На кровавых волнах

4. Старые раны

Ночью мне снилась война,

Я проснулся от боли и страха.

Снилось, что совесть мертва

И нет ничего, кроме праха.

Fun Mode — Эхо войны

Тишина на корабле редко бывает абсолютной. Хотя бы работа двигателя обязательно будет слышна, если затаить дыхание и прислушаться. А ещё тихое гудение вентиляции и прочий едва слышный фоновый шум, который означает, что всё в порядке. А могут быть и другие звуки: шаги, голоса, шум посуды на камбузе или шуршание карандаша по бумаге, как сейчас.

Впрочем, первым, что отметила Акено, приходя в себя, был не звук или его отсутствие, а невозможность вдохнуть полной грудью. Что-то давило на грудную клетку. Пытаясь понять, что происходит и где она, командир открыла глаза.

Осмотревшись, она поняла, что находится в лазарете. Сама Мисаки лежала на койке, укрытая одеялом, а рядом за столом сидела Минами Кабураги и что-то то ли записывала, то ли рисовала в тетради. А на груди Акено устроился пузатый рыжий кот, который, почувствовав, как под ним шевелятся, лениво открыл один глаз и приподнял голову.

— У, — лениво произнёс он.

— Привет, Исороку. Рада, что ты в порядке, — Акено протянула было руку, чтобы погладить его, но гордый кошачий адмирал спрыгнул на пол и убрался восвояси.

— С пробуждением, командир, — Минами развернулась на стуле, разглядывая командира. — Как самочувствие?

— Неплохо, только голова побаливает. Стоп! — Акено села и заглянула под одеяло, но не нашла ничего страшнее перевязанного бедра и синяков на теле. — В меня же стреляли!

Минами улыбнулась, взяла что-то со стола и протянула ей. Мисаки увидела на ладони свои карманные часы, в которых застряла пуля. Взяв их и перевернув, командир увидела на обратной стороне кровь.

— Ещё немного — и пострадала бы бедренная артерия, — невозмутимо сказала Минами. — Тогда у тебя были бы все шансы истечь кровью за пару минут.

Акено сглотнула. Когда по ним стрелял самолёт, когда пришлось захватывать корабль силой, было не так страшно. А вот сейчас, когда только благодаря любимым часам она осталась в живых, было не по себе. Смерть прошла непозволительно близко.

— И сколько я так пролежала? — спросила командир.

— Полдня. Скоро вечер, — Кабураги потянулась и указала на тарелку на столе, на которой лежало куда больше, чем обычно подавали на камбузе. Рядом стоял стакан воды и лежала таблетка обезболивающего. — Твой обед.

— А не многовато? — удивилась на секунду Акено, но желудок жалобно заурчал, уверяя, что готов переварить хоть вчетверо больше, потому что полтора дня без еды — это не по-людски. — Забудь. Спасибо.

Обед, разумеется, почти остыл, но Мисаки, изрядно проголодавшаяся и перенервничавшая за последнее время, даже не обратила на этого внимания.

— Как вообще дела на борту? — спросила она, когда тарелка оказалась девственно чиста. — Есть пострадавшие?

— Только лёгкие раны и ушибы, — отрапортовала Минами. — Обошлось.

— А я… могу идти? И так проспала полдня.

— Да, конечно, — судовой врач уверенно кивнула. — Если почувствуешь головокружение, боль или стравишь за борт, приходи спокойным шагом. И постарайся обойтись без резких движений.

Акено кивнула и неуверенно встала с койки. Всё было в порядке, палуба не уходила из-под ног, голова не кружилась, обед не просился наружу. Взгляд снова пробежался по лазарету и наткнулся на кобуру с пистолетом «Намбу», лежавшую на столе. Рядом с кобурой покоился подсумок, из которого выглядывали три магазина.

— А это что?

Минами проследила за её взглядом.

— Сержант Кавада просил передать, чтобы ты взяла его с собой.

Пожав плечами, Мисаки подпоясалась кобурой и направилась на мостик. Несложно было догадаться, чего опасался сержант: когда кругом война, оружие лучше держать рядом. Командир вздрогнула, вспоминая, как застрелила солдата, поднявшись на борт. От таких мыслей становилось не по себе, и оставалось лишь надеяться, что скоро всё закончится. Нужно было просто вернуться по своим следам и найти тот самый туман.

На мостике её встретили только Сатоко, Коко и Мэй. Через мгновение Акено заметила Маширо, которая дремала на складном стуле, обняв «Тип 100». На коленях у неё лежала Тамонмару. Серая кошка была воплощением безмятежности, в отличие от старпома, что то и дело морщилась сквозь дрёму.

— С возвращением, командир, — радостно прошептала Коко.

— Рада, что все в порядке. А где остальные?

— Отдыхают. Старший помощник назначила вахты, чтобы все могли отоспаться. А сама почти не спала.

Кивнув, Мисаки подошла к Маширо, склонилась над ней и легко потрясла за плечо.

— Широ, проснись!

Мунетани тут же открыла глаза и вскочила, сталкиваясь с ней лбами. Тамонмару же испуганно мяукнула и спрыгнула на пол.

