На границе

НА ПЕРЕВАЛЕ

Рассвет медленно вползал в долину. На серовато-синем небе тускло блестели утренние звезды. У высокой корявой скалы стоял маленький домик пограничного поста. Рядом с ним на шесте развевался красный флаг. Озябший часовой, переминаясь с ноги на ногу, то и дело нетерпеливо поглядывал на вершину горы, из-за которой должно появиться солнце.

Долина зажата двумя хребтами. Если встать лицом к восходящему солнцу, то за левым хребтом — застава и вся наша Советская страна, а по гребню правого проходит граница.

Зимой долину заваливает снегом, оба хребта становятся неприступными — не пройдет ни человек, ни зверь. А летом, впитав в себя талые воды, здесь растет удивительно сочная трава. Пастухи пригоняют через перевал отары овец, табуны коней, и пограничники, охраняя их мирный труд, несут службу на самой линии границы.

В 4 часа 30 минут по местному времени дежурный поста тихо вошел в спальное помещение и, положив руку на плечо младшего сержанта Олега Гладкова, прошептал:

— Вставай, пора…

Гладков сразу открыл глаза и сел на кровати. Он был старшим пограничного наряда, которому предстояло выйти на охрану границы. Дежурный хотел разбудить двух других солдат, но младший сержант остановил его:

— Не надо. Пусть еще поспят.

Олег вышел из домика, по каменистой тропинке подбежал к ручью, который в этом месте падал с уступа маленьким водопадом. Широко расставив ноги, Гладков подставил спину под ледяную струю. И сразу же по телу разлилась бодрость, на плечах заиграли мышцы. Казалось, горная вода передала ему свою силу.

Олег, пофыркивая, докрасна растер тело вафельным полотенцем и, заметив, что первые лучи солнца уже пробились в долину, торопливо направился к посту. Здесь он сначала разогрел завтрак, заварил свежий чай и только тогда пошел будить своих товарищей, которым сегодня предстояло первый раз нести службу на гребне хребта.

Кровати молодых воинов стояли рядом. Рядовой Юсупов во сне счастливо улыбался. Другой солдат — рядовой Николай Ивченко ворочался и все время тяжело вздыхал.

Младший сержант был всего на год старше этих ребят, но сейчас он испытывал к ним какое-то новое для себя, отцовское чувство.

Наконец он наклонился и тихо сказал:

— Подъем, товарищи…

В 5 часов ноль-ноль минут по местному времени старший лейтенант Челноков отдал наряду приказ на охрану границы.

— Вопросы? — строго спросил он.

— Вопросов нет! — четко ответил Гладков. — Есть выступить на охрану Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик!..

Солнце ярким потоком ворвалось в долину. Старший лейтенант Челноков прикрыл козырьком фуражки глаза и сказал:

— Да, жаркий будет сегодня денек.

Он и не подозревал, что через несколько часов эти его слова приобретут совсем иной смысл.

Пограничный наряд, готовый к выходу на границу, стоял перед ним.

— К машине! — скомандовал старший лейтенант.

Солдаты одним махом вскочили в кузов. Взревел мотор, и автомобиль помчался по накатанной в густой траве колее.

Долина медленно оживала… Над юртами чабанов струился сизый дымок. Задвигались отары овец. Нежно ржали кобылицы. Резвые жеребята дробно стучали копытами. Лохматые псы, бдительно охраняя свои стада, свирепо лаяли на машину.

Младший сержант смотрел вперед. Ветер бил ему в лицо, вышибая из глаз слезу, но он не отворачивался и наблюдал, как постепенно вырастают перед ним горы. Рядовой Ивченко, раскачиваясь из стороны в сторону, думал о чем-то своем. И только Юсупов оживленно крутился, рассматривая лошадей, восхищенно цокал языком, приметив доброго коня. Из одной юрты выбежал шустрый пацаненок в красной рубашонке. Юсупов проводил его взглядом и удивился: «Что это он вскочил в такую рань?»

Посреди долины, окутанная пеленой утреннего тумана, протекала река. Машина подъехала к броду. Натужно завыл мотор, рядом с колесами поднялись сверкающие буруны воды. На противоположном берегу, держа под уздцы игривого жеребца, стоял молодой смуглый пастух. Широко улыбнувшись, он помахал пограничникам рукой.

