На острове любви

ВЕРСАЛЬ

Ясным октябрьским вечером экипаж графини де Рошфор катился по ровной дороге между Парижем и дворцом Версаля. В экипаже сидели Мари де Рошфор, шевалье д'Эон, маркиз де Ришмон и Шарлотта де Нови. Графиня была в своей стихии: остальных пригласили на королевский бал по ее просьбе, но она знала: король сейчас едва ли так высоко ценит кого-то, как шевалье, и лелеяла мысль войти в бальный зал, опираясь на его руку.

Шевалье д'Эон, как всегда одетый с изысканным вкусом, сегодня испытывал состояние, близкое к полному счастью. Он недавно вернулся, успешно выполнив задание, и тут же получил награду от женщины, которую любил. Он еще вспоминал о России, и особенно о близких отношениях с императрицей Елизаветой, чем, впрочем, он не поделился с Мари.

Маркиз де Ришмон ехал в Версаль на бал впервые и от всей души надеялся, что этот бал станет последним. Айшу охватили противоречивые чувства, безумный страх и страстное желание пуститься в это заманчивое и рискованное предприятие. Она вот-вот окажется рядом с самым блистательным монархом Европы, защищенным дворцовой охраной и окруженным самыми влиятельными людьми страны. Айша согласилась поехать с графиней, чтобы укрепить свое пошатнувшееся положение в обществе. Несмотря на дружеское расположение к ней графини и Софи де Бувье, неуклонно распространялись слухи о том, что мадемуазель де Нови вовсе не так бесхитростна, а к тому же даже не итальянка. Недовольство и зависть возрастали пропорционально росту обогащения и успехам Айши за ломберными столиками. Пока же ей приходилось создавать ложное представление о своем богатстве, чтобы предаваться игре.

В последнее время возник вопрос о карточных долгах Жана Дюбарри. Айша выиграла у графа Дюбарри десять тысяч ливров, но тот каждый раз выставлял ее слугу Гидо, когда тот приходил за деньгами. Однажды Айша раскрыла Гидо причину своего уныния, и слуга предложил выход из положения.

— Синьорина, хотите, я разберусь в этом? У меня есть друзья. В прошлом мы уже имели дело с подобными вещами. В этом городе не любят отдавать долги итальянцам.

— О чем ты говоришь?

— Если вам угодно, я умолкну, но через несколько дней все уладится, и никто не пострадает. Мы свое дело знаем.

Айша завершила этот разговор, не дав Гидо определенного распоряжения, ибо понимала, что он все равно из гордости не откажется от своего намерения. Спустя два дня графа Дюбарри вытащили из его экипажа на темной улице. Трое мужчин бросили графа на тротуар, а четвертый приставил к горлу его кучера стилет. Хорошенько отдубасив графа, ему сообщили, что он избежит дальнейших неприятностей, если раздаст свои карточные долги. Поговаривали, будто эта угроза была приправлена итальянскими ругательствами. Знатные кредиторы Жана Дюбарри не скрывали радости, получив на следующий день давно просроченные долги. Этот эпизод имел два последствия: граф стал еще чаще прикладываться к бутылке, а те, кто проиграл мадемуазель де Нови в карты, впредь старались тут же отдать ей долги. Айша понимала, что подобная ситуация чревата опасностями.

Бал в Версале задумали неделю назад по чьему-то капризу, и почти не оставалось времени подумать о декорациях. В последнюю минуту маркиз де Мариньи, гофмейстер королевского двора и брат мадам де Помпадур, решил поставить между каждой парой зеркал в зеркальном зале богато разодетого раба.

Его величество обычно появляется в разгаре бала, поэтому гостей встречал герцог де Ришелье, давний друг короля. Как и его знаменитые предки, Ришелье был проницателен, остроумен, удачлив и на поле боя, и в спальне.

В огромном внутреннем дворе, куда они вошли сначала, скопилось множество экипажей, раздавались крики кучеров, слышался топот кованых копыт и стоял острый запах фонарного масла и конского навоза. Окна дворца были залиты ярким светом. Опираясь на руку Ги де Ришмона, Айша последовала за Мари де Рошфор вверх по широкой лестнице. Наверху к ним присоединилась герцогиня де Брюссак, ее сестра мадам де Жисор и их отец герцог де Ниверне. Все прошли через ряд громадных комнат туда, где звучала музыка и слышался гул оживленной толпы. Дворец сверкал и ослеплял роскошью. Эта роскошь и блеск подавляли Айшу. Когда они пришли в бальный зал и Айшу представили герцогу Ришелье, она лишилась дара речи. Герцог, знавший Ги де Ришмона, дружески приветствовал их; его не смутило молчание мадемуазель де Нови. Герцог, оглядев Айшу, выказал ей знаки внимания. Она вспомнила, что это тот самый герцог Ришелье, который возглавил победоносную атаку гвардейцев двора при Фонтенуа.

Маркиз повел Айшу в бальный зал. Она пыталась совладать собой, понимая, что ей вряд ли представится случай еще раз увидеть подобное зрелище. Зал был длинным, с высокими потолками; в высоких зеркалах и окнах отражались тысячи восковых свечей.

Айша заметила рабов — черные фигуры в золотых украшениях и тюрбанах застыли вдоль стен между зеркалами и окнами, как неподвижные статуи. Айша закрыла глаза. В иных парижских домах она уже встречала рабов: ливрейных слуг, мальчиков-кучеров, изредка черных горничных, прислуживающих белым дамам. В дома, где держат рабов, Айша больше не возвращалась. Если ей приходилось пройти мимо рабов или находиться с ними в одной комнате, она делала вид, будто их не существует. Только так Айша могла реагировать на эту невыносимую ситуацию. Однако сегодня не удастся скрыться от глаз африканцев, те не выпустят ее из поля зрения, пока она будет стоять перед ними среди толпы белых.

Маркиз, заметив реакцию Айши, оглядел бальный зал.

— Ослепительно, ничего не скажешь. Принцесса Пармская оставила свой след в Версале — ее рабы все еще здесь.

Айша уже собиралась отнять у него свою руку, но он не выпустил ее.

— После того как мы вышли из экипажа, вы дрожите, как осиновый лист. Идите сюда, тут можно прислониться к стене. Потом вы скажете мне, что стряслось. — По пути Ги взял у слуги высокий фужер с вином и подал Айше. Айша остановились у одного из окон. — Чего вы боитесь?

— Всего. Это мой первый бал в Версале.

Ги пожал плечами:

— Мой тоже. Два дебютанта вместе — как забавно.

— Где находится Парма? — вдруг спросила Айша.

Ги рассмеялся, затем тихо ответил:

— Мой друг, Парма находится в Италии!

— Не та Парма; это я знаю. Я имею в виду французский город… где, надо полагать, у принцессы есть свой… замок. Ее титул, принцесса пармская, уж точно французский?

— Боже милостивый! Конечно же, нет. Принц, за которого она вышла замуж, — четвертый сын короля Испании. Его титул — принц пармский, и оба жили там до того, как она в этом году приехала сюда. Так вот, королевских особ в Европе не так много — тем более что Бурбоны привыкли искать жен и мужей при других дворах.

Айша посмотрела в окно на парк и прижала лоб к холодному стеклу. Слуги по обе стороны от нее принадлежали ко двору, куда стремился попасть Флорус. Этот двор купил Ясмин, возлюбленную Флоруса из племени фулани. Ясмин могла оказаться среди женщин, расставленных в зале. А что, если и Флорус в Версале? Подумав об этом, Айша сделала еще один глоток вина и почувствовала себя бодрее. Может, она все-таки верно поступила, явившись во дворец короля, над чьими законами и эдиктами насмехалась? Возможно, этот бал в Версале позволит ей узнать что-то о друге.

Айша повернулась и ослепительно улыбнулась Ги де Ришмону.

— Когда начнутся танцы?

— Когда избранная пара выйдет на паркет. Сегодня, думаю, эта честь выпадет Ришелье, причем даму он выберет сам. Вы танцуете?

— Пригласите меня и увидите. Вам хватит смелости?

— Хватит. Кстати, не пойму, зачем так нервничать; вы никогда не выглядели настолько ослепительно.

Айша благодарно улыбнулась: Ришмон сказал это не для того, чтобы угодить ей. Он всегда говорил то, что у него на уме.

— Значит, вы одобряете наш вкус? — раздался голос шевалье, который услышал эти слова Ришмона, приблизившись к ним вместе с графиней. — Мы размышляли, какое из двух шелковых платьев выбрать Мари, и наконец сошлись на абрикосовом цвете.

— Если уж шевалье любезно поведал нам об этом, — отозвалась Айша, — я в долгу перед мадам де Рошфор за это платье… поскольку не успела заказать для себя.

— Я знала, что вместе с вашими бриллиантами оно будет смотреться потрясающе, — ответила графиня. — Жаль, что вы не разрешили сильнее напудрить вам волосы.

— Я хотел бы взять вас обеих под руки и прогуляться, — предложил шевалье. — Если вы не возражаете, — обратился он к Ги.

— Отнюдь нет.

