На открытых колёсах

Глава 2

Суббота, 16 мая 2015, Ахвенисто (Финляндия)

Только я вылез из болида, как меня моментально окружили люди. Подняв забрало визора и стягивая шлем вместе с перчатками, я получил несколько секунд на то, чтобы украдкой рассмотреть всех и послушать, что они будут мне говорить.

– Ну ты и напугал нас, Миша! – сказал парень лет двадцати семи в серо-синей толстовке с логотипом нашей «команды». Скорее всего, прикреплённый ко мне гоночный инженер.

Повезло. Меня закинуло в тёзку. Ещё бы отчество узнать и прочие паспортные данные…

– Машине сильно досталось? Проблемы после происшествия возникали? – это уже мужчина постарше, такой же светловолосый, но со щетиной на подбородке. Механик?

– Тормоза как будто плохо работали, – ответил я, снимая одной рукой насквозь пропотевший подшлемник. Другой я в это время зажимал под мышкой свой шлем. – Пришлось менять тактику пилотирования… Да и зеркало вон куда-то подевалось…

– Ладно, разберёмся…

– Ты как, в порядке? Ничего не болит? – наклонился ко мне с встревоженным видом, обхватив меня за плечи, лысоватый полный мужчина в возрасте за сорок.

Он единственный из троих был не в командной форме, а в простой кожаной куртке, из-под которой выглядывал белый воротник рубашки. Видать, на свежем воздухе было холодновато.

Кто это? Если он не из персонала, то…

Может быть, это отец Жумакина?

На слове «болит» моя рука рефлекторно потянулась к голове, и это не ускользнуло от его внимания.

– Пошли, тебя врач осмотрит, – сказал гипотетический папа и, положив ладонь мне на плечо, повёл меня куда-то в глубь мешанины строений.

Тот, кого я определил по виду как гоночного инженера, отправился вместе с нами. Механик остался около болида; к нему подбежали ещё двое, и они сообща покатили машину к трейлерам.

– Кто победил-то хоть? – обернувшись, спросил я у «инженера».

– Хуовинен. За ним Нико Кари и Атоев. Ты десятым пришёл. Поздравляю с первым набранным очком в копилке, – улыбнулся парень.

Я выдохнул с облегчением и на секунду даже прикрыл глаза. Глодавшая меня неизвестность вмиг улетучилась большей своей частью.

Если гонку, как и в «моём» варианте прошлого, выиграл финский пилот Алексантери Хуовинен, то наиболее верной является теория о том, что меня всунули сюда в дополнение к пятнадцати «стандартным» участникам. И то, что я по тем или иным причинам прошёл шестерых и финишировал десятым, косвенно это подтверждает.

Хотя бы не последним буду завтра стартовать. А каким я (точнее, не я, но вы поняли, о чём речь) был сегодня в квале?..

Скоро мы дошли до небольшой белой палатки. Мои сопровождающие остались снаружи, а я неуверенно открыл белую же пластиковую дверь и заглянул внутрь.

Врач, немолодой сухопарый человечек, меня уже ждал. Похоже, ему сообщили об инциденте или он сам увидел произошедшее в прямом эфире и приготовился оказывать мне помощь. Но моё решение закончить гонку заставило его отложить осмотр до настоящего времени.

– Заходи, Миша, садись. Голова болит? – спросил он, ощупывая в перчатках мою макушку.

– Есть немного… – поморщился я.

Его прикосновения заставляли череп «аватара» ныть посильнее.

«Но не так сильно, как после тридцати шести часов аврального написания кода», – мысленно усмехнулся я.

– Тошнота, нарушения зрения, головокружение есть?

– Нет вроде…

Я почти не врал: закружилось всё только в первый миг, когда я вылез из кокпита, сейчас это практически не ощущалось.

– Удивительно: после такого удара – и нет сотрясения… На, держи.

Он оставил мою голову в покое, положил на стол две таблетки анальгина и пододвинул ко мне бутылку с водой. Я, не задумываясь, принял лекарство, и врач стал светить фонариком мне в глаза.

– Из-за чего паника? Ну приложился разок, бывает…

– А ты на шлем свой посмотри, – ответил доктор, как-то странно на меня глянув.

Я перевёл глаза на элемент защитной экипировки, которую перед тем не глядя положил на стул возле себя, и еле сумел сдержать удивление.

По верхней части шлема проходила довольно-таки глубокая царапина, а на макушке с поликарбоната и вовсе содрало краску. Видимо, удар Жумакина на трассе был сильнее, чем мне показалось изначально.

«А вдруг, – неожиданно подумал я, – меня выкинуло в него как раз потому, что сам он… того?.. Но нет, тогда бы и я не выжил… Значит, просто вырубило… А что, если его, наоборот, перенесло в меня-прежнего?..»

Врач истолковал то, как я менялся в лице, по-своему.

– Теперь видишь? Тебя же после вылета в том повороте буквально чиркнуло головой по бортику, странно ещё, что у болида ничего не отвалилось…

Он осёкся и взглянул на меня более настороженно.

– А ну-ка давай память проверим. Тебя как зовут?

«Началось…» – обречённо вздохнул я и ответил:

– Михаил Жумакин.

– Отчество?

– Юрьевич, – выдал я первое пришедшее на ум предположение.

– Ну, это ты помнишь. – («Угадал!!!») – Дата рождения?

– Э-э… Девяносто девятый год? – навскидку сказал я.

– Та-ак… – протянул врач, и мне почудилось в его тоне что-то недоброе. – Полные имена твоих родителей? Круг, на котором тебя вынесло к ограждению? Серия и номер паспорта?..

Я, потупившись, молчал.

– Амнезия, – кивнул доктор своим, очевидно, подтвердившимся мыслям. – Помнишь момент непосредственно перед ударом или сразу после?

– После.

– Ретроградная, стало быть… но чтоб настолько сильная! – Он изумлённо покачал головой. – Как управлять машиной, однако, ты не забыл. Всё это очень странно… и немного пугает. Пойми: то, что произошло сегодня, весьма серьёзно – и непременно аукнется тебе совсем скоро, если ты не начнёшь лечение. Поэтому, я считаю, на какое-то время о гонках придётся забыть. Вероятно, надолго. Извини, но я вынужден рассказать обо всём твоему отцу. В конце концов, он твой родственник и имеет право знать…

Он направился было в обход меня к двери, но я, не двигаясь с места, выкинул в сторону руку и поймал его за рукав.

– Не говорите ему, – сказал я самым твёрдым тоном, на который в прежней жизни был способен Шумилов. – Я сам скажу… когда придёт время. Дайте мне шанс. Я постараюсь вспомнить… всё, что смогу. Пожалуйста.

– Прости, но я должен…

Я сильнее сжал рукав его белого халата, поднял голову и посмотрел ему в глаза. Не умоляюще, нет. Скорее, взглядом обещая вырвать ему ноги и затолкать кое-куда, если он совершит задуманное.

Через десять секунд он сдался.

– Ну… ладно. Это, конечно, нарушение и всё такое… – Он скривился, будто от горького вкуса, и вернулся за свой стол. – Дай мне слово, что будешь вести себя осторожно и твоя амнезия не приведёт к более серьёзным последствиям, нежели мы имеем сейчас. Но рано или поздно твои родители всё равно об этом узнают…

– Я постараюсь сделать так, чтобы это прошло безболезненно и для них, и для меня. Гонки для меня – святое. Отлучение от них будет сродни вскрытию вен. На воздухе, тупым скальпелем и без анестезии.