— Что-то случилось? Я не сплю! А, это ты… — старпом успокоилась так же быстро, как вскочила. — Ты нас всех напугала, командир. В следующий раз будь осторожнее!

Сразу отчитывает. Да, это наша Широ…

— Спасибо, что позаботилась о корабле, пока я лежала в лазарете, — с улыбкой ответила Акено. — И раз я здесь, поспи нормально.

— Нет, моя вахта ещё не закончилась, — покачала было головой Маширо.

— Широ, ты весь день и почти всю ночь не спала. Потом как-нибудь достоишь, — Мисаки коснулась её плеча. — Отдохни, пожалуйста. Я позову тебя, если что. Договорились?

Маширо устало кивнула и покинула мостик. Тамонмару увязалась было за ней, но передумала и прошмыгнула в штурманскую.

— Сато-тян, ты хоть поспала?

— Так точно, — ответила старший штурман. — Как мы вышли из боя, старпом назначила вахты. Мы с ней и Ширетоко подменяем друг друга.

— Понятно, — кивнула Акено. — Коко, расскажи, что произошло, пока меня не было.

Секретарь радостно кивнула и начала с пересказа боя. На вопрос об экипажах кораблей, с которыми пришлось сражаться, ответила нехотя, прекрасно понимая, что их командир при всей легкомысленности далеко не глупа и знает, что если на «Флетчере» сдетонировал артпогреб, то жертв много, если вообще не весь экипаж, не говоря уж о расстрелянном сторожевике и сбитых самолётах.

Вздохнув, она продолжила и рассказала, что после боя пришлось попетлять, прежде чем «Хареказэ» пошёл обратной дорогой. За время пути инцидентов не было, всем легко раненым оказали помощь, а Маширо назначила вахты, чтобы все могли хоть как-то отдохнуть после ужасной ночи. Теперь эсминец двигался в тот район, где должен был быть тот самый туман. Это была единственная зацепка, единственная надежда вернуться домой.

— А что с теми солдатами, что были у нас на борту? — спросила Мисаки.

— Сержант Кавада разобрался с ними, — Коко немного помедлила. — Потом он забрал всё оружие, патроны и снаряжение. Даже ремни и каски с подсумками. Меч их командира забрала Марикоджи. А тела сержант сказал сбросить за борт. И старпом даже слова против не сказала. Её вообще как подменили: нервничает и каждое слово сержанта ловит. Что произошло, когда вас забрали? Вам, кажется, досталось.

Командир погрустнела, вспоминая полковника Китано и всё, что случилось в его кабинете. А потом Маширо забрали на какую-то «станцию утешения», и что бы там ни произошло, к счастью, она вернулась живой и здоровой. Да ещё и сержант подсобил, кем бы он ни был.

— Нас допрашивали. Даже били. Они думали, что мы диверсанты, — неохотно ответила Акено. — Боюсь, нас так просто не отпустят. Мы же скоро будем на месте, да?

— Так точно, — Коко глянула в планшет. — Ширетоко и штурманы долго пытались разобраться, как мы шли, когда выбрались из тумана, и проложили примерный курс. Кстати, если верить сержанту Каваде, нас занесло на Соломоновы острова.

— Соломоновы острова? Но это же далеко от района учений и даже не в ту сторону! — удивилась Акено. — Куда мы попали?

— Позвольте мне рассказать эту часть истории, — на мостик вошёл Кавада. — Командир, пройдёмся?

Торопливо кивнув и наказав Коко тут же позвать, если что-то случится, Акено проследовала за сержантом.

Солнце тянулось к горизонту, окрашивая небо и море в рыжий цвет. За бортом стоял полный штиль, и было ещё не холодно. Мисаки подумала, что такая погода никак не вязалась с состоянием как её самой, так и остального экипажа. На рассвете пришлось принять бой — настоящий бой, без перестрелок с автоматизированными системами защиты или с порабощёнными биооружием одногодками, а с настоящими солдатами и матросами, осознанно пытавшимися их убить. И Акено подтачивала совесть, заставлявшая корить себя за глупую промашку, из-за которой почти весь бой она провела без сознания.

Если бы кто-то пострадал…

— Неважно себя чувствуете, командир? — Кавада обернулся, когда они оказались на носу.

Акено замотала головой.

— Всё в порядке. А почему сразу «командир»? — спросила она. — Вы старше и опытнее. К тому же вы настоящий сержант, а мы только курсанты.

— Потому что главный на корабле — его командир, — усмехнулся сержант. — К тому же… хватит с меня командования. Старший помощник Мунетани назначила меня временным советником и познакомила с экипажем, так что формально я в вашем подчинении.

— Тогда добро пожаловать на борт, — через силу улыбнулась Мисаки. — О чём вы хотели поговорить?

— У вас наверняка много вопросов, командир. Я готов на них ответить.

Вопросов было много, и не все из них Акено могла внятно сформулировать. Всё, что произошло с «Хареказэ» за последние сорок часов, не вписывалось в рамки её понимания, поэтому пришлось положиться на то, что Кавада поймёт хоть как-нибудь.

— Где мы? — спросила она.

— У Соломоновых островов. Но вы ведь не это имели в виду, верно? — сержант повернулся спиной к морю и облокотился на фальшборт. — Мы в прошлом. Только в другом. Мы сами не сразу поняли. Но, судя по всему, это что-то вроде параллельного мира.

