Мы вдвоем и он

— Лучше, — просто говорит он и идет в сторону станции метро.

Как робкая овца я стою посреди тротуара, пялюсь ему вслед, с припухшими губами и горящими щеками.

— Все в порядке?

Бен напряжен, а когда он обнимает меня за талию, я чувствую эрекцию напротив моего бедра. Слегка пошатываясь, я следую за ним к станции метро, где внизу мы находим Джея, сидящего на лавочке. Он оперся подбородком о руку и смотрит на рельсы, в то время, как его правая нога обводит рисунок на плитке на полу.

— С тобой все в порядке? — спрашиваю я осторожно. Джей кивает.

— Да. Мне нужно это переварить, потребуется немного времени.

Я киваю, сажусь рядом и беру Джея за руку.

— - Мы справимся. Я уверена.

— Конечно, — фыркает он. У него бледное лицо, а под глазами пролегли темные круги. Медикаменты помогают при сильных болях, я это знаю, даже если он редко об этом говорит. Но постоянная усталость, которая часто вызывает сонливость даже днем, нервирует его. Больше одного раза он засыпал за столом, положив голову на руки.

И даже если он не хочет об этом разговаривать, я чувствую, как это происходит все чаще. Приступы случаются чаще.

— Мне чертовски страшно лечиться, — тихо продолжает он.

Бен садится с другой стороны и смотрит на него.

— Мы с тобой, друг. Обещаю.

— Я знаю. Становится хуже. — Джей подскакивает и начинает ходить туда-сюда по остановке. Его темная рубашка под кожаной курткой как всегда не застегнута на верхние пуговицы.

— А когда, вообще, это начинается? — Бен спрашивает меня.

— На следующей неделе начинается химиотерапия, а шестнадцатого марта облучение, — отвечаю я, потому что Джей так далеко отошел от нас, что не слышит Бена. — Я уже поговорила с Бет, и доктор Морели выпишет мне больничный. Из-за беременности. Тогда я смогу позаботиться о Джее.

Бен кивает. Он наклоняется, опирается руками о колени и мнет пальцы.

— Это будет непросто, — говорит он тихо. — Надеюсь, ты не возлагаешь больших надежд.

— Почему бы мне этого не делать? Конечно, я надеюсь, иначе не стоило бы этого начинать.

— Я просто не хочу, чтобы для тебя все стало еще хуже. Также считает и Джей. Мы позавчера об этом разговаривали, и он боится, что ты будешь сильно страдать, когда... его не станет.

Я тяжело сглатываю.

— Не волнуйтесь обо мне. Я справлюсь, — вру я. Звук в тоннеле оповещает нас, что приближается поезд в метро и мы поднимаемся.

— Джей? — зову я, потому что он находится на расстоянии около ста метров и балансирует на носочках на краю платформы. А потом наклоняется вперед, как в замедленной сьемке. Мое сердце срывается вскачь. — Джей! — без промедления я начинаю бежать. Позади себя слышу шаги Бена, тихие вздохи и крик:

— Джей, друг! Чувак! Эй!

Звук в тоннеле становится громче, наши шаги эхом отдаются от стен. Мне не хватает воздуха. Я не могу дышать.

Поток воздуха швыряет мне волосы в лицо. Джей до сих пор стоит на краю с опущенной головой, руки в карманах. Я бегу, как сумасшедшая. Глаза горят, в то время как голову заполняют дикие мысли.

— Джей! — отчаянно ору я. — Нет! Не делай этого!

Когда электричка, скрипя тормозами, подьезжает к станции, мне в лицо летит волна воздуха. Но Бен все же добирается до Джея, и тянет его за руку, сильно дернув назад. У меня кружится голова, пульс учащенно бьется, даже несмотря на то, что поезд уже проехал мимо нас и опасность миновала. Задыхаясь, я останавливаюсь и пялюсь на него широко открытыми глазами. Взяв себя в руки, Джей медленно поворачивается ко мне. Его губы бледные, глаза потемнели. А все мое тело сотрясается.

— Прости, сладкая, — шепчет он. — Я не хотел тебя пугать.

— Черт, — вырывается у меня. Потом я начинаю рыдать, зарывшись лицом в его грудь. — Ты не должен этого делать. Пожалуйста, нет.

Вообще-то период утренней тошноты должен уже закончиться, если верить моему гинекологу, поскольку я уже на четвертом месяце. Если присмотреться, то уже можно заметить небольшую выпуклость на моем животе. В любом случае, это относится только к беременным, которые не ухаживают за онкобольным, которого рвет на протяжении всего дня.

Я дышу ртом, вдыхаю и выдыхаю, в то время как прижимаю к шее Джея мокрое полотенце, не обращая внимания на звуки, которые он издает.

Мы больше никогда не говорили о происшествии в метро, которое случилось пару недель назад, хотя кажется, что прошло несколько месяцев. Но вид Джея на перроне, глубокое отчаяние в его глазах, до сих пор преследует меня в моих снах.

— Уже лучше? — спрашиваю я, помогая ему подняться. Он прополоскал рот и теперь держит голову под краном.

— Вот дерьмо, — рычит он, проводя обеими руками по лицу. — Я так и знал.

— Это пройдет, — утешаю я его и обнимаю рукой за талию. Потом веду в гостиную, где он со стоном ложится на диван. Он ужасно выглядит, но я не говорю об этом. Впервые он выглядит настолько больным, насколько является на самом деле. И меня мучает совесть, потому что это я уговорила его на лечение, но лучше я отрежу себе язык, чем признаюсь, что он был прав.

— Откуда ты знаешь? Потому что ты большой эксперт в химиотерапии, или что? У тебя так много опыта, Миа? — он вытягивает ноги и закрывает глаза. Я не злюсь, потому что понимаю. Во мне все сжимается от желания ему ответить. Осталась только серая оболочка живого Джея, которого я люблю и не знаю, вернется ли он еще. Я осторожно дотрагиваюсь до его руки и крепко сжимаю, но не получаю отклика.

— Еще долго? — спрашивает он, не открывая глаз.

Я глажу пальцем по его кольцу.

— Еще две. Это была вторая. Всего четыре. А на следующей неделе облучение.

— Сладкая, я не выдержу этого, — стонет он.

— Конечно выдержишь, сумасшедший. — Я сжимаю его руку так крепко, что он открывает глаза и смотрит на меня. Его взгляд мерцает.

— Мне так жаль, Миа. Я бы с радостью... — он морщится, вдыхает и выдыхает. — Я бы с радостью что-то сделал, но не могу пошевелиться. Я даже не могу себя...

— Все хорошо, — перебиваю я его. — Не думай об этом. Я принесу тебе чай.

Мое тело ведет себя так, будто мне восемьдесят лет, в то время как я иду на кухню, чтобы включить чайник. Тело ломит от усталости. Тяжело дыша, стою возле окна, прислонив лоб к прохладному стеклу, на секунду закрывая глаза. Потом что-то чувствую в животе. Какую-то вибрацию, как будто меня кто-то царапает. Мягкое вздрагивание. Мое сердце сжимается от радости, и я мчусь в гостиную.

— Джей!

Он устало смотрит на меня.

— Он шевелится. Я почувствовала. Он... что-то сделал.

Он сразу же поднимается и притягивает меня к себе. Я стою вплотную к дивану и кладу его руку себе на живот, и потом мы молча ждем, несколько минут, на протяжении которых смотрим друг другу в глаза. Джей концентрируется, но я больше ничего не чувствую и понимаю, что ребенок еще слишком маленький для того, чтобы Джей смог что-либо почувствовать. Но все равно мы терпеливо ждем. На кухне кипит чайник.

— Жаль, он вновь затих.

— Как это ощущалось? — с небольшим усилием, Джей тянет меня к себе на диван и я прижимаюсь к нему.

— Хмм, странно. Как будто я проглотила небольшого зверька, или что-то вроде того, — смеясь, говорю я.

— Ты смешная, сокровище.

— Я знаю. — Кладу голову ему на грудь и провожу пальцами по звездопаду, вытатуированному на его предплечье. — Я все равно хочу, чтобы ты называл его Звездочкой. Плевать, что думает по этому поводу доктор Морели. Мне нравится твое «Звездочка».

— Я бы все равно так говорил. Ты же знаешь, что мне все равно. — Он подмигивает мне и пытается улыбнуться, но я вижу, насколько тяжело ему это дается. Выражение его лица очень напряженное.

— Черт, твой чай, — вскрикиваю я и поднимаюсь. — Прости, сейчас будет.

— Миа...

Я приостанавливаюсь у двери, медленно поворачиваясь к нему.

— Ты не обязана этого делать. Я ненавижу быть больным. И ненавижу то, что ты должна заботиться обо мне.

— Знаю. И знаешь что? Мне все равно. — Улыбаясь, я иду на кухню и делаю ему чай из сухих цветов ромашки.

Когда вечером Бен возвращается с работы, он находит нас спящих на кровати. Он ведет себя тихо, но я все равно просыпаюсь и, зевая, тру глаза.

— Который час? — шепчу я, чтобы не разбудить Джея. Сейчас он спит до четырнадцати часов в день, как младенец.

— Семь, — шепчет он в ответ и кивком зовет меня на кухню. Я тихо закрываю за собой дверь в гостиную и потягиваюсь.

— Мне жаль, что я уснула, — обьясняю я без необходимости. Между бровями Бена образуется глубокая морщина.

— Мне приготовить для тебя что-нибудь? Я бы что-то сделала, но мы...

— Все в порядке. — Бен снимает кроссовки и берет холодную банку пива с холодильника. — Как он?

— Не очень. Много спит и его тошнило сегодня несколько раз.

Я сажусь на стул и поджимаю под себя ноги.

— Все в порядке? Ты выглядишь... злым? — осторожно спрашиваю я.

Бен мотает головой. Слышится шипение, когда он открывает пиво.

— А что тогда? — продолжаю допытываться я. Господи, я достаточно его знаю, чтобы понять, что его что-то тревожит. Но что?

— Спасибо, что спрашиваешь, как прошел мой день. Или неделя. Как дела в офисе, чем занята Бет или другие коллеги... — Бен делает еще один глоток и стоит, оперевшись о столешницу. Мне становится жарко.

— Прости, но у меня здесь немного другие переживания. Ты не понимаешь?

— Нет. Конечно. Я понимаю. — Бен делает еще один глоток. Он водит пальцем по кругу банки.

— Бен, серьезно... Джей себя действительно плохо чувствует и нуждается во мне. Кроме того, сегодня ребенок первый раз пошевелился. — Я указываю на мой живот, чтобы его отвлечь, но ничего не получается.

— Спасибо за информацию. — Он открывает холодильник, видимо в поисках чего-то сьедобного. А во мне разгорается ярость.

— Радует, что тебе это интересно, — шиплю я. — И прости, пожалуйста, что в данный момент я не могу играть роль послушной женушки, которая приносит своему мужу тапочки и накрывает на стол, когда он уставший возвращается домой после тяжелого рабочего дня.

С грохотом Бен закрывает дверцу холодильника и разворачивается ко мне.

— Значит, так ты думаешь, да? Что это моя проблема? Мы почти семь лет вместе и ты серьезно думаешь, что я хотел бы себе такую женушку?

— Да. — Я встаю, скрещивая руки на груди. — Именно так я и думаю, потому что ты ведешь себя так. В чем твоя проблема?

— Моя проблема... — он подходит ближе и останавливается передо мной. Его левый глаз заметно подергивается. — Ты моя проблема, Миа. Ты и твоя бесконечная любовь к Джею. И, черт побери, я все еще здесь. Но, видимо, это уже не имеет значения.

Я хватаю ртом воздух.

— Что ты имеешь в виду?

— Ах, забудь. — Он вылетает из кухни, громко хлопнув дверью за собой. Она сразу же открывается вновь, и я вижу заспанного Джея, который заходит на кухню.

— Что происходит, сладкая?

— Ничего, — отмахиваюсь я. — У Бена был трудный день на работе. Поэтому его настроение... — Входная дверь с шумом закрывается, и я вздрагиваю.

Джей кусает губы.

— Мне лучше исчезнуть.

— Что? Нет, ни в коем случае. Ты с ума сошел? В твоем состоянии... Кто-то должен о тебе позаботиться. Иди снова на диван, я сделаю тебе еще чай. — Я кладу ему руку на предплечье, но он отстраняется. Мотая головой.

— Этого не должно было случиться, — бормочет он так тихо, что я едва его расслышала. Меня опаляет жаром, пульс начинает бешено колотиться.

— Джей, не волнуйся о Бене. У него такое бывает. Он успокоится.

— Нет. Этого не должно было случиться.

В растерянности я остаюсь стоять на кухне и смотрю, как Джей исчезает в спальне. Сразу после этого я слышу характерные звуки, доносящиеся из ванной, но не иду к нему. У меня кружится голова, мне необходимо присесть. Зарывшись лицом в руки, сижу здесь, будто маленькую вечность, не в состоянии разобраться с мыслями. Только после того, как хлопает входная дверь, я спешу в коридор. Ключ от Харлея до сих пор лежит на комоде, что меня успокаивает. В таком состоянии ему не следует ездить на мотоцикле. Но после того как я вижу, что из спальни пропала большая синяя дорожная сумка, мою грудь резко сжимают тиски.

Даже Бет не может меня успокоить, несмотря на то, что считает, что мужчины уходят на дистанцию, когда им становится неудобно. Сейчас середина ночи и ни один из двух не вернулся и не отвечает на звонок мобильного. Я беспокойно хожу туда-сюда по гостиной с телефоном в руке.

Только в половине второго я слышу, как проворачивается ключ в двери, и спешу в коридор в одних только носках.

— Проклятье, где ты был? — ругаюсь я на своего мужа, который в стельку пьяный, прислоняется плечом к дверному косяку, после того, как зашел внутрь. Этот вопрос можно было и не задавать, но я так зла, что мне ничего другого не приходит на ум. Бен пожимает плечами и, ничего не говоря, проходит мимо меня в ванную. Его взгляд мрачен. Я слышу, как он справляет нужду, и жду за закрытой дверью. Венка на моей шее пульсирует.

— Где, к черту, ты был? — повторяю я. Он подходит к кровати и ложится. Потом закрывает глаза, как будто собирается спать. Я закипаю. — Бен! Это что за дерьмо?

— Я тоже болен, не только Джей, — бормочет он и натягивает одеяло до подбородка. — Болен от любви.

Вздохнув, я сажусь на край кровати и кладу руку на его обнаженное предплечье. Он пахнет пивом и сигаретами, а также чужими духами.

— Давай же. Ты ведь знаешь, что сейчас происходит. Ты думаешь, мне легко его таким видеть? Это разрывает мне сердце каждый проклятый день. Но я хочу быть рядом с ним и для него. Он... Это не продлится долго.

— К счастью, — рычит Бен, и меня пронзает острым осколком.

— Ты действительно так думаешь? Ты радуешься, что он умрет? Я думала, ты...

Он садится на кровати, оперевшись о подголовник, и открывает глаза.

— Я проверился, Миа.

Мой пульс учащается.

