На ничейной реке

Глава 7, в которой герой убеждается, что он реально попал

— Ладно, — сказал старик. — Вернемся к моему плану. Вот смотрите.

Профессор указал рукой на карту города, где были проведены длинные линии, в которых Павлик узнал план транспортных маршрутов города Волгограда.

— Обратите внимание, — профессор взял свою черную, уже давно не пишущую авторучку, и указал ей черную линию на схеме:

— Вот это и есть путь волгоградского скоростного трамвая. Но так как до него ещё добраться надо, то вкратце обрисую предстоящий путь.

Он показал на карту:

— Поселок наш стоит практически рядом с городом. От нас до него — рукой подать. Большая протока совсем рядом с нами.

Повернувшись к Грише, старик сказал:

— Ты, Григорий, был ведь на нашей лодочной станции? Она на Мелкой протоке, которая впадает в Большую протоку. А за той немного болот и уже сам город.

Гриша опять промолчал, а Профессор продолжил:

— Завтра утром, переправимся через Большую протоку, и окажемся в болотах между ней и городом. Мы их мало изучали, но по всем признакам — топей там нет. Кирсан был в этой местности много раз, и говорит, что там нет ничего опасного. Конечно, мне это не нравится, но выбора нет. Это место можно обойти вот тут, южнее, вот по этому острову, но это слишком большой крюк, к тому же риск нарваться на диких собак, которые часто там появляются.

Парни, стоящие рядом молчали. Павлик тихо сопел, хотя ему хотелось поднять голову к потолку и выть, словно волк в детских сказках. Впрочем, почему в сказках? Кто знает, может в городе тоже волки есть!

Он вспомнил про рассказ Гриши про стаю собак в городе и тут же вспомнились якобы виденные там же дикари.

От этих мыслей его передернуло.

Однако Профессора занимали совсем другие мысли, и он бодро вел свой рассказ.

— Ну а далее, мы окажемся вот тут, — он ткнул ручкой в карту. — Это уже берег. Здесь начинается мост через Волгу, который вы не раз видели. Пройдя вдоль него вглубь города совсем немного, не более полукилометра, мы окажемся прямо возле линии нужного нам скоростного трамвая.

Профессор ткнул на длинную чёрную линию, которая протянулась от северного конца города почти до середины города.

— Ну вот. Как видите, трамвай проходит почти что, через половину города. От самой его северной окраины, через центр и сюда, к югу. Но нас интересует его подземная часть. Она начинается как раз вот здесь, рядом с мостом.

— Подождите, Профессор, — сказал Гриша. — Что за подземная часть?

Он бросил быстрый, но многозначительный взгляд на Павлика.

— Ах да, — профессор оторвался от схемы. — Ты, Гриша, слышал раньше про волгоградский скоростной трамвай?

— Не слышал, — твёрдо ответил товарищ.

Профессор почему-то с довольным видом потер руки.

— Объясню вкратце. Скоростной трамвай — это нечто среднее между обычным трамваем и метро. По виду это обычный трамвай, но идущий под землей, в тоннелях, аналогичных московскому метро. Про него-то ты слышал?

— Что-то слышал, — ответил Гриша. — В детстве картинки видел и по телевизору.

— Вот. Точно такие же тоннели и здесь. Как я уже сказал. Линия трамвая начинается почти на северной окраине города. Там, где раньше был тракторный завод. Оттуда, до данной точки, до моста, трамвай идет по поверхности, а здесь уходит под землю. В тоннели, которые нам и нужны.

— Так я не понял… — начал Гриша, но профессор, не обращая на него внимания, продолжил лекцию:

— Чтобы у тебя не было вопросов, скажу сразу, что трамвай, на всем дальнейшем маршруте, идет в тоннелях. Начинаются они, как я уже сказал, здесь, рядом с мостом, а заканчиваются вот тут, на станции «Ельшанка».

Он снова ткнул ручкой в схему.

— Вот здесь, возле моста, и находится северный вход в трамвайные тоннели. Его называют — Северный портал. Именно здесь мы проникнем туда и пойдем по ним.

Павлик тяжело вздохнул и посмотрел на Гришу. Тот ответил ему многозначительным взглядом и спросил:

— Извините, Профессор, но мне непонятно. Почему нужно обязательно туда лезть?

Профессор улыбнулся.

— Потому что это единственный путь и, в каком-то роде, самый короткий.

«Совсем за идиотов нас держит», — подумал Павлик.