– Надеюсь, ты уже почти взрослый и адекватный человек и понимаешь, о чём говоришь. В любом случае после возвращения в Москву ты обязан будешь пройти полное обследование. Включая КТ мозга. Ведь, по моему глубокому личному убеждению, здоровье и ясный ум важнее каких бы то ни было гонок. Даже «Формулы-1», что уж говорить о твоём нынешнем турнире. Впрочем, ты волен считать, как хочешь. Иди, но чуть что – немедленно обращайся ко мне.

– Вас понял, шеф, – хмыкнул я, поднялся со стула и, забрав шлем и всё в него засунутое, пошёл к выходу.

С большой вероятностью врач в это время укоризненно качал головой, глядя мне вслед.

Но мне-то какая разница?

– Ну, что он сказал? – спросил у меня «инженер», как только я вышел из палатки.

– Да нормально всё: сотрясения нет, ушиб разве что… Дал пару таблеток, скоро всё и пройдёт.

– Ладно, тогда жду тебя. Автобус отправляется через час, – сказал парень и, хлопнув напоследок меня по плечу, пошёл вдоль ряда трейлеров и палаток.

Мы остались вдвоём: я и человек, который, кажется, и в самом деле являлся отцом Михаила Жумакина.

– Давай отойдём куда-нибудь: тут как-то шумно… – сказал Юрий Жумакин. – Я хотел бы с тобой кое о чём поговорить.

– О чём? – спросил я, пока мы шли к внутренней стороне ограждения трассы.

Этот разговор мне уже начинал не нравиться.

Мы встали у бортика, положив на него руки, и я пристально посмотрел отцу в лицо.

Да. Отныне Жумакина-старшего надо называть только так. Наверное, у моего «аватара» с ним были достаточно хорошие отношения, и разрушить их своим изменившимся поведением было бы с моей стороны по меньшей мере недальновидно.

Но, возможно, однажды это окажется неизбежным.

– Знаешь, Миш… – начал он, глядя на пустую сейчас старт-финишную прямую с чёрными линиями следов от шин. – Я долго откладывал эту нашу беседу, считал, что всё обойдётся и с тобой ничего не случится… но я думаю, что тебе пришла пора здраво взглянуть на ситуацию. Может, для тебя будет лучше… оставить гонки?

Я молчал. Меня как обухом по голове ударили – в придачу к тому соприкосновению с бортиком.

Ладно – врач об этом заговорил, а тут… один из самых близких людей. Как я вам всем мешаю своими гонками-то?..

– Понимаю: тебе неприятно это слышать, ты увлекался автоспортом с самого детства, но… Неужели ты не видишь, как это всё рискованно? Поверь, я забочусь исключительно о твоей безопасности, а то, не ровён час, всё может обернуться в следующий раз и похуже… К тому же, гонки отрывают тебя от учёбы, а у тебя ведь контрольные, экзамены на носу… Дальше, совмещать всё это будет ещё труднее. Да и карьера не бесконечна. Что, если тебе придётся уйти в двадцать пять? Чем будешь заниматься оставшуюся жизнь? В автошколе инструктором работать?.. А если закончишь нормально университет, сможешь найти хорошую работу и обеспечить себе материальную независимость…

– Ничего ты не понимаешь, – ответил я, отвернувшись от него к серому полотну трека. – Тебе кажется, что гонки – это всего лишь увлечение, от которого реально отказаться под давлением обстоятельств. Но, во-первых, для меня это давление далеко не такое сильное, как для тебя. Одна авария, да ещё и обошедшаяся без особых последствий, не повод для того, чтобы рубить сплеча и губить всё вот так, с маху. Ну а во-вторых – самое главное, – для меня гонки – это жизнь. Ни больше ни меньше. Станешь отрицать, что я уже кое-чего тут добился и при дальнейших удачных выступлениях смогу продлить свою карьеру минимум лет до тридцати, а то и до сорока, как Шумахер? – (Чуть было не сказал «как Кимми Хяйккёнен», но вовремя вспомнил, что в этом времени финский ветеран «Ф-1» на несколько лет помоложе.) – И если я пробьюсь наверх, то на определённом уровне вопрос о денежном обеспечении отпадёт сам собой. Я смогу заработать столько, что мне хватит в России на оставшуюся жизнь… заработать тем, от чего получаю удовольствие. Это мой шанс, и я твёрдо намерен его использовать.

– А если не пробьёшься? Что тогда? Учти, до старости я содержать тебя не стану…

– А я об этом и не прошу. Дай мне пройти до конца текущий сезон, чтобы я мог показать тебе, что в гонках у меня есть будущее. А там и поговорим.

– Хорошо. Но, если ты не войдёшь в пятёрку лидеров по итогам чемпионата, я полностью прекращу финансирование твоего увлечения. Справляйся дальше сам, как сможешь.

– О, да вы бросаете мне вызов, сэр? – фыркнул я. – Значит, спорим на то, какое место я займу в «Ф-4»… Считай, что вызов принят. Я сделаю всё, что будет в моих силах. И даже больше…

– Что тебе на самом деле врач сказал? – внезапно сменил он тему. – Только честно.

«Честно? Ты поставил мне такое условие, а сам говоришь тут о честности?» – подумал я и сказал:

– Потребовал пройти обследование, когда вернёмся. Ты это хотел услышать?

Какое-то время мы молча смотрели друг другу в глаза, не мигая и не отводя взгляд.

И снова мой собеседник отвернулся первым.

– Ты прав. Рано пока решать что-то раз и навсегда. Но постарайся больше не попадать в аварии. Нам с твоей мамой очень бы не хотелось потерять тебя до того, как ты показал бы в автоспорте что-то действительно впечатляющее. Пошли, автобус в Хямеэнлину отходит совсем скоро.

Я последовал за ним туда же, куда до этого ушёл и мой «гоночный инженер», решая по пути: стоит ли мне начать ненавидеть Жумакина-старшего прямо сейчас – или всё же повременить немного?

Главный механик поднялся по откидным ступенькам в разверстый зев трейлера, где пара его подчинённых колдовала над повреждённым болидом, стоящим на подъёмнике примерно в метре над полом.

– Ну что, выяснили, что там стряслось с этим Жумакиным? – спросил главмех. – Он сам ошибся – или имела место какая-то неисправность?

– Кажется, тормозной шланг переднего контура не выдержал давления и порвался, – ответил тот из механиков, что находился ближе к выходу и возился с полуразобранной носовой частью машины. – Странно: вроде и несильно изношен-то был, а оно вон как…

– Покажите.

Главмех подошёл к машине, присел и внимательно осмотрел в долетавшем от выхода свете переданную вышедшую из строя деталь.

– Да, что-то тут не то… – пробормотал он. – Износа и вправду почти не заметно, края разрыва какие-то слишком ровные… Ладно, проведём экспертизу, а там видно будет. Доводите пока транспорт до кондиции. Завтра болиды должны выйти на старт опять-таки в полной боевой готовности, и в ваших же интересах подготовить их так, чтобы риск появления неисправности во время гонок был как можно меньше. Всё, работайте.