— Что? Почему?

— Потому что я... Не знаю. Я просто хотел знать. Я абсолютно здоров и нормальный. Я и мои убийственные сперматозоиды.

Даже если сейчас не до этого, я не могу подавить улыбку.

— И...?

— Это может быть и мой ребенок. — Бен указывает на мой живот. Его глаза стеклянные, язык заплетается.

— Конечно. И, скорее всего, он твой, потому что... потому что. — Я не знаю, что сказать.

— Я просто хотел знать. Джея скоро не станет, но я все еще здесь. Что будет потом? С нами?

— А что должно случиться? — спрашиваю я и переплетаю наши пальцы. Наши обручальные кольца тихо стучат друг о друга. — Будет все точно так же, как и раньше.

— Нет, не будет, Миа. — Он закрывает глаза и снова падает на кровать. А я встаю, чтобы пойти в ванную.

— Мне так жаль, мечта моя, — слышу я. — Я не хотел этого. Честно. Но я не мог по-другому. Не сегодня.

Замерев, я останавливаюсь в дверях, крепко ухватившись за косяки, не оборачиваясь.

— Что ты сделал, Бен? — ледяным тоном спрашиваю я. Мое сердце будто пробивает грудную клетку.

— Это ничего не значило. Клянусь. Это был просто... секс. И не очень хороший.

Уже два дня я не проронила ни слова. Даже сегодня, в воскресенье, я молча сижу за обеденным столом и просматриваю газету, как будто моя жизнь зависит от новостей. Я просто не знаю, что сказать, и Бену достаточно стыдно, чтобы оставить меня в покое. Он даже спит на диване. И все равно мне душно в нашей квартире.

— Джей не обьявляется. Он в Хакни у Пита, который ухаживает за ним. — Это меня успокаивает, но я все равно скучаю по нему. По нему и... моему мужу, который несколько дней только физически присутствует. Но когда я смотрю на него, во мне просыпается такая злость, что становится страшно. Поэтому я пытаюсь, насколько возможно, не пересекаться с ним.

— Мы можем сейчас прекратить? — Бен так сильно разбивает яйцо, что я подпрыгиваю.

— Что ты имеешь в виду?

— Молчание и обиды.

— Ты трахался с другой женщиной, Бен, — говорю я и медленно опускаю газету. — Ты думаешь, я могу это просто так забыть и жить дальше, как прежде?

— Уже несколько месяцев ты трахаешься с другим мужиком, даже в моем присутствии, и беременна от... одному Богу известно от кого. — На его лбу проявляется множество морщин. Во мне растет ярость, но я даю ему высказаться, даже если это тяжело. — Ты обо мне забыла, потому что заботишься только о Джее. Возможно, ты задумаешься об этом.

— Если это была плохая попытка сравнить себя с Джеем, у тебя не получилось, — отвечаю я.

Бен сощуривает глаза.

— Это не так, Миа. И ты прекрасно об этом знаешь.

— Зачем тогда ты это сделал? Именно это! — я поднимаю обе руки, но они сразу же опускаются. — Как будто все уже итак было не достаточно плохо.

— Просто так получилось, — бормочет он и смотрит на вареное яйцо. Сырой желток выливается, подобно крови.

— Ты понимаешь, что с Джеем было по-другому? Ты был согласен на это.

— О первом разе я не знал. Так что, можно сказать, мы квиты.

— Квиты? — я встаю и бросаю на него взгляд. — Ты так все это видишь? Это твое понимание справедливости? Как ты мне, так я тебе? Глаз за глаз, зуб за...

- Эй! — Бен качает головой. — Ты уверена, что вправе упрекать меня в чем-то? Серьезно?

Я прикусываю губу и задерживаю взгляд на окне. Мое сердце ощущается так, будто его кто-то сжимает в железном кулаке. Дышать становится тяжелее. Все, что у меня было, было таким прочным, а сейчас моя жизнь превратилась в американские горки. Проблема в том, что за рулем поезда нахожусь я, только, к сожалению, не имею понятия, куда еду.

— Ты знаешь, как Джей тогда поступил со мной. — Я стою за стулом, оперевшись на спинку. — Ты был рядом. Ты можешь представить, как я себя сейчас чувствую, потому что ты поступаешь точно так же, как он? — мои глаза начинают печь слезы.

— Я не делаю так, как он, надеюсь, ты это понимаешь. В баре было... Я поступил дерьмово. Согласен. Я сразу же об этом пожалел и ни секунды не наслаждался этим. Это произошло в туалете, и...

Я поднимаю руки.

— Прекрати, Бен. Я не хочу этого слышать.

— Проклятье, Миа. — Он ударяет рукой по поверхности стола и вареное яйцо выпрыгивает из подставки. Я вся сжимаюсь.

— Мне жаль, я извинился и хотел бы забыть об этом. Обо всем. Как можно быстрее. Но я чувствую себя… Я не знаю. Забытым. Нелюбимым. Невидимым.

— Бен! — Со слезами на глазах я подхожу к нему сзади и обнимаю. Прижимаюсь лицом в его шею и осторожно целую. — Я понимаю тебя. И больше не злюсь. Совсем немного.

— Нет, ты злишься, — шепчет он. — И имеешь на это право столько, сколько потребуется. Но я хочу, чтобы ты меня когда-нибудь простила и мы продолжили так жить, как до Джея. Даже лучше.

— Лучше? — я поднимаю голову.

— Я люблю тебя, мечта моя. — Бен разворачивается на стуле и смотрит мне в глаза. — Я люблю тебя больше всего. И чертовски боюсь тебя потерять.

Бросаю быстрый взгляд на мой живот.

— Это же не только из-за Джея, верно? Ты боишься из-за... Ты боишься появления ребенка?

— Что? — Бен оторопело смотрит на меня.

— Ну... Когда ребенок родится, у меня также будет мало времени для тебя. И я знаю, что твоя мать винит тебя в своем неудачном браке. Ты боишься, что мы с нашим ребенком закончим так же, как и твои родители?

Бен усаживает меня на свои колени. Я кладу мои руки на его плечи и смотрю на него. Мое сердце трепещет.

— Возможно, — тихо отвечает он. — Немного.

— Этого не случится, Бен. Потому что мы не твои родители. Мы — это мы, мы другие. Ладно? — я глажу его по щеке. От мысли о том, что несколько дней назад он спал с другой невероятно больно, но понимаю, что действительно не имею права его в чем-то упрекать. Возможно, это и есть справедливость, кто знает. Я должна это преодолеть. Когда-нибудь. Как-нибудь…

— Я люблю тебя, — шепчу ему на ухо. — Я безумно зла на тебя за то, что ты сделал. Но я знаю, что прощу тебя.

— Мне так жаль, мечта моя, — шепчет он в ответ. — Я бы хотел повернуть время вспять.

Я чувствую его губы на моей шее. Его колючий подбородок трется о мою щеку. Его дыхание на моей шее. Я вдыхаю знакомый запах, который за последние недели почти забылся, и мне становится стыдно.

— Мне тоже жаль, что я воспринимала тебя как само собой разумеещееся. Я должна была быть больше с тобой. Мне казалось, я тебе больше не нужна, — тихо говорю я.

— Нет, это не твоя вина. Я сам отстранился, злился, расстраивался, разочаровывался и... ах, проклятье. — Маленькая слезинка скатывается из уголка его глаза. — И я так нуждаюсь в тебе, Миа. Ты — вся моя жизнь.

— Наверное, мы это заслужили. Оба, — говорю я.

А потом мы занимаемся любовью. На твердом полу маленькой кухни. Потея, скользя и шумно, не так, как обычно. Потому что нам обоим в данный момент это необходимо, и потому что мы, в виде исключения, находимся одни. Джея даже в мыслях с нами нет, наверное, впервые за последние месяцы. Мы любим друг друга со всей злостью, разочарованием и всеми травмами, которые принесла нам жизнь.

Я пытаюсь избежать картинки Бена с другой женщиной в грязном туалете бара, но не получается. Впервые я понимаю, что чувствует Бен, когда видит меня вместе с Джеем. Но это только предположение, как беззвучный шорох из ниоткуда, который я не могу разобрать. И во мне зарождается страх. Страх от того, что это может быть началом конца...

Джей возвращается через неделю, практически перед облучением. Переубедить Джея вернуться мне стоило многих звонков по скайпу, а сейчас он ведет себя так, будто ничего не произошло. Мне легче от того, что ему лучше. Намного лучше, чем на прошлой неделе, после второй химиотерапии. Он действительно выглядит бодро, атмосфера смерти, которая еще на прошлой неделе витала вокруг него, исчезла. Я заказываю пиццу, в то время как мужчины сидят в гостиной и обсуждают игру.

— Я серьезно, — говорит Бен, когда я захожу в комнату.

— Что серьезно? — уточняю я.

— Твой муж хочет, чтобы я переехал к вам.

Мое сердце бьется быстрее.

— Ты серьезно? — я, как идиотка, повторяю вопрос Джея.

Бен смеется.

— Вы действительно одинаковые, вы оба. Конечно, я серьезно. Это все равно так — фактически Джей живет на наши деньги. Без проблем, приятель, понятно, что ты не можешь работать в таком состоянии. — Бен поднимает руку, чтобы не дать Джею вставить хоть слово. — Но сьем квартиры в Хакни ты можешь сэкономить. Это лишнее. Ты все равно в основном здесь.

Джей качает головой.

— Я не буду этого делать.

— Почему нет? Много вещей у тебя нет, мы их где-то здесь поместим. Верно? — я смотрю на Бена, который кивает в ответ.

— Подумай об этом, Джей.

— Я не могу Пита оставить одного, — неожиданно говорит Джей. — Он совершенно одинок без меня. У него нет ни одного друга.

— Оу. — Мои брови взлетают вверх. — Я бы и не подумала.

— Он просто много работает. И не слушает меня. — Джей пожимает плечами. — Я должен периодически быть с ним. Кроме того, у меня есть еще друзья, с которыми мне нужно провести время.

— Джей... — я беру его за руку. Меня беспокоит, что он в этой ситуации еще и думает о друзьях. — Сейчас ты должен думать о себе, а не о своих друзьях.

— Ты с ума сошла? — Джей смотрит на меня. На его подбородке отчетливо проглядывает щетина.

— Мы можем все вместе встретиться с твоими друзьями, — предлагаю я. — Некоторых я даже знаю.

— Не очень хорошая идея, — бормочет он, и мне становится жарко.

Бен смеется и подозрительно говорит.

— Возможно, остальные его друзья блондинки с большими сиськами.

Его слова бьют по мне, как пощечина, но я не показываю этого, пытаясь засмеяться. Джей качает головой, но улыбается.

— Ты планируешь так делать до конца терапии? — я спрашиваю Джея. — Каждый раз периодически исчезать на неделю?

— Пока будет хреново — да.

— Это же глупо! — морщу нос. — Ты думаешь, я не справлюсь?

Бен откидывается на диване и скрещивает руки на груди. Бросаю короткий взгляд на него, но не вижу никакой реакции.

— Ты беременна. У тебя есть муж, работа, квартира и все остальное. Зачем тебе сдалось больное убожество?

— Ты не больное убожество? — возражаю я. — Джей, это я уговорила тебя на лечение, и меня чертовски мучает совесть, что ты так плохо себя чувствуешь.

— В данный момент мне нормально. — Он криво улыбается. — Честно. Сегодня даже супер.

— Да, но следующий цикл скоро начнется и ты знаешь, что тогда произойдет. Я хочу быть рядом с тобой. Заботиться о тебе. Все в порядке, правда.

Я осторожно смотрю на Бена и вздыхаю с облегчением, когда вижу, как он улыбается.

— Чувак, послушай. Никто не знает, сколько времени тебе еще осталось. Поэтому нужно пользоваться тем, что есть. И как можно больше.

— Но не так. — Джей закусывает губу, отворачиваясь к окну. — Я не этого хотел, Миа. Я не хотел быть нагрузкой. Я думал, что если буду принимать некоторые лекарства, все будет хорошо. Доктор в Вегасе мне сказал прожить последний год на полную катушку. В прямом смысле этого слова.

Я вздрагиваю и тяжело сглатываю.

— Я думала, у нас одинаковый настрой. Я имею в виду лечение.

— А кто знает, что оно даст? Кроме рвоты и всего этого... — Он запускает руку в волосы и тянет, и прежде, чем я могу его остановить, он вытаскивает пучок черных волос. Его губы плотнее сжимаются. — Вот, пожалуйста. Маленькое напоминание хорошего, старого Джея.

— Ох, проклятье. Ты такой дурак. — Я выбиваю волосы из его руки и они рассыпаются по полу. В моем горле образуется огромный ком, когда дверной звонок сообщает о прибытии ужина. Бен забирает пиццу, в то время, как я, онемев, сижу возле Джея, не отрывая взгляда от его черных волос.

Мы едим пиццу руками прямо из коробки и смотрим Донни Дарко, возможно в двадцатый раз. Джей и Бен пьют пиво из банок, а я мультивитаминный сок, который принес Джей.

Сразу после еды Джей надолго исчезает в ванной, запретив мне пойти за ним, так что я сижу на месте и грызу ногти. Бен кладет руку мне на плечо.

— Все хорошо? — тихо спрашивает он.

— Нормально. Он что-то скрывает от нас?

Бен кивает.

— Боюсь, что да. Ты видела, как он ходит? Как-то так...

— Да, точно! Возможно он...

— Ладно, вы меня подловили. Я хожу как пьяный моряк. И? — Джей стоит у двери, опираясь на стену.

— Прости, мы не хотели о тебе сплетничать, — говорю я. — Что происходит, Джей? Если тебе становится хуже, ты должен нам сказать.

— О чем? — Джей пожимает плечами, потом подходит и садится на диван между мной и Беном. — Врач говорит, что все в порядке. Просто проблемы с равновесием. И со зрением. Что-то вроде того.

— Ты был у врача? Добровольно? Сам? — я бросаю взгляд на Бена. Джей же ухмыляется.

— Доза медикаментов была повышена. На последней неделе было два эпилептических припадка.

— Дерьмо, Джей. И ты был один в Хакни? Ты не можешь так поступать, это опасно!

— Все в порядке, сокровище. Я в форме. Мне доказать? — прежде, чем я это поняла, он расстегнул мой лифчик. Одной рукой. Через свитер. Я оторопело смотрю на него, когда моя грудь вдруг становится свободной, и Бен смеется.

— Чувак, ты обязательно должен меня этому научить.

— О, Господи, — рычу я, пытаясь снова застегнуть бюстгальтер, что у меня не получается. — Еще этого мне не хватало.

— Иди сюда, я покажу тебе кое-что другое. — Джей встает и зовет меня к себе. — Сядь на кресло, сладкая. — Он роется в кармане штанов.

Вздохнув, я подчиняюсь.

— И дальше?

— Дальше ты будешь держать свой ротик закрытым. — Джей целует меня, будто хочет запечатать мои губы.

— Я не позволю тебе себя загипнотизировать, — предупреждаю я. — Даже не пытайся.