Между тем, старик продолжал разглагольствовать:

— В городе много лет не было человека. Даже если там и сохранились единичные, так сказать, очаги жизни, то вряд ли они дороги строят и за городом следят. Поэтому старые маршруты и способы стоит отбросить. Я много размышлял над этим, целые годы, и пришел к выводу, что тоннели — лучший путь к нашей цели. Но, сразу скажу, по тоннелям мы сможем пройти только треть нашего пути!

Гриша молчал, и поэтому профессор продолжил объяснять:

— Вот, смотрите, — он повел ручкой вдоль черной линии.

— Подземная часть начинается, как я уже сказал, здесь, возле моста, который пересекает и проспект и трамвайную линию, которые проходят под ним. Первая станция, которую мы посетим, носит название «площадь Ленина», в честь одноименной площади на поверхности. Станция находится точно под ней.

Он снял очки, и глаза его затуманились воспоминаниями.

— Я помню, как ее сооружали в начале восьмидесятых. Открытым способом. Вырыли большой котлован на площади и строили.

— Так, а что если, станция обрушилась? — спросил Гриша. — Она ведь прямо под поверхностью, я правильно понял?

— Именно.

— Ну вот. Вдруг она разрушилась? Что если тоннели недоступны? Что тогда делать будем?

— Вот это как раз вряд ли, Гришенька, — мягко сказал профессор. — Эта станция, как и другие в городе, планировалась также как убежище, в том числе и на случай ядерной войны. Поэтому, я более чем уверен, что эта станция, равно как и другие, сохранилась в прекрасном состоянии.

— Ну, а… А если… Так значит, там и люди могут быть, так?

— Что ты хочешь этим сказать, Гриша?

— Ну, то, что раз они использовались как убежища, то там могут ведь быть жители. Только представьте себе — на каждой станции свои жители. И кто знает, что там за люди? Пропустят ли они нас?

«Интересно, что задумал Гриша, — слушал товарища Павлик. — Решил так поиграть с Профессором или поиздеваться?»

— Ну, Гриша, это ты немного не то говоришь, — профессор посмотрел на оппонента с улыбкой и было видно, что этот разговор доставляет ему удовольствие.

— Но вы же сами только что сказали…

— Я и не исключаю, что после кризиса там были люди. Скорее всего, да, были, и возможно очень много. Но ведь, сколько лет прошло. Никого там не осталось, вымерли они.

— Но ведьпоселок остался, — не сдавался парень.

— Но так то, поселок. У нас своё подсобное хозяйство, а там что? Что они там есть будут-то? Первое время, допустим продукты из магазинов-складов, а потом?

Гриша замолчал. Профессор снова вернулся к схеме:

— Так, что там дальше у нас? Ага. После «Площади Ленина» идет станция «Комсомольская». Потом «Пионерская». Вот тут, после нее, кстати, сложный участок. Линия там выходит на поверхность и идет по мосту через овраг, где раньше протекала река Царица.

Он оторвался от карты и посмотрел на Павлика.

— Что это за река? — спросил Профессор.

Димочка ухмыльнулся. Павлика давно уже бесило такое отношение профессора. Словно он, Павлик, маленький и опять, как в детские годы, его спрашивают, проверяя, не забыл ли он школьные знания? Сильно хотелось сказать, что мол, сколько можно, он уже давно не школьник. Или, вон, любимчика своего спрашивай. Однако Павлик, как обычно, сдержался, и, ни на кого не глядя, ровным голосом ответил:

— В честь реки Царица, назван город Царицын, впоследствии Волгоград.

— Правильно, молодец, — профессор бросил довольный взгляд на парня и снова посмотрел на карту.

— А что если этот мост поврежден? — на сей раз, вопрос задал Димочка.

Павлик подумал, что бывший друг наверняка давно, назубок, знает предстоящий маршрут, и не единожды обсуждал этот и другие вопросы с Профессором, но ведь надо же ему выслужиться и показать свою подобострастность!

Профессор легко включился в эту игру и начал, вероятно, не в первый раз, объяснять, что если даже мост и не сохранился, то овраг будет не слишком трудно преодолеть. Единственную сложность может доставить тут вышеупомянутая река Царица, которая могла вырваться из бетонного коллектора, в котором она пребывала более полувека.

