На острове любви

НОВЫЕ СОЮЗНИКИ

Жервез всегда недолюбливал провинцию, особенно зимой, но в этот день, который он собирался провести в своем владении, в свежем январском воздухе чувствовалось что-то бодрящее. На письмо Жервеза с выражением соболезнования ответила Антуанетта, его сестра. Позднее он отправил еще одно письмо, в котором просил разрешения нанести визит, на что, к своему удовлетворению, получил согласие. Жервез остановился на постоялом дворе, а утром поехал в имение. Наверное, он испытывал судьбу, напрашиваясь в гости, поэтому был благодарен, когда его пригласили на ужин, начинавшийся по деревенской традиции в девять часов.

Шато не изменилось: трава в парке осталась нескошенной, кроны больших деревьев не подстригли, ворота с ржавыми пиками никто не закрывал. Въехав во двор, Жервез заметил, что слуховые окна на крыше затянулись паутиной, а на неровной черепице вырос мох.

Однако внутри произошли перемены. Его кузен любил уют и, чтобы создать его, нижний этаж отремонтировали. Жервез ожидал, что застанет сестру и брата, ютящихся в одном углу, пока рабочие разгребают пыль, грязь и разруху. Если им и приходилось мириться с неудобствами, то это было искусно замаскировано. Жервез надеялся застать кузена врасплох, ведь тот потерял душевное равновесие из-за горя. Но такого удовольствия ему не доставили.

Жервеза провели в главную гостиную, залитую светом. Из высоких застекленных дверей открывался вид на зеркальную поверхность пруда. Пруд недавно вычистили, и по нему уже царственно скользила пара лебедей. Антуанетта устремилась ему навстречу, протянув руку; ее полосатая домашняя одежда скользила по пышным коврам, бледные глаза радостно светились. Антуанетте всегда нравилось общество Жервеза, и ему было приятно с ней, несмотря на ее жесткий взгляд, чопорные манеры и фатальную склонность к критическим замечаниям.

— Брат в конюшне подбирает коня: он подумал, что тебе захочется осмотреть имение и нагулять аппетит. Я утверждала, что приятный разговор приведет к тому же результату, но он ответил, что у тебя провинциальные вкусы. Надеюсь, сегодня ты расскажешь последние парижские сплетни.

Жервез поклонился, почувствовав облегчение. Только Поль-Арман мог развлекать аристократа, водя его среди зимы по своим плантациям.

— Я очень польщен, что так быстро получил от вас приглашение — наверное, вы здесь еще не успели устроиться.

— О, мы устраиваемся. Еще многое предстоит сделать, но это хорошо. Брату некогда сидеть сложа руки. Он работает на свежем воздухе, а я дома.

— Вы творите чудеса.

Жервез одобрительно разглядывал комнату.

— Это только начало. Пусть кухня не беспокоит тебя — повар из этого же места и отлично готовит дичь. Во владениях Моргона ее любят. Настолько, что однажды утром я сказала: если на завтрак есть перепела, то больше дичи не нужно.

Вошел Поль-Арман и поздоровался с Жервезом. Он, как всегда, был бодр и фанатически стремился заниматься делом. В руках он держал стек, его сапоги покрылись грязью, пока он ходил по двору конюшни. Присмотревшись внимательнее, Жервез заметил, что кузен немного изменился и не без усилий поддерживал разговор. В его голубых глазах не было прежнего иронического выражения.

Для осмотра земли кузена Жервез с удовольствием воспользовался бы лошадью с постоялого двора, но Поль-Арман сказал, что на ферме есть места, где полным-полно кроликов.

— Если нога вашей клячи наступит на нору, ей конец. Лучше возьмите эту кобылу, она ступает уверенно и привыкла к этой местности.

Пока они ехали, Поль-Арман рассказывал об имении, о новом управляющем и подготовке полей к посеву. Во время пауз его глаза тускнели, взгляд становился непривычно рассеянным. Жервез скучал. Разговор не удовлетворил его любопытства: ему хотелось услышать о собственности на Мартинике и прежде всего о шато и поместье. Как знать, поскольку прервалась женская линия рода Моргонов, то кузен вполне мог изменить свои планы, связанные с наследством, и дать ему шанс.

— Вы вернетесь в «Каскады»? — поинтересовался Жервез.

Поль-Арман вздрогнул:

— Вряд ли. Моя жена никогда не видела этого имения. Я выбрал это место, потому что оно не связано с воспоминаниями. Но, увы, я проявил наивность: нет такого места на земле, где можно избавиться от воспоминаний.

Не зная, что ответить на это, Жервез неуверенно заметил:

— Похоже, мадемуазель Антуанетта чувствует себя здесь почти как дома.

— Да. Это странно. В детстве мы провели здесь два года вместе с матерью, и Антуанетта утверждает, что не любит так ни одного места. Я помню только то, как лазил на деревья вместе с Антуанеттой и помогал ей спускаться вниз. — Заметив недоверие Жервеза, он криво усмехнулся. — Верно, нелегко представить себе Антуанетту на дереве. Я спросил, почему она не приехала жить сюда много лет назад, ведь препятствий для этого не было.

Жервез ждал, но кузен снова впал в рассеянность. Лошади поднялись наверх насыпи, и Поль-Арман остановился. Они смотрели на вспаханную землю, покрытую инеем, — она уходила к ряду голых берез. Поль-Арман продолжил, будто не было никакой паузы:

— Антуанетта утверждает, что я помешал ей. Она осталась на Мартинике, чтобы составить мне компанию. — Когда он посмотрел на Жервеза, в его глазах появился прежний стальной блеск. — Как не жалеть человека, который жил ради того, чтобы составить мне компанию?

В этих словах прозвучала боль. Кузен чувствовал себя виноватым. Вскоре Поль-Арман спешился и устремил взгляд в поле. Он указал рукой направо:

— Вон там земля Сюлли — границ нет, поскольку мы объединили оба поля. Но его земля начинается у дуба. — Взглянув на Жервеза, он добавил: — Вот то ветвистое дерево, а те прямые деревья — тополя.

— Если вы думаете, что я не… — начал Жервез, придя в ярость, но Поль-Арман, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Думаю, потребуется года три, чтобы почва дала хороший урожай. Понадобятся совместные усилия, но с этим у нас проблем не возникнет. У меня бывают стычки с арендаторами, ибо я понемногу сношу домишки и строю новые. Представьте себе, если вы знакомы с бургундскими крестьянами, они за спиной величают меня сущим деспотом и постоянно оскорбляют. Полагаю, вы не разговариваете с такими ничтожными людишками. — Он испытующе взглянул на Жервеза. — Вы общаетесь только с хозяевами имений.

— Я…

— Наверное, вы так любите хозяев, что сегодня готовы отужинать вместе с ними. Они согласны принять вас таким, какой вы есть.

С ним говорил все тот же самый Поль-Арман: наедине он будет насмехаться над Жервезом, а в обществе — игнорировать его. Разочарование и возмущение охватило Жервеза.

— Кузен, поговорим откровенно. Вы приехали сюда в связи с наследством. — Поль-Арман смотрел на поле, рассеянно поглаживая гриву лошади. — Я много думал об этом. Может, на меня повлияла сестра, а может, присоединились другие… чувства. — Сделав несколько шагов вперед, он пнул ком вспаханной земли. Замерзшая земля хрустнула под его сапогом, под ней обнажился покрытый галькой суглинок. — Вот это я не продам, так что имение останется целым. — Перехватив ликующий взгляд Жервеза, он холодно продолжил: — Равным образом у меня нет намерения гордо ходить по Бургундии, будто я удостоился титула маркиза. Я останусь фермером и передам это имение сестре, которая привязана к нему больше, чем вы или я. — Поль-Арман пожал плечами. — Потерпите, когда-нибудь оно перейдет к вам.

— Когда я состарюсь!

— Или же мы окажем вам услугу и раньше исключим вас из списка наследников. Такое тоже возможно, — резко возразил Поль-Арман.

— Почему вы ненавидите меня? — гневно спросил Жервез. — Что побуждает вас отдать женщине то, что принадлежит мне по праву?

— Жервез, я не питаю к вам ненависти. Я презираю вас. Презираю за то, что вы ходите кругами, выжидая, когда другие начнут кормить вас. Презираю за то, что вы хотите получить землю, которую не цените по достоинству. Презираю за то, что вы откровенно пытаетесь дискредитировать мое торговое дело. И вы не дождетесь моей преждевременной смерти. Порой мне все равно, жив я или мертв. Но всякий раз я твержу себе: не забывай о Жервезе и подумай, не стоит ли пожить еще немного?

Жервез развернул кобылу, собираясь уехать, но Поль-Арман, ухватив ее за уздечку, остановил животное.

— Нет, оставайтесь и смотрите мне в глаза, это принесет вам пользу. Перестаньте терзаться по поводу этого имения и, ради бога, живите дальше. — Отпустив уздечку, Поль-Арман приковал кузена к месту взглядом фанатичных голубых глаз. Жервез усомнился, что он в здравом уме. — Взгляните. Это земля Франции. Жервез, мы не владеем ею. Все наоборот — эта земля владеет нами.

Ничего не понимая, Жервез смотрел на него. Поль-Арман расхохотался. Он вытер руку о бриджи и вскочил на лошадь.

— Вы не поверите, но я не буду ссориться с вами. Пора ужинать. Едем. Будьте вежливы с соседями, и я обещаю вам отличный ужин.

— Вы считаете, что после этого у меня появится аппетит?

— К черту все, но нельзя расстраивать Антуанетту. Вы же знаете, что она любит вас. И я не сделал ничего, чтобы настроить ее против вас. — Он посмотрел на удивленное лицо гостя и тихо рассмеялся. — Поехали, нас ждет пирог, фаршированный голубятиной. И дикий кабан: хватит на всех, да еще останется. Я сам его застрелил.

Антуанетта осталась довольна угощением. Пришли два соседа с женами и привели еще одного гостя — вдовца из имения неподалеку: он расхваливал ужин, старался всем понравиться и много говорил, словно заменял молчащего Жервеза. Тот был мрачен и необщителен, пока одна дама не попросила его рассказать о последних парижских новостях. Ее потрясли его связи в высших кругах.

Наблюдая за сидевшим во главе стола братом, Антуанетта поразилась тому, как легко он играет роль хозяина шато. Поль-Арман был внимателен, вел оживленную беседу и никому не давал повода скучать. Но Антуанетта понимала, чего это стоит ему. Когда все разошлись, он, не сказав ни слова, сел у камина и подпер голову рукой. Антуанетта взяла книгу и расположилась напротив него. Она с радостью давала ему время собраться с силами и всегда ждала, пока он не заговорит первым, оправившись от усталости. Хотя Антуанетта оплакивала гибель девочек и Лилианы и очень жалела Поля-Армана, совместная жизнь с братом доставляла ей трогательное удовольствие.

Брат был любовью всей ее жизни. Антуанетта обожала его с самого детства, когда он руководил сестрой и потакал ей. Став взрослой, она не нашла мужчину, которого могла бы сравнить с ним. С братом Антуанетта забывала, что некрасива и скучна, и только он давал понять, что любит ее. Антуанетта думала, что будет ревновать, когда брат выбрал себе спутницу жизни, но не питала неприязни к его жене, спокойной и терпеливой. Антуанетта избаловала дочерей брата и относилась к капризам Люси и ветрености Марго терпимее, чем он. Антуанетта понимала, что люди считают ее странным существом, неудачницей, которая живет в доме женатого брата, став, в сущности, компаньонкой девочек во Франции, но была счастлива. Все закончилось в тот день, когда Мервиль вернулся из путешествия в порт Сен-Пьер без жены и дочерей и принес Антуанетте страшную весть, которую ей пришлось сообщить Полю-Арману.