— Не бойся, я и не думал. А ты... — он поворачивается к Бену. — Оставайся сидеть на диване. Именно на этом расстоянии. Я буду стоять у двери и докажу, насколько глубоко вы между собой связаны. Насколько велика ваша любовь. Чтобы ни один из вас не сомневался в этом, независимо от того, какое дерьмо может сделать другой.

Я крепко сжимаю глаза.

— Бен рассказал тебе, что он...

— Проклятье, чувак, как заставить эту женщину замолчать? — спрашивает он Бена, и они оба смеются. Я скрещиваю руки на груди.

— Закрой глаза, Миа. Крепко. Не подглядывай, иначе ничего не получится.

Неохотно я подчиняюсь.

— И ты тоже, Бен. Крепко закрой глаза. Если вы будете подглядывать, вы перехитрите только самих себя, так что оставьте это. Ладно?

Я послушно киваю, сдерживая улыбку. Потом Джей начинает, а я сразу понимаю, что уже видела этот фокус в его исполнении. Воспоминание вызывает дрожь по всему телу.

— Бен, я хочу, чтобы ты себя где-нибудь потрогал. Где хочешь. Рукой.

Я не смотрю и ничего не слышу, но уверена, что мой муж сейчас улыбается.

— Миа, сконцентрируйся. Держи глаза крепко закрытыми. Бен, повтори свое движение и усердно думай о Миа. Только о Миа, ни о ком другом. Мысленно представь, как ты именно ее там касаешься, где сейчас трогаешь себя.

Небольшая пауза, волосы на моем затылке поднимаются, а потом... я чувствую, как кто-то касается до моего носа. Но этого не может быть, или может? Джей до сих пор стоит у двери, это я слышу по его голосу. А Бен... сидит на диване? Или эти двое хотят меня разыграть? Желание подсмотреть растет, но я сдерживаюсь. Ради Джея.

— Миа, возможно ты только что почувствовала касание? — тихо спрашивает Джей. Я киваю.

— Где именно? — Я указываю на нос, и Джей смеется. — Скажи это вслух, пожалуйста, чтобы Бен тоже услышал.

— На носу?

— Что? Эй! — только из-за уверенности, что Бен открыл глаза, я тоже приоткрываю глаза.

— Чувак, этого не может быть. Я ее не трогал.

— Я тоже нет. — Джей поднимает обе руки и показывает нам ладони. — Вы бы услышали, если бы я отошел от двери.

Верно, потому что пол скрипит при каждом шаге. Мое сердцебиение ускоряется.

— Еще раз! — как ребенок пищу я, а Джей улыбается.

— Конечно. Значит так, закрыли глаза. И не подглядывать. — Я прикрываю веки.

— Теперь твоя очередь, Миа. Пожалуйста, потрогай себя. Где-нибудь, где ты сейчас хочешь потрогать Бена. Четко представь себе это, не думай ни о чем другом. Думай только о себе и Бене, своих руках, его коже...

Я осторожно глажу свою щеку. Один раз, второй.

— Бен? Ты почувствовал это?

— Кто-то погладил мою щеку, — говорит Бен, и в этот раз я — тот челоевек, что сидит с широко открытыми глазами.

— Джей, ты должен мне рассказать как действует этот фокус! — говорю я, пытаясь подавить чувство, которое поднимается у меня в животе. Джей подходит ко мне и становится на колени перед креслом, берет мои руки в свои. Его взгляд такой мягкий, такой нежный, что на мои глаза наворачиваются слезы.

— Это не фокус, сокровище, — шепчет он. — Вы — это фокус. Ваша любовь делает это возможным. Вы не должны об этом забывать, пообещай мне это. Никогда не забывайте о том, как сильно вы друг друга любите. Как много значите друг для друга. Никогда не смотрите друг на друга, как на само собой разумеещееся, а только так, как в первый раз, и постоянно говорите об этом. Всегда.

Я вытираю слезу со щеки, когда подходит Бен и обнимает нас. Мы прижимаем головы друг к другу, и несколько секунд не слышно ничего, кроме нашего дыхания.

— Я обещаю, — бормочу я.

— Проклятье, я так буду по вам скучать, — говорит Джей. А из моих глаз еще большим потоком льются слезы, и страдальческий стон рвется наружу.

— Как минимум, я буду скучать по вам, как по солнцу, дождю, по этому сумасшедшему, прекрасному городу. По пиву в банках, музыке, косяках, красной краске, твоим светлым волосам. Твоим пальцам на мне, твоим губам...

— Джей, — всхлипываю я.

— Чертовски жаль, что нельзя это взять с собой, — шепчет он. — Иначе я бы прихватил вас с собой.

Я прижимаю руку к животу и пытаюсь успокоиться, но не получается.

— Возможно там наверху тебе будет намного лучше, — тихо говорит Бен. — Ты знаешь ту историю про семьдесят две девственницы в раю для мусульман?

— Ты хочешь сказать, чтобы я срочно нужно сменить веру? Я не могу отказать семидесяти двум девственницам. Это даже круче, чем стать ангелочком с арфой, — говорит Джей.

Даже сквозь слезы я начинаю смеяться, и вытираю слезы со щек.

— Ты точно не станешь ангелом с арфой. Ты станешь сумасшедшим сияющим звездопадом, — говорю я, беру его лицо в руки и целую.

— Это звучит заманчиво, — бормочет он у моих губ, потом тянет к себе на пол. — И прежде, чем я упаду кому-нибудь на голову, ты можешь что-нибудь загадать, сладкая.

— Черт, как же я рада, что ты нашла для меня время. — Бет обнимает меня. Она бледна, а мне чертовски стыдно, что я совсем забыла о ней. Нужно что-то менять. Обязательно. Если бы только не чувство, как будто все меняется вне моих планов, моего мира.

— Что делает ребенок? Как он выглядит?

— Сейчас. — Я достаю из сумки последний снимок УЗИ и протягиваю ей. Гордость, которую при этом чувствую, вызывает улыбку. Я не могу вспомнить, когда я вообще была так горда собой. Наверное, такого не было даже после выпуска с университета.

— Очень, очень мило, — произносит Бет и смеется. — Она очень похожа на тебя. Вероятно, будет такая же красавица, как и ты.

— Она? — нахмурив лоб, я забираю снимок и рассматриваю его. — Ты знаешь больше, чем доктор Морели.

— Я просто знаю. По тебе вижу. Кроме того, я хочу себе девочку, чтобы купить ей тонны розовых, блестящих одежек.

Я закатываю глаза.

— О, пожалуйста, пощади меня.

— Девочкам нужны блестяшки. Иначе жизнь будет серой. Кроме того, мы все принцессы, и должны получать соответствующую заботу, — говорит Бет и протягивает мне меню, но у меня совсем нет аппетита, и я отмахиваюсь.

— Как дела у Джея? — осторожно уточняет она.

— Не очень. Он сейчас на облучении, я забираю его позже, — говорю я и оглядываюсь на часы. Еще четыре часа. Этот день будет самым длинным в моей жизни, я в этом уверена.

— А как у тебя дела? Как в офисе?

Бет ковыряется в салате.

— Том больше со мной не разговаривает. Тебя нет. Дерек раздражает. Сплошной ад. — Бет вздыхает. — Мне кажется, мне стоит уволиться до того, как меня выбросят.

— Что? Нет! — я в ужасе ставлю стакан с водой на стол. — Ты не можешь со мной так поступить!

— Ах, милая. — Бет морщится. — Ты же больше там не работаешь. Ты ведь не думаешь, что после рождения этой маленькой мышки ты снова вернешься? Ты станешь такой матерью, что отправишь своего мужа работать и станешь изумительной домохозяйкой. Спорим?

— Вот скажешь тоже... — фыркаю я. — За кого ты меня принимаешь?

— За женщину. Нормальную. — Она пожимает плечами и улыбается. — Это же нормально. Я тоже так сделаю, если... ну ты понимаешь.

— Ты ведь больше не влюблена в Тома, верно?

Ее большие глаза наполняются слезами. Она тяжело сглатывает.

— Я не знаю, возможно ли подобное.

— Ах, Бет... — Я беру ее за руку. — Ты должна почаще выбираться из дома. Знакомиться с людьми. Другими мужчинами. Тогда он быстро исчезнет из твоего сердца.

Она мотает головой.

— Нет, не исчезнет. Я совершенно не готова открыться кому-нибудь другому. Вообще-то ты должна это понимать.

Я закусываю губу.

— Немного. Я еще помню, как это было тогда с Джеем. Я была так несчастна, что хотела умереть. Должен был настать конец света и забрать меня с собой. Но тогда был Бен. Мой лучший друг. Он был таким терпеливым, был всегда рядом. И в один день утром я проснулась и уже думала не о Джее, а о нем. О его улыбке, о его светлых взьерошенных волосах. О его прекрасном носе. О подбородке. О его руках и длинных тонких пальцах, которые я вдруг захотела поцеловать и почувствовать на моем теле. Я думала о том ощущении уверенности и защищенности, что чувствовала в его руках. И тогда я поняла, что справилась. Я избавилась от демона Джея, и в моем сердце оказалось неизмеримо много места для Бена. И так же будет с тобой, Бет. Даже если сейчас ты в это не веришь.

— Я верю, — шепчет она. Ее глаза блестят. — И то, что ты снова этого демона впустила в свое сердце, делает тебя великой, Миа.

— В данный момент я чувствую себя незначительной, — признаюсь я, сглатывая. — Потому что знаю, что сейчас сама себе рву сердце.

— Но у тебя есть Бен. И скоро будет ребенок. Воспоминания о Джее и время, проведенное с ним, никто не сможет этого у тебя отнять. Вы создали свой мир.

— Да, это так. — Я соскабливаю засохший воск со свечи.

- Что он тогда сделал? Джей, я имею в виду. Что вы... Почему вы расстались?

Я позволяю воспоминаниям вернуться. Впервые за многие годы. И удивляюсь насколько свежо они чувствуются, но уже не больно. Потому что знаю, что это никогда ничего не значило.

- Мы были вместе два года. Представь себе, это были самые дикие и сумасшедшие годы в моей жизни.

- О, да. - Бет вздыхает и кладет подбородок на свою руку, не отрывая от меня взгляда.

- Это было так... Как ураган. Он пронесся сквозь меня, не останавливаясь. Я никогда такого не чувствовала и никогда не слышала от других. Он был таким неудержимым в своей любви, как ребенок. На протяжении всех двух лет. Я никогда не чувствовала себя такой любимой, даже моими родителями. Я была зависима. Каждый раз, когда он был рядом, я чувствовала себя идеальной. Когда он был рядом, было такое ощущение, что он хочет пробраться внутрь. А потом, со временем, я поняла, что была не единственной, кого он любит.

- Вот черт. - Бет кусает губы.

- Совершенно не единственная. Я до такой степени ему доверяла, что каждый раз, когда он говорил, что ничего не было, я верила. Не было никого другого. Что он любит только меня, а остальное всего лишь секс.

Я тяжело сглатываю.

- А потом была ночь... Была вечеринка у его друга, я уже не помню у кого именно. У него было так много друзей. Каждый хотел часть Джея. - Я тихо смеюсь от воспоминания. - Он вдруг исчез. Бен там тоже был, я помню это. Я привела его с собой, мы уже тогда дружили и он ни с кем не встречался, у него еще тогда было мало знакомых. Ты его знаешь.

- Ну да. Наш большой, одинокий волк. - Бет мне подмигивает, а потом становится серьезной. - И потом?

- Я искала его, везде в дома. Это был огромный дом, где-то в Хампстеде, кажется. Но он исчез, как сквозь землю провалился. Я была в бешенстве, потому что кроме него и Бена никого там не знала, и из-за простуды не могла ничего пить. Кроме того, я хотела домой.

- Господи, я представляю... - Бет закусывает губу.

- Ну да. Конечно же, я его нашла. Поблизости была автобусная остановка, а рядом банк, вот там я его и обнаружила. С... какой-то шлюшкой. - Воспоминания уже расплывчатые, и больше не жалят. Я вздрагиваю. В недоумении, что что-то, что на протяжении многих лет преследовало меня, такое мощное и сокрушительное, вдруг стало таким ничтожным.

- Дерьмо, это действительно хреново, - тихо говорит Бет.

- Все в порядке, - пожав плечами, говорю я. - Это никогда ничего не значило. Это был просто секс.

- Эй. - Он сидит на кушетке, обтянутой дермантином, за ним стоит устрашающе выглядящий штатив, в котором была закреплена его голова, и улыбается. От его вида мой желудок стягивает в узел. Он бледный и... больше без волос. Форма его черепа угнетает меня, как и блестящая кожа головы

- Черт, Джей... - я закрываю рот рукой.

- Доктор думает, что так лучше для точности. Кроме того, они все равно бы скоро выпали. - Дже проводит по лысой голове. Я вижу, как он вздрагивает, но потом заставляет себя улыбнуться, и хлопает рукой по кушетке. Он уже надел свои украшения, на нем, как обычно, не до конца застегнутая рубашка и темные джинсы.

- Как ты себя чувствуешь? - тихо спрашиваю я, прежде чем сажусь рядом и беру его за руку.

- Я бы сказал нормально. Это не была прогулка у моря, но было терпимо. Честно. Как я выгляжу?

- Шикарно, - смеясь, отвечаю я, и нерешительно глажу его по гладкой коже. - Неотразимо сексуальный с лысиной. Никогда бы не подумала.

Его лицо загорается.

- Правда? Как Брюс Уиллис в "Крепком орешке"? Так круто?

- Так же круто, - подтверждаю я и осторожно целую его. Его губы теплые и мягкие, как обычно, и я успокаиваюсь. Такое ощущение, что лучи вырвутся из его головы и попадут в меня, но это бред, конечно же

- Так же круто, но намного красивее, - шепчу я.

Он берет мою руку и кладет себе на щеку. Молча мы смотрим друг другу в глаза, в комнате, которая напоминает мне сцену из научно-фантастического фильма.

- Когда ты получишь результат? - спрашиваю я через несколько минут.

Джей чешет нос.

- Приблизительно через четыре недели. Тогда можно будет увидеть, уменьшилась ли эта хрень.

- Уверена, так и будет, - говорю я и целую его пальцы, один за другим. - Я это по тебе вижу. Глио вот такая крохотная, спорим? - я показываю пальцами насколько маленькая, и Джей смеется.

- В своих догадках ты еще никогда не была верна, сокровище,- шепчет он и наклоняется, чтобы поцеловать меня. При этом он обхватывает мое лицо обеими руками. На щеке я чувствую прохладу и давление его кольца, точно такое же висит на кожаном шнурке на моей шее.

- Спасибо, что забираешь меня, - говорит он после того, как его губы оторвались от моих.

- Это само собой разумеещееся. Мы уже можем идти или еще ждем чего-то?

Я нерешительно стою возле устрашающего устройства. В этот момент дверь открывается и в комнату входит маленькая, очень миниатюрная медсестра.

- Оу, прошу прощения! Я не знала...

