Мюрат или Пробуждение нации

Приложения

Мы приводим здесь два документа, из которых первый ранее не публиковался, а другой часто цитируют, но целиком он известен немногим; они проясняют психологический портрет Мюрата в наиболее драматические и спорные моменты его карьеры.

Во время русской кампании в поместье Бельмонт, что в окрестностях Смоленска, Мюрат сочиняет стихотворение, положенное потом на музыку Караффой. В нем выражена жажда мира и покоя, весьма неожиданная для бравого кавалериста.

14 января 1814 года Мюрат оправдывается перед Наполеоном в том, что только что подписал союзнический договор с Австрией, тем самым сделав необратимым свое отступничество. Это, длинное письмо достойно того, чтобы привести его полностью. Публикуемый здесь текст идентичен тому, что хранится в архиве семейства Мюра (A. N. 31 AP 20300).

«Сир!

Я только что заключил договор с Австрией. Тот, кто так долго сражался под Вашим командованием, Ваш зять, Ваш друг, подписал документ, выставляющий его Вашим врагом. Поступок говорит сам за себя. При всем том Ваше Величество не может не учитывать, что он совершен под влиянием необходимости, покоряясь которой я испытываю величайшие душевные муки. Нет нужды поминать прошлое. Ваше Величество располагает всеми моими письмами и прежде всего — посланиями от 23 ноября и 25 декабря. Тогда я пребывал в ложной уверенности, что, действуя в том смысле, о котором там сказано, можно было бы обеспечить независимость большой части Италии, а возможно, и всей Италии целиком.

В надежде на ясный ответ, ожидаемый со дня на день, я привел в движение мои войска и уже начал действовать сообразно предложенному плану. Однако Ваше Величество хранило молчание в продолжение целых двух месяцев: несколько Ваших писем, полученные мною, не могли ни ободрить меня, ни направить.

Меж тем события шли своим чередом, и я вследствие моих же собственных маневров оказался лицом к лицу с австрийской армией. Дальнейшие колебания были невозможны: оставалось либо драться, либо заключить мир, приняв предлагаемые условия.

В первом случае мне предстояло сражаться с противником, чьи силы могли всякий день прибывать, а потери легко восполняться, поскольку он располагал всем в землях, захваченных его армиями, имел хорошо налаженное морское и сухопутное сообщение и, кроме прочего, обладал моральной силой, не ведающей непреодолимых преград, ибо на его стороне — общественное мнение. Я же мог этому противопоставить лишь малочисленную и еще плохо обученную армию, в которой к тому же сосредоточены все мои военные возможности; поражение уничтожило бы ее и даже победа ослабила бы без особой пользы. Ко всему прочему, я не располагаю ничем вне пределов собственного государства; всякая моя просьба могла встретить отказ; мою неуверенность усугубляло опасение оставить без прикрытия побережье моих владений; в любую минуту я рисковал попасть в окружение моих врагов — и тогда в их руках оказалось бы все, что мне дорого в Неаполе. И наконец, мои подданные во всеуслышанье единодушно требуют от меня мира, следовательно, мое войско сражалось бы против желаний и без воли к победе, а посему без того успеха, который обещает нам столь страстно ожидаемый мир. Вот почему такое средство, как вооруженное сопротивление, будучи губительным для меня, не принесло бы блага и самой Франции, ибо в одиночку я не мог бы надеяться изменить соотношение сил; я лишь нанес бы еще более глубокую рану в сердце Вашего Величества зрелищем растоптанных плодов столь славного правления и осложнил бы собственными бедствиями трудную дорогу ко всеобщему миру.

Вот мне и пришлось решиться на этот договор, почти против моей воли способствующий спасению меня самого, моего семейства и престола; притом, несмотря на неизбежность этого исхода и очевидность приведенных соображений, я еще колебался, пока не получил отчет сенатской комиссии и ответ Вашего Величества на запрос Сената. Из него я понял, что этот мир находит отклик в сердцах всех французов и в Вашем собственном, что ради того, чтобы даровать его Европе, вы готовы отказаться от любых завоеваний. Следовательно, Италия перестает быть чем-то насущно необходимым Вашему Величеству. Это предупреждение, данное мне Вами, без сомнения, с определенным намерением, было мною услышано. Я почувствовал, что уже не могу терять ни минуты драгоценного времени, ибо трудности моего положения день ото дня усугублялись, а требования Коалиции становились все более жесткими. Сегодня мне уже не предлагали того, на что согласились бы еще вчера, и моя медлительность при заключении договора стоила мне многих преимуществ. Я не сожалею об упущенных выгодах, ибо это еще одно свидетельство привязанности моей к Франции и к Вашему Величеству.

Если бы нейтралитет был возможен, я бы с восторгом согласился на него, но мне не позволили быть простым зрителем борьбы, в которой ревностно участвуют все европейские державы. Вот и пришлось подписать договор с теми, кто еще пребывает Вашими противниками. Но среди этих видимых превращений мое сердце осталось неизменным. О нет, я не стану сражаться против Франции и против Вас! Поле этой злосчастной и кровавой схватки все еще достаточно велико, чтобы хранить надежду разминуться на нем, но умеренность Ваших притязаний дает нам надежду на тот всеобщий мир, благодаря которому договор, заключенный мною без Вашего согласия, перестанет служить для меня источником грусти и горечи.

При всем том, Сир, этот приватный договор упрочит мой престол, обеспечит мне признание всей Европы и укрепит мою независимость, основанную на заинтересованности прочих держав.

Если я не заблуждаюсь, достигнутый мною результат не может не представлять некоторую пользу и Вашему Величеству. Среди претензий и предрассудков всех старинных царствующих династий мне удалось поставить себя с ними на равную ногу; заключая договор, я сумел подтвердить и сохранить мой титул; среди обломков новой Европы я, Ваш ученик и зять, сохранил корону, дарованную Вами. После краткой грозы, разлучившей нас, Вы с удовольствием обретете вновь того, кто Вам предан душой и телом.

Не могу Вам передать, насколько эти мысли, проникнутые заботой о благе Вашего Величества и привязывающие меня к Вам тогда, когда кажется, что я от Вас удаляюсь, утишают мою душевную боль и печаль. Я лелею надежду, что они смягчат первый порыв Вашего сердца, возмущенного моим поступком. Придя таким образом в более спокойное состояние духа, Вы не станете, Сир, продолжать видеть во мне Вашего личного врага. Разве должны быть прерваны дружеские и семейные связи между Вашим Величеством и мною, если на краткий срок политический наш союз и подвергся испытанию? Мне так необходимо знать, что Вы меня еще любите, ведь моя любовь к Вам осталась неизменной! Когда облака рассеются, мое сердце снова возжаждет видеть в Вас друга и будет ожидать встречи после столь тягостного расставания. И особливо надобно предотвратить все, что способно еще более омрачить эту вынужденную разлуку тягостными воспоминаниями.

Сир, позвольте в заключение призвать Вас к сочувствию тем французам, которые оказались в моем королевстве. Я могу честью отвечать за то, что они не менее других соотечественников преданы душою и телом Вашему Величеству. Если вы примените к ним всю строгость французских законов, их положение станет чудовищным. По возвращении во Францию их ожидают нищета и ничтожество, и они лишь окажутся тяжким бременем для Вашего правительства, в случае же, если Вы потерпите их пребывание в моих владениях, они будут продолжать пользоваться защитой и преимуществами, которыми и ранее не были обойдены; я же буду счастлив дать им почувствовать свою особую заботу о них в теперешних тяжелых обстоятельствах, в каких мы все оказались».