— Параллельный мир? Ничего не понимаю… — Акено взглянула на закат, а потом вздрогнула, когда её ноги коснулось что-то мягкое. — А, это ты, Исороку!

Она взяла кота на руки. Тот не возражал, лишь издал какой-то невнятный звук и свесил лапы. Кавада усмехнулся и погладил Исороку по голове.

— Это и есть ваш адмирал, полагаю? — он тяжело вздохнул и снова облокотился на фальшборт. — В общем, главное отличие этого мира от нашего — здесь не было потопа, а следовательно, не приходилось прилагать огромные усилия для борьбы с последствиями. Вдобавок здесь смогли создать самолёты — летательные аппараты тяжелее воздуха. Вы их уже видели, командир. Флот тоже активно ими пользуется — придумали целый класс кораблей, которые почти не вооружены, зато носят на себе самолёты и всё необходимое для их обслуживания. А что касается Японии, то после Русско-Японской войны она участвовала в Первой Мировой, потом вторглась в Китай, а теперь вовсю воюет во Второй Мировой. И ладно бы это была просто война…

Его руки сжались в кулаки, а зубы сжались. Акено невольно сделала шаг назад. На миг сержант показался очень страшным.

— Вы имеете в виду… то, что мы видели?

— То, что вы видели, командир, это даже не вершина айсберга. Ваша старпом увидела немного больше, и ей, по-моему, до сих пор не по себе. В этой Японии культивируется насилие, кровожадность и ненависть ко всем иностранцам. Только японцы — достойный народ, а остальные, за вычетом союзников по Оси, недостойны даже того, чтобы считаться людьми, — проговорил Кавада. — Самые ужасные военные преступления, про которые ты когда-либо слышала, здесь не просто норма, а воинская доблесть, а у особистов из Кэмпэйтай и Токкэйтай развязаны руки. Поэтому я вас и вытащил.

Мисаки кивнула. Внутри неё как-то похолодело. Даже если всё было на самом деле, даже если это был действительно параллельный мир, то становилось жутко от того, что её родная страна могла превратиться в одну большую машину насилия, активно поощряющую всё то, с чем саму Акено учили бороться.

— Подождите, — вдруг спохватилась она. — Вы сказали: «Мы и сами не сразу поняли». То есть вы были не один?

Кавада поник. Это так разительно контрастировало с его недавней злостью и с той спокойной уверенностью, которая была ему присуща прошлой ночью, что командир едва не выпустила Исороку из рук.

— Вы правы, командир. Я, как вы помните, сержант Сил Самообороны. Во время учений по десантированию на берег наше отделение попало в туман, о котором никто не предупреждал. Когда мы вышли из этого тумана, то берег куда-то исчез, навигатор потерял связь со спутником, а связь молчала. От аварийного маячка, как вы догадываетесь, тоже толку не было. Но нам повезло найти берег. Вот тогда и начались проблемы… — он ненадолго замолчал, разглядывая палубу под ногами. — Это была Япония, но, как вы догадываетесь, не наша. Нас приняли за диверсантов и начали охоту. Я потерял половину отделения, и мало того — снаряжение попало в руки Японской Императорской Армии. Тогда мы, конечно, ещё не знали, что это она. В общем, снаряжение удалось отбить, но в итоге я остался один.

Сержант медленно сунул руку в карман и достал оттуда связку личных жетонов. Акено, к своему стыду, ни разу не видела их вблизи — только в кино. Впрочем, реальность мало отличалась от фильмов: заурядные металлические пластины с выгравированными личными данными.

— Это… их жетоны, да? — полушёпотом спросила командир. Кавада кивнул.

— Так точно. Единственное, что осталось от ребят. От оружия и снаряжения я избавился, оторвался от хвоста, украл одежду и кое-как влился в местное общество. Поначалу даже спать нормально не мог — всё казалось, что меня вот-вот найдут. Не нашли, зато я автоматически попал под закон о мобилизации. Так я стал рядовым. Поначалу я не боялся, командир, меня же готовили к бою. А потом случился Нанкин…

Снова воцарилась тишина. Акено чувствовала непривычную смесь любопытства и страха. Она хотела услышать историю сержанта до конца, но боялась того, что может услышать.

К ним подошла Микан Ирако с подносом в руках.

— Командир, сержант, я принесла онигири. Налетайте!

Переглянувшись с Кавадой, Акено опустила Исороку на палубу, взяла два онигири и протянула один своему несчастливому собеседнику. Тот машинально взял угощение и коротко поблагодарил.

— Спасибо большое, — улыбнулась Мисаки. — А с чем они?

— Секрет, — подмигнула Микан. — Командир, возьми ещё. Два дня голодухи — это вредно для здоровья.

Акено кивнула и взяла ещё один онигири. Пока она решала, с какого начать, Кавада попробовал свой и похвалил готовку. Микан покраснела и, пожелав приятного аппетита, удалилась.

— У вас хороший экипаж, командир. Как будто снова в Силах Самообороны.

— Вы вернётесь домой и окажетесь среди своих, — уверенно ответила Акено. — С вашей помощью мы точно выберемся отсюда.

Сержант покачал головой, пережёвывая очередной кусок угощения.