- Нет, нет. Я уже закончил. - Джей дарит ей обезоруживающую улыбку. Совсем молоденькая медсестра обильно краснеет под своей молочно-кофейной кожей, и я кусаю губы, чтобы подавить улыбку. Даже с лысиной его обаяние неотразимо, отчего даже лед плавится.

Когда мы возвращаемся в Кройдон, Бен уже дома. С озабоченным выражением лица он открывает дверь, как будто стоял у окна и ждал нас, что, скорее всего, так и есть. Когда он видит Джея, на мгновение по его лицу пробегает тень, но он снова берет себя в руки.

- Крутая прическа, - говорит он и поджимает губы. - Как у Брюса Уиллиса.

- Блин, чувак, у меня чертовски мерзнет голова. Возможно мне стоит отрастить бороду и купить шляпу? Тогда я буду выглядеть как Вальтер Уайт и вы будете меня бояться.

Джей подмигивает мне.

- И? Как все прошло? - спрашивает Бен. - Можно уже что-нибудь сказать?

Джей хлопает его по плечу и проходит мимо в гостиную.

- Только через пару недель, - обьясняю я. - Но, думаю, он хорошо себя чувствует. В любом случае лучше, чем после химии.

- Хорошо. - Бен с облегчением чешет лоб. - Это хорошо. Вы голодны? Закажем что-нибудь?

- Нет, я ничего не буду. И Джей тоже, я недавно у него спрашивала. Но если ты...

- Все в порядке. Я позже сделаю себе сэндвич или что-нибудь другое.

Я обнимаю его и зарываюсь лицом в его грудь.

- У нас все получится, - бормочет Бен в мои волосы. - Все будет хорошо, я уверен.

- Ты всегда такой оптимистичный, - шепчу я. - Джей думает... - я закусываю губу, чтобы не сказать это вслух. Потому что злой голос внутри меня постоянно шепчет, что Джей прав и я себе просто строю глупые, пустые надежды. Но я не хочу к нему прислушиваться.

Я направляюсь в гостиную к Джею и устраиваюсь возле него на диване. Он обнимает меня за талию и включает телевизор. Я вижу по нему, что ему больно. Он выглядит устало.

- Тебе принести таблетку?

Он мотает головой.

- Эти штуки делают меня чертовски уставшим. Я не хочу сейчас быть разбитым. Возле тебя.

Кончиками пальцев он рисует узоры на моих бедрах. По телевизору идет "Теория большого взрыва", Джей смеется. Но все это пролетает мимо меня, потому что сквозь мою голову проносится слишком много мыслей, что аж голова кружится. А потом в двери показывается Бен и у меня перехватывает дыхание.

- О, Господи, Бен! Что ты наделал?

Джей тоже смотрит на него.

- Чувак, ты с ума сошел?

Бен улыбается и проводит рукой по лысому черепу, потом садится на диван рядом с Джеем.

- Я подумал, мы немного побесим этим Миа. Сейчас она сможет спутать нас, по крайней мере, сзади.

Глаза Джея блестят, когда он оторопело переводит взгляд от меня к Бену и назад. И я тоже не могу сдержать слезу, которая скатилась по моей щеке.

- Бен, Господи, это... так невероятно мило с твоей стороны, - шепчу я. Мы обнимаемся, втроем, и тогда следует еще больше слез, когда Джей осторожно, робко прижимается ртом к губам Бена.

Это такой нежный, мягкий поцелуй, что мое сердце практически выпрыгивает из груди. Я не могу ни дышать, ни пошевелиться, только безмолвно наблюдаю. В этом поцелуе нет никакого сексуального подтекста, эти двое никогда ничего подобного не начинали, но от этого медленного поцелуя веет такой огромной любовью, что становится больно.

- Знаете что? - несколько минут спустя, после того, как мое сердцебиение слегка успокоилось, я вскакиваю. - Я свяжу вам крутые шапки. Ладно? - я одновременно глажу их обоих по гладкой коже головы.

- Миа, сейчас весна. Мы не замерзнем, - считает Бен. - Или замерзнем?

Джей качает головой.

- Я не могу поверить, что ты это сделал.

- Одинаковые права для всех. Как минимум, ради тебя я могу побриться налысо. Даже если взамен не могу заставить тебя укоротить свой член... Так что у тебя всегда есть преимущество.

Я фыркаю. Уверена, что мое лицо сейчас ярко-красное.

- Бен! Серьезно?

Мой муж улыбается.

- Ну да, в отличие от тебя, я могу правильно сравнить длину. Но я искренне желаю тебе это. Вам.

Джей чешет лоб. Четыре пластыря на висках и на затылке напоминают о зловещем аппарате, в котором была закреплена его голова. Скорее всего, раны, где были закручены фиксаторы, заживут быстро. Но только вид белого пластыря, который постепенно темнеет, вызывает дрожь в моем желудке.

Вечер мы проводим перед телевизором. Я вытягиваю ноги через Джея, и Бен массирует мои ступни, в то время, как я вяжу черную шапку. Периодически снимаю мерки с их лысых голов. Мне не нравятся лысины. Они напоминают мне о том, что на самом деле сейчас происходит. Без них случаются моменты, когда я забываю, насколько болен Джей. Медикаменты помогают при наибольших судорогах и боли, и его болезнь почти незаметна. С сегодняшнего дня она наш постоянный спутник. Дамоклов меч, который угрожающе проносится над нашими головами, и никто не знает, когда он упадет на нас со взмахом. Я только надеюсь, что нам осталось достаточно времени для всего, что так важно.

Но разве бывает достаточно времени? Время достаточно относительно...

Мне больно видеть, как Джей обо что-то ударяется. Я бы помогла ему с удовольствием, но он не позволяет и постоянно играет рыцаря передо мной, не важно, насколько больно ему в данный момент. Все его тело в жутких синяках и Бен шутит по этому поводу. О постепенной потере зрения врач нас предупредил. Из-за давления опухоли на зрительный нерв неизвестно, как быстро он ослепнет полностью.

Джей рисует как маньяк. Его эскизы приземляются один за другим на метровую стопку возле нашей кровати. Я не решаюсь на них посмотреть, но Бен знает, что там изображено. Когда я сижу возле Джея, он с трудом видит меня, поэтому при общении я должна сидеть напротив него. А вообще, он чувствует себя хорошо с тех пор, как он бросил химиотерапию.

Доктор Мартин не хотел больше нести ответственность за побочные эффекты при сомнительных шансах на успех. Джей отпраздновал это, выпив полбутылки виски, а потом уснул у меня на руках. Я до сих пор не могу привыкнуть к его лысине, и как его череп поблескивает на свету.

Когда вечером захожу в гостиную, он не спит, а смотрит телевизор. Я сажусь рядом с ним и делаю глоток воды с его стакана.

— Что ты там смотришь? — спрашиваю я.

Бен еще в офисе, и пообещал принести китайской еды с ресторанчика на углу, когда вернется. Надеюсь, это будет скоро, потому что мой желудок тихо урчит. Мой живот круглеет с каждой неделей и любимые джинсы не застегиваются, поэтому я оставляю пуговицу незастегнутой.

Джей не отвечает. На экране изображение старого мужчины, который сидит на уродливом зеленом диване. Возле него плачущая женщина. Мой желудок сжимается, когда медсестра протягивает мужчине таблетку и стакан воды.

— Вы уверены, что именно сейчас хотите умереть? — раздается с экрана.

— Проклятье, Джей, зачем ты это смотришь? — я беру пульт, но Джей удерживает мое запястье.

— Не надо.

— Пожалуйста, — прошу я. — Это же бред.

Джей мотает головой. Его челюсть крепко сжата, и он пристально смотрит в телевизор, будто желает его загипнотизировать. Я не могу на это смотреть и иду на кухню, взять что-нибудь из холодильника. С неохотой возвращаюсь в гостиную. Я не хочу это видеть. Какой-то врач обьясняет действие таблетки и почему он позволяет таким образом умереть. В каком-то городе в Швейцарии, где выполняются такие пожелания.

Джей выключает звук.

— Иди ко мне, сокровище.

Я сажусь к нему на колени, чтобы могла видеть его.

— Я хочу, чтобы ты знала одно — так, как он, я не могу умереть. Ни в коем случае.

— Ах, Джей... — говорю, пытаясь не заплакать.

— Серьезно, нет. Я же не киска. — Он втягивает воздух через нос.

— Прошу тебя, ты не должен так...

— Когда-нибудь мы должны поговорить об этом, сладкая. Я знаю, это дерьмово, и мне не хочется этого делать, но... вы вся семья, которая у меня есть.

— Я не буду говорить ни о твоей смерти, ни о похоронах, — твердо говорю я. — Забудь. Вместо этого нам стоило бы поговорить о твоем дне рождения. Мы поедем куда-нибудь?

— Дерьмо, я даже не знаю, доживу ли я до него, — рычит он.

Я глажу его по лысине.

— Конечно, доживешь. Это всего через пару недель. Ты же не думаешь, что я отпущу тебя, прежде чем маленькая звездочка увидит тебя?

Джей тяжело сглатывает.

— Прости. Я не хотела... — говорю я, но он перебивает меня мягким поцелуем.

— Ты права. Мы не должны об этом говорить. Я все сегодня записал. — Он достает со стола несколько листов и дает мне в руки. — Мое завещание.

— Зачем, черт возьми? — спрашиваю я, нахмурив лоб и бросаю короткий взгляд на бумаги.

Знаю, что поступаю ужасно, но я буквально слепну, когда речь идет о его смерти. Как ребенок, который закрывает свои глаза и верит, что его никто не видит. Если я буду игнорировать смерть, возможно, она забудет о Джее.

Я не слышу звука двери, но вижу Бена, зашедшего в комнату с пакетом, забитым коробочками с едой.

— Я дома, — говорит Бен. — Что здесь происходит?

— Джей написал завещание, — обьясняю я. — Что ты думаешь по этому поводу?

— Благоразумно. — Бен садится рядом с Джеем на диван.

Я закатываю глаза.

— Вы скооперировались против меня или что?

— Миа, это рассудительно. Рано или поздно придет время, но мы должны будем...

— Бен замолкает и смотрит на Джея.

— Говори дальше, — он кивает.

— Ты сама разговаривала с врачом. И знаешь, что произойдет. В один день Джей будет не в состоянии решать за себя. Или что-либо делать. И если тогда его решением будет умереть, ты должна это принять.

Я сжимаю губы и мотаю головой. Бен тихо вздыхает и начинает распаковывать еду. Из-за запаха жареной курицы и креветок меня начинает тошнить.

— Если я больше не смогу говорить. Не смогу думать. Что мне остается делать? — спрашивает Джей. Его голос звучит обреченно.

— Джей, я буду рядом, когда это произойдет. Но я не хочу, чтобы ты ушел раньше, чем необходимо, — говорю я. — Ни на день раньше. Я буду заботиться о тебе так долго, как это возможно.

— Ты пообещала, сокровище, — шепчет он. Мое сердце бросается вскачь, когда он наклоняется и закрывает руками лицо. — Ты сказала, что будешь рядом, когда понадобишься мне.

— Джей, я не смогу. Никогда. — Мой голос исчез. Я хватаю ртом воздух как рыба, выброшенная на берег, когда понимаю о чем он. Бен бросает на меня озабоченный взгляд, когда я спрыгиваю с дивана и мчусь прочь из комнаты.

Мне плохо. Болит голова. Хочу разрыдаться, но не могу. Хочу дышать, но не могу. Я закрываюсь в ванной комнате и смотрю на себя в зеркало. Бледное, безжизненное лицо смотрит на меня, я с трудом распознаю свои черты лица.

Проклятье, он снова это делает. Он вырывает мое сердце, и на этот раз это действительно что-то значит. Это значит все.

Мы больше никогда об этом не говорили. Завещание я больше не видела, и даже не знаю где оно. Возможно у Бена. Может Бен в состоянии исполнить эти желания, а я тем временем стала мастером по замещению.

Я поддерживаю Джея, когда он пошатывается. Читаю ему, когда он слишком устал для этого. Смотрю абсолютно придурошные фильмы с ним, потому что он хочет их посмотреть. Он составил длинный список фильмов и книг, которые он обязательно хочет посмотреть и почитать, и кем бы я была, если бы не исполнила эти желания? В противном случае, он ничего бы не делал. Мы не особо чем занимаемся, потому что Джей в основном слишком устает и стесняется небольших приступов, которые в последнее время участились. Ему стало сложнее разговаривать, он часто забывает слова.

Потом он злится, тянет отросшие черные волосы, и, в конце концов, извиняется передо мной. Поэтому я много разговариваю. И мы вместе смотрим наши видео, которые снял Джей. И видео с дома в Ричмонде тоже. Даже несмотря на то, что мне периодически становится стыдно от просмотра.

Бен много работает. А то, что он вечерами постоянно приходит поздно, а на выходных уходит на тренировку, похоже на побег. Но он все время уверяет, что с ним все в порядке, и я верю ему. Я должна ему доверять, иначе у нас ничего не получится.

Бет и Пит звонят каждый день и спрашивают как у нас дела. Пит по возможности проведывает Джея и приносит виски, который ему запрещено пить. Я хватаюсь за маленькую надежду, что дорогое облучение дало какой-то результат, даже если последующие события говорят о другом.

Еще несколько месяцев. Сентябрь. Шестнадцать недель, потом появится наша маленькая звездочка. Я решительно настроена на то, чтобы представить ребенку нескольких отцов. Я никогда ни о чем так много не думала, как об этом. Потому что я мечтаю, чтобы оба мужчины держали мои руки, когда придет время. Чтобы оба были рядом, когда ребенок сделает свой первый вздох и впервые закричит.

Кроме того, я планирую вечеринку-сюрприз Джею на день рождения, тридцатого мая. Я тайно подружилась на фейсбуке с фейкового профиля со всеми его друзьями. Я мало их знаю, но это не имеет значения. Я знаю, что Джею понравится провести время среди всех этих людей, и вместе с ними отпраздновать.

Мысль, что, возможно, это будет в последний раз, разбивает мне сердце. Бен считает, что я должна об этом рассказать Джею и подготовить его. Он не уверен, что вечеринка будет не в нагрузку Джею, но я делаю благую вещь.

Все меняется, когда доктор Мартин снимает очки и смотрит на нас, между его бровями пролегла глубокая морщина. Мое сердце падает в желудок, я крепко цепляюсь за руку Бена.

— Мне очень жаль, мистер Штерн. — Врач кладет перед нами несколько снимков, на которых я узнаю еще меньше, чем на снимках УЗИ доктора Морели. — К сожалению, несмотря на химиотерапию и облучение, опухоль еще больше выросла Думаю, вы это заметили. Симптомы...

— Да, я знаю, — говорит Джей. На его лбу выступили капельки пота.

— Я бы с удовольствием сказал вам что-то более позитивное, но в этом случае... Вам известно, что вас ожидает?

— Да, — говорит Джей.

— Нет, — одновременно говорю я.

— Сколько еще времени? — спрашивает Бен.

Я закрываю глаза и пытаюсь оттеснить то, что сейчас здесь происходит. Как можно так много надежд разрушить за считанные минуты? Я ощущаю все это хуже, чем получить камнем по голове. Намного хуже.

