Мы вдвоем и он

Мои глаза горят. Мне так плохо, и такое ощущение, что мое сердце кто-то схватил ледяной рукой и вырывает его с корнем. Я не могу дышать. Не могу думать.

— Извини, правда. Я не хотел тебе... — начинает он.

— Когда именно ты хотел мне об этом сказать? — тихо спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

— Я надеялся... не знаю. Никогда?

— Вообще? Почему за все время ты ни разу не был у врача? Ты же должен лечиться! Эти таблетки... ты поэтому их принимаешь? Это медикаменты, которые борятся с этой штукой? Что с...

— Эй! — он встает и тянет меня со стула. Я дрожу в его руках, во мне тлится надежда, что он просто пошутил. Дурацкая, несмешная и неуместная шутка. О, господи, пожалуйста...

— Это всего лишь болеутоляющие. От бешеных головных болей. Опухоль неоперабельна, Миа. Она глубоко сидит и просто продолжает расти, пока... — он замолкает, а я больше не могу сдерживать слезы.

— Но почему ты не проходишь химиотерапию? Или облучение? Хоть что—нибудь.

— Потому что не хочу. Терапия меня не вылечит, она только возможно продлит жизнь на несколько месяцев. Я хочу оставшееся время жить, а не гнить в больнице. К тому же с чертовой лысиной. Знаешь, как уродливо я выгляжу без волос?

Он поднимает мой подбородок, потому что я не могу ему ответить. Слезы, которые льются из глаз, блокируют каждое мое слово, которое я пытаюсь сказать.

— Эй. — Его улыбка … А от того, что он пытается своими дурацкими шутками меня успокоить, становится только хуже и слезы льются еще сильнее. Я всхлипываю как маленький ребенок, когда он так на меня смотрит.

— Джей, я прошу тебя... Скажи, что это неправда. Что я просто уснула в кафе и мне снится кошмар. Что ты не болен. Что не умрешь. — Мои слова выстреливают изо рта хаотично и быстро, как из пулемета.

— Мне так жаль, — бормочет он. Я кладу голову на его грудь и закрываю глаза. — Мне так чертовски жаль.

— Как долго? — наконец, спрашиваю я вечность спустя, всхлипывая и рыдая. Мне так холодно, что я дрожу всем теллом.

— Еще несколько месяцев, точно невозможно сказать. Эта штука растет, и когда-то... Я стану слюнявым безмозглым овощем, прежде чем перестану дышать.

— Господи, — рыдаю я. Мои слезы не перестают литься из глаз. Я плачу о нем. О нас. Обо всем, чем мы являемся и чем можем быть. О том, что он никогда не сможет стать известным. Потом я чувствую, как сжимается мой живот и замираю. Ребенок. Наш ребенок. Джей не увидит, как он вырастет. Возможно, даже до его рождения не доживет. Он даже еще не знает, что станет отцом. Но я не в состоянии сказать ни слова.

Я плачущая размазня и мне стыдно из-за этого. Это Джей, он болен и умрет, и я должна быть сильной, утешать его, быть рядом и ухаживать за ним до последнего дня. Что буду держать его за руку, когда придет время, буду давать ему обезболивающие, чтобы он не терпел ненужную боль. Я не могу. У меня просто не получится.

— Это происходит не на самом деле, — вместо этого говорю я, и медленно выпрямляюсь. — Почему это происходит именно с нами? С тобой? Что за дерьмо?

— Эй. — Она кладет руку мне на плечо. Как он может оставаться таким спокойным? Так расслабленно об этом говорить, как будто у него грипп. Или аппендицит?

— Пожалуйста, позволь себе помочь, — умоляю я. — Даже если речь идет о нескольких месяцах. А может даже больше. Ты не можешь…

— Я не хочу, Миа. — Его голос звучит твердо. Решительно. Мое сердце дрожит. — Именно этого я и ожидал. Поэтому ничего тебе и не говорил. Прежде, чем я...

Маленький спазм внизу живота снова напоминает мне о ребенке. Я чувствую, что должна сказать об этом Джею, и возможно он изменит свое мнение. Но во мне пылает такая ярость, то не хватает слов. Совершенно другие слова вылетают из моего рта.

— Господи, ты такой чертов эгоист! — я резко сбрасываю его руку и делаю два шага назад. Он смотрит на меня, нахмурив лоб.

— Ты приезжаешь в Лондон. Ко мне. К нам! Переворачиваешь все вверх дном, прекрасно зная, что этим сделаешь мне больно, и все равно... Проклятье, Джей! Почему, мать твою, ты просто не остался в Вегасе и не провел остаток своей жалкой жизни среди азартных игр, алкоголя и шлюх? Как любой другой в твоей ситуации. Тебе не хватило того, что ты со мной сделал много лет назад? Тебя это не удовлетворило? Обязательно было снова делать мне больно?

Я срываюсь с места и хватаю свою сумочку. Но прежде, чем я берусь за дверную ручку, Джей тянет меня назад. Прижимает к своей груди, где я снова начинаю рыдать. Моя сумочка падает на пол, я бью кулаком его по спине. Сначала медленно, потом быстрее. Сильнее. Во мне так много злости, что я дрожу. Это слишком много. Всего слишком много.

— Я люблю тебя, сокровище, — шепчет он в мои волосы. Он стойко принимает мои удары, ни разу не содрогнувшись. — Я так сильно люблю тебя, и не могу передать словами, как сильно жалею, что тогда так облажался. Ты намного лучше меня, Миа. У тебя есть Бен навсегда. У тебя есть семья. Жизнь. Будущее. У меня есть лишь прошлое. Мне жаль, что я эгоист. Ты совершенно права. Я чертов отвратительный эгоист. Но я не могу по-другому.

— Джей... — всхлипываю я. Вытираю свои слезы с его рубашки без капли стеснения, прежде чем поднимаю голову, чтобы посмотреть на него. — Это разрывает меня. Мне так чертовски больно.

— Мне жаль, — тихо говорит он. Его темные глаза почти черные в тусклом свете лампочки в коридоре.

Я не могу. Больше не хочу. Я должна уйти. Прочь от него, прежде чем он меня разрушит. Решительно берусь за дверную ручку.

— Всего доброго, Джей.

Я больше не вынесу. Потом быстро сбегаю по ступенькам. Быстрее, чем могу на самом деле, по три ступеньки за раз. Он не останавливает меня и не преследует. С разрывающимся сердцем спускаюсь вниз, выхожу на улицу и хватаю ртом воздух как рыба, выброшенная на берег.

Я не могу больше ни о чем думать, кроме как о том, что он второй раз в жизни разбивает мне сердце. Но на этот раз окончательно — и намного больнее, чем в первый раз.

— Миа? Господи, что случилось?

Бен бросает свою сумку в коридоре и бежит ко мне. Мое лицо опухло, я целый день рыдала, выключила телефон, чтобы не видеть многочисленные звонки от Джея. Закрылась, как в клетке в нашей маленькой квартире, которая сегодня кажется еще меньше, чем обычно. Старалась дышать, вдох и выдох, но это мне удавалось редко. Рыдая, прижимаюсь щекой к груди Бена и попыталась успокоиться, но ни знакомый запах, ни его крепкие руки, сжимающие меня, не помогли.

— Джей, он... — сквозь всхлипы говорю я. — Он... Он умирает, Бен.

— Мне так жаль, Миа.

Сбитая с толку, я забываю на секунду плакать. Я ожидала любого ответа, но не этого. Я поднимаю голову и нахмуриваю лоб.

— Что ты сказал?

— Я знаю об этом. Давно. — Бен вздыхает и ведет меня в гостиную. Как на автопилоте я позволяю ему себя вести, сажусь на диван.

— Ты знал? — мое сердце начинает стучать как сумасшедшее. В животе все переворачивается. Мне приходится вцепиться в подлокотники, потому что комната начинает кружиться. — Ты знал и ничего мне не сказал?

— Я... Мы не хотели тебе говорить. Не так быстро, в любом случае. Мы хотели...

— Ты говнюк! Вы говнюки! Вы мерзкие, эгоистичные... — моя рука автоматически взлетает вверх, но Бен перехватывает ее, прежде чем я смогла дать ему пощечину.

— Эй! — он пытается притянуть меня к себе, но я вырываюсь. Дергаюсь. Кусаю его за руки, чтобы он меня отпустил.

— Вы знали об этом все время и ни о чем мне не сказали? Я... ох, дерьмо, я уже не знаю, кто я! мой голос дрожит. Я не могу поверить, что он принадлежит мне. Я не узнаю себя. Я наполнена злостью и агрессией так, как никогда в жизни до этого момента. И я выплескиваю ее на моего мужа, который крепко меня держит и пытается увернуться от моих пинаний и ударов.

Естественно у меня нет никаких шансов против него. Но все равно царапаюсь и кусаюсь, кричу и плачу от злости.

— Миа. Мечта моя. Я люблю тебя. Эй! Мы любим тебя. Пожалуйста, Миа... — Бен пытается меня успокоить. Крепко держит мою голову, прижимая к своей груди. Он быстро дышит, я чувствую, насколько быстро стучит его сердце. - Дерьмо, Миа... — шепчет он и качает в своих руках как маленького ребенка. — Я не знал, что... Это было ошибкой. Мы совершили чудовищную ошибку. Мне так жаль. Так чертовски жаль.

— Вы свиньи, — рычу сквозь слезы. — Проклятые, мерзкие свиньи. Думали только о себе. И о своем удовольствии.

— Нет, эй, это не так. Эй! — он отстраняется и берет мое влажное лицо в ладони, пристально глядя в глаза. — Я бы в жизни этого не допустил, если бы с самого начала не знал, что он здесь только на определенное время.

— Что? — я смахиваю слезы, чтобы лучше его видеть. Пульс зашкаливает, а адреналин затуманивает мозг и делает невозможным сидеть. Я ерзаю по дивану, как ужаленная.

— Джей сказал мне это в первый же вечер. Еще когда приходил к нам на ужин, понимаешь? — Бен вздыхает. Его грудная клетка быстро поднимается и опускается, я чувствую пульс в его пальцах на моих щеках. Держит меня крепко, будто боится, что если отпустит меня, я убегу.

— Я сначала подумал, что это какая-то шутка, но потом стало ясно, что он говорит абсолютно серьезно. Мне его очень жаль. Я имею в виду... — Он заметно сглатывает, прежде чем тихо и отчетливо продолжить. — Представь, что тебе осталось жить несколько месяцев. И тебе больше ничего не хочется, кроме как провести время с единственной женщиной, которую ты когда-либо любил... Святое дерьмо.

— Бен. — Я убираю его руки со своего лица и отклоняюсь назад. — Это нормально, что ты ему сопереживаешь. Правда. Но, проклятье, ты ни капельки не думал обо мне!

— Неправда, Миа. Еще как думал. Я всегда знал, как ты по нему скучаешь. Даже если ты любишь меня, но я не Джей, в нем есть что-то такое... Он всегда вселял в тебя веру, что ты можешь летать, и ты стремилась к этому. И не говори, что это не так. Я знаю это, Миа. Я просто слишком хорошо тебя знаю.

— Бен... — снова начинаю я, но он поднимает руку и перебивает меня.

— Я не жалею. Правда, нет. Наоборот — сейчас, когда Джей рядом, мне лучше. Потому что я не боюсь, что ты меня бросишь. Но если бы я не знал, что с ним скоро все будет кончено, я бы не смог этого сделать. Никогда. Я слишком боялся, что его ты любишь больше, чем меня, и просто сбежишь с ним.

— Ты говорил, что мечтал меня разделить с кем-то другим... Ты врал, Бен? Ты переступил через себя, только чтобы сделать ему одолжение? Или мне? — я уже не знаю, что думать и чему верить. Хочу уйти, и в то же время остаться здесь. Не хочу Джея больше никогда видеть, но все равно скучаю по нему. У меня такое ощущение, что мое сердце разрывают двое маленьких человечков, и это сводит меня с ума.

— Это не вранье, Миа. И да, с самого начала мне все понравилось. Было даже лучше, чем в моих фантазиях. Не знаю, захотел ли бы я еще раз такое повторить, я имею в виду с кем-то другим. Возможно, это получилось бы только с Джеем, не знаю. Но... мне он тоже очень нравится, и это разрывает меня на части так же, как и тебя, когда я думаю о том, что он скоро умрет.

— О, Господи, — говорю я, сдавливая стон, и тру обоими руками глаза. — Я не хочу его больше видеть. Я не могу этого, Бен. Я... — проклятье. Подготовка и сюрприз полетели к чертям. Я должна ему сейчас сказать. По-другому никак.

— Я беременна.

Бен еле заметно вздрагивает. Потом берет мои руки в свои и смотрит на меня. Его глаза блестят.

— Это правда? — шепчет он, а я молча киваю. Наши взгляды переплетаются на несколько секунд. На маленькую вечность. Потом он целует меня в макушку.

— Мы не знаем от кого, правильно? — спрашивает он тихо, и я снова киваю. В моем горле образовался огромный комок, который мешает мне говорить.

— Знаешь что? Мне плевать. — Он снова берет мое лицо в руки и целует меня. Так долго, интенсивно и сладко, что мое сердце порхает, а ноги становятся ватными, даже несмотря на то, что я сижу. Затаив дыхание, я отвечаю на этот отчаянный поцелуй. Печаль, шок — все это соединяется в поцелуе, который никогда не заканчивается, потому что мы сцепились, как двое утопающих.

— Мы должны ему сказать. — Минутой позже Бен берет мои ноги и кладет их себе на колени, а потом пристально смотрит на меня. — Ты ведь это понимаешь, Миа?

Я мотаю головой.

— Я не могу, Бен. Я хочу его забыть, и жить так, как будто всего этого не было. Вы совершенно обо мне не думали, когда это начинали. Вы просто забыли, что речь идет не только о сексе. Совершенно не об этом.

Бен тихо смеется.

— Ты не можешь его просто так забыть. И ты сама это знаешь. Кроме того... у него есть право знать об этом. И не имеет значения, ребенок мой или его.

— А ты? — спрашиваю я осторожно. — Ты сможешь с этим жить? С этим ребенком, я имею в виду.

— Я буду лучшим отцом, которого только можно себе представить, душа моя. Ты делаешь меня бесконечно счастливым. — Он кладет одну руку на мой живот и смотрит на меня взглядом, полным чувств. Так, что мои глаза снова горят.

— Дай мне время, — прошу я. — Пару дней или... Не знаю. Мне нужно с этим разобраться. Но сейчас я не хочу его видеть.

— Конечно. Только помни, что у него не осталось много времени. Пару месяцев, в лучшем случае.

Я сглатываю так тяжело, что становится больно.

— Почему он так поступил? — спрашиваю я. — Почему он приехал именно сюда?

— Потому что он любит тебя, — спокойно отвечает Бен, и моему сердцу становится тесно в груди.

На следующий день Бен сообщает на работе, что я заболела, и, к счастью, Бет не спрашивает в чем дело. Мой муж ведет себя так, будто ничего не случилось и рано утром едет на поезде в город.