— Спасибо, — проговорил шевалье. — Как хорошо, — сказал он, когда они отошли, — теперь можно потолковать об одежде. Сначала о своей, затем об одежде других. Но только в том случае, если сравнения получатся крайне злобными.

Графиня и шевалье продолжали беседовать в том же ребяческом духе, пока шли вдоль бального зала. Айша тем временем разглядывала два ряда рабов. Она огорчилась, заметив, что среди них нет Флоруса. Ясмин вполне могла оказаться в Версале, ибо здесь было довольно много чернокожих женщин. Одна из них привлекла особое внимание Айши: она почти полностью соответствовала описаниям Флоруса. Рабыня смотрела бесстрастно, но в ней ощущалась ранимость. Айша решила, что даже если эта девушка не Ясмин, нужно поговорить с ней.

Вскоре они оказались в дальнем конце бального зала, где расположились музыканты, — в угловой комнате, которая вела в апартаменты королевы. Королеву и других членов королевской семьи не ожидали, но Айша знала, что оркестр оживит даже самый глухой уголок Версаля.

К ним присоединился кое-кто из Ниверне, и тут оркестр умолк — в зале воцарилась тишина. Дали сигнал начать бал, и вскоре выстроилась вереница пар во главе с герцогом де Ришелье и мадам Жисор. Оркестр снова заиграл, и Айша, наблюдая за грациозными парами, заметила, что почти никто не стремится выйти в середину зала. Она спросила у графини, что это означает.

— Танцевать всю ночь весьма утомительно. Думаю, во время предшествовавшего царствования здесь было более оживленно, ибо Людовик Четырнадцатый очень увлекался танцами. Наш же король иногда за весь вечер не пригласит никого на танец. Смотрите, вот он идет: интересно, как он поведет себя сегодня.

Сердце Айши громко застучало, когда она взглянула на короля, появившегося в зале. Не оставалось никаких сомнений в том, что это король: высокий, с гордо поднятой головой, с благодарным и властным выражением лица. На нем был серебристо-серый фрак с широкой голубой лентой. Ленту украшала звезда с бриллиантами. Увидев короля, все склонились в глубоком поклоне. Айша не отрывала глаз от этого богоподобного существа, ради которого она прибыла в Париж.

По залу пробежало волнение, когда два ряда пар стали выстраиваться для следующего танца. К Айше подошел маркиз де Ришмон и пригласил ее на танец. Айша, подумав о том, как нелегко впервые танцевать на королевском балу, нервничала, но маркиз оказался кавалером.

Ги де Ришмон подбадривал ее:

— Танцевать с вами — одно удовольствие.

— Спасибо, месье. Меня обучал хороший преподаватель: он через день приходил в отель с маленьким мальчиком, который играл на скрипке, и терпеливо обучал меня разным па.

— Значит, вы научились танцевать совсем недавно?

— Да. Признаться, я брала бы уроки танцев до сих пор, но пришлось отделаться от преподавателя. Он был весьма услужлив, но через неделю я заметила, что он во время танца все больше приближается ко мне. Я сказала ему об этом, но он ответил, будто так и надо. В конце концов по его… поведению я поняла: это отнюдь не то, что надо.

— И как вы поступили? — поинтересовался маркиз.

— Я ударила его ногой.

Маркиз быстро закружил ее и, задыхаясь, спросил:

— В какое место?

Айша уклонилась от ответа, затем отдалилась от Ги вместе с танцующими дамами, оглядываясь на него через плечо. В музыке наступила пауза, и два ряда танцующих напряженно ждали ответа Айши. Наконец она сказала:

— Не помню. Но уверена, преподаватель это запомнил.

Маркиз рассмеялся.

Герцог де Ришелье втайне радовался. Бал проходил хорошо, и его величество выглядел довольным. Не так легко придумать развлечение для вечно скучающего и мрачного монарха. В последнее время короля очень беспокоила надвигающаяся война, и мадам де Помпадур тратила меньше времени на то, чтобы устроить для него частные обеды, спектакли и маскарады. Однако этот бал позволил королю лицезреть множество красавиц в самых изящных нарядах, что было одним из его любимых занятий. Ублажая себя, мадам де Помпадур всегда помогала готовить подобные развлечения.

Король тихо обратился к Ришелье:

— Кто эта красивая пара, танцующая в дальнем углу? Та, которая все время смеется?

Ришелье посмотрел в ту сторону и улыбнулся. Он гадал, сколько времени понадобится королю, чтобы заметить мадемуазель де Нови.

— Ги Дюпре, маркиз де Ришмон и мадемуазель маркезина де Нови. Она из Равенны, сир.

— Мы не ошибемся, сказав, что никто из них нам не представлен?

Ришелье взглянул на строгий профиль монарха и прикинул, очень ли тот раздражен. Однако на самом деле монарх не всегда был доволен, если ему без конца представляли будущих придворных, а на больших балах неизменно находились гости близких ко двору особ и не требовали его внимания. Все знали, что король сердится, если нарушают протокол.

— Они прибыли с герцогом де Ниверне, сир. Я ручаюсь за маркиза де Ришмона, о котором упоминал вам ранее. Он с отличием служил под моим командованием в качестве капитана кавалерии в…

— Ах да. Он ведь республиканец.

Ришелье выругался про себя: король явно слышал, что имя Ришмона склоняют такие люди, как Кене, его личный врач. Кене, которого король именовал «мой философ», стал главным проводником последних политических и метафизических теорий при дворе. Кто-то искажал взгляды маркиза, излагая их королю.

— Сир, маркиз отверг бы это слово. У вашего величества во всем королевстве нет более ревностного слуги. Не забудьте и о том, что его другом является шевалье д'Эон. — Герцог заметил, что при этих словах лицо короля смягчилось. Ришелье знал, что шевалье недавно совершил нечто важное для страны и его имя действовало на короля, как заклинание. Он продолжил: — Месье де Ришмон изредка сотрудничает с «Энциклопедией». Он редко бывает в свете; живет в Орлеане, погрузившись в книги. — Герцог с облегчением увидел, что эти сообщения не встревожили короля. При дворе на «Энциклопедию» реагировали по-разному, поскольку некоторые тома не понравились цензору, но все же ей покровительствовала мадам де Помпадур. И лучше пусть Ришмона знают как ученого автора, нежели как республиканца, ибо этим неодобрительным словом король иногда в частных беседах величал кое-кого из членов парламента.

— Надо полагать, мадам де Нови живет в Париже? Какого она происхождения?

— Сир, помимо титула, о ней почти ничего не известно. Однако поведение маркезины безупречно, ее принимают в лучших домах, и она украшает любое общество. Я сам впервые встретил ее сегодня. Видно, она в Париже уже несколько месяцев.

— Она, наверное, одержала немало побед? — поинтересовался король.

— Сир, как ни странно, побед нет. Похоже, ее единственная страсть — карты, и нет даже слухов ни о каких романах. Это необычно для такой соблазнительной особы. Люди дошли до того, что утверждают, будто она тайно ищет удовольствия среди низших слоев: полагаю, ее слуга-итальянец — настоящий Адонис.

Ришелье надеялся, что любопытство короля утихнет после этих слов. Прежде король нажил неприятности из-за своих увлечений парижскими аристократками: тайные свидания крайне трудно устроить, если только женщина не живет в Версале, а король опасался встречаться с дамами в других местах, избегая повода для скандала.

Но не успел Ришелье что-либо добавить, как король сказал:

— Вам пора представить нам эту пару.

Герцог поклонился и направился к дальнему углу, тщетно стараясь придумать, как повести предстоящий разговор таким образом, чтобы расположить его величество к маркизу и отвлечь внимание короля к мадемуазель де Нови.

Айша и Ги де Ришмон стояли в стороне, когда герцог де Ришелье пересек бальный зал и снова приветствовал обоих. Айша заметила, как через толпу пробирается высокий седой мужчина. Уверенность герцога в себе и непринужденные манеры пугали Айшу, и она пожалела о том, что он избрал их своими собеседниками. Еще больше она испугалась, узнав о том, что герцог вот-вот представит их королю.

Айша заметила, что ее спутник тоже не слишком доволен. Он тихо сказал герцогу:

— Месье, полагаю, эта честь больше относится к маркезине, нежели ко мне?

Но герцог бросил на него предостерегающий взгляд и едва заметно покачал головой. Маркиз смирился с неизбежным.

Пока оба следовали за Ришелье, оркестр снова заиграл. Айша шепнула:

— Что же мне делать?

— Сделайте реверанс и не поднимайтесь, пока король не обратится к вам.

— Но что мне говорить?

— Все, что угодно, при условии, что он первым заговорит с вами. Если хотите обрести уверенность, подумайте о том, что любая женщина здесь завидует этому приглашению.

— Пусть любая из них займет мое место, меня это только обрадует.

Оказавшись перед королем, Айша сделала глубокий реверанс. Ее потрясло, что она стоит перед монархом, которого обожала в течение всего своего несчастного детства. Айша могла бы взять эту красивую руку и прижаться к ней губами, рассказать историю своей жизни и историю бедствий своего народа. Именно так она собиралась поступить, мечтая на плантации об этой встрече. Айша поведала бы правду о себе — если бы только не была самой презренной преступницей, переступавшей порог Версаля. Она чуть не коснулась его, но пропасть между ними оставалась столь же огромной, как расстояние между Мартиникой и Францией. Сказав, кто она такая, она навлечет на себя проклятия всех, кто находится в этом дворце, и ее уберут подальше от короля, словно отравительницу, пойманную на месте преступления.