Не прощаясь, главмех покинул трейлер.

Младший механик проводил начальство взглядом, выругался сквозь зубы и раздражённо нацепил выемку ключа на гайку.

Работать, работать… не отвлекали бы лучше, и всё было бы как по заказу… А оно вот как получилось…

Автобус неторопливо катил по гладкому шоссе, лениво порыкивая двигателем. Я сидел у окна и задумчиво посматривал то на проплывающий мимо меня лес, небо и солнце, выглядывающее из-за облаков, то на других юных гонщиков, рассредоточившихся по салону.

В приоткрытое окно задувал лёгкий ветерок, принося с собой запах свежести и прохладу. Всё-таки весна в северных широтах – это нечто…

На соседнем месте сидел отец и, насупившись, что-то делал в своём смартфоне. Я молчал; разговаривать ни с кем не хотелось. Однако явно придётся, когда мы приедем в гостиницу. Тут уж без вариантов.

Как я, с родителями здесь была всего пара человек. Они и создавали в салоне тихий гул, обмениваясь впечатлениями от набирающего обороты гоночного уик-энда с теми, кто мог поддержать, помочь, ободрить и далее по списку. Я изо всех сил старался им не завидовать. Более-менее получалось.

Остальные сидели либо поодиночке, либо со своими инженерами, которые что-то им шёпотом объясняли – по прошедшей гонке, наверное. «Свободные» инженеры, включая моего, расположились в задней части салона.

Что чувствовали сейчас все эти подростки, разбросанные по возрастам от пятнадцати до девятнадцати? Радовались ли заработанным очкам, вспоминали гонку, анализировали конфигурацию трассы и допущенные ошибки, злились на себя за обидный сход с дистанции?

Какое значение имеют гонки в их жизни? Кто из них реально готов из кожи вон лезть, чтобы перейти в следующем году на уровень выше, а кто лишь получает удовольствие от процесса без особой оглядки на результат? Кто, как я, стремится по мере сил совместить оба этих мотива?

В моём времени к 2021 году никто из них не добрался даже до «Ф-2», и вряд ли кто-нибудь поднялся бы заметно выше «четвёрки», в которой участвовал в юности. Кто знает: вдруг здесь моё появление изменило ход событий, и хотя бы части юных спортсменов удастся взойти ещё на пару ступенек вверх по гоночному Олимпу? А главное – получится ли это у меня?

Время есть. Посмотрим. Всё решится только в сентябре, когда закончится чемпионат.

И лучше бы его выиграл кто-нибудь из наших…

Вскоре мы прибыли в Хямеэнлину.

Я равнодушно глядел на проплывающие за окном улицы, вспоминая прочитанную когда-то в Википедии статью про этот порядок. Там вроде было упомянуто несколько местных достопримечательностей… Но, даже если отбросить это, городок казался довольно красивым и имел какое-то сонное обаяние. Хоть небоскрёбов и прочих «человейников» нет – и то хорошо…

Наконец автобус остановился, и мы все высыпали наружу, оказавшись на просторной парковке перед аккуратным приземистым зданием гостиницы.

– Держи. – Отец протянул мне ключ с номером на брелоке. – Встретимся за ужином. Мать успокоишь сам.

Он направился ко входу в здание, а ко мне тем временем подошёл гоночный инженер, чью специальность я также угадал, но имя «заново» так и не выяснил.

– Так, не забудь: в шесть часов ужин, а как закончишь, у меня в номере поговорим про гонку. Можешь пока отдохнуть или погулять.

Я кивнул в ответ, и мы пошли к дверям гостиницы.

Дверь комнаты была открыта, когда я заглянул внутрь. Из-за стены сбоку доносился шум воды в душе – мой сосед уже зашёл в номер и активно пользовался предоставленными удобствами.

Интересно, с кем это меня поселили?..

Я обвёл взглядом помещение с двумя кроватями, к каждой из которых притулилась небольшая тумбочка. Определить, где моё спальное место, а где чужое, оказалось несложно: на одной из тумбочек лежал шлем, уставившись визором в стену, а постель рядом была чуток смята.

Я последовал примеру соседа и таким же образом пристроил свой шлем, затем закинул в тумбочку перчатку, достал, порывшись, нашедшийся среди беспорядка вещей смартфон и как был, в комбинезоне, растянулся на кровати с гаджетом в руке. Разве что ботинки под свешивающийся край одеяла задвинул.

Пока сокомандник оккупировал душ, я хотел быстренько пробежаться по Сети и узнать хоть что-то о себе, отце и ходе чемпионата. Мысли грело и то, что в глубине тумбочки лежали два паспорта «аватара»: российский и заграничный, – так что по крайней мере дату рождения, место прописки и номер своего «ай-ди» запомнить можно будет.

Тем более, что и голову благодаря докторскому анальгинчику постепенно отпускало…

Включив телефон, я едва не застонал от разочарования. Жумакин установил на него графический ключ! Хорошо, что не пин-код с тремя попытками ввода! И что теперь делать?

«Ты же айтишник, Шумилов, – мысленно пристыдил я себя за преждевременное отчаяние. – Во всяком случае, был им. Так неужели ты не знаешь, что люди, если они не параноики конченые, ставят себе обычно какие-нибудь простенькие, легко запоминающиеся ключи, лишь чуть-чуть видоизменяя и усложняя, чтобы заворота мозгов избежать при разблокировке?! Нарисуй что-нибудь несложное и добавь где-нибудь одну-две лишние чёрточки!»

Через пару минут, примерно с десятой попытки мне удалось взломать «собственный» мобильник. Кодом была буква «N» с добавленными от кончиков линий соединениями с «чистыми» точками сетки для рисования.

Спасибо тебе, дорогой Миша Жумакин, что не выставил защиту посерьёзней. Пароль подобрать было бы куда труднее. Вероятно, понадобилось бы ждать возвращения в Россию и посетить одно из московских интернет-кафе, чтобы ознакомиться со своей же биографией. А так на полпинка задачка…

Дверь ванной открылась, и в комнату, растираясь полотенцем, вышел паренёк лет пятнадцати с облепившими голову светло-русыми волосами. Я узнал его: это Никита Троицкий, так нелепо вылетевший сегодня из гонки.

– О, Миха, ты здесь! – сказал он, наткнувшись на меня глазами. – Думал ты дольше проторчишь на парковке с Игорем…

– А что такое? – равнодушно спросил я, забивая в поиск своё «новое» имя.

«Хм, получается, инженера зовут Игорь, – подумал параллельно с этим. – Вот бы кто-нибудь отчество подсказал, чтобы я мог к нему на «ты», но вежливо…»

– Ну ты же это… – Никита пошевелил пальцами в поисках слов, подошёл к своей кровати и принялся одеваться. – Когда ты передо мной и Эрикссоном в стену боком влепился, я подумал, что всё, первый сход уже на третьем круге заезда, а оказалось наоборот… Хотя бы одно очко, зато – честно заработанное…

– Сам не очень расстраиваешься?

– Да ерунда! В чемпионате семь этапов по три гонки, осталось двадцать, а там, если в десятке финишировать, сотню – другую баллов набрать можно… А ты как, нормально?