Разобравшись с этим, безусловно, важным и своевременно поднятым вопросом, Профессор продолжил виртуальное путешествие по их предполагаемому маршруту. Он вел ручкой вдоль черной линии подземного трамвая, называл станции и комментировал их. Павлик не особенно прислушивался к его объяснениям. Он смотрел на троих людей, внимательно глядящих на карту и чувствовал себя человеком, попавшим в чужое общество. Словно эти люди играют в какую-то игру, а он, по их прихоти и против своей воли, также участвует в этом, ничего не понимая ни в правилах, ни в смысле игры. Павлик смотрел на людей и эти два родных человека — профессор и Димочка, да и ставший последнее время близким Гриша, казались ему совсем чужими.

До него долетали только отдельные фразы:

— Вот тут, после «Ельшанки», как видите, линия трамвая заканчивается.

— А что это за «Ельшанка» такая? — глуповатым голосом спросил Гриша. — Что этот значок значит?

— Это Гриша, станция железнодорожная. Там железная дорога рядом со станцией скоростного трамвая проходит. А сама железнодорожная станция «Ельшанка» находится южнее, где-то в километре от станции трамвая.

Павлик с досадой слушал, как товарищ начал расспрашивать профессора и Димочку про эту станцию, про название «Ельшанка», и смотреть на карту. Непонятно было, зачем он так придуривается…

«Ну почему мне нельзя просто остаться и жить? — думал Павлик, не слушая объяснений Профессора. — Идите куда хотите, а я тут при чем? Мне это зачем???»

Парень попытался придумать способ, как отказаться от этого дерьма, в которое только что втянул их Профессор, но не видел ни одного способа. Во-первых, Профессор всегда относился к ребятам, как к собственности и приучал их к безусловному исполнению приказов. Если те не поддавались, он давил авторитетом зудел и зудел, после чего парни делали, что им приказывали…

Во-вторых, всё это, совершенно точно, согласованно с мэром. Если тот позволил забрать Павлика и Гришу, далеко не бесполезных работников, в отличии от Димочки с Профессором, то это значит, что власти посёлка поставили на них жирный крест.

«Как же быть???» — отчаянно думал Павлик, в голове которого замелькали самые сумасбродные возможности отказа. Убежать на болота и провести там целый день, пока Профессор не уйдёт? Или, того пуще, устроить отчаянную истерику. Упасть на землю, кататься по ней, вопя, что он никуда не пойдёт?

И, что они тогда сделают?

Вспомнился Селивашка — рыжий очкастый мужичок неопределённого возраста — местный алкаш и бездельник. В посёлке многие сейчас употребляли алкоголь, но тихо. Селивашка же был буйным алкоголиком. Напившись, он буянил в центре посёлка, наводя страх на окружающих.

Прежний мэр, почему-то не трогал его, но когда к власти пришёл нынешний мэр, то он терпеть Селивашку не стал. Павлик хорошо помнил экзекуцию.

Крепкие мужики, близкие к новому мэру, схватили Селивашку и привязали к фонарю возле фонтана в центре посёлка. Вокруг собрали всё население Болотной рощи.

Мэр объявил, что в наказание «за антисоциальный образ жизни», Селивашку изгоняют из посёлка.

Алкоголика повернули животом к фонарю, сорвали штаны и побили по мягким местам плетями. После этого мэр, завхоз и несколько мужиков повели буяна прочь по тропинке, ведущей к Ахтубинке. Через час они вернулись уже без Селивашки и объявили, что «отпустили его на все четыре стороны».

Профессор же потом объяснял Павлику, Димочке и Даше, что это справедливое наказание и по иному было нельзя.

Мужики, из тех, кто поглупее, даже ставки делали, куда направит свои стопы изгнанный Селивашка. Мужики поумнее — ничего не говорили. Годы спустя, Павлик узнал, что местные мужики были уверены, что никуда этого бедолагу не отпускали, а по-тихому утопили в болоте.

Павлик представил, как он отказывается идти с Профессором, начинает кататься у фонтана по земле, вопя, что не пойдёт. Сбегается народ. Его хватают, привязывают к фонарю и бьют по голой заднице, а Даша на всё это смотрит.

Потом, положим, его не утопят, а оставят в посёлке, но теперь вообще он будет что-то вроде приблудного таракана. Возможно, ему даже запретят питаться вместе со всеми в столовой. Попробуй тогда подкати к Даше…

«Вот это я попал! — потрясённо думал Павлик. — Если останусь, то о Даше можно забыть. А если пойду, то угроблюсь на болотах, даже не добравшись до города и Дашу тоже не увижу. Замкнутый круг!»