Король обратился к Айше, и она взглянула на него с болью в сердце. У короля были крупные черты и мрачное выражение лица. Он нахмурился, заметив взгляд Айши. Монарх ждал, когда она заговорит, не догадываясь, что девушка не слышала ни одного его слова.

Король предпринял новую попытку:

— Нам интересно узнать, мадемуазель, какое впечатление о Франции вы увезете с собой на родину?

Чтобы скрыть отчаяние и предотвратить беду, Айша вспомнила Вольтера, этого старого и неудачливого придворного, и несколько строк из его «Битвы при Фонтенуа».

— Ваше величество, признаюсь, что впечатления я готова выразить словами поэта:

Французы, сильные духом, встречают

Врага без страха вместе со своим королем.

Среди гор, бурных рек и лесов

Боги войны, проснувшись, обнажают свои лики.

Для короля это стало неожиданностью. Улыбнувшись, он взглянул на Ришелье и маркиза де Ришмона, приглашая обоих разделить его удивление. Айша уставилась на туфли короля с серебряными пряжками. Она уже второй раз призвала на помощь поэзию: первый раз при встрече с шевалье это получилось у нее спонтанно; сейчас Айша воспользовалась стихами, попав в отчаянное положение.

Король снова посмотрел на нее:

— Здесь вряд ли найдется француженка, способная произнести эти строки более точно.

Осмелившись заглянуть королю в глаза, Айша заметила, что его величеству пришлась по вкусу не только ее дикция.

— В эти тревожные времена приятно слышать, что столь прекрасная собеседница взывает к удаче Франции. Маркиз, мадам де Нови выражает и ваши чувства?

Посмотрев на Ги де Ришмона, она уловила скрытый смысл в словах монарха: маркиза намеренно ставили в затруднительное положение. Однако слова короля не принудили Ги обороняться. Напротив, его глаза вспыхнули.

— Ваше величество спрашивает, насколько важно для меня будущее моей страны? Сир, Франция — та страсть, которая ближе всего моему сердцу. Искренне признаюсь, другой у меня нет.

Его слова изменили ход встречи. Айша наблюдала за реакцией короля и Ришелье. Его величество был явно тронут. Это трудное время обременило короля, и его эмоции пробудились, когда он услышал признание в столь страстной верности от маркиза. Ришелье обрадовался словам Ги, вознаградив их улыбкой. Только он вполне владел собой. Герцог хотел заговорить, когда к ним приблизилась светловолосая дама в роскошном бальном платье. Она уже миновала их, но его величество повернулся к ней, и она грациозно подошла и встала между ним и герцогом. В холодных голубых глазах светился ум: она сразу уловила настроение короля, заметила гордость Ги де Ришмона, разглядела Айшу и ее платье. И тут Айша поняла, что ее представляют маркизе де Помпадур.

Под пристальным взглядом этой дамы Айша испытывала совсем иные ощущения, чем в тот момент, когда смотрела на короля. Взгляд короля словно возвышал ее, взгляд маркизы — обнажал. Платье Мари де Рошфор с более глубоким вырезом, чем все прежние платья Айши, вдруг заставило ее подумать о том, что она бедно одета и выглядит неприлично. Бриллианты на ее шее сверкали гораздо ярче, чем крупный розовый солитер на черной бархатной ленте маркизы, и казались вульгарными.

Маркиза любезно разговаривала со всеми, почтительно отвечала на вопросы короля и ни словом не обмолвилась с Айшой. Прекрасное лицо мадам де Помпадур обрамляли светлые напудренные волосы, собранные на затылке. Ее высокий лоб и округлый подбородок производили приятное впечатление. Пожалуй, единственным недостатком были ее тонкие губы, но маркиза очаровательно улыбалась. Простота прически и драгоценностей контрастировала с ее платьем — очень длинным, из розового шелка, отделанным лентами зеленоватого и розовато-лилового цветов. Наконец, удостоив Айшу внимания, она задала тривиальный вопрос:

— Полагаю, вы заметили, как отличается мода в Версале и во дворцах Италии?

— Мадам, в одежде — несомненно. В манерах, мне кажется, для настоящей учтивости не существует границ, на каких бы языках ни говорили люди.

Моргнув, маркиза обратилась к королю и о чем-то тихо заговорила. Он слушал, тогда как остальные хранили неловкое молчание, затем обратился к Ришелье:

— Нам напомнили об обязанностях хозяев. Мы продолжим путь. — Он жестом указал в центр бального зала. Ришелье кивнул, маркиз и Айша почтительно поклонились, и король со спутниками пошел дальше.

Айша и маркиз выпрямились. Ги заметил:

— Будь мы честолюбивыми придворными, я сказал бы, что нас перехитрили. Не хотите ли подышать свежим воздухом?

В эту прохладную ночь часть высоких окон открыли, чтобы впустить свежий воздух в переполненный зал. На противоположной стороне рядом с окном застыла рабыня, очень напоминавшая Айше Ясмин. Когда они дошли до окна, Айша взглянула через балюстраду на парк. Она все еще находилась под ярким впечатлением от общения с монархом и не знала, как справиться со следующей встречей.

Некоторое время Ги мирился с тем, что Айша не обращает на него внимания, затем, широко улыбнувшись, сказал:

— Вас нужно привести в чувство. Я схожу за вином.

Когда он ушел, Айша огляделась: рядом никого не было. Она приблизилась к высокой молодой рабыне, взглянула в надменное черное лицо и спросила:

— Тебя зовут Ясмин? — Дрожь пробежала по телу девушки, ее глаза расширились, но она не взглянула на Айшу и не ответила. Айша продолжила: — Можешь не называть своего имени. Ты знаешь Флоруса? Я его друг. Передай ему мои слова. Скажи, что я хочу встретиться с ним. — Затем она на всякий случай повторила все по-итальянски. Девушка не промолвила ни слова. Айша снова посмотрела в холодную тьму. — Почему же ты не отвечаешь?

Краем глаза она заметила, что один из рабов повернул к ним голову. Если он слышал ее, то стоявшие рядом тоже все слышали.

— Ясмин, — сказала она, и снова женщина невольно шевельнулась, — меня зовут Айша. — Теперь большие глаза рабыни посмотрели на нее, и Айша отпрянула, ибо они были холодны как лед. У Айши упало сердце: только что она разговаривала с королем, а теперь умоляла рабыню вымолвить хоть слово. В глазах Айши стояли слезы, но она не отступала: — Пожалуйста, передай Флорусу, что я живу в Париже, в отеле «Люксембург». Пусть спросит Шарлотту де Нови. Ты знаешь его? Ты передашь ему мои слова?

Айша снова взглянула на красивое лицо девушки, но оно оставалось непреклонным. Айша опять подошла к балюстраде и прижала ладони к глазам — здесь нельзя было плакать. Дрожащими руками она вытерла лицо. Она ощущала пустоту.

Вернувшись, маркиз поставил бокал с вином на балюстраду, тот перевернулся, упал и разбился.

— Что случилось?

— Мне пора уезжать. Уйдем отсюда.

— Так рано?

В это мгновение к маркизу подошел коренастый слуга в синем фраке и бриджах. Маркиз нетерпеливо взглянул на того:

— В чем дело?

Слуга наклонился и что-то шепнул маркизу. Айша увидела, что лицо маркиза выразило презрение, и когда их глаза снова встретились, она по опыту общения с ним поняла, что он растерялся.

Ее охватило ужасное предчувствие.

— Кто этот человек?

— Лебель.

В памяти Айши тут же вспыхнули слова мадам Парис о камердинере короля. Женщины, которых тайком проводили в личные апартаменты Версаля для утех короля, сначала проходили через комнату, где их обследовал Лебель, грубо и нагло. Ги заметил, что Айша поморщилась от отвращения, и холодно сказал слуге:

— Мадемуазель де Нови плохо. Мы уезжаем.

Бросив на маркиза злобный взгляд, Лебель удалился. Маркиз взял Айшу за руку, и они пошли к бальному залу.

— Какой скверный вечер! — Маркиз крепче прижал ее руку к себе. — С вами все в порядке?

Айша кивнула. Увидев, что к ним приближаются графиня и шевалье, она быстро спросила:

— Что было нужно этому человеку?

— Его прислали навести справки. О вас.

— Что он говорил?

— Вам этого не следует знать. — Маркиз пристально взглянул на Айшу, и на его щеках вспыхнул румянец. — Или вы все-таки хотите узнать?

Айша покачала головой, и тут к ним подошли графиня и шевалье. Маркиз вздохнул.

— Мадемуазель де Нови стало плохо. Мы уезжаем. Графиня, можно воспользоваться вашим экипажем?

— Конечно! — Она с тревогой посмотрела на Айшу. — Моя дорогая, вы действительно плохо выглядите. Хотите, я тоже поеду с вами?

— Нет, спасибо, мадам. Останьтесь и повеселитесь на балу. Но как же вы доберетесь домой?