Я беспокойно ворочаюсь в кровати, не в силах уснуть. Воспоминания о родителях захлестывают меня. Момент, когда двое полицейских стояло у двери, чтобы сообщить, что мои родители погибли в автокатастрофе. Момент, когда мир должен был перестать вращаться, но не перестал, и я почувствовала себя такой маленькой и беспомощной, как двухлетняя девочка, которая не смогла получить того, чего желала всей душой. Я чувствую злость, силу, с которой я опрокинула новогоднюю елку. Скорбь, гнев, все те слова, что возникли в моей голове, которые я хотела сказать родителям и не сказала. А потом меня бросает в пот, потому что понимаю, что с Джеем будет точно так же, если я сейчас снова попытаюсь выбросить его из моей жизни. И мне ясно, насколько это невозможно.

Когда после обеда раздается звонок в дверь, я впускаю его, несмотря на то, что до сих пор не купалась и хожу в пижаме.

— Дерьмо, Миа, мне так жаль, — говорит он и протягивает мне бутылку шампанского. Его большие карие глаза, мягкая улыбка и невинный взгляд — все, как раньше. Таким образом он всегда меня возвращал. Снова и снова.

— И... прости?

— Спасибо, — отвечаю я так холодно, как только могу и забираю бутылку. — Но я не могу пить его в моем положении. Во всяком случае следующие восемь или девять месяцев.

Я знаю, что поступаю нехорошо, потому что даже не пытаюсь преподнести ему все красиво. За последующие две или три секунды, его выражение лица меняется несколько раз, а я не сдерживаю смешок.

— Входи, идиот. — Я затаскиваю его в коридор, захлопывая за ним дверь. — Зачем ты вернулся в Лондон, Джей? Почему именно ко мне? Я должна это знать, прежде чем задушу тебя.

Он сглатывает, уставившись на мой живот, а потом снова на лицо. Он выглядит как ребенок, который бежит по лесу без компаса, но мне его не жаль.

— Я мечтал, Миа. У меня были желания. Как у каждого человека. Я хотел путешествовать и познавать мир. Стать известным и оставить что-то после себя. Что-то, что напомнит обо мне, даже когда меня не будет. Я хотел заполучить так много красивых женщин, как только можно. Ты точно слышала о тех безумных списках с сумасшедшими вещами, которые должен сделать человек перед смертью.

Я киваю, ожидающе скрещивая руки. Моя грудь поднимается и опускается в такт моему дыханию. Джей смотрит пристально в глаза.

— Когда врач сказал, что мне осталось всего несколько месяцев... В этот момент в моем сознании возник один единственный человек, с кем я хотел провести остаток моей жалкой жизни. И это была ты, Миа.

Комок в горле становится размером с футбольный мяч. Мои глаза горят.

— Джей, это...

— Мне было ясно, что я должен был обязательно сделать перед тем, как уйти, — перебивает он и тянет меня к себе. Я опираюсь подбородком о его грудь и смотрю на него. Чувствую себя такой маленькой в его руках, такой крошечной, даже по сравнению с намного меньшими опухолями в его мозгу. Которые, в отличии от меня, имеют огромную власть. Мое сердце болезненно колотится.

— Я хотел любить. Я хотел еще раз почувствовать как это, когда любят тебя. Я хотел провести так много времени, как только можно с человеком, которого я могу сделать счастливым. И ты единственная, с кем я подобное чувствовал. Это чувство бессмертия. То чувство, когда тебе никто в мире ничего не может сделать, кроме этого человека. Потому что ты его до такой степени любишь, что хочется вырвать себе сердце.

— Господи, Джей...

Огромная слеза катится по моей щеке. Джей сцеловывает ее, прежде чем она достигает уголка моих губ. Я обхватываю руками его лицо и пристально смотрю в глаза. Потом целую его. Толкаю к стене и прижимаюсь бедрами. От неожиданности он резко втягивает воздух, и ему требуется мгновение, чтобы собраться и ответить на мой поцелуй. За несколько секунд этот поцелуй превращается в идеальный, о котором мечтаешь всю свою жизнь. Поцелуй, во время которого время останавливается и как по велению волшебной палочки исчезает. Поцелуй, у которого нет начала и конца, и он делает тебя беспомощной и мяукающей.

— Сокровище, — шепчет он, потеряв дыхание и положив теплую руку на мой живот. — Это правда? Ты...

— Я не имею понятия, кто из вас двоих меня оплодотворил. Но я не удивлюсь, если это был ты, паршивец.

Он смеется громко и счастливо, и на секунду я забываю о своих страхах, и просто растворяюсь в его счастье.

— Это же чудо, — говорит он позже, не убирая руки от моего оголившегося живота. Мои волосы опадают на лицо спутавшимися прядями, я вспотела и чувствую себя бесконечно грязной, но плевать. — Ты чудо, сладкая.

— А ты говнюк. До сих пор, — отвечаю я, и отклоняюсь в сторону, чтобы опереться подбородком о руку. — Не думай, что я это когда-либо прощу.

— Мне так жаль, — шепчет он мне на ухо, его колючая щека щекочет меня. — Прости мне это на одну минуту, ладно? Я так хочу сейчас быть счастливым.

Чувства во мне смешались в единый коктейль из злости, страха, огорчения и счастья, а еще из трепещущей любви к этому повзрослевшему мальчику.

— Как ты можешь быть сейчас счастливым? — спрашиваю я через время, пока мы молча лежали рядом друг с другом и пялились в потолок. Темнеет. Скоро Бен вернется домой и мы снова будем втроем. Я не имею понятия, как эта ситуация нас изменит.

— А почему нет? Только потому что что-то подходит к концу, я ведь могу все равно радоваться, или нет? Каждый отпуск заканчивается, и об этом известно с самого начала. Но это не повод не наслаждаться отпуском.

— Но мы не знаем, когда закончимся, — бросаю ему.

— Отнюдь. Не нужно об этом задумываться. К тому же, есть такие моменты, когда ты чувствуешь себя бесконечным, и это хорошие моменты. Счастливые. Можно овладеть жизнью. Каждым проклятым днем. Плевать на плохую погоду или на отсутствие настроения жить или что-либо делать. Нужно просто решить быть счастливым. В этот момент.

Я снова целую его, аккуратно и нежно.

— Счастье — это не то, что с кем-то случается. Жизнь — не то, что с кем-то происходит. Мы сами отвечаем за это, -— говорит он потом тихо.

— Ты не в ответе за свою болезнь, Джей. Это просто совпадение, — отвечаю я.

— Я заслужил это. — Его лицо скривилось от боли. Моя спина покрылась ледяным потом и я поднимаюсь, чтобы взглянуть на него.

— Чем, к черту, ты или кто-либо другой мог заслужить это дерьмо? — я нахмуриваю лоб.

Джей накручивает локон моих волос на палец, не бросив на меня ни единого взгляда.

— Я должен был умереть еще много лет назад. Тогда, когда я был еще слишком трусливым, потому что несмотря ни на что любил свою жизнь. Цеплялся за нее, сам не знаю почему.

Я с трудом сглатываю.

— Ты говоришь о своем брате? — осторожно спрашиваю я. Он медленно кивает.

— Я украл у моего отца деньги из кошелька. Это был я, не Джефф. Но я был слишком трусливым, чтобы признаться, и Джефф взял всю вину на себя.

Слеза катится по его щеке и я сцеловываю ее. Я спокойна, по крайней мере внешне, даже несмотря на то, что во мне бушевал ураган и гонял кипящую кровь по жилам.

— Он думал, что не будет ничего страшного. Он думал, что сможет вынести больше, чем я. Он был крепче и крупнее. Старший брат. Сын, которым гордился его отец, и который должен был пойти по его стопам. Я похож на мать, и поэтому был абсолютным разочарованием для него. Мечтатель с карими глазами, такой же, как и она. С меня не могло вырасти ничего толкового, у меня не было никаких способностей. Он часто говорил мне это, каждый раз, когда злился. Джефф кивнул мне и прижал палец к своим губам, когда я хотел признаться, что это я взял деньги. Только поэтому я этого не сделал. Просто смотрел, как отец его избивал, с пеной у рта, и так яростно. Никогда прежде я не видел его таким. Никогда. Он был так разочарован Джеффом, так зол...

Джей сглатывает и потирает глаза. Его тело кажется холодным и замершим. Потом он закрывает глаза.

— Я не мог на это больше смотреть. Я кричал ему прекратить, оставить в покое его. Запрыгнул ему на спину, ухватившись за горло, крепко вцепился в него, но он был огромный и сильный... и было уже поздно… Джефф лежал на полу без признаков жизни. Такой бледный...

Тело Джея дрожит возле меня. Я чувствую его боль, мои глаза снова начинают гореть. Осторожно беру его руку, сжимая ее, и просто жду, чтобы он продолжил.

— А потом Джефф умер. Отец отправил его в кому.

— Джей... это не было твоей виной, — говорю я осторожно. — Ты был ребенком. Ты не мог знать, что он так взбесится.

— Не важно, сокровище... — Он снова открывает глаза и смотрит на меня, грустно улыбаясь. — Когда врач сказал, что со мной, одно мне стало ясно. Это мое наказание. Справедливость восторжествовала. Джефф умер из-за меня, я должен быть на его месте. Поэтому сейчас время пришло, просто на несколько лет позже, чем должно было.

— Джей, это глупости. — Я мотаю головой. — Ты не должен так думать. Виновен твой отец, а никто другой. Кроме того, справедливости не существует, иначе такой тип, как Гитлер, не должен был закончить жизнь самоубийством. Он должен был быть первым кандидатом на рак мозга. Или нет?

Джей тихо смеется.

— Ты же не сравнила меня только что с Гитлером? — рычит он и перекатывается на меня. Всем своим весом. Я пищу, но он кусает меня за шею. И прежде, чем я успеваю что-либо ответить, отвечает мое тело. До ужаса постыдным звуком, что аж волоски на шее встают дыбом.

— О, Господи, — кричу я в панике, сбрасываю Джея с себя и зарываюсь с головой под одеяло, чтобы не слышать его смех. Дерьмо, насколько позорно это? Обнаженный мужчина ложится на меня, а я пукаю?

— Эй. Не думаю, что это хорошая идея.

Джей смеется так громко, что я кусаю губы, пока он стаскивает с меня одеяло.

— Это была твоя вина! Ты лег на мой живот, — ворчу я. — И я отсюда никогда не вылезу, если ты не прекратишь смеяться.

— Но я не хочу, чтобы ты там задохнулась. — Джей стаскивает с меня одеяло и улыбается, глядя на мое пылающее лицо.

— Господи, мне так стыдно, — стону я, закрывая руками лицо.

— Это человеческая природа, — говорит Джей. — В любом случае, я не знал, что женщины так громко... и так... фу! — он кривит нос и машет рукой перед лицом.

— Прекрати, говнюк, — кричу я смеясь и бросая в него подушку. — Это не смешно!

Джей наваливается на меня и начинает щекотать, пока я не содрогаюсь от смеха. Потом он целует меня.

— Я люблю тебя, сокровище, — шепчет он. Его лицо близко, очень близко. Он убирает волосы с моего лица, целует мой нос. Мои щеки. Мой подбородок. Мои губы.

— Я тоже тебя люблю, Джей, — шепчу я в ответ. — Но я не хочу, чтобы ты умирал.

— Я не буду этого делать. По крайней мере, не сегодня. Обещаю. — Он делает небольшую паузу, а потом смотрит на меня, улыбаясь. — Только если ты не сделаешь это еще раз. Тогда я ничего не гарантирую.

— Все хорошо? — Бен обнимает меня сзади, когда я на кухне переворачиваю два стейка на сковороде. Меня слегка тошнит от запаха мяса, очевидно, причина в беременности, потому что обычно приготовление мяса для Бена не составляет меня труда.

— А что должно было быть в порядке? — спрашиваю я. — В данный момент я скорее...

Омерзительный звук прерывает меня. Я вся сжимаюсь и стискиваю пальцами лопатку для сковородки, и понимаю, что это кто-то выпускает воздух из воздушного шарика. И очень громко.

— Джей! Проклятье... это не смешно!

Бен отпускает меня и смеется. Позади я слышу хохот Джея.

— Прости, сладкая. Я не мог удержаться. — Он что-то шепчет Бену на ухо, и мое лицо загорается, потому что я понимаю, что он ему рассказывает. С пылающими щеками я отворачиваюсь от этих двоих, которые с трудом сдерживаются, чтобы не засмеяться.

— Серьезно... — говорю я, когда Джей снова играет воздушным шариком. В итоге они оба сгибаются от хохота, хватаясь за животы. Я закатываю глаза. — Вы как маленькие дети, — возражаю я, уже смеясь против своей воли. В качестве наказания я даю стейкам немного подгореть и подаю их с пересоленным картофельным пюре. Никто из них не жалуется, наоборот, они хвалят меня как первоклассного повара. Я довольна.

После ужина я убираюсь на кухне, и слышу звуки гитары из гостиной. Оторопев, я останавливаюсь у двери. Прошло много лет с тех пор, как Бен последний раз играл. Уже вечность гитара пылится на шкафу, запакованная в кейс.

— Вот дерьмо, я не знал, что ты играешь на гитаре, — говорит Джей. — Как давно ты научился?

— Научился, когда еще был ребенком. Я даже играл в одной группе. — В голосе Бена столько гордости, что сердцу становится тепло. Я мну в руках полотенце для вытирания посуды и прячусь в коридоре, чтобы не тревожить этих двоих.

— Почему ты больше не играешь? Ты чертовски хорош.

Бен проводит пальцами по струнам. Я вижу его перед собой, скромного и застенчивого, как всегда. Он просто не верит, что может преуспеть в чем-то, и слова окружающих не имеют значения.

— Без понятия. Когда-то для меня это стало неважным.

— Ты мог бы меня чему-то научить? Я бы с удовольствием...

— Я знаю, — перебивает Бен. Потом воспроизводит первые аккорды песни, от которой у меня до сих пор спина покрывается мурашками. Я прислоняюсь к дверному косяку головой и закрываю глаза, в то время, как Бен играет "Под млечным путем".

— Ты играешь на гитаре?

Бен смотрит на меня.

— Слышала, Миа? Я еще могу это.

— Конечно, можешь, — Такое не забывается. Можно мне? — Вмешивается Джей.

Бен протягивает ему гитару и Джей играет что-то на свой лад. Его глаза горят. Я ставлю две бутылки пива на журнальный столик и сажусь возле Бена, положив руку на его бедро. Он обнимает меня.

— Ты должен играть каждый день что-нибудь, — говорит Джей Бену. — Для ребенка. Он станет музыкальным. И ты сможешь ее всегда этим успокоить, когда она будет кричать. Потому что она будет помнить. — Когда Бен растерянно смотрит на него, он уточняет. — Я имею в виду ребенка, не Миа.

— Да что ты? — я улыбаюсь ему. — С чего ты взял?

Джей возвращает мне улыбку.

— Я умею гуглить, сладкая.