Брата пронзила такая боль, что Антуанетта боялась за его разум. Он не выходил из дома, не мог ни есть, ни спать. Удрученность и подавленность сменялись неистовым возбуждением, когда он разражался безумными тирадами, обвиняя Мервиля в том, что он повез женщин в Лиссабон, не оказался рядом с ними во время катастрофы и выжил сам. Молодой человек, потрясенный случившимся, терпеливо выслушивал все обвинения. Это удивило Антуанетту, и она прониклась сочувствием к нему.

Между тем погибших не могли похоронить, ибо Поль-Арман требовал, чтобы открыли гробы, а Мервиль противился этому. Охваченная ужасом, Антуанетта поддержала Мервиля и ждала, когда брат окончательно выбьется из сил, понимая, что только тогда она добьется его согласия на похороны. Войдя в церковь, битком набитую людьми, Поль-Арман не разрешил Мервилю сесть на семейную скамейку и ни разу не взглянул на него во время заупокойной мессы. Он не удостоил ответа ни одного из членов семейств Мартиники, которые подходили к нему и выражали соболезнования.

На погребении были только они втроем и священник. Когда прозвучали прощальные слова и гробы опустили в землю, Поль-Арман обратился к сестре:

— Ну вот и все. Мне не дали проститься с ними.

Антуанетта не отходила от брата пять дней и валилась с ног от усталости, но его упрек терзал ее. Казалось, Поль-Арман считал, что она стремилась предать его семью земле, а он — сохранить ей жизнь. Мервиль обезумел от горя. Когда тесть набросился на него, он упал на колени рядом с могилой Марго и зарыдал. Поль-Арман вздрогнул и, посмотрев на него, изменился в лице. Приблизившись к молодому человеку, он коснулся его плеча. Антуанетта не слышала, о чем говорили, но когда Мервиль наконец поднялся, Поль-Арман обнял его. Заливаясь слезами, Антуанетта подошла к ним, и Поль-Арман взял ее за руку. Теперь все они плакали вместе. Когда они вернулись домой, Поль-Арман перестал игнорировать Мервиля. Антуанетта даже слышала, как брат глухим голосом говорил о «нашей утрате», выслушивая соболезнования соседнего плантатора.

Через несколько дней Поль-Арман отправился оформить продажу Риголе и возобновил ежедневный объезд «Каскадов», хотя ни с кем не разговаривал. Управляющие работали, как могли, а рабы с тревогой смотрели на хозяина, когда он с холодным и отстраненным выражением лица проезжал мимо них на черном скакуне. По вечерам Антуанетта часто гуляла с братом вдоль верхних полей, и они возвращались через фруктовый сад. Порой он говорил о Лилиане, Люси и Марго. Когда его одолевали воспоминания, он ничего не утаивал от сестры и брал ее руку в свою. Никогда в жизни она не чувствовала себя столь полезной.

Однажды вечером, возвращаясь через фруктовый сад, он миновал завод, огородные участки и в надвигавшейся темноте направился к дому сестры, прошел на террасу и уселся на верхнюю ступеньку. Антуанетта разбудила домочадцев и, велев им зажечь свечи в салоне, встала рядом с ним. Он закрыл глаза, его плечи поникли.

— Побудь у меня, — сказала Антуанетта, — потом вернемся.

— Я не могу туда вернуться.

Она коснулась его плеча, но он отстранился и обхватил голову руками.

— Я не могу туда вернуться, — повторил он сквозь зубы.

Антуанетта молчала. Жизнь стала невыносимой, но Поль-Арман делал вид, будто примирился с ней, и не возражал, чтобы сестра заботилась о нем. Сегодня он не хотел отпускать ее. Антуанетта оставила его в темноте, и в конце концов он вошел в дом. Поль-Арман так и не вернулся в большой дом, а управляющих принимал в ее салоне. После поездок в порт Сен-Пьер он входил в дом сестры так, словно всегда жил в нем. На других он смотрел ничего не видящим взором. Поль-Арман подавлял чувства напряженной деятельностью. Он не скрывал от Антуанетты, что хочет бежать. Она не отговаривала его, и Поль-Арман был признателен ей за это.

С Моргоном он много времени проводил на свежем воздухе, хотя погода стояла скверная. Вечерами после ужина оба засиживались допоздна и разговаривали: Поль-Арман надеялся устать перед сном. Обычно это помогало ему заснуть.

В камине сместилось полено, он удивленно поднял голову и через силу улыбнулся.

— Твой первый ужин удался. Поздравляю тебя и благодарю.

Антуанетта улыбнулась в ответ.

— Наш кузен был не слишком весел. О чем ты говорил с ним наедине?

— Ни о чем особом. Признаться, он страшно надоедлив. Кузен отличился в Нанте — настроил моих бывших банкиров против меня. Я говорил тебе, что потерял след нашей беглянки? Братья Бертраны утверждают, что понятия не имеют, куда она делась, но тут ничем не поможешь. — Когда сестра закрыла книгу и подняла голову, он спросил: — Ты ведь не хочешь, чтобы я разыскал ее? — Антуанетта покачала головой. — Я так и подумал. Ты воспитала бунтарку у меня под носом и радовалась, когда она удрала, прихватив мое золото, а здесь много дней царил кромешный ад.

— Я не радовалась. Я гневалась не меньше, чем ты.

— Нет уж!

— Я же не могла угадать, что она захочет стать пиратом, после того как я дала ей почитать Вольтера.

— Дело не столько в книгах, сколько в играх, которыми вы увлекались. Отец Огюст рассказывал, что заходил к вам и видел, как вы беседуете за кофе, словно две светские дамы.

— Отец преувеличивает. Айша наливала кофе, а я пила его. Она не выпила ни капли кофе. Я не предполагала, что ты прислушиваешься к отцу Огюсту.

— Он нанес мне визит и болтал об утешении, которое дарует религия. Я ловко перевел разговор на другие темы. — Поль-Арман умолк и смотрел на огонь. — Видишь ли, Айшу, это странное существо с противоречивым характером, не следовало пускать в Старый Свет. У этой девочки, получившей первоклассное образование, душа дьявола и данные профессионального вора-карманника.

— Я не имею ни малейшего отношения к последним двум качествам!

— Не скажи. — Его губы скривились. — Помнишь, детьми мы играли в браконьеров в большой березовой роще и говорили о том, кем станем, когда вырастем? Я все еще помню, как ты уперла в бока свои маленькие кулачки, взглянула на меня и заявила: «Я стану разбойником с большой дороги!»

«Только взгляните на нас сегодня». Антуанетта не произнесла этих слов, но Поль-Арман догадался, о чем она подумала. После гибели детей наш удел — горе и одиночество. Разговор не клеился, так часто случалось. Правда, иногда брат старался поддержать его, делая над собой усилие.

Он спросил:

— Помнишь… — И она напряглась. — Помнишь Жозефа?

Удивившись, Антуанетта кивнула.

— Взглянув на его тело, я подумал: «Когда-нибудь мне придется расплатиться за это».

— Ты не должен так думать. В этом нет смысла.

— А в чем есть смысл? Ты ведь помнишь Жозефа. В физическом отношении он был само совершенство. Что касается головы, то на плантации он, возможно, был самым умным, но не имел шанса воспользоваться своим умом. Не исключено, что я дал бы ему этот шанс. В ту ночь я потерял голову… и единственный раз в жизни приказал убить человека.

— Поль-Арман, он ведь пытался убить тебя!

— Правда? — Голубые глаза сверкнули, и он развел руками. — Что ж, я все еще жив. А он… гниет под землей.

Айша не знала, что думать о Жервезе де Моргоне. Сделав ей предложение, он в тот же день вернулся к прежней уважительной манере обращения с ней. Они соблюдали все принятые в обществе правила. Вспоминая разговор в монастыре, Айша поняла, что Жервез не угрожал ей открыто. Сейчас она с трудом припоминала, о чем именно шла речь, ибо в тот момент ее охватил великий страх. Жервез с тех пор вел себя весьма осторожно. Иногда Айше хотелось верить, что он преследует ее, ошибочно полагая, будто питает к ней страсть. Однажды, когда Айша спросила, почему он приложил столько усилий, чтобы навести о ней справки, Жервез ответил: «Моя дорогая мадемуазель, я очарован вами с того мгновения, когда мы встретились». Другой раз он взял ее под руку, пока они осматривали выставку картин, и тихо поинтересовался:

— Что вам известно о ваших родителях?

— Ничего. — Она встревоженно посмотрела на него. — А что? Вы хотите рассказать мне о них?

Жервез улыбнулся:

— Я ничего не желаю так, как заменить вам отца и мать.

Айша понимала, что они должны показывать всем, как искренне привязаны друг к другу, но в ее душе эта пародия на роман вызывала мучительную боль. Бесспорно, с Жервезом все обстояло иначе, но Айша не понимала, чем он так доволен: тем, что обрел в ней союзника, или действительно привязан к ней.

Вскоре после возвращения Жервеза из поездки в Бургундию им предстояло объявить о помолвке на светском ужине у мадам де Графиньи. Математик и его жена уехали из Парижа, поэтому тетушка занялась всеми приготовлениями.

Жервез явился раньше других гостей — вручить подарки Айше. Первым подарком было кольцо с крупным солитером. Айша сразу узнала этот камень: она рассматривала его в ювелирном магазине, но цена показалась ей слишком высокой. Посмотрев в светло-карие глаза Жервеза, она догадалась: этот камень должен напоминать о том, что Жервез полностью посвящен в ее дела. Жервез сказал, что остальные подарки ждут Айшу в вестибюле. Направившись туда и увидев их, она вцепилась в перила лестницы.

Флорус и Ясмин в ливреях стояли рядом с лакеем, глазевшим на них с нескрываемым удивлением. Ни один из них не поднял головы, когда Жервез помог Айше спуститься с лестницы, но она инстинктивно надеялась, что Флорус уловит ее намеки.

— Моя привязанность к вам столь велика, — говорил Жервез, — что я не в силах отказаться от того, что напоминает мне о нашей первой встрече. Я купил эту молодую женщину неделю назад на аукционе, когда в Версале решили продать всех негров. Я использовал для этого свои связи. По документам она принадлежит мне, но я дарю вам исключительные права на нее.

Флорус не взглянул на Айшу, и она тихо спросила:

— А он?

— Он поступил ко мне на службу, но тоже предоставлен в ваше распоряжение. Завтра обоих отправят в Ла-Фертэ, мое шато в Бургундии. Меня тешит мысль, что, после того как мы вступим в брак, вам будут прислуживать лакеи, которых вы… гм… уже знаете.

Айша не сдержалась. Подойдя к Флорусу, она спросила:

— Вы пришли в этот дом по доброй воле?

— Да, мадемуазель.

В его голосе прозвучало предостережение. Казалось, он говорил: у нас есть время, пока ни от чего не отказывайся.

Айша оглянулась на Жервеза; он одобрительно улыбался. Она посмотрела на Ясмин: ее лицо было таким же бесстрастным, как и на балу, но она дрожала, словно загнанное в ловушку животное. Айша заметила, что Флорус нежно погладил Ясмин по руке. Черные глаза девушки, опушенные длинными ресницами, сверкнули, но ее взгляд остался столь же жестким. Айша не сомневалась: Флорус сделает ради любви все, даже поступит на службу к человеку, имеющему причины плохо обращаться с ним.

— Вы довольны тем, что будете работать в шато?

— Да, мадемуазель.

— Благодарю вас. — Айша кивнула Жервезу. — Я с нетерпением жду встречи с ними в Ла-Фертэ.