— Точного прогноза сделать невозможно, потому что при таком быстром прогрессе, все может случиться быстро и внезапно. Нынешние симптомы будут со временем усиливаться, добавятся новые. Из-за расположения опухоли можно рассчитывать, что в ближайшее время это приведет к давлению на ствол головного мозга, что означает... Кома, искусственное дыхание.

Джей сжимает одну руку в кулак, его лицо остается непроницаемым. Мое сердцебиение отдается в висках.

— К сожалению, мы больше ничего не можем сделать. Кроме медикаментов, конечно же. Они помогут уменьшить симптомы. Мы можем увеличить дозу, как только понадобится, чтобы вам стало легче.

Джей моргает. Потом проводит рукой по лицу и встает.

— Спасибо, — ровным голосом говорит он.

— Сентябрь? — я бросаю на доктора Мартина умоляющий взгляд. — Сентябрь реально?

Он смотрит на мой отчетливо видневшийся живот и поднимает плечи в извиняющемся жесте. Мой желудок завязан в узел.

— Спасибо, — повторяет Джей уже возле двери. — Вы идете?

— Я тебе говорил. — У двери Джей достает сигарету и закрывает глаза, выдыхая дым. — Я знал.

Я кашляю и отмахиваюсь от дыма.

— Ты обещал бросить.

— Только на время лечения, сладкая. Таков был уговор. Уже ведь все равно.

— Мне так жаль, — шепчу я. — Я так надеялась...

— Я знал это, Миа. — Отвернувшись, Джей делает затяжку. — Я давно об этом знал. Я чувствовал, что нельзя это уменьшить. Оно надо мной смеялось. Я слышал его.

— Спасибо, что ты все равно попытался. — Я беру его за руку. — Это многое для меня значит. — Это означает все.

Мое тело окоченело и замерло, я не имею понятия, что сказать, даже несмотря на то, что мысли в моей голове оглушающие. Но они перекрикивают друг друга. Джей выбрасывает сигарету в сточную канаву. Голубь испуганно взлетает, оставив лежать пустой пакет от МакДональдса.

— Поехали. — Бен кладет руку Джею на плечо. — Куда-нибудь. Втроем. Куда ты всегда хотел.

— Возможно, Нью-Йорк, — предлагаю я, потому что раньше Джей много об этом говорил.

Он отмахивается.

— Я там был уже. Слишком громко, слишком забито.

— Карибы? Тайланд? Пляж, где можно поплавать голышом? — Бен играет бровями.

Я целую его, потому что точно знаю, что он делает и почему. И в данный момент я люблю его еще больше.

— Я не могу себе позволить отпуск. Мне жаль, правда. Но я...

— Пусть это будет моей проблемой. И прежде, чем ты что-то скажешь, я же получаю твой Харли. Или нет? Мы будем в расчете, — вскользь упоминает Бен.

Джей краснеет. Редкий образ, который меня задевает.

— Бен, чувак, это уже чересчур. Слишком много. Я не могу больше ничего принять. Ты уже оплатил это долбаное лечение, которое ничего не дало, а теперь еще это...

— Эй. — Бен кладет одну руку ему на плечо. — Я делю свою жену с тобой. Мою жизнь. Нашу любовь. По сравнению с этим деньги не имеют значения. Кроме того, это не должен быть отель-люкс на Мальдивах.

Джей закусывает нижнюю губу. Он отводит взгляд, и я вижу, как он играет языком о свою щеку. Потом снова поворачивается к нам.

— Пляж звучит хорошо, — говорит он. Его глаза снова загораются. — Голышом на пляже звучит еще лучше.

— Значит, давай сделаем это. Пожалуйста. — Бен бросает на меня взгляд, и я улыбаюсь ему.

Джей кусает нижнюю губу, пока мы молча идем в сторону метро. Солнце ослепляет меня. Мне жарко, несмотря на то, что на мне платье с коротким рукавом. Отголоски лета в начале мая. Осенью снова будет серо и холодно.

— Идея, — задумавшись, говорит Джей и останавливается посреди ступенек. Кто-то врезается в меня, и я рада, что Бен крепко удерживает меня.

— Господи, Джей, пожалуйста, иди дальше. Ты хочешь нас убить? — ворчу я.

— Мы поедем домой, запакуем несколько летних вещей, поедем в аэропорт и сделаем себе сюрприз. Куда-нибудь, где светит солнце. На самолет, где есть место.

— Серьезно? — спрашиваю я.

— Хорошая идея. Мне только нужно позвонить в офис и сообщить Бет, что мне нужен отпуск. У меня достаточно накопилось дней, проблемы быть не должно.

Я бросаю на Бена вопросительный взгляд. Мой муж, который не может вечером уснуть, не запланировав следующий день, хочет просто куда-нибудь улететь?

— А ты? — Джей смотрит на меня. И снова в мою сторону летит локоть пробегающего мимо мужчины, но теперь я стою зажатая между Беном и Джеем, чувствуя себя в безопасности. — Это нормально для тебя? Полет, я имею в виду. Из-за ребенка.

— Я не больна, Джей. Всего лишь беременна. — Я закатываю глаза. — Но ты...

— Мой чемодан полон медикаментов. Это должно помочь. В противном случае... — он пожимает плечами. — Бывает и похуже, чем умереть где-то в мире, кроме прекрасного пляжа.

Мой желудок переворачивается, но я храбрюсь.

— Точно. На ступеньках лондонского метро, например.

Джей смеется.

— Ты права. Так что в путь. Мы действительно не должны больше тратить время.

Одна неделя лета на Мадейре. Когда мы приехали в Гаствик, то нашли дешевый билет от Изиджет, вылетающий всего часом позже, и Джей недолго решался. В аэропорту оба мужчины решительно направились в сторону информационного отдела для туристов, спросить по поводу квартиры, потом они забрали меня и багаж, и дальше мы поехали на такси. К превосходному сюрпризу, от которого у меня на глазах выступили слезы.

Дом, который снял Бен — просто мечта. Я хочу остаться здесь навсегда. Никогда не возвращаться в Лондон, в Кройдон, а нашу крохотную, пыльную квартирку в многоэтажке. Как будто так мы сможем избежать того, чтобы с Джеем произошло что-нибудь плохое. Солнце, которое сияет из-за дождевых туч, вид на океан, открывающийся с террасы, кухни, гостиной и спальной, создает впечатление совершенно другой жизни. Погода и прекрасная окружающая среда пробуждают в нас любовь к жизни и волнение, которое, обычно, можно получить от приема наркотиков.

Мы прогуливаемся так много, сколько может выдержать Джей. Остров наполнен экзотическими растениями, повсюду цветет и пахнет. Я пьяна от разнообразия красок, вечно-голубым цветом, который не прекращается в переходе от неба к морю. Мы плаваем в собственном бассейне, с которого видно открытое море, а рано утром на расстоянии можно увидеть даже дельфинов и китов. В небольших ресторанчиках мы едим рыбу, которая прямо с лодки попадает на сковороду. Бен и Джей пьют сладкое вино Мадейра и по вечерам курят косяки, которые Джей купил в порту у подозрительных типов.

Я знаю, что это счастье продлится всего неделю, но хочу крепко вцепиться в него и никогда больше не отпускать.

Старинная подвесная канатная дорога соединяет наш дом, который восседает высоко на скале над бухтой, с небольшим пляжем. Сегодня, как и почти каждый вечер, мы стоим здесь, рука об руку, босиком, в холодных волнах Атлантики. Наша обувь лежит на небольшом холмике, на расстоянии нескольких метров. В это время пляж уже пуст. Люди сидят в барах и ресторанах, в то время как мы наслаждаемся закатом.

— Мы можем назвать ее Сокровищем, — вдруг предлагает Джей.

Я фыркаю.

— Никогда. Серьезно, это даже не имя.

— Я за Дженни. Дженни Паркер. Звучит хорошо, правда? — Бен наклоняется и поднимает большую раковину, которую волны прибили к его ногам. Мои ступни болят от гальки и острых камушков, которые впиваются в мои подошвы.

— Дженни старомодно. Мне нравится Эмма.

Мы с Джеем пару недель назад читали «Эмму» Джей Остин. С тех пор это имя не идет мне с головы, и я постоянно представляю себе, как будет выглядеть наша маленькая Эмма.

— Красиво. Эмма... — Джей играется ногой с моими пальчиками. — Мне нравится.

— Эмма звучит как жесткая феминистка, — считает Бен. Я в замешательстве смотрю на него. — Прости, мне просто так кажется.

— А если это, все же, будет мальчик? — я щекочу Джея за ногу, потому что люблю, когда он смеется из-за этого.

— Но это будет девочка, — говорит он. — Совершенно точно. Я уверен. На что спорим?

Потом он захватывает меня сзади и тянет вниз. Прежде, чем успеваю закричать, я сижу мокрая. На нем. Бен смеется и присоединяется к нам, и через несколько секунд мы бесимся в холодной воде, фыркая и хохоча. Соленая вода прячет мои слезы. Я благодарна.

В последнюю ночь мы не спим. По крайней мере, не в доме. Вместо этого, мы лежим в саду на огромной качели, переплетясь пальцами и остальными частями тела, и все вместе смотрим в небо. Я никогда не видела такого ясного неба в Лондоне. Джей показывает Бену несколько созвездий, которые я не могу распознать, как бы не старалась.

— Никакого звездопада сегодня. — Я сжимаю руку Джея, и он тоже сжимает ее. Головой я лежу на груди Бена, мои ноги как-то переплетены с ногами Джея.

— Жаль. Или к счастью. Иначе ты снова бы плакала. — Он улыбается, и я возмущенно толкаю его в бок. — Знаешь, о чем большинство людей сожалеют, когда умирают? — спрашивает он.

Я сглатываю, как всегда, когда он говорит о смерти, что в последнее время случается чаще.

— О вещах, которые они не сделали? — гадаю я.

— О том, что они часто не бывали счастливы. Я читал об этом.

— Как будто счастье это решение, — апатично говорит Бен. — Многие люди вообще не испытывали счастье.

— Это решение. Я, например, счастлив. Сейчас, в данный момент. Вообще-то каждый день, даже на пару минут, но каждый день чуть-чуть. Это очень просто, если захотеть. — Джей целует мою шею. Его рука скользит вверх по обнаженной ноге, и на моей коже выступают мурашки.

— Я бы с удовольствием осталась здесь. Навсегда. — Я зеваю, не прикрывая рот рукой. Жест, не свойственный леди.

— Не хочешь. Если надолго, здесь станет скучно, сокровище.

— Неа.

— Также, как станет скучно, если все будет идти гладко.

Я опираюсь на локоть, чтобы взглянуть на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты ищешь драму, сладкая. Не обманывай, я вижу тебя насквозь с годами.

Мне становится жарко, несмотря на то, что сейчас середина ночи и уже не особо тепло.

— Я понимаю тебя. Чувства делают нас живыми. Кто не чувствует, тот мертвый. Поэтому ты ищешь. Но иногда ты забываешь о приятных чувствах. Легче купаться в скорби и бедности, чем в счастье. И поверь, я, черт возьми, знаю, о чем говорю.

— Это неправда, Джей. Я никогда не искала драму. Ты всегда предоставлял мне ее без спроса. Тогда, и сейчас опять.

— Потому что я знал, что ты единственный в мире человек, который оценит это в один день. Каждый другой злился бы на меня до конца жизни.

— Я тоже чертовски злюсь на тебя. До конца моей жизни. — Я сощуриваю глаза, но Джей не отвечает на мой взгляд, а пристально смотрит в небо.

— Я люблю тебя, Миа, — тихо говорит он. — И тебя, Бен, тоже, кстати.

— Спасибо, чувак, — бормочет Бен. Скорее всего, он уже засыпает, как всегда случается, когда он принимает горизонтальное положение. Сегодня, в качестве исключения, я не завидую ему.

— Я еще не готов умирать, — шепчет Джей. — Я хочу еще немного побыть таким любимым.

— Ты еще не умираешь. Не так скоро, по крайней мере. — Я мотаю головой, и крепко удерживаю его руку, которая направляется между моих ног. - У нас еще много времени для любви.

— Если бы я тогда не был таким трусом... Возможно, тогда у Джеффа был бы шанс это пережить. Но у него его не было. Он умер, прежде чем начать жить. Прежде, чем имел счастье любить и быть любимым.

— Ты любил его, Джей, — шепчу я. — Я уверена, что он знал это.

— Тогда я должен был умереть. Не Джефф. Но я был слишком эгоистичным.

— Ты не знал, что произойдет, — говорю я. — Это не твоя вина.

Моя рука скользит по его черной рубашке. Его кожа теплая и влажная от пота.

Под моими подушечками пальцев ощущаются крохотные шрамы на коже, и это чувствуется так, будто я могла бы читать его, как слепая.

— Ты еще будешь встречаться со своим отцом? — осторожно спрашиваю я. — Прежде, чем ты...

Джей так сильно мотает головой, что качель начинает раскачиваться. Бен выдыхает воздух ртом, он точно уснул. Его рука сползает с меня и падает на мат.

— Он умер для меня. — Джей осторожно поворачивается на бок. Наши взгляды соединяются, и он как всегда улыбается, что в лунном свете кажется еще мягче, и вызывает теплую дрожь во мне. Он кладет руку мне на живот.

— Такой же мертвый, как я буду для этого ребенка.

— Ах, Джей... — мои внутренности скручивает. — У нас получится. Сентябрь. Еще несколько месяцев.

— Сокровище, ты должна мне пообещать. — Тон его голоса поднимает тревогу. Этот голос новый. — Когда время придет... Когда я больше ничего не смогу почувствовать. Не смогу говорить. Не смогу тебя целовать, держать твою руку... ты должна это сделать. — Он достает маленькую бутылочку из кармана и протягивает мне.

Я замираю. Мое сердце сжимается.

— Нет. Это... ты не можешь требовать этого от меня.

— Одной хватит. Я хотел дать это Бену, но он сказал, что это должна сделать ты. Возможно, он прав. Возможно, ты не сможешь ему этого простить.

Онемев, я мотаю головой.

— Это мое единственное желание, Миа. Пожалуйста. Сделай это для меня. Я не хочу так закончить. Это чертовски не круто именно так закончить. Я не смогу.

Мои глаза горят. Я целую его, еще и еще. Наши губы соединяются на несколько секунд, и я чувствую соль во рту. Возможно, это из-за моря, а может это мои собственные слезы.

— Хорошо, — в конце концов, шепчу я. Ледяное кольцо сжимает мое сердце.

— Давай. Я сделаю это.

— Обещаешь?

Он так пристально смотрит мне в глаза, что я теряю всю силу, чтобы ему соврать.

— Конечно. Обещаю.

Счастливо он вручает бутылочку мне в руку, потом перекатывается на меня. От его веса на моем теле у меня перехватывает дыхание. Качель колышется, и я боюсь, что Бен выпадет, но он не спит. Но я понимаю это только тогда, когда вдруг чувствую его губы на моих, в то время, как Джей любит мое тело.

