Возвращаясь в Кэпитал-Сити, мне уже не надо было тревожиться, преследуют меня или нет. Поэтому я срезал путь, чтобы выскочить на шоссе 147 федерального значения, две полосы которого недавно проложили через весь штат. Естественно, губернатор Мэйни без лишней скромности приписал это своим заслугам, хотя большая часть автотрассы была готова еще при предыдущей администрации. Был уже полдень, когда я добрался до въезда на шоссе. Дожидаясь возможности вклиниться в поток, я смотрел, как мимо проносятся большие грузовики, и вдруг подумал, что нечего ехать дальше на пустой желудок. А тут перед въездом на шоссе на одном углу стояла заправочная станция, на другом – закусочная. Я подкатил к. ней, зашел и заказал гамбургер с молочным коктейлем. А когда вышел из забегаловки, увидел, как какой-то большой автомобиль съехал с шоссе и покатился мимо меня. Что-то было знакомое в этой тачке, и я поспешно отступил в дверной проем. Большой серый «линкольн» полетел на запад, в том самом направлении, откуда я приехал. Это была машина Брукса, и он сидел за рулем.
Я раздумывал над этим лишь до тех пор, пока «линкольн» не скрылся из виду. Учитывая его скорость – вряд ли больше секунды. Затем уселся за баранку, сдал «плимут» задом из закутка, где он стоял, развернулся, разбрасывая колесами гравий, и пустился вдогонку за здоровенной машиной. Вскоре мои нервы не выдержали – пришлось сбросить газ. Одни люди умеют точно стрелять, другие – быстро ездить. Я принадлежу к первым. До Грантсвилла оставалось миль двадцать. Четыре раза я чуть себя не угробил, но так и не увидел «линкольна» хотя бы краем глаза. Ферма находилась еще дальше на четыре мили. Словом, они уже были во дворе, когда я начал преодолевать последний подъем. Загнав «плимут» в кусты и схватив футляр от тромбона, я перешагнул через заборчик из колючей проволоки и двинул напрямик по полю.
Они уже готовились к отбытию. Двое, завладев девушкой, вели ее к машине. С таким же успехом я мог бы и не учить Барбару стрелять, избавив себя от лишних хлопот. Третий подгонял ее сестру и детей к кухонной двери, как бы для семейного портрета. Все это я увидел, пока бежал наискосок через поле в поисках места, откуда бы мог взять под прицел грунтовую дорогу, ведущую с фермы. Борозды были прямые и глубокие – как раз то, что надо для быстрого бега. Молодая кукуруза уже поднималась. Инстинктивно я пытался не наступать на растения, что заставляло меня прыгать, как при игре в «классики». Осознав, что валяю дурака, я начал давить молодые побеги.
Третий мужик попятился от дома, повернулся и вскочил в машину. «Линкольн», сдав назад, развернулся во дворе и направился на выезд. Времени у меня больше не оставалось. Я бросился наземь, распахнул футляр и выхватил коробку с зарядами. Дыша, как кузнечный мех, ощутил в груди бешеный стук сердца – прямо скажем, условия для меткой стрельбы далеко не идеальные. Зарядить магазин времени не было. Вщелкнув патрон в патронник «спрингфилда», я выставил ружье перед собой и поймал «картинку» в оптический прицел, напомнив себе, что он все еще отрегулирован на Мартина Мэйни – по меньшей мере ярдов на четыреста, что даст превышение почти на фут со ста пятидесяти ярдов – расстояния, с которого я готовился накрыть их, как только они выедут на дорогу.
Это была стрельба по движущейся цели, и я прикидывал, какое взять опережение, чтобы поймать в прицел переднюю шину покачивающегося на рессорах автомобиля. Как во сне, я смутно осознал, что меня засекли: шестерка из заднего окна начал наводить на меня что-то вроде недоделанного автомата. Пули посыпались градом, не долетая, и начали рикошетить у меня над головой. Кем бы вы ни были, но вам все равно не удастся остаться равнодушным при звуке донельзя противного визга, который раздается при рикошете, зная при этом, какую дырку способна проделать любая из этих свинцовых градин.