Мысль о том, что он настолько заинтересован моей беременностью, меня волнует.

— Тебя научить? — спрашивает Бен, кивая подбородком на гитару. — На самом деле все не так уж и сложно.

Джей поднимает голову.

— Конечно, старик. Я, наверно, единственный в мире человек, который верит, что он сможет еще в нескольких ресторанах выступить как Эрик Клэптон... Но я могу как минимум попытаться.

Мое сердце сжимается.

— Не говори так, — прошу я Джея. А он ловит мой взгляд, а потом пожимает плечами.

— Ведь так оно и есть, — отвечает он. Слезы наворачиваются на глаза, и поскольку я не хочу плакать перед этими двумя, я вскакиваю и бегу на кухню.

— Это глупо? — слышу я вопрос Джея. Бен бормочет ответ, который я не слышу. В моих ушах шумит кровь. Я на секунду забыла о состоянии Джея. Как я могла забыть? Как он мог об этом забыть хоть на секунду? Не могу себе представить, как это ощущается, жить с пониманием, что скоро придет конец. Несколько ресторанов, сказал он...

Я вытираю слезы из уголков глаз и открываю холодильник. Мое сердце трепещет. С каким удовольствием я бы сейчас выпила алкоголя, но нельзя. Вместо этого прислоняюсь лбом к холодильнику, закрываю глаза и глубоко вдыхаю прохладный воздух, в то время, как из гостиной доносятся фальшивые аккорды. Еще долго?

— Ты уверен, что в порядке?

Джей кивает. Мой айфон стоит на письменном столе возле ноутбука, хоть я и понимаю, что звонки по скайпу в офисе не приветствуются, но по-другому не могу. Параллельно к разговору я целый день хожу по просторам интернета, ищу в Google и различных онлайн форумах информацию о раке мозга. Я так много прочитала об этом за последние дни, что чувствую себя больной и страдаю от непрекращающейся головной боли. Но я должна пройти через это. В отличие от Джея, я не готова просто сдаться без боя. И посты от людей, которые уже годами живут с глиобластомой, поселяют новую надежду в моем сердце.

— Мне что-нибудь приготовить или мы сходим куда-то? — спрашивает Джей после паузы. Он сидит на нашей кухне с чашкой кофе, рядом лежат упаковки с медикаментами.

— Мы сходим куда-нибудь, — говорю я. — В четверг. Середина недели. Мне кажется, мы еще никогда так не делали.

— Черт, серьезно? — Джей касается лба и мотает головой. — Настанет время, когда мы твоего парня вытащим из режима экономии.

Смеясь, я закрываю браузер и поворачиваюсь к Джею.

— Он экономит для определенной цели. А цели важны в нашем возрасте.

— Конечно, — соглашается Джей. — Если есть еще время...

Он постоянно так говорит. И каждый раз, когда он это говорит, у меня замирают внутренности. Но я не рассказываю об этом, потому что иначе он постоянно будет трепать мне нервы таким способом.

— Чем занята звездочка? — он меняет тему и смотрит на низ моего живота.

— Без понятия, мне к врачу только на следующей неделе. Она или он еще крохотный и я ничего не чувствую. — Это не совсем правда, но то, что я чувствую внутри, не могу описать. Даже Джею.

— Мне подыскать что-то, куда мы пойдем? Но не в Кройдоне, ладно?

— Ох. Это Бену не понравится, что нам придется так поздно возвращаться домой на поезде, - говорю я. — Рядом с нашим домом есть неплохой индийский ресторан...

— Вы можете остаться у меня. Тогда вам не нужно будет так рано просыпаться утром, чтобы добраться пораньше до офиса. Пита дома нет, так что квартира полностью в моем распоряжении.

От мысли, как мой муж, любитель порядка, перенесет бардак в квартире Джея, я улыбаюсь.

— Конечно, — говорю потом. — Отличная идея. Так и сделаем.

— Какие вещи вам собрать? — Джей берет ноутбук и идет в нашу спальню. Задом. — Зубную щетку, ночнушку, сменную одежду?

Я направляю его по шкафу и говорю, что он все должен сложить в дорожную сумку. - Но ты не поедешь на Харлее, ладно? Едь на поезде. Или на такси, мне все равно. Я оплачу.

— Чепуха. Я чувствую себя прекрасно. — Джей мотает головой. — Не волнуйся постоянно обо мне, Миа. Ты мне не мама.

— Господи, нет. К счастью, нет, — бормочу я. А потом краем глаза вижу Тома. Видимо, он направляется ко мне. — Я должна заканчивать, — шепчу я. — Босс на горизонте.

Я кладу трубку и начинаю рыться в ящичке стола, потому что мои красные щеки наверняка меня выдают. Уже несколько недель я отвиливаю от работы, причем осознанно, но до сих пор Том был очень терпеливым. Боюсь, с этим покончено. Совесть пожирает меня изнутри.

— Миа? У тебя есть минутка?

— Что? — от спешки я подпрыгиваю вверх и ударяюсь головой о столешницу.

— Прости, не хотел тебя напугать. — Том садится на мой стол и кладет руки на колени. — Речь о Бет, — тихо добавляет он. Так тихо, что я не до конца верю, что расслышала его правильно. Я чешу лоб и отодвигаюсь на стуле назад, чтобы предоставить ему больше места.

— А что с Бет? — спрашиваю я, делая вид, что не понимаю о чем речь. Сердцебиение стремительно учащается.

— Она... — Том кусает губу, быстро оглядывается, потом наклоняется и снова шепчет. — Видимо, по вечерам она ошивается вокруг моего дома и следит за мной. Или за нами. Моя жена заметила ее и хотела поговорить, но та сбежала. Я не рассказал жене, кто она. Мне не нужны проблемы, Миа. И поскольку вы с ней подруги, я подумал, что ты сможешь на нее как-то повлиять.

О, Господи!

— Мне так жаль, Том. Я ничего об этом не знала.

— Я так и думал. — Он тихо вздыхает. — Я не знаю, что с ней происходит. Она постоянно мне звонит, поздно вечером, на выходных... Я боюсь отвечать на звонки, моя жена начинает злиться. При этом я ничего не сделал. Я имею в виду... мы никогда не... Ты ведь мне веришь? — он поднимает брови и я спешно киваю.

— Конечно я тебе верю. Но ты же знаешь, что подаешь ей надежду? Возможно, стоит прекратить быть с ней таким милым, если тебе ничего от нее не нужно?

Том хмурит лоб. В один момент он уже не выглядит таким уверенным и сильным как обычно. А я спрашиваю себя, где у меня взялось столько храбрости так разговаривать с боссом? Чувствую, как краснею.

— Как именно я подаю надежду? Конечно, я вежлив с ней, почему нет? Она моя ассистентка и делает хорошо свою работу. Я не хочу ее терять, Миа, но боюсь... Если она так и дальше продолжит, я должен буду ее уволить.

Я тяжело сглатываю.

— Том, это... Ты подарил ей цветы, билеты в кино. Билеты на какое-то представление, типа цирка...

Том в недоумении отклоняется назад.

— Нет, я не дарил. Вообще ничего. Зачем мне это делать?

Я смотрю на него.

— Красные розы?

— Я просил Бет заказать букет для моей жены. К годовщине свадьбы. — Он чешет лоб и на секунду зажмуривает глаза, потом снова смотрит на меня. — Также и билеты в кино были для моей жены и для меня, но я их где-то потерял. А цирк должен был быть сюрпризом для моих детей. Но Бет прозевала вовремя заказать и там не осталось свободных мест. Я... проклятье.

— О, Господи, — у меня получается крикнуть это чересчур громко, и мне становится ясно в чем дело. Ищу взглядом Бет, но ее нет на своем месте. Скорее всего, Том отправил ее за кофе, прежде чем подойти ко мне.

— Она... Боже, мне так жаль, Том!

— Она раньше так уже поступала? Я имею в виду, с ней все в порядке? Или дело во мне? Я что-то сделал не так? — Том смотрит на меня как маленький мальчик, который просит совета у матери.

— Пообещай, что не расскажешь ей, о чем мы с тобой говорили, — прошу я и жду, пока он кивнет, прежде чем продолжить. — Ее предыдущий парень был женат и в позапрошлом году бросил ее перед Рождеством. После этого она была слегка... ну, скажем так, зависимая. Настолько, что она получила судебный запрет. С тех пор ей не разрешается подходить к его дому ближе, чем на двести метров.

— Дерьмо, я так и думал. — Том прикусывает губу и стучит ручкой по моему столу. — Боюсь, не остается другого выбора, кроме как...

— Нет, — молю я. — Пожалуйста, Том, ты не можешь этого сделать. Бет любит свою работу. И она хороша в ней, ты сам знаешь. Я верну ей здравый смысл. Но ты тоже должен с ней поговорить! Обьясни ей, что ты счастлив в браке и нет никакого смысла в том, если она ждет тебя или что-то подобное. Возможно, тебе нужно быть слегка грубым, чтобы она поняла. Но прошу... ты не можешь ее выгнать. Не из-за этого.

- Я не знаю, как с этим справиться, Миа. Я поговорю с ней, но если это не прекратится, я должен... — он пожимает плечами, и как будто мы ее звали, в двери появляется Бет. В пальто, с двумя стаканчиками из Старбакса в руках.

— Ку-ку! — кричит она и радостно машет нам, когда видит, что Том сидит у меня на столе. Подом вприпрыжку подходит к нам. Мой желудок сжимается.

— Пожалуйста, Том, — шепчу я еще раз и он едва заметно кивает.

— Твой кофе! — она протягивает Тому стаканчик, широко улыбаясь, а другой дает мне. — Хочешь? Ты можешь взять мой, Миа, я не думала, что...

— Спасибо, нет, — говорю я и поднимаю обе руки. — В данный момент меня воротит от кофе.

Брови Бет поднимаются верх и она сверлит меня взглядом. В ее волосах крошечные капли, которые светятся неоном под лампами.

Том подмигивает Бет, прежде чем уйти в свой офис, как ни в чем не бывало. Я замечаю, как провожаю его взглядом и вздыхаю, чтобы отвлечь Бет.

— Что такое? — спрашиваю с невинным выражением лица, потому что Бет до сих пор таращится на меня.

— Кофе. В последнее время ты несколько раз болела или уходила пораньше. И ты чертовски бледная. Ты что... О, Господи, ты беременна! — он ставит стаканчик на стол и обнимает меня. Так крепко, что мне не хватает воздуха.

— Бет! Господи. Ты хочешь это написать на доске обьявлений или что? Том еще ничего не знает, — шикаю на нее, потому что она так крикнула, что в офисе под нами наверняка тоже это услышали.

— Прости. Но я так за тебя рада. За вас. За... оу. — Она прикрывает рот рукой и садится ровно. — Дерьмо, Миа. От кого ребенок? Или ты тоже не знаешь?

Я пожимаю плечами.

— Какая разница?

Бет стонет.

— Пресвятая Матерь Божья. А я всегда думала, что ты скучная.

— Эй, — наигранно возмущаюсь я и толкаю ее в сторону. Бет смеется. Мне больно видеть ее такой. Такой беззаботной. Когда я думаю о том, что мне нужно будет поговорить с ней о Томе, мне становится плохо. Я не хочу разбивать ей сердце. Почему он сам этого не сделает? Это ведь его проблема, не моя. Тоненький карандаш ломается между моими пальцами, как соломинка.

— Когда? Я имею в виду, на каком ты сейчас сроке? — Бет пялится на мой живот.

— Я еще не была у врача. Наверно, несколько недель, я не знаю.

— Ох. Ну ладно. Ты же знаешь, что первые три месяца...

— Да, спасибо, — я спешно киваю. — Все знаю. Поэтому было бы действительно неплохо, если бы ты как-нибудь держала это в себе. Пожалуйста? — я наклоняю голову и бросаю Бет умоляющий взгляд.

— Ну конечно. Твоя тайна останется со мной. — Он сжимает мое плечо. — Я буду крестной? О, Господи, пожалуйста! Надеюсь, он от Джея. Я имею в виду, не то, чтобы Бен плохо выглядел, но Джей просто...

— Бет, пожалуйста. — Я прикладываю палец к губам и она закрывает рот. Прости, продолжает она едва слышно, прежде чем встает и берет свой кофе.

— И, пожалуйста, поговори с Томом, — добавляю я, не глядя на нее. Я снова открываю свой браузер и начинаю стучать по клавиатуре, как будто не в состоянии дождаться окончания разговора.

— Почему? Что он хотел от тебя?

— Пожалуйста, просто поговори с ним, ладно? Я не уверена, что он... что у вас все в порядке.

Бет бросает на меня взгляд. Она хмурит лоб, и на секунду на ее беззаботном лице мелькает эмоция, которая напоминает мне страх. Потом она снова смеется, отбрасывает темные локоны на спину и исчезает на своем рабочем месте. Я кусаю ногти, пока загружается мой поиск в Google.

Один мужчина из Лондона, с таким же диагнозом, как у Джея, отправляет мне адрес частной клиники, где делают особый способ облучения, и опухоль лечится медикаментами, которые находятся в стадии тестирования в США и пока не известны побочные эффекты.

«Но серьезно, Миа», — пишет он, — «если больше некуда идти, какие побочные эффекты могут быть хуже смерти?»

Я сухо сглатываю, когда читаю его слова, потому что он прав. Конечно, он прав. Лечение не будет оплачено страховкой, а сколько такое может стоить? Как минимум поездка в клинику должна оплатиться.

В конце концов, я набираю указанный номер и мне удается договориться о приеме на следующей неделе. Надежда согревает мне сердце, но понимаю, что с этим нужно быть осторожной. Этот мужчина — Гарри — живет уже восемнадцать месяцев с его диагнозом, несмотря на то, что врачи давали ему всего полгода. Надежда ведь оправдана? Теперь я должна переубедить Джея, чтобы он согласился на лечение. И боюсь, что с этой задачей мне будет справиться сложнее, чем переубедить Бет наконец забыть Тома...

— Прекрасная идея, Джей. — Я отодвигаю меню, состоящее всего из одного листа, и при этом закатываю глаза.

Джей смеется.

— Прости, сладкая. Я забыл. Честно!

— Ты забыл, что я не ем мясо? — спрашиваю, мотая головой.

Бен осматривается в старом гараже для поездов, который забит до отказа посетителями, несмотря на то, что в этом дурацком меню есть на выбор только два блюда. Курица и стейки. Единственный выбор, что предоставляется — это размер стейка.

— А мне здесь нравится, — говорит Бен и сжимает мою руку. — Ты можешь попробовать заказать здесь только салат, но порцию побольше. И немного картофеля фри.

— Эй, я правда забыл, — настаивает Джей, глядя на меня. — Ты мне веришь?

— Нет, — отвечаю. — Я видела, как ты искал в Google о необходимости железа для беременных, и это все твоя уловка.

Джей так широко улыбается, что я стону и закатываю глаза.

— Серьезно? Никто не говорит, что если будущая мать вегетарианка, это опасно для жизни ребенка! Добро пожаловать в двадцать первый век. Для таких случаев существуют таблетки.