Захотелось завыть от безысходности. Между тем, старик увлёк парней за собой от схемы к своему столу, где лежала другая карта — красочная схема города с намалеванными черными кругами и профессор что-то объясняет:

— Вот собственно я определил зоны поражения. Приблизительно конечно, но общая картина, я думаю видна. Нет? Гриша?

Профессор пустился в объяснения. Павлик уже сто раз слышал, что после эвакуации, по городу были нанесены удары неизвестным оружием. По версии профессора, ракеты атаковавшие город, не были атомными и сильно разрушительными и поэтому в городе, по его расчетам, было относительно безопасно.

«Как же! — думал Павлик. — А куда же подевались посланные ранее экспедиции? Остались там жить? Огороды в городе разводить?».

Гриша тыкал пальцем в карту где-то западнее города:

— А вы уверены, что здесь не было ракетных ударов? — спрашивал он.

— Уверен, Гриша, — говорил профессор. — Я отлично помню эти высоченные грибы от взрывов. Они совсем были не похожи на те ядерные взрывы, что показывали раньше по телевизору. Эти были более высокие и узкие. И в этой стороне, где ты показываешь, их точно не было.

— Понятно. А как вы думаете… — снова задал вопрос Гриша.

Павлику снова захотелось завыть, как волк, и он даже посмотрел на потолок.

«Ну, и какой ему интерес во всем этом идиотизме? — досадливо думал он. — Нас ведь на смерть ведут, а он всё о какой-то ерунде выспрашивает».

Неожиданно для себя, парень вклинился в разговор:

— Извините, Профессор. Я вот что подумал. У нас ведь оружие будет какое-то? Там ножи какие-нибудь?

Старик улыбнулся:

— Не волнуйся, Павлик. Ножи будут. Для твоего спокойствия возьмем даже винтовку из тира. Ты ведь у нас стрелок меткий. Так что, вооружимся до зубов.

Профессор вернулся к прерванному разговору, а Павлик, невидящим взглядом глядя на схему города, молчал.

Он был потрясён. Так и есть! Профессор реально рехнулся, если думает, что пневмушка сможет их защитить. Из нее даже курицу не убьешь, не то что…

Вспомнилось нашествие камышовых псов. Жители поселка пробовали использовать пневматические винтовки для обороны, но толку он них почти и не было. Помогли только настоящие калаши, выданные мужикам прошлым мэром.

«А какого черта я волнуюсь? — неожиданно спокойно подумал парень. — Какая разница где умирать? В Поселке, в роли местного дурачка на побегушках, или на болотах в компании такого светоча науки, как Профессор? Будь, что будет и гори оно всё синим пламенем!».

Павлик очнулся от своих мыслей, заметив, что в комнате повисла тишина. Профессор смотрел на Гришу.

— Ну, конечно, — говорил старик. — Поведешь нас ты, Григорий. Опыт походов у тебя ведь есть. Выходим завтра утром. Знаю, что хорошо бы денек для отдыха дать, но лучше этого не делать. Разные сомнения там, страхи. Только изведёмся зря. Поэтому завтра утром, в четыре часа, выходим и идем… Идем на трамвай.

Профессор улыбнулся, Димочка угодливо засмеялся, а Павлику захотелось громко заорать и со всей силы удариться головой о стол профессора. Гриша же просто криво улыбнулся странной улыбкой.

Из мэрии Павлик и Гриша шли молча, глубоко задумавшись. Вернее, это Гриша шел, нахмурившись и погрузившись в свои мысли, а Павлик просто молчал. Он не хотел отвлекать товарища и, честно говоря, в голову ему не лезли никакие мысли. Была какая-то пустота и большое разочарование, которое плавно перешло в апатию. Ну что же? С Дашей можно распрощаться, да и вообще, возможно до завтрашнего вечера они уже не доживут.

Болота — гиблое место, не говоря уж о городе. Какая к черту разница, что будет дальше? Будь что будет. Плевать!

С этими невеселыми мыслями они подошли к своему домику.

— Слушай, Гриш! — не выдержал Павлик. — Да, Гриш!

Товарищ встрепенулся и посмотрел на него, словно первый раз увидел.

— Что делать будем, а? Гриш?

Оглянувшись вокруг и никого не увидев в темноте, товарищ потащил его в тёмный дом, через свою дверь. В свете лампы Павлик увидел, что они оказались на пустой веранде, где стояло только покосившееся старое кресло. Гриша увлек его дальше в комнату. Там обстановка была такой же спартанской — кровать, небольшой шкаф и вешалка на стене.