Теперь машина шла на подъем. Пограничники хорошо видели на гребне хребта причудливое нагромождение огромных камней, напоминающее старинный замок. Обычно в них и располагался пост наблюдения, контролирующий весь участок границы. Небо было голубым, безмятежным, и только над «замком» неподвижно, как вертолет, висело темное облачко.

Двигатель на самой истошной ноте неожиданно умолк. Дальше предстояло идти пешком. Пограничники выпрыгнули из кузова. Здесь, на склоне, еще росла густая, сочная трава, и в ней тревожно гудели кузнечики.

Домик пограничного поста отсюда казался спичечным коробком, лежащим у подножия противоположного хребта.

Пограничники начали медленно подниматься по склону. С каждым шагом дыхание становилось тяжелее, чаще застучало сердце — все-таки горы, три тысячи метров над уровнем моря.

На зеленом ковре травы то здесь, то там лежали серые валуны. Они росли прямо из-под земли. Сглаженные ветрами и дождями, камни были похожи на спины каких-то животных. Местами на них выступали кровавобурые пятна лишайника, таинственно сверкали прожилки слюды.

Пограничники шли напрямик, ориентируясь на «замок». Порою им приходилось спускаться в расщелины, и тогда становилось холодно, как в погребе, и мрачный, сырой запах окутывал их. Но когда воины снова выбирались на склон — солнце мгновенно припекало спину и становилось нестерпимо жарко. Казалось, горы закаливают солдат, попеременно нагревая и охлаждая их.

В одной из складок наряд вспугнул стадо архаров. Стремительные животные бросились наутек, из-под копыт посыпалась мелкая галька. И только один самый крупный баран встал на утес, грозно наклонил тяжелые, крутые рога — прикрывал отход.

Ближе к гребню трава стала реже, а камни острее. Обогнув «замок», пограничники выбрали для своей позиции огромный валун, расположенный в километре от границы. Младший сержант указал; где расположиться каждому солдату, определил секторы наблюдения. Несколько часов под палящими лучами горного солнца пограничники бдительно несли службу. Видимость ухудшилась — испарения колебали воздух.

Юсупов первым заметил трех вооруженных всадников, подъехавших к линии границы.

— Товарищ младший сержант! — взволнованно воскликнул он.

— Вижу… — спокойно ответил старший наряда.

Гладков снял фуражку и, спрятавшись в тень, чтобы не сверкали стекла, приложил к глазам бинокль: всадники что-то обсуждали, показывали руками в сторону наряда. «Что это? Разведка?» — тревожно думал младший сержант.

Всадники тронули поводья и медленно поехали по гребню вдоль границы. И когда два первых скрылись за выступом скалы, последний попридержал коня, торопливо достал что-то из-за пазухи, поднял вверх руку… Было видно, что наездник специально старается привлечь внимание пограничников. В такой неестественной позе он стоял несколько секунд, а потом швырнул какой-то предмет на нашу территорию и тут же скрылся за скалой.

— Бросил что-то! — Острые глаза Юсупова отлично видели все и без бинокля.

Гладков повернулся к Ивченко, чуть охрипшим голосом приказал:

— Связь…

Николай быстро включил радиостанцию, вызвал начальника заставы. Младший сержант коротко доложил о происшествии.

— Разрешите скрытно подойти к линии границы. Посмотреть, что там… — заканчивая доклад, предложил он.

— А если это ловушка?… — Челноков немного помолчал, обдумывая ситуацию, потом сказал: — Сейчас прибуду с тревожной группой.

— Товарищ старший лейтенант… — Гладков смущенно кашлянул, — Мне показалось, что тот… ну, на сопредельной стороне… Он хотел сделать это незаметно для своих. Понимаете?

Начальник заставы после долгой паузы ответил:

— Хорошо… Тогда будем действовать так: я, как обычно, пройду дозором вдоль границы. Радиостанцию включу на прием. Вы наведете меня на то место, куда он бросил сверток. Сможете?

— Так точно.