— Да что ты говоришь? Я разбираюсь в таблетках. — Джей бросает меню на стол и скрещивает руки на груди.

— Извини, — тихо произношу я. — Правда. Я просто...

— Да ладно. Мне стоило труда заказать здесь столик. Ты же видишь, что тут творится.

Над нашими головами висит огромных размеров стеклянный ящик, в котором находится чучело коровы с чучелом курицы на спине. И мне плевать, что это изображение искусства принадлежит Дамиену Хирсту. Наверняка такое заведение может выжить только в городе, подобному Лондону. Кроме того, сквозь щели в стенах и потолке свистит ветер. Если честно, уютный вечер я представляла себе по-другому.

— Уже выбрали? — уточняет чересчур молодой официант в футболке, что залита жирными пятнами, и достает блокнот. Для чего он ему нужен, учитывая такое скудное меню, мне не понять. Бен обьясняет мою дилемму.

— Без проблем. Я сделаю большую порцию салата с картошкой фри и фрукты. Хорошо?

— Да, спасибо, — говорю я, заказываю безалкогольное пиво и жду, пока парень исчезает в толпе. Бен говорит о работе, я рассказываю о Томе и Бет и спрашиваю мужчин, что мне делать. Бен советует не вмешиваться, в то время как Джей уверен в том, что я должна поговорить с Бет. В конце концов, я все также сбита с толку, как и прежде, и радуюсь, когда официант ставит передо мной тарелку, полную зелени.

— Видишь, как здорово я питаюсь? Ребенок будет рад этому, — киваю я Джею, который так гордо смотрит на свой XXL-стейк, как будто он сам его приготовил. Совершенно ясно, что это заведение чисто для мужчин. Но картошка отличная, и я могу с этим смириться.

После еды мы идем в бар в Шордиче до тех пор, пока я не устаю и не хочу домой. Странно, но мне сегодня хочется поехать в квартиру в Хакни, возможно потому, что не была там целую неделю. Бен старается поддерживать хорошее настроение, но я вижу насквозь, о чем он думает.

Ламинат в коридоре ветхий и надломлен во многих местах, и сразу заметно, что впервые за последнее время Джей сегодня убирался. Запах старой пыли висит в воздухе. Но мой педантичный муж не обращает на это внимания до тех пор, пока мы входим в гостиную, и он видит фонотеку Пита.

— Можно? — спрашивает он. Джей кивает. Пока Бен роется в миллионе виниловых пластинок, я исчезаю на кухне с Джеем.

— Безалкогольное шампанское. — Джей с гордостью достает бутылку из холодильника, а я смеюсь.

— Это было необязательно, — говорю я, пока Джей открывает бутылку и достает три бокала. Когда мы сидим на маленьком диване в гостиной и пьем напиток, я собираю всю волю в кулак и поднимаю тему, которую мы избегали весь вечер.

— Джей, я сегодня переписывалась с одним мужчиной, у которого тоже глиобластома. Он лечился в нескольких частных клиниках Лондона, проходил химио и радиотерапию, и принимал еще один препарат, который еще не выпустили на рынке. Но он живет с этой штукой уже восемнадцать месяцев и я...

— Прекрати, Миа. — Джей морщится и мотает головой. — Прошу, перестань.

— Почему ты не хочешь хотя бы попробовать? — я так резко ставлю бокал на стеклянный столик, что по комнате проносится звон. — В чем твоя проблема, Джей? Дело не в храбрости. И это не особо круто, что ты там делаешь, поверь.

Джей закрывает глаза, откидываясь на диван.

— Я не хочу говорить об этом.

— Это твоя проблема, не моя. Я хочу поговорить об этом, — настаиваю я.

— Но если он не... — начинает Бен, но я продолжаю дальше. Слова вылетают из моего рта.

— Я не уйду отсюда, пока мы это не обсудим. Я вообще-то беременна, идиот, и шансы, что отец ты — пятьдесят на пятьдесят.

— Эмм... — подмигивает Джей. — Шансы, что я доживу до рождения этого ребенка еще меньше, чем шанс выиграть в лотерею.

Мои глаза начинает печь.

— Это потому, что ты ничего не делаешь! Если ты и дальше будешь просто сидеть тут и ничего не делать, рак выиграет. Что с тобой? Почему ты не хочешь бороться? Такого я от тебя не ожидала.

— Миа, перестань. — Бен сжимает мою руку. — Ты не можешь его принуждать.

— Нет, я знаю. — Свободной рукой смахиваю слезы и зло смотрю на Джея. — К сожалению, нет. Иначе я бы так сделала, поверь. Потому, что это чертовски эгоистично, что он там делает.

— Эй, я вообще-то здесь. И, проклятье, это невежливо разговаривать о человеке в третьем лице, если он сидит перед тобой, — говорит Джей и встает. Он исчезает на кухне и возвращается оттуда с бутылкой виски.

— Я не хочу прозябать в какой-то долбаной больнице как смертельно больной, Миа. Ты этого не понимаешь? Так долго, пока я владею... Так долго, пока чертов рак не владеет мной, я могу делать то, что хочу. А что именно я хочу — так это делать, что хочу. И не с чертовой лысиной блевать на больничной койке и трепать нервы окружающим.

— Ты не треплешь нам нервы только потому что ты болен, Джей! Ты треплешь нервы тем, что сдаешься, не пытаясь бороться.

Он наливает себе чересчур много виски и делает большой глоток. Широкое кольцо на его пальце стучит о стакан, когда он вертит его в руках.

— Я знаю, что делаю. Поверь.

— Ты такой чертовски упрямый, — рычу я. Желание сделать глоток виски растет во мне, но я терплю.

Джей берет свою сумку и достает оттуда помятую упаковку, потом достает сигарету и подносит зажигалку. В ужасе я вырываю сигарету у него из губ, и он таращится на меня, с зажженной зажигалкой в руках.

— Миа...

— Ты сейчас серьезно? — со злостью кромсаю сигарету, позволяя табаку падать на диван. — Ты совсем с ума сошел? У тебя рак и ты все равно куришь дальше?

Джей смеется.

— Прости, но... Чего еще сейчас мне стоит бояться? Отравления дымом? Рак легких? Добро пожаловать, дружок. Твоя агрессивная кузина пришла намного раньше, поэтому стань в очередь, чтобы доконать меня.

Мои глаза горят.

— Ты не можешь так думать. То, что делаешь, это абсурд.

— Эй, — Джей кладет зажигалку и пачку сигарет назад в сумку и обнимает меня. — Прекрати, Миа. Мы не можем вести себя так, будто ничего не случилось? Так, как раньше?

Я ухожу от его обьятий и скрещиваю руки на груди.

— Нет, не можем. Потому что сейчас не так, как раньше. И тебе это известно. У тебя не насморк, или что-то вроде того, Джей. У тебя...

Я прикусываю нижнюю губу. Мне до сих пор сложно это выговорить вслух. Призрак еще не растерял свои впечатляющие навыки наводить ужас, с тех пор как я изучила дело со всех сторон и знаю об этом все. Даже наоборот, если судить трезво, стало в тысячу раз страшнее, чем до этого.

— У меня опухоль мозга. И? Я не хочу быть одним из тех людей, которые делают татуировку на лбу с этой штукой и гордо бегают вокруг с этим. Посмотрите, у меня рак мозга! Я умру от этого, вы, несчастные червяки! Я избранный. Один из миллиона! Меня нашли, наконец-то. Об этом мечтает каждый, быть найденным. Или нет? Я выигравший рак, уже на пути к моей последней речи с благодарностями. А теперь посмотрите на себя, на себя и ваши маленькие улыбки, мелкие переживания. У вас болит живот? Голова? Плохие отношения с боссом? Ссора с женой? Нехватка денег? Я смеюсь с вас, вы убогие людишки, потому что у меня рак, и я, в отличие от вас, знаю наверняка, когда сдохну от этого. А вы должны бояться смерти каждый день. При каждом шаге по улице, при каждом путешествии на самолете, при каждой автомобильной поездке это может с вами случиться. А я? Мне плевать, потому что с каждым днем я на шаг ближе к дню своей смерти. Я вижу ее каждый день в зеркале, когда бреюсь.

— Джей... — теперь я плачу. Слезы неконтролированно текут из моих глаз, и в этот раз я позволяю ему окружить меня объятиями. Его тело потрясывает напротив моего.

— Я ненавижу, когда ты так говоришь, — шепчу я, прижавшись лицом к его груди. — Прошу, прекрати.

— Прости, сладкая. — Его голос подавлен. — Просто мне иногда чертовски страшно.

— Понимаю. Я бы тоже боялась смерти.

— Я не боюсь смерти, Миа. — Он слегка отклоняется, чтобы посмотреть на меня. Я громко шмыгаю носом, но мне плевать. — Мне страшно умирать. Я боюсь боли. Всего того дерьма, что произойдет до этого. Боюсь, стать овощем, за которым нужен будет уход. И да, я знаю, что говорю сейчас как киска.

— О, Господи, Джей, - говорю я и глажу его по щеке. Под моей рукой подрагивает мышца. - Я буду рядом. Обещаю. Мы будем с тобой и... Я пойду с тобой в хоспис, если хочешь. Сегодня есть возможность...

— Дерьмо, нет. Ни в коем случае. — Он мотает головой и отстраняется от меня. — Это даже не обсуждается, Миа. Можем ли мы уже прекратить говорить о моей смерти? Все это угнетает меня.

— Только тогда, когда ты пообещаешь бросить курить, — в конце концов озвучиваю я. — Серьезно, Джей.

Он закатывает глаза.

— Кое-что другое... Если ты перестанешь говорить о раке и моей смерти, я пойду к этому странному врачу и выслушаю все, что он мне скажет. Есть ли еще что-то, что можно сделать.

Улыбка расцветает на моем лице. Сердце же мое плавится.

— Обещаешь? — спрашиваю я, беру его за руку, крепко сжимая. – Правда, обещаешь?

— Мы договорились? — Джей подмигивает мне, и в эту секунду он снова выглядит таким жизнерадостным, таким здоровым и уверенным в себе, что мне не верится, что он так серьезно болен. Никто бы не догадался, я уверена. Я поворачиваюсь к Бену, который кивает улыбаясь. Он выглядит гордым, я тоже горжусь. Собой. Потому что я смогла пробиться сквозь эту упрямую голову.

— Договорились, — радостно восклицаю я. Мы пожимаем руки, пристально глядя друг другу в глаза. И я осмеливаюсь порадоваться, тихо, молча, внутри себя, даже если Джей запрещает надеяться.

Единственное, что никогда не умрет — это надежда. Без нее невозможно прожить ни единого дня в этом жестоком мире.

Пальцы Джея ледяные и влажные, но я все равно держу его за руку, когда мы сидим в современно декорированном коридоре частной клиники перед закрытой дверью и ждем, когда доктор Мартин пригласит нас внутрь.

— Это полный бред, — не прекращая ворчит Джей. — Я должен был уйти отсюда. Что за хрень?

— Перестань, Джей. Ты обещал! Кроме того... Давай подождем того, что скажет врач, а потом ты всегда сможешь решить иначе. Возможно, у него есть даже хорошие новости.

— Миа...

Джей мотает головой, потом высвобождает свои пальцы из моих ладоней. И закрывает руками лицо, так сильно согнувшись, как будто хочет завязать шнурки. Мое сердце бешено колотится о грудную клетку, что я рада, что мы находимся в больнице. В случае инфаркта или чего-то подобного, мне хотя бы смогут своевременно оказать помощь.

— Мистер Штерн?

Мы одновременно смотрим вверх, когда женский голос произносит его имя. Женщина в белом халате приблизительно того же возраста, как была бы сейчас моя мама. Уже не молода, но до старости еще далеко. Она мягко улыбается, когда, встрепенувшись, Джей встает, и подбадривающе кивает ему.

— Пойдемте. Доктор Мартин готов вас принять. — Я беру Джея за руку и следую за ним. Она бросает на меня взгляд и в шаге от двери останавливает меня. Джей так же останавливается, нахмурив лоб.

— Простите, а вы..?

— Его жена, — вру я, не моргнув глазом. — Миссис Штерн.

— О... Прошу прощения. Я не знала, что вы женаты. — Ее щеки слегка краснеют, потом она открывает дверь, и мы входим внутрь.

Я не знаю, как представляла себе рабочий кабинет врача, который зарабатывает себе на хлеб тем, что сообщает людям о грядущей смерти. Возможно, ожидала увидеть кресты с распятием на стенах. Или макеты черепов на полках. Но комната выглядит как библиотека с деревянными стеллажами до потолка, забитыми толстыми книгами. А доктор Мартин не больше меня, у него круглые красные щеки, как у Купидона. Он носит очки в серебристой оправе и полностью седой, даже несмотря на то, что, судя по его лицу, ему не дашь больше пятидесяти. Под синим халатом на нем свободные джинсы и свитер.

— Присаживайтесь, мистер Штерн, миссис Штерн.

Я киваю. От этой маленькой лжи мне уже не стыдно. Как подруга Джея я не смогла бы сейчас стоять рядом, поэтому придется жить с этим вынужденным враньем. Мы садимся на деревянных стульях за столом. Мой взгляд опускается на папку с анализами. На этикетке указано имя Джей Штерн, и здесь не может быть совпадений. Врач разложил перед собой рентгеновские снимки и предыдущие анализы. Также новые снимки с сегодняшнего МРТ. От этого вида у меня мурашки по коже. Моя рука так сильно дрожит, что я с трудом могу крепко держать Джея, но я заставляю себя.

— Я сравнил новые снимки с теми, что были сделаны коллегами из Лас Вегаса, — начинает врач. Он слегка наклоняется, в чем нет необходимости. Наше внимание и так всецело приковано к нему. — К сожалению, должен сообщить, что за последние месяцы опухоль сильно выросла. Это означает, что мы имеем дело с очень агрессивной глиобластомой, как и предполагал коллега из США после операции. Мне жаль, что я не могу сказать вам ничего утешительного.

Мое сердце пропускает несколько ударов. Поскольку Джей ничего не отвечает, а просто таращится на стол, говорю я.

— Что это означает для нас? — мой голос охрип.

— Возможно, нам нужно сократить наши последние прогнозы. Я имею в виду, время, которое осталось. Ваши жалобы усилились в последнее время? — доктор Мартин отклоняется назад и снимает очки. Потом потирает глаза.

— Немного, — отвечает Джей и я бросаю на него косой взгляд. Понятно, что он не будет постоянно жаловаться о том, насколько ему плохо. Но то, что он совершенно не рассказывает о своем самочувствии, ранит меня. — Появились некоторые новые симптомы, но о них меня предупреждали врачи из Вегаса. Ухудшение зрения, усиливающиеся мигрени и частые судороги...

Я впиваюсь ногтями в его руку, но он не реагирует, даже если это причиняет боль. Я ощущаю мою грудную клетку так, будто на ней сидит слон.

