На Днепровском рубеже. Тайна гибели генерала Петровского

ГЛАВА 12 ПРОТИВНИК ПЕРЕХОДИТ В НАСТУПЛЕНИЕ

10 августа произошла смена командующего Центральным фронтом: вместо генерал-полковника Ф.И. Кузнецова им стал генерал-лейтенант М.Г. Ефремов. Однако нового командующего 21-й армией вместо генерала Ефремова Ставка пока не назначила. Его обязанности было приказано исполнять начальнику штаба армии генерал-майору Гордову Василию Николаевичу[29]. Этот факт как нельзя отрицательно сказался на ходе боевых действий 21-й армии и всего Центрального фронта уже через несколько дней.

В этот же день противник предпринял наступление на флангах 63-го корпуса. Особенно сильным оно было на участке обороны 110-го сп и отряда под командованием генерал-майора В.И. Неретина[30], оборонявшегося южнее его. Понеся очень большие потери, 110-й сп стал отходить к Днепру. Одновременно отряд генерала Неретина, также понесший большие потери, был вынужден отойти к населенному пункту Стрешин, заняв оборону на его западной окраине. Генерал Неретин запросил разрешение у Петровского на отвод подчиненных ему частей на противоположный берег Днепра, так как сдержать противника не представлялось возможным. В.И. Неретин рассматривал Днепр как естественную преграду, с помощью которой ему удастся остановить продвижение врага.

Генерал Петровский в телефонном разговоре с исполняющим обязанности командующего 21-й армии генералом В.Н. Гордовым сообщил о сложившейся обстановке в районе Отрешила и попросил его обратиться к командующему фронтом генералу Ефремову с просьбой об отводе отряда Неретина на восточный берег Днепра. Однако генерал-лейтенант М.Г. Ефремов в категорической форме запретил генерал-майору Гордову давать разрешение на отход, отметив, что «ставить вопрос о переходе на восточный берег совершенно излишне»^{78}.

Чем было обусловлено подобное решение командующего Центральным фронтом генерала М.Г. Ефремова, сказать трудно, ведь он хорошо знал обстановку в полосе 63-го ск и должен был понимать сложившуюся ситуацию. Или генерал Ефремов недооценил всей сложности обстановки, сложившейся на участке обороны 110-го сп и отряда генерала Неретина, или он просто побоялся того, что его решение могло быть расценено Ставкой как не способствующее организации устойчивой обороны на этом участке. Скорее всего, последнее. Не надо забывать о том, что он всего лишь сутки назад вступил в должность командующего фронтом и начать свою работу с того, чтобы отводить войска назад, конечно же, было негоже.

Так или иначе, это был явный просчет командования фронтом, который не только не способствовал общему улучшению обстановки на этом участке, но и сыграл в последующем определенную негативную роль в окружении соединений 63-го стрелкового корпуса. Хотя, конечно, не факт, что, отойдя тогда на противоположный берег, крайне немногочисленный отряд генерала Неретина смог бы оказать в последующем противнику должное сопротивление и не дал бы ему возможности переправиться на правый берег Днепра. Силы были неравными. Противник на этом участке явно превосходил наши войска своей численностью, несмотря даже на то, что по приказу генерала Петровского командир 154-й сд генерал Фоканов отправил на усиление отряда Неретина 437-й сп. К тому же активно действовавшая авиация противника сводила на нет любые активные действия со стороны наших войск. Наша же авиация вследствие своей малочисленности никакой значимой роли почти не играла^{79}.

Генерал-майор Б.Г. Вайптрауб, бывший в июле—августе 1941 года начальником штаба 437-го сп 154-й сд корпуса, вспоминал после войны:

«10 августа немцы нанесли удар по левофланговому соседу нашей дивизии — сводному отряду генерал-майора В.И. Неретина. В отряде, как мне помнится, были два кавполка, недавно сформированных на Гомельщине, 110-й стрелковый полк и 36-й артполк.

Генерал Фоканов соответственно приказанию генерала Л.Г. Петровского со снятым с позиции 437-м стрелковым полком был направлен в район Скепни с задачей, объединив разрозненные части отряда Неретина, общими силами восстановить оборону по восточному берегу Днепра и ликвидировать Стрешинскую переправу противника. Естественно, оборона дивизии на основном рубеже северо-западнее Жлобина значительно ослабла»^{80}.

Утром следующего дня противник силою до двух пехотных полков при поддержке танков буквально смял малочисленные подразделения отряда Неретина, 110-го сп и только что подошедшие подразделения 437-го сп 154-й сд, которые в беспорядке отошли на противоположный берег. Противник захватил населенные пункты Стрешин и Затон, находившиеся на правом берегу Днепра.

Обстановка осложнялась еще и тем, что в это же время до четырех дивизий противника с танками и при поддержке авиации продолжили развивать наступление на правом фланге армии в полосе обороны 28-го ск. Части 31-й пд противника к 12 часам дня вышли к шоссе Пропойск[31] — Довск и стали продвигаться в глубь обороны, отрезая, таким образом, 67-й и 63-й ск от главных сил армии. Для 63-го стрелкового корпуса складывалась крайне опасная обстановка.

Командующий Центральным фронтом генерал Ефремов рано утром 11 августа убыл в 13-ю армию, которой командовал генерал-майор К.Д. Голубев. Обстановка в полосе обороны армии была на тот момент самой напряженной. Еще 8 августа противник начал наступление со стороны Рославля на брянском и мгинском направлениях. По данным разведки, здесь было им задействовано около 200 танков. Особенно сложной была ситуация в районе Кричева, в полосе обороны 45-го стрелкового корпуса генерал-майора Э.Я. Магона, дивизии которого из последних сил вели в этом районе сдерживающие бои с противником.