— До связи…

Через полчаса на гребне появились четыре конных пограничника. Гладков без труда узнал в первом из них старшего лейтенанта Челнокова — над его фуражкой упруго покачивалась гибкая веточка антенны.

И тут же в наушнике послышалось:

— Двадцать шестой… Я — пятый. Как меня слышите? Прием.

— Пятый… Я — двадцать шестой. Слышу вас хорошо. Прием.

— Двадцать шестой, передавайте…

Гладков внимательно наблюдал за пограничниками, медленно говорил в микрофон:

— На левом фланге. Не доезжая десяти метров до уступа скалы. Рядом с большим круглым валуном…

— Понял.

Наряд не спеша, в нормальном темпе двигался вдоль границы.

— До валуна осталось пять метров.

— Понял.

Старший лейтенант чуть отъехал в сторону и на ходу, не слезая с коня, быстро нагнулся к земле. Затем наряд последовал своим обычным маршрутом, и только по радостному голосу начальника заставы Гладков понял, что операция прошла успешно:

— Двадцать шестой. Я — пятый. Полный порядок.

Гладков и его товарищи с нетерпением ждали, когда закончится время несения их службы. Радиостанция упрямо молчала. А выходить самим на связь и любопытствовать было нельзя.

Наконец пришла смена.

— Ну что там? — спросил Гладков старшего наряда.

Тот неопределенно пожал плечами:

— Начальник заставы разговаривал со штабом отряда. Приказ — усилить бдительность.

— И все?

— Пока все…

На обратном пути пограничники сосредоточенно молчали.

Гладков разочарованно думал, что вся эта поднятая им тревога, видимо, сущие пустяки: кинул «сопредельщик» пустую пачку из-под сигарет, а он панику поднял. Но, трезво поразмыслив, младший сержант решил, что действовал правильно: на границе нет мелочей, об этом начальник заставы напоминал много раз. Недаром он так внимательно отнесся к его сообщению… Это немного успокоило Гладкова, и он уже веселее глянул на своих притихших товарищей.

— Ну что, орлы?… Завтра Международные спортивные игры открываются. Успеешь, Коля, антенну наладить?

Все знали, что недавно комсомольцы завода, на котором до армии работал Ивченко, прислали пограничникам подарок — специальную приставку к телевизору, с помощью которой они смогут принимать передачи даже в горах — прямо со спутника связи.

— Успею, — уверенно ответил Николай.

Машина подъехала к домику пограничного поста. Воины выпрыгнули из кузова, построились. Гладков повел их в канцелярию, как всегда, четко доложил начальнику заставы:

— Товарищ старший лейтенант, за время несения службы признаков нарушения государственной границы не обнаружено.

— И что?… Все? — чуть сощурив глаза, спросил Челноков.

— Так точно. Все… — смутившись, ответил Гладков.

— А почему не докладываете о главном? — Начальник заставы сделал особое ударение на последнем слове.

— Так вы все знаете, — совсем уже потухшим голосом сказал младший сержант.

— Знаю?… — со вздохом повторил Челноков. — Ничего я не знаю… Хотите посмотреть свой трофей?

Не ожидая ответа, старший лейтенант вынул из стола небольшой сверток из красной материи.

— Его легко было заметить, — пояснил он, — Такой цвет…

Начальник заставы развернул лоскут и достал из него сложенный вчетверо лист белой тонкой бумаги.

— Вот какое послание мы получили…

Пограничники подошли к столу. На листе, казалось детской рукой, был сделан странный рисунок. Поперек листа проходила тонкая линия, изогнутая вниз дугой. На ней стояли три рогатых четвероногих зверушки; по завитушкам, покрывающим спины, их можно было назвать овцами или баранами. Около каждого животного располагался человечек, изображенный таким же примитивным способом: палка — палка — огуречик… Это, видимо, были пастухи, но в руках каждый держал непонятный предмет, похожий на весло с изогнутым концом. Под линией корявыми буквами было написано: «СССР». А сверху, за «овцами» и «пастухами», на остром треугольнике, как на горе, стояло несколько человечков с папиросами во рту и рядом с ними на трех ногах какой-то прибор: небольшой прямоугольник, в центре — кружок, из которого исходил ноток лучей.