— Да, я так и думал. Мы можем постепенно увеличить дозу медикаментов, чтобы снизить симптомы. Но больше нам ничего не остается, если вы отказываетесь от остального лечения.

— Но ведь можно еще что-то сделать? — говорю я, местами уверенным голосом. — Что-то ведь должно быть?

— Опухоль сидит глубоко в мозге. Как вы уже знаете, удаление невозможно. Или же только с последствиями, которые я, как врач, не могу предсказать.

— Какими последствиями?

— Миа, оставь это, — тихо говорит Джей.

— При эктомии нам нужно будет удалить много тканей, что ожидается отказ многих мозговых функций. Полный паралич, потеря речи, даже искусственная вентиляция легких или подключение к аппарату жизнеобеспечения... И это не просто риск, а большая вероятность при такой операции. Даже биопсия, которую сделал врач в Лас Вегасе не прошла без последствий. Но удаление опухоли при ее размере и местоположении невозможно.

— Спасибо, — говорю безжизненным голосом. — Значит, это не рассматривается. Но какие еще варианты? Химия? Облучение? Медикаменты? Хоть что-нибудь?

— Ну, с химиотерапией и облучением возможно мы сможем замедлить рост опухоли. Нереально надеяться на то, что с одними медикаментами рак полностью исчезнет. Для этого он очень большой и пророс в большое количество тканей в обеих частях головного мозга. Но мы попытаемся при помощи химиотерапии и одновременно облучения уменьшить его рост и таким образом продлить немного жизнь мистеру Штерну.

Немного. Звучит не очень хорошо, но не безнадежно. Немного может превратиться во много.

— На сколько?

Мое сердце прыгает как теннисный мячик туда-сюда. Я сжимаю пальцы Джея, так сильно, что побелели костяшки моих собственных, и я, наверняка, причиняю ему боль. Но он не издает ни звука.

— К сожалению, это невозможно предсказать. Несколько месяцев, возможно год, в лучшем случае два, таковы примерно мои прогнозы. Конечно, может быть и такое, что опухоль не будет реагировать на медикаменты. Или придется прервать лечение из-за побочных эффектов. — Доктор Мартин пожимает плечами и снова надевает очки.

— Вы вообще врач или букмекер? — вдруг говорит Джей. Его губы побледнели, а ноздри зло раздуваются.

Врач тихо смеется.

— Мне очень жаль, мистер Штерн. Но на самом деле лечение такого рода опухоли выглядит больше как лотерея, чем наука. Мы можем только попробовать и ждать. Я бы с удовольствием сообщил вам новости получше, но, к сожалению... — доктор Мартин поднимает обе руки и позволяет им упасть. Темно-синяя ручка Монблан падает со стола. Он ее не поднимает.

— Какова стоимость лечения, если мы будем проводить его здесь? — в конце концов спрашиваю я. Джей поворачивается ко мне, выпучив глаза. Потом сощуривается, вскакивает со стула и спешно идет к двери.

— Это даже не обсуждается, Миа!

— Сколько стоит пройти лечение? — переспрашиваю я, не обращая внимания на Джея. Мой пульс растет.

— Мы предлагаем гамма облучение, которое возможно только в нескольких клиниках. В Лондоне мы единственные. Насколько это облучение эффективнее обычного еще полностью не изучено, но результаты говорят сами за себя. Кроме того, так будет больше сохранено здоровых тканей. Но все же результаты лечения злокачественных глиобластом не такие утешительные, как доброкачественных опухолей. Это нужно учитывать, принимая решение, я не хочу давать вам ложных надежд. Химиотерапию вы можете провести в любой из клиник Лондона, стоимость которой полностью покроет Национальный Центр Здоровья. Нет необходимости, чтобы мы...

— Я хочу знать сколько это стоит, доктор Мартин, — спокойно произношу я, несмотря на то, что во мне бушует ураган да так, что аж самой страшно. Джей ходит позади, как тигр, загнанный в клетку, но я игнорирую его. Его отчаяние больно ранит меня, хочется рыдать навзрыд. Но я должна быть сильной. Взять ситуацию в свои руки.

— Один сеанс облучения стоит пятнадцать тысяч фунтов. Если опухоль среагирует хорошо, через несколько месяцев можно будет повторить, чтобы закрепить положительный результат. Бывают случаи, что пациенты после года облучения проживали до пяти лет. К этому идет химиотерапия приблизительно за десять тысяч и Авастин, что мы будем параллельно вводить.

Шум, подобный грому, перебивает врача, и я в ужасе оборачиваюсь. Джей стоит у двери с закрытыми глазами и потирает свое запястье. Видимо, он ударил кулаком дверь. Мои глаза печет, будто туда налили мыла, но я проглатываю слезы. Я должна сейчас быть сильной.

— Мы попытаемся, — говорю я в конце концов, игнорируя ворчание позади меня. — Я...

Врач наклоняет голову и мягко улыбается. Я тяжело сглатываю, прежде чем продолжить.

— Я беременна. И я очень хочу, чтобы Джей увидел ребенка, прежде чем он...

Комок в моем горле лопается, и фонтан слез начинает литься из моих глаз. Врач рутинно берет коробку с носовыми платками и толкает ее по столу в моем направлении. Джей приседает передо мной, кладет руки на мои колени и ищет мой взгляд.

— Сокровище, — шепчет он.

Я не могу посмотреть на него. Все размывается из-за пелены слез.

— Несколько месяцев, Джей, пожалуйста! Даже если это всего лишь пара месяцев, но это время. Такое чертовски ценное время.

— Сладкая... — он кладет голову на мои бедра, а я глажу его волосы.

— У меня нет таких денег, — бормочет он в мои ноги.

— У меня есть деньги, — отвечаю твердым голосом. — Мы возьмем из наших сбережений, этого хватит. Когда мы можем прийти? — я поднимаю голову и смотрю на доктора Мартина.

— Пожалуйста, миссис Штерн. Поговорите спокойно обо всем дома и сообщите о том, что решите. Такие вопросы на скорую руку не решаются. Позвоните и мы сможем назначить прием как можно раньше. Что касается химиотерапии, мы можем начать ее в любой момент. Из-за вида опухоли медикаменты будут выдаваться в таблетках, так что нет необходимости в длительной подготовке. Облучение требует предварительного осмотра и сбора анализов, так что нам нужно назначить дату приема. Но в течение следующих трех— четырех недель мы сможем без проблем это сделать.

— Хорошо. — Я встаю и тяну за собой Джея. Его губы потеряли всякий цвет, но щеки и глаза покраснели. Чувствую себя так, будто играю роль в фильме ужасов, когда Джей с опущенной головой покидает комнату, с силой хлопая дверью.

— Простите, пожалуйста, — адресую извинения приветливому врачу, потому что мне стыдно за поведение Джея.

— Без проблем, я привык. Мои диагнозы в основном неутешительные, и я, конечно же, понимаю подобные реакции. — Доктор выходит из-за стола. — Подумайте в спокойной обстановке еще раз, миссис... Штерн. Я не хочу сказать, чтобы вы не торопились, но...

— У вас уже были такие случаи? Чтобы кто-то абсолютно не хотел лечиться? — спрашиваю я.

Доктор Мартин мотает головой.

— Вообще— то нет. Я постоянно слышу о своей профессии, что именно люди думают. Никакого лечения, лучше уж наслаждаться последними месяцами жизни. Но на самом деле никто еще так не делал. В конце каждый цепляется за жизнь и делает все возможное, чтобы продлить ее еще ненадолго. Поэтому я должен признать, что уважаю реакцию вашего мужа, даже если понимаю, насколько тяжело вам приходится, как его жене. Не поймите меня неправильно, я не одобряю это решение, абсолютно нет. Но оно... храброе.

Тон, которым он сказал "жена", дал понять, что мы давно разоблачены в нашей лжи. Я признательна ему, что он все— равно дал всю необходимую информацию, как будто я действительно являлась миссис Штерн.

— Спасибо, доктор Мартин, — говорю я, и протягиваю ему руку. — Мне не нужно больше ни о чем думать. Мы будем лечиться. Определенно.

На улице меня встречает теплый весенний воздух, но несмотря на это я леденею, когда вижу перед дверью курящего Джея. Он рвет на себе волосы, пока не видит меня и не подходит ближе.

— Миа, я не буду этого делать.

Я засовываю руки в карманы и с опущенной головой направляюсь в сторону метро, не обращая на него внимания.

— Миа! Проклятье! — Джей зовет меня, его кожаная подошва скрипит на асфальте.

— Дискуссии исключены, — говорю я и внезапно останавливаюсь, что он почти врезается в меня. — По крайней мере не с тобой. — Я поворачиваюсь к нему и тыкаю пальцем ему в грудь. — Забудь об этом, ладно? Никаких дискуссий! Ты просто будешь делать то, что я требую от тебя. Теперь слово за мной.

Он саркастично смеется.

— В мечтах, сладкая. Только в твоих мечтах.

— Я серьезно. Я даже очень серьезно.

Я беру его руку и кладу себе не живот. Конечно, еще невозможно ничего почувствовать, ребенок еще такой крохотный, и не может никак дать о себе знать. Но я чувствую это... движение в моем животе, когда смотрю в темные глаза. Я вижу там страх. Неизмеримый черный страх, от которого становится не по себе.

— Здесь... здесь твой ребенок, Джей! Ты ему или ей должен. И мне тоже! Даже если это всего лишь намек на шанс продлить твою жизнь, сделай это. Пожалуйста! Для меня. Для всех нас.

Он тяжело сглатывает. Его взгляд опускается вниз, на наши переплетенные руки. Потом он смотрит мне в глаза.

— Ты не имеешь понятия, Миа. Я не просто принимаю на несколько таблеток больше и живу дольше. Я буду болен. Действительно болен, не так как сейчас. Конечно, возможно, мне будет дано еще пару месяцев, но какой ценой? Прошу тебя!

— Я буду заботиться о тебе. Я возьму больничный, в конце концов, я беременна, так что не будет никаких проблем. И потом я буду с тобой, пока... пока не родится ребенок… — Нет. Конечно, я не буду говорить об этом вслух. Никогда. Такое ощущение, что пока я не скажу этого, оно не произойдет.

— И ты же слышал, что сказал доктор Мартин! Бывали случаи, когда после облучения пациенты жили несколько лет, несмотря на опухоль! Годы, Джей!

— Только не питай иллюзий и ложных надежд. — Джей отпускает мою руку. Его руки обессиленно падают вниз. — Ничего хорошего из этого не выйдет. Я не могу...

— Я не буду, — спешно перебиваю его, и снова мне не стыдно за мою ложь. Какова цена жизни без надежды? Пустота. И это идет не от меня, а от Джея. — Обещаю. Но я хочу этого. Мне больше ничего от тебя не нужно, Джей. Это мое единственное желание. Пожалуйста!

Джей мотает головой, его глаза опустошены.

— Это не обсуждается. Абсолютно. Ты не будешь тратить свои сбережения на это дерьмо. Вы копите на дом в Ричмонде! Кроме того, Бен тоже имеет право голоса, ты не решаешь это сама. А я говорю — нет. Никогда.

Потом отворачивается от меня и большими шагами идет по улице. Я медленно следую за ним, в размышлениях жуя нижнюю губу. Почему этот мужчина обязательно должен быть таким упрямым?

Воздух можно разрезать ножом, когда мы после обеда входим в квартиру в Кройдоне. Мы много не разговариваем. Джей сидит в гостиной и рисует или играет на гитаре, пока я убираюсь, чтобы хоть чем-нибудь себя занять. Тайком я проверяю наш счет и понимаю, что мы хоть и не свободно, но можем себе позволить лечение. Потом я пишу Бену сообщение, чтобы он подготовился к разговору сегодня вечером.

После того, как мой муж вернулся домой, мы сразу же садимся втроем на кухне. Вместо нормального ужина у нас сухой хлеб с соусом, который я нашла на дне нашего холодильника. Мужчины пьют пиво. В моей сумке спрятаны УЗИ снимки нашей звездочки. Она еще крохотная и на моем сроке невозможно сказать, бьется ли ее сердце. Но моя врач меня успокоила, сказав, что еще слишком рано. По моим подсчетам, это должно было случиться после Рождества или на Новый Год. Такое ощущение, что два месяца прошло как несколько дней, потому что так много всего случилось. Если живешь в счастье, время летит незаметно. В следующий раз я возьму с собой обоих мужчин, в надежде, что при виде бьющегося сердечка на экране УЗИ аппарата, решение Джея укрепится.

— Конечно, мы это сделаем. — Бен так же категоричен, как и я. Я сжимаю его руку и бросаю полный любви взгляд, он отвечает мне тем же. Мое сердце растет, несмотря на то, что Джей постоянно вскакивает и бегает по кухне, как будто она больше, чем девять квадратных метров.

— Джей, послушай. Миа обязательно хочет, чтобы ты дожил до рождения ребенка. Без этого лечения шансы... насколько дерьмовые? Меньше одного процента?

Джей стискивает челюсти. Его глаза щурятся и он постоянно сжимает руки в кулаки.

— Хуже, — рычит он. — Но все равно последние месяцы я буду жить, а не лежать в какой-то долбаной клинике.

— Это одно единственное облучение, Джей, — говорю я ему. — Ты же был там, когда доктор Мартин это обьяснял. Одно единственное!

— Ты забываешь о множестве обследованиях, которые нахрен никому не нужны, Миа. И химиотерапия. И медикаменты с многочисленными побочными эффектами. Я не хочу здесь валяться как восьмидесятилетний старик, с болезнью Паркинсона, и вздрагивать от судорог, которому ты будешь подтирать зад и убирать его рвоту. — Джей снова вскакивает и кусает кулаки.

— Джей! — отчаянно машу головой. — Это всего несколько дней. Максимум недель. Но взамен ты получишь несколько месяцев жизни. Достойная плата!

Он не отвечает, вместо этого подходит к окну, опирается об оконные рамы руками и прислоняется лбом к стеклу. Его глаза закрыты, и я вижу, как его тело дрожит. Я хочу подойти к нему и обнять, но что-то внутри меня останавливает.

— Я не могу принять ваши деньги, — говорит он спустя несколько минут. Так тихо, что его едва слышно.

— Друг, правда, мы с удовольствием сделаем это для тебя, — спокойно и медленно говорит Бен. — И если бы я знал как тебя загипнотизировтаь, чтобы ты решился... Поверь, я бы сделал это.

Я улыбаюсь моему мужу через стол, и даже Джей не сдерживает свою улыбку. Бен пьет пиво из железной банки.

— Давай, чувак. Заставь себя.

Затаив дыхание, я смотрю на спину Джея. Его плечи подрагивают, и он постоянно мотает головой.

— Я приехал сюда не для того, чтобы нанять себе сиделок. Надеюсь, это понятно? — уточняет он.

— Проклятье, — грубо говорю я. — Прекрати, наконец, с этим дерьмом. Конечно, мы понимаем, и мне плевать на это. Ты здесь, мы здесь, и мы хочем тебе помочь. Почему ты не можешь просто принять то, что мы любим тебя, Джей? Что мы не хочем тебя потерять?