— Послушай, Гриш, — забормотал скороговоркой Павлик. — Что делать-то будем, а? Ведь надо же как-то придумать, чтобы…

— Тихо, Пашок! — приглушенным голосом перебил его Гриша. — Скажи мне, ты понял, что Профессор псих?

— Ну, конечно! — вырвалось у парня. — Это же бред!!! Ну, куда мы?.. Зачем нам это???

— Спокойно! — Гриша взял Павлика за плечи и легко тряхнул.

— Слушай меня, Пашок! Я завтра пойду с ними. Дойду до станции «Ельшанка», а там…

«При чем тут Ельшанка?» — тупо подумал Павлик.

— А там, — продолжал Гриша. — Там железная дорога идет на Дон, прямиком в город Ростов-на-Дону. Это не та дорога, что здесь, у Мамаева Кургана. Тут дорога идёт на северо-запад, а та, которая у станции «Ельшанка» — прямиком на запад. По ней, наверное, даже быстрее доберёмся до Дона. А за ним, как говорят — прежняя, нормальная, жизнь сейчас. Вот туда я и иду. Хочешь со мной?

Павлик смотрел на товарища, открыв рот от удивления. Только сейчас до него дошло, почему и зачем Гриша так подробно расспрашивал Профессора об этой «Ельшанке» и прочих делах. Стало стыдно за свое скудоумие.

— Так что, Пашок, думай, — сказал Гриша. — Сейчас — полежи-подумай. А потом, завтра, как выйдем отсюда — решишь, с ними ты, в университет, или со мной, на Дон? В общем, время у тебя будет, дабы подумать…

— Да ты чего, Гриш! — опешил Павлик. — Конечно, я с тобой, но… Может можно как-то сделать, чтобы не ходить с ними… Ну, чтобы остаться…

Гриша хмыкнул:

— Нет, Пашок. Ты чего, не понял, что ли? Они уже всё без нас решили. Мэр тоже в курсе и это всё с его согласия. Я так думаю, Профессор его со своим нытьём про братишку так достал, что они решили нами пожертвовать, лишь бы он тут не вопил и народу не болтал про эти огни. Понял? Так что, если откажемся идти, хрен пойми, что тут с нами будет!

Да и вообще, я тут у вас засиделся. Год уже живу. Хватит. Пора уже дальше двигать. Меня ваш санаторий ёбаный уже вот как достал.

Товарищ провёл рукой по горлу.

— Поэтому, давай закругляться — завтра вставать рано. Надо ложиться! Но ты все-таки подумай, куда ты — со мной на Дон или с ними, в Университет? Давай, думай!

Павлик и оглянуться не успел, как Гриша за руку вывел его из комнаты, провел по веранде и выставил на улицу.

Еще толком не пришедший в себя парень обошел домик и ненадолго задержался перед входом, глядя в темноте на свое жилище, которое уже долгие годы служило ему домом.

Он жил здесь всего два года, с того времени, как ему исполнилось шестнадцать лет, однако давно уже ему казалось, что он тут живёт всю жизнь. Надо сказать, всё это время парень относился к своему жилищу довольно пренебрежительно, обычно называя его хибарой. Это действительно был один из худших домов в Поселке, не считая нескольких совсем уже развалившихся строений, в которых давно никто не жил.

Но сейчас, в этот вечер, он впервые ощутил, насколько тяжело будет уходить отсюда. И этот неказистый голубой домик, вдруг показался таким родным и любимым, что хотелось заплакать.

«Милый домик, — растроганно думал Павлик, — Сколько лет я провел здесь, спасаясь в тебе от холода, жары и дождей. И все это время даже не сказал „спасибо“».

От нахлынувших чувств, парень заплакал. Слезы катились по его щекам, а он стоял, и все не мог налюбоваться на свой, лучший в мире домик. Только сейчас до Павлика вдруг дошло, что значит выражение «родной дом».

Войдя внутрь, в свою комнатку, Павлик ненадолго зажег лампу. Огонек сразу разогнал темноту, и по стенам комнаты весело заплясали мелкие тени. Снаружи раздавались трели сверчков, но через стену, из комнаты Гриши, не доносилось ни звука.

Павлик разделся и лег в кровать, потушив лампу. Он думал, что теперь долго не заснет, и решил серьезно проанализировать создавшееся положение. Однако вместо этого, он сразу же провалился в глубокий сон.