— Я уйду из Сил Самообороны. У каждого человека есть свой предел, командир. Я своего достиг ещё в Нанкине. Когда мы выберемся из этого ада, я напишу рапорт об уходе и вернусь к семье. Довольно с меня кошмаров.

— Вы так и не рассказали, что там случилось, — сказала Мисаки. — Но если не хотите, то не надо.

— Надо. Я всё расскажу. Всё равно устал держать всё это в себе. Рано или поздно сорвался бы, если бы не ваше появление, — Кавада поднял голову к темнеющему небу. — Я уже говорил, что та казнь, которую вы увидели из грузовика — лишь вершина айсберга? Так вот, в Нанкине был сущий кошмар. Не щадили ни военнопленных, ни гражданских. Резня, мародёрство, изнасилования, жестокие развлечения… Мне до сих пор всё это снится в кошмарах. Закрою глаза — и сразу вижу, как сгоняют в кучу ваших ровесниц, а потом… — он отвернулся, но Акено была готова поклясться, что увидела в глазах сержанта слёзы. — Об этой резне даже в газетах печатали, да с таким восхищением. «Потрясающий рекорд в обезглавливании ста человек — оба вторых лейтенанта начинают дополнительный раунд!»¹ — так они писали. И люди это одобряли. Вся страна сошла с ума, командир. Все до одного.

— Это невозможно… — прошептала шокированная Акено. — Не может быть, чтобы вся страна поддерживала такое!

— Может! — крикнул Кавада и поник. — Извините, командир. Я сам в это не верил. Но наказали всего несколько человек, и то лишь за то, что они бросили посты или патрули ради этой вакханалии. А потом начали строить «станции утешения», лагеря для военнопленных, научные станции, где ставили эксперименты на людях. Я как мог увиливал от всего этого. Если получалось — помогал жертвам сбежать. Это опасно, но мне было плевать. Лучше уж получить пулю, чем сидеть сложа руки. Я чувствовал себя спокойно только в бою. Только ты, твоя винтовка и солдат в окопе напротив. Никакого безумия, никаких зверств — только то, чему меня учили. Я старался не выделяться, но после «номонханского инцидента»² меня всё же приметили и предложили «уйти от этих неудачников и пойти в морскую пехоту, чтобы служить с настоящими мужиками». Я согласился — думал, что на флоте всего этого кошмара не будет. Я ошибался. Никакой разницы, только снаряжение лучше и паёк чуть съедобнее³. А безумие точно такое же. Так я и держался. Воевал, помогал пленным и гражданским, если мог, старался не сойти с ума. Даже не знаю, смогу ли теперь спокойно смотреть на наш флаг.

Дальше они ели в тишине. Акено не знала, что сказать, как подбодрить, как вывести из уже ничем не скрываемой хандры сержанта, который семь лет провёл в сущей преисподней, причём даже не на правах жертвы, а в рядах палачей, что для человека разумного, не лишившегося совести, было ничуть не меньшей пыткой.

— Осталось недолго, — негромко произнесла Мисаки. — Мы выберемся. С вашей помощью.

Она прикусила язык, думая, что и так сболтнула лишнего. Не хотелось заставлять Каваду думать, что она взваливает на него все надежды как на военного советника, на единственного человека, который знал, что и как работает в этом мире. Но присутствие человека опытного и знающего, рискнувшего жизнью, чтобы помочь с побегом, вселяло уверенность, что всё удастся, и ни американцы, ни японцы им не страшны.

— Выберемся, — тихо ответил сержант после небольшой паузы. — Даже не верится, что наконец-то увижусь с семьёй. Дочь, наверное, уже ваша ровесница. Боюсь, не узнает меня.

— Узнает, — возразила Акено. — Я верю, что узнает и обрадуется. Я бы обрадовалась, если бы оказалось, что мои родители не погибли, — она вдруг подскочила, вспоминая важную деталь. — Сержант, а где вы спать-то будете?

— Пока не решил, — пожал плечами Кавада. — Я после завтрака заснул прямо в кают-компании, так меня укрыли одеялом и не беспокоили. А потом знакомство с командой, экскурсия по кораблю, а потом доложили, что вы, командир, очнулись. Хороший у вас экипаж.

Мисаки улыбнулась.

— Они мне как семья. Спасибо ещё раз, что помогли. Не знаю, что я делала бы, если бы кто-то из них… — она отвела взгляд. — Обращайтесь, если что-то понадобится.

— Спасибо. Как-то я отвык от того, что люди, говорящие на одном со мной языке, могут по-человечески относиться друг к другу, — ответил сержант. — Берегите их, командир. Я вот своих не уберёг. Хорош сержант, лучше б в рядовых всю жизнь ходил… — он в сердцах ударил кулаком по ни в чём не повинному фальшборту. — Как же я устал от этой войны! И ведь ни поговорить ни с кем, ни напиться до беспамятства. Страшно пить — вдруг по пьяни скажу лишнего? И всё, дальше допрос и расстрел.

Акено схватила его за рукав. Хотелось помочь хоть как-то, хотя бы немного облегчить боль человека, который прошёл через ужасы войны, но продолжал держаться ради незнакомых ему курсантов.