— Мы поедем с Ниверне, у него найдется место, — ответил шевалье. — Как жаль, что так случилось: только что мы наслаждались вашим триумфом. Мы видели, кто с вами разговаривал!

— Не сомневаюсь, — сказал маркиз. — Теперь нам пора.

Попрощавшись, они спустились во внутренний двор. Второй раз в жизни Айша едва стояла на ногах и нуждалась в поддержке; впервые это произошло в Орлеане. Пока кучер графини, объехав другие экипажи, подал свой к ступеням, Айша сказала:

— Вы всегда знаете, когда нужно спасать меня.

Ги помог Айше войти в экипаж. Она опустилась на подушки, закрыла глаза, и экипаж тронулся. Безрадостно рассмеявшись, она сказала:

— Я покинула королевский бал без сопровождения почтенной дамы. Весьма непристойное поведение.

— К черту пристойности! — процедил Ги сквозь зубы. Дальше они ехали молча.

Уже светало, когда Айша села прямо и спросила:

— Где мы?

— Приближаемся к цивилизации. — Выглянув в окно, она увидела, что они едут по городу. — Вы поражаете меня, — добавил Ги. — То вас охватывает сумятица чувств, то вы засыпаете. Я так и не догадываюсь, каков будет ваш следующий шаг.

Айша напряглась:

— Надеюсь, другие не видят меня в таком свете!

— Нет. У них нет возможности понаблюдать за вами. Вам уже лучше?

Айша протерла глаза:

— Да, спасибо. Извините, порой всякое случается, и я чувствую… будто больше не выдержу.

— Но выдерживаете, — ласково откликнулся Ги. — Не скажете, чего вы добиваетесь? — Айша промолчала, и он продолжил: — Трудно представить, чего вам еще не хватает. Вы живете в достатке, все общество вращается вокруг вас, вам чертовски везет в картах, а на шее у вас целое состояние. Вот эта вещь ослепляла меня всю ночь.

— Она ведь не настоящая, — усмехнулась Айша, перебирая бриллианты пальцами. — Кое-что не настоящее, а кое-что я взяла напрокат. Иногда мне приходится купить какую-нибудь странную вещицу, чтобы порадовать моего ювелира. Мой ювелир играет большую роль в моей жизни. Как и банкир. Раз уж о нем зашла речь, мне нужен ваш совет.

— Вы уклоняетесь от темы.

— Нет, не уклоняюсь. Вы же говорили, что хотите помочь мне.

— Правда? Ладно. — Маркиз устало улыбнулся.

— Итак, кто же ваш банкир?

— Марсель Арио. Он мой друг, его семья из Орлеана. В Париже у него свое дело.

— Он осторожен?

— На ум приходят прилагательные: надежный, умный, осмотрительный. А кто ваш банкир?

— Весьма обычный человек, лишенный воображения. — Имя Марселя Арио звучало ничуть не лучше. — Ваш друг мог бы сделать кое-что для меня — составить список самых проницательных, самых предприимчивых… наименее разборчивых в средствах банкиров Парижа? — Лицо маркиза выразило сомнение, и Айша торопливо добавила: — В конце концов, хочется знать, кого следует опасаться. Женщины ничего не соображают, когда речь идет о финансах. Если вы не поможете, то мне больше не к кому обратиться.

— Почему бы не спросить вашего друга Моргона?

— Он мне не друг!

Маркиза удивила такая горячность, однако он продолжил:

— В любом случае он разбирается в этих делах лучше, чем я. И очень хорошо ведет свои дела — только продвинувшись по службе, он переехал на площадь Побед, где живут все богатые финансисты.

Помолчав, Айша нерешительно спросила:

— Ну как, вы попросите своего друга сделать для меня такой список?

— Разумеется. Как скажете.

Солнце уже поднялось над крышами парижских домов. Маркиз посмотрел в окно на пробуждавшиеся улицы, а Айша — на его профиль: прямой нос, тонкие брови и пристальный взгляд. Она подумала, каково было бы пройти через жизнь, пользуясь его доверием и расположением. Ги, взглянув на Айшу, перехватил ее изучающий взгляд. Чтобы скрыть смущение, Айша спросила:

— Вы и в самом деле верите тому, что сказали его величеству, — вы верны своей стране и ему?

— Верю ли я тому, что сказал? — с горячностью воскликнул он. — В отличие от вашего немногословного заявления? — Айша пожалела о своих словах. — Если принять во внимание то, как управляют Францией, то моя страна и мой король — одно и то же. Если любить Францию, значит служить ему.

— Но вы постоянно критикуете французские методы правления. У мадам Дюдефан вы…

— Все объясняется тем, что я верю в свободу слова. У нас ее нет, но я верю в нее. Этой страной во многом управляют неправильно. У меня есть свое мнение, как и у любого другого. Спросите д'Эона. Он и шевалье д'Арк считают, что мы должны начать игру в солдатиков, как это делают в Пруссии. Это смешно. Полагаю, нам нужно то, что соответствует французскому характеру; нам следует изучить другие государственные устройства и извлечь из этого уроки. Мы могли бы учиться у Англии.

— Англичане, — возразила Айша, — в прошлом веке отрубили голову своему королю.

— Да. И в конце концов им пришлось завести себе еще одного короля. Они не могли жить без него. Мы тоже. Я не говорю, что нам следует избавиться от Людовика — кто тогда будет править? Не этот же парламент! У него нет никакого опыта: стоит парламентариям пискнуть, как их всех отправляют в провинцию. Во Франции никто не подготовлен к управлению страной, кроме умных людей из знатных семейств. В Англии такие люди есть в парламенте, который и управляет страной. Во Франции большая часть таких людей не признана, а остальные занимают положение, которое у них так просто не отнимешь. — Помолчав, Ги сказал: — Извините, я читаю проповеди. Однако обратимся к фактам: населения у нас втрое больше чем в Британии, и в четыре раза больше, чем в Пруссии, к тому же у них нет таких огромных налоговых поступлений, как у нас. Но у нас нет понятия, что с ними делать: по сравнению с ними мы бедные родственники.

— А как же советы? — спросила Айша. — Разве они не дают наставлений королю?

Ги рассмеялся:

— Сегодня я обнаружил две отвратительные вещи. Думаю, вам можно о них рассказать, поскольку об этом известно всему Версалю. Вы знаете, что король встречается со своими министрами по утрам? Они обо всем договариваются заранее, так что король утверждает большую часть решений. Тем лучше. Но никто не знает того, что происходит вечером в кабинете его величества, где он проводит тайный совет. Каждый член этого совета — что-то вроде теневого министра. Он вправе принять решение, противоречащее тем, которые утвердили утром. Дело не только в этом, тайные послы отправляются шпионить за нашими посланниками при дворах иностранных государств и даже противодействуют им. Собственно, на троне Франции сидят два монарха, причем один готов отменить решения другого. Я бы сказал, — с горечью заключил он, — что в силу этого мы становимся уникальной нацией.

Айша спросила:

— А вторая вещь?

— О, это Бабиоль. Дом удовольствий Помпадур в Шато де Бельвю. В последнее время ее увлекли иностранные дела. Посол Австрии, граф фон Штаремберг, в прошлом месяце добивался встречи, она устроила ее в Бабиоле и затащила туда аббата де Берни. Цель встречи заключалась в том, чтобы найти способ сблизить интересы Австрии и Франции.

— Но ведь обе страны враждуют!

— Кто знает, каково положение дел после встречи в прошлом месяце?

— Вы же не хотите сказать, что они подписали соглашение?

— Нет. Пока нет. Видно, после этих переговоров Людовик отправил письмо в Австрию, в котором подчеркнул, что у него нет намерения разрывать союз с Пруссией. Но я не стал бы спорить о том, с кем Франция вступит в союз в следующем январе, когда настанет время продлевать соглашение. — Ги пожал плечами. — Ведя столь недальновидную политику и устраивая маленькие спектакли в Бабиоле, мы добьемся того, что у нас появится особое правительство. Чтобы вести продуманную политику, нужен хороший совет, компетентные оценки. Вот почему д'Эон пишет свои эссе о правительстве и финансах в «Литературном ежегоднике». Вот почему я пишу… то, что могу. Вот в чем выражается наша лояльность.

Разговор подвел их к теме, которой Айше уже давно хотелось коснуться, но ей не хватало смелости. Однако они уже приближались к отелю «Люксембург» и она не пожелала упустить удобный случай.

— Я много читаю. Таким образом, я познаю Францию, Париж, общество, все. Недавно я прочла запрещенную книгу «Об управлении Францией», опубликованную «Вольнодумцем».

Айша внимательно следила за лицом маркиза, но на нем промелькнуло лишь чуть заметное удивление.

— Правда? Как она попала вам в руки?

— Кто-то упомянул книжный магазин Жувера, я пошла туда и спросила эту книгу. Осторожно. — Айша выдержала паузу и, поскольку маркиз молчал, продолжила: — Разве вам не хочется узнать, что я думаю о ней? — Он снисходительно поклонился, и она сказала: — Возможно, вы помните спор, возникший два месяца назад у мадам Дюдефан между вами и месье д'Аламбером о греческой демократии. Вы говорили о положении женщин и рабов. То, что вы сказали тогда, я нашла пункт за пунктом в книге «Вольнодумца».