— Дерьмо. — Джей падает на стул и закрывает лицо руками. Потом снова поднимает голову и смотрит на меня. Его глаза темнее ночи. — Может, я не могу в это поверить, потому что я просто этого не заслуживаю?

Он снова вскакивает и ни слова не говоря, вылетает из кухни. Я смотрю на Бена, прикусив нижнюю губу. Когда слышу стук входной двери, тоже встаю.

— Он ушел, — шепчу я. — Куда?

— Оставь его, Миа. — Бен притягивает меня к себе на колени. — Возможно, он образумится после того, как спокойно подумает обо всем.

Я прижимаюсь к моему мужу, в то же время чувствую себя чертовски эгоистично, потому что наслаждаюсь его теплом и близостью, в то время как Джей находится на холодной улице. Этим вечером он так и не возвращается. Как всегда через несколько минут Бен засыпает и тихо похрапывает. Я долго лежу без сна, смотрю на окно и прислушиваюсь к входной двери. К тому, что Джей вернется, извинится и примет наше предложение. Но этого не происходит. И из-за того, что этого не происходит, во мне растет страх. Страх того, что он поступит в своем стиле и завтра уже не вернется...

Пятница в офисе изнурительная и мучительно длинная. Даже Бет сегодня какая-то странная и постоянно увиливает от меня. С ней что-то происходит, и, несмотря на переживания о Джее, я должна с ней поговорить. Она моя лучшая подруга и я должна быть рядом с ней. Чем она постоянно и пользуется.

— Пойдешь со мной обедать? — спрашиваю у нее около часа дня, потому что она до сих пор сидит за своим столом и не предпринимает никаких попыток покинуть офис вместе с остальными. Она выглядит заведенной, ее улыбка кажется чужой.

— Другие уже...

— Я знаю, — отмахиваюсь я. — Хотела с тобой пообедать. А не с другими.

Ее щеки краснеют.

— Вообще-то... У меня так много дел, Миа. Мне хватит и сэндвича, совсем не обязательно обедать основательно.

— Нет, обязательно. — Я остаюсь стоять возле ее стола со скрещенными руками. — Значит, ты хочешь целый день лицезреть меня здесь. Потому что до тех пор, пока ты со мной не пойдешь, я никуда не уйду.

Бет тяжело вздыхает, потом бросает короткий взгляд назад на дверь кабинета Тома. Она закрыта.

— Итак, куда теперь? Если надо, я пойду с тобой к Байрону.

Она снова смеется и мое тело расслабляется.

— Хорошо! Так-то лучше. — Бет берет свою сумочку и вешает на плечо. — Ты же знаешь, что это нечестно? Я никогда не могу сказать "нет" Байрону.

— Я знаю. — Смеясь, беру ее под руку. По дороге вниз она спрашивает о моем следующем визите к врачу и о том, есть ли у меня для нее фото ребенка. Так как в лифте мы с ней одни, я достаю из сумки УЗИ снимок и протягиваю ей. Ее глаза становятся похожи на блюдца.

— О, Господи, он всегда выглядит... так?

— Как "так"? — улыбаясь, спрашиваю я. — Верни назад, если не можешь разобраться.

— Нет, он... такой милый. Или что нужно говорить?

Мы дурачимся еще на улице, потому что Бет думает, что это будет девочка и у нее мой нос. При том, что на таком сроке о носе говорить еще рано. Десять минут спустя, когда мы занимаем последний столик в любимой бургерской Бет, я решаюсь поменять тему разговора на нее.

— Я не знаю, говорил ли с тобой уже Том, но он уже со мной...

— Я знаю. — Она поджимает губы и я замечаю, как она бледнеет даже под макияжем. Мой желудок ухает, и официанта, который в спешке спрашивает наш заказ, мне хочется задушить. Худшего момента он найти не мог.

— Эй, — говорю я после того, как мы сделали заказ, беря Бет за руку. — Я не совсем поняла, что произошло, но звучало это нехорошо. И ты такая странная в последнее время. Я волнуюсь.

— Все нормально. — Бет пожимает плечами и смотрит мимо меня на барную стойку. — Он сказал... — Бет тяжело сглатывает, потом ищет мой взгляд. Я смотрю ей в глаза и подбадривающе улыбаюсь. — Он считает, что я все придумала. Что он любит свою жену и детей, что он никогда их не бросит, даже ради меня. Что я должна прекратить ему звонить и ошиваться возле его дома...

— Господи, Бет, ты действительно это делала? Я думала, он вообразил себе это.

Она растерянно смеется.

— Я думала... Я действительно думала, что он тоже сможет меня полюбить, если увидит вне пределов офиса. Но этого так и не случилось.

— Ты действительно украла у него билеты? — тихо спрашиваю, наклоняясь вперед. — Бет? Это правда?

Ее глаза наполняются слезами, но она сдерживается и проглатывает их.

— Да. Правда. И пожалуйста, не надо меня ненавидеть, ладно?

— Конечно, нет, глупышка. Я не ненавижу тебя! — и специально смеюсь громче, чем надо, чтобы ее развеселить. — Но ты слегка сумасшедшая, согласись.

— Проклятье, Миа, я так сильно его люблю. Я не выдумываю. Так было с первого дня. С самого первого дня! Я счастлива только от того, что нахожусь рядом с ним. Когда он со мной разговаривает, улыбается. Так тяжело видеть его каждый день и не... ты понимаешь.

Она жует свою губу, двигая солонкой по столу туда-сюда, как игрушечной машинкой.

— Мне так жаль, Бет. Правда.

— Я действительно надеялась... Каждую долбаную ночь я лежала в кровати и представляла как это, когда и он это, наконец, заметит. Я имею в виду то, что мы созданы друг для друга. Как бы это было впервые поцеловаться. Переспать. Рядом с ним уснуть. Сидеть на диване и вместе смотреть телевизор. Что-то вроде этого.

— Вегетарианский бургер и классический бургер. Приятного аппетита, дамы. — Официант ставит на стол две тарелки и сразу же исчезает, на что я сегодня не жалуюсь. Аппетит, кстати, тоже пропал.

Бет кидает себе пару палочек картошки фри в рот и задумчиво пережевывает.

— Знаешь, я с этим выросла. Я шла за руку с моей мамой позади своего отца, который шел со своей настоящей семьей. Не обращая на нас внимания.

— Ах, Бет... — тяжело вздыхаю я.

— Я так завидовала этим другим детям. Моим братьям и сестрам, но они об этом не знали. Я хотела толкнуть их в озеро, чтобы они утонули и мой отец, наконец, пришел к нам. Я мечтала, чтобы все они разбились в автокатастрофе и мой отец понял, что все эти годы он провел с неправильной семьей. Я держала мою мать за руку, когда вечерами она сидела на диване и пила водку из бутылки. Вместе с ней я смотрела фотографии, которые она тайно сделала, с изображением отца и его семьи. Я каждый вечер вытирала ее слезы с лица.

— Бет, тебе нужна помощь, — произношу я. — Позволь себе помочь.

Она грустно смеется.

— Мне не нужен терапевт, Миа. Мне просто нужна любовь.

— Я люблю тебя, Бет. Ты ведь знаешь?

— Да, но к сожалению это не то, что мне нужно.

Мы молчим. Бет ест картошку.

— Как тебе повезло, Миа, — потом говорит она. — У тебя не один, а сразу два мужчины, о которых можно только мечтать. Ты беременна. У тебя скоро будет семья. Возможно, слегка необычная семья, с двумя папами, но... все-таки семья. У меня никогда ее не было, и возможно, именно поэтому я так и погрязла в ситуацию с Томом, потому что у него есть именно то, чего так желаю я.

Она шмыгает носом, и мой желудок переворачивается. Я чувствую, как кровь отливает от лица. Бет нахмуривает лоб.

— Эй, что случилось? Я сказала что-то не то?

— Нет, мне жаль, я...

Я тру переносицу. Если я ей сейчас скажу, прозвучит это так, будто мне плевать на ее проблемы. Я имею в виду — насколько плохо выглядит неразделенная любовь, если против нее поставить смертельную опухоль мозга? Как будто тут соревнования — у кого судьба хуже. Но я не могу больше от нее это скрывать. Не в этой ситуации, не в данный момент. Так что я просто набираю в легкие воздуха и просто говорю это. Просто так.

— Джей умирает, Бет. У него неоперабельная опухоль мозга и осталось жить считанные месяцы.

У Бет выпадает бургер из рук и она таращится на меня с открытым ртом, забрызгав кетчупом мою блузку.

— Ты шутишь?

Мои глаза вновь начинает печь, но я все равно улыбаюсь.

— К сожалению, нет. Я... Мы даже не знаем, будет ли он жив еще к родам ... — мой голос ломается.

— О, Господи! — Бет так быстро вскакивает, что ее стул с грохотом опрокидывается на пол. Она оборачивает свои руки вокруг меня и прижимает к своей большой, мягкой груди. Я рыдаю. Она рыдает. Где-то на задворках сознания до меня доходит, как странно мы выглядим, и что в ближайшее время нам лучше не приходить к Байрону. Но в данный момент на все плевать, потому что мы остались наедине с нашей болью и горем.

Я не знаю, кому из нас хуже. Это ужасно, испытывать такую любовь и знать, что скоро ее потеряешь. Но разве не хуже испытать это невероятное чувство или же быть идеальным — бессмертным — и никогда не чувствовать?

Ни после обеда, ни вечером Джей не звонит. Также в субботу ни одного сообщения. Мой десятый звонок остается неотвеченным, как и все предыдущие девять. Бен берет меня за руку, когда, вздыхая, я откладываю телефон в сторону.

— Не переживай, мечта моя, — бормочет Бен. — Он обьявится, когда успокоится.

— Главное, что он жив, — проговариваю я мрачно. — Я дозвонилась до Пита, и он мне сказал, что Джей заходил домой, а потом снова исчез.

— Хорошо. Мы просто подождем. Ладно?

Я киваю у груди Бена, а потом отклоняюсь.

— Что мы будем сегодня делать?

Бен моргает и проводит рукой по волосам. Он уже несколько месяцев не был у парикмахера, и поскольку он не пользуется гелем, его волосы выглядят все более дико. Но мне нравится это.

— В смысле, что мы делаем сегодня? Что ты хочешь делать?

— Ну, сегодня суббота, — произношу я и покусываю ногти. — Мы не хотели что-нибудь поделать?

Бен смеется.

— Ты действительно очень по нему скучаешь? — тихо спрашивает он.

Я мотаю головой, но у моего сердца другое мнение. Я не уверена, видит ли это Бен. По крайней мере, он смелее меня.

Около трех часов звонит мой мобильный, а я бросаю пульт от телевизора, чтобы взять трубку. Бен закатывает глаза.

— Джей? — спрашиваю, затаив дыхание, не глядя на дисплей. Звук его смеха в моих ушах сразу же успокаивает меня, и я снова сажусь на диван. — Ты идиот! Я действительно переживала! Никогда больше не делай этого со мной, слышишь? — сержусь я. Бен лишь сдерживает улыбку.

— Прости, сладкая. Мне нужно немного времени. Подумать и все такое. Чем вы заняты? — Я смотрю на игровую приставку, и почему-то мне стыдно сказать Джею правду.

— Мы как раз оделись. Хотели проехаться в город. В театр.

Мой муж поднимает брови, что я игнорирую.

Джей цокает языком.

— Театр... ладно. Хорошо, почему нет? А что, если у меня есть идея получше?

— Смотря какая идея, — говорю я так небрежно, насколько могу. Я ставлю ноги на пол и тяну за одинокую нитку, которая выбилась из спортивных штанов.

— Приезжайте в Ричмонд. У меня здесь дом, мы можем немного погулять. Только мы втроем. И, Миа... В спальне стоит огромная теплая водяная кровать. — Последние слова он шепчет, и только от его тона волосы на моем затылке встают дыбом.

— Что за дом? — уточняю я осторожно. В конце концов, я знаю Джея. Возможно, даже слишком хорошо.

— Он принадлежит моему знакомому, который уехал на несколько дней и оставил мне ключ. Очень классный дом, ты его полюбишь. С огромным садом, видом на реку и все такое.

Я записываю адрес и уверяю Джея, что мы будем там самое позднее через два часа. Бен от любопытства даже забыл о нашей игре, даже несмотря на то, что сильно обыгрывал меня, а такое обычно он не бросает просто так. Как только услышал, что запланировал Джей, в нем сразу появляются огонь и пламя. Таким моего мужа я не знаю. Через пять минут он уже полностью одет и чиркает на листочке список того, что нужно купить по дороге для приятного вечера втроем. Мне требуется больше времени, в конце концов. Джей достаточно ясно дал понять, чем мы будем заниматься, и я хочу быть красивой для них обоих.

— Это же понятно, что он что-то задумал, верно? — спрашивает Бен, когда мы покидаем квартиру и по дороге на вокзал заскакиваем в Теско, что на углу, чтобы купить безалкогольное шампанское, красное вино и закуски.

— Что ты имеешь в виду?

— Без понятия. Но то, что после нашей дискуссии он организовал дом в Ричмонде, уже... в принципе, типично.

— Да, наверно, — бегло отвечаю я и дальше ищу безалкогольное шампанское, которое должно где-то здесь стоять. Среди лимонада точно найду его.

Поездка на юго-восточном поезде длится вечность, но когда мы достигаем Ричмонда, на улице еще светло, и мы идем по Кью Гарденс к указанному адресу.

— Откуда Джей знает таких людей? — нахмурив лоб, задаюсь вопросом я. — Здесь живут абсолютные богачи. Ты только посмотри на эти дома.

— Глянь на тот дом. — Бен останавливается. — Это же он?

Я сверяю адрес и киваю.

— О, да. Надеюсь, он не натворил глупостей.

— А что он мог сделать? — Бен смотрит на меня слегка взволнованно, и я тащу его в сторону.

— Не важно. Пойдем уже. Мне так любопытно.

Дом являет собой виллу, оформленную в викторианском стиле. И если судить по огромному саду, Джей нисколько не преувеличил. Он ждет нас у двери, свободно прислонившись к косяку, засунув рука в карманы черного костюма.

— Привет,чувак! — Бен хлопает его по руке. — Ты должен был предупредить, что здесь дресс-код.

— Для вас нет. Вы идеальны. А я сегодня, так сказать, хозяин дома, поэтому хотел выглядеть соответствующе. — Джей целует меня в знак приветствия. Он теплый и мягкий, и выглядит расслабленным, что меня успокаивает.

— Все опять хорошо? — шепотом спрашиваю я.

Он забирает у меня пакет с закусками и молча кивает. Потом я шагаю за Беном в дом и останавливаюсь с открытым ртом в коридоре, который больше, чем вся наша квартира.

— Черт, чувак, это круто или это очень круто? — Джей радуется нашей реакции как ребенок.

— О, Господи, — бормочу я и снимаю обувь. Ковер на старом паркете с таким толстым ворсом, что мои пальцы погружаются в него. — Кому это принадлежит, Джей?