По прибытию на командный пункт армии генерал Ефремов был крайне удивлен тому, что командующий армией генерал К.Д. Голубев, находясь в глубоком тылу, даже не предпринял никакой попытки, чтобы оказать хоть какую-то помощь генерал-майору Магону и облегчить тем самым положение подчиненных ему дивизий[32].

Ефремов был буквально разгневан подобным поведением генерала Голубева. Он всегда считал, что командир должен быть там, где трудно, а не отсиживаться в тылу. Кстати, уже 28 августа 1941 года генерал-майор Голубев по просьбе командующего Брянским фронтом генерала А.И. Еременко, в подчинении которого он вскоре оказался, был отстранен от должности командующего армией.

По воспоминаниям начальника штаба фронта полковника Л.М. Сандалова, возвратившись вечером в штаб, генерал-лейтенант Ефремов, спросил:

«...почему Голубев не сам, со своим штабом руководит боем основных сил армии под Кричевом, а возложил это на командира 45-го корпуса Магона? По-видимому, у него не изгладились тяжелые впечатления от выхода из окружения. Его надо послать лечиться, а командовать армией поставить нового, энергичного генерала, такого, как Петровский»^{81}.

Надо отметить, что М.Г. Ефремов был абсолютно прав. Не только тогда, но и многие месяцы спустя генерал К.Д. Голубев так и не смог избавиться от воспоминаний, связанных с первыми днями войны, когда он командовал 10-й армией Западного фронта, которая была одной из самых больших по укомплектованности личным составом, техникой и вооружением во всей Красной Армии.

К началу войны в нее входили два стрелковых корпуса (пять стрелковых дивизий), один кавалерийский корпус (две кавалерийские дивизии), два механизированных корпуса (четыре танковые и две механизированные дивизии) и 155-я сд. Итого: 14 дивизий. Только в составе наиболее боеспособного 6-го механизированного корпуса по состоянию на 13 июня 1941 года насчитывалось: 994 танка, 229 бронемашин, 76 гаубиц калибра 122-мм и 152-мм, 96 пушек и 163 миномета.

А если учесть, что и потери 10-й армии были самыми большими, то с большой долей вероятности можно сказать, что он бы, по всей видимости, разделил судьбу своего товарища, командующего 4-й армией генерал-майора А.А. Коробкова, который был расстрелян вместе с командующим фронтом генералом армии Д.Г. Павловым и другими генералами. Константина Дмитриевича спасло только то, что на тот момент, когда Сталин решил устроить показательную расправу над не справившимися со своими обязанностями генералами Западного фронта, местонахождение его было неизвестно: он тогда пробирался из окружения с небольшой горсткой красноармейцев и командиров.

Но было, по мнению автора, еще одно обстоятельство, которое не давало ему покоя уже много лет. Об этом знали не многие. Как и Петровский, генерал Голубев был в составе группы начальствующего состава РККА на стажировке в Германии. Правда, это было очень давно, в 1928 году, когда он еще занимал должность начальника штаба 20-й стрелковой дивизии. Но из тех командиров, кто был в служебной командировке в Германии в 1926—1931 гг., на свободе на тот момент оставались только он, генерал Л.Г. Петровский и генерал А.В. Катков[33]. Абсолютное большинство были репрессированы, как предатели и враги народа. Попробуй после этого быть спокойным и уравновешенным. Так что понять генерала Голубева отчасти было можно.

Выслушав доклад об изменениях в обстановке за день, генерал Ефремов пришел к однозначному решению — надо немедленно отводить корпус Петровского на левый берег Днепра, иначе беды не миновать. Но если дать команду на отход отряда Неретина он еще мог, то отвести назад стрелковый корпус без согласования со Ставкой не имел никакого права. Таков уж порядок, установленный в войсках: любое решение по организации боевых действий должен утвердить старший начальник.

Вспоминая вечер 11 августа 1941 года, Леонид Михайлович Сандалов[34] пишет:

«Стоя перед развернутой картой с нанесенной на ней обстановкой, Ефремов рассуждал вслух:

— Если бы из-за Днепра перетащить на правый фланг фронта корпус Петровского, он бы, несомненно, сдержал натиск противника. Свою роль за Днепром он уже сыграл. Почти месяц сдерживает главные силы 2-й немецкой армии. Находиться там корпусу и бесполезно и опасно. Он может попасть в окружение, и его постигнет участь, как корпус генерала Бакунина[35], сражавшийся в окружении в районе Могилева. Обстановка изменилась для корпуса Петровского, да и для всего фронта создалось угрожающее положение, — продолжал Ефремов. — Утром всем Военным советом подпишем просьбу в Ставку о разрешении отвести за Днепр корпус Петровского и 3-ю армию.

Ефремов позвонил Шапошникову. Попросил разрешения перевести войска левого крыла за Днепр и переместить КП фронта, но получил отказ. Я знал по своему опыту, что в подобных случаях Борис Михайлович обычно отвечал:

— А вы позвоните, голубчик, товарищу Сталину, может быть, он разрешит»^{82}.