Ги улыбнулся:

— Мне приятно слышать, что я не единственный человек во Франции, кто придерживается такого взгляда.

— Сказав пункт за пунктом, я имела в виду слово в слово. Прошло два месяца с тех пор, как вы произносили те слова, — но книга «Об управлении Францией» появилась в Париже всего три недели назад.

— Если только вы не наделены исключительной памятью, а я думаю едва ли…

— Вы не знаете, какое странное образование я получила. Мне никогда не разрешали брать книгу в руки… мне не разрешали читать, уединившись. Все, что я знаю, пришлось освоить за один прием. Я развила в себе способность запоминать и до сих пор не утратила ее. Не сомневайтесь, я запомнила, что вы сказали. И когда снова обнаружила то же самое в той книге, читая строчку за строчкой, я слышала ваш голос. Я восхищена той книгой. Я горжусь тем, что знаю человека, написавшего ее. — Ги ничего не ответил и бесстрастно смотрел на Айшу. Обескураженная этим молчанием, она сказала: — Вы, конечно же, понимаете, что я об этом никому не скажу. Я сохраню ваш секрет.

— Я никогда не высказываю догадок об авторстве запрещенных книг, — заметил Ги. — В их издании участвуют многие: издатель, печатник, книгопродавец — если одному из них грозит опасность, тогда рискуют все.

— Вы не хотите говорить со мной об этой книге?

— Тут не о чем говорить.

Подавленная Айша смотрела в окно, пряча от него свое лицо. Уже давно они исповедовали одни и те же мысли, хотя порой их мнения расходились. Ги, говоривший живо и раскованно, стал ее ментором. Но такую важную тему он отказался обсуждать с Айшой: ее доброе мнение и дружба для него ничего не значили.

Слезы покатились по ее щекам. Айшу охватил ужас: покинув Мартинику, она решила добиваться тайной цели, ни на что и ни на кого не обращая внимания. Она ни за что не призналась бы, как рассчитывала на доброту этого мужчины, который по своей расе, рождению и титулу должен был стать ее врагом.

Когда экипаж доехал до угла улицы Маленьких Августинцев, Айша вынула носовой платок и смахнула постыдные слезы. Ги, заметив это, посмотрел на нее:

— Поверить не могу. Какая же вы странная женщина! — Он взял руку Айши и сжал ее. — Вы дерзко отказываете мне в праве быть осторожным, а сами скрываете от меня все! Я хочу, чтобы вы доверяли мне, но нет, я должен верить вам на слово: в ваше прошлое, в ваши цели. Однако это не помешало мне стать вашим другом. Вы хотите разочаровать меня теперь, когда я впервые решил не посвящать вас в свои секреты?

Айша отняла у него руку:

— Я удивляюсь, как вы вообще находите для меня время.

— Что вы хотите сказать? Что отвергаете мою дружбу?

— Мы не равны. Я ничто. Поэтому бессмысленно говорить б том, что мы друзья.

Ги, ничего не понимая, испытывал досаду, а у Айши снова потекли слезы.

— Боже милостивый, да перестаньте же! Вы ставите меня в ужасное положение. Послушайте, ваше общество — самое главное для меня. Не забывайте о сегодняшнем вечере: я так страшился его. Я всегда клялся, что моя нога никогда не ступит в Версаль, нарушил эту клятву и застрял там на весь этот невыносимый вечер. Но зато в вашем обществе, а это доставило мне истинное удовольствие. Пусть кто-нибудь посмеет сказать мне, что рядом с вами хотя бы секунду можно скучать. Жаль, что этого недостаточно для дружбы. Жаль, если вы считаете, что нам больше нечего сказать друг другу: по-моему, наша дружба только начинается.

В этот момент экипаж остановился во дворе. Тут же появился Гидо, и Ги де Ришмон недовольно взглянул на него, удивив слугу. Айша понимала лишь одно — она не выйдет из кареты, пока не уладит разногласия с молодым человеком, сидевшим напротив нее.

Ги неуверенно посмотрел на Айшу и протянул ей руку.

— Друзья?

Айша взяла его руку, и оба рассмеялись. Так необычно закончился тот день, но его завершение принесло ей облегчение.

В этот холодный ноябрьский день Жервез де Моргон ликовал. Когда у него возникало такое настроение, ему хотелось интимной близости. Увы, придется ждать до вечера, тогда он пригласит к себе горничную с постоялого двора. Жервез наслаждался этой мыслью, пока его везли по улицам Нанта к банкиру. Эта безмолвная девушка горела желанием, но была робка. Ему придется заставить ее проявить большую изобретательность, чем в предыдущую ночь. В Париже Жервеза отлично ублажала экономка. Ее ласки ничего не стоили, она позволяла ему творить такое, от чего отказалась бы не одна шлюха, к тому же после всего ему не нужно было разговаривать с ней. Жервез не понимал, с какой стати выкладываются другие мужчины, чтобы снискать благосклонность дамы из высшего общества или содержать куртизанку. Женщины утомляли Жервеза, но он стремился угодить обществу. Только ради него он мог пойти на жертву.

Две встречи в тот день помогли Жервезу составить отчетливое представление о единственной женщине, представлявшей для него интерес — Шарлотте де Нови. Первая встреча произошла с агентом по снабжению из Рошфора. Вторая — с молодым человеком, которого Жервез отправил на Мартинику. Тот недавно вернулся, раздобыв исключительно важную информацию.

Айша — он представил, как шепчет этой девушке ее же имя среди парижской толпы. Жервез всегда с наслаждением думал о власти, которая поможет ему подчинить ее, если он того захочет. Теперь Жервез обрел над ней полную власть. Однако время еще не подошло. Жервез улыбнулся, вспомнив нетерпеливую графиню де Шату, которая никак не могла понять, почему ее соперница еще не разоблачена. Опасаясь, как бы та от досады не сболтнула лишнего, он отправил ей хитроумное письмо.

Бертран встретил Жервеза в своей уважительной манере, они обсуждали то, что банк «Братья Бертран» сделал для Жервеза за последние несколько месяцев. Поскольку Поль-Арман разместил свои капиталы в другом месте, их первая задача состояла в том, чтобы распространить слух по Нанту, будто тот человек ненадежный. Страховщики заволновались, когда Поль-Арман зафрахтовал новые корабли с рабами; его следующая сделка превысила номинал и была недостаточно застрахована. Два корабля покинули Эльмину, но один пошел ко дну во время шторма, и Поль-Арман потерпел значительные убытки.

Последние новости оказались столь же приятны: Поль-Арман потерял расположение своих партнеров на сахарных заводах, поскольку продал акции, чтобы купить своему зятю новых работников. Не прислушавшись к его совету, те осуществили проект по переоборудованию заводов новой техникой, а связанный с этим простой означал потерю продукции, что снизило доходы очистительного завода. Последняя выплата была просрочена, и партнеры Поля-Армана утверждали, что этот долг числится за ним. Инженеры угрожали забрать технику, и Жервезу не терпелось узнать, сумел ли банкир справиться со следующим шагом.

— Как вы собираетесь получить этот долг?

— В то время ваш кузен был несостоятелен, и остальные партнеры потребовали, чтобы он выставил сумму долга на продажу. Инженеры не возражали, чтобы кто-то выкупил долг. Поэтому мы сделали предложение, не упомянув вашего имени.

— И? — Жервез радовался, что его высокомерный кузен задолжает ему невообразимо крупную сумму.

— Затем мы… гм… сделали неприятное открытие. Насколько нам известно, в Нанте никто не стремился приобрести то, что принадлежит вашему кузену, но представьте нашу досаду: стоило нам только сделать это предложение, как мы получили ответ, что сделка совершена с кем-то другим. Инженеры получили свои наличные, были подписаны бумаги, подтвердившие, что ваш кузен стал должником неизвестной нам стороны.

Жервезу казалось, что он получил оплеуху.

— Почему же вы не предприняли этот шаг раньше?

— Это была деликатная сделка, и мы понятия не имели, что кто-то еще пронюхал о ней. В Нанте кто-то основательно поработал, чтобы разузнать об этом. Подозреваю, что тот, кто-то интересуется вашим кузеном не меньше вас.

У Жервеза возникло леденящее душу предчувствие.

— Надеюсь, вы проявили предусмотрительность и выяснили имя покупателя?

— Агент, занимающийся этим делом, принадлежит к дому Лабланша. Как вы знаете, эти банкиры не пользуются хорошей репутацией. Они назвали имя покупателя, но мы полагаем, что оно липовое. Нам пришлось чертовски поработать, чтобы заполучить настоящее имя. А потом обнаружилось, что основной счет покупателя находится по месту его жительства — в Париже.

— И как же его зовут? — глухо спросил Жервез.

— Это некий месье Шарль Девион.

Жервез выругался и встал с кресла. Имя глубоко ранило его: он вспомнил ее надменный взгляд, когда она впервые назвала упомянутое имя в этом же доме. Фамилия, анаграмма де Нови, оскорбила Жервеза, хотя он усомнился в том, что все это сделано умышленно. Она не могла знать, на что ради него готовы его банкиры.