– Вполне. Треснулся малость, но проходит помаленьку…

– Успокоил, – усмехнулся он и оправил на себе синий спортивный костюм с названием команды. – Ладно, сиди тут, если хочешь, а я пройдусь.

Я взглянул на закрывшуюся за ним дверь номера и вернулся к чтению интернет-записей о себе, любимом.

А там было много интересного. Для меня конкретно.

Михаил Юрьевич Жумакин, родился 9 сентября 1999 года в семье бизнесмена Юрия Жумакина, владеющего ныне фирмой по продаже стройматериалов. С восьми лет занимался картингом, принимал участие в региональных соревнованиях, в 2012 году занял в своём классе на чемпионате России четвёртое место, в 2013-м – шестое в еврокубке, в 2014-м – восьмое место на чемпионате мира ФИА[6]. С этого года – в известной программе поддержки российского автоспорта.

Об итогах пятничных практик информацию найти не удалось. Зато из уже появившейся на «Ютубе» трансляции гонки выяснил результат в квалификации. Оказывается, я был четвёртым – после Володи Атоева и двух финнов. Что ж, будем надеяться, что в заключительном заезде этапа я смогу что-то из этого выжать.

В ближайшем я буду стартовать только десятым. Сам виноват: надо было аккуратнее в поворот входить… причём и мне-прежнему тоже! Ведь критическая скорость для опрокидывания, если не ошибаюсь, равна квадратному корню из произведения «же», ширины колеи машины и радиуса поворота, делённого на высоту центра тяжести, – и там вроде бы достигалась…

Или всё же не сам? Вдруг как раз из-за тормозов я и не вписался в изгиб? Болид же совсем новый и даже почти не обкатанный – как такое могло произойти?..

Чтобы не загружать мозг всякой бессмыслицей, оставлю подробности на рассмотрение механикам. Те-то поймут, в чём было дело…

Я посидел ещё немного в Интернете, потом выключил телефон и пошёл мыться перед ужином.

– …Смотри.

Палец Игоря кликнул по экрану планшета, и картинка пришла в движение. Гонщик в болиде российских цветов с номером 19 осторожно и даже как-то неспешно прошёл поворот на знакомой мне финской трассе по безопасной траектории – и замер, подчинившись новому нажатию на паузу.

– Вот так ты ехал на первых кругах. А так – после аварии.

Согласно счётчику, видео перемоталось минут на семь вперёд. Теперь на изображении было видно, как тот же самый рейсер проезжает тот же поворот – но совсем по-другому. Не притормаживает в подходящий момент и не доворачивает машину до идеальной воображаемой динамической траектории, а пристраивается с внутреннего края и, воспользовавшись ранним апексом[7], немного «спрямляет» направление своего движения по кромке поребрика и едет дальше по «внешке».

Впрочем, недолго: пауза опять оборвала его продвижение.

Гоночный инженер отложил планшет, повернулся ко мне и спросил:

– Миша, как ты сумел так резко изменить свою тактику?

Мы вдвоём сидели в комнате Игоря и просматривали оперативно сделанную им видеонарезку моего участия в гонке. Что-то было взято из официальной трансляции, остальное – из не вошедших в неё онбордов, съёмок с камеры, укреплённой на моём «Татуусе».

Подозрение насчёт маньяка, кольнувшее меня в тот миг, когда на парковке инженер попросил меня к нему зайти, не оправдалось. Похоже, это была обычная практика: после ужина все гонщики заторопились к своим «кураторам» и наставникам, чтобы вместе с теми подготовиться к завтрашнему главному дню уик-энда. Да и я так, на грани прикола подумал. Шутка не прокатила, короче.

А сейчас мне надо было срочно придумать, что отвечать Игорю. Версия про перенос сознания исключалась. Значит, поимпровизирую.

– Разозлился на себя из-за того, что проморгал столько позиций, и решил гнать со всей дури, чтоб хотя бы в десятку войти, – пожал я плечами. – Плевать на осторожность, главное – ехать побыстрее.

– Так можно было схватить штраф за срезку или в новую аварию вляпаться.

– Ну я же не совсем идиот, концентрацию умею держать… До конца заезда минут двадцать оставалось, утомиться не должен был. Видите? – Я показал ему стоп-кадры прохождения того же самого поворота на нескольких идущих подряд кругах. – Я держал одну и ту же траекторию с точностью до десяти сантиметров. Без тормозов и права на повторную ошибку. И кое-что я успел сделать до пейс-кара…

– Кое-что? Ты явно себя недооцениваешь…

Инженер отошёл к окну, взял из кипы бумаг на подоконнике несколько листочков и вернулся за стол.

– На какой передаче ты входил туда на тренировках, в квалификации и на первых кругах гонки? А я скажу тебе: поначалу на второй, потом наловчился на третьей! А после инцидента?

– На четвёртой…

– Да, на четвёртой! Мало того, – повернувшись ко мне, Игорь потыкал пальцем в принесённую стопку бумаг, – один раз даже попытался на пятой, но в последний момент решил переключиться дальше вниз. Ты показал лучший круг, на семь десятых опередив Атоева и на секунду – финнов: минута четырнадцать и три!.. На, изучай, – он пододвинул ко мне листы, – это телеметрия с твоего болида, в конце можешь сравнить свои данные с результатами Хуовинена и Кари. Максимальная скорость на прямой на семь километров в час выше, чем у победителя… Знаешь, мне всерьёз показалось, будто в тебя Шумахер вселился – с Феттелем и Хэмилтоном в придачу…

– Только Хэмилтона нам тут и не хватало, – пробормотал я, изучая распечатки.

На упоминании Шумахера я не смог сдержать усмешки. Знал бы Игорь, как близок он был к истине…

– Ну не суть. Важно, что ты смог раскрыться и показать себя с лучшей стороны. И я намерен в дальнейшем это использовать. Сможешь повторить всё то же самое, но начиная со старта и контролируя повороты?

– А как же. Мне попросить механиков отключить тормоза?

– Нет. Меня и руководство команды устроят живой ты и минута шестнадцать на быстром круге. Быстрее – хорошо. Медленнее – тоже нормально. Но если, не дай бог, вновь какая-то неисправность, – не геройствуй и по возможности доползай до пит-лейна. Конечно, неклассифицированный финиш не более приятная вещь, чем сход, но тогда хоть гонка может пройти до конца без сэйфти-кара. Уважаешь себя – уважай и соперников. Ты меня понял, Миш?

– Да. Я… постараюсь.

Воскресенье, 17 мая 2015, Ахвенисто

Солнце – на небе. Зрители – за ограждением. Асфальт – под шинами. Я – на старте.

Не обращая внимания на механика, который возится с левым передним колесом, настраиваюсь на гонку. Игорь уже ушёл, дав мне последние указания перед началом заезда.

Пятый стартовый ряд – это, конечно, далеко не поул, придётся проехать лишнюю пару десятков метров, но я попробую не разочаровать инженера. В конце концов, он один из тех немногих людей, которые в меня верят.

С отцом мы вчера толком больше не разговаривали, ограничившись ритуальной фразой «Спокойной ночи». Всё это очень напоминало мне ситуацию с моими «прежними» родителями после их отказа помочь мне, Шумилову, стать гонщиком. Однако в новой жизни я рассчитывал на то, что конфликт разрешится благоприятным для нас всех образом.