Следует отметить, что воспоминания генерал-полковника Л.М. Сандалова среди многочисленных произведений подобного рода наших военачальников и полководцев времен Великой Отечественной войны отличаются наибольшей точностью и правдивостью. По крайней мере вольных и невольных ошибок, различного рода несоответствий реальным событиям и архивным данным в его мемуарах очень мало, да и то они, скорее всего, были обусловлены «работой» нашей цензуры, которая часто заставляла освещать те или иные события таким образом, чтобы они соответствовали созданной властью мифической истории войны.

К тому же не надо забывать и о том, что в рассматриваемый нами период Л.М. Сандалов занимал должность начальника штаба Центрального фронта, а кому, как не начальнику штаба, было знать все тонкости. Он и обстановку знал, и был в курсе всех событий относительно решений Ставки Верховного Главнокомандования, и подчиненных командующих и командиров насквозь видел.

В среде наших выдающихся полководцев и военачальников времен Великой Отечественной войны Леонид Михайлович Сандалов пользовался большим авторитетом. Он один из немногих генералов, кто занимал высокие штабные должности с самого первого дня и до конца войны. В битве под Москвой полковник Сандалов, будучи начальником штаба армии, продолжительное время командовал 20-й армией, пока не прибыл новый командующий — злополучный генерал А.А. Власов. Этот факт впоследствии самым отрицательным образом сказался на его военной карьере: не разглядел самого известного предателя. Если бы не это обстоятельство, Л.М. Сандалов стоял бы в истории Великой Отечественной войны в одном ряду рядом с Г.К. Жуковым, A.M. Василевским, К.К. Рокоссовским, И.С. Коневым и другими видными полководцами.

Многие известные советские военачальники, в частности, Маршалы Советского Союза Г.К. Жуков, A.M. Василевский, М.В. Захаров и др., после выхода в свет воспоминаний Леонида Михайловича отмечали их достоверность. А самое главное, как отметил маршал Захаров: «Он показывает все события "через людей". У него всюду живые люди. Исключительный интерес вызывают страницы книги, посвященные историческому сражению под Смоленском...»

Можно с уверенностью сказать, что наряду с мемуарами П.А. Белова, М.Е. Катукова и Н.А Антипенко его воспоминания наиболее правдиво отражают ход боевых действий на тех участках советско-германского фронта, где ему пришлось воевать. Остается только удивляться, как удалось Л.М. Сандалову отстоять у жестокой цензуры многие «крамольные» взгляды и суждения.

Уже поздно вечером Леонид Григорьевич написал жене очередное письмо:

«...Хочу поздравить тебя с днем рождения. Думаю, что ты получишь примерно к этому времени. Почта-то работает уж как аккуратно! Вот уж подарить ничего не смогу. Была у меня плитка шоколада, да я ее съел.

Сидим в лесу. Города, которые вокруг нас, сожжены. Одни трубы торчат, и купить-то негде. Но пусть будет подарок будет за мной...

Крепко тебя по случаю дня рождения целую.

Немец сегодня что-то летает над нами, но пока не трогает.

Вот идет товарищ с докладом, и я письмо кончаю.

Крепко вас целую. Тебя и Олю.

Привет всем. Леонид»^{83}.

Это было его последнее письмо.

Ф. Гальдер, подводя итоги дня 11 августа 1941 года, записал в своем дневнике:

«Части 12-го и 13-го армейских корпусов успешно перешли в наступление. Войска, наступающие на южном фланге, южнее Рогачева, подошли к Днепру...»^{84}

Наступивший день, 12 августа 1941 года, был очень жарким и безоблачным, а на войска Центрального фронта надвигались темные грозовые тучи: бойцы и командиры весь день сдерживали натиск превосходящего по силе врага во всей полосе обороны и 21-й, и 13-й армий.

Рано утром противник предпринял атаку в полосе обороны 61-й сд 63-го стрелкового корпуса, которая была не без труда отбита. Через три часа после полуторачасовой артподготовки гитлеровцы атаковали на этот раз боевые порядки 66-го сп 61-й сд, но организованным огнем подразделений были вновь отброшены в исходное положите^{85}.

Из оперативной сводки штаба 63-го ск по состоянию на 15 часов 12 августа 1941 г:

«167 СД — занимает рубеж обороны с передним краем по линии: зап. окраина ХАПКИН, зап. окраина СТРЕНЬКИ, зап. окраина КОЛОТОВКА, сев. окраина МАРУСИНО, зап. окраина БЕРЕЗОВКА, вые. 174,1.

Противник в течение дня вел артиллерийско-минометный и пулеметный огонь по расположению пехоты и ОП артиллерии.

а/. 465 СП — занимает прежний рубеж обороны. В течение ночи вел работу по дооборудованию окопов, поставлено проволочного забора 400 метров.

б/. 615 СП — занимает прежнее положение.

в/. 520 СП выведен в резерв 1 км. вост. Лагерь Пионеров.

КП — юж. окраина НИКОЛАЕВКА»^{86}.

Малочисленный 110-й сп после отхода на противоположный берег Днепра занял оборону на его восточном берегу отдельными опорными пунктами. Сил и средств для того, чтобы оборонять весь участок от Затона до Стрешина, не было. Поддерживавший его огнем 36-й артполк имел в своем составе 18 орудий, однако боеприпасы были на исходе^{87}. Переправа через Днепр в районе населенного пункта Проскурин еще ночью была взорвана, но это не помешало противнику в середине дня в нескольких местах форсировать р. Днепр.