— Сержант, меня там не было, я не знаю, виноваты ли вы в гибели своих солдат, но их всё равно уже не вернуть. Мы ещё живы, и мы должны вернуться, — проговорила она. — И если всё так плохо, то я могу поговорить с Минами. Может, одолжит немного спирта…

— Спасибо за заботу, но не стоит, — покачал головой Кавада. — Не сейчас. Вот вернёмся, тогда напьюсь. А пока спасибо, что дали выговориться, командир. Даже легче стало, — он нехотя отошёл от фальшборта и поправил ремень «Арисаки» на плече. — Ладно, пойду поговорю с вашим секретарём насчёт спального места. В крайнем случае пристроюсь у турбины, не впервой.

Неспешным шагом он пошёл в сторону мостика. Акено смотрела сержанту в спину, а потом вдруг спросила:

— Сержант, а тот полковник будет нас искать?

Кавада остановился и оглянулся.

— Скорее всего, уже ищет. Ублюдки из Токкэйтай если вцепятся в кого-то, то просто так не отпустят. Особенно этот… — он описал полковника Китано буквально в нескольких словах, от которых Мисаки густо покраснела.

— Значит, придётся опять биться с солдатами? — спросила она. — А если это будут ваши… сослуживцы?

— Плевать, — зло ответил сержант. — Мой отряд мёртв. А эти… Если бы не ваше появление, я бы всё равно рано или поздно сошёл с ума, взял бы «сотку» и убил бы столько, сколько успел бы. Тем более что я давал присягу и клялся защищать граждан своей страны. Можете на меня рассчитывать.

Он пошёл прочь, насвистывая «Маршем по снегу»⁴, а Акено ещё долго смотрела в море, доедая онигири и роняя в воду слёзы.

Китано стоял на взлётной палубе, разглядывая выстроившихся перед ним морпехов. Часть их них прибыла вместе с авианосцем, остальных удалось наскрести в разбомбленной гавани.

Американцев удалось отбросить, но даже уверенный в превосходстве императорского флота полковник понимал, что остров придётся оставить и перегруппироваться. Уже были сформированы группы зачистки, которые грузили на машины и с машин на корабли всё, что можно было забрать с собой, и уничтожали то, что забрать было нельзя. В том числе и работниц «станции утешения». Последнее, впрочем, Китано разрешил только когда убедился, что пленница исчезла. Кто-то из солдат сказал, что она умерла под одним из «клиентов», но в мертвяке тела не было, а останки старшины, который отвечал за ту смену и мог бы пролить свет на ситуацию, после американской бомбардировки спокойно уместились бы в патронном ящике.

Исчезли вообще все диверсанты, вдобавок угнав «Хареказэ». Допросив всех свидетелей и в назидание другим казнив пару выживших часовых, Китано смог восстановить только последние события. Проклятые девчонки сбежали в очень удачный момент: воспользовавшись суматохой, они захватили свой корабль и прорвались в открытое море. Работали ли они на американцев, полковник не знал и даже сомневался, что ради горстки шпионов можно начать масштабное наступление. Но, судя по почти нетронутым темницам, их кто-то выпустил. Конечно, в том хаосе, что творился на острове, могла бы бесследно пройти целая рота американцев, но как раз в той части острова не было никаких признаков их присутствия: враг смог занять только небольшой плацдарм на юге, прежде чем береговая авиация и корабли смогли оттеснить вражеский флот. И, судя по тому, что этот флот сейчас перегруппировывался, это был не просто отвлекающий удар: они должны были скоро вернуться, поддержать высадившиеся силы и продолжить наступление. Могли ли американцы попытаться убить двух зайцев одним выстрелом? Пока можно было только гадать.

— Вольно. Разойтись, — приказал Китано, убедившись, что все солдаты на борту.

Кроме них и авиагруппы, эскортный авианосец вёз с собой торпедные катера типа Т-14. Сам корабль сопровождали девять эсминцев типа «Фубуки» и два морских охотника тринадцатого типа, которые, не слушая возражений начальника гарнизона, полковник реквизировал для своей операции. Никто не знал, на кого наткнётся эскадра во время погони за диверсантами, а значит, о противолодочной обороне не стоило забывать. Так эскортная группа превратилась в охотничью и теперь следовала курсом ост-норд-ост, которым шёл «Хареказэ», когда его видели в последний раз.

— Зачем нам столько солдат? — спросил командир авианосца в звании капитана первого ранга, подходя к полковнику. — И зачем вы приказали снять с большей части катеров торпеды?

— Они повезут людей на абордаж, как только мы доберёмся до «Хареказэ», — сказал Китано.

Брови капраза удивлённо приподнялись.

— Полковник, не проще ли торпедировать их и подобрать выживших?

Китано поморщился.

— Если бы это были простые шпионки, мне и в самом деле хватило бы вашей авиагруппы. Но этот корабль уникален. Он автоматизирован, так что им могут управлять тридцать человек, — объяснил он. — Не просто управлять, а вести полноценный бой. Покидая гавань, диверсанты серьёзно повредили кайбокан и сбили два «Зеро». Они неплохо подготовлены для морского боя, а на их корабле много техники, превосходящей всё, что у нас есть. Мы должны взять живыми как минимум офицеров и механиков, а сам корабль не должен пойти на дно, в идеале — остаться на ходу и с исправным оборудованием.