Жервез щелкнул пальцами, и лакей поманил Флоруса и Ясмин к себе. Те последовали за ним к дальней двери. Флорус, проходя мимо Айши, даже не взглянул на нее.

Айша осталась почти довольна званым ужином, хотя с нетерпением ждала, когда вечер закончится: ведь здесь не было Ги. Она вспомнила о нем в тот момент, когда прибыли шевалье и графиня де Рошфор. Желая угодить ей, они не упоминали его имени, отчего Айша чувствовала себя еще более несчастной.

Мадам де Графиньи села во главе стола, Жервез расположился справа от нее, а Айша — слева. Графиня по обыкновению громко обращалась через стол к другим гостям, так что все ее замечания, произнесенные в полный голос, казались особенно банальными.

— Это торжественный вечер, граф. Меня заверили, что грязь на улице не помешает вам приехать. Я говорила, что граф с радостью бросит вызов непогоде и явится на наше маленькое торжество… Да, мадам, этот вечер будто создан для подарков. Надеюсь, вы видите этот бриллиант? Великолепный экземпляр! Он напомнил мне ручные часы, подаренные мадам дю Шатле нашим дорогим Вольтером. Часы были столь щедро усыпаны бриллиантами, что глаза слезились от их сияния… А рабы восхитительны. Не пойму, почему другие люди не… Герцогиня дю Мэн, например, завела самого забавного карлика, вылитую маленькую горгулью… — Айша удивлялась, как хозяйка дома успевает есть, ведь она так много говорила. Однако ее пышная фигура и несколько подбородков не оставляли сомнений в том, что в этом доме на еду не скупятся.

Жервез устроил вечеринку у мадам Графиньи, потому что здесь ему все нравилось. Глядя на картины ван Лоо на стенах столовой, золоченую бронзу и изящные стулья Вольфа, Айша догадалась, что Жервез избрал обстановку, свидетельствующую о большом богатстве и современном стиле. Кроме того, Жервез придал этому событию бесспорную величественность.

Глядя на него, Айша призналась себе, что такого мужа нечего стыдиться. Она никогда не слышала от него ни глупости, ни бестактности. В его фигуре и лице не было изъянов, а отсутствие живости искупалось внешностью — мягкими каштановыми волосами, красивым, ровным, приятным голосом. Ревнивая Айша уже заметила, что некоторые дамы завидуют ей, и зависть им внушает отнюдь не кольцо с бриллиантом.

Жервез перехватил ее взгляд. Карие глаза открылись шире обычного, и Айша заметила в них искру надежды. И вдруг она содрогнулась при мысли, что именно так он будет смотреть на нее в брачную ночь, когда войдет в спальню. Щеки Айши вспыхнули, горло перехватило так, будто его стянули тугой лентой. От Жервеза не ускользнуть, ибо она сама подписала себе приговор.

Айша взглянула на Мари де Рошфор; та над чем-то смеялась вместе с Софи де Бувье. Софи заключила брак по расчету несколько лет назад и не выказывала ни малейшего разочарования. Мари скрасила вдовство, заведя веселого любовника, но не спешила выйти за него замуж, считая, что брак не имеет ничего общего с любовью. Айша убеждала себя, что неплохо бы поучиться у двух ближайших подруг. Она понимала, что брак с Жервезом неизбежен, поэтому нужно отнестись к нему хладнокровно. Айша надеялась, что и ему все представляется в таком же свете и его чувства не задеты.

Однако ей не удавалось успокоиться. Она не знала истинных чувств Жервеза, и это тревожило ее. Айша не могла избавиться от мыслей о Ги, которого потеряла и не желала видеть снова. Айша думала о нем днем и ночью. Флорус в Нанте не знал, где его любимая, но Айше было известно, где Ги, и она нашла бы путь к нему. Но Айша воздвигла непреодолимую преграду между собой и Ги. Если она попытается разрушить эту стену, у нее разорвется сердце.

Ги не помнил более ненастного февраля в своем родном городе. Шел то дождь, то снег, превращая улицы в болото. Он сидел дома, пытаясь читать, писать и вести прежний образ жизни, расположившись у камина с книгой в руках, но у него ничего не получалось. Как следует он прочитал лишь одну книгу — свой последний труд, только что контрабандой переправленный через границу. Этой книгой, «Парламентские системы нашего времени», Ги в целом остался доволен. Он впервые тщательно изучил английские методы управления государством, и Жувер не сомневался, что книга хорошо разойдется. Она была весьма актуальна, поскольку надвигалась война с Англией. Кроме Жувера, Анри Бруссара и Марселя Арио, только Дидро знал, кто скрывается под псевдонимом «Вольнодумец». Он советовал Ги воздержаться от публикации, заметив, что его сравнения французской и английской системы воспримут как вызов. Однако Ги лишь рассмеялся в ответ. Дидро сердито говорил о тщеславии автора, и теперь Ги был склонен согласиться с ним. Ведь тщеславие побудило его признаться Шарлотте, что он тайно пишет книги. Бессмысленный поступок, принимая во внимание то, как повернулись события.

Теперь Ги писал ей письма, отправляя их в камин. Наконец, написав д'Эону, он пригласил его к себе. Ги радовался, что друг согласился совершить путешествие по слякотным улицам, чтобы провести время в его невеселом обществе. В первый вечер он рассказал д'Эону все, начав с того, как неуклюже сделал предложение Айше. После этого Ги с пристрастием допросил его о Моргоне. Шевалье любезно заметил, что не видит причин, по которым Шарлотта предпочла ему Моргона, а также рассказал о помолвке и подарках.

— Этот человек выбирает подарки, следуя своему оригинальному вкусу: он купил ей пару рабов! Не обычных рабов — рабыня лучшая из тех, что были в Версале, помнишь ее? А второй — собственно, я думаю, что он не раб, а наемный слуга. Он настоящий великан и похож на черную гору.

Ги тут же вспомнил неприятную ночь, когда вместе с Шарлоттой возвращался домой из Трувильера.

— Очень высокий и сильный: такого гиганта я никогда не видел!

— Да, клянусь, во всем Париже подобного ему не сыскать. Их отправили в Бургундию дожидаться… гм… когда…

Ги не слушал. Он помнил человека, скрывавшегося в тени. Айша тогда отрицала, что этот черный великан ждет ее, и поспешила избавиться от Ги. Значит, это был слуга Моргона, которого прислали к ней посреди ночи. Какое сообщение доставил ей такой человек в столь поздний час?

— Как ты думаешь, у нее не было связи с Жервезом? — спросил Ги.

— Какой связи? — изумился д'Эон. — Нет, это никогда не приходило мне в голову. Шарлотта казалась мне совершенно невинной. Мари говорила, что она иногда задавала самые странные вопросы о том, что известно каждой воспитаннице монастыря. Помнишь… да, тебя ведь там не было. Несколько месяцев назад на одной вечеринке граф де Брель наклонился к ней и прошептал что-то на ухо. Я могу лишь гадать, что он говорил, но Шарлотта вдруг рассмеялась и громко сказала: «О! Так вы это имеете в виду, граф? Вам следовало сказать так с самого начала, и я сразу ответила бы “нет!”» Брель побагровел, все рассмеялись, и с тех пор он никогда не приближался к ней.

— Сначала я тоже видел ее точно такой же: наивной и неприступной. Но потом… мне не следовало допускать, чтобы она столь многое утаила от меня.

— Что ты имел в виду, сказав в тот вечер, что нет никакой маркезины?

— Ничего. Я просто был зол на себя за то, что так мало знаю о ней. — Вздохнув, он спросил: — Когда свадьба? — Шевалье покраснел, но Ги проявил настойчивость: — Говори же, и забудем об этом. Мы едем к Валери на ужин, так что закроем эту тему.

Шевалье нерешительно ответил:

— Похоже, в марте. На следующей неделе оба приедут сюда, в гости де Рувелла. Оба прибудут вместе с мадам де Графиньи; затем отправятся в Ла-Фертэ — это его имение в Бургундии. Они собираются пожениться там. Думаю, после этого они будут путешествовать, но на сей счет мне ничего не известно.

— Почему?

— В последнее время мы редко видимся с ней. После того как Шарлотта покинула отель «Люксембург», она гостит у Графиньи. Ты ведь знаешь, что мы с Мари узнаем все от старой болтуньи и больше не встречаемся с Шарлоттой, как это бывало прежде.

Решив, что узнал достаточно, Ги размышлял, в какое русло направить разговор. Надвигалась грядущая война, которую сейчас считали неизбежной, поскольку миссия Ниверне закончилась неудачей. Прибыв в Берлин, он выяснил, что Фридрих не только не собирается возобновить договор, заключенный в Экс-ла-Шапель, но уже заключил оборонительный союз с Англией, подписав Вестминстерский договор. Герцог вернулся в Версаль, потеряв союзника. Опасения Ги, что Франция все же лишится наиболее хорошо снабжаемого гарнизона в Европе, похоже, сбывались.

— Есть сведения о том, какую позицию займет Россия? — осведомился он.

— В России меня более всего обнадежило то, что вице-канцлер Воронцов готов прислушаться к точке зрения Франции, а Елизавета втайне благоволит Людовику. Конечно, канцлер Бестужев-Рюмин решительно настроен примкнуть к Австрии и Англии, поэтому мне пришлось соблюдать осторожность.

— Как тебе удалось побеседовать с императрицей?

— К счастью, я очаровал ее с самого начала. — При этом воспоминании глаза шевалье вспыхнули. — Она сделала меня своим личным чтецом. А это означало, что вечером я мог войти к ней в спальню. Только представь себе атмосферу, наполненную благовониями, пол, устланный шкурами… Императрица распустила волосы. Они все еще сохранили золотистый оттенок, но темнее моих — она указала мне на это сходство. Нет, — задумчиво произнес он, — я без труда передал ей все, что мне было велено.

— Значит, она знает, кто ты?

— Конечно. Она сама во всем разобралась, если можно так сказать. — Тон шевалье стал серьезным. — Нам неизвестно, куда Россия двинет войска, если Фридрих нападет на Австрию или на нас. Но Россия не станет действовать поспешно; возможно, она сохранит нейтралитет. Кстати, когда прояснятся обстоятельства, меня отправят туда еще раз. — Он заметил настороженный взгляд Ги. — В качестве официального секретаря настоящего посла. Таков я и есть на самом деле.

— Наверное, императрица удивится, увидев тебя.

— Я с нетерпением жду этой встречи. Жаль, что до этого нам придется иметь дело с Фридрихом и англичанами.

— Ты уже получил назначение?

— Да, когда все начнется, мне придется отправиться на север. А ты что собираешься делать?

Ги не хотел обсуждать армейские дела с д'Эоном, ибо его друг воспринимал каждый шаг высшего командования как послание от Бога.

— Знаешь, в конце концов мы будем воевать вместе с Австрией.

— Не обязательно. Пока еще ничего не подписано.

— Послушай, Фридрих пронюхал о наших заигрываниях с Марией-Терезией, и именно это толкнуло его в объятия Англии. Теперь у него с Англией заключен лишь оборонительный договор, но посмотрим, что произойдет в предстоящие несколько недель. Нас толкнут в объятия старого врага, а тот втянет нас в войну европейского масштаба. Однако мы должны воевать не здесь, а в колониях.

— Что? Ты хочешь отправиться воевать в Канаду, когда враг стоит у наших границ?

— Извини, д'Эон, но европейская драма не имеет существенного значения. Англии это известно, а нам — нет. Настоящее сражение развернется вокруг наших владений за рубежом. Надеюсь, мы не проиграем на всех фронтах с такими командирами, каких нам дадут.

Щеки шевалье порозовели.

— Только не говори мне, что ты собираешься торчать здесь, когда твоей стране грозит опасность!

