Мы больше нигде не дома

ЛЕТАЮЩИЕ СОБАКИ

Майк был потомственный псих.

Ходили слухи, что его папа, физик-изобретатель, измученный сперва гебухой, а потом цеэрухой, однажды вошел в вагон сабвея, перестрелял там из автомата полвагона и потом, придя домой, повесился.

Примерно такие слухи ходили.

Вообще то Майк был ленинградский еврей, как многие из нас. Но даже внешне он был какой то необычно-экзотический.

Огромный, смуглый, с черными кудрями, и такими именно антрацитово-черными глазами. Он был похож на цыганского барона. Ну, как мы себе представляем цыганского барона.

Вообщем, он тоже считался психом.

Не мог толком ни учится, ни работать. Когда то он водил такси, в Нью-Йорке и потом в Бостоне. Пытался даже учиться, вроде бы на инженера.

Потом он уехал назад в Россию и жил там в деревне.

С какой то деревенской женщиной — дояркой.

Потом снова вернулся в Бостон… Мама купила ему квартиру. Они получили деньги за своего отца-психа, за его какие то изобретения.

Вообщем, Майк по прежнему водил такси в Бостоне.

И часто приезжал в Нью-Йорк.

Мне он дико нравился. Я однажды сказала своей подруге Марусе:

— Ну какой Майк прекрасный! Слушь, а давай я его с Лилей познакомлю?

Я тоже тогда в Нью-Йорке бывала наездами.

А жила замужем в американской глубинке.

Маруся ответила:

— Ну ты што забыла, почему ты сама с ним когда-то не «познакомилась»?

— Да. Забыла. А почему?

— Да потому что он потомственный сумасшедший.

— Ааааа… Ну да…

А потом я развелась и вернулась в Нью-Йорк.

И Майк вдруг позвонил мне из Бостона.

И сказал что у его двоюродного брата будет свадьба — в Нью-Йорке через неделю.

И что он меня приглашает быть его «дейт».

Так и сказал «дейт».

Его привезли в Америку 17-и летним, а не 30-летним как меня. Он был реально двуязычным. В отличие от меня.

«Дейт» — это значит быть его девушкой в этот праздничный вечер.

Я сперва сказала что подумаю.

И подумала немного. Псих все-таки.

Но потом решила что жизнь моя нынче такая мизерабельная. А он мне так нравится.

Что — пусть.

Пусть я буду его «дейт».

Может ничего плохого и не выйдет.

За что он мне так нравился, я толком объяснить не могла.

Вспоминала про него все-какое то несерьезное.

Например, как мы вышли из кабака однажды, и к нам подскочил какой-то тип — уголовного характера, такой весь на коксе — весь такой напружиненный.

И он стал говорить быстро и нервно:

— Ну пойдем, пойдем назад, пойдем, сыграем в карты…

А Майк так медленно ему отвечает:

— Парень, ты же видишь я вышел из кабака. Разве я похож на человека, который выйдет из кабака, если у него в кармане остался хоть доллар…

Вообщем, он как то так сделал, что этот напружиненный отстал от нас.

Без драки.

Такое я всегда уважала — умение именно без драки отвязаться от приставшей шпаны… У которой драка — как раз и есть главная цель обычно…

Рядом с Майком я чувствовала себя всегда защищенной…

У него была большая черная борода. Такие негритянские волосы на голове и негритянская борода.

Мы пошли на эту свадьбу двоюродного брата.

Ее играли в бруклинском русском ресторане, про это я ничего не помню, потому что все врем думала, что же будет потом, куда же мы поедем потом, и если поедем, то как все это будет?

После свадьбы мы поехали на другой конец Нью-Йорка.

В район Вашингтоновы Горки.

Майк сказал, что ночует в лишней квартире у Маруси и ее мужа…

Да у них была такая квартира — лишняя.

Они ее когда то сняли — потому что было очень дешево.

И с тех пор в одной комнате марусин муж сделал мастерскую, он лепил такие африканские скульптуры из красной глины.

А другую комнату они периодически сдавали, в основном знакомым. Но периодически она просто стояла пустая.

Вот туда мы и приехали. Была уже глубокая ночь — темно.

Мы поднялись на лифте на 4-й этаж.

Маруся с мужем жили под нами — на 3-м этаже.

Мне было как-то страшно, что нужно сейчас вот тут с Майком ночевать.

Ведь он — псих. Еще и потомственный.

Это же страшно спать с психом.

Я думала, а вдруг он сделает мне больно?

Я нервничала.

Думала — может все таки пойти в низ к Марусе?

Там все конечно спят уже, но я скажу, что мне страшно с Майком оставаться. Ничего — поймут, простят…

Но я же на самом деле хочу остаться именно тут, именно с ним… И все-таки осталась.

И все вышло прекрасно. Нежно и ласково.

И небольно и нестрашно… и он был совершенно нормальный.

Совсем не как псих.

А именно как нормальный любовник.

Все получилось…

И я стала засыпать, лежа головой на его руке.

И думала сквозь сон: «ну вот, какой же он псих?… чего же я боялась?… все ж хорошо так… и он совсем нормальный…»

Майк тоже засыпал… И вдруг он сказал:

— Знаешь, я прошлым летом снимал у них эту хату. Жил тут целый месяц. Мне нравилось тут просыпаться. Каждое утро я просыпался и видел, что прямо напротив моего окна стоит стая бродячих собак. Они просто стояли и смотрели на меня…

Тут мне стало как- то грустно.

Потому что я вспомнила, что квартира эта номер 4-а на четвертом этаже. И я поняла, что он все-таки псих, и это у него такой бред. Про стаю собак за окном на 4-м этаже.

Такой вот бред у него — летающие собаки.

Я заснула в грусти и тревоге.

Последняя мысль перед сном, что вот все-таки связалась с настоящим психом…

Утром я проснулась совсем рано. Мне нужно было сбегать в ванную.

В комнате было уже светло.

Я посмотрела в окно.

Первое что я увидела — была стая бродячих собак.

Это ж был район Вашингтоновы Горки.

Там много горок и холмов.

И дом этот бы прислонен к холму.

Собаки стояли на отвесном склоне холма.

Они стояли прямо напротив окна и смотрели на меня.

Питер 2015.