Капитан кивнул на его слова, больше не задавая вопросов. Он начинал нравится полковнику: никаких лишних споров, никаких подозрительных или опасливых взглядов, которые часто бросали на офицеров Токкэйтай, все разговоры строго по делу. И Китано отвечал взаимностью, так что сразу удалось договориться: он отвечает за операцию и доводит до капраза все нужные сведения и указания, но во всём, что касается жизнедеятельности авианосца, главенствует командир оного.

Посмотрев на заходящее солнце, полковник развернулся и зашагал к надстройке. Надо было ещё занести вещи в каюту и поужинать. Командование приказало использовать любые средства, чтобы заполучить необычный корабль и его экипаж, и Китано был намерен выполнить его, а потом вытянуть абсолютно всё, что знали офицеры и механики. В этот раз он не будет ни на что отвлекаться и лично проследит за каждым этапом обработки. А потом, пожалуй, сделает пару сувениров из их командира.

На одной чаше весов стояло повышение и щедрая награда — Китано чувствовал, что ему в руки попала очень крупная рыба. А на другой чаше находились его компетентность, воинская честь и, в конце концов, собственная жизнь.

Каэдэ Марикоджи сидела в полудрёме на своём боевом посту. Целый день в море было спокойно, и не было слышно ничего, кроме шума самого «Хареказэ». Но раз командир, старпом и временный военный советник, а в миру просто сержант Кавада утверждали, что их так просто не отпустят, приходилось слушать море.

Рядом покоился прислонённый к стене трофейный кай-гунто. Марикоджи подумывала, что после дежурства надо будет отоспаться и поупражняться с ним. Конечно, против офицеров, которые не просто занимаются кэндо, а научены убивать, её навыки бесполезны, но против простого солдата её сил может и хватить. Впрочем, сама мысль о том, что на борт может заявиться абордажная команда, с которой придётся драться насмерть, не внушала ничего, кроме беспокойства.

Время от времени Каэдэ снимала наушники и слушала сам корабль. Шаги, разговоры, шум посуды на камбузе. Один раз зашла одна из сестёр Кинесаки и принесла обед, но это было, казалось, целую вечность назад. Приближалось время ужина.

Проигнорировав урчание желудка, предвкушавшего скорый перекус, Марикоджи снова надела наушники. Тишина отлично сочеталась с девственно-чистым экраном сонара. Снова захотелось вздремнуть. Немного уступив своим слабостям, Каэдэ прикрыла глаза.

Никто из экипажа «Хареказэ» не смог бы выловить из шума винтов один короткий и несравнимо более тихий звук, который легко терялся на общем фоне и не дал отметки на экране. И даже если бы кто-то расслышал этот тихий звон, то скорее всего принял бы за помехи. Но Марикоджи тут же распахнула глаза. Её великолепный слух мигом выявил две вещи: это был звон упавших монет, а его источник находился за бортом. И раз не было слышно, чтобы Мачико докладывала о контактах, вывод был лишь один.

— Командир! — Каэдэ потянулась к переговорной трубе. — Подлодка!

Через несколько секунд погас свет и включились кроваво-красные лампы. По «Хареказэ» разнёсся голос командира:

— Боевая тревога! Рядом с нами подлодка! Всем занять места согласно боевому расписанию, расчёту бомбосбрасывателя подняться на палубу! Марико, где она?

— Пока неизвестно. На пассивном сонаре их не видно — скорее всего, сидят в режиме тишины, — доложила Марикоджи. — Но они совсем близко — я слышала, как у них на борту кто-то рассыпал мелочь.

Из переговорной трубы вырвался нервный смешок.

Акено лихорадочно соображала, что делать. Подлодка — это смертельная угроза. Если корабль или одну из этих машин… самолётов… можно было заметить издали, то субмарина могла быть прямо под ними.

— Может, просто идти дальше? — неуверенно предложила командир.

— Плохая затея, — покачал головой Кавада. — Если это американцы, то они атакуют нас, как только опознают. А если японцы, то в лучшем случае свяжутся со штабом и наведут на нас полковника Китано.

— Предлагаете их… — Мисаки так и не нашла в себе сил договорить.

— Рано или поздно придётся вступать в бой, — вдруг сказала Маширо. — Сержант прав. Мы на войне, и нас щадить не будут.

Акено кивнула, пытаясь собрать мысли воедино. Накатывала паника. Было страшно. Страшно не за себя — за команду. За девчонок, которые она не просто отвечала, а которые стали новой семьёй для неё. И за любую ошибку заплатят в первую очередь они.

— Успокойтесь, командир, — Кавада встал перед ней и, схватив за плечи, встряхнул. — Слушайте меня. Сосчитайте до четырёх. Глубоко вдохните. Ну… Снова сосчитайте до четырёх. Выдохните. Повторите ещё разок.

Его голос доносился словно издалека, но Мисаки, не в силах отмахнуться от сержанта, постаралась выполнить всё, что ей говорили. Сосчитать до четырёх. Вдох. Сосчитать до четырёх. Выдох. Паника начала понемногу спадать — по крайней мере, получилось снова воспринимать реальность.