— Знакомому, я же говорил. Какой-то банковский друг Пита.

Джей проводит нас по дому, показывая каждую комнату. К моему восхищению здесь три ванные, по одной на каждую спальню. Рабочий кабинет с огромным окном с видом в сад, а со второго этажа можно увидеть блеск Темзы. И насыщенную зелень Кью Гардена.

— Ого, это действительно... бомба. — Бен находится в гостиной и падает на диван, в котором почти исчезает. Я смеюсь.

— Сколько же нужно иметь денег, чтобы купить такое? — спрашивает он.

— Много. — Джей пожимает плечами и открывает принесенную бутылку вина и безалкогольное шампанское для меня.

— За нас. За нашу жизнь. — Мы чокаемся, в то время как небо окрашивается в красный цвет. Прекрасный закат перед красивой кулисой, который я могла бы наблюдать часами. Я лежу на диване между двумя мужчинами, ощущаю их руки на моих ногах, на руках, на животе, везде.

Но здесь мы остаемся недолго. Еще до наступления ночи, мы перемещаемся на верхний этаж. В большой спальне стоит кровать с водяным матрасом, который встречает меня приятной теплотой. Джей раздевает меня, медленно и благоговейно, в то время как Бен целует меня.

И тогда мы часами занимаемся любовью на качающейся кровати. Мы не едим, пьем мало, разговариваем еще меньше, не считая ласковых слов и сладких любовных клятв, которыми мы обмениваемся между поцелуями и другими действиями. Мы — это просто мы, только втроем, и никак не можем остановиться. Джей включил музыку, которая доносится через скрытые в стенах колонки, а небольшая лампа дарит мягкий свет в красной дымке. Эта спальня просто создана для любви.

Только после полуночи Джей проскальзывает вниз за сэндвичами и чипсами. Пока я сижу в туалете, я слышу, как он тихо разговаривает с Беном. Мой любопытный взгляд в шкафчик возле зеркала остается без ответа - он пустой. Так же, как и полочка для полотенец в углу. Косая. Как будто хозяин не планировал возвращаться. Я натягиваю футболку Джея и на трясущихся ногах возвращаюсь в кровать.

— О чем разговариваете? — спрашиваю я.

Бен тянет меня на мягкий матрас. Я прижимаюсь к обоим мужчинам. На Джее надеты только шорты, а Бен еще обнаженный.

— Ни о чем, — отвечает Джей.

— Об этом доме, — в то же время говорит Бен. Я бросаю на обоих взгляд и смеюсь.

— Дом просто бомба. Правда.

— Я сказал Бену, что он должен копить деньги. На подобное.

Я сразу же выпрямляюсь. Мое сердце пускается вскачь. Я знала. Вечер был таким гармоничным, полным любви и нежностей... конечно же, Джей должен все испортить.

— Джей, мы говорили, что...

— Миа, мне все равно, — перебивает меня мужчина. Он отодвигается к подголовнику и прислоняется к нему спиной. Матрац булькает и колышится так, что я чувствую себя на лодке в открытом море. — Вы копите на дом. На дом, подобный этому. Это ваша мечта, я хотел вам еще раз об этом напомнить.

— Такой дом мы не сможем себе позволить в ближайшие двести лет. — Бен смеется. — Прости, друг, но это находится на расстоянии галактики от наших возможностей.

— Да, возможно сейчас. Но если вы будете достаточно храбрыми и...

— Мы оплатим лечение, — перебивает его Бен. В отличие от меня его слова звучат уверенно и доминантно. Я удивленно смотрю на него и беру его за руку. — Я не буду больше об этом спорить, Джей. Миа хочет этого, так что ты так сделаешь. Ты ей, бл*дь, должен это.

Мой внутренности сжимаются.

— Бен... — пытаюсь я его смягчить, потому что на его лбу появляется пульсирующая венка, и я знаю, что это означает.

Брови Джея взлетают вверх.

— Чувак...

— Если это так необходимо... продай мне свой Харли.

Я задерживаю воздух.

— Никогда. -— Джей скрещивает руки на обнаженной груди. — Забудь об этом, друг. Я люблю тебя, но Харли...

— Не сейчас. Я имею в виду, когда ты... Ты можешь оставить мне его по наследству. Ладно? Возьми деньги на лечение авансом.

Я тяжело сглатываю, потому что комок в горле поднимается выше, что может означать только начало рыданий. Но я не хочу сейчас плакать. Абсолютно.

— Джей, это же хорошая идея, — осторожно произношу я. — Ты так не считаешь? Тебя не должна мучить совесть, и Бен получит то, что хочет.

От мысли, что мой муж будет рассекать по улицам Лондона на этой чертовой штуке, у меня внутри все сжимается, но по этому поводу мы можем поговорить позже. Намного позже.

— Ты серьезно? — спрашивает Джей. Его выражение лица меняется от злого до растроганного.

Бен кивает.

— Я не знаю... В смысле, что я могу сейчас сказать против? — он отвечает тихо, глядя на мои голые ноги, которые лежат у него на коленях. Рукой он проводит по моему бедру, которое покрывается мурашками. Не только от прикосновения, а еще от того, что он, наконец, сделал это. Решился. — Но у меня есть одно условие.

Он берет меня за шею и я близка к тому, чтобы со всем согласиться, что он сейчас предложит.

— Я хочу секс-видео. — Он улыбается.

Я чувствую, как краснею.

— Джей, это...

— Гениальная идея. — Смеясь, Бен слезает с кровати, чтобы взять мобильный Джея.

— Меняю видео на лечение, сладкая. Это же честный обмен?

— Ты такой придурок, — говорю я, но его руки и язык лучшие мотиваторы, которые мне известны.

— Обещаешь? — тихо спрашиваю я еще раз, в то время как Бен фиксирует на нас камеру. — Это снимается на видео, ты понимаешь, да?

— Обещаю, сокровище, — шепчет Джей.

Я счастливо выпрямляюсь, чтобы его поцеловать. Мое тело все еще уставшее и обессиленное, но губы Джея и руки моего мужа, которые вдруг ложатся на меня, электризируют меня. Не проходит много времени, когда мы снова вальсируем на булькающей кровати. Тело к телу, кожа к коже. Воздух наполнен нашими звуками, тихими вздохами, стонами, рычанием. Горячими словами, запахом нашей страсти, которая витает в воздухе подобно дорогим духам.

Поцелуи Джея чувствуются так, будто он прощается. Последний раз берет от меня все, что я готова отдать. Но этой ночью я чувствую, что мы бессмертны. Мы втроем и звездочка в моем животе.

В это воскресенье я просыпаюсь от звука голосов на улице. В солнечных лучах, что падают на паркетный пол, танцуют пылинки. Зевая, я теснее прижимаюсь к Джею, который лежит на спине и производит смешные звуки на выдохе. Он вспотел, его кожа теплая и влажная. Я прижимаюсь лицом к его груди и вдыхаю его запах. А потом мое тело замирает, потому что голоса, которые я слышала, доносятся не с улицы, а снизу. Из дома!

— Джей? — шепчу я, легонько тормоша его. — Джей! Проснись.

Он рычит и поворачивается на другую сторону. Я пытаюсь проделать то же с Беном, когда отчетливо слышу шаги. Разговор становится громче, но я не понимаю ни одного слова.

— Бен, проснись, пожалуйста. В дома кто-то есть.

Джей резко поднимается возле меня, как солдатик.

— Что произошло?

— В доме кто-то есть, — шепчу я, и как идиотка натягиваю одеяло до самого подбородка. Джей прислушивается, нахмурив лоб. Голоса затихают, смеется какая-то женщина. Подобно молнии Джей спрыгивает с кровати, и спешно кивает нам.

— Вставайте. Ну же. Одевайтесь. И лучше всего вылезти через окно.

— Что, прости? — говорю я, и таращусь на Джея.

Бен кашляет.

— Ты серьезно? — спрашивает он.

— Господи, Джей, что ты наделал? — стону я. Меня кидает в жар.

— Как я уже говорил, — слышу я мужской голос, который угрожающе приближается. Видимо, грабители — или кто бы они ни были — находятся уже на ступеньках. — Мебель вы можете оставить, если хотите. Но если хотите обставить все самостоятельно — это тоже не проблема. В течение недели дом можно полностью освободить.

У меня отвисает челюсть. Джей машет руками, одновременно ища свои трусы. Потом я слышу его сдавленный смех. Очень смешно!!!

Я растерянно остаюсь сидеть в кровати, глядя на дверь, которая может открыться в любой момент, и судорожно соображаю, какое обьяснение может помочь с тем, что Джей поступил так опромечтиво, вломившись в чужой дом. Но он не мог... Нет. Он бы такого не сделал. Или сделал?

— А это, конечно же, самая красивая комната в доме — хозяйская спальня.

Дверь распахивается. В проеме стоит маленький, круглый, наполовину лысый мужчина с огромными глазами, ошеломленная женщина с соломенными волосами, прикрывающая рот рукой, и улыбающийся мужчина в костюме, который ему великоват. Мое лицо, по ощущению, настолько горит, что его точно можно использовать вместо тостера. Но все же, когда замечаю Джея, который впопыхах пытается натянуть свои трусы, скачет на одной ноге и сверкает своим голым задом, я почти взрываюсь смехом, который прорывается во мне.

— О, Господи, — бормочет маленький, круглый мужчина, и хлопает себя по лбу. — Кто, к черту, вы такие? Что вы здесь делаете?

Джей поворачивается к нему, после того, как натянул свои шорты, и по лицу мужчины можно понять, что он узнал его.

— Это же...

— Извините! — Джей поднимает обе руки, и даже учитывая, что он стоит ко мне спиной, я уверена, что сейчас он нацепил свою сногсшибательную улыбку. Проверенный вариант, потому что выражение лица женщины смягчается.

— Мне очень жаль. Я не знал, что вы сегодня сюда прийдете.

Маклер, или кем бы он ни был другим, краснеет. Бен тихо вытаскивает свои трусы из-под одеяла, а я украдкой оглядываю комнату в поисках моей одежды. Она в ванной — доходит до меня. Так что я в заложниках в кровати.

— Как вы сюда попали? Вы взломали дверь? — маклер потеет. Джей почесывает грудь, а женщина пялится на его татуировки и пирсинг, неосознанно проводя языком по губам. Если бы ситуация не была такой постыдной, я бы рассмеялась. Но я дрожу всем телом, несмотря на теплый матрас. Под одеялом Бен кладет свою руку на мое бедро, что меня абсолютно не успокаивает.

— Прошу прощения, — маклер поворачивается к парочке и выталкивает их из комнаты. — Я вызову полицию и мы сможем это уладить. Может, будет лучше, если позже вы вернетесь, и мы проведем осмотр дома повторно? Я должен сначала... — дверь закрывается на замок за ними тремя, и слышно только тихое бормотание в коридоре.

— Проклятье, Джей! — ругаясь, я вскакиваю с кровати. Мне плевать, что я абсолютно обнаженна,а маклер может в любой момент зайти обратно. Джей поворачивается ко мне и взрывается смехом. Я тоже не могу сдержать смех, даже несмотря на то, что чертовски зла на него.

— Лучше оденься, Миа, — говорит Бен и направляет меня в ванную. — Я разберусь со всем.

— Что... — начинаю я, но понимаю, что он прав. И спешно собираю одежду с пола, полощу рот, расчесывая пальцами волосы. Хоть немного порядка. Скорее всего, остаток воскресенья я проведу в полицейском участке. Это этой мысли становится тошно. Я никогда не имела дело с полицией, по крайней мере, никогда, до знакомства с Джеем. Да даже и после.

Но с ним же... От воспоминания об одной ночи с Джеем я начинаю улыбаться своему отражению. Господи, так много времени прошло, а я до сих пор помню все до мельчайших подробностей. Как Джей обьяснял полицейским, что я всего лишь проститутка, и не имею отношения к наркотикам, которые нашли в его кармане при обыске. Что он никогда до этого меня не видел и даже не знает моего настоящего имени.

Он сказал, что меня зовут Мишель, и что у меня не все в порядке с головой. Джей говорил это настолько серьезно, что я себе чуть язык не откусила в попытке не засмеяться. Меня отпустили. Джею присудили социальные работы, которые он стойко отработал в доме престарелых, где в течение нескольких недель завоевал звание абсолютного любимчика. После он добровольно приходил туда раз в месяц, чтобы проведать своих самых любимых постояльцев. И я помню, что Джей уже тогда проделывал свои маленькие фокусы. Возможно, это уже было началом его карьеры. Кто знает, по какому пути он пошел бы, если бы этого не произошло. Иногда маленькие вещи решают, каким будет остаток нашей жизни.

Когда я открываю дверь, оба мужчины стоят одетые возле кровати, а напротив дико жестикулирующий двойник Дэнни де Вито с красным лицом перед ними. Потом дверь снова открывается, и появляются два полицейских в форме. Мне становится дурно.

Когда мы добираемся до полицейского участка, дрожь во мне все не унимается. На нас до сих пор не надели наручники, но еще этого мне и не хватало. Потеющий маклер тычет пальцем Джею в грудь. Вокруг нас собралось уже четверо полицейских. А я чувствую себя особо опасным преступником.

— Вот этому я вчера показывал обьект. Я точно помню, потому что... Да вы и сами видите. Разве он выглядит так, будто может позволить себе такой дом?

— Прошу прощения! — Джей выпрямляется в полный рост, таким образом, возвышаясь над маклером на одну голову. — Вы судите людей по внешнему виду? С вашей работой вам бы не следовало этого делать. А вдруг я просто эксцентричный миллионер?

— Ага, конечно. — Маклер фыркает и достает из кармана брюк лоскутный носовой платок, чтобы промокнуть лоб.

— Как вы вообще попали в дом? — спрашивает молодая девушка полицейский, которая с ее выкрашенными в рыжий цвет волосами выглядит как орхидея среди кактусов.

— Я оставил окно в гостевом туалете открытым, — пожав плечами, отвечает Джей.

Маклер мотает головой.

— Такого со мной еще не случалось, — говорит он. — Они там порнухой занимались, или еще чем. Кто знает.

Я краснею, а Джей улыбается так вызывающе, что даже девушка полицейский еле сдерживает свою улыбку. О, Господи, у них здесь есть мешки, которые можно было бы надеть на голову?! Один из полицейских пялится на меня так бесцеремонно, что мне становится жарко. О, небеса!

— И вы не проверили окна, прежде, чем покинули дом? — приятная девушка полицейский обращается к маклеру, нахмурив лоб.

— Почему я должен был... Знаете, что...

— Конечно, вы можете написать заявление, — спокойно обьясняет ему она. — Но я подозреваю, что и против вас будут выдвинуты обвинения за халатность. Выбор за вами.

Маклер выхватывает воздух ртом как карп.

— И это правосудие? Со мной поступили незаконно, и я же в этом виноват?

— Вы разделяете ответственность, — говорит полицейский и подмигивает Джею. Мой желудок вибрирует. Я хватаю Бена за руку и благодарна, что он оказывает мне поддержку. По сравнению со мной, он чувствует себя, как рыба в воде.