— Нет, я всего лишь оставляю за собой право выбрать, под чьим командованием сражаться. Я доверяю только «Старому Мародеру». Ришелье отправляется на юг — он написал мне на прошлой неделе. Он из Тулона на кораблях переправляет армию. Ришелье не говорит куда, но я подозреваю, что армия высадится на Менорке: это жемчужина Англии, лучший порт на Средиземном море.

— Боже милостивый, неужели Ришелье собирается взять Порт-Маон?

— Меня это устроило бы, тогда мне не пришлось бы столкнуться с австрийцами. И климат там лучше, чем в той стране, куда ты отправляешься. Мой врач постоянно толкует о пользе более теплого климата, так что теперь я готов последовать его совету. Если меня настигнет пуля, то лучшего трупа не найти.

Д'Эон озабоченно спросил:

— Тебя снова беспокоит здоровье?

— Ничуть. — Ги встал. — Пошли, нас ждет ужин. И я не заставлю тебя идти пешком, мы поедем в карете, как настоящие аристократы.

Валери де Шату тщательно подобрала компанию для вечера, чтобы Ги де Ришмон не отклонил ее приглашения. Она не видела его с тех пор, как накануне Рождества он вернулся из Парижа. Ги постоянно находил предлог, чтобы не явиться. Валери пришла в недоумение и расстроилась, поняв, что ее попытка скомпрометировать Шарлотту де Нови не дала результатов. Все прояснилось, когда Валери написал Жервез де Моргон, поведал о своей привязанности к этой даме и умолял ее молчать о прошлом Шарлотты. Узнав, что у нее больше нет соперницы, Валери обрадовалась. Ее вполне устраивало, чтобы Моргон безраздельно обожал молодую женщину.

Ги наконец-то казался досягаемым, и Валери пригласила знакомых ему людей: среди них Анри Бруссара и еще одного друга Ги — виконта де Болье. Трапеза прошла оживленно; больше всех блистал остроумием д'Эон. Ги выглядел озабоченным, и меж его бровями пролегла глубокая морщина. Валери уверяла себя, что ему не по вкусу угощение или не хочется играть в карты, но сердце говорило ей совсем другое, особенно после того, как он взглянул на нее. Его взгляд выражал лишь дружеское отношение к Валери, тогда как прежде в нем светились радость и желание.

К тому моменту, как виконт де Болье невольно затронул опасную тему, Валери уже пришла в раздражение.

— Хозяева Рувелла приглашают к себе гостей на несколько дней. Баронесса молит Бога, чтобы выпал снег. Тогда все смогут покататься на санках. Они привезли из России разобранные сани, так что товар настоящий. Хозяева целый год проводят в своем имении и утверждают, что там растет все, необходимое им. Девочки искусны в музыке, на ферму любо посмотреть. В хорошую погоду баронесса чаще всего собирает травы или отправляется верхом на охоту. — Взглянув на д'Эона, де Болье добавил: — Это не ваш парижский образ жизни, но он по-своему привлекателен. Кто хочет составить мне компанию? Я собираюсь поехать туда в четверг.

Шевалье отклонил приглашение, поскольку собирался в Париж. Валери желала узнать, известно ли Ги, что среди гостей будут Шарлотта де Нови и Моргон. Заметив, как Ги стиснул зубы, она догадалась, что он это знает.

Анри Бруссар, ни о чем не подозревавший, поинтересовался:

— Кто еще там будет?

— Несколько друзей из Тура и трое из Парижа — один из них финансист, он приедет со своей невестой. Как я слышал, она очень соблазнительная итальянка, несколько месяцев назад неизвестно откуда приехавшая в Париж. Ее увел этот финансист.

— Дама, о которой вы говорите, — мой друг, — сказал шевалье, строго взглянув на де Белье.

Виконт удивился.

— Надеюсь, нет ничего предосудительного в том, когда женщину находят красивой? Все считают, что этому финансисту повезло.

— Да, но от этого выигрывает только она, — не выдержала Валери.

— Как это понять? — осведомился Ги с такой враждебностью, какой она раньше не замечала за ним.

— Будет вам, мы все знаем, кто она такая. — Голос Валери прозвучал так резко, что сидевшие за столом были обескуражены. Кроме Анри, шевалье и Ги, который твердо возразил ей:

— Как правило, людям сходят с рук бессмысленные заявления такого рода, но, баронесса, вы ведь приучили нас, сидя за вашим столом, выражаться более точно. Мы ждем, что вы скажете о женщине, не причинившей вам ни малейшего зла.

— Я говорю ради блага хорошего общества. А у хорошего общества возникли сомнения с тех самых пор, как она появилась в Париже… неизвестно откуда.

Анри прервал ее:

— Как-то неловко обсуждать даму за ее спиной. Давайте сойдемся на том, что она никому не причинила зла. Баронесса, что ждет нас на десерт?

— К черту десерт, Бруссар. Я никогда в жизни не слышал, чтобы защита звучала столь неубедительно!

Валери понимала: нужно что-то срочно предпринять. Ги редко злился, но сейчас он явно вышел из себя. Она не могла стать источником раздора, но вместе с тем, сидя за собственным столом, не желала слушать, как Ги защищает женщину, которая лишила ее надежд. Она встала, подошла к письменному столу и вернулась с письмом в руках. Валери развернула его дрожащими руками. Инстинктивно Ги тоже поднялся и смотрел на нее с противоположной стороны стола. Никто не вымолвил ни слова: все испуганно взирали на Валери.

— Давайте подведем итог, процитировав слова человека, который знает ее лучше всех. Будем судить о ней по высказываниям ее будущего мужа. Я ни в чем не обвиняю Шарлотту, но в письме Жервеза де Моргона сказано все! — Услышав ропот гостей, Валери поняла, что зашла слишком далеко. Но она уже не могла остановиться. Выбрав наиболее обидный отрывок, Валерии быстро, но внятно прочитала его:

— «Короче говоря, моя дорогая баронесса, мое счастье зависит от вашего молчания. Прежде вы, как и я, подвергали сомнению репутацию моей возлюбленной. Теперь прошу вас отнестись к ней с симпатией. Такая красивая женщина, как вы, первая отдаст должное истинной красоте другой дамы и поймет, как снисходительно сердце любящего. Если раньше моя возлюбленная широко пользовалась своими чарами, отныне она направит их только на меня. Став моей, она заставит меня забыть то, о чем мы однажды говорили с вами. Таким образом, я прошу вашего благословения. Без него я не обрету полного счастья».

Подняв голову, Валери увидела пепельно-бледное лицо Ги. Каждое слово этого письма отдаляло его от баронессы. Наконец он заговорил:

— До сих пор я не знал вас. Это письмо доказывает одно: Моргон опасается вашей злобы. Вы должны устыдиться того, что вынудили его писать вам. Еще более постыдно то, что вы предали это письмо гласности. Репутация этой дамы безупречна. А вы, — он поймал взгляд Валери, — не стоите даже ее презрения.

Ги повернулся и вышел. Валери больше никогда не увидит его. Она успела осознать это прежде, чем упала в обморок и таким образом расстроила вечеринку.

Айша прощалась с Парижем, сидя в театре вместе с двумя вершителями ее судьбы — Жервезом де Моргоном и мадам де Графиньи. Иногда она думала, что оба плетут заговор против нее, иногда ругала себя за утрату чувства реальности.

После возвращения из монастыря Айша с радостью покинула одинокий отель «Люксембург», но слуги жалели о том, что распалось их небольшое семейство. Желание Гидо наконец осуществилось — миниатюрная служанка влюбилась в него. Айша надеялась, что он будет верен ей, и, чтобы они не разошлись, попросила Мари де Рошфор найти для них место в хорошем доме. Графиня любезно выполнила ее просьбу.

Звездой сегодняшнего спектакля была Сильвия Балетти, и Айша наблюдала, как ее бывшая учительница блестяще демонстрирует все то, что преподавала ей. Чудесные глаза Сильвии сверкали при свете рампы. Теплый голос певицы завораживал зрителей. Наблюдать за ней было истинным удовольствием. Айша не хотела испортить впечатление, посетив певицу после спектакля. Именно это почему-то предложил ей Жервез, но она отказалась. Сильвия советовала Айше не совершать глупость, мечтая лишь о богатстве и забывая о настоящем счастье. Айша знала, что эта великая актриса сразу поймет, как она несчастна. Айша предпочла попрощаться с ней издали, оставаясь незамеченной в волшебной атмосфере театра.

Они отправились в путь в карете Жервеза, мадам де Графиньи сидела вместе с Эсме, ее служанкой, которая заботилась об обеих дамах. Жервез предпочел ехать верхом. Айша чувствовала себя несчастной: укутавшись в меха, она смотрела на покрытые инеем поля и старалась не слушать болтовню Графиньи.

Шато де Рувелла у Луары оказалось хорошо обставленным, и в нем кипела жизнь: будь Айша в другом настроении, она испытала бы теплые чувства к этому семейству, вкушавшему простые радости провинции. Всем гостям показали имение, включая конюшни и псарню. Айша полюбовалась хвалеными санями, гладко отполированными и украшенными колокольчиками. Барон с воодушевлением говорил о катании на санках, и вскоре Айша угадала в этом средстве передвижения «телегу, которая скользит по земле, словно веточка по воде», что предсказывала Романа. Романа, жившая на плантации, никогда бы не опознала предметы и события, с которыми Айше пришлось столкнуться во Франции.

Айша вспомнила слова Флоруса о том, что самый трудный выбор ожидает ее в тот момент, когда она увидит предметы, которые прежде лишь упоминались. Айша мрачно улыбнулась: выбор уже сделан; она страдала от этого, и не вспоминая Роману.

Собралось девять гостей, и в течение дня из Орлеана ожидали прибытия других. Жервеза и его спутников поселили в крыле с видом на декоративный пруд, окна выходили в парк, фермерский дом скрывали каштановые деревья.

В первый вечер Айша боялась спуститься на ужин, ей хотелось сослаться на усталость, но Жервез преподнес ей еще один подарок. Он явно надеялся, что она тут же наденет его. Это были ручные часы, работа искусных швейцарских мастеров, очень изящные и усыпанные бриллиантами и рубинами. Жервез, подарив их, смотрел на Айшу с восхищением, что в его понимании граничило с сентиментальностью. Поблагодарив его, Айша спустилась вниз вместе с ним. За столом ей пришлось много говорить: другие гости были из этой местности, и она вскоре поняла, что в Орлеане ее часто обсуждают. Жервез пришел в восторг от находчивости Айши и сияющими глазами глядел на нее с другой стороны стола.

Айша сообразила, что только два человека в Орлеане могли бы говорить о ней: Валери де Шату и Ги де Ришмон. Имя Валери упомянули в беседе, но гости быстро переглянулись и больше не затрагивали эту тему. О Ги не сказали ни слова, но у Айши возникло странное ощущение, что его имя все время вертится на кончике языка гостей.

Гости вставали рано каждый день — в десять часов по настоянию баронессы — и вскоре привыкли к провинциальному образу жизни. Однажды утром в ожидании прибытия новых гостей все с удовольствием проводили время дома. Перед обедом им предложили совершить короткую прогулку к озеру, находившемуся в конце парка. Траву все еще покрывал иней, и воздух дышал прохладой, однако покупки Айши — меховая шубка с высоким соболиным воротником и муфта — хорошо защищали ее. Жервез заметил, как на фоне черного меха сверкают драгоценные камни в ее ушах, и Айше показалось, будто он собирается поцеловать ее. Она застыла, но подошли другие гости, и Жервез отвернулся. Он впервые выказал желание прикоснуться к ней. Айша, содрогнувшись, подумала, что произойдет, когда он предпримет еще одну такую попытку. Настроение улучшилось, когда хозяйка дома провела всех на террасу над озером.