— Да… спасибо… — Акено осмотрелась и обменялась короткими кивками с Маширо. — Рин, начинай противолодочные манёвры. Марон, увеличь скорость до двадцати пяти узлов.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь гулом двигателей и скрипом поворачиваемого штурвала. Следующий ход был за командиром подлодки.

— Нас зацепили активным сонаром! — доложила Марикоджи.

— Начинается, — полушёпотом сказала Маширо, глядя на тёмную воду.

— Найди их, — приказала Акено.

Снова несколько секунд молчания.

— Тип «Гато», на десять часов, дистанция около десяти кабельтовых.

Коко тут же заглянула в планшет.

— Крейсерская подлодка типа «Гато». Шесть носовых и четыре кормовых торпедных аппарата. Развивает двадцать узлов на поверхности и восемь под водой.

— Американцы, — выдохнула Акено. — Может, просто сбежим? Мы же быстрее.

Кавада покачал головой.

— Даже если мы оторвёмся, они свяжутся со своими, и за нами вышлют ещё кого-нибудь, — сказал он. — А если хотите сдаться… вы уверены, что американский плен лучше застенок Токкэйтай?

Мисаки сжала кулаки. После плена «соотечественников» сдаваться кому бы то ни было она не хотела. Надо было либо бежать, либо вступать в бой. И время на раздумья уже вышло.

— Торпеды! — доложила Марикоджи. — Идут узким веером!

— Рин, лево руля, поворот на тридцать градусов! — крикнула Акено. — Обе машины — полный вперёд!

— Опять заставляете движки работать на износ? — спросили из машинного. — Есть полный вперёд!

Выжимая из обеих турбин максимум мегаватт, «Хареказэ» начал набирать ход, поворачивая к противнику.

— Мачи, ищи торпеды! На полной боевой Марико ничего не услышит, — сказала Акено. — Расчёту бомбосбрасывателя приготовиться! И включите прожектор!

— Думаю, они уже убрали перископ и будут погружаться, — предположила Маширо. — Время у них ещё есть.

Мисаки кивнула в такт её словам.

— Ты права. Но сначала надо увернуться от торпед…

— Приближаются! Десять секунд! — завопила Мачико со своего поста.

— Всем приготовиться! Рин, лево на борт! — скомандовала Акено.

— Есть лево на борт! — прокричала Ширетоко, зажмурившись от страха.

Торпеды неслись навстречу эсминцу узким веером, оставляя очень мало места для манёвра. Командир чувствовала, как теряет самообладание: она уже видела с мостика приближающиеся цепочки пузырей, подсвеченные лучом прожектора.

Десять секунд, казалось, длились целую вечность. Все на мостике затаили дыхание, ожидая удара и взрыва или же их отсутствия.

— Легче, — прошептала Акено.

— Есть легче, — так же тихо ответила Рин, поворачивая штурвал.

Одна из торпед прошла в опасной близости от левого борта. Остальные пять тоже не нашли свою цель.

— Это было близко… — проговорила побледневшая Маширо. — Что дальше? Они наверняка убрали перископ и уже погружаются, а сонар сейчас бесполезен.

— Знаю, знаю… — проговорила Акено.

Тут что-то дёрнуло её за юбку. Опустив взгляд, командир заметила Тамонмару, которая то и дело пыталась дотянуться до болтающегося края юбки, и взяла на руки.

— Есть план, — сказала она. — Курс туда, откуда шли торпеды. Штурманы, доложите, когда пройдём десять кабельтовых. Сато-тян, на мостик. Расчёт бомбосбрасывателя, слушайте команду!

Через минуту от эсминца отделилась «Лягушка», везя на тросе глубинную бомбу, и пристроилась за кормой. По плану Акено, глиссер должен был до поры скрываться в кильватере, маскируясь от сонара в шуме винтов.

Из штурманской выглянула Мэгуми Уда.

— Командир, прошли отметку! — доложила она.

— Спасибо, — кивнула Мисаки. — Обе машины, стоп! Марико, действуй!

Ещё несколько секунд тишины.

— Нашла! На три часа, дистанция — два с половиной кабельтовых.

— Направьте туда прожектор! Рин, право руля, поворот на девяносто градусов. Обе машины — средний вперёд, — командир взяла рацию. — Сато-тян твой выход!

— Торпеды! — крикнула Каэдэ.

— Право на борт! Левая машина — полный вперёд! — заорала Акено, понимая, что на такой дистанции шансы увернуться мизерны.

Сатоко, сидевшая за рулём «Лягушки», тут же газанула и выскочила из-за кормы «Хареказэ». Глиссер, рассекая вечерние воды, устремился к световому пятну. Глубинная бомба, похожая скорее на заурядную стальную бочку, чем на кошмарный сон подводника, волочилась следом, подпрыгивая на волнах. Когда до отмеченного прожектором места оставалось рукой подать, Сато торопливо отвязала трос. «Лягушка» взревела на максимальных оборотах, а бомба, подпрыгнув в последний раз, погрузилась. Через несколько секунд бомба взорвалась, подняв огромный столб воды.

В этот же момент на борту «Хареказэ» услышали тяжёлый металлический удар. Акено в ужасе закрыла глаза, прижимая к себе Тамонмару. Но взрыва не было. Лишь удар.