Пограничники не отрываясь смотрели на таинственный рисунок. Было ясно, что это некий сигнал, что неведомый адресат хотел что-то сообщить им. Но что?… Почему в такой нелепой форме?…

— Это ружья… — неожиданно громко сказал Гладков и ткнул пальцем на чудные весла, — Я, когда маленьким был, всегда так ружья рисовал. Вот приклад, а это… Это штык…

— А что, весьма похоже! — оживился начальник заставы, — Значит, пастухи с ружьями… Так надо понимать? Нет, погодите, погодите… — Старший лейтенант возбужденно вскочил, — Не просто с ружьями, а с боевым оружием — поскольку штык!

Все многозначительно переглянулись.

— А это что? — Челноков прикоснулся кончиком карандаша к «прибору», — Прожектор? Локатор? Оптика?… — Начальник заставы пристально посмотрел на Ивченко. — Как думаете, связист?

Ивченко облизнул пересохшие губы, неуверенно сказал:

— Похоже, фотоаппарат… Три ноги, объектив…

Челноков потер пальцем переносицу.

— Допустим… — согласился он. — Ну а все вместе? О чем это? Для чего?

Пограничники снова склонились над рисунком.

Полковник Виктор Семенович Гусев на предельной скорости ехал из штаба пограничного отряда на заставу офицера Челнокова. Предгорья, выжженные безжалостным солнцем, даже к вечеру дымились от зноя и пыли. В первых числах апреля бушует здесь весна, но недолго — буквально несколько дней. И тогда кажется, что склоны каждый час меняют свою окраску: ярко вспыхивают одни цветы, тут же, на глазах, увядают, уступив место другим. А сейчас редко увидишь зеленый островок травы, преобладают желтые и коричневые тона.

Гусев уже получил по телефону от начальника заставы тщательный доклад, выслушал описание необычного рисунка, переброшенного через границу, и теперь, покачиваясь в такт ухабистой дороге, он старательно обдумывал все последние события, которые произошли на границе.

Существует мнение, что у бывалых пограничников есть особое чувство границы. Это действительно так. Что касается Виктора Семеновича, то он впитал это чувство, как говорится, с молоком матери.

Гусев родился на заставе, которой командовал его отец, и до семи лет безвыездно жил на ней. Жил по ее распорядку дня, встречая и провожая бойцов на границу, вскакивая с кровати во время неожиданных ночных тревог. Осенью 1941 года он должен был пойти в первый класс пограничного интерната. Но судьба распорядилась по-своему…

Да, никогда не забыть ему ту памятную июньскую ночь. Пограничный наряд доставил на заставу перебежчика, который, рискуя жизнью, переплыл пограничную реку. Это был польский коммунист. Он сказал, что утром фашисты начнут боевые действия. Отец передал сообщение в штаб отряда, застава приготовилась к бою.

В 4 ноль-ноль на границу обрушился огненный вал. И в историю пограничных войск навсегда вошло донесение: «22 июня 1941 года в 7 ноль-ноль после трех часов артподготовки противник силою до двух рот форсировал реку Буг и окружил 2-ю заставу пограничного отряда. Начальник заставы лейтенант Гусев, допустив противника на 100–150 метров, приказал открыть огонь и одновременно в нескольких направлениях контратаковать последнего. Противник от неожиданного удара обратился в бегство, оставив на нашей территории 75 человек убитыми. Наши потери: трижды ранен лейтенант Гусев».

Документ, правда, не указывал потери гражданского населения: в результате артобстрела первым же снарядом была убита мать Виктора.

Несколько суток держала застава оборону. Четвертое, смертельное ранение получил лейтенант Гусев. И тогда политрук заставы ночным прорывом вывел оставшийся личный состав из окружения. Вместе с пограничниками был и Виктор Гусев. В кармане он нес удостоверение и партийный билет отца, и уже тогда на его детском счету было несколько сраженных фашистов — с пяти лет начальник заставы возил сына на стрельбище.

Группа пограничников так и не смогла соединиться с нашими войсками. В густых белорусских лесах она организовала партизанский отряд. И когда в 1943 году самолет увозил в тыл зареванного от обиды разведчика Виктора Гусева, в его вещмешке в картонной коробочке лежал орден Красной Звезды.