— Я знаю, кто этот покупатель.

— Вы хотите сделать ему предложение?

— Я сам решу. Больше не занимайтесь этим, вы и так немногим помогли мне.

Жервез покинул Бертрана в таком настроении, которого не изменил бы и сонм горничных. Его взбесило, что он потерпел поражение от Шарлотты де Нови. Жервез наблюдал за ней: он знал, что она энергична, неплохо играет свою роль и умна. Но он предполагал, что все эти качества лишь обеспечивают ее безопасность и спокойную жизнь, позволяют свысока смотреть на тех, кого она обманывала. Жервез считал, что, занятая собой, она ведет себя пассивно: большинство женщин, какими бы талантами они ни обладали, сами попадали в эту ловушку. Но Шарлотта де Нови была активна. И действовала на том же поприще, которое Жервез собирался безраздельно завоевать. Лишь через некоторое время он сообразил, что все еще держит в руках оружие, которое поможет ему выиграть эту войну.

Как-то вечером Ги де Ришмон ушел от мадам де Жофрен в раздражении. Оно объяснялось несколькими причинами. Утром произошла размолвка с Исидором. При каждом посещении Парижа Ги брал старого слугу с собой, ибо тот обиделся бы, если бы его заменили более молодым и полезным. Но, оказавшись вдали от Орлеана и разумного влияния жены, Исидор становился суетливым и назойливым, особенно зимой, когда считал, будто парижский воздух вреден молодому хозяину. Ги злило, что слуга каждый день советовал ему, что надеть, и решил в то утро наказать Исидора, выйдя из дома без пальто. Из-за этого ребяческого поступка он весь день ходил по Парижу, стуча зубами, и простудился.

На ужине у мадам Жофрен не было Шарлотты де Нови, и это окончательно испортило настроение маркизу. Мадам Жофрен любила завлекать гостей из соперничавшего с ней салона мадам Дюдефан, но Шарлотта отклонила ее приглашение, сославшись на то, что ранее получила другое приглашение. Она отправилась в дом баронессы де Трувильер сыграть в пике против Лораге на очень высокие ставки. Ги, презиравший Лораге, предупреждал Шарлотту, что баронесса устраивает самые развратные вечеринки в Париже, но ему не удалось отговорить ее.

Ги решил зайти к баронессе по пути домой, поскольку ее вечеринки продолжались всю ночь, однако подумал, что это поставит его в дурацкое положение. Он переживал за Шарлотту, но та не обращала внимания на его советы. Ги сказал ей, что Лораге будет мошенничать, но Айша лишь загадочно улыбнулась. Он также говорил, что Лораге, несмотря на свое богатство, может не заплатить, если проиграет, и она снова улыбнулась. Это еще больше встревожило Ги: он был наслышан о долгах Дюбарри и не мог поверить, что Шарлотта способна прибегнуть к насилию, но все же его терзали опасения.

Ги упрекнул Айшу за страсть к азартным играм, но она лишь ответила: «Не пытайтесь остановить меня, я почти достигла своей цели!» Когда Ги спросил, что это означает, Айша сказала: «Если все пойдет хорошо, после игры с Лораге я, возможно, больше не прикоснусь к картам». Она одарила Ги чарующей улыбкой, словно ребенок, решивший приберечь любимую игрушку, и он перестал спорить.

Первым во дворе городского особняка Трувильер ему бросился в глаза Дюбарри, отдававший у стены долг природе. Кучера на месте не было, но в экипаже на скамье растянулся и спал, положив черную голову на парчовую подушку, слуга Гидо. Он зашевелился, когда Ги заглянул внутрь, и проснулся. Гидо многозначительно посмотрел на маркиза, чего тот не выносил. Об этом человеке тоже ходило множество разных слухов. Ги подошел к парадной двери, и его впустили в дом.

Это был один из самых роскошных домов в Париже, но маркиз не встретил ни одного слуги, кроме ливрейного. Он и провел Ги в дом. Кого-то ранее вырвало в углу рядом с лестницей, однако слуги, такие же ленивые, как и их хозяева, так и не собрались здесь убрать. Когда маркиз направился к дальней столовой, откуда доносился смех и шум, к нему, шатаясь, подошел Жан Дюбарри и положил ему руку на плечо.

— Знаешь что? Я зашел к Сент-Фуа, а он говорит: «Давай проведаем баронессу», — а я отвечаю: «Прекрасная мысль, проведаем баронессу». И вот я здесь, и как ты думаешь, он пришел? Нет, честное слово. Он говорил мне: «Проведаем баронессу», я согласился, а его здесь нет! Почему, черт подери, его здесь нет?

— Думаю, он оказался умнее.

Ги пошел дальше, и рука Жана Дюбарри упала с его плеча.

Казалось, Дюбарри считал, что такой умный человек, как он, обязательно должен ответить на реплику маркиза. Спустя мгновение он прокричал вслед уходящему Ги:

— Но ведь ты здесь! Послушай, старик, ты ведь здесь!

Миновав две огромные неубранные комнаты, Ги вошел в шумную столовую. Ужин давно закончился; на огромном столе еды не осталось, но стояло множество пустых тарелок и бокалов. Стол был накрыт на сорок персон, но присутствовала лишь половина гостей. Наверное, одни ушли играть в карты, а другие исчезли в спальнях верхнего этажа с одобрения хозяйки. Она любила, когда ее гости веселятся. Ги сразу заметил, что Шарлотты де Нови здесь нет.

За столом шла игра в карты. Увидев Ги, баронесса громко приветствовала его. Она поднялась и, энергично жестикулируя, приглашала его войти. Волосы ниспадали ей на плечи, и декольте обнажило грудь. Шла ее любимая карточная игра: тому, кто проигрывал партию, приходилось снять с себя предмет одежды. Все шло хорошо: баронесса всегда радовалась, если кого-то постигала неудача.

Когда Ги миновал стол, раздался ликующий возглас: молодой аристократ снял последнее, что на нем оставалось, — чулки. Теперь он стоял на стуле, демонстрируя свою атлетическую фигуру. Отвлеченная этим великолепным зрелищем, баронесса отвернулась от Ги, и он направился в комнату для игры в карты.

Здесь было слишком жарко, все заволокло дымом: гости, не обращая внимания на дам, курили. В центре стоял столик, окруженный множеством людей, а над головами игравших висела люстра. Ги прибыл к завершению игры. Здесь царила отвратительная атмосфера. Лораге сидел в дальнем конце, его лицо побелело, и он сжал кулаки. Когда Лораге повернулся, Ги увидел, как в его ухе сверкнул бриллиант. Лораге скривил губы в злобной усмешке. Полураздетые женщины, склонившиеся над столом, настороженно переглянулись. Среди них на корточках сидела Шарлотта де Нови, запихивая банкноты в свой ридикюль. Шарлотта подхватила его вместе с платком и, не глядя на Лораге, быстро Прошла вдоль комнаты. На Шарлотте было одно из тех ярких платьев с глубоким вырезом, которые ей полюбились после бала в Версале. Пряди волос прилипли к ее лбу, а выражение глаз было таким, что она казалась не менее пьяной, чем все остальные.

Шарлотта уже стояла у двери, когда Ги спросил ее:

— Что вы делаете?

Ее черные глаза сверкнули.

— Я выигрываю! — И она двинулась дальше.

Ги прислонился к дверному косяку, но тут хозяйка позвала его. Возмущенная Шарлотта стояла рядом с баронессой.

— Игра окончена, — сказала баронесса, собирая одежду. — А вам не следует уходить, пока я не оденусь и не смогу поговорить с вами.

— Я хотел спросить мадемуазель де Нови, не собирается ли она поехать домой.

Она вспыхнула.

— Я случайно услышала, что месье де Лораге намекнул, будто здесь прибегают к обману. Я не хочу уходить, когда за моей спиной шепчутся. Если ему есть что сказать, пусть сделает это в моем присутствии.

— Вы не можете уйти, — выразила баронесса, — иначе пропустите спектакль. Слушайте, — крикнула она, — в музыкальной комнате вы найдете напитки, а любезный господин из Комеди-Франсез развлечет нас. Ведите себя хорошо и идите к нему.

Баронесса отправилась переодеться, а большинство гостей последовали в богато убранную музыкальную комнату. Ги хотелось уйти, но он чувствовал, что должен остаться на тот случай, если Лораге поднимет шум. Шарлотта разговаривала с кем-то, а Ги стоял в глубине комнаты, пока остальные придвигали стулья поближе к клавесину. Рядом с клавесином он увидел молодого человека с манускриптом в руке.

Краем глаза Ги заметил, что Лораге уходит, и хотел последовать за ним, но тут появилась баронесса, представила актера и назвала поэму, из которой он прочтет отрывки. Эта сатира, ходившая по Парижу, стала не менее популярной, чем злобный памфлет Вольтера на мадам Помпадур под названием «Девственница». Как и поэма Вольтера, это произведение было анонимным — но скорее из-за сатирического тона, чем из-за непристойности. Оно называлось «Простак за границей» и рассказывало о злоключениях молодого капрала, открывавшего для себя худшие стороны французской жизни. Больше всего слушателям нравился тот эпизод, где герой приезжает в Париж и встречает легко узнаваемых персонажей. Ги решил остаться: ему хотелось услышать, как это произведение прочтут вслух.