Я отчаянно желаю, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась. Чтобы мы вечно здесь лежали, под звездным небом, среди аромата цветов и мягких звуков моря. Этой ночью я просто счастлива, несмотря ни на что. Потому что я так хочу.

— Еще одна неделя. Ты радуешься? — я ужасно нервничаю по поводу вечеринки, потому что так много людей согласились прийти, и я не уверена, что нам всем будет достаточно места. Мы забронировали тайный бар в Калу Калай. Только из-за того, что я сказала для кого эта вечеринка, мне удалось это сделать. Кроме того, я узнала, что мало кто из друзей Джея знали о его болезни. Это добавило опасных компонентов, с которыми я еще не знала, как правильно обходиться.

— Что ты хотел бы получить на день рождения? — спрашиваю я, потому что Джей ничего не говорит.

Джей берет мою руку и целует ее. Его губы бледные. А сам дрожит.

— У меня есть все, чего только можно желать. И одно пожелание ты знаешь.

Я кладу руку на его щеку.

— Я бы хотела, чтобы все было по-другому.

— Вы так много всего мне подарили за последние месяцы. Ты даже не представляешь.

— Мы можем, пожалуйста, снова поговорить о твоем дне рождения? — осторожно спрашиваю я. — Мне просто интересно. Какую-то мелочь? Книгу или что-то вроде того?

Джей хрипло смеется.

— Конечно. Шикарно, сладкая. Лучше всего потолще. Может это поможет.

— Дурак, — слегка толкаю его.

— Я бы с удовольствием еще раз прокатился на Харли.

— Забудь, — мотаю головой.

— А если Бен поведет?

Мое сердце бьется все быстрее.

— Джей, серьезно, это не самая лучшая идея.

— Я бы с удовольствием еще раз проехался с тобой, сладкая, — бормочет он и зарывается лицом в мои волосы. — Твои руки. Как ты крепко держишься за меня. Это было прекрасно.

— Ни в коем случае. Не в нашем положении! Беременным и больным раком не место на Харли, — уверенно говорю я. Джей надувает губы, но в итоге, смеется.

— Я иду на тренировку. — Бен, одетый в футболку с шортами, появляется в дверях гостиной. — Может быть, приду сегодня позже. Хотели после сходить выпить.

— Хорошо, чувак, — отвечает Джей, и поднимает руку с растопыренными пальцами, салютуя ему. — Живи долго и с миром.

Бен улыбается и отвечает ему тем же жестом.

— Эй! Я сегодня больше не получу никакого поцелуя? — спрашиваю я, прежде чем мой муж снова исчез. Он возвращается с виноватым выражением лица и наклоняется ко мне. Я обнимаю его за шею, во время поцелуя чувствуя теплые пальцы Джея на моих бедрах. Теплый трепет пронзает меня, и я вдруг понимаю, что последний раз между нами что-то было на Мадейре.

— Не приходи слишком поздно. Может мы могли бы еще...

Бен прижимается носом к моему носу.

— Уверен, вы справитесь и без меня. В порядке исключения.

Растерянно я смотрю на Бена. До сих пор мне не нужно было просить его дважды, когда речь шла о сексе. Его реакция задевает меня сильнее, чем мне бы того хотелось.

— Эй, не злись. Я подумал, что вам потребуется вечер без присутствия надоедливого мужа.

Он подмигивает мне.

— Ты не надоедливый, — пытаюсь возражать я, но Бен уже у двери.

— Я должен потратить немного энергии, — говорит он. — Ты понимаешь это, верно?

— Ладно, хорошо. Значит, до скорого.

Когда дверь закрывается, я иду на кухню за напитками.

— Захватишь мне пиво, сладкая? — кричит мне Джей. Я закатываю глаза, но достаю одну банку из упаковки и беру с собой. Его рука так сильно дрожит, что он не может ее держать, так что я помогаю ему, и держу банку возле его губ. Не говоря ни слова, он пьет, даже несмотря на то, что алкоголь ему противопоказан, с учетом количества медикаментов, которые он принимает. Но что можно сказать человеку, чьи дни сочтены? Я ничего не могу придумать. Абсолютно ничего.

Джей кладет одну руку мне на живот и наша Звездочка толкается так сильно, что мой живот вздрагивает.

— Вот черт, ты заметила? — глаза Джея горят, как будто кто-то изнутри включил фонарик.

Я смеюсь.

— Конечно! Еще как. Господи, ребенок пинается, как ненормальный.

— Возможно, она хочет нам что-то сказать. — Джей наклоняется надо мной и смотрит мне в глаза. Мягко улыбаясь. Потом он целует меня и, когда я обхватываю его руками, чувствую, что он перестал дрожать.

— Я люблю тебя, Миа, — шепчет он. — И как кто-то, кто не был предназначен для этого мира, должен признаться, что мне вдруг чертовски тяжело его покидать. С другой стороны, говорят, что каждый атом в нашем теле раньше был частью звезды. Так что, возможно, я не совсем исчезаю. Может, я просто возвращаюсь домой.

Мои глаза начинают гореть, потому что несколько дней назад мы смотрели фильм «Гаттака», и именно на этом моменте я начала плакать. Потому что подумала о том, что скоро Джей тоже покинет этот мир и знала, как сильно мне будет его не хватать. Сейчас слезы скатываются из моих глаз, и он нежно сцеловывает их с моих щек. Гладит мои волосы снова и снова, не убирая другую руку с моего живота.

Я провожу пальцем по татуировке на его предплечье. Звездопад. Per aspera ad astra. Через тернии к звездам.

— Это называется умением жить. Если с хорошими вещами в жизни не просто так закончить, нужно не спеша насладиться моментом, — говорит он и кашляет. — Как в хорошей песне.

Я замираю.

— Джей, не говори так. Это звучит, будто ты...

— Ты права, сладкая, — шепчет он. — У нас есть время.

Тогда его рука движется вверх от моего живота. Мои соски сжимаются.

— Я знаю, что совершенно этого не умею, но все равно с удовольствием попытаюсь... — рычит он мне в ухо. Страстно.

От осознания, насколько плохи побочные эффекты после терапии, мне становится больно. А без Бена это становится еще более заметно.

— Если не получится, мы можем заняться чем-то другим. — Я кладу его руку между моих ног, и он так страстно набрасывается на меня, что аж перехватывает дыхание.

Потом он любит меня. На сложенном диване в нашей маленькой квартирке в Кройдоне, под саундтрек Muse, который задает нам ритм. В то время, как Бен вымещает свою злость на тренировках, в нашей любви находится так много горя, так много ярости, что пот льется рекой. Мы целуемся, снова и снова. Я провожу руками по отросшим волосам на его голове. Смотрю в глаза, кусаю его губы до крови.

Сегодня он не разговаривает, когда мы, сумасшедшие, скатываемся на ковер, даже несмотря на то, что мой живот потихоньку начинает мешать. Мы занимаемся любовью в каждой позиции, которую можем придумать. Часами напролет, в любом случае, так нам кажется, делая небольшие перерывы на отдых, но я потеряла счет времени, возможно, прошло всего несколько минут. Потом мы идем в кровать, переплетаем наши обнаженные, вспотевшие и липкие тела, и я вижу по нему, что и сегодня ночью он не уснет.

— Я так сильно тебя люблю, — это последнее, что я слышу. Его тело дрожит, но медикаменты помогают сдерживать сильные судороги. — И я так бесконечно благодарен за время, которое ты мне подарила, сокровище. За твою любовь. Я никогда не знал, насколько это хорошо, чувствовать себя любимым.

— Я тоже люблю тебя, Джей, — шепчу я и целую его. — И я буду рядом. Обещаю.

Я делаю глубокий вдох. Его аромат витает в воздухе, им пропитаны подушки, вся постель. Все.

— Сладких снов, — устало бормочу я, и еще крепче прижимаюсь к нему. — До завтра.

Уже светает, когда я испуганно подпрыгиваю в кровати. Меня разбудил шум. Это связано с кошмарным сном, который, к счастью, я могу вспомнить только отдаленно, но он повторяется. Постоянно. Часами. Бен лежит возле меня и тихо похрапывает, но когда я смотрю на другую сторону — там пусто.

Я сонно тру глаза и свешиваю ноги с кровати, чтобы найти Джея, но потом звук повторяется. На этот раз я узнаю его — это дверной звонок. Рано утром.

Я замираю. Мое сердце отбивает барабанную дробь, голова начинает кружиться. Дежавю, Миа. Это просто дежавю.

— Бен? — оцепеневшими пальцами, я трясу моего мужа, потом прыгаю на пол и надеваю халат. — Бен! Вставай! Звонили в дверь!

— Что случилось? — бормочет он, но у меня нет времени, чтобы что-то обьяснять. Меня накрывает паника. Адреналин заставляет мой пульс взлететь, а мои ноги дрожат. Пожалуйста, нет. Пожалуйста, пусть это просто Джей случайно захлопнул дверь.

— Джей? — по дороге к двери зову я. — Джей! Где ты? Ты здесь?

Мои пальцы дрожат, когда я подхожу к двери и открываю ее. Мучительно долго. С выпрыгивающим сердцем вслушиваясь в лестничный пролет. Звуки мужских шагов выкручивают мой желудок, потому что я такие уже слышала. Больше, чем четыре года назад. Это были двое мужчин в темной униформе и в тяжелых кожаных ботинках. У одного из них были мокрые волосы, даже несмотря на то, что в ту ночь не было дождя, но я вдруг вспоминаю, как спрашивала себя, не после душа ли он. Я помню все мельчайшие детали, но не слова, которые тогда услышала. Мое сердце падает, когда на ступеньках я вижу ту же униформу. И, к счастью, подходит Бен и обнимает меня. Он выглядит сонным, его волосы торчат в разные стороны, но в отличие от меня, он спокоен. Как он может быть таким чертовски спокойным?

— Мистер и миссис Паркер?

Младший их двух полицейских снимает свой головной убор и достает записку из кармана штанов. Я не увидела, что там написано, но мои ноги вдруг перестали выполнять свою функцию и я чувствую, как повисла в руках Бена. Он держит меня, поддерживает и говорит вместо меня. За нас.

— Да, это мы.

— К сожалению, мы должны сообщить вам плохую новость.

Господи, нет. Пожалуйста, нет. Этого не может... Как? Когда? Где? И почему сейчас? Именно сегодня?

Я закрываю рукой рот, чтобы подавить громкий всхлип, который рвется у меня из груди. Мои глаза закатываются. Бен крепче прижимает меня к себе, а потом кивает.

— Мы готовы к этому, — говорит он, отчего один из полицейских нахмуривает лоб, а я вцепляюсь ногтями в руку Бена. Готовы? О чем, черт возьми, он говорит? Я ни к чему не готова. Ни на самую малость. Как можно подготовиться к тому, что за одну секунду твоя жизнь переворачивается с ног на голову? Катится в глубокую, черную дыру, из которой, неизвестно, сможем ли выбраться до конца жизни?

Полицейский чешет лоб, прежде чем продолжить.

— Вы были указаны как контактное лицо, в случае экстренной ситуации. Поэтому, к сожалению, должен вам сообщить, что три часа назад мистер Штерн попал в тяжелую аварию на мотоцикле с летальным исходом. Мне очень жаль.

Он протягивает руку, но я не в состоянии пошевелиться. Я замерла. Онемела. Парализована. Заледенела.

Как он может это говорить? Как он может так сухо и бесчувственно это сказать, как будто речь идет о парковке в неположенном месте? Как будто речь идет не о Джее Штерне. Мужчине, которого я люблю. Который был болен и должен был умереть у меня на руках. За которым я хотела ухаживать и любить до самой смерти. Кто еще несколько часов назад кувыркался со мной на этом ковре и чей запах до сих пор можно ощутить на моей коже. Я чувствую его поцелуи, его касания, как будто он до сих пор здесь. Здесь, возле меня. В моей кровати. Этого просто не может быть. Это ошибка, совершенно верно. Уверена, в Англии есть как минимум пятьсот мужчин с именем Джей Штерн. Мысли хаотично летают в моей голове, порхают как бабочки, но ни одна из них не хочет садиться. Ни одна не дает мне времени понять услышанное, принять его.

— Милостивый Боже, — вырывается у меня, потом я зарываюсь лицом в груди Бена и больше не сдерживаю рыданий. Как сквозь вату я слышу, что Бен разговаривает с мужчинами. Так невероятно спокойно и собрано, твердым голосом, но слова проносятся мимо меня, словно звуки реки. Несколько минут спустя он закрывает дверь и ведет меня в спальню, сажает меня на кровать и становится на колени между моих ног.

— Мне очень жаль, — шепчет он.

Я не могу говорить. Ни слова не выходит из моего рта. Только неразборчивые звуки, которые даже не похожи на человеческие. Звездочка в моем животе злится и пинает меня. По желудку. По мочевому пузырю. По почкам. Я прижимаю руку снаружи и пытаюсь ее успокоить, но мне вдруг становится плохо.

— Дыши, Миа, — просит Бен и берет мое лицо в свои руки. Пристально смотрит мне в глаза. Я удерживаю его взгляд и пытаюсь найти себя в его серо-голубых глазах. Найти якорь, который так внезапно потеряла. Потом я глубоко вдыхаю и выдыхаю носом, закрываю глаза и пытаюсь успокоиться. Ничего не помогает. Вместо этого я злюсь. Во мне поднимается необузданная ярость, которая заставляет мои руки сжаться в кулаки и без предупреждения наброситься на моего мужа. Он позволяет мне это делать, бить его кулаками в грудь и выкрикивать ругательства. Я не знаю, что кричу или говорю. Я плачу, визжу и колочу его. Потом падаю животом на кровать и кусаю подушку, на которой он лежал всего несколько часов назад, и которая так сильно им пахнет, что из моего рта вырываются животные рыки.

Бен ложится на меня. Тепло его тела, его близость, которая прижимает меня к кровати, успокаивает.

— Все хорошо, — шепчет он мне на ухо, убирая волосы в сторону. — Он так хотел. Он именно этого и хотел.

— Это был несчастный случай, Бен? — спрашиваю я. Вытираю слезы о подушку, не дыша. Мой нос заложен, что хорошо, потому что так, по крайней мере, не чувствую запаха.

— Боюсь, что нет. — Бен целует мою влажную щеку. Потом он ложится возле меня, обнимая меня рукой за спину, словно крылом, и прижимается своим телом к моему. — Полицейский говорит, что он умер мгновенно. Он направил мотоцикл...

— Не говори мне этого, - перебиваю его я, и под его рукой разворачиваюсь к нему. — Пожалуйста, не рассказывай мне, ладно?

Бен сжимает губы и смотрит на меня с такой любовью, что мой желудок снова начинает дрожать.

— Он не верил, что я это сделаю, — тихо говорю я. — Таблетки. Он мне не поверил, правда?

— И он был прав. Ты бы этого не сделала. Никогда. Верно? — Бен убирает влажные локоны с моего лица. Я качаю головой.