Суворовское училище, пограничное училище, служба на Закавказском направлении, где в пятидесятые годы противник пытался пробить «коридор» для заброски своих шпионов и диверсантов, академия и снова граница — вот этапы жизненного пути полковника Гусева.

Считается, что опыт приходит с годами. Может быть, и так… Трудно установить, по каким законам работает человеческая память. Кто объяснит, почему в докладе начальника заставы Виктора Семеновича особенно поразила одна деталь, заставив мгновенно осознать всю серьезность полученного сообщения: рисунок был завернут в красный лоскут, именно в красный… И сразу же, памятью детских чувств — удивительно яркой! — он вспомнил окровавленное лицо польского коммуниста, его сбивчивую, взволнованную речь: «Через час фашисты начнут войну! Через час…»

Старший лейтенант Челноков развернул перед Гусевым злополучный листок.

— Понимаете, товарищ полковник, — взволнованно говорил он, — основные элементы рисунка мы вроде бы расшифровали. Но как объединить их в одно сообщение?… — Начальник заставы взял карандаш, указывая, стал пояснять; — Эта изогнутая линия — перевал на границе… Недаром здесь, внизу, написано «СССР»… Это стадо овец, среди которых идут солдаты… На горе стоят люди с фотоаппаратом…

Виктор Семенович, соглашаясь, кивнул:

— Да, все верно… Как он точно отобрал детали!

— Кто — он? — удивился начальник заставы.

— Тот, кто рисовал. Хотел предупредить.

— Зачем же рисовать? Написал бы…

Полковник усмехнулся:

— Он русского языка не знает. Может быть, и по-своему писать не умеет — простой солдат…

— А как же «СССР»?

— Ну, это он мог увидеть на станках, на машинах: «Сделано в СССР».

— О чем же он хотел предупредить?

Гусев встал, подошел к окну. Несколько секунд смотрел в сторону границы, затем резко повернулся и сказал:

— Завтра в Москве открываются Международные спортивные игры. Вы знаете, кое-кто из наших врагов пытался их сорвать. А теперь, в день открытия, они хотят омрачить спортивный праздник. — Полковник взял в руки листок, еще раз глянул на него. — Видите, эти… на горе, которые курят… — Гусев усмехнулся. — Это западные корреспонденты с сигарами во рту… Их задача сфотографировать расстрел советскими пограничниками мирных пастухов…

— Как это расстрел?! — От неожиданности Челноков даже вспотел.

— Ясное дело… Если они просто откроют огонь по нашему пограничному наряду и получат достойный отпор — этим никого не удивишь. К тому же сейчас не те времена, чтобы так откровенно демонстрировать враждебность. Значит… Задумано тоньше… Пастухи гонят отару овец. Заблудились, случайно перешли границу… Бывает такое?

— Бывает, — подтвердил начальник заставы.

— Наш наряд замечает нарушение, спокойно выходит навстречу, чтобы предупредить об ошибке… А вместо пастухов идут переодетые солдаты. Пограничник подходит — внезапный удар кинжалом в живот. Вооруженное нападение! Кровь, крики… Бегут с кинжалами к другому… Как будут действовать твои бойцы?

— По инструкции…

— То-то… Откроют огонь… А этим, — полковник постучал пальцем по нарисованным на горе человечкам, — только того и надо… Красиво получится, на цветной пленке…

Старший лейтенант провел ладонью по лбу, тихо спросил:

— Что же?… Ради этих «красивых» фотографий людей на смерть гонят?… Как баранов…

— Да. Они считают, что для достижения цели все средства хороши.

Челноков некоторое время подавленно молчал. Гусев сел, дал возможность старшему лейтенанту прийти в себя. Наконец он сказал:

— Давайте вместе думать, что нам завтра делать.

— Может, отведем наряды в долину? — неуверенно предложил начальник заставы.

— Это их не остановит… — покачал головой полковник, — Они пойдут до упора. Будут жертвы среди наших пастухов.

— А если мы как-нибудь дадим понять, что знаем их намерения?

— Ну и что? Они и так будут играть в открытую. Для них важен результат. Кроме того…

Гусев не успел закончить фразу — в дверь канцелярии постучали,

— Да… — Виктор Семенович оглянулся. — Войдите…

На пороге стояли Гладков и Юсупов.