— Я жду прибытия других гостей; они скачут верхом из Орлеана. Виконт де Болье приедет вместе с другом. — Баронесса показала в сторону дороги на Орлеан.

Кто-то поинтересовался:

— Кто приедет вместе с Болье?

Баронесса смущенно ответила:

— Думаю, маркиз де Ришмон.

В этот момент показались гости. Айша, увидев того, кто скакал впереди, подумала, что это виконт де Болье. Приветствуя встречавших, он помахал рукой. За ним следовал Ги де Ришмон с застывшим и суровым лицом. Айша не знала, когда он заметил ее. Всем представили виконта де Болье. Он посмотрел на Айшу с любопытством, сменившимся одобрением. Ги молча поцеловал Айше руку и спокойно встретил ее взгляд. Его сдержанность испугала Айшу: ей стало трудно дышать. Почти одновременно с виконтом он поздоровался с другими гостями. Айша отступила и облокотилась о балюстраду над озером. Она была глубоко подавлена, чувствуя, как невыносимо любить его и быть в разлуке с ним, но теперь, когда Ги стоял так близко, что Айша могла коснуться его, она испытала настоящие муки. Ги, несомненно, лучше владел собой. Похоже, он не собирался никому докучать. Ги даже галантно поздоровался с Жервезом, и, наблюдая за ними, Айша с горечью размышляла о вежливых французах, способных выйти с честью из самой скверной ситуации. Эта мысль привела ее в негодование. Как только Жервез заговорил с кем-то из гостей, маркиз подошел к Айше:

— Не ожидал встретить вас здесь. — Ги впервые соврал ей. Айша знала, что он ожидал увидеть ее здесь, иначе едва ли приехал бы в шато. Он заметил ее испуг. — То есть я точно не знал об этом. Болье предложил нанести этот визит сюда, и я не устоял. — Айша заметила, что все прислушиваются к ним. — Уверен, барон доволен. Ведь зимой так мало развлечений… должно быть, приятно, когда друзья не забывают о них. — Сказав это, Ги неприятно рассмеялся, но тут же проникновенно вымолвил: — Вы никогда не были так красивы. Но мне кажется, что… — Наступила долгая пауза. — С вами все в порядке?

— Да. — Айша выпрямилась и посмотрела ему в глаза. — Спасибо. — Она заметила, что Жервез украдкой наблюдает за ней с того момента, как маркиз появился в поле зрения. — А как у вас дела, маркиз?

— Со здоровьем все хорошо, благодарю вас.

Айша подумала, не отойти ли от Ги. Баронесса, с интересом слушавшая их разговор, уловила ее движение и тут же сказала:

— При таком холоде нужно больше двигаться. А что, если нам пойти взглянуть на фонтан? Господа, здесь спуск. Помогите дамам.

Гости весело шли и дышали чистым воздухом. Баронесса оказалась перед маркизом де Ришмоном и Шарлоттой де Нови, но если она надеялась услышать секреты, то ее ждало разочарование. Эта пара молча следовала за другими. Айша не взяла своего спутника за руку, хотя понимала, что он воспримет это как пренебрежение к себе.

Напряжение стало невыносимым, но Айша опасалась, что, открыв рот, расскажет ему все. Даже то, почему плакала с того момента, как поняла, что любит его. Она почти не обращала внимания на то, что баронесса с гордостью показывала им: почти законченную плотину и белые камни фонтана в озере, где рабочие заложили фундамент и цоколь. Мраморная Андромеда лежала на спине под дубом, ожидая того момента, когда ее установят в центре постамента напротив скалы.

— Когда копали озеро, барон требовал, чтобы ее убрали. Представляете себе? — воскликнула баронесса.

— Для этого потребуется немало пороха, но справиться с этим можно, — рассудительно заметил Болье.

— Полно, виконт, виданное ли дело, чтобы губили такую прекрасную скульптуру? У барона тоже не поднимется рука. Я права, мой дорогой?

— Притворяемся, что нами движут лучшие побуждения? — съязвил Жервез, с сомнением взглянув на Андромеду.

В другой ситуации Айша опасалась бы, как бы Ги вкрадчивым голосом не отпустил какое-нибудь едкое замечание, но его застывшее лицо свидетельствовало о том, что он не расположен острить.

Гости начали снова подниматься на склон, миновали каменную беседку на вершине холма, которую рабочим вскоре предстояло снести.

— Беседка построена в греческом духе, но это, конечно, дурной вкус. Мы хотим все изменить. Мы думали, не построить ли китайскую беседку.

Остановившись у этого сооружения, все смотрели на него. Включая мадам де Графиньи, опиравшуюся на руку Жервеза. Ги взял Айшу за локоть, когда они начали удаляться от озера. Они шли последними, и те, кто ушел вперед, уже не слышали их.

— Как вы ладите с Графиньи?

Ги задал этот вопрос дружеским тоном, так что ей пришлось ответить.

— Она уделяет мне много времени. Не хочу, чтобы меня обвинили в неблагодарности к отличной хозяйке дома, но чувствую, что она шпионит за мной.

Ги с упреком сказал:

— Вы несчастны.

Айша не нашлась что ответить.

Они поднялись на вершину склона. Остальные ушли далеко вперед по выложенной гравием дорожке и уже собирались свернуть за березовую рощу. Вот-вот они исчезнут из виду. Ги отпустил локоть Айши, и они не прикоснулись друг к другу. Ей стоило больших усилий не прижаться к нему. Тогда разлука, в которой виновата она, сразу и навеки закончилась бы. Айша не сомневалась, что Ги чувствует то же самое, но не смела взглянуть на него. Ее тянуло к нему так сильно, что она не видела, куда ступает, и, когда они вышли к беседке, остановилась. Ее глаза застилал туман. Она не могла идти дальше. Айша вошла в беседку и посмотрела на Ги. Их никто не видел. Последовав за Айшой, он оказался в ее объятиях.

Первой поцелуй ошеломил их. Едва держась на ногах, они прислонились к каменному проему в стене.

Айша крепко обняла Ги за шею. Прижав Айшу к себе, он со вздохом сказал:

— Ты не любишь его.

— Нет.

Айша снова неистово начала целовать его.

Ги прильнул щекой к ее волосам:

— Ты любишь меня. Выходи за меня замуж.

— Да!

Он целовал ее лицо, шею. Тепло его тела, дыхания и слов согрели душу Айши.

— Боже! — Ги опустился на колени, взял ее руку и прижался к ней губами. — Как ты могла заставить меня так долго ждать?

— Все образовалось. — Она закрыла глаза. — Теперь больше не надо ждать.

— Какой силой он удерживает тебя?

— Это не имеет значения. Я откажусь от всего. — Когда Айша произнесла эти слова, прошлое, как тяжкий груз, свалилось с плеч Ришмона. Айша прижала его голову к своему сердцу, чтобы очиститься от остатков своей одержимости, жажды мести, фантазий о невозможном. Затем она тоже опустилась на колени.

— Почему ты плачешь? — спросил он с болью.

— Все в порядке, все прошло. Ги, скажи, ведь я не совершаю преступления, мечтая стать счастливой?

Он прижал ее к себе еще крепче:

— Ты самая странная женщина. Я хочу, чтобы ты была счастлива до конца нашей жизни. Я хочу понять тебя. Каждую частичку твоего тела. — Ги снова начал целовать ее. — Каждую частичку тебя.

Ги встал и поднял Айшу. Она стояла, прижавшись губами к его шее.

— Нужно уйти отсюда.

— Пойдем со мной сейчас же.

— Нужно уйти далеко. Жервез отомстит — он смешает мое имя с грязью. Твою жену объявят вне закона.

— Мне все равно, при условии, что ты моя. — Ги погладил ее по голове. — Мы поженимся завтра. Куда ты хочешь поехать — в Швейцарию, Испанию? — Он крепко поцеловал Айшу, обнял ее, и они пошли к шато. Айша знала: Ги чувствует, как она дрожит от радости и от страха при мысли, что станет злейшим врагом Жервеза.

Когда они дошли до маленькой рощи, Айша остановила Ги, заглянула ему в глаза и впервые увидела, что они цвета морской волны.

— Ты серьезно говоришь?

— Как ты можешь задавать такой вопрос? А ты сама говоришь серьезно?

— Я не могу жить без тебя.

— Тогда пойдем со мной.

— Нам не удастся просто так уехать. Только по одной причине. — Айша улыбнулась ему. — Я никогда не сидела на лошади. Нам придется войти в дом. Когда все уйдут, я обо всем расскажу Жервезу.

— Я больше не хочу ждать, — решительно возразил Ги.

Айша обняла его крепче:

— Я обязана ему и, отвергая его, должна соблюсти приличия. Мы в гостях — я не могу унизить Жервеза перед бароном и баронессой. Ему придется смириться с моим решением. Завтра мы собирались вместе отправиться в Ла-Фертэ. Когда мы будем проезжать Орлеан, я попрошу его оставить меня на постоялом дворе, который называется «Мученики». Оттуда я сразу отправлю тебе записку, и ты приедешь за мной.

Ги взял ее за руки:

— Почему я не могу приехать открыто? Ты собираешься улизнуть, как вор?

— Я воровка, преступница и рабыня. Ты не знаешь, на ком хочешь жениться.

— Ах, моя любимая! — Ги обхватил ее голову руками. — Пусть будет так, пообещай стать моей. Я не уйду, пока ты не дашь мне слова.

— Ты не пойдешь в дом?

— Будь проклят этот дом! Не хочу паясничать перед твоим женихом. Не волнуйся. Просто скажи, что мне пришлось уехать. Все решат, что ты дала мне отставку. — Ги снова прижал Айшу к себе. — Возвращайся в дом, а завтра приезжай ко мне. — Он вздрогнул и сказал прерывающимся голосом: — Помни, Шарлотта, я не стану ждать ни дня больше. Я не вынесу этого.

— Обещаю.

Они долго стояли, прижавшись друг к другу. Отстранившись, Ги пошел к конюшне. Айша наблюдала за ним — он остановился, обернулся на мгновение, посмотрел на нее и исчез. Она прижала руки к лицу, глубоко вздохнула и неторопливо вошла в шато.

Днем ожидался снег, поэтому виконта де Болье пригласили провести ночь в шато. Солнце село в четыре часа, и все слушали, как девушки искусно играли на арфе и флейте. Рано подали ужин, состоявший из отменных блюд, приготовленных из продуктов, выращенных на землях имения.

После того как Айша в середине дня робко сообщила, что маркиз де Ришмон уехал, все обменялись понимающими взглядами и оставили ее в покое. Даже Жервез обращал на нее меньше внимания, чем обычно. Айша обдумывала свое будущее, ибо прежняя жизнь закончилась в тот момент, когда она дала Ги обещание и, отказавшись от мести, выбрала спокойствие и счастье.

Признавшись ему в любви, она освободила себя. Айша словно умерла и вместо нее появилось новое существо, способное жить счастливо и дарить счастье другому; она стала той Шарлоттой, которую любил Ги. Она вспомнила торжественное напутствие священника, в церкви Святого Павла в Орлеане. Интересно, это ли он имел в виду, говоря о добре и зле в ее душе. Возможно, отказавшись от отчаянных размышлений о прошлом, об ужасах и несправедливости, она обретет прощение.

