственной Думой, так и остались неизвестными, однако резонанс их высказывания вызвали самый широкий.

Дискуссия об изменение герба быстро переросла в скандал, в котором все ведущие СМИ подвергли резкой критике «гербофобов». Не менее резкие заявления сделали представители

Русской Православной Церкви, ЦДУМ и КЦМСК, иудейских и буддийских центров*. Муфтий Равиль Гайнутдин был приглашен в Администрацию Президента, где ему напомнили о недопустимости подобных выступлений и настоятельно рекомендовали денонсировать сделанные его соратниками заявления. На следующий день московский муфтий заявил, что «мы живем в светском государстве и уважаем государственную символику Российской Федерации, принятую Государственной Думой и утвержденную президентом России»⁵¹, однако его сопредседатели остались при своем мнении.

В конце февраля — начале марта 2007 г. Аширов сделал ряд резких заявлений в отношении в отношении православных, иудеев и госчиновников, особенно ополчившись на факультативное преподавание «Основ православной культуры» в школе при российском посольстве в Гаване. «Решение родительского собрания не может идти вразрез с Конституцией. Если завтра родители захотят, чтобы их дети изучали «Майн кампф», это что, будет законно, и директор школы обязан будет идти у них на поводу? Есть же государственные нормы!» — заявил «Интерфаксу» Н.Аширов, назвав свою аргументацию «железной»⁵². В итоге за антисемитские заявления верховного муфтия извинилась пресс- служба Совета муфтиев, а за сравнение Евангелия с «Майн камфом» — сам Аширов лично⁵³.

«Выражая искреннее сожаление в связи с невольно причиненной обидой православной общественности, связанной с недостаточно точной интерпретацией моего мнения о преподавании «ОПК» в рамках обязательной школьной программы, приношу свои глубокие извинения», — заявил муфтий «Интерфаксу», однако позиции своей не поменял⁵⁴. В июле 2007 г. Аширов направил открытое письмо Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II, в котором в резких и оскорбительных выражениях потребовал от него принять меры в отношении настоятеля Казанского собора в Ачинске протоиерея Евгений Фролова, якобы разжигающего исламофобию и препятствующему строительству в этом городе мечети⁵⁵. Довольно быстро выяснилось, что мусульманская община в Ачинске в подчинение Аширова не входит и главной проблемой в строительстве для нее мечети является отсутствие средств, а не чья-то позиция, однако «верховный муфтий Азиатской части России» продолжил развивать свою атаку на Русскую Православную Церковь⁵⁶.

В августе 2007 г. он выступил одним из подписантов антицерковного письма «Клерикализм — угроза национальной безопасности», авторы которого — по преимуществу лидеры Совета муфтиев России и союзные им мусульманские журналисты, солидаризировались с нашумевшим «Письмом десяти академиков», выступали против «феодально-государственной монополии на веру» и требовали, чтобы «клерикализму во всех его видах был поставлен надежный заслон»⁵⁷. Это Письмо стало своеобразным продолжением «Открытого письма мусульманской общественности президенту В.В.Путину», опубликованного 5 марта 2007 г. в газете «Известия» за подписью тех же фигурантов. В «Открытом письме» Аширов и его единомышленники требовали от властей прекратить преследования террористов и экстремистов, вину на которых они возлагали на «оборотней в погонах»⁵⁸.

В марте 2008 г. Нафигулла Аширов, отвлекшись от обличения исламофобских властей, переключился на «еврейскую» тему, развив свои высказывания на тему Израиля, сионизма и евреев как таковых. Иудеи на эти высказывания отреагировали вполне предсказуемо, в очередной раз потребовав от Совета муфтиев объяснений. Правда, на этот раз, не получив вразумительного ответа, Федерация еврейских общин России объявила о замораживании отношений с Советом⁵⁹.