Несмотря на столь опасную обстановку в полосе обороны 63-го стрелкового корпуса, командующий фронтом генерал М.Г. Ефремов рано утром выехал к Петровскому и пробыл у него почти целый день. Ближе к вечеру командующий фронтом был уже на КП 21-й армии в районе Чечерска. Связавшись со штабом фронта, генерал Ефремов уточнил обстановку в районе Кричева, а заодно поставил в известность начальника штаба фронта полковника Л.М. Сандалова о том, что в районе населенных пунктов Стрешин и Затон частям 260-й и 134-й пд противника удалось форсировать Днепр.

Генерал-майор В.Н. Гордов, понимая, что дальнейшее ухудшение обстановки в районе Довска может привести к самым негативным последствиям, причем не только для 63-го ск, но и для 67-го и 20-го стрелковых корпусов, принял решение снять с рубежа обороны 63-го ск правофланговую 167-ю сд и попытаться ею во взаимодействии с 187-й и 117-й сд остановить продвижение противника северо-западнее и севернее Довска.

Здесь же, на командном пункте армии, генерал-майор Гордов доложил генерал-лейтенанту Ефремову свое решение по сложившейся обстановке в полосе обороны армии и получил разрешение на организацию контрудара по противнику в районе Довска.

Решение, принятое генералом Гордовым, было вполне обоснованным и своевременным, тем более что иных резервов в его распоряжении не было. Однако удивляет медлительность, с которой оно было воплощено в жизнь. Получив добро от командующего армией, необходимо было в эту же ночь произвести смену войск, снять 167-ю сд с переднего края и сосредоточить ее в районе Журавичи. Или по крайней мере хотя бы начать выдвижение в этот район. Однако этого не было сделано. Мало того, Петровский даже не был проинформирован об этой задаче. С чем это было связано, сейчас уже сложно восстановить — может быть, Гордов просто побоялся снимать 167-ю сд с позиций ночью. Конечно, был риск еще больше ухудшить и без того сложную обстановку, но на войне без этого нельзя. Вместо этого генерал Гордов решил утром следующего дня провести для командиров 63-го и 67-го стрелковых корпусов рекогносцировку, в ходе которой планировал на месте уточнить боевые задачи подчиненных им дивизий. Однако получилось так, что он просто лишил командиров и войска драгоценного времени для подготовки к выполнению этой непростой по исполнению задачи.

Изучая документы штаба 63-го стрелкового корпуса того периода времени, которых, кстати, сохранилось не так уж и много, особое внимание привлекла оперативная сводка № 71. В ней, в частности, отмечалось:

«.. .За весь период боевых действий корпуса по 8.8 включительно собрано оружия: винтовок — 4363, станковых пулеметов — 45, РПД — 60, минометов 50 мм — 27, 82 мм — 7. За этот период трофеи: винтовок — 122, пулеметов — 37...»^{88}

Чем, как не расхлябанностью и личной безответственностью отдельных красноармейцев и младших командиров в отношении вверенного им оружия, можно объяснить тот факт, что в районе боевых действий корпуса было собрано такое большое количество стрелкового оружия отечественного производства?! В то же время противник в ходе предыдущих боев потерял всего 37 пулеметов и 122 винтовки. А счет потерям стрелкового оружия нашими бойцами идет на тысячи. Поэтому, согласно ведомости боевого и численного состава 63-го стрелкового корпуса за 1 августа 1941 года, на 27 466 красноармейцев и младших командиров приходилось всего 24 053 единицы стрелкового оружия.

Несколько отвлекаясь от темы разговора, следует отметить, что подобная тенденция продолжала иметь место на протяжении всей войны, особенно се первого периода. Имеющиеся статистические данные свидетельствуют о том, что убыль винтовок в частях Красной Армии за июнь—декабрь 1941 года составила 5 547 500 шт. За это же время промышленностью было произведено всего 1 567 141 шт. Таким образом, дефицит винтовок составил 3 980 359 единиц^{89}. При таких темпах потери стрелкового оружия попробуйте обеспечить им войска. Причем значительная часть стрелкового оружия была попросту утеряна и брошена личным составом, и лишь незначительная часть пришла в негодность в результате ее эксплуатации и по другим причинам боевой обстановки.

13 августа 1941 года, как вспоминал после войны Л.М. Сандалов, оказалось поистине несчастливым днем Центрального фронта. В этот день погибли командир 45-го стрелкового корпуса генерал-майор Э.Я. Магон, командир 6-й сд полковник М.А. Попсуй-Шапко, комиссар 132-й сд полковой комиссар П.И. Луковин, это не говоря уже о десятках погибших командиров более низкого звена и сотен, если не тысяч красноармейцев.

Обстановка в полосе обороны 21-й армии накалилась до предела. Соединения и части армии отражали удары противника со всех сторон. Противник, перебросив основную часть сил 2-й армии за Днепр, повел наступление на Гомель, нанося главный удар в междуречье Днепра и Сожа.

Бывший командир 67-го стрелкового корпуса генерал армии Галицкий Кузьма Никитович[36] в своих воспоминаниях рассказывает, что на рассвете 13 августа он и генерал Петровский по приказу начальника штаба армии генерал-майора В.Н. Гордова прибыли в Довск. Генерал Гордое тогда исполнял обязанности командарма, после того как Ефремов вступил в командование фронтом.

«Эти перемещения оказались как нельзя более несвоевременные, — отмечает К.Н. Галицкий, — ни Н.В. Гордов, ни мы с Л.Г. Петровским, как командиры корпусов, прибыв в Довск, к сожалению, не смогли определить силы и намерения противника, начавшего решительное наступление на гомельском направлении, и рассчитывали контратаками удержать занимаемый рубеж.