Больше всего Айшу пленяла мысль о Ги — в ее мозгу звучало эхо голоса любимого, она чувствовала прикосновение его теплых рук к своему лицу и телу. Она словно была во власти чар. Всякий раз, когда кто-то заговаривал с ней, Айша недоумевала, почему речь не идет о нем. Она представляла себе, как устремится ему навстречу на постоялом дворе Орлеана, обнимет и прильнет к его горячим губам. Предвкушая это мгновение, Айша вздохнула, и баронесса просияла, решив, что мадемуазель де Нови восторгается музыкальными талантами ее дочерей.

Но Айши еще предстояло выдержать борьбу с Жервезом, и, когда все отправились на покой, она велела служанке Эсме пригласить его в ее гостиную. Жервез вошел озадаченный и настороженный, и Айша почувствовала себя беззащитной. Она наблюдала, как за последние недели возросло его самодовольство: теперь ей хотелось увидеть, как отреагирует Жервез на то, что она бесповоротно отвергает его.

Жервез, заметив выражение ее лица, выказал беспокойство:

— Моя дорогая, что расстроило вас? Вы на себя непохожи: прошу вас, присядьте. — Он подвел ее к оттоманке, но Айша отстранилась от него, покачала головой и встала у окна. Встретив столь нелюбезный прием, Жервез сказал Эсме: — Вы свободны; мадемуазель де Нови скоро позовет вас. — Служанка ушла, а Жервез проверил, закрыта ли дверь. — Должно быть, случилось нечто серьезное, если вы так бледны. Умоляю вас, не забудьте, что я ваш покорный слуга. Скажите, пожалуйста, чем я могу помочь вам?

Чутье подсказало Айше, что он угадал ее намерения. Она внимательно посмотрел на него:

— Жервез, я хочу кое-что сказать вам. Но сначала должна выразить благодарность за то, что вы оказали мне честь, сделав мне предложение. Мне больно думать, что мои последующие слова… — Отрепетированные ею фразы начали рассыпаться. Жервез был сосредоточен, бесстрастен и спокоен. И тогда она продолжила: — Я не могу выйти за вас замуж. Простите меня. Мне следовало сказать вам об этом сразу.

— Почему сразу? — не моргнув глазом осведомился он.

— Я решила вам сказать об этом сейчас, чтобы не ехать завтра в Бургундию. Я пойду своим путем.

Уголки его губ опустились. Жервез не верил своим ушам. Айша заметила, что он подавил вспышку гнева — гнева богатого человека, отвергнутого нищенкой. Овладев собой, Жервез взял ее руку:

— Назовите мне причину, и я сделаю все, чтобы устранить любую преграду.

Опасаясь распалить его гнев, Айша не отняла руку и, опустив глаза, промолвила:

— Я очень ценю и уважаю вас, но не люблю. Я поняла, что не могу выйти замуж за человека, которого не люблю.

Жервез поднес ее руку к своим губам:

— Я посвящу вам свою жизнь и позабочусь о том, чтобы дать вам то, чего ни один другой мужчина не способен дать женщине. Если вы со временем не полюбите меня, я смирюсь даже с этим, только останьтесь моей женой. Я не рассчитываю на вашу любовь… я хочу лишь сохранить надежду.

— Я не могу дать вам надежду.

Он отпустил ее руку, и она отошла от него.

Жервез холодно обронил:

— Надеюсь, время восстановит ваше доброе мнение обо мне.

— Я уже объяснила, что уважаю вас, но не люблю!

— Тем не менее полагаю, что, хорошо поразмыслив, вы измените свои планы. Возможно, утром…

— Нет!

— Вы уверены, что на пути дорогих моему сердцу надежд не стоит преграда? — Карие глаза сверлили Айшу, и он явно заметил ее ложь, когда она прошептала:

— Нет никаких преград.

— Тогда прошу вас подумать об этом до утра. Вы устали, расстроены, и нам не следует обсуждать это так поздно и таким образом. — Жервез подошел к двери, взялся за ручку, остановился и продолжил совсем другим тоном: — Могу ли я попросить вас об одном одолжении, возможно, последнем?

Айша кивнула; ей хотелось, чтобы он оставил ее одну.

— Вы не откажетесь принять мадам де Графиньи? Я буду считать это любезностью с вашей стороны. Мадам Графиньи наш друг. И она очень надеется, что я буду счастлив.

Его голос дрогнул. У Айши сжалось сердце при мысли, что она не разобралась в чувствах Жервеза. Как жестоко, если она отвергает не только кавалера, но и любящего человека! А вдруг он любил ее с самого начала, но из предусмотрительности не навязывал ей своих чувств. И Айша снова ощутила горькое разочарование.

Она взглянула на свои ручные часы, которые он подарил ей. Они показывали без четверти одиннадцать: скоро все лягут спать. Если Жервез попытается осложнить ситуацию, ночью она выскользнет из шато. Она подняла глаза:

— Конечно, я приму мадам де Графиньи.

— Спасибо. Желаю вам спокойной ночи.

Жервез низко поклонился ей и вышел.

Айша ждала, думая о Ги, побеге и предстоящей жизни с любимым человеком. Она хранила его образ в памяти, как талисман, и старалась отогнать мысль о том, что многое потеряет, отвергнув Жервеза. Айша убеждала себя, что причалит к мирной гавани, за пределами которой царит хаос и свирепствует кровавая бойня. Стиснув руки, она ждала утра и молила Бога, чтобы с ее прошлым было покончено навсегда.

Исидор испытывал тревогу и смятение. Днем вернулся его молодой хозяин. Он был так взволнован, что жизнь в доме на улице Марбр в Орлеане стала невыносимой для всех. Маркиз приказал Роберу, конюху, заняться каретой и выругался, узнав, что легкая карета нуждается в ремонте. Робер, молодой кузен Мариетты, туго соображал, но умел все, и тут же приступил к делу. Мариетта и ее муж обиделись, когда маркиз, едва успев войти, заявил, что из-за них ему приходится жить в свинарнике.

Он оперся о подлокотник шаткого кресла и огляделся.

— Жить здесь невозможно. Даже не верится, что дом довели до подобного состояния.

Супруги переглянулись. Оба подумали об одном и том же. Маркиз мог прийти к такому заключению лишь по одной причине — здесь замешана женщина. Исидора гоняли из одной комнаты в другую, велев собирать вещи для длительного путешествия. Слуга размышлял, кто же эта женщина, и наконец сам маркиз подтвердил его подозрения. Пока Исидор разжигал камин, он сказал:

— Как страшна сила воспоминаний! Утром память заставила бы меня смотреть на эту комнату с болью в сердце. Сегодня вечером она кажется мне восхитительной.

Эти слова не предназначались для Исидора, но старик все понял: «Я очень хорошо знаю, о чем ты говоришь, молодой человек. Ты думаешь о той девице, которая тайком пробралась сюда прошлой весной и писала тебе все эти письма, а сейчас, став парижской дамочкой, мечтает об удачном браке. А ты из кожи вон лезешь, чтобы заполучить ее и опозорить имя Ришмонов».

Стало ясно, что причина страданий и апатии, овладевших маркизом вот уже несколько недель назад, — эта женщина. А теперь она явно подарила ему надежды. Исидор встревожился, не зная, с кем будет иметь дело в недалеком будущем: с предполагаемой самозванкой или с хозяином, снова доведенным до отчаяния.

В гостиную мадемуазель де Нови мадам де Графиньи вошла в прекрасном расположении духа. До сих пор она с удовольствием играла роль союзницы Жервеза де Моргона: ей доставляло радость быть хозяйкой в Париже, не тратя при этом своих денег. Как приятно вернуться на короткое время к старым привычкам и путешествовать со всеми удобствами. Жервез де Моргон знал, какие именно подарки приятно получить знатной женщине. Однако она сомневалась в том, что сумеет выполнить его поручение.

Мадам де Графиньи опасалась Шарлотту, умную и поглощенную глубокими чувствами. Она полагала, что только Жервез понимал их и мог управлять ими. Мадам де Графиньи говорила себе, что, если уж Жервез не знает, как справиться с Шарлоттой, едва ли это удастся кому-то другому. Она знала, что эта молодая особа не очень спешит выйти замуж и ее нужно держать в узде. Наверное, семья Шарлотты несметно богата, иначе месье Моргон не проявил бы к ней такого интереса. Мадам де Графиньи не замечала, чтобы они питали друг к другу страстную любовь. Теперь Жервез подозревал, что ее подопечная собирается незаметно улизнуть. Он попросил мадам де Графиньи что-нибудь предпринять, не постеснявшись напомнить о своих прошлых одолжениях, и говорил с ней как с участником заговора, который не имеет права выйти из игры.

Обычно от бессонницы, нервов и неприятных ситуаций мадам де Графиньи принимала настойку опия. Сегодня она тоже прибегла к этому средству. Она понимала, что самое главное — не позволить этой девушке улизнуть до тех пор, пока они не приедут в Ла-Фертэ. Как только Шарлотта окажется там, они обещаниями и лестью убедят ее вступить в брак. Она, конечно, предпочтет беспечную жизнь во Франции возвращению в забытую богом Равенну.

Войдя в гостиную, она увидела, что Шарлотта одета. Девушка сидела на кровати, и выражение ее лица свидетельствовало о том, что она не пойдет ни на какие компромиссы.

— Моя дорогая, я пришла немного поболтать с вами. Сейчас Эсме принесет нам горячий шоколад. — Мадам сама готовила напитки и оставляла их на подносе в своей комнате. Служанке оставалось лишь принести их. А пока она хотела выяснить, чего добьется с помощью убеждения. — Я знаю, какие сомнения не дают вам покоя… для молодой женщины они естественны. Ведь вам предстоит стать женой знатного человека. Муж не возложит на вас обременительных обязанностей. У Моргона есть превосходная экономка. Она ведет его хозяйство уже много лет и, полагаю, пожелает и дальше заниматься тем же. Она охотно выполнит любую вашу просьбу. На вашем месте я думала бы только о будущем муже, который очень любит вас. Уверена, он положил бы весь мир к вашим ногам.

— После того что вы сказали, я чувствую себя неблагодарной. — Эти слова, произнесенные мрачным тоном, выдавали смятение духа.

— Глядя на вас, месье де Моргон испытывает растерянность. Он не знает, что и делать. Разве он не был предупредителен? Разве он не доказал, как высоко ценит вас?

Приход Эсме избавил мадам де Графиньи от необходимости подыскивать новые аргументы. Служанка поставила поднос на низкий столик у постели, сделала реверанс и вышла.

Шарлотта вздохнула:

— Я не могу выйти замуж за человека, которого не люблю. Простите, если мои слова звучат резко.

Мадам де Графиньи подала Шарлотте шоколадный напиток:

— Теперь я понимаю, почему месье де Моргон так взволнован. Но вы же не покинете нас, моя дорогая. Дайте ему хоть малую толику надежды?

Шарлотта пригубила напиток.

— Эсме положила в шоколад слишком много сахара.

— Она поступила правильно. Я заметила, что шоколад сорта Рувелла слегка горчит. Пейте, дорогая. Я скоро уйду. Я пришла не для того, чтобы встревожить вас или испортить вам настроение. Меня постоянно мучит бессонница. Однако вечером, слушая музыку, я подумала, что сегодня засну безмятежным сном. Особенно после такого ужина — вы когда-либо ели такие сладости… или пили такое «вувре»?..

Оседлав любимого конька, мадам де Графиньи радовалась, что девушка терпеливо слушает ее.

Шарлотта выпила шоколад, поставила чашку на стол и села. Посмотрев на нее, мадам де Графиньи сразу поняла, чем она пленила этого аристократа: девушка была поразительно красива. Ее черные глаза казались бездонными, черты лица привлекали своей необычностью. Сейчас она держалась надменно, пытаясь скрыть нетерпение. Наконец Шарлотта ответила:

— Мне хотелось бы обнадежить месье де Моргона, но это невозможно. — Она встала.