— Почему… — прошептала командир. — Что случилось?

— Взрыватель не сработал, — тихо ответила Коко. — Торпеды времён Второй Мировой не очень надёжны. Большую часть проблем исправили только к концу войны.

Шумно выдохнув, Акено выпустила кошку из рук и вытерла со лба испарину.

— Рин, курс на всплеск. Обе машины — полный вперёд. Расчёту бомбосбрасывателя приготовиться, — она нащупала рацию. — Сато-тян, возвращайся на борт.

Внутри командира словно оборвалась какая-то струна. Все мысли и беспокойства куда-то улетучились. Осталась только боевая задача. Главное — защитить экипаж, чего бы это ни стоило. А для этого нужно было обезвредить подлодку. И как только «Хареказэ» достиг места, от которого продолжали расходиться круги по воде, Мисаки приказала:

— Сбросить две глубинные бомбы! Рин, сразу после второго взрыва — лево руля, поворот на девяносто градусов. Обе машины, стоп.

Взрыв. Второй взрыв. Крен на правый борт. Гул машин стихает.

— Марико, ты что-нибудь слышишь?

— Они всплывают, командир. Кажется, мы попали.

Акено почувствовала, как на неё давят стены. Стало не хватать воздуха. Схватившись за воротник, она на негнущихся ногах вышла через дверь и схватилась за перила. На свежем воздухе стало немного легче, но даже в сумерках можно было разглядеть её бледное лицо. Смерть прошла настолько близко от корабля и всей команды, что она до конца не верила, что всё обошлось.

Сосчитай до четырёх. Вдохни. Сосчитай до четырёх. Выдохни.

По левому борту всплыла подлодка типа «Гато», на которую тут же направили луч прожектора. Отсюда сложно было сказать, как сильно пострадала субмарина. Но пока она лишь дрейфовала, не пытаясь повернуть к эсминцу или, напротив, уйти.

— Что будем с ними делать? — раздался голос Кавады за спиной.

Мисаки вздрогнула. Сержант весь бой молчал и стоял в стороне, отчего командир едва не забыла о его существовании.

— А что посоветуете? — спросила она, чувствуя, как успокаивается бешено стучащее сердце.

— Если просто уйдём, то они обязательно свяжутся со своими и доложат о бое, — сказал сержант. — А если повреждения минимальны и если остались торпеды, то могут последовать за нами и повторить атаку.

Акено склонила голову и закрыла глаза. Этого она и боялась. Выбор действительно был небольшой. Она вспомнила свой первый бой с подлодкой. Тогда не было ни одной причины отправлять её на дно — на борту находились точно такие же курсанты, стычка была большим недоразумением, и была тысяча причин не бить их насмерть. Но теперь было совсем другое дело. Убей, иначе убьют тебя. Ты — добыча. Ты — противник, ты — представитель вражеских вооружённых сил. Любые твои слова можно и нужно будет расценивать как военную хитрость и откровенную ложь. У них есть тысяча причин потопить тебя при первой же возможности. И у них почти получилось это сделать. И всё же…

На плечо легла узкая ладонь. Оглянувшись, Мисаки увидела Маширо. Та, судя по выражению лица, тоже была напугана, но в глазах читалась уверенность. Когда их взгляды пересеклись, старпом коротко кивнула. Выбор был сделан.

Сосчитать до четырёх. Вдох. Сосчитать до четырёх. Выдох. Акено вернулась на мостик.

— Тама… — она промедлила секунду, оттягивая неизбежное. — Добивай их.

— Угу, — ответила Шима и склонилась над переговорной трубой. — Целеуказание…

Три орудия дали залп. Ни один снаряд не прошёл мимо цели. Накренившись, «Гато» снова начала погружаться. Вода в том месте, где была подлодка, бурлила какое-то время, пока Марикоджи не доложила, что она ударилась о дно.

— Шестьдесят человек… — проговорила Коко.

— Знаю, — кивнула Акено. — У нас не было выбора. Рин, курс ост-норд-ост. Штурманская, приём! Сколько осталось до места, где мы вышли из тумана?

— Мы уже на месте, — произнесла Сатоко, выходя из штурманской рубки. Она выглядела растерянной. — Но Мачи говорит, что тумана не видно.

— Не верю! — замотала головой Мисаки. — Перепроверьте всё. Посветите прожектором по сторонам, он должен быть!

Вскоре солнце окончательно скрылось за горизонтом. Но к моменту, когда ночь вступила в свои права, уже было ясно, что случилось самое худшее.

До самого горизонта не было и намёка на туман.

____________

1. Данная газетная статья существовала в реальности. Оба её "героя" дожили до капитуляции Японии и были расстреляны.

2. Так в Японии называют бои на Халхин-Голе.

3. У флота, в состав которого входила морская пехота, бюджет был гораздо больше, чем у армии, что привело к настоящей вражде между этими родами войск.

4. "Маршем по снегу" (Yuki no Shingun) — песня времён первой японо-китайской войны (1894–1895), в которой японский солдат откровенно рассказывает о военных тяготах и своей усталости от них. В тридцатых годах была подвергнута цензуре, а после начала Второй Мировой запрещена как деморализующая.