Выслушав доклады, генерал Гордов решил восстановить положение, контратакуя противника на правом фланге в общем направлении на Пропойск частями 67-го корпуса. Было также приказано в ночь на 14 августа начать отвод частей 63-го на восточный берег Днепра, где им надлежало перейти к обороне».

«После этого — вспоминает К.Н. Галицкий, — Л.Г. Петровский выехал к себе, чтобы организовать переброску 167-й сд автотранспортом в район Довска. Я остался, чтобы встретить командира этой дивизии генерал-майора B.C. Раковского».

Однако в воспоминания генерала Галицкого вкралась небольшая, но довольно существенная неточность. Генерал Гордов никак не мог в тот момент отдать Петровскому распоряжение начать в ночь на 14 августа отвод частей 63-го на восточный берег Днепра, ибо разрешение Ставки на отвод корпуса было получено штабом фронта только во второй половине 14 августа. Единственное, что было в его власти, это сориентировать комкора о сроках предполагаемых действий.

Об этом также свидетельствует и боевое донесение № 25, отправленное в 12.30 14 августа в адрес командующего 21-й армией и командующего Центральным фронтом и подписанное лично генералом Петровским, в котором он докладывает:

«...Я отдал предварительное распоряжение о подготовке к отходу 61-й и 154-й сд на восточный берег р. ДНЕПР.

Жду Ваших приказаний».

Контрудар, предпринятый силами 167-й сд 63-го ск, который должны были поддержать дивизии 67-го ск, не удался, т.к. 187-я и 117-я сд ночью под натиском врага были вынуждены оставить занимаемые позиции и отошли к р. Сож. К тому же вследствие существенно изменившейся обстановки в этом районе, а также из-за того, что дивизия дольше, чем планировалось, совершала перевозку подразделений в указанный ей район, с которого она должна была начать наступление на врага, контратаковать противника пришлось с другого рубежа. Взаимодействие между частями полностью отсутствовало — времени на его организацию просто не было. Командиры частей и подразделений не успели разобраться со своими задачами даже на картах. После короткого боя, в ходе которого 167-я сд понесла очень большие потери, части дивизии отошли на рубеж: Лубянка, станция Кривск^{90}.

Ближе к вечеру противник нанес сильный удар по открытому правому флангу 167-й сд и части дивизии, бросая оружие и технику, в беспорядке стали отходить параллельно дороге Довск — Гомель. К 22 часам 13 августа мотоциклетные части и бронемашины противника вышли в район населенного пункта Меркуловичи, находившегося в 23 км южнее г. Довск.

В этот же день части противника, форсировавшие накануне Днепр на участке отряда Неретина, перешли в наступление и к исходу дня овладели населенным пунктом Скепня, значительно ухудшив и без того сложное положение частей 63-го ск, оборонявшихся на западном берегу Днепра.

Ночью 13 августа в районе расположения штаба 63-го ск приземлился самолет с делегатом связи штаба Центрального фронта. Как выяснилось, самолет предназначался для Л.Г. Петровского, которому предписывалось немедленно вступить в командование 21-й армией. Приказ был подписан командующим фронтом генерал-лейтенантом М.Г. Ефремовым и членом Военного совета корпусным комиссаром Д.А. Гапановичем.

Существует несколько версий насчет того, при каких обстоятельствах Петровскому было приказано вступить в должность командующего 21-й армией, но все они, по мнению автора, не соответствуют действительности. Даже в мемуарах Л.М. Сандалова это событие освещено несколько неточно. Причем все почему-то ведут речь о том, что таким образом командование Центрального фронта якобы хотело вызволить генерала Петровского из окружения. Однако, читая все эти работы, создается впечатление, что первоисточником такой точки зрения являются воспоминания генерал-полковника Сандалова, а все остальные авторы только повторили его, интерпретируя это событие каждый по-своему, не утруждая поиском дополнительных сведений. А дело было несколько иначе.

Разберемся с этим фактом по порядку. Начнем с воспоминаний генерала Л.М. Сандалова:

«Во второй половине 13 августа правофланговые войска 21-й армии не выдержали натиска и стали отходить к югу. С помощью выведенной за Днепр дивизии Петровского враг был остановлен у селения Меркуловичи на шоссе Довск—Гомель и у поселка Чечерск на р. Сож. Передовые подразделения противника прорвались к размещавшемуся здесь КП 21-й армии. При отражении вражеского налета под Чечерском был ранен начальник штаба армии генерал-майор В.Н. Гордов, исполнявший одновременно и обязанности командующего армией.

К вечеру вражеские войска были уже близки к полному окружению корпуса Петровского. Переправы у корпуса через Днепр сохранились лишь в районе Жлобина. Командующий фронтом и члены Военного совета находились на КП 21-й армии.

— Пусть Петровский вступит в командование армией, — предложил, как мне позже рассказывали, Гапанович. — Надо его вызволить из окружения.

Предписание о вступлении Петровского в командование 21-й армией было подписано командующим и членом Военного совета и в сумерках было послано адресату самолетом У-2. На этом самолете и должен был прилететь Петровский. Самолет благополучно приземлился на КП корпуса, но Петровский не прилетел. Он попросил отсрочить вступление в командование армией, так как оставление в такой тяжелой обстановке корпуса равносильно бегству. Самолет возвратился с корпусного КП с тяжело раненным бойцом. Лишь утром 14 августа, когда войска 63-го стрелкового корпуса были почти совсем окружены, командующий фронтом разрешил Петровскому начать отход. В необычайно сложной и тяжелой обстановке, под систематическим артиллерийским огнем и под ударами вражеской авиации Петровскому к исходу 14 августа удалось переправить свои войска через Днепр, Но к этому времени враг вел бой уже на подступах к Гомелю, и дивизии 63-го стрелкового корпуса оказались в тылу у противника.