— Товарищ полковник, разрешите обратиться!

— Слушаю вас.

— Тут вот какое дело, — немного волнуясь, сказал Гладков. — Мы обсуждали… Кажется, поняли, что все это означает… И у нас есть план…

Выслушав младшего сержанта, полковник и начальник заставы выразительно переглянулись.

— Как же вы до этого додумались? — удивленно спросил Гусев.

Гладков понял, что полковник доволен им.

— Рядовой Ивченко монтирует приставку к телевизору, чтобы принимать передачи с Международных спортивных игр… Мы ему помогали. Разговорились, вспомнили всю эту шумиху в западных газетах… Потом как-то сама собой идея созрела. А предложил ее Юсупов… — младший сержант кивнул на товарища. — Он же башкир — прирожденный табунщик, в этом деле разбирается…

Полковник встал, энергично заходил по канцелярии, потом остановился и, весело глянув на Юсупова, оживленно воскликнул:

— Идея, прямо скажем, замечательная! Нужно посоветоваться с опытным чабаном…

А долина тем временем жила своей обычной жизнью. Пастухи готовились к ужину. У юрт сияли костры, в котлах дымилось ароматное варево.

Старый Шарип, поджав под себя ноги, сидел на толстом-войлоке и поучал внука:

— Земля пахаря лежит, а земля чабана ходит. Не гони овцу через траву, гони траву через овцу. У овцы пять ртов: одним ест, четырьмя топчет.

Хохочет внук: хорошо дед сказал, красиво…

Все мужчины в роду Шарина были чабанами. И все вот так, вечерами, передавали младшим свой опыт. Современному молодому человеку изучить устройство автомобиля куда проще, чем понять, как же управляет чабан своей отарой. Человек не привязывает овец, редко делает изгороди. Овцы живут так же, как их дикие предки, они отдаются власти пастуха отнюдь не по доброй воле — они не приучены, они скорее подчинены. И нужно несколько лет прожить бок о бок с чабаном, чтобы понять его «науку».

Правда, сам Шарип никогда не думал, что он целый «университет». Он просто пас овец, как это делали его деды и прадеды. Сыновья выросли — повели свои отары, а теперь внуки подрастают.

Яркий свет фар вырвался из темноты. Шарип встал, увидел: к юрте подъехал военный «уазик». Из машины вышли полковник Гусев и молодой начальник заставы. Шарип знал их, улыбаясь, пошел навстречу.

— Салам алейкум, Шарип-ага! — приветливо сказал Виктор Семенович.

— Здравствуйте, здравствуйте! — с поклоном отвечал чабан и в знак особого уважения протянул гостям сразу две руки. — Проходите к огню, ужин готов.

— Спасибо, аксакал. Некогда нам. Нужна твоя помощь.

Шарип понимающе кивнул. Внук с восторгом смотрел на деда…

Если командир по каким-либо причинам не знает или до поры скрывает точную дату начала боевых действий, он определяет ее специальным военным термином: ВРЕМЯ «Ч».

В приказах, которые на следующий день отдавал полковник Гусев, под ВРЕМЕНЕМ «Ч» понимался тот час, минута и секунда, когда на территорию СССР вступят провокаторы.

Каждый пограничник четко понимал свою задачу. Глубокой ночью вышли заслоны и незаметно замаскировались на склоне хребта. Они должны были пресечь движение нарушителей в наш тыл, если основной план неожиданно сорвется.

Ранним утром, как обычно, наряд младшего сержанта Гладкова отправился на охрану границы. Поднявшись на перевал, воины заняли позицию в районе каменного «замка». Вскоре от заслона по горной складке к ним скрытно перебрались полковник Гусев, начальник заставы Челноков и старый чабан Шарип.

В 10 часов 17 минут над изогнутой линией перевала появилось мутное облачко пыли.

— Товарищ полковник… — дрогнувшим от волнения голосом сказал Гладков. — Гонят… Овец гонят…

В эфир полетели слова:

— Внимание! Время «Ч»… Внимание! Время «Ч».