Глава Совета муфтиев Равиль Гайнутдин, в очередной раз поставленный своими сподвижниками в крайне неудобное положение, первое время упорно отмалчивался. Действительно, осудить антисионистские заявления Аширова он никак не мог — это означало бы политическое самоубийство как в арабском мире, так и среди большей части адептов Совета муфтиев. Поддержка же своего прямолинейного сопредседателя сулила Гайнутдину глубокое неудовольствие властей и автоматический выход из процесса межрелигиозного диалога. Поэтому московский муфтий молчал до последнего, а на его сайте повторялась дежурная фраза о том, что «официальная позиция Совета муфтиев России вырабатывается и принимается коллегиально, и озвучивается Председателем СМР или уполномоченными на это лицами», а ответственность за конфликт возлагалась на журналистов и иных провокаторов, среди которых был назван почему-то епископ Егорьевский Марк, заместитель председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата⁶⁰.

Развивающийся конфликт пыталась урегулировать Общественная палата, однако на посвященное ему заседание представители Совета муфтиев не пришли, что не помешало членам комиссии по межнациональным отношениям и свободе совести принять антиашировское заявление. Впрочем, в самый острый момент конфликта его стороны удалось помирить — главный раввин России Берл Лазар и муфтий Равиль Гайнутдин при посредничестве целого ряда высокопоставленных лиц встретились и приняли совместное заявление, в котором даже никого не осудили. В обмен на прекращение конфликта муфтий Равиль Гайнутдин пообещал Берлу Лазару если не избавиться от Нафигуллы Аширова полностью, то хотя бы вывести его из числа сопредседателей Совета муфтиев⁶¹.

Казалось, главе Совета муфтиев удалось сохранить лицо, с наименьшими потерями пережив столь щекотливую ситуацию, однако входящий в Совет муфтий Карелии Висам Бардвил имел особое мнение на этот счет. На следующий день после долгожданного примирения он активно поддержал своего коллегу Аширова, с новыми силами обрушившись на «преступный сионизм». Возмущенные иудеи вновь запросили официальную реакцию Совета муфтиев, где им традиционно ответили «о лицах, имеющих право выражать официальную позицию Совета», Висама Бардвила не осудили, однако пообещали подобных высказываний впредь не допускать⁶².

Это обещание продержалось ровно сутки — до того момента, когда Нафигулла Аширов расставил все точки над «I», заявив, что ФЕОР устроила провокацию против мусульман, ввела в заблуждение Равиля Гайнутдина, в то время как подавляющее большинство мусульман России искренне не любят сионистов. «Я уверен, что он (московский муфтий) никогда не будет осуждать тех людей, которые осуждают преступления сионизма», — прямо заявил Аширов «Интерфаксу»⁶'¹.

В итоге ФЕОР официально прекратила отношения с Советом муфтиев России, о чем в январе 2009 г. упомянул его председатель, главный раввин Берл Лазар. «Мы полагаем, что в Совете муфтиев России есть радикальные силы, а г-н Гайнутдин, к сожалению, не контролирует ситуацию. Он заверял нас, что не согласен с муфтием Ашировым, мы это слышали многократно. Поэтому реально, практически, мы с Советом муфтиев не сотрудничаем. Когда мы получаем от них приглашения, мы их не принимаем. Я общаюсь с г-ном Гайнутдином как с одним из муфтиев», — заявил он в интервью газете «Известия»⁶⁴.

1 сентября 2005 г. глава ДУМ Нижегородской области Умар Идрисов в своей речи, посвященной годовщине трагических событий в Беслане, произнес следующую фразу: «В октябре 1552 г. русское воинство, напутствуемое духовенством, получило разрешение на резню всех татар мужского пола в Казани, всех, кто был выше колесного обода», чем фактически приравнял православное духовенство к духовным лидерам террористов- детоубийц.

Осенью того же года на официальном сайте Нижегородского муфтията появились материалы, которые резко критиковали празднование Дня народного единства, обвиняя Русскую Православную Церковь в его некорректном лоббировании, сообщали об антиисламском сговоре Московского Патриархата с властью и призывали мусульман оказать влияние на выборы следующего Святейшего Патриарха Московского и всея Руси. В итоге в декабре 2005 г. Нижегородская епархия выступила со следующим заявлением: «В последнее время некоторые представители Духовного управления мусульман Нижегородской области (ДУМНО) выступили с заявлениями, которые дестабилизируют сложившиеся межконфессиональные и межэтнические отношения в регионе. В связи с этим Нижегородская епархия Русской Православной Церкви заявляет, что Нижегородскую область всегда отличали веротерпимость, межрелигиозный мир и взаимное уважение традиционных для нашей страны религиозных сообществ. Подобного рода безответственные действия представителей Духовного управления мусульман Нижегородской области являются провокационными и направлены на разжигание межнациональной и межконфессиональной вражды. Нижегородская епархия выражает серьезную озабоченность в связи с вышеизложенным и призывает все здоровые силы общества противостоять участившимся попыткам расшатать стабильную политическую и религиозную ситуацию в регионе», — после чего прекратила все отношения с ДУМ НН и НО⁶⁶.

