Максим
— На работе проблемы?
Отрываю глаза от нетронутого бокала виски в своей руке и встречаю любопытный взгляд Алекса Ди Анджело — моего единственного друга в московских светских джунглях. Много лет назад нас связала общая неприязнь к столичному пафосу, привычному в наших кругах, и амбициозность в достижении целей, а еще западный менталитет, которым оба пропитались благодаря длительному пребыванию за рубежом.
— На работе как раз прет, — вяло усмехнувшись, откидываюсь на спинку бархатного дивана. — Отец меня председателем назначает.
— О! — Алекс растягивает гласную в типично итальянской манере и салютует мне собственным бокалом с виски. — Ты столько зад рвал. Поздравляю.
Я киваю, но не чувствую никакой радости. Эту должность я получил не из-за своих способностей, а потому что наступил себе на глотку. Женюсь, твою мать, на девчонке, которая меня ненавидит.
— Что-то ты не очень доволен, — проницательно замечает друг.
— Я женюсь, — говорю просто.
Я знаю Алекса много лет — его не так-то легко удивить, но сейчас у него от изумления в буквальном смысле вытягивается лицо.
— Вот это ты тихушник! — бросает он, широко улыбаясь. — Кто она?
Сказать другу правду? Он не поймет. Рожденный русской матерью от отца-итальянца, которые двадцать восемь лет назад познакомились во время средиземноморского круиза и с первого взгляда влюбились, он, несмотря на всю свою прагматичность, верит в любовь. Он бы никогда не согласился на свадьбу-сделку. И ни за что бы не пошел на поводу у обстоятельств, даже для того, чтобы добиться своих карьерных целей.
— Ты ее не знаешь, — отвечаю уклончиво, не желая откровенничать.
— Красивая?
— Тебе не по зубам, — парирую я.
— Поэтому меня с ней не знакомишь? — поддевает он, сверкая в полумраке клуба белозубой улыбкой. — Знаешь же, что девочки от меня без ума.
— Говнюк самонадеянный, — говорю беззлобно.
— А спешка тогда зачем? — не сдается Алекс, а потом вдруг присвистывает. — Только не говори мне, что забыл, как резинки натягивать!
Посылаю ему насмешливый взгляд и показываю средний палец.
— Она не беременная.
— Влюбился что ли? — таращится на меня друг, словно не веря в такую возможность.
— Слушай, давай сменим тему, — прошу я, непроизвольно морщась. — Не в настроении я об этом говорить.
Несмотря на то, что любопытство сжигает его изнутри, Алекс лишь пожимает плечами. Это еще одна из причин нашей крепкой дружбы — он никогда не лезет в чужие дела.
— Ты надолго в Москву? — спрашиваю я, бесцельно болтая виски в бокале.
— До конца недели. Потом улечу в Милан недели на две-три и вернусь. Бизнес, сам понимаешь.
Я киваю и ставлю нетронутый бокал на стол.
— Знаешь, я поеду. Завтра сложный день.
Лезу в карман, чтобы расплатиться за выпивку, но друг останавливает меня нетерпеливым жестом.
— Угощаю, — говорит он насмешливо. — Я еще побуду здесь. Ты может у нас жених, а мне пшено у этой кормушки поклевать ничто не мешает.
Пока на улице жду такси, думаю что зря не приехал на своей тачке — спиртное все равно не лезет в горло, плюс, был бы избавлен он недвусмысленных приглашений длинноногих девиц у входа в клуб.
Устало тру переносицу, до конца не понимая природу своего раздражения. Не пойму, с каких пор меня перестали интересовать полуголые телки? Владу я видел три раза — за исключением того самого первого костюма Лолиты, одевается она крайне сдержанно. Ведет себя соответсвенно. Хотя, это может быть потому, что она меня не выносит.
Ловлю себя на том, что мысленно вновь вернулся к Ворониной. Вспоминаю, какой она была у меня в кабинете сегодня утром: сдержанная, но бескомпромиссная, взволнованная, но отважная, поверженая, но не сломленная.