Отара выползала на гребень. Ее огромная серо-бурая масса шевелилась, колыхалась и неумолимо двигалась вперед. Перевалив через седловину, стадо, растекаясь, медленно приближалось к пограничникам. Десять «пастухов» — переодетые солдаты — понуро брели рядом с овцами. Рослые, широкоплечие, они шли обреченно, опустив головы.

До схватки оставалось несколько минут.

Животные шли туда, куда их гнали.

А люди?… О чем думали в этот момент люди?

Полковник Гусев пристально глянул на чабана. Неужели Шарип один повернет назад это стадо? Ведь у него свой хозяин. Он приказал ему двигаться сюда… Сможет ли чабан в считанные секунды перехватить управление чужой отарой? Если нет?… Она навалится на наряд… Выдержат ли заслоны?…

Старший лейтенант Челноков, прильнув к биноклю, всматривался в лица «пастухов». Понимают ли они, что их послали на смерть?

Ради чего?… Ради глупости, грязного скандала, нужного кучке ошалевших негодяев… Если понимают, что чувствуют сейчас? Почему так покорны?… Что это: страх или просто тупость, полное безразличие к происходящему?…

Младший сержант Гладков был уверен в благополучном исходе задуманной операции. Он понимал, что Шарип — мастер своего дела. Сейчас это произойдет… Олег будет рядом. Он должен охранять чабана. Он сделает все, чтобы старый Шарип был цел и невредим. Если нужно, прикроет его своим телом. Он выполнит приказ…

Коля Ивченко, сидя у радиостанции, не отрываясь глядел на полковника Гусева. Он был готов тут же передать любое его распоряжение. Но мысленно он был там, с ребятами, которые пойдут сейчас навстречу стаду. Он слышал неясный гул, ему было немного жутковато, но, несмотря на это, он хотел, очень хотел в тот решающий миг очутиться рядом с товарищами…

Юсупов быстро нашел общий язык с чабаном. Он предложил ему: нужно искать вожака. В табуне — это самый умный и сильный жеребец, который первым вступает в бой с волками, уводит стадо от опасности; нужно с ним искать контакт, на него воздействовать…

Но старый Шарип знал: у овец все по-другому… Отара — их дом. Если их испугать, они лезут друг на друга, жмутся в кучу. Только в толпе им хорошо. Правда, есть и такие, терпению которых наступает предел: страх становится сильнее успокаивающего действия стада. И тогда они бегут, а за ними стремглав летят другие, отрешенно, напролом, прорывая любую преграду… Нужно найти самых трусливых… И Шарип, сощурив узкие глаза, внимательно изучал отару.

— Пора!.. — наконец сказал он и первым выскочил из-за камня.

Старый Шарип на своих маленьких, немного кривоватых ногах стремительно бежал вперед. Гладков и Юсупов едва поспевали за ним. Чабан подскочил к левому краю отары, схватил овцу… Пограничникам показалось, что он просто шепнул ей что-то на ухо. Но бедное животное, брошенное на землю, с диким блеянием кинулось обратно — к перевалу… Шарип, как ястреб, кружился вокруг отары. Он хватал то одну, то другую овцу… И вот уже многоголовое стадо превратилось в ревущий, обезумевший поток. Оно летело назад, сметая все на своем пути, сквозь крики и палочные удары «пастухов», подминая их под себя, топча, разбивая в кровь их лица… Один из нарушителей выхватил кинжал, пытался пробиться к Шарипу. На его пути встал Гладков. Умелым приемом он выбил оружие из рук лазутчика. Тот вскрикнул, покачнулся, и тут же его опрокинула волна ошалевшей, вышедшей из повиновения отары.

Через несколько минут все было кончено. Только дымное марево клубилось над перевалом.

…Вечером все свободные от службы пограничники собрались у цветного телевизора. Передавали репортаж об открытии Международных игр. Там, в далекой Москве, люди разных национальностей радовались, готовились к предстоящей спортивной борьбе, и никто из них даже не подозревал, какие события на границе предшествовали этому празднику.

Старый Шарип и его внук сидели на самом почетном месте.

— Ай, как красиво! — восклицал чабан, глядя на яркий экран.

А в это время ночные наряды бесшумно двигались по дозорным тропам. Шел обычный день пограничной службы…