Айша тоже видела, как ушел Лораге, и теперь испытывала восторг победы — благодаря сегодняшним выигрышам сумма ее капитала достигла полумиллиона ливров. Этот вечер стал для нее кульминацией в карточной игре, и она победила, играя с самыми жуликоватыми, самыми развращенными, самыми презренными аристократами в городе. Лораге пытался мошенничать, но она расстроила его планы. Айша и сама прибегла к мошенничеству: прижимая кольцо к карте и оставляя на ней крохотную отметину. Никто этого не заметил, хотя пятнадцать пар глаз следили за игрой. Ее соперник в какой-то момент хотел поставить на кон чистокровных лошадей, экипажи и даже имущество, но она потребовала золота. Среди заядлых распутников, собравшихся вокруг стола, Айша пользовалась такой славой картежницы, что Лораге пришлось согласиться.

Она почти не слушала первый отрывок поэмы. В нем речь шла о преследовании контрабандиста Мандрина в Савойе. В тот год его схватили, но стихи говорили о продажности в армии во время прежних выступлений, о которых Айши рассказывал Альберт Азель. Гости смеялись. Особенно все веселились, слушая тот эпизод, где молодой человек, приехав в столицу, случайно встретил хорошо известных парижан на ярмарке в Сен-Жермене, в том числе женщину, в которой легко узнается сопрано мадемуазель Лефель.

Айша обратилась в слух. Затем последовал весьма забавный диалог между капралом и средних лет поставщиком эссенции горечавки, способствующей мужской удали. Айша уже не сомневалась — некоторые из эпизодов поэмы взяты из ее писем маркизу де Ришмону. Она перестала писать ему с тех пор, как они снова встретились. Но он использовал уже написанное ею, добавил кое-что, придумал свои перлы и разжег воображение парижан. Айша злилась — и была польщена. Комик читал минут десять, потом повторил на бис один эпизод, после чего гости наконец начали расходиться. Айша предложила Ги де Ришмону доехать с ней до отеля «Люксембург», а затем продолжить путь.

— Как? Вы готовы поехать со мной вдвоем?

— Неужели вы считаете, что здесь найдется трезвый человек, который заметит это? К тому же вы сегодня выглядите не так, как обычно. Зачем брать экипаж, продуваемый сквозняками, если в моей карете найдется место?

Когда они вышли во двор, Гидо открыл перед ними дверцу, вскочил на запятки, и карета тронулась.

— Я очень разочарована в вас, — сказала Айша.

Ги изменился в лице.

— Почему?

— Ваш герой — всего лишь простой капрал. Неужели вы не могли присвоить ему более высокий чин?

Ги робко улыбнулся:

— К примеру, маршала Франции.

— Вижу, вы даже не пытаетесь скрыть, кто автор этой поэмы.

— От вас? Конечно нет.

— Вы давно могли бы сказать мне правду.

— Я надеялся, что вы не услышите эту поэму. Я также подумал, что, даже если вы услышите ее, она понравится вам и вы простите меня.

Айша сердито взглянула на него:

— Вы часто испытываете своих друзей подобным образом?

— Боже, да нет же. Я больше так не поступлю. Мне стало страшно, когда я увидел, что вы слушаете поэму. Если бы мне грозило заключение в Бастилию, я не чувствовал бы себя так скверно.

Она с тревогой взглянула на него:

— Значит, шевалье только что открыл мне правду, сказав, что много лет назад вы сидели в тюрьме?

Ги кивнул:

— Когда я был юн и беспечен, у меня нашли кое-какие рукописи. С тех пор я стал осторожнее. И получаю более высокое вознаграждение. Совсем недавно вы могли убедиться в этом.

— Жаль, что вы раньше не сказали мне об этой поэме.

— Извините, все случилось неожиданно. Мои сочинения скучны, и я много работаю над ними. Но вот эта идея сразу пришла мне в голову, а на следующий день я уже писал. Я быстро закончил сочинение. Боюсь, что люди так же быстро читают его. Все делалось в спешке. Вот почему сегодня кое-кто решил, что это сочинение Вольтера. — Ги рассмеялся. — А он не опроверг это подозрение! Вольтер оказал мне неоценимую услугу, спутав карты. Чем туманнее писатели говорят о современных произведениях, тем труднее догадаться, кто их автор. Насколько мне известно, Вольтер намерен сочинить нечто похожее на эту поэму.

— Мой друг, вы затеяли опасную игру.

— Если бы речь шла только об игре, я давно остановился бы, но упрямство заставляет меня.

— Разве нельзя писать вещи, которые цензор не отвергнет? Такие, как ваши статьи для «Энциклопедии».

— Вы кое-что забыли — нередко запрещали саму «Энциклопедию». Я не обязан писать под давлением сборища идиотов, которые… — Маркиз умолк и насмешливо улыбнулся. — Я пытался. Честное слово. Я сочиняю эссе, и мне кажется, что к нему никто не придерется, показываю его другу, а тот говорит, будто в нем полно крамольных мыслей. Друг объясняет, что мне следует вычеркнуть, и я убеждаюсь: он обнаружил саму суть моих аргументов. Тогда я понимаю, что написал вещь, за которую наказать нельзя, разве что тайно.

Айша подумала, что чтение поэмы, как ни странно, наконец-то заставило его заговорить о своей работе.

Внезапно Ги спросил:

— Вы всегда берете с собой слугу вместо служанки, когда едете без сопровождения?

— Да, так надежнее. Иногда слуга полезен: недавно я подбила его завести дружбу с весьма миловидной горничной баронессы. Мне хотелось разузнать, не уговорил ли Лораге нашу хозяйку поменяться с ним колодами карт. Полагали, что ее дом станет для нас нейтральным местом, однако Гидо выяснил: дело обстоит совсем не так. Вот почему перед началом игры я потребовала новые колоды карт. Лораге пришел в ярость, но у него не осталось выбора. Как мне повезло, что Гидо такой обольститель.

— Это действительно так?

— По его словам — да. Он пользуется успехом у работниц Парижа. Пока Гидо не покорил только мою горничную. Она рассказывала, что когда-то любила такого, как Гидо, а тот оказался негодяем. Гидо разозлился не на шутку. Я велела ему проявить к ней доброту. Возможно, Гидо добьется своего, но сейчас он лишь закатывает глаза.

Эти слова почему-то развеселили маркиза, и весь оставшийся путь до отеля «Люксембург» оба оживленно беседовали.

Карета остановилась у главного входа. Взглянув на крыльцо, Айша ахнула и чуть не выкрикнула имя. Флорус! Он затаился в тени. Значит, Флорус все-таки был в Версале, получил ее сообщение и, улучив момент, явился сюда. Айшу очень взволновала мысль, что Флорус нашел Ясмин, а при этом он все еще на свободе — ведь рабу ни в коем случае не позволят покинуть дворец и разгуливать по Парижу. Айша напряженно думала о том, как бы дать знак Флорусу, чтобы он оставался на своем месте. Маркиз заметил направление ее взгляда.

— Боже милостивый, кто это?

— Никто. Не обращайте внимания.

Гидо легко спрыгнул с кареты и галантно опустил лесенку.

— Какой гигант! Кого он здесь высматривает? Позвольте мне проводить вас наверх.

— Не надо. Прошу вас. — Айша вышла из кареты и повернулась к маркизу, опасаясь, как бы к ней не приблизился Флорус. Тогда Ги поймет, с кем она водит знакомство и какую расу называет своей: самых презренных рабов. — Поверьте, для беспокойства нет причин. Уезжайте и не задавайте вопросов. До свидания.

Айша велела кучеру ехать дальше.

Экипаж тронулся, а Ги де Ришмон растерянно глядел на нее.

— Мне не хочется оставлять вас при таких обстоятельствах.

— Будьте моим другом и слушайтесь меня.

Лошади свернули, и маркиз уже не видел Айшу. Раскрыв объятия, она бросилась к Флорусу. Он притянул ее к себе, затем слегка отстранил.

— Флорус! Сюда!

— Ты изменилась, — сказал Флорус. — Я узнал тебя только по голосу.

— Не прячься здесь. Пойдем наверх. Гидо, посвети фонарем.

Айша взяла Флоруса за руку и повела за собой по лестнице. Оглядываясь, она смотрела на него сквозь пелену слез. Свет фонаря временами падал на Флоруса. Он остался таким же, как прежде, однако в ливрее, видимо, сшитой специально для него.

Когда горничная открыла дверь, Айша отпустила Гидо и отослала служанку, наказав обоим:

— Об этом никому ни слова.

Айша заперла дверь и зажгла все свечи в гостиной. Флорус стоял и наблюдал за ней. Сняв верхнюю одежду, она бросила ее на кресло.

— Флорус, мы здесь в безопасности. Я не изменилась. Я все еще свободна. Скажи, ты тоже свободен?

— Да. Где ты пропадала всю ночь. Я ждал и ждал. Мне скоро придется уходить. К рассвету я должен вернуться во дворец.