— Ты подарила ему несколько прекрасных месяцев, мечта моя. И он оставил что-то после себя, так, как и всегда мечтал. — Бен нежно гладит по моему растущему животу. Мне тяжело дышать. — За это он тебе безумно благодарен.

— Все равно... — Комок в моем горле не хочет исчезать, разговаривать все так же трудно. — Он должен был подождать. Его день рождения. Вечеринка. Почему он это сделал?

— Ему становилось все хуже, ты знаешь это. Он не хотел дожидаться, пока не сможет сам ничего сделать. Это было бы не в его стиле умереть в хосписе, правда?

— Да, — тихо говорю я. — Это было бы действительно не в его стиле. Но это больно. Так чертовски больно.

Я прижимаюсь к Бену и чувствую мягкие толчки в моем животе. Наш Звездопад.

— Я знаю, мечта моя. — Бен целует меня снова и снова. Когда я глажу его лицо, ощущаю, какие влажные его щеки. Мы так тесно прижимаемся друг к другу, что между нами не пролезет и волосинка. Держим друг друга. Утешаем друг друга. Целую вечность.

Да, он оставил после себя кое-что, и не имеет значения, его это ребенок или Бена. Это наш ребенок, наш общий ребенок. И внезапно во мне появляется уверенность, что это девочка. Девочка с темными локонами и карими глазами. Я вижу ее передо собой, и мое сердце снова бьется быстрее.

— Мы назовем ее Стелла, — бормочу я против груди Бена. — Стелла, как звезда. Хорошо?

— Стелла — прекрасное имя, — шепчет Бен и целует меня.

Бет снова пододвигает ко мне тарелку, которую я только что отодвинула в сторону.

— Ты должна поесть, Миа. Подумай о ребенке.

— Я не хочу. Я не могу.

— Эй. — Она дотрагивается до моей руки. — Ты, кстати, прекрасно выглядишь в этом платье. Джею бы понравилось.

— Нет, не понравилось бы, — упрямо говорю я и тяну за немного глубоковатый вырез, который не совсем подходит для похорон. Но это и не обычные похороны. — Оно черное. Джей никогда не любил черное на мне.

— Хорошо, согласна. Ты вяглядишь как мертвец в отпуске. Но я могла бы это поправить с помощью макияжа, если хочешь.

Я мотаю головой и плотно сжимаю губы. Меня все раздражает. Каждый человек бесит меня, даже Бен. Я хочу побыть в одиночестве, остановить мир и погоревать в тишине. Но это не так. Глупая Земля вращается дальше, мое тело заставляет меня заботиться о нем дальше, даже если это только запихать в себя глупую еду, иначе мне станет плохо.

— У вас все в порядке? — Бен заглядывает на кухню и озабоченно смотрит на меня.

— Да вроде... — Бет пожимает плечами.

— Мы должны были это отменить, — говорю я. — Это дурацкая идея.

— Но вчера еще... ну ладно. — Бен обнимает меня сзади. Я прислоняюсь затылком к его животу и ненадолго закрываю глаза.

— Я не смогу, — шепчу я. — Я не знаю, как это сделать.

— Это всего лишь похороны, мечта моя. А после небольшая вечеринка. Просто представь, что мы отмечаем его день рождения. Так, как и планировали.

— Но это больше не вечеринка в честь дня рождения. Как мы можем праздновать, когда его больше с нами нет?

— Это понравилось бы ему, Миа. — Бет гладит меня по руке. — Ты знаешь это. Он именно этого и хотел бы.

— Он не хотел бы закончить пеплом в урне, — спорю я. — Он бы возненавидел это!

— Вообще-то, мы особо не разговаривали о том, чего бы он хотел, — говорит Бен. — А это было самое простое решение для всех нас. По крайней мере, я знаю, что он не хотел быть похороненым в гробу. Он боялся быть сьеденным червями, так он мне сказал.

Я вытираю слезу с уголка глаза.

— Точно, я помню это. Он сказал это нам, когда показывал могилу своего брата. Так что ты думаешь, что так нормально?

— Похороны ведь все равно сделаны не для мертвых. Главное, чтобы ты себя хорошо чувствовала, — говорит Бет.

— Мне бы хотелось вообще этого не делать. Это так... окончательно. — Я мну в руках скатерть. Мысль, что скоро на кладбище в Кройдоне придется смотреть как уродливая урна будет похоронена в земле, перекрывает воздух.

— Ты не должна идти туда, Миа. Если для тебя это слишком много... Я справлюсь сам. — Бен гладит меня по щеке.

— Нет, я не могу так поступить. Давай просто уже пойдем. Чтобы покончить с этим, — в конце концов, говорю я и встаю. В коридоре Бен берет свою гитару.

На улице льет как из ведра. Бен держит кричаще-яркий зонт над нами, пока мы идем по огромному кладбищу. Щебенка хрустит под нашими ногами, и я замечаю толпу людей вдалеке. Я цепляюсь заледенелыми пальцами за руку Бена. Бет покачивается на своих туфлях на высоком каблуке и тихо матерится.

Когда я вижу людей у открытой могилы, которая чересчур маленькая для Джея, мое тело сводит судорогой. Пришли все, кто был приглашен на его день рождения. И, видимо, даже еще больше. Я не знаю, было ли когда-нибудь на похоронах больше народу, чем сейчас. По крайней мере, при такой погоде. Но вместо печальных, заплаканных лиц, я вижу улыбающихся людей, которые болтают о Джее, как будто он был не просто пеплом в урне, а до сих пор среди нас. Как будто он сейчас выпрыгнет из-за памятника и покажет один из своих фокусов. У меня зарождается мысль, что, возможно, многие из этих людей его не знали. Возможно, они просто пришли на вечеринку и им плевать, что Джей умер. От этой мысли я наполняюсь яростью

Бет берет меня за руку, сжатую в кулак, пока Бен здоровается с людьми, которых мы совершенно не знаем. Никто не высказывает соболезнования, а мне вдруг хочется тишины. Спокойствия. Для Джея и для меня. Я хочу присесть, но здесь нет ничего, кроме надгробных плит.

Мой взгляд падает на маленький гроб в этом же ряду, на котором рядом с засохшими цветами лежит плюшевая игрушка. Детская могила. Я прижимаю руку к животу, и пытаюсь дышать носом. Вдох, выдох. В отличие от Бена, я ни с кем не разговариваю, даже с Питом, который молча стоит возле меня, сжимает мою руку и вместе со мной смотрит на пустую, открытую могилу.

Нет ни священника, ни поминок, потому что Джей не был верующим, также я отказалась произносить речь. Профессионального оратора я тоже не хотела. Как мог человек, который совершенно не знал Джея, быть в состоянии найти нужные слова о нем? Но когда двое мужчин, одетые в черном, проходят мимо нас, мне вдруг захотелось, чтобы кто-то что-то сказал.

Дождь прекратился, прежде чем мужчины дошли до могилы. Я все также пялюсь в пол. Моя обувь облеплена грязью и мокрой травой, и мне холодно. Бет обнимает меня.

Когда урна исчезает в яме у наших ног, Бен берет гитару и начинает играть. Я так тяжело сглатываю, что мой кадык подпрыгивает. Мне не хватает воздуха. Бет крепко держит меня, будто боится, что я прыгну в мокрую яму. Я сжимаю одинокую белую лилию, от запаха которой начинает тошнить. Я не готова ее отпустить.

Бен поет. Под Млечным Путем сегодня ночью... Эту медленную версию, от которой становится так грустно. Почему я никогда не замечала, какой красивый у него голос?

Хотел бы я знать, что ты искала, мог бы понять, что ты можешь найти.

И наконец-то из моих глаз текут слезы, которым я несколько дней не давала волю. Они текут по щекам, закрывая мой взор, и мир вокруг меня исчезает за милостивой пеленой. Со всеми людьми.

Мягкий голос Бена утешает нас. Никто из присутствующих не говорит ни слова. Никто не кашляет и не шепчется. Так чертовски тихо, кроме музыки, что от тишины мне хочется закрыть уши. Бет вытирает глаза. Пит крепко держит мою руку.

Когда песня заканчивается, во мне что-то кричит. Кто-то должен что-нибудь сказать, пока мужчины не начнут закапывать могилу. Кто-нибудь должен что-то сказать. Но от меня не исходит ни звука. Люди становятся беспокойными, пока Пит вдруг делает шаг вперед, прямо к могиле с урной. Он вздыхает.

— Больше всего прожили не те люди, которые состарились, а те, кого больше всего любили. Те, кто любил свою жизнь, в конце овладели мастерством — любить и наслаждаться. Каждым чертовым днем. Я увидел это у Джея, и борюсь каждый чертов день, чтобы его понять.

Я прижимаю руку к губам и моргаю сквозь свежие слезы.

— Он был чертовски хорош в том, чтобы любить жизнь. Это знают все, кто знал его. Но он не был слишком удачным в том, чтобы это усовершенствовать. Это знают те из нас, кто любил его.

Бет сжимает мою руку. Бен становится возле меня и обнимает меня за плечи. Я прислоняюсь лицом к его груди, не вытирая щек.

— Он никогда не умел прощаться. Не любил. И я знаю, что это расставание особенно мучило его на протяжении последних недель. Потому, что двое людей за короткий срок дали ему все, о чем он мечтал. И потому что он не знал, как уйти, чтобы не ранить их. Думаю, у него это не очень получилось. Я чувствую, я слышу их боль. Но он попытался, сделал все возможное. Миа, Бен... это для вас.

Пит поворачивается к нам и протягивает одну руку. Как на автопилоте, я делаю несколько шагов по направлению к нему, пока не останавливаюсь рядом, возле открытой могилы. Он берет меня за руку и протягивает другую Бену. На то, как люди в ожидании пялятся на нас, мне плевать. В данный момент все безразлично, когда Пит начинает читать стихотворение мягким голосом.

Над могилой моей не стой, не рыдай

Я не там, я не сплю, просто верь, просто знай

Я с тобою в дыханье беспечных ветров,

Я с тобой в ослепительном блеске снегов

Я согрею тебя теплым солнца лучом,

Я коснусь тебя мягким осенним дождем.

Над могилой моей не стой не рыдай

Я не там… я с тобой просто верь, просто знай…

В разбудившей тебя поутру тишине,

Я приду к тебе гомоном птичьим в окне,

Буду ночью по-прежнему рядом с тобой,

Охраняя твой сон с неба яркой звездой.

Над могилой моею не стой, не рыдай,

Я не там, я с тобой! Только верь! Просто знай.

Вечеринка закончилась для нас слишком рано. Было не так страшно, как я себе представляла, и одновременно было так весело, как хотелось бы Джею. Были коктейли, чересчур громкая музыка и много новых друзей. Мы познакомились с несколькими друзьями Джея, срежи которых было два график-дизайнера, с которыми Бен долго разговаривал об играх. Они даже обменялись номерами телефонов. А от того, что Бет уехала с Питом на одном такси, несмотря на то, что они живут в разных концах города, я до сих пор улыбаюсь.

Дома я снимаю туфли со своих отекших ног и падаю на диван. Бен целует меня в лоб.

— Хочешь чего-нибудь выпить?

— Чаю? — осторожно спрашиваю я. Уже за полночь, но Бен улыбается. — Конечно. Я сделаю нам.

Ради меня он не пил алкоголь, что было не обязательно. Отказаться от него было не трудно. Я смотрю в окно на облачное ночное небо, в то время Бен ждет на кухне, пока закипит чайник. Дверцы шкафчиков стучат. Квартира сегодня кажется мне чужой.

Когда мой взгляд падает на синюю дорожную сумку, которую Бен поставил в гостиной, мое сердце пропускает удары. На трясущихся ногах я подхожу ближе и приседаю. Я туда еще не заглядывала и не имею понятия, что нам с этим делать. Сейчас нужно распаковать вещи и посмотреть, что Джей оставил после себя.

— Твой чай стоит на столе.

Бен подходит ко мне, и смотрит через плечо, как я достаю вещи и бесчисленные медикаменты из сумки.

— Что нам с этим делать? - спрашиваю я.

— Не знаю. Возможно, отдать на благотворительность? — предлагает Бен.

Темные, старые футболки, с изображением рок-групп. Кьюр (The Cure). Эхо и Баннимэн (Echo and the Bunnymen). Черч (The Church). Мои глаза снова горят. Я беру мою любимую футболку с зайцем из Донни Дарко и прижимаю к лицу. Зарываюсь в нее носом и глубоко вдыхаю. Она так сильно пахнет Джеем, что я не могу сдержать слезы.

— Звонил нотариус. У нас с ним встреча на следующей неделе, — осторожно говорит Бен.

— Зачем? — спрашиваю я, не оборачиваясь. Нос до сих пор глубоко зарыт в футболку Джея.

— Не знаю. Возможно, он написал завещание.

Я смеюсь сквозь слезы. Это на него похоже.

— Харли уже в прошлом. Мне так жаль. Он обещал тебе его.

Бен отмахивается. Потом помогает мне дальше распаковывать вещи. У Джея не было много вещей. Я знаю, что в Хакни у него тоже немногое осталось. Мало что было ему дорого. Все остальное он сбросил как балласт. И сейчас я хочу сохранить самое важное.

На самом дне сумки я нахожу фотографию Полароид. Она мятая и пожелтевшая, и когда ее переворачиваю и вижу, что на ней изображено, я оседаю на пол.

— О, Господи, — шепчу я. — Боже мой.

Мои пальцы дрожат, когда Бен осторожно забирает ее у меня. На фотографии Джей и я. Это было приблизительно десять лет назад, мы весело улыбаемся в камеру. Я с трудом узнаю себя, такую юную и безнадежно наивную. Совершенно другой человек. Но не фотография испугала меня. Это были слова, которые написаны на белом поле внизу. Почерком Джея, черным перманентным маркером.

Звездопад сияет только тогда, когда звезды уже догорели.

Только теперь я понимаю, что все это время он имел в виду не себя.

— Давай просто сделаем это... — говорит Бен. Друг за другом мы поднимаемся на пять ступенек к темной, дорогой, блестящей входной двери, но что-то внутри меня против того, чтобы зайти в викторианский дом в Кенсингтоне. Джей умер две недели назад и я не хочу ни с кем о нем говорить. Даже с Беном, а тем более с совершенно посторонним нотариусом, который, скорее всего, выглядит как питбуль-терьер.

По крайней мере, эта догадка исчезает, как только мы заходим внутрь. Адвокат скорее выглядит как молодой Кэри Грант и так тепло улыбается при приветствии, что мое плохое предчувствие исчезает.

— Пожалуйста, присаживайтесь, говорит он и указывает приглашающим жестом на стулья, которые стоят перед антикварным столом. Та и все помещение выглядит как из прошлого века — высокие потолки, книжные стеллажи из красного дерева и хрустальная люстра. Как вообще Джей вышел на этого нотариуса? Ему больше подошел бы даже какой-то пижонский типа с Хакни, чем этот. Я сглатываю, чтобы не дать воспоминаниям о Джее снова затопить меня, а потом, наконец, присаживаюсь.