С мамой диалог вышел более обстоятельный.

Сначала, правда, она сделала то, что меня всегда так бесило в родной реальности: крепко обняла меня и шёпотом принялась повторять, как же она за меня испугалась, смотря трансляцию. Хорошо, что не дошла тогда до истерики (всё-таки опасный эпизод длился секунд пятнадцать, не более), иначе я бы не выдержал её «знаков внимания», даже памятуя о необходимости продолжать играть роль прежнего Жумакина.

Вскоре инстинкты подугасли, и мы смогли адекватно поговорить. Я заверил её в том, что произошедшее – простая случайность и со мной всё хорошо (почти правда: голова от таблеток практически перестала болеть), и посетовал на отца, который этого не понимает и в своей грёбаной заботе о безопасности способен разрушить мою зарождающуюся блистательную карьеру. Мама ответила, что это нормальное желание, но она попробует найти какой-нибудь компромисс, который в семье устроил бы всех.

Мы поболтали ещё о всякой мимолётной чепухе, мама сказала, что будет болеть за меня, несмотря ни на что, и я отправился к себе в номер.

Утром нас разбудили гоночные инженеры, и после завтрака тот же автобус опять повёз всех на трассу. На этот раз родители поехали со мной по специальному пропуску оба – и теперь расположились за внутренним барьером примерно на уровне стартового поля.

Когда механик собрал инструменты и ушёл, я отыскал родителей взглядом и помахал им из кокпита. Они ответили мне тем же, и в сердце как будто всколыхнулось некое пламя, которое я так настойчиво пытался погасить, будучи Шумиловым.

Ведь нельзя любить тех, кто так или иначе может нанести вред.

Нельзя верить тем, кто порой бывает глух к твоим доводам.

Нельзя полагаться на тех, кто в состоянии оперировать твоими же интересами по своему усмотрению.

Могут обидеть.

Обмануть.

Предать.

Да, понимаю, мои слова можно вывернуть так, чтобы представить говорящего их уродом и извергом, но именно эти несложные принципы помогали мизантропу Шумилову жить и сохранять адекватность.

Что ж, посмотрим, кто победит: я-прежний – или тот, кого мне волею судьбы довелось изображать.

Ну ещё и кто победит в заезде, разумеется.

Кто-то из маршалов поднял и показал участникам большую жёлтую табличку с надписью «1 min.».

Минута до старта. Полчаса езды – и перерыв перед третьей гонкой…

Я выбросил из головы посторонние мысли, устроился поудобнее, сжал руками руль, поставил ноги на педали и сосредоточился.

Неслышно тикали в мозгу секунды. Я ждал мгновения, когда можно будет тронуться с места.

Сознание опустело. Это хорошо. Превращусь ненадолго в робота-автопилота – а там уж как карта ляжет. В смысле – как поведёт себя болид, потому что я точно сделаю всё от меня зависящее.

Итак, ждём-с.

Немного погодя маршал выкинул зелёный флаг. Гонщики начали движение, отправляясь на прогревочный круг.

Я двигался в тесном потоке машин, так же, как и другие, вилял туда-сюда на прямых, разогревая резину. Но внутренне я уже был в будущем, устремившись на три минуты тому вперёд, когда будет дан старт самой гонки и я смогу показать всё, чему научился в бесконечных виртуальных заездах своего прошлого и здешнего будущего.

Попутно я в очередной раз обозревал трассу, просчитывая идеальную тактику вождения.

Прямая. Связка из двух поворотов, перетекающих на спуске один в другой. Небольшой изгиб с располагающимся справа многолюдным пит-лейном. Пара длинных дуг на подъёме, затем – мост, быстрый поворот и прямая. Серия коротких зигзагов, маленький уклон, последний, десятый по счёту, крутой поворот и, наконец, самая длинная – где-то под полкилометра – дуга, поднимающаяся к старт-финишу. Всего 2840 метров, как я прочитал вчера в Интернете для освежения памяти.

Не самая сложная трасса, но поработать придётся. Пройду, как уровень в симуляторе со стопроцентным эффектом погружения. На максимальной сложности. Мне не привыкать.

И снова – напряжённое стояние на стартовой решётке. Даже гомон зрителей на пит-лейне подутих. Сейчас пейс-кар проедет круг и подкатит к нам сзади…

Я весь подобрался, когда на линейке светофоров над линией старта зажёгся первый красный огонёк. Два, три, четыре, пять – погасли!

Я тут же включил первую передачу, ювелирно надавил на газ, выжав дроссель ровно на три четверти, и успел вырваться из небольшой пробки, образовавшейся сзади от заглохшего на втором стартовом месте Нико Кари.

Вот что бывает, если педаль недожать. А пережать – потеряешь управление. Нужно соблюсти точный баланс – и врубать полный газ, как только переключился на вторую скорость.

Впереди маячили пять машин. Уверенно выехал с поула Алексантери Хуовинен, за ним, обогнав зазевавшегося Атоева, мчался к первому повороту Нерсес Исаакян. Следом шли бок о бок пакистано-британец Энаам Ахмед и Эрикссон. Меня пока никто атаковать не собирался: борьба продолжалась в нескольких метрах за кормой моего болида.

В дугу я вошёл на чётком шестом месте, проигрывая около секунды шведу, который всё же не стал рисковать и пропустил на повороте своего соперника.

Неплохой старт. Хорошо, что в играх я отточил этот навык. Осталось лишь удерживать позицию и по мере сил и ресурса машины подбираться к первой пятёрке. Чтобы было больше шансов выполнить условие отца, следовало срочно набирать баллы. И чем выше я буду подниматься в пелотоне, тем лучше.

С работающими тормозами пилотировать болид было одно удовольствие. Пара кругов – и плотная группа гонщиков еле видна в зеркале заднего вида. Однако белые машины прочно загораживали путь в десятке метров впереди. Пока я не решался «врубать форсаж» и мчаться, не замечая поребрики: хотелось подольше сохранить шины для финального отрезка гонки.

Но всё же я неумолимо накатывал, отыгрывая по одной-две десятые доли секунды на круг. Сцепление было шикарным, и я почти физически ощутил слияние с болидом. Казалось, тот повинуется малейшему желанию и сам держит оптимальную синусоиду скорости.

Это состояние не передать словами. Только гонщику, и то не каждому, дано почувствовать, как он превращается в летящую быстрее любой птицы углепластиковую пулю весом в полтонны, оглашающую пространство вокруг себя утробным жужжащим рёвом.

Вот это я и называю счастьем… И этого меня хотят лишить? Да не дождутся!

Мне хотелось петь от радости, когда я на восьмом круге проскочил мимо замешкавшегося перед пятым поворотом Эрикссона и вклинился между двумя иностранцами. Пускай текущий этап финский – турнир-то наш! И я всем это докажу-у!..

Пыл мой малость поутих, когда уже через круг увидел жёлтые флаги, стоящую на траве российскую машину и её хмурого пилота рядом с людьми в лаймовых жилетах. Если я всё правильно помню, это Алексей Корнеев. М-да, не повезло парню…

К счастью, пейс-кар выехать вроде как не собирался: следующий сектор встретил меня зелёным полотнищем в руках у работника автодрома. Значит, отрывы не сгорят, и я смогу доехать гонку по своим правилам.