Данный случай официального разрыва отношений между православными и мусульманами стал первым в новейшей истории России. И, по всей видимости, не последним — культура межрелигиозного диалога быстро падает, о чем с обеспокоенностью говорил Межрелигиозный совет России весной 2008 г.⁶⁷ Острых моментов в православно-мусульманских отношениях в России со временем станет только больше, поэтому одной из задач мусульманской дипломатии на этом направлении станет выработка новых форм диалога и устранение от участия в нем откровенных христианофобов.

Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл о взаимоотношениях с мусульманскими центрами России

Диалог между традиционными ветвями ислама, иначе называемый диалогом мазхабов, встал на повестку дня относительно недавно. Особую заинтересованность в нем проявило мусульманское духовенство Ирана, жизненно заинтересованное в уменьшении противоречий между суннитами и шиитами. Созданную в конце 80-х гг. XX в. Всемирную ассамблею сближения исламских мазхабов возглавил уважаемый богослов аятолла Мохаммед Али Тасхири, известный своими глубокими знаниями как суннитской, так и шиитской школ ислама. С 2008 г. в проводимой этой организацией ежегодной Международной конференции «Исламское единство» начали принимать участия и российские мусульмане, в частности, муфтий Татарстана Гусман Исхаков⁶⁹.

Диалог мазхабов в мировой мусульманской политике приобрел особое значение с усилением Ирана, который все чаще стал оспаривать право Саудовской Аравии на первенство в исламском мире, а также после начала Гражданской войны в Ираке, в ходе которой резко осложнились шито-суннитские отношения и начались террористические атаки в отношении святых мест.

В России исторически сунниты и шииты жили мирно, не считая отдельных инцидентов. В постсоветский период, как уже упоминалось выше, Управление мусульман Кавказа прикладывало эффективные усилия для профилактики суннито-шиитских конфликтов и смогло избежать серьезных проблем в этой сфере. Более того, в 2009 г. суннитские муфтии бывшего СССР в большинстве своем признали первенство шиита Аллахшукюра Паша-заде, избрав его главой Консультативного совета мусульман СНГ.

В Российской Федерации доля шиитов среди мусульман была традиционно невелика, и случаев конфронтации между ними и суннитами долгое время не отмечалось. Российские шииты, преимущественно азербайджанцы по национальности, обычно посещали суннитские мечети и не стремились создавать собственные общины, число которых не превысило двух десятков. Однако со временем ситуация стала меняться в худшую сторону — идеологическая атака на российский ислам предусматривала и разжигание суннито-шиитских противоречий.

Первое напряжение в сфере суннито-шиитских взаимоотношений было зафиксировано благодаря философу-оккультисту Гейдару Джемалю, который, позиционируя себя как шиит и поклонник исламской революции в Иране, оскорблял суннитских духовных лидеров. Впрочем, шиитом он считал себя не постоянно, периодически высказывая откровенно ваххабитские идеи, а в конце концов, провозгласил себя последователем принципиального нового, им же и изобретенного мазхаба.

Именно Джемаль встал у истоков ассоциации новообращенных мусульман «Национальная организация русских мусульман» (НОРМ), созданной в июне 2004 г. украинцами суннитом Абу-Талибом Степченко и шиитом Абдуль-Керимом-Тарасом Черниенко. Через полгода после учредительного съезда НОРМа вице-призидент этой организации Абдуль-Керим-Тарас Черниенко в своем интервью «Интерфаксу» заявил, что по его подсчетам, до 90% московских и до 40% всех «русских мусульман» являются приверженцами шиизма⁷¹.