Талант крупного военачальника и железная воля помогли Петровскому выйти с честью из этого трудного положения. Периодически перегруппировывая свои войска, он стал наносить по врагу удар за ударом с тыла, стремясь прорваться к Гомелю и соединиться со своими войсками»^{91}.

Автор глубоко сомневается в том, что все написанное выше — дело рук Л.М. Сандалова. Не тот это был человек, чтобы написать подобное, в данном случае зоркая цензура Главного политуправления Советской Армии взяла верх. И появилось на свет то, что появилось. Но в этом нет ничего страшного: даже сам Георгий Константинович Жуков был не в силах тягаться с ней. Выше партии было только солнце.

Что же не соответствует действительности?

Во-первых: никакого приказа как такового о назначении генерала Петровского командующим армией не было и быть не могло, поскольку назначение командующего армией — это прерогатива Ставки Верховного Главнокомандования, но никак не командующего фронтом. Скорее всего, было лишь письменное распоряжение командующего фронтом о временном исполнении генералом Петровским обязанностей командующего 21-й армией.

Генерал-лейтенант М.Г. Ефремов, как командующий фронтом, имел полное право в целях поддержания управления соединениями и частями армии на должном уровне назначить генерала Петровского исполняющим обязанности командующего 21-й армией. Он этим правом и воспользовался, понимая, что генерал В.Н. Гордов явно не справляется с обязанностями командарма, тем более что поступили сведения о том, что он якобы получил тяжелое ранение.

Но это совсем другое дело: быть назначенным командующим армией или временно исполнять его обязанности. Не следует забывать и о том, что должность командующего армией с момента назначения М.Г. Ефремова командующим фронтом все это время была вакантной.

Во-вторых: обстановка на самом деле была еще хуже, чем мог себе представить генерал Ефремов: штаб армии и лично генерал-майор Гордов были просто в панике. Архивные документы свидетельствуют о том, что генерал Гордов полностью потерял контроль не только за действиями подчиненных корпусов и дивизий, но и над собой. К тому же никакого ранения он на самом деле не получал. Об этом свидетельствует сохранившийся в архиве отчет оперативного отдела о действиях армий Центрального фронта за период с 9 по 25 августа 1941 года. Дословно там написано следующее:

«Штаб армии в самый критический момент потерял связь с войсками и, по существу, не оказывал никакого влияния на ход боя. Командарм с группой операт. работников выехал в направлении ДОВСКА, но в пути попал под артиллерийский обстрел и, как было передано из штарма фронту, оказался серьезно раненным. Как потом выяснилось, все это оказалось сплошной фантазией растерявшихся работников штаба 21 А.

Командарм был невредим, но штарм настойчиво добивался разрешения о переносе КП из р-на ЧЕЧЕРСК (которому пока еще никто не угрожал) в ГОМЕЛЬ»^{92}.

В-третьих: на тот момент обстановка в полосе 21-й армии была столь сложной, что при неблагоприятном развитии событий армия могла в полном составе оказаться в окружении и быть уничтоженной. Принимая решение на временную передачу управления 21-й армией генерал-лейтенанту Петровскому, командующий Центральным фронтом надеялся таким образом стабилизировать обстановку в полосе обороны армии, а не вызволять его из окружения. Генерал Л.Г. Петровский не нуждался в таких подачках судьбы. Это был человек и военачальник с большой буквы, никогда бы не позволивший бросить своих бойцов и командиров на произвол судьбы. Воинский долг был для него святым понятием, а не набором красивых слов.

К тому же, если быть уж совсем точным, на утро 13 августа (а решение о назначении Петровского исполняющим обязанности командующего 21-й армией было принято генералом Ефремовым именно утром) 63-й корпус еще не был окружен противником, и вести речь о вызволении его из окружения не было никакого смысла.

Подобная выдумка родилась в головах наших «высоких» политработников уже после войны. Недаром эта «умная идея» по вызволению Петровского из окружения вложена в уста члена Военного совета фронта корпусного комиссара Гапановича Дмитрия Афанасьевича, а не командующего Центральным фронтом генерала Ефремова.

Таким образом, читателю просто хотели в очередной раз напомнить о величайшем благородстве наших комиссаров, которые постоянно проявляли заботу о людях даже в такой сложнейшей обстановке. Командиры до этого «додуматься» бы не смогли — им было просто некогда об этом думать. На самом деле отлет Петровского на самолете в той ситуации, что сложилась тогда, был бы «чистой воды» бегством и позором для него, и Леонид Григорьевич это хорошо понимал.

По злой иронии судьбы, спустя всего лишь восемь месяцев, командуя 33-й армией, Михаил Григорьевич Ефремов окажется точно в таком же положении, как и Л.Г. Петровский. И так же как генерал Петровский, Ефремов откажется вылететь из района окружения на присланном за ним самолете, предпочтя смерть бегству с поля боя.