— Если бы я только знала! — Она заставила его сесть. — А мне нечем угостить тебя, кроме вина и печенья.

Флорус покачал головой:

— На это нет времени. — Видно было, что ему не по себе в ее элегантном кресле. — Ты стала белой.

— Как ты смеешь говорить мне такое? — Айша чуть не задохнулась от возмущения.

— Взгляни на себя в зеркало.

Айша взглянула. За месяцы, проведенные в гостиных, ее кожа посветлела. Даже ладони, по которым прежде было видно, что она занята тяжелым трудом на плантации, стали мягкими, ведь перед каждой игрой в карты приходилось ухаживать за ними.

— Все принимают меня за белую. Но ты не смей так думать. Я выдаю себя за итальянку, и мне удалось обмануть всех. Я также обманом вытягиваю у них деньги. Я занимаюсь тем, что ты велел мне делать. Я добываю золото.

Флорус прищурился:

— Тебя принимают за итальянку? Все?

— До тех пор, пока их это устраивает.

— И тот мужчина, с которым ты была сегодня? Что у тебя с ним?

— Мы друзья. Он не такой, как другие.

— Все мужчины только и мечтают, чтобы ты так о них думала.

Айша рассмеялась. Она была вне себя от радости, что Флорус рядом с ней.

— Значит, тебе все-таки передали мою просьбу!

Он кивнул:

— Я не смог раньше прийти. Мне пришлось отпрашиваться и найти извозчика, который вовремя отвез бы меня в Париж. Скоро он должен подобрать меня на дороге недалеко отсюда. В Версале я главный надсмотрщик за рабами. Я получил эту должность вскоре после того, как встретился с Ясмин.

— Значит, ты нашел ее. Все оказалось так просто.

Айша вспомнила, как долго он искал Ясмин, и ее глаза снова наполнились слезами.

Флорус улыбнулся:

— Все оказалось так просто. — Он сунул руку в карман. — Вот это я заказал для тебя. В Версале работает славный ювелир. Эта сделана из английского черного янтаря, а белая — из слоновой кости. — Он положил на стол две блестящие игральные кости, украшенные крохотными белыми звездочками. — Я верно угадал, а? Я так и думал, что ты почувствуешь вкус и не бросишь азартные игры.

Айша взяла кости и держала их в руке. Они казались гладкими и прохладными. Айша не привыкла к подаркам. Ей очень хотелось подарить что-нибудь Флорусу, но, заглянув в его бездонные глаза, она вспомнила, как он горд, и о том, что когда-то владела им и видела следы наручников на его запястьях. Айша улыбнулась и открыла украшенный жемчугом ридикюль. Желтые старые, истертые игральные кости упали на стол.

— Тогда я верну тебе вот эти. — Айша подтолкнула к нему кости и ридикюль. — Это для Ясмин. Ты должен взять все это — она рассердится, если ты откажешься. Эти кости принесут мне удачу. Они красивы. Спасибо.

Флорус положил кости в карман, но ридикюль не взял.

— Я не могу подарить ей ридикюль. Она даже не позволит мне произнести твое имя.

— Она ведь сказала тебе, что я была в Версале!

Флорус покачал головой:

— Об этом мне сказал Белкасем из Эфиопии. Он стоял рядом с ней. Это Белкасем передал мне твою просьбу два дня спустя. Я тогда спросил Ясмин, почему она ничего не сказала мне о тебе. Но она ушла, не промолвив ни слова. Думаю, она ревнует. Сначала я очень много рассказывал ей о тебе.

Айша вспомнила неумолимую женщину, которую встретила в Версале.

— Она и тебе ни слова не сказала? Мне тоже.

Флорус сложил руки на столе и смотрел на них, как это бывало на борту корабля. Настроение у него испортилось. Наконец он вымолвил:

— Ясмин не разговаривает с тех пор, как ее продали.

— Не может быть! Даже с тобой?

Флорус покачал головой:

— Я пытался. Ты даже представить себе не можешь, как я старался. Но что-то… покинуло… ее душу. Во всяком случае, так мне кажется. Мне надо что-то сделать, чтобы она стала прежней.

— Флорус, ты нашел Ясмин. Ты все еще любишь ее. А она любит тебя? — Он кивнул. — В таком случае, если она сможет жить с тобой на свободе… Что будет дальше? Рабов оставят во дворце?

— Их продадут с аукциона, но нам неизвестно, когда это случится. После бала многие предлагали купить отдельных рабов. — Флорус горько усмехнулся. — Когда увидели товар. Но их продадут всех вместе, а не каждого по отдельности.

Айша положила ладони на его руки:

— Что же нам делать?

— Я останусь вместе с ней, кому бы ее ни продали. Вот как я поступлю. А ты как? Как идут твои дела здесь, в Париже?

Ей было трудно говорить о том, чем она занимается. Отчетливее всего Айша помнила свое недавнее дело — успешное приобретение Лабланшем долга хозяина от ее имени. Может, именно из-за этого Флорус прежде всего заговорил о Жервезе де Моргоне.

— Тебе следует остерегаться двух мужчин: хозяина и его кузена. Я помню тот день, когда мы впервые встретили его. Не обманывайся: ты должна быть осторожной. — Подумав, он добавил: — Никогда я не встречал такого человека, как ты. Наверное, я прав — ты наделена волшебными силами. Откуда они у тебя?

Айша покачала головой:

— Одна пожилая дама однажды предсказала мне будущее, вот и все. Например, что я буду путешествовать. Но многое из того, что она предсказала, не сбылось. Пока не сбылось. Телега без колес, скользящая над землей, словно сучок по воде. И мужчина, которого я отвергла. Но мне придется смириться с ним, иначе не будет дороги домой.

— Будь осторожна: когда такое случится, наступят тяжелые времена.

— Я уже многого добилась. Ты тоже. Не разочаровывай меня, Флорус, ведь твои мечты уже осуществились. Ты странствовал, трудился, страдал и в конце концов нашел ее.

— Мне помогала любовь. А тебе?

— Мне помогала ненависть. Я должна отомстить.

— Ты совсем никого не любишь?

Она закрыла глаза. Айша не могла произнести имя Жозефа: она давно потеряла его и он остался где-то далеко. Но она сказала:

— Да, я люблю Лори, мою мать.

— Но ты ведь бросила ее. Теперь, когда тебя нет рядом с Лори, ухаживать за ней некому. Разве это любовь? Разве она тебя не любила?

Айша встала и начала расхаживать по комнате.

— Ты сам не понимаешь, что говоришь. Она строгая женщина. Лори любила меня и вырастила сильной, преподнося мне один за другим суровые уроки. В этом мире никто нас не защитит, кроме нас самих. Лори вырастила меня самостоятельной, чтобы никто не мог сломать меня. Только на днях я это поняла. Я оглянулась назад и ясно увидела ее совсем рядом. Протянув руку, я коснулась бы ее. Впервые я увидела в ее глазах свет. Однажды я вернусь. Я дала клятву и выполню ее. Мне все равно, что для этого придется сделать, какие законы преступить или сколько презренных белолицых встанут на моем пути. Я скорее умру, чем сдамся.

Флорус поднялся:

— Мне пора. — Он покачал головой. — Дочь, я не знаю, что и сказать тебе. Но запомни одно: я приду, как только понадоблюсь. Стоит тебе лишь прислать своего забавного слугу с весточкой в наше жилище у главной кухни. Я постараюсь снова приехать сюда поскорее, но не знаю, когда это случится. — Айша взяла его руку, и они пошли к двери. — Не спускайся, — предупредил Флорус. — Кто-то следит за этим домом. Тебе это известно? Я видел, как этот человек торчал на улице. Когда я приблизился к нему, он скрылся.

— Будь осторожен, Флорус.

Он тихо рассмеялся:

— Не беспокойся обо мне. — Он поцеловал Айшу в щеку, как это было однажды у Луары. — Я приеду к тебе еще раз. Запри дверь.

Когда он ушел, Айша вернулась в гостиную и посмотрела в окно: она наблюдала, как он идет по улице. Больше она никого не увидела.

Айша подошла к одному из высоких зеркал. На нее смотрела незнакомая женщина. Она расстегнула крючки корсажа, и он упал на пол. Затем сбросила нижние юбки, сняла чулки, вытащила булавки из волос, и они заструились по ее плечам и груди. Она сняла с шеи ленту с рубином, и та скользнула на пол.

Задув все свечи, кроме одной, Айша вернулась к зеркалу, как она сделала одним штормовым днем в каюте на «Амфитрионе». Дорогая одежда лежала у ее ног на полу, и она прошла по ней, чтобы приблизиться к зеркалу. На нее смотрели черные бездонные глаза.

Айша научилась притворяться, говорить и вести себя так, как подобает Шарлотте де Нови: долго ли она сможет носить эту давящую и уродующую ее маску? Айша пыталась найти и спасти себя прежнюю. Она смотрела в зеркало так долго, что ноги у нее замерзли, а зубы стучали от холода. Глаза из зеркала смотрели на Айшу столь напряженно, что ее охватил непонятный страх. Свеча погасла, избавив Айшу от пристального взора из зеркала. Ей суждено оставаться в темноте. Пусть так будет и впредь.