До финиша оставались считанные круги. Вслед за Ахмедом я выкатился на главную прямую и собрался атаковать в борьбе за четвёртое место, как вдруг…

Послышался резкий хлопок, и в тот же миг машину швырнуло вбок на скорости под сто пятьдесят, развернуло несколько раз и выбросило на траву.

Ещё не веря, что это провал, я плавно переключил передачу и попытался было вырулить обратно на трек. Но теперь болид словно перестал меня слушаться, крайне неохотно тронувшись с места и почему-то не набирая скорость.

Больше не существовало единого организма, представлявшего собой сплав механики и живых нервов. Были отдельно я – и груда железа, резины и углепластика, с которой приключилась какая-то беда.

Я увидел бегущих ко мне людей в лаймовых жилетах и оранжевых комбинезонах и понял, что гонка для меня окончена. Но сразу в голове всплыло напутствие Игоря: «Уважаешь себя – уважай и соперников».

И я решил закончить заезд по собственному сценарию.

Резко газанул и под недовольные возгласы растерянных маршалов заехал на трассу, оказавшись позади той группы, от которой без малого четверть часа назад оторвался.

Глаза жгло обидой и ненавистью: снова так глупо потерять всё, что уже сделал и на что были шансы!.. Но я понимал, что в эту минуту для сохранения самоуважения должен не прийти в очки, а просто дотянуть до пит-лейна. Благо въезд на него находился не в конце круга, как на «обычных» трассах, а в начале.

Кое-как попал в створ бортиков, проехал во внутреннюю часть кольца, под вспышки фотокамер выбрался из кокпита и, как Макс Ферстаппен после своей аварии на Гран-при Азербайджана – 2021, в сердцах пнул правое заднее колесо машины.

На левом хорошая корейская покрышка была порвана в клочья.

Подбежали люди. Болид покатили прочь, меня куда-то повели, наперебой выговаривая что-то на смеси финского, английского и русского.

Я же шёл как в тумане, и то, что кричали мне в уши, не имело сейчас значения. Мысли мои были совсем о другом.

Я не сошёл с дистанции. Это какой-никакой, но – финиш.

Вот так и начинают верить в судьбу и прочую мистику…

Я обязательно отыграюсь. Но потом. А пока дайте мне тихо про себя погрустить.

– Ну а теперь что у вас тут не так?

Главмех был очень недоволен – и хотя бы частично старался удержать себя в руках. Подчинённые, стоявшие по бокам от опять-таки повреждённой машины с номером 19 в полумраке трейлера, понимали это и изображать безвинно обиженных пока что не пытались.

– Есть две версии, – с трудом скрывая волнение, ответил один из них. – Либо кусок торцевой пластины Корнеева, отломанный при аварии, остался лежать на дороге, воткнулся Жумакину в колесо и, вдавливаясь всё глубже, прорвал позднее шину – либо давление уменьшилось быстрее ожидаемого и в один момент покрышка порвалась сама собой. А износ в пределах нормы.

– Что-то мне это не нравится… – сказал главмех. – Это ведь ты на старте Жумакину подкручивал всё перед гонкой?

– Я. И что? Неисправности всегда обнаруживаются случайно. Тут может быть простое совпадение…

– Проверим мы твоё совпадение. Учтите оба: если нечто подобное повторится и в третий раз, вылетите отсюда к чёртовой матери! В автосерсис в Мытищах пойдёте работать… Всё, вы меня услышали.

Механики посмотрели удаляющемуся шефу в спину, переглянулись – и молча вернулись к починке болида.

Четырнадцатое место. Так как я прошёл меньше девяноста процентов дистанции, меня не классифицировали, но поместили в протоколе выше тех двоих, кто сошёл ранее: Нико Кари с полетевшей трансмиссией и зацепившего поребрик Корнеева.

Вместо четвёртой позиции или подиума – третья с конца. А всё из-за какой-то дурацкой шины…

Я шёпотом чертыхнулся, залпом допил горячий шоколад, только после этого смял стаканчик и треснул кулаком с ним по гладкой пластмассовой столешнице.

Был перерыв между воскресными гонками. Солнце поднялось довольно высоко и нашло обходной путь среди облачных завес. Вокруг потеплело.

Я и другие гонщики сидели за складными столиками в просторной обеденной палатке. Со мной расположился лишь Троицкий, который также уже закончил лёгкую трапезу; остальные собрались втроём-вчетвером. В данный момент никто из нас не был в центре внимания, и я мог спокойно поразмыслить над случившимся.

Лопнувшая шина мне напомнила похожие аварии Ферстаппена и Лэнса Стролла на гонке в Баку двухнедельной давности для меня-Шумилова. Только у тех скорость была раза в два повыше, чем у меня, и пилоты дополнительно в стену впечатались, так что их болиды были повреждены более капитально.

Помню, как схватился за голову перед экраном ноутбука, когда Макс сошёл с дистанции за несколько кругов до казавшейся неминуемой победы…

Нет, стоп, в этой реальности моё будущее потеряло свой смысл, ибо здесь я, ещё не великий, но почти ужасный, поэтому крепитесь, титаны автоспорта, я иду.

Всё, ЧСВ потешил, а теперь серьёзно.

Надо завершить аналогию.

Тогда фирма – главный «формульный» поставщик шин совместно с ФИА начала расследование, завершившееся для меня буквально на днях. В официальном отчёте говорилось, что повреждения могли быть вызваны нарушением условий эксплуатации. То бишь, простыми словами, команды обвинили в том, что они недокачивали воздух в шины, чтобы низкое давление увеличивало сцепление с покрытием и, следовательно, скорость.

И что, если нечто подобное произошло и с моей машиной? Может, механик по ошибке или недосмотру забыл довести давление до необходимого? Стоит как-нибудь разузнать про это…

– Слушай, Миха, – сказал вдруг Никита, рассеянно поигрывая собственным пустым стаканчиком. – Мне кажется, то, что у тебя стряслось вчера и сегодня утром, не случайно. Кто-то через механиков хочет тебя слить. Устроить тебе несчастный случай на гонке. Чтобы потом экспертиза показала, что всё само…

– Тебе со своего шестого места легко рассуждать, – невесело усмехнулся я. – Но как это проверить? Зайти в трейлер и учинить техперсоналу допрос с пристрастием?

– А хоть бы и так. Не, ну серьёзно. Тебе отец что сказал после заезда?

– Ещё одна авария в сезоне – и он забирает меня из команды. Кое-как удалось уговорить даже на это… Погоди, ты на что намекаешь?..

– Но всё ведь складывается!..

– Нет, не всё. Папа ратует за мою безопасность, а в этих инцидентах я реально мог пострадать. Вот если бы что-то мелкое, но гадкое случилось (например, заглох движок или топливо кончилось), тогда был бы шанс. А тут какие-то вредители, судя по твоим словам, работают…

– Короче, увидим в крайней гонке. Если очередной крэш, вызывай отца на откровенный разговор и ройте землю дальше вместе. А пройдёт всё гладко – значит, эти мрази затаились и решили пока не рисковать. Тем не менее, механики всё равно могли что-то знать. Да и между этапами осторожность не помешала бы…

– Спасибо, Никит. Так и сделаю.