Генерал-лейтенант М.Г. Ефремов за короткий период командования 21-й армией и Центральным фронтом успел хорошо узнать Петровского. После своей поездки в 13-ю армию 11 августа 1941 года, когда еще и речи не было об опасности окружения 63-го ск, он высказал предложение, чтобы вместо генерала Голубева поставить командармом генерала Л.Г. Петровского. Недаром уже 12 августа М.Г. Ефремов убыл именно в корпус Петровского, а затем только в штаб 21-й армии. События следующего дня заставили его пересмотреть свое решение о назначении генерала Петровского командующим в 13-ю армию, т.к. обстановка в полосе обороны и самом штабе 21-й армии была не менее опасной. Поэтому генерал Ефремов и принял решение назначить Петровского исполняющим обязанности командующего 21-й армией.

Таким образом, стремление генерал-лейтенанта М.Г. Ефремова назначить генерала Петровского командующим армией было продиктовано не попыткой спасти ему жизнь, а служебной необходимостью и высокими деловыми качествами Леонида Григорьевича, которому было по силам справиться с командованием армией, будь то 13-я или 21-я, в той сложной оперативной обстановке.

В-четвертых: ряд исследователей считают назначение генерала Петровского командующим 21-й армией красивой выдумкой нашей пропаганды с целью придания его личности дополнительного ореола славы. Однако и они глубоко заблуждаются. Основным их козырем является тот факт, что приказа о назначении его хотя бы исполняющим обязанности командарма-21 в архивных документах нет. Да, отдельного приказа нет. Но причина его отсутствия кроется, скорее всего, в той тяжелой обстановке, которая сложилась тогда в полосе боевых действий Центрального фронта: в связи со сменой места штаба фронта копия этого документа, скорее всего, была уничтожена. Поэтому его и нет в деле.

Зато сохранился другой важный архивный документ, подтверждающий этот факт. Получив данные о поспешном отходе двух центральных корпусов 21-й армии и учитывая растерянность штаба армии, генерал-лейтенант М.Г. Ефремов приказал отправить на имя начальника оперативного отдела штаба 21-й армии полковника Цумарева следующее приказание:

«1. Категорически запрещаю отход и разговоры об отходе кого бы то ни было.

2. В командование армией немедленно вступить комкору-63 генерал-лейтенанту ПЕТРОВСКОМУ

3. Командование 63 ск вступить командиру по назначению ПЕТРОВСКОГО.

4. О допущенном командире для командования 63 ск — ПЕТРОВСКОМУ немедленно донести ВС фронта.

5. Задача 21 А — прорвавшегося противника окружить, прижать к р. СОЖ, пленить и уничтожить.

6. Штарму при таком положении стремиться быть ближе к войскам, организовать бой и руководить им, а отнюдь не бежать от войск при серьезном положении.

7. Повторяю — запрещаю даже и думать об отходе. Требую восстановить положение и шаг за шагом, укрепляя занимаемую войсками местность, если даже нельзя идти, то ползти вперед. Но перед нами не такой противник, чтобы ползти, а надо идти и наступать.

8. Исполнение донести.

И.О. Комфронта ЕФРЕМОВ. Член B.C. фронта ГАПОНОВИЧ»^{93}.

Таким образом, командующий фронтом довел до сведения штаба армии, что в должность командующего 21-й армией должен вступить Петровский. Поэтому нет никаких сомнений в том, что он приказал передать это распоряжение в письменном виде командиру 63-го ск. Причем если самолет улетел поздно вечером 13 августа, ибо днем пролететь в расположение корпуса, скорее всего, было просто невозможно, то приказание, отправленное в адрес штаба 21-й армии и представленное выше, было отправлено еще в первой половине дня 13 августа, в 11 часов 50 минут, что запротоколировано в документах штаба Центрального фронта.

И последнее. Главпуровская фраза «Талант крупного военачальника и железная воля помогли Петровскому выйти с честью из этого трудного положения» — просто глупость или, точнее сказать, издевательство над памятью Леонида Григорьевича Петровского.

Обстановка была уже столь сложной и запущенной, что говорить о том, что воля и талант позволили Петровскому с честью выйти из этого положения, просто не приходится. В том положении, в котором в силу не зависящих от Л.Г. Петровского обстоятельств оказался корпус, сам Наполеон был бы бессилен.

Леонид Григорьевич и большинство его бойцов и командиров пали смертью храбрых в этом бою или были захвачены в плен, и все эти сказки о нанесении частями 63-го ск «по врагу удар за ударом с тыла» не более чем красивая выдумка, а точнее сказать, бессмысленная ложь.

По крайней мере обнаруженные автором архивные документы свидетельствуют о том, что к своим смогли пробиться не более полутора тысяч человек из состава частей и соединений 63-го стрелкового корпуса. Практически вся техника и тяжелое вооружение были утеряны. А ведь на начало августа в корпусе было: 31 легкий танк, 206 пушек, 71 гаубица, 86 минометов различного калибра, 121 трактор, 1023 автомашины, более 10 тысяч лошадей. В двух ее стрелковых дивизиях и корпусных частях насчитывалось более 21 тысячи командиров и красноармейцев.

Подвиг наших бойцов и командиров в годы Великой Отечественной войны бессмертен, и он абсолютно не нуждается ни в каких приукрашиваниях. От этого он только теряет свою правдивость и достоверность, приобретая вид начищенной до блеска солдатской бляхи, которая снова потеряет свой вид, как только придется снова днем и ночью биться с врагом не на жизнь, а на смерть.