Бросаю взгляд на часы — почти двенадцать, интересно, она уже спит? Плакала, наверное. Видел слезы в ее глазах, когда она уходила, но при мне она не позволила им пролиться. Что бы там ни говорил мне отец, сопротивляется она не для вида. Она действительно не хочет выходить замуж. Чем же ее папаша припугнул, что она не может отказаться? Содержания лишить?
Уже дома я долго лежу без сна. Какое-то смутное ощущение неправильности происходящего не дает мне забыться, поэтому, едва я прихожу в офис следующим утром, сразу иду в кабинет отца, полный решимости все исправить.
— Пап, я знаю, что так не делается, и что я дал тебе слово, но жениться я не могу. На дочери Воронина не могу, — говорю откровенно.
Отец хмурится. Он встает со своего кресла и, заложив руки за спину, начинает неспешно расхаживать по кабинету.
— Позволь старику поинтересоваться, в чем причина?
— Я думал, что у нас с ней полюбовная бизнес-сделка, но это не так. Не для вида она ломается, пап, — добавляю я прежде, чем он успевает возразить. — Насильно замуж я ее точно не потащу даже ради места председателя. Мы же не в средневековье живем.
Отец бросает на меня задумчивый взгляд, под которым я чувствую себя нашкодившим пацаном.
— Проняла тебя девица, а?
— Не в этом дело.
— Я знаю, что она вчера приходила, — замечает он. — Слушай, Макс, если ты включил сейчас порядочность, скажу тебе так: у ее отца ситуация такая, что он продаст дочку с потрохами первому, кто предложит ему бабки.
— Что ты имеешь ввиду? — настороженно уточняю я.
— Именно то, что я сказал. Он не дурак, понимает, что девчонка — его главная ценность и гарантия того, что он и дальше может жить на широкую ногу.
— Ты знаешь, что его разорило? — спрашиваю я, испытывая неожиданную злость на Владислава Воронина.
— Это закрытая информация, но говорят, он игрок. У него жена разбилась в автокатастрофе около года назад. С катушек слетел — вот и вся история, — отец хмурит брови. — Но за нас он уже словечко замолвил. У меня завтра встреча с шишками из Министерства по поводу разработки нового месторождения на севере.
Теперь уже моя очередь хмуриться. Не разобрался в ситуации — надавал обещаний, которые не в состоянии сдержать. Разве этому меня отец учил?
— Пап, давай девушку из этой цепочки выключим? Не дело это. Без места председателя я обойдусь. А денег ты Воронину можешь и так отгрузить за помощь.
— Так, — говорит отец строго. — Повышение ты заслужил. И документы на твой перевод у меня на столе лежат подписанные. Если бы не эта история, я бы все равно это сделал в самое ближайшее время. С девушкой — как знаешь. Партия она действительно неплохая — красивая, образованная, да и понравилась тебе, не отрицай. Но заставлять тебя на ней жениться я не буду. Воронин, скорее всего, будет права качать, свадьба была его условием, но я с этим разберусь. Не удивляйся только, если через месяц-другой увидишь девчонку с каким-нибудь стариком-толстосумом.
На мгновение я замираю, слишком ярко представляя испуганную Владу в постели с безымянным пузатым хером, и тошнота к горлу подкатывает. Это не должно меня касаться, но почему-то касается.
— Ладно, — со вздохом говорю я, ощущая на себе тяжесть ответственности за принятое решение.
— Что ладно?
— В силе наша договоренность, — поясняю я. — Только, знаешь что, пап, вы к нам не лезьте. И Воронину скажи, или лучше я сам с ним потолкую. С Владой у меня все будет на моих условиях. Свадьба и все остальное. Если мы оставляем все в силе, то как только мы поженимся — она моя. И если я решу через месяц развестись и отпустить ее — это наше с ней дело.
Отец протягивает мне руку, и я принимаю ее, закрепляя нашу новую договоренность.
— Через месяц поговорим, — он вдруг усмехается. — Подобный альтруизм не в твоём духе. Ты ее не отпустишь.