Пару часов спустя я вновь стоял на стартовом поле и ждал начала гонки. Я был зол и готов рвать всех подряд за места в протоколе и личном зачёте.

Я знал, что на соревнованиях нельзя стремиться выступать как на соревнованиях: нервы могут ухудшить результат – и что всегда оптимальный вариант – делать всё, как на тренировке, для себя. Настроение было временным: во мне говорило напряжение, охватывавшее меня каждый раз, когда я не мог чего-либо добиться. Уверен, после зелёного флага всё это испарится как страшный сон, и я опять буду в своей стихии.

Причастны механики к авариям или нет – сейчас фиолетово. Когда один из них, доводивший болид перед стартом до гипотетического идеала, стал собираться, я подозвал его и поблагодарил за то, что так оперативно восстановили машину. Он лишь отмахнулся и ушёл прочь.

Моё лучшее время в квалификации составляло минуту четырнадцать и две тысячные, второе – минуту четырнадцать и ноль сорок две. И стоял я из-за этого чуть дальше, чем вчера, – на пятой стартовой позиции, гораздо ближе к держателю поула Атоеву, чем сегодняшним утром.

С Владимиром мы пока особо не пересекались. Но если мне повезёт-таки и болид не подсунет никаких сюрпризов, позволив пройти всю дистанцию, то нам найдётся о чём переброситься с ростовчанином парой слов и наладить полноценное знакомство.

Прогревочный круг – и я одним из первых возвращаюсь на своё место. Злость ушла, заменившись решимостью и предвкушением заезда, который обещал стать незабываемым.

Гаснут огни! Всё лишнее вмиг пропадает из головы, и я, почти молниеносно дойдя до третьей передачи, оставляю дюжину машин позади. Ко мне вплотную пристраивается Нико Кари, и мы вместе с ним проскакиваем мимо замешкавшегося на старте Хуовинена. К первому повороту мы подъезжаем вчетвером с Атоевым и Троицким, но Никита по внутренней траектории протискивается мимо них и выходит в лидеры, а я по внешней не успеваю, и Атоев блокирует меня с финном.

Ничего. Впереди ещё кругов двадцать, будет время что-нибудь предпринять.

Главное сейчас – сдерживать наседающего Кари, который в первой гонке пришёл на подиум и после обидного утреннего схода явно планировал сделать это опять. Пусть попробует… если сможет.

Я полностью отдался течению гонки. Тело работало с точностью робота-контроллера, оставляя мозгу возможность захлёбываться эндорфином и, несмотря на это, непрерывно просить добавки.

Пока машина позволяет, я могу всё. Расступитесь: идёт гоночный бог!..

Как обычно, я решил сберечь шины в начале заезда, чтобы более результативно использовать их впоследствии. Но всё-таки расставить кое-какие точки над «i» не помешает.

На одном из поворотов второго сектора Атоев ошибся, выехав чуть шире, чем следовало, и его тут же прошли я и Кари. Мало того: как я мог видеть в зеркалах, там сзади накатывал и Эрикссон, так что как бы не пришлось Володе пропустить и его…

К концу первого круга мои подозрения подтвердились: швед подрезал Атоева и вышел на четвёртое место. Троицкий, я и Кари ехали довольно плотной группой, отделённые друг от друга самое большее половиной секунды.

Никита катил, как и я, совершенно безошибочно; любо-дорого было наблюдать перед носом корму его болида, блестяще вписывающегося во все изгибы трассы, как по рассчитанному компьютером маршруту. Я не пробовал его обогнать, пристроившись сзади: успею до…

…жёлтых флагов?

Из той жизни я помнил, как прошла эта гонка. И тактика участников один в один повторяла виденную мной на «Ютубе». Скорее всего, события и дальше пройдут в точности так же. Включая выезд машины безопасности и первый рестарт в истории чемпионата.

На шестом круге я подумал, что дал товарищу достаточно времени полидировать, и на одном из быстрых поворотов пошёл на обгон по внутренней кромке трека.

Никита не отвернул, чтобы гарантированно уберечь болид от возможного столкновения, а остался на своей траектории. На следующий прямой отрезок мы выехали колесо к колесу.

Я опасался газовать чересчур сильно, но и, осторожничая, терять шанс пробиться в лидеры тоже не желал. Кажется, мне удалось выдержать баланс: следующий поворот мы также прошли вровень друг с другом.

Уверен, сейчас в эфире показывают именно наше сражение за первую позицию. Но долго так продолжаться не может: борьба замедляет, а у нас на хвосте двое скандинавов висят едва ли не с самого старта…

В последнем, десятом, повороте круга Никита продвинулся чуть вперёд, но как раз потому, что я применил поздний апекс и замедлился посильнее, я получил возможность начать разгон фактически на пару метров раньше. В мгновение ока дошёл до шестой передачи и на полном газу пронёсся мимо Троицкого, не сбросив скорость даже при выезде на главную прямую.

Создав себе комфортный отрыв в пару секунд, я поехал дальше в прежнем темпе. Лишь посматривал в зеркало на бодания Троицкого, Кари и Эрикссона за два оставшихся места на ещё пока воображаемом подиуме. Если учесть, что вдобавок их заново нагнал Атоев, заруба там ничего себе… как бы кто не получил «учебное фаталити». Имел в виду вылет на газон и встречу с бортиком.

Потери первого места я мог не бояться. Соперники борются друг с другом, шины я несильно трачу… Но что-то как будто не давало мне покоя после обгона Никиты. Если я попаду на подиум, то изменю не только сухие финишные списки, но и более зримую, представленную на видео реальность. Может, мне не следовало идти на опережение так вызывающе, с таким напором? Было ли бы это честнее по отношению к тому миру, куда я попал?

О чём ты, Шумилов? Ты не сделал ничего плохого, не выбил никого с трассы, даже не срезал себе путь. Ты просто рискнул – и остался в плюсе. Ты это заслужил. А чем выше ты в гонке, тем больше у тебя очков и шансов достойно выступить в пределах всего первенства. Так что заткнись и увеличь отрыв ещё на несколько метров.

…Машину Артёма Кабакова с отогнутым под неестественным углом левым передним колесом я заметил у правого бортика загодя на одиннадцатом круге. Как раз взметнулись жёлтые флаги на участке трека, и промчался я рядом с брошенным болидом и опечаленным гонщиком за барьером на замедлении. А когда преодолел следующий поворот и проехал мимо зелёного флага, сразу поднажал, восстанавливая фору.

Пейс-кар близко. Я чувствовал это. Но да услышат рёв моего мотора все, кто попытается оспорить моё лидерство!

На двенадцатом круге я догнал оранжевый автомобиль с мигалками и собрал за собой весь остальной пелотон. Минуты, раньше летевшие лёгкими птицами, разом свернулись и потекли монотонной цепью улиток. Даже не так: гонке словно вскрыли вену, и теперь оттуда по капле выходил дух соревнования, уступив место устранению технических помех.

Я скрипел зубами, порываясь разогнаться и не смея. Двадцать пять минут и один круг – это чертовски мало! Можно было не включать в основное время режим сэйфти-кара? Это же скука не только для таких, как я, но и для зрителей, сжигание драгоценного ресурса зазря… однако также и отдых для тех, кто плетётся в хвосте и неспособен выдерживать темп пелотона, и облегчение жизни всем остальным.