Мадам де Графиньи тоже поднялась:

— Уже поздно, и мне не следовало отнимать у вас время. Я позову Эсме и попрошу ее помочь вам. Я обойдусь без служанки.

— Спасибо, мадам, и спокойной ночи. Завтра мы увидимся.

Понимая, что больше ничего не добьется, мадам де Графиньи тоже пожелала ей спокойной ночи. Когда она вошла в свою комнату, во всем доме уже стояла тишина. Мадам де Графиньи сняла одежду, надела ночную рубашку, халат и чепчик, легла в постель и окружила себя подушками. В целом мадам осталась довольна; она решила проблему Жервеза де Моргона хотя бы на эту ночь и надеялась снискать благодарность.

Когда Жервез вошел к ней, она поведала ему обо всем и заключила рассказ словами:

— Шарлотта ни словом не обмолвилась о том, что собирается бежать сегодня или завтра. Думаю, она поедет с нами в Ла-Фертэ.

— Разумеется, убежав отсюда, она совершила бы оплошность. К тому же ее никто не сопровождает. Шарлотта не пыталась убедить вас уехать вместе с ней?

— Нет. Она знает, на чьей я стороне.

Мадам де Графиньи опустилась на подушки и улыбнулась Жервезу.

— Я рад, что хоть кто-то счастлив. Сам я испытываю адские муки. Я также подозреваю, что наш прекрасный маркиз скоро явится сюда и постарается увести у меня из-под носа капризную невесту.

— Вы шутите!

— Могу поклясться, что она мечтает о чем-то подобном.

— Боже, как вы поступите, если такое случится?

— Спущу на него собак Рувелла.

Мадам де Графиньи снова улыбнулась:

— Вы говорите как настоящий влюбленный, месье де Моргон!

— Спокойной ночи, — сказал он и вышел из комнаты. Мадам де Графиньи повернулась на бок и устроилась удобнее, надеясь заснуть. Пусть Жервез бодрствует — она свое дело уже сделала.

В шато де Рувелла все спали, кроме Айши и Жервеза, который расположился на оттоманке напротив двери ее комнаты и был начеку. Над садами и парком холодное зимнее небо; под ветром гнулись ветви дубов, вязов и кедров.

Прежде чем лечь, Шарлотта отодвинула занавески и окинула взглядом сад. Шел редкий снег. Она думала о Ги, зная, что и он не спит, ожидая ее в старом доме. Шарлотта представила себе, как завтра он получит письмо и бросится к постоялому двору. В том случае, если ей удастся убедить Жервеза отпустить ее.

Она опустила занавески и забралась в постель. Опасность, исходившая от Жервеза, казалась осязаемой, будто проникала к Шарлотте сквозь мрак. Завтра предстоит битва. Наверное, Жервез откажется выполнить ее просьбу — тогда она сделает вид, будто согласна поехать с ним, затем выпрыгнет из кареты и бросится бежать по узким улицам Орлеана.

Шарлотта свернулась под одеялом и мысленно вернулась к тому дню, когда встретилась с Ги после головокружительного бегства через весь город. Шарлотте хотелось бодрствовать, строить планы и думать о человеке, которого она любила. Однако когда в ее памяти воскресли окна постоялого двора, где началась эта авантюра, картина резко изменилась. Снег медленно падал на площадь, засыпая людей и мостовые. Она подбежала к двери постоялого двора и бросила свой багаж в сугроб, когда дверь открылась, приглашая ее в мир блаженства. Затем Шарлотта улеглась на постель из снежинок, и все исчезло.

Рано утром служанка Эсме раздвинула занавески, чтобы осторожно разбудить мадемуазель де Нови. Месье де Моргон, страшно усталый после бессонной ночи, сообщил Эсме, что хочет поскорее отправиться в Бургундию. Айша открыла глаза, увидела серую комнату и ощутила тупую боль в висках.

— Мадемуазель, надеюсь, вы чувствуете себя хорошо?

Айша снова закрыла глаза.

— Я все еще в Рувелла?

— Ну конечно, мадемуазель. Вам что-нибудь нужно?

— Пока нет. Я еще немного посплю. До тех пор, пока… разве я вечером не уехала? Сегодня?

Шарлотта вдруг села и пристально взглянула на служанку. Пухлое лицо Эсме испугало ее, хотя она не понимала причину этого страха.

— Да, мадемуазель. Полежите еще немного, потом я вернусь и одену вас. Месье де Моргон хочет поговорить с вами, перед тем как вы спуститесь к завтраку.

Айша подчинилась мягкой руке, которая легла на ее плечо, и опустилась на кровать. Она чувствовала себя усталой. Кроме того, Айша испытывала напряжение еще более неприятное, чем головная боль. Она хотела докопаться до причины этого ощущения, но вспомнила лишь то, что любит человека, за которого не сможет выйти замуж, а помолвлена с тем, кого не любит! Этого вполне достаточно, чтобы чувствовать себя несчастной в холодное зимнее утро. И тут Шарлотта вспомнила визит мадам де Графиньи, мучительный разговор с Жервезом, скучный вечер, на котором музицировали и разговаривали. А до этого была короткая встреча с Ги, которая, возможно, изменит ее жизнь.

Одевшись, Шарлотта попросила Эсме пригласить Жервеза. Она встала у окна и смотрела на дверь, желая увидеть, с каким выражением лица войдет ее жених.

Жервез был бледнее обычного, но спокоен. В глазах его горел тот же огонь, какой она впервые заметила, когда он показал ей Флоруса и Ясмин. Это был огонь властолюбия.

— Я же сказала, что не выйду за вас замуж! К чему этот разговор? — сразу начала Айша.

— Сказав это вчера, вы неверно оценили свое положение. Вы вообразили, будто вольны действовать, как вам заблагорассудится. — Закрыв за собой дверь, Жервез приблизился к ней. Как ни странно, физически Айша не боялась его. Его власть над ней объяснялась иными причинами. — Извините за резкость, но вы меня вынудили к этому: у рабыни нет прав. Если вы попытаетесь выйти за другого человека, мне придется сообщить обо всем властям и потребовать, чтобы вас вернули моему кузену как его законную собственность.

Губы Айши задрожали, и она, не подумав, ответила:

— Мы уедем из этой страны. Никто не сможет остановить нас. — Вспомнив лицо и голос Ги в тот момент, когда он обещал, что они уедут вместе, она крепко прижала руки к глазам. Опустив их, она снова заговорила: — Прошу вас сегодня утром отвезти меня к постоялому двору под названием «Мученики», и там мы попрощаемся. Я не поеду с вами в Ла-Фертэ.

— Ага! Он ждет вас там? Напрасно, туда вы никогда не поедете! — Айша сделала шаг к двери, но Жервез опередил ее и взял за руку. — Не делайте глупостей: ваше место рядом со мной.

— Отпустите меня!

— Куда? В Орлеан? Но никто, кроме меня, не повезет вас туда. Во всяком случае, я могу устроить так, что полиция явится к нему раньше, чем вы.

— Что вы хотите этим сказать?

Жервез отпустил ее руку, уверенный, что сейчас она не покинет комнату.

— Стоит вам только взглянуть в его сторону, и я дам знать властям, какую вредную литературу он публикует в последнее время. На сей счет у меня вполне достаточно доказательств. До сих пор я молчал, поскольку одно его произведение явно связано с вашей личной жизнью, и мне хотелось пощадить вас. Но посмейте только разозлить меня, и весь мир узнает о вашем позоре и его крамольных писаниях. А на этот раз одним годом он не отделается. Я слышал, что за последнюю работу этому автору готовы вынести смертный приговор.

Выражение ее глаз говорило о том, что это правда: у Жервеза хватит сил уничтожить их обоих, и он выполнит свою угрозу, если Айша не подчинится ему. Ее замешательство сменилось отчаянием.

— Жервез, к чему это? Почему вы решили жениться на мне?

— Я уже говорил вам о своих чувствах, хотя и знаю, что они не трогают вас. Я также объяснил и другую причину: мы вместе должны позаботиться о том, чтобы моего кузена постигла та судьба, которую он заслуживает. Разве вы не понимаете, что это связывает нас? Вам не обойтись без меня… а мне — без вас. Примите меня как неизбежное зло, Шарлотта. Согласитесь на этот брак. Только я смогу исполнить ваши желания.

Айша вспомнила слова Романы: «Тебе суждено встретить мужчину. Ты отвергнешь его, но если станешь отвергать его слишком часто, то не сможешь вернуться». Айша опустила голову и закрыла глаза. Она решила отвернуться от Мартиники, от своего народа, но в это мгновение, полного крушения надежд, когда Жервез поставил ее в безвыходное положение, у нее в ушах снова зазвучали голоса прошлого. Они говорили, что ее дом и судьба — Мартиника. Они напомнили Айше, что все ее поступки, кроме нескольких минут, проведенных в объятиях Ги, совершены ради тех, кто остался в «Каскадах».

Она не получит Ги: Жервез позаботится об этом. Оставалось либо уйти от Жервеза и дать ему погубить себя, или же вступить с ним в брак по расчету. Тогда их объединит одно — ненависть к общему врагу.

Айша подняла голову, ощущая тошноту и слабость. Жервез взял ее за руку. Он молчал и, не проявляя никаких эмоций, ждал ее ответа. Айша сказала:

— Я согласна.

Жервез подвел ее к постели:

— Вам следует отдохнуть перед завтраком.

С этими словами он ушел.

Потрясенная Айша села. Время от времени у нее на глазах выступали слезы. Она поняла, что, вообразив, будто ей удастся перехитрить Жервеза, совершила самую большую оплошность в своей жизни. Чрезвычайно бдительный, он не собирался терять свою власть над ней.

Ги всю ночь не сомкнул глаз. Подъехав к постоялому двору «Мученики», он снял комнату наверху и позавтракал у окна, выходившего во двор. Здесь Ги ждал все утро, думая только о той, кого надеялся скоро увидеть. Слишком взвинченный, чтобы есть, он совершил долгую прогулку. На улицы Орлеана падал снег и быстро превращался в слякоть под копытами лошадей и тележками торговцев, ехавших на рынок. Снег припорошил крыши домов, и они сверкали белизной. Ги убеждал себя, что Айша придет, и, вернувшись, он найдет ее на постоялом дворе. Ги долго ходил под открытым небом, хотя и дрожал от холода. Он тешил себя мыслью, что ее появление вознаградит его за страдания.

Но Айши на постоялом дворе не было.

Ги поехал домой, все еще уповая на то, что его ждет записка. Ничего не обнаружив, он тут же послал Исидора в шато поблагодарить хозяев Рувелла за вчерашнее гостеприимство и навести справки о мадемуазель де Нови. Когда Исидор вернулся с известием, что месье де Моргон и дамы рано утром уехали в Бургундию, Ги вошел в библиотеку и затворил дверь.

Ближе к вечеру к нему пришел гость. Ги пригласил его в библиотеку, откуда не выходил после возвращения домой. От слишком долгого пребывания на холоде у него разболелась голова, и Исидор неодобрительно ворчал, пытаясь уговорить хозяина поесть и лечь спать. Когда старик пошел за Анри Бруссаром, Ги оглядел комнату и заметил, что она выглядит непривычно аккуратной.

Объявили о приходе Бруссара.

— Боже мой, ты выглядишь ужасно!

— Спасибо. Едешь в Париж?

— Да, герцог на следующей неделе занят иностранными делами. Угадай, кого я видел, проезжая этим утром через город?

Что-то в выражении лица Бруссара насторожило Ги. Когда прозвучал этот вопрос, лицо Ги выразило растерянность и нежелание обсуждать эту тему. Ги понял, что следующее сообщение будет сделано ради его же блага. Его друг явно встревожен, если приехал нянчиться с ним.