Именно тогда внутри «русских мусульман» стал зарождаться раскол на почве догматических разногласий между шиитами и суннитами. Приверженцы шиитского крыла НОРМа в своих высказываниях не скрывали, что считают суннитский ислам слишком примитивным и пригодным только для малообразованных людей, в то время как интеллектуалы должны приобщаться к мистическим тайнам шиизма⁷².

В июле 2006 г. противоречия между шиитским и суннитским (точнее — ваххабитским) крылом НОРМа достигли своего апогея и вылились в открытое противостояние. Этот конфликт вспыхнул на почве отношения к ливанской организации «Хезболла», которая резко усилила свое влияние после ливаноизраильской войны. Нормовские шииты всячески приветствовали успех «Хезбаллы», в то время как салафитов этих успехи совсем не радовали. На страницах сетевых «Живых журналов» стали разгораться настоящие словесные баталии, которые вылились в заявление «мухтасиба» НОРМ Харуна-Вадима Сидорова- ар-Руси, который заявил о начале непримиримой борьбы с «рафидитским наджасом» (шиитскими нечистотами)⁷³. Тем самым он положил конец истории НОРМа и свел к нулю возможность примирения двух крыльев «русских мусульман».

К этому времени в издаваемых на русском языке ваххабитских книгах все чаще стали звучать резкие выпады в адресы шиитов, которые объявлялись неверными и даже «мусульманскими сатанистами». На русский язык стали переводиться и антишиитские фильмы, среди которых самой популярной стала псевдо-документальная лента «Шииты и их преступления».

Этот фильм наиболее активно стали распространять лидеры Национальной организации русских мусульман (НОРМ), которые создали даже специальный сайт-блог «Шиизм — религия нечистот». Главная проблема для суннито-шиитских отношений здесь заключалось в том, что два лидера НОРМа Вячеслав-Али Полосин и Александр Казаков одновременно являлись и сотрудниками центрального аппарата Совета муфтиев России — соответственно, советником его председателя и секретарем комиссии по исламо-христианскому диалогу. Кроме того, антишиитский фильм активно тиражировался и на сайтах, подконтрольных нынешнему главе издательства Совета муфтиев России Асламбеку Эжаеву⁷⁴.

В июне 1999 г. глава Совета муфтиев России муфтий Равиль Гайнутдин направил мэру Москвы весьма показательное письмо, в котором заявил, что «строительство в Отрадном по соседству уже с имеющейся мечетью «шиитской» мечети может стать уже в скором будущем очагом напряженности и внутри конфессионального противостояния»⁷⁵. Несмотря на то, что впоследствии простившие эту обиду мусульмане Азербайджана помогли московскому муфтию собрать средства на расширение московской Соборной мечети, в июне 2009 г. Равиль Гайнутдин попытался сорвать организованную Международной исламской миссией и шейх-уль-исламов Аллахшукюром Паша-заде конференцию «Мусульмане СНГ за межконфессиональное и межнациональное согласие», заявив об опасности шиитизации постсоветского мусульманского пространства.

Таким образом, в современной России резко участились попытки столкнуть между собой шиитов и суннитов, причем не только со стороны экстремистов, но и со стороны вполне солидных мусульманских структур. Поэтому вполне возможно, что диалог мазхабов может со временем приобрести особую актуальность.

Председатель Совета начальников органов ФСБ России в Уральском федеральном округе Борис Козиненко заявил о возможности возникновения конфликтных ситуаций между представителями суннитской и шиитской мусульманских общин в Тюменской области.

«Если мусульмане, проживающие во внутренних регионах России, исповедуют суннизм, то приезжие с юга страны как правило шииты. В ближайшее время в Тюменской области, возможно, начнется оформление духовного управления шиитов, и могут начаться конфликты между представителями этих двух направлений мусульманства», — сообщил Б.Козиненко во вторник на межведомственном совещании при полпреде округа. По его словам, с размежеванием в исламской общине могут также столкнуться Челябинская и Свердловская области. Вместе с тем Б.Козиненко отметил, что за счет работы с региональными властями «удалось разрешить ряд религиозных проблем»⁷⁶.