— Кстати, на моих друзьях нет никакой вины, — вмешивается Джей. — Они не виновны, потому что абсолютно ничего об этом не знали. И знаете, почему я вообще это сделал? — он обращается к карпу, покрасневшему, как помидор.

— Потому что вы ненормальный наркоман? — зло отвечает он. Его тканевый носовой платок полностью пропитан потом.

Джей тихо смеется.

— Черт, чувак. Нет. Потому что такой, как я, не несет ответственности, вот почему.

Мое сердце замирает, сжимаясь в тугой узел от его слов. Мне становится больно. Джей скрещивает руки за спиной и смотрит маклеру прямо в глаза.

— Послушайте, я готов понести наказание. Но вы имеете дело не с особо опасными преступниками, а с беременной, компьютерным задротом и смертельно больным онко-пациентом.

Я прикусываю губу, чтобы не засмеяться вслух. От Бена доносится сдавленное кудахтанье, и даже полицейские не могут сдержать улыбки.

— И это не шутка. Серьезно. Мы просто хотели почувствовать как это — жить в таком доме. Потому что мне не суждено такое пережить.

Рыжая девушка полицейский широко распахивает глаза. Ее нижняя губа подрагивает.

— Мне очень жаль, что мы доставили вам неприятности, мистер Уолкер. Я также с готовность извинюсь перед парой, которой мы помешали осмотреть дом.

— Если вы думаете, что с такой ненормальной историей сможете избежать ответственности... — маклер останавливается. Переводит взгляд с Джея на меня, и я надевая беззащитную, ранимую маску на лицо.

— Конечно, вы можете на нас заявить, имеете на это полное право, — предлагает Джей, не поддавшись провокации. — В любом случае, я скажу вам к чему это приведет. Нам присудят несколько часов социальных работ, причем я, скорее всего не буду этого делать, так как, скорее всего не доживу до конца судебного разбирательства. Что касается моей подруги... До этого времени Миа будет на поздних сроках беременности. Или даже уже родит, вы же знаете, сколько иногда требуется времени, чтобы назначить дату рассмотрения дела. Вы хотите за это отвечать? Мы ни у кого ничего не украли, никому ничего плохого не сделали. И если бы я знал, что вы и по воскресеньям работаете, я бы выбрал другой день для нашего отдыха.

— Вы видите? — маклер разворачивается к девушке полицейскому. — Ни намека на раскаяние! Он в любое время это повторит! И вы закроете на это глаза?

Двое полицейских выходят из комнаты после того, как сработала их рация. Видимо, есть дела поважнее, чем наше, что меня и успокаивает.

— Это ваше решение, но лично я не стала бы доставлять себе такого рода стресс, — говорит милая девушка в форме и улыбается мне. Я улыбаюсь в ответ, прежде чем бросить покорный взгляд на Бена.

Полчаса спустя мы свободно стоим на улице. Джей обнимает меня за талию, Бен берет мою руку.

— Видишь? Все в порядке, — говорит Джей. Я же уклоняюсь от его обьятий.

— Скажи, ты нормальный? О чем ты думал? Друг Пита? Уехал на несколько дней?

— Эй, я же не мог тебе сказать, что я просто посмотрел этот дом и незаконно вломился в него. — Джей поднимает обе руки. — Ты бы в жизни не приехала, если бы знала об этом.

— Конечно нет, придурок! — я упираю руки в бока и стою на месте. — И тебе повезло, что маклер был настолько шокирован твоим выступлением, что не подал заявление.

— Ах, я это и запланировал для подобных случаев. — Джей подмигивает, а Бен улыбается.

— А ты, — говорю я, поворачиваясь к мужу. — Ты ведешь себя так, будто все это смешно?

— Это и есть смешно, — к моему удивлению, отвечает Бен. — Серьезно, Миа. И последняя ночь была... Она того стоила.

— Вот и я о том же, — Джей с гордостью усмехается.

— И все равно я злюсь, — продолжаю я. — Как можно додуматься до такой дебильной идеи?

— Кстати, я тоже злюсь, — вмешивается Бен. — Как ты мог назвать меня задротом? Ты серьезно?!

Смеясь, Джей хлопает его по плечу, потом внезапно тянет меня в свои обьятия, что я не успела увильнуть.

— Я сделал это для тебя, Миа. Я просто хотел, чтобы ты почувствовала то, о чем мечтаешь постоянно. Я думал, что мечта станет важнее, если ты поживешь в ней хотя бы пару часов. В отличие от меня, для вашей мечты у вас есть все время мира.

Я смахиваю слезы и смотрю на него. У него глаза такие большие, будто блюдца.

— Спасибо, Джей, — шепчу я. — Это было действительно... Что-то особенное.

Рука об руку мы вместе идем к вокзалу, хихикая, как подростки. Джей переживает, что из-за задержания нам пришлось оставить бутылку хорошего вина недопитой, поэтому на обратном пути мы снова делаем покупки в Теско. Потом мы проводим вечер в нашей маленькой квартирке в Кройдоне, представляя то, как мы бы обставили дом в Ричмонде, если бы он был действительно наш. Бен планирует музыкальную комнату для себя и Джея со звукоизолирующими стенами и дверями, а сам Джей предлагает варианты использования этой комнаты, отчего я заливаюсь краской. Я перестраиваю сад в приключенческую игровую площадку с подвесной канатной дорогой, домиками на деревьях и гамаками.

Нам предельно ясно, что мы никогда не сможем себе позволить такой дом. Но просто приятно помечтать о подобном. Потому что в этих мечтах нет места болезням и горю, в них все идеально.

Доктор Морели удивленно распахивает глаза, входя в смотровую, но тут же берет себя в руки и выдавливает улыбку.

— Добрый день, миссис Паркер, мистер Паркер... и мистер..? — Она переводит взгляд от Бена к Джею и обратно, но я не в состоянии обьяснить, почему сижу обнаженная ниже пояса в гинекологическом кресле, а двое мужчин держат меня за руки. К счастью Джей достаточно крут, впрочем как обычно.

— Джей Штерн. Я близкий друг семьи, — говорит он, широко улыбаясь. У доктора Морели нет иммунитета к его обаянию, это прекрасно видно. Ее губы в форме вишни растягиваются в улыбке. — Ах. Хорошо. Это необычно, что при таких обследованиях присутствуют друзья, так что... Как вы себя чувствуете, миссис Паркер?

— Очень хорошо, спасибо, — вежливо отвечаю я, ерзае под зеленой пеленкой, которую врач положила на мои бедра. Бен сжимает мою руку.

— Я ооочень близкий друг. — Господи! Джей не может просто промолчать? Я тут же краснею и смущенно закусываю губу, когда две тоненькие бровки доктора Морели взлетают вверх.

— И это значит..? — спрашивает она.

— Я отец. — Он подмигивает моему врачу. Теперь я окончательно готова навечно исчезнуть в аппарате УЗИ.

— Джей, мы же... — шепчу я, но его глаза горят настолько невероятно гордо и счастливо, что я решаю промолчать.

— Я не совсем понимаю. — Она смотрит на Бена, с которым уже знакома, потому что он целый год сопровождал меня на курсах по планированию семьи.

— Вы же муж, верно?

Бен кивает.

— Да, я тоже отец.

— Я не хочу разрушать вашу иллюзию, но вы же понимаете, что оба не можете быть... — начинает она, но замолкает. Мотает головой.

— Простите, — говорю я. — Наверное, это немного странно, я согласна.

— Немного. — Доктор Морели снимает черные очки и садится. — Но если это делает вас счастливой... то почему нет? В любом случае, я хочу еще раз подчеркнуть, что только один из этих мужчин является отцом.

— Я знаю, — говорю поспешно. Гоосподи, она считает меня полной идиоткой? — В данный момент это не имеет значения.

— Я понимаю. Или нет, но это не мои проблемы. — Она подьезжает на стуле с колесиками к креслу, остановившись между моими ногами, и поднимает зеленую пеленку вверх. Потом наносит холодный гель на мой живот и разворачивает монитор к нам. — Давайте посмотрим, кто там у вас поселился.

Через несколько секунд на черно-белом мониторе вдруг появляется движение. Мое сердце стучит быстрее, пыльцы крепче сжимают руки Бена и Джея.

— Ах, вот он. — Голоса доктора Морели звучит довольно. — Видите? Голова, ручки, ножки... А вон там маленькая пульсирующая точка — это сердце. Оно бьется. Развитие нормальное, ребенок выглядит здоровым. И размер... да, идеально, я бы сказала. Копчико-теменной размер почти три сантиметра, как раз идеально для данной недели беременности.

Она указывает пальцем на монитор, в то время, как водит по животу трансдюсером. Слезы наворачиваются на глаза, и я закусываю губу, чтобы не разрыдаться.

— Черт, чувак, — шепчет Джей. — Это наша звездочка. Я ее вижу. — Он в неверии качает головой.

— Звездочка, возможно, не очень хорошее имя для такого плода, — вмешивается доктор Морели.

— Почему это?

— Детьми звезд называют досрочно рожденных детей, которые не выжили. — Она, насколько это возможно, говорит спокойно и уравновешенно, но все равно на моей спине выступает пот. Я сразу же сжимаюсь, не отводя взгляда от монитора и червячка на нем.

— Плевать, — считает Джей. — Нужно носить в себе еще хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду. Это было всегда моим любимым высказыванием, поэтому — звездочка.

— Ницше. — Доктор Морели улыбается. — Это Ницше, я знаю.

— Да, точно. — Джей растирает веки, потом улыбается. — Кроме того, я, так сказать, звездный человек. Поэтому подходит.

— Джей, — говорю я и сжимаю его руку. — Не надо!

— К сожалению, у меня не получится, — добавляет он.

Доктор Морели нахмуривает лоб.

— Вы хотите фотографию УЗИ? — спрашивает она меня и я киваю. Она несколько раз нажимает на кнопку, потом передает мне распечатки, на которых я, честно говоря, пока ничего не различаю, кроме черных теней и каких-то облачков. Но это не важно. — Размер говорит о том, что вы были правы насчет срока. Вы приблизительно на десятой неделе, и приблизительная дата родов восемнадцатого сентября.

— Проклятье. — Джей отпускает мою руку и смотрит на доктора Морели. — А не получится пораньше?

— Джей! — я смеюсь, несмотря на то, что его слова трогают меня до глубины моего сердца.

— К сожалению, мистер Штерн. — Доктор Морели снимает одноразовые перчатки и выбрасывает их в мусорное ведро, потом снова натягивает зеленую пеленку на мои бедра. — Это за гранью моих сил.

— Восемнадцатое сентября. Вот черт. — Джей пинает пустую пивную банку на улице. Он идет с опущенной головой, руки глубоко спрятаны в карманах джинсов, и у него самое ужасное настроение, которое я когда-либо видела. Я ускоряю шаг и беру его за руку.

— Эй! Это же не значит, что ты не додержишься до тех пор. Ты себя отлично чувствуешь, а после химии и облучения... кто знает?

Мое сердце пропускает несколько ударов. Джей не останавливается, а продолжает идти в сторону метро. Проснувшееся весеннее солнце вытащило многих людей из их домов, и некоторые девочки уже носят короткие юбки и колготки, несмотря на то, что в воздухе еще витает зима. Улица забита черными такси и красными автобусами, и их выхлопные газы впитываются в мою кожу.

— Джей?

— Все в порядке. — Он внезапно останавливается и смотрит на меня. — Я должен буду свыкнуться с этой мыслью. Я просто сейчас так чертовски зол, что...

— Кто хочет мороженого? — Бен перебивает его и указывает на крошечный Скуп филиал, расположенный напротив метро, между банком и магазином чемоданов. Я благодарно киваю.

— Лучшее мороженое Лондона, я клянусь, — говорит Бен, чтобы убедить Джея, но он упрямится и ничего не хочет. Бен покупает мне порцию шоколадного мороженого в хрустящем вафельном стаканчике, и мне кажется, что я парю на небесах.

— Как ты думал, сколько длится беременность? — спрашивает Бен, и я в растерянности от издевки в его голосе. Нахмурив лоб, я бросаю на него взгляд, но он смотрит только на Джея, который залез на огромных размеров клумбу, и сидит там, мотая ногами, пока крутит сигарету в руках.

— Мне кажется, я что-то напутал, — бормочет он и запихивает сигарету в пачку, отчего на моих губах появляется улыбка. — Я придурок.

— Да ладно. — Я лижу мороженое, цепляясь за его руку. Джей искоса смотрит на меня. Его брови взмывают вверх, глаза округляются.

— Что? — сконфуженно спрашиваю я.

— Черт, не делай этого посреди улицы, — рычит он мне на ушко. Его голос охрипший, по моей коже бегут мурашки.

— Что именно? — я до сих пор не понимаю, о чем он говорит, а он забирает у меня мороженое и пробует его. В такой непристойной манере, что даже пожилая женщина, проходящая мимо, улыбается.

— Это, — говорит он, и снова вручает мне в руки мороженое.

Я хихикаю.

— Дурак. Я всегда так ем.

— Укуси, — требует Джей и встает.

— Неа. Я хочу насладиться. Так долго, насколько возможно.

— Это всего лишь мороженое. Оно безвкусное.

— Что, прости? — это лучшее мороженое во всем Лондоне.

— Оно замороженное, а твои вкусовые рецепторы онемели от холода. Ты можешь полизать кусок картона. Или... — улыбаясь, он опускает свой взгляд, и я при этом краснею.

— Очень смешно, — рычу я. Бен берет мою свободную руку. — В конце концов, дело не только во вкусе, а и в консистенции. Это мороженое невероятно кремовое и нежное... Буквально блаженство для моего языка.

Джей закрывает глаза, стонет и останавливается.

— Лучше перестань.

— Почему? Ты хочешь наброситься на меня посреди улицы? — бормочу себе под нос. Не ожидая того, что Джей все же притянет меня в свои обьятия. Пальцы Бена соскальзывают с меня, мороженое приземляется на дорогу.

— Джей, это... — успеваю сказать я, а потом его губы обрушиваются на мой рот. Его поцелуй такой дикий, что у меня перехватывает дыхание. И между моими ногами вдруг начинает бушевать ураган. Не только потому, что его руки исследуют мою задницу, будто неизведанную страну. И все это среди незнакомых людей, которые идут со своих офисов домой и то и дело толкают нас плечами, когда проходят мимо. Я слышу смех Бена, когда мои колени становятся слабыми и я висну в руках Джея. Он толкается своими бедрами мне навстречу, прижимая меня за попу двумя руками. Я догадываюсь, как мы сейчас выглядим в середине Южного Кенсингтона посреди белого дня, но я не могу оторваться. Не хочу. Сладкая тяжесть проносится по моей крови, перехватывает дыхание и посылает табун мурашек отплясывать по моему телу. Мои руки живут сами по себе и пускаются в путешествие по Джею. Везде. Мне жарко. Весеннее солнце вдруг стало таким же сильным, как и летнее. Только спустя маленькую вечность он отпускает меня и улыбается.