Не получив ответа, Бруссар продолжил:

— Я встретил мадам де Графиньи и мадемуазель де Нови; обе направлялись в новое имение Моргона. Графиньи поведала мне, что свадьба состоится через несколько недель в часовне шато.

Ги мог бы спросить, ехал ли с ними Моргон, как выглядела Шарлотта, что она сказала, но любой ответ оставил бы его в том же состоянии беспомощности, в каком он пребывал после возвращения Исидора из шато Рувелла. Ги встал, уронив на пол стакан, стоявший на подлокотнике кресла, и выругался, когда тот разбился вдребезги. Ногой он отшвырнул осколки и уставился на огонь, положив руки на каминную полку.

— Как ненадежно ты всегда ставишь стаканы, — упрекнул его Бруссар. — Наверное, ты уже разбил не один десяток.

— Снег еще идет?

— Нет. Разве ты не смотришь в окно? Мне казалось, что ты выходил из дома — ты ведь оделся именно для этого. Чем ты в последнее время занимаешься?

— Преследовал мадемуазель де Нови, но не получил вознаграждения за свои старания.

— Как жаль! — воскликнул Бруссар. — Я имел в виду, что мне жаль тебя. Но если все взвесить, думаю, тебе лучше держаться подальше от нее.

— Это не в моей власти! — Ги ужаснулся, заметив, как дрогнул его голос, потер лицо и продолжил: — Мой друг, я знаю, сколь тщеславен человек практического склада ума: несмотря на множество доказательств, я все еще не смирился с мыслью о том, что женщина может предпочесть мне другого.

— Я никогда не встречал такого непрактичного человека, как ты. Ты ошибаешься — я уверен, что она предпочитает тебя. Но, — Бруссар поднял руку, заметив, что Ги хочет возразить, — она выбрала его своим мужем. Будь ты практичен, то все сразу понял бы: Моргон именно тот партнер, который ей нужен. Не знаю, как объяснить ее выбор, но готов сделать несколько предположений.

— Прошу тебя.

— Конечно, ты помнишь, как мы впервые встретились с ней в этом доме. Не отрицай это, у меня есть глаза. С тех пор она стрелой взлетела вверх по общественной лестнице. Однако откуда она взялась? Ниоткуда. Она будто с неба свалилась. Ги, она авантюристка.

Бруссар впервые за все время их дружбы назвал его по имени, и это не позволило Ги ответить ему колкостью. Внимательно посмотрев на Бруссара, он понял, что тот озабочен и предан ему. Опустив голову, Ги ждал, что тот скажет.

— К тому же нам неизвестно, давно ли она знает Моргона. Видно, они понимают друг друга. Любви тут нет, убежден, но между ними существует тайный сговор. В одном оба похожи, в этом нет сомнений… он тоже авантюрист.

Ги прислонился к каминной полке и подавил желание ударить Бруссара.

— Продолжай. Теперь я готов выслушать все остальное.

— Моргон осмотрителен, богат и становится еще богаче… но нам это уже известно. Несмотря на свое происхождение, он высоко поднялся в казначействе, но сам так не считает. Это опять-таки легко понять. Но Моргон причиняет нам беспокойство в других отношениях. Никто в этом особо не разбирается, однако хотелось бы узнать подробности о некоторых его торговых сделках.

— Никогда не слышал, чтобы Моргон занимался торговлей.

— Он это не афиширует, особенно в Париже. Он торгует преимущественно рабами, хотя у него есть и другие интересы.

— Он работорговец? — изумился Ги.

Бруссар поднял голову:

— Садись, иначе упадешь в камин. Да, он занимается этим, по крайней мере уже три года.

Ги опустился в кресло:

— Она не может не знать этого!

— Не исключено, что знает. Но это вряд ли считается преступлением: нас беспокоят его связи с англичанами. Думаю, месье де Моргон не так щепетилен, чтобы печься об интересах своей страны.

Ги почти не слушал его. Он вспомнил, как Шарлотта, охваченная ужасом, однажды призналась в том, что она рабыня. Трудно представить себе, что она доверила свою жизнь работорговцу.

Анри продолжил:

— Неделю назад мы услышали об одной неприятности, которая сильно затрагивает Министерство иностранных дел. Моргон одержим идеей отомстить своему ближайшему родственнику, плантатору с Наветренных островов. Пару месяцев назад этот родственник зафрахтовал судно, направлявшееся к островам Карибского моря, но у него возникли трудности с его страхованием, хотя судно было битком набито чернокожими рабами. Видно, англичане точно знали, где ждать это судно. Они легко обнаружили его, отвели в Каролину, где, без сомнения, заработали приличную сумму. Плантатор потерял свой груз и вряд ли получил за это компенсацию.

— И что дальше? — устало спросил Ги.

— Англичане явно ждали это судно, ибо выслали ему навстречу три военных корабля. Но это не самое главное. Это судно с рабами эскортировал французский боевой корабль… ты же знаешь, что в последнее время военно-морской флот старается защитить нашу торговлю. Французский военный корабль расстреляли в упор, и он утонул вместе с экипажем. Вряд ли нужно говорить о том, что в военном министерстве подозревают, что наш военно-морской флот используется для извлечения частной прибыли.

— Ты можешь доказать, что Моргон снабдил англичан информацией об этом?

— Пока нет. Но мы не спускаем с него глаз. Он из тех людей, которые представляют опасность для Франции накануне военных действий.

— Не хочешь ли ты сказать, что он изменник?

— Он себя не считает изменником. Моргон принадлежит к числу негодяев, которые указывают на произведения вроде твоих, разглагольствуя о том, что их авторы порочат корону и славу Франции. В то же время сам он будет проворачивать выгодные для себя дела. Даже если из-за семейных распрей придется отправить на гибель сотни людей. У него нет никаких принципов, он преследует только собственные интересы. В этой любовной… в этой связи с мадемуазель де Нови, должно быть, также кроется какой-то взаимный интерес, иначе, полагаю, Моргон метил бы гораздо выше. Целеустремленный человек просто так не свяжется с неизвестной женщиной. Я не считаю ее наивной. Уверен, она знает, что задумал Моргон.

— Нет! Как она вышла бы за него замуж, если…

— Мой друг, ты не веришь, что люди женятся ради выгоды? Оглянись вокруг. И если бы ты не был столь романтичен, я бы посоветовал тебе не отчаиваться: она, скорее всего, припасла тебя для будущего, когда станет уважаемой женщиной.

— Ты сказал достаточно, черт бы тебя побрал! Мне хочется услышать нечто большее, чем твои дьявольски циничные слова.

— Боже праведный, разве ты не понимаешь, что я предостерегаю тебя? Я не утверждаю, что Моргон воспользовался ею, чтобы шпионить за тобой, но в последнее время он явно проявляет странное любопытство к твоей деятельности. Ему ничего не стоит донести на тебя и на суде продемонстрировать верность Франции, тем более что он сам не без греха. Если ты хотел узнать мои главные аргументы против связи с этой женщиной, то ты услышал их.

Ги закрыл глаза, пытаясь разобраться в том, что услышал. В его сознании возникли две Шарлотты: капризная, вдохновенная подруга, наконец признавшаяся, что любит его и изображенная Бруссаром хитрая, безнравственная женщина, действующая в сговоре с Жервезом. Ги вспомнил сцену в библиотеке Кавиньяка. Именно там Шарлотта призналась в том, что она рабыня. Ги опустился на спинку кресла.

— Бруссар, ты видишь ее не так, как я. Шарлотта полна противоречий, но она не такое убогое существо, каким ты изображаешь ее. Все бесполезно — я люблю ее. Я пойду тебе навстречу только в одном — не женюсь на ней. Он сама позаботилась об этом.

Ги с удивлением почувствовал, что рука Бруссара легко коснулась его плеча. Тот встал, и в его обычно ироничном голосе прозвучала нежность.

— Я оказался не очень приятным гостем. Извини. Видно, ты простудился, когда выходил из дома. Почему бы тебе немного не отдохнуть? Нет, не вставай. Исидор проводит меня.

Они пожали друг другу руки, и Бруссар вышел.

Ги сидел в кресле, опустив руки на подлокотники. У него возникло ощущение, будто он раздвоился. Он пытался понять, почему Шарлотта не пришла на постоялый двор, но теперь необходимость в этом отпала. Ги пришел к выводу, жестокому, но простому: она снова передумала и выбрала Моргона. Ги все еще верил, что Айша любит его: он не мог забыть ее глаза, губы, голос, когда она произнесла эти чудесные слова. Но у Айши все же были причины предпочесть ему Моргона. Ги не мог отказать ей в праве еще раз сделать такой выбор.

Он помнил, как она плакала, сказав, будто ради него откажется от всего, что ей предложит этот человек. Ему следовало знать цену этим слезам, ведь она вполне могла не сдержать своего обещания. Ги долго плакал. Он старался подавить рыдания, прижав руки к лицу, но из этого ничего не вышло, и у него начался приступ кашля, а затем он почувствовал резкую боль в груди. Стиснув зубы, Ги ждал, когда утихнет боль.

Потом он сидел с закрытыми глазами, перебирая в памяти все, что сказал Бруссар. Его друг прав: он должен смириться с тем, что Шарлотта сделала выбор, который устраивает ее. Однако Ги никак не мог смириться с тем, что она предпочла ему Моргона, отлично зная, кто он такой. Бруссар, почти незнакомый с Шарлоттой, не утверждал, что понимает ее. Бруссар не обнимал ее, не слышал ее признаний, не участвовал в решающих моментах ее жизни, которые сейчас вплелись в ткань жизни Ги. Возможно, она не желает, чтобы Ги стал ее мужем, но как друг он мог оказать ей последнюю услугу. Вызвав Исидора, Ги сказал:

— Сходи к аптекарю и попроси у него лекарство, которое поможет мне уснуть.

Исидор с облегчением вздохнул:

— Месье, у нас есть такое лекарство.

— Хорошо. Тогда узнай, в котором часу завтра уходит дилижанс, и закажи два места: ты проводишь меня до Осера. — Заметив изумление Исидора, Ги понял, что тот хорошо знает, кто остановился рядом с Осером. — И избавь меня от своих нравоучений.

— Месье, я не могу молчать, когда вы совсем не считаетесь со своим здоровьем, — дрожащим голосом возразил старик.

Ги посмотрел на него:

— Ты ведь уже давно убедился, что я совершил немало глупостей.

— Месье, с вас хватит глупостей.

— Исидор, позволь мне совершить еще одну. Я увижусь с ней в последний раз.

Признавшись в своей слабости, Ги с удивлением обнаружил, что Исидор больше не возражает. Решив, что старик успокоился, Ги встал с кресла и собрался уйти. Однако он добрался лишь до выхода из салона. У него начался очередной приступ боли, на этот раз более сильный. Ги затаил дыхание и прислонился к стене.

Внезапно встревоженное лицо Исидора стало неясным, а перед глазами Ги блики света отплясывали дикий танец. Обессилев, он вцепился в плечо старика. Исидор позвал Мариетту. Если Ги не хватает сил подняться по лестнице без посторонней помощи, ясно, что о поездке в Осер и речи быть не может. Ги не мог даже написать ей — что толку писать, если Айша не удосужилась прислать ему записку и объяснить, почему не выполнила свое обещание? Молчание — самое действенное средство, позволяющее удержать его подальше от себя. Ги казалось, что он знает, какие страдания все это причиняет ей — страдания не меньше тех, которые испытывает он.

У Ги не было сил что-либо предпринять. Оставалось лишь лежать больным в доме, ставшим тюрьмой. Она же за это время выйдет замуж и станет возлюбленной другого.