— Во-первых, я хочу принести вам свои искренние соболезнования. Мистер Штерн рассказал мне в каких отношениях вы состояли, и я нахожу это, честно говоря, фантастическим. Необычно, но... потрясающе. Смело.

Я молча киваю. Сгибаю пальцы, что лежат на коленях, пока Бен не берет мою руку и крепко ее держит. Нотариус, суди по табличке на двери, его зовут Кристиан Моррис, вздыхает. Потом отклоняется в своем скрипящем кожаном кресле назад и открывает крышку макбука.

— Мистер Штерн попросил меня показать вам видео его завещания. — Он поворачивает к нам лэптоп. Мои пальцы коченеют, сердце пускается вскачь. — Как он мне сказал, он снял его около трех недель назад. Я его не смотрел, потому что это было снято только для вас, поэтому не уверен... Ну ладно, посмотрим.

Бен молча кивает, я не способна ни на какую реакцию. Видео... ну конечно. Но хватит ли у меня силы посмотреть его? Только от мысли мои внутренности замирают. Но прежде, чем я могу что-либо сказать, нотариус запускает программу. Не проходит трех секунд, как на экране появляется Джей. Он сидит в нашей гостиной, я узнаю фон, а его лэптоп, видимо, стоит на журнальном столике. Я так тяжело сглатываю, что чувствую боль в горле, когда Джей улыбается и начинает говорить.

«Вот дерьмо».

О, Господи! Я смеюсь, и Бен также подавляет улыбку. Мистер Моррис, который за своим столом может только слышать, но не видеть, молча хмурится.

«Я хорошо могу представить, как вы сидите в этом показушном офисе и спрашиваете себя...»

— Эм... — Бен наклоняется и нажимает на кнопку паузы. Видео останавливается на улыбке Джея, и по моей спине начинает течь пот ручьем. Я не могу смотреть, и не могу отвернуться. — Может нам стоит посмотреть видео одним..?

— Включай дальше, — командую я. Мое сердце трепещет так дико, что я чувствую его биение в горле. Но я хочу это сейчас увидеть. Плевать, сплетничает Джей о нотариусе или нет. Я все равно никогда больше не увижу этого типа, так что какая разница? Он спокойно может послушать, что нам хотел сказать Джей. Даже если только мысль об этом перекрывает мне воздух. Бен вздыхает и запускает видео.

«... в этом показушном офисе и спрашиваете себя, что, к черту, на этот раз вытворил старый Джей.

А что именно я натворил, мистер Моррис — Миа, правда, он похож на молодого Кэри Гранта?»

Я закрываю рот рукой, чтобы не рассмеяться вслух, одновременно мои глаза наполняются горячими слезами.

— Прошу прощения, — бормочу я в сторону нотариуса, который, к счастью, обладает чувством юмора, и, улыбаясь, отмахивается. От меня не укрывается, что он бросает на себя беглый взгляд в отражении окна.

«... в общем, он позже вам все более детально обьяснит. Но прежде я воспользуюсь возможностью провести длинный, скучный монолог, потому что я всегда хотел это сделать, а теперь Миа, в качестве исключения, не сможет меня перебить. Кстати, ты прекрасно выглядишь, сладкая».

Он близко наклоняется и, улыбаясь, подмигивает в камеру. Мое сердце сразу же сжимается в крохотный узелок, прежде чем как сумасшедшее начать порхать в моей груди.

«Спорим, на тебе надето черное платье, которое ты купила на мои похороны? Да, я нашел его в твоем шкафу, сладкая, все в порядке. Слегка длинновато, на мой вкус, но, эй, ты будешь выглядеть в нем сексуально. Как всегда.

И потому что я уже не могу взять Оскар за дело всей моей жизни, вы должны сейчас выслушать мою болтовню. Это всегда так, когда уже слишком поздно. Я выучил свой урок. Чтобы с вами такого не случилось, мистер Моррис скоро вам расскажет, что я вас указал как единственных в моем завещании. Мои поздравления, теперь вы можете усыновить Пита и оставить себе пролежанный матрас из Хакни, после того, как заплатите за утилизацию разбитого Харли.»

Я до боли сжимаю нижнюю губу, чтобы не рассмеяться, пока Бен возле меня странно хлюпает. Джей подмигивает.

«Небольшая шутка. Год назад я заключил страховку на жизнь. И очень хорошую. Поэтому я не мог дольше ждать, Миа. В случае смерти от болезни, страховая ничего не выплатила бы, поэтому это должен был быть несчастный случай.»

Я бросаю на нотариуса испуганный взгляд, но он, улыбаясь, мотает головой.

— Я никогда не смотрел это видео, — говорит он, подняв руки, повернув ладони к нам. Меня накрывает облегчение, и я слушаю дальше, что нам скажет Джей.

«Но у меня есть одно условие по поводу денег... Я хочу, чтобы вы использовали их на ребенка, чтобы маленькая потом получила хорошее образование, и могла стать тем, кем захочет. Кроме косметолога и учительницы математики. Простите, но я настаиваю. Я ненавижу учителей математики. Вы должны избежать этого, ладно?

Потом я хочу, чтобы вы сделали с деньгами то, что должны. Вы уже знаете что. Будьте храбрыми и просто сделайте это. Иногда идти до конца ближе, чем кажется, поэтому не теряйте времени.»

Бен снова нажимает на паузу, а я озадаченно смотрю на него.

Мистер Моррис наклоняется к нам.

— Речь идет не о незначительной сумме, — обьясняет он. — Пятьсот тысяч фунтов стерлингов, чтобы быть точным.

Я хватаю ртом воздух, Бен тихо присвистывает.

— Серьезно? — переспрашивает он, и мистер Моррис кивает.

Венка на моем виске пульсирует, потому что так странно видеть Джея на этом видео. Это выглядит почти как наш звонок по скайпу, и так хочется ему что-то сказать, ответить. Но я понимаю, что он этого не услышит. Я впиваюсь ногтями в ладони, чтобы этой болью заглушить боль в сердце. Бен снова запускает видео.

«Ах, еще кое-что... Бен, друг. Прости за Харли. Я знаю, что пообещал тебе его, но не смог этого сделать. Чувак, ты станешь отцом! На тебе вся ответственность. Ты должен заботиться о Миа и нашем ребенке, так что мотоцикл — это слишком, черт возьми, опасно. Купи себе ухоженный внедорожник, самый крутой и выпендрежный, какой только сможешь найти. Не то, чтобы ты в этом нуждался, и я знаю, о чем говорю, но... ты знаешь. Девчонки ведутся на такое! Но не забудь детское сиденье, ладно? Я люблю тебя».

Джей вздыхает и снова наклоняется вперед. Он сжимает губы, и возникает такое ощущение, что он видит меня. Я вижу, как он сглатывает, как дергается его кадык. Его глаза темнеют. Одна слезинка срывается с уголка моего глаза и медленно скатывается по щеке.

«Миа, сладкая. Скорее всего, ты не догадываешься, насколько сильно я любил тебя. Всегда. Даже тогда. Я знаю, что сделал тебе чертовски больно, и что я был долбаным эгоистичным мудаком в последние месяцы, потому что хотел провести их именно с тобой. Но твоя боль стоила того, потому что ты подарила мне самые лучшие месяцы в моей жизни. Мне бы просто хотелось, чтобы у нас было больше времени. Или чтобы я тогда был достаточно умным для тебя. Но, эй, в таком случае, возможно, у тебя ничего не получилось бы с Беном, так что, если посмотреть... то для тебя все очень хорошо сложилось.

Я должен был уйти прежде, чем стало бы слишком поздно. Не обманывай, я ведь знаю, что ты бы никогда не дала мне тех таблеток, и риск был слишком большим. Ты станешь матерью, у тебя великолепный муж и будущее, так что уход за тяжелобольным было бы последним, в чем ты нуждалась. Я просто надеюсь, что в один день ты поймешь меня.

У тебя будет замечательная жизнь, рядом с самым лучшим мужем, и ты будешь матерью самой красивой дочки. И я уверен, ты воспитаешь ее так, как того хотел бы я.

Я люблю тебя, и это разрывает мне сердце, потому что я должен уходить без тебя».

Он вытирает глаза обратной стороной ладони и мягко улыбается. В уголках его глаз образуются морщинки. Я цепляюсь руками за подлокотники, мне становится трудно дышать. В моем горле образовался такой большой комок, что я с трудом получаю воздух.

«Возможно, я был никем иным, кроме как дурацким серым камнем, который упал тебе на голову. Но возможно, ты увидишь через несколько месяцев, или вообще когда-нибудь, когда успокоишься и перестанешь плакать, что я был небольшим, совсем маленьким звездопадом. Я бы хотел этого. Очень сильно.

Я счастлив, что ты любила меня, и что я мог тебя любить. Даже если совсем недолго. Спасибо, сокровище. За все».

Видео заканчивается на том, как Джей наклоняется к компьютеру и выключает камеру. Просто так. Ни прощания, ни поцелуя, ни взмаха руки, ничего. Вдруг комната заполняется тишиной. Когда я вижу, как Бен вытирает слезу, которая катится по его щеке, я бросаюсь ему на шею.

Я не могу прекратить плакать. Звездочка в моем животе со всей силы бьет меня по желудку, но я это еле чувствую. Потому что боль в моей груди намного хуже, намного сильнее, чем все, что я до этого считала болью. Она забирает воздух, заставляет меня выть.

— Шшш, — шепчет Бен и прижимает мое лицо к своей груди. — Ну хватит. Хватит, мечта моя. Все будет хорошо.

Нотариус встает и идет к окну, давая нам время, за что я очень ему благодарна. Сейчас меня ничего не интересует. Ни завещание, ни деньги, ни еще что-либо. У меня такое ощущение, что мир остановился. Я хочу еще раз посмотреть видео, еще и еще, и представить, что Джей не мертв, а просто находится в своей квартире в Хакни, сидит перед компьютером и разговаривает со мной по скайпу. Или ждет нас на маленькой кухне в Кройдоне и готовит лазанью с тофу, или это ужасное рагу, которое никому из нас особо не нравилось. Что он лежит в моей кровати и улыбается той неповторимой улыбкой, которая на ходу срывает с меня трусики.

К сожалению, я понимаю, что это больше никогда не повторится. Что его уже нет. И он даже приблизительно долго не сиял.

Время относительно. Последние недели относятся к самым длинным неделям в моей жизни, потому что ничего, абсолютно ничего не происходит. Я хотела остановить мир, когда умер Джей, и теперь кажется, мне это удалось. Мы с Беном редко разговариваем о нем, но его присутствие чувствуется в каждом уголке комнаты.

Потому что стоит мне только открыть холодильник и посмотреть на яйца, как понимаю, что больше никогда Джей не будет стоять у плиты и жарить блинчики. Что он больше никогда не будет засыпать или просыпаться возле меня. Его запах потихоньку выветривается, даже несмотря на то, что я не стирала подушки. Мне бы хотелось, чтобы была возможность сохранить его запах в бутылке. Каждое утро я зарываюсь лицом в подушку и глубоко вдыхаю, но так, как постепенно его запах выветривается с каждым днем все больше, кажется, мрачная пустота в моем сердце так же постепенно исчезает.

Я так часто злюсь, что бегаю по квартире и ищу, что можно сломать. К счастью, Бен все понимает, и молча купил новый сервиз, когда от старого осталось всего две чашки и три тарелки.

Бен, как всегда, ходит в офис каждый день, а я дома работаю над концептом нашей игры, с помощью иллюстраций Джея. Как только Бен возвращается домой вечером, мы с головой зарываемся в бумаги, до закипания мозга и записываем все мысли и идеи о нашей продукции. Время от времени мы дискутируем насчет пожелания Джея: сделаем ли мы так, как он хочет, либо купим небольшую уютную квартирку в Ричмонде на его деньги. Но мы понимаем, что никогда так не сделаем, потому что там, где бы он сейчас ни был, Джей все равно это увидит. Вполне возможно, что однажды с неба упадет озлобленный камень мне на голову, а этого я не могу допустить.

Тем временем, мой живот стал таким круглым, что мне с трудом удается передвигаться. Своих ног я не видела уже несколько недель, а если бы Бен не был таким милым и не помогал мне стричь ногти или вылезать из ванны, я бы превратилась в абсолютную неряху.

Уже конец августа, окно в гостиной открыто, но внутрь входит только душный воздух, который не несет с собой никакой прохлады. Небо облачное и беззвездное. Привычная дымка накрывает город как шерстяным одеялом.

— Ты будешь еще что-то смотреть или я могу выключить?

Бен зевает, когда берет в руки пульт от телевизора. Мы смотрели фильм, но я не могу вспомнить, о чем он был или как звали главных героев. Так продолжается уже несколько недель. Меня гложет так много мыслей, что я ни на чем не могу сконцентрироваться. Я накрываю рукой живот, потому что Звездочка меня сильно толкает. Бен кладет свою руку сверху и нежно улыбается.

— Подожди, — говорю я через несколько минут, во время которых мы следим за движениями нашего ребенка. — Сделай, пожалуйста, громче.

Бен поворачивается и смотрит в телевизор, где какой-то американец рассказывает, как он отправил прах умершего со спутником в космос. Услуга дорогая, но доступна каждому. До сих пор мало кто делал подобное, а один космонавт захотел, чтобы его прах доставили на луну. Бен снижает громкость, в то время как мое тело превращается в камень.

— Господи, — шепчу я. Мое тело покрывается потом, когда я вижу как маленькая урна, покидая орбиту земли, зажигается и медленно гаснет. Как падающая звезда. Бен смотрит на меня, нам не нужны слова. Нам становится ясно, что мы собираемся делать. Даже если от самой мысли Звездочка в моем животе начинает танцевать сальсу.

***

— Бен, если нас кто-то увидит... — холодок пробегает по моему телу. Я оборачиваю руки вокруг дрожащего тела, пытаясь не смотреть туда.

— Поэтому ты и стоишь на стреме, — шепчет мой муж, не поднимая взгляд. — Если кто-то появится, сгибайся и кричи, что рожаешь. Так ты сможешь его отвлечь.

— Нас посадят за это в тюрьму, — говорю я, все еще дрожа. Я переступаю с ноги на ногу, жую губу и прислушиваюсь к каждому звуку в кустах, каждому шороху листьев. Сейчас три часа ночи, кладбище пусто, и вообще-то оно закрыто. Мы не должны быть здесь. На самом деле нет. Тем более с лопатой! Я не могла особо подумать над тем, что Бен сейчас делает, иначе...

— Миа, прошу тебя... Прекрати разговаривать, — шикает Бен. Он снял куртку, но все равно вспотел. Пряди его светлых волос прилипли к лицу, а на его лбу видны морщины.

— Да, да, — бормочу я, подняв голову в небо и глядя на облака, сквозь которые сегодня проглядывается несколько звезд. Я вспоминаю о том, что мне когда-то сказал Джей. Что эти звезды уже давно могут быть мертвыми и догоревшими, но мы их до сих пор видим, потому что свет, с его скоростью, требует много лет, чтобы долететь до нас. — Еще долго? — спрашиваю я сдавленным голосом.