13 августа 1941 года К.Т. Мазуров, бывший в то время секретарем Брестского обкома комсомола, а в будущем член Политбюро ЦК КПСС, вместе секретарем ЦК комсомола Белоруссии В.М. Зимяниным имели короткую встречу с генералом Петровским. По воспоминаниям Мазурова, Леонид Григорьевич выглядел в этот день, как всегда, бодро и уверенно. Они имели непродолжительную беседу. Мазуров и Зимянин планировали задержаться на несколько дней в 63-м корпусе, но Петровский в категоричной форме потребовал, чтобы они возвращались в Гомель.

Вечером 13 августа в штаб армии ушла разведывательная сводка штаба корпуса по состоянию на 22 часа, в которой отмечалось:

«1. Противник в прежнем составе (167, 255 и 267 пд) занимает прежние позиции. На правом фланге корпуса активности не проявлял, ведя редкий минометный и оружейный огонь. Одновременно сосредотачивает 99 ПД в районе ХУТОРА ГРАФСКИЕ, Колхоз им. ЖДАНОВА, ПАПОРТНОЕ, СТРЕШИН.

К 18.00 13.8.41 г. противник (до полка пехоты) переправился на восточный берег р. ДНЕПР в районах: ЗАТОН, СТРЕШИН.

...5. На участке ЗАТОН, СТРЕШИН противник 12.8.41 г. переправился на вост. берег р. ДНЕПР и с утра 13.8.41 г. начал наступление, овладев к исходу дня СКЕПНЯ 1-я, СКЕПНЯ 2-я...»^{94}

Надо отмстить, что восстановить в точности ход боевых действий в полосе обороны 63-го стрелкового корпуса, особенно последних дней, крайне сложно. Причин несколько.

Во-первых: отчетных документов штаба 63-го ск очень мало, а после 14 августа 1941 года их нет вообще. Это вполне объяснимо: в тех условиях, в которых находился корпус, их не могло и быть, а все, что имелось, как и положено в такой обстановке, было уничтожено.

Во-вторых: крайне мало сохранилось документов этого периода и в делах оперативного отдела штаба 21-й армии. О чем можно вести речь, если журнал боевых действий армии за период с 13 по 28 августа 1941 года вообще не заполнен. Совсем необъяснимый факт. Как правило, даже если обстановка была очень сложной и не позволяла вести отчетные документы, то позднее все события, происшедшие за это время, восстанавливались «задним числом» на основе оперативных сводок подчиненных соединений и приказов и распоряжений, отданных командующим и штабом армии, а иногда и по памяти.

Одним из документов, на основе которого можно еще хоть как-то проследить развитие событий в полосе обороны 63-го ск в период с 14 по 17 августа, является журнал боевых действий Центрального фронта, который, увы, не всегда детализирует обстановку в полосе боевых действий каждого из корпусов. Вследствие чего приходится состыковывать все имеющиеся сведения о боевых действиях корпуса, зачастую противоречащие друг другу, почерпнутые из разных источников, в первую очередь из рассказов оставшихся в живых участников тех событий.

Полковник в отставке Г.П. Кулешов в своей статье «На Днепровском рубеже» так описывает события того периода времени:

«Утром 14 августа, т.е. еще до того, как противник полностью окружил корпус, командующий фронтом приказал Петровскому начать отход на рубеж Столпня, Городец, Черная Вирня, Жлобин[37]. Генерал Петровский отдал предварительное боевое распоряжение на отход дивизий па восточный берег Днепра. Для предотвращения возможного удара с тыла 307-му сп 61-й сд было приказано занять оборону в тылу корпуса фронтом на восток на рубеже Столпня, Городец. В районе Боратино (юго-западнее Жлобина) сосредотачивался выведенный в резерв 437-й сп 154-й сд с задачей контратаковать противника, который наступал на левый фланг корпуса и занял уже населенные пункты Четверня и Скепня. Направление южнее Скепня было совершенно открыто, и штаб корпуса не имел данных о том, как складывается там обстановка...»^{95}

Но и здесь вкралась неточность, на деле все было совсем иначе. Написанное Г.П. Кулешовым вполне устраивало цензуру и официальную историографию, но абсолютно не соответствовало действительности. По мнению автора, Георгия Петровича просто вылудили так написать.

Между тем события в полосе боевых действий 21-й армии в тот день развертывались крайне неблагоприятно для наших войск. Соседние корпуса, справа — 67-й ск и слева — 66-й ск, не выдержав сильного удара превосходящих сил противника, начали отходить. И только 63-й стрелковый корпус продолжал оборонять занимаемый рубеж.

Особенно сложным было положение 67-го ск генерал-майора Н.К. Галицкого, сражавшегося правее. Оказавшись на направлении главного удара основной группировки противника, соединения и части корпуса, потеряв управление, с тяжелыми боями отходили, а некоторые просто бежали в южном направлении. К исходу дня многие подразделения корпуса перестали существовать. По оценке оперативных работников штаба фронта, выезжавших в войска, корпуса как боевой единицы к исходу 14 августа не существовало. Подобное состояние дел в полосе 67-го ск самым отрицательным образом сказалось на положении соединений 63-го стрелкового корпуса, которые уже через несколько часов оказались в окружении.

Осознавая всю опасность складывавшейся обстановки, командующий Центральным фронтом послал на усиление 67-му стрелковому корпусу отряд политбойцов[38], численностью около тысячи человек. Отряд, которым командовал подполковник Маневич, получил приказ — выдвинуться на рубеж: Красное, Костюковка, Еремино и не допустить дальнейшего развития наступления противника на гомельском направлении^{96}. Однако выполнить поставленную задачу ему не удалось. Обстановка в полосе обороны 21-й армии продолжала резко ухудшаться.