Потому что гонка должна выматывать в меру.

Минут десять мы тащились за пейс-каром: я, Троицкий, Кари, Эрикссон, Атоев и ещё десять машин, – пока грузовик забирал повреждённую технику. Я откровенно скучал; боевой настрой ушёл безвозвратно. Смогу ли я после рестарта удержаться впереди? Уже не уверен.

Но вот – о чудо! – оранжевая машина завернула на пит-лейн. Мы доехали круг под жёлтыми флагами. По мере приближения к стартовой черте я ощущал, как во мне нарастает губительное напряжение.

Пять минут дотерпеть…

Наконец впереди зелёное полотнище. Когда я выезжал на прямую, слева ко мне подкатил Никита, справа – Кари. Полный газ!

Вот сейчас точно как в «Тачках»: три автомобиля – бок о бок.

Близился поворот. Я начал смещаться вправо, чтобы закрыть проезд финну. Но вдруг он ускорился и успел по внутренней траектории меня обойти.

Ах так!

Я плавно увеличил скорость, чтобы последовать за ним. Однако тут меня подрезал Троицкий, опередивший меня по внешке, и уехал догонять Кари. Мне ничего не оставалось, кроме как пристроиться за ними.

Спидометр показывал примерно семьдесят на изгибах и до ста пятидесяти на прямых. Всё же я подстёр резину в погоне за лидерством. Впредь надо быть поспокойнее.

В таком порядке: Кари, Троицкий и я – мы доехали последние четыре круга (на третьем из них закончились двадцать пять минут, и потом пошёл добавочный) и пронеслись под клетчатыми флагами. И зачем их тут два? Дурдом какой-то…

Заворачивая на пит-лейн следом за лидерами, я подумал, что третье место – это тоже весьма неплохо. Особенно на международных состязаниях и для того, кто раньше вживую не пилотировал ничего сложнее карта. Ибо от Жумакина никаких знаний, увы, не сохранилось.

Придётся хитрить, выполняя данное доктору обещание, и «вспоминать» всё, черпая информацию из внешних источников. Но здесь уж без вариантов…

Я остановился у указателя с цифрой «3», который держала улыбчивая модель в трико, и вместе с двумя другими «завоевателями призов» вылез наружу.

Меня и Никиту поджидала небольшая группа работников команды, и мы, после того как дали друг другу «пять», направились к ним, сопровождаемые снимающим нас оператором. Нико Кари, как я заметил, также окружили радостные сотрудники «конкурентов».

Получив причитающуюся порцию хлопков по плечам и спине и выслушав поток восклицаний наподобие «Молодцы!», «Так держать!» и «Мы в вас верим!», мы пошли среди маленькой толпы на другой конец пит-лейна, к установленному там заранее пьедесталу почёта на фоне стенки, исписанной названиями первенства и этапа.

С той стороны около ограждения толпа была уже изрядной. Мы стащили шлемы, перчатки и потные подшлемники (всё это сразу перекочевало в руки сопровождающих) и в общей какофонии голосов стали ждать начала награждения.

– Классная гонка, – обратился я к Никите. – До сих пор не могу понять, как ты меня прошёл на том повороте.

– Я снаружи подъехал, поэтому мог держать большую скорость. А дальше было делом техники. Но всё равно я бы не сумел повторить твой обгон в конце шестого круга.

– Если б не рестарт, я бы показал вам всем, – усмехнулся я. – Но это спорт, здесь поздние предположения не учитываются…

– Hey, guys, – услышали мы голос третьего участника предстоящей церемонии и обернулись.

Нико Кари вблизи оказался ещё ниже меня и на вид, как и мы, не старше своих пятнадцати лет. Но в глазах финна я увидел тот самый азартный блеск, который выдавал в нём такого же, как и мы, гоночного бога – латентного вне кокпита и пробуждающегося внутри болида.

– Не знаю, о чём вы сейчас тут говорили, – произнёс по-английски Нико, – но хочу сказать, что это было бомбически. Вы очень достойные соперники, и я рад, что мы сегодня сошлись. Надеюсь, на будущих этапах борьба будет настолько же острой.

– Взаимно, Нико, – ответил Троицкий и пожал финну руку. – Ты тоже сильный противник.

Затем то же самое сделал я, добавив с улыбкой:

– Тем приятнее будет тебя обгонять.

– Посмотрим, кто кого обгонит, – сказал Кари, и мы втроём весело засмеялись.

Наконец усиленный микрофоном голос ведущего возвестил об открытии церемонии награждения.

Первым объявили меня. Я отделился от толпы и, провожаемый десятками фотовспышек и объективов, поднялся на третью ступеньку пьедестала. Взгляд привычно выхватил в людском море фигуры родителей, и я, нимало не стесняясь, помахал им.

Наверное, они были в этот миг довольны мной. Кто знает: несколько подиумов – глядишь, отец и отменит своё условие…

Ведущий с микрофоном, стоявший чуть в стороне, говорил по-английски, но в его речи я понимал не всё. Не разобрал и имени человека в тёмно-синем комбинезоне и кепке, который подошёл ко мне и вручил небольшой блестящий железный на вид кубок.

Чувствовать себя одним из героев дня было непривычно. Я обнаружил в себе сильный эмоциональный подъём: опираясь на удовлетворение от призового места и почти физически ощутимые волны ментальной поддержки, шедшие от толпы, я мог сейчас и горы свернуть. Были бы те поблизости…

«Приготовься, Жумакин, – подумал я. – В ближайшие годы тебе доведётся испытать это не один раз. Уж дядя Михаил Анатольевич Шумилов тебе гарантирует…»

Голову неожиданно кольнуло изнутри болью. Я невольно сунул руку под кепку и прижал пальцы к макушке, пытаясь снять неприятные ощущения.

Последствия травмы? Определённо, надо будет обследоваться по возвращении… Может, там всё маленько посерьёзней, чем мне кажется?

Чтобы не вызвать подозрений, я сделал вид, будто всего лишь отёр пот. Опустил руку и как бы невзначай переложил в неё кубок. Вот так. Никто не подкопается.

Тем временем на подиум взошли Троицкий и Кари. Мы снова пожали руки и постояли несколько секунд, улыбаясь, со своими трофеями в руках, чтобы все желающие могли нас сфотографировать.

В честь Нико зазвучал финский гимн, и мы сняли кепки. Слушая величественную музыку, я думал о том, когда же в нашей «Ф-4» будет играть наш гимн, – а ещё почему-то о том, что он в моём времени ни разу не играл в «Формуле-1» за всю её историю и уж точно не прозвучал бы года этак минимум до двадцать четвёртого, когда туда попал-таки бы из «Ф-2» и освоился в новом формате наш гонщик – следующая «надежда России». При том невероятном условии, что отменили бы дискриминацию российских спортсменов и вернули нам флаг и гимн на чемпионатах мира.

Мне до «Ф-1» пока как до Луны на первой передаче, но, по-моему, я выбрал правильное направление.

Отгремели финальные аккорды, и только теперь мы обратили внимание на ненавязчиво стоящие на ступенях подиума бутылки с шампанским – не здоровенные, как в «королеве автогонок», литровые, но и этого нам