Я сделал отметку для стрельбы – клок травы вдоль дороги. Прицел поймал ориентир в перекрестие, палец повиновался чисто автоматическому импульсу-сигналу, ружье выстрелило – и шина «линкольна» моментально осела. Я отвел затвор, вставил патрон и таким же образом разделался с задней шиной, когда они попытались проехать дальше. Бензобак казался лучшей мишенью, хотя пуля могла отклониться от него вверх, вовнутрь машины. Но все же стоило попытаться. Я уже загнал в патронник третью пулю и положил палец на крючок, когда сидящие в «линкольне», подпрыгивая и плюхаясь на двух шинах, сочли за лучшее остановиться. Брукс и шестерки высыпали из дверок на Дальней от меня стороне, забрав с собой и девушку.
Я облегченно вздохнул. Они были пришпилены к дороге посреди поля. Деваться им было некуда. Я открыл ружье, зарядил магазин. Затем продел руку в ружейный ремень и туго его закрепил. Большинство людей не знают, что ружейный ремень в такой же мере используется для придания устойчивости оружию, как и для его носки.
В это время кто-то там открыл огонь из более тяжелого оружия. Но сто ярдов – это предел для попадания из самого большого пистолета, даже если он в руках крупного мастера. А тут было около двухсот. Одна пуля ударила в десяти ярдах справа от меня, остальные попросту не долетели. Я повернул оптический прицел туда, откуда велся огонь, и поймал в окуляр Брукса: он скорчился за капотом машины, тщательно целясь из револьвера, который держал обеими руками. Установив прицел на фут ниже, я положил палец на спусковой крючок – Брукс оказался на волосок от смерти. У меня возникло отвратительное чувство, что я, подобно Богу, держу в своих руках человеческую жизнь. Я никогда не любил Брукса.
И тут увидел, как он снова выстрелил, услышал свист пули над головой. На этот раз Брукс взял выше футов на десять. Мне даже стало его немного жаль. С таким же успехом он мог бы кидаться в меня камнями, в то время как я хоть сейчас мог уложить его наповал. Тяжело вздохнув, я снял палец с крючка и встал во весь рост. Брукс выстрелил еще раз. Не знаю, куда ушла эта пуля. Откинув назад голову, я громко, так чтобы он услышал, расхохотался.
Брукс встал, отложил свою пушку. Спустя мгновение он выступил из-за машины. Девушка была с ним. Они направились ко мне напрямик через поле, шествуя бок о бок. Брукс знал условия игры: надо лично вручить мне девушку и дать понять, что все без обмана – никакой шестерка не прячется за их спинами, чтобы всадить в меня пулю под ее прикрытием.
Они остановились прямо передо мной. Малышка была бледна, на щеке у нее алел кровоподтек, а вся одежда вываляна в грязи. Очки она где-то потеряла. Казалось, ей на роду написано попадать в передряги и выглядеть в итоге как огородное пугало. Брукс был в бешенстве.
– Твоя взяла на этот раз, – процедил он. – Да вот только ни к чему хорошему это не приведет. Настанет день, когда мы встретимся, а у тебя с собой не окажется такого славного ружьеца.
– Расслабься, Брукси. Я просто не дал тебе сделать большую ошибку.
– Ошибочку допустил ты. Мы еще вернемся.
– Нет, – категорически заявил я, вытягивая левую руку. Девушка взглянула на Брукса и осторожно двинулась ко мне. Я обнял ее этой рукой за голые плечи и привлек к себе, развернув лицом к Бруксу. Под мышкой правой я по-прежнему держал на изготовку «спрингфилд».
– Возвращайся к боссу, Брукс, – посоветовал я. – Скажи ему, что он сделал ошибку. Это девушка моя. Мы собираемся пожениться сегодня вечером.
Брукс в упор уставился на меня. С каким превеликим удовольствием он бы меня убил! Может, и мне следовало убить его. Но Карл весьма болезненно отнесся бы к этому, а я не хотел его огорчать.
– Поздравляю, – буркнул Брукс, повернулся на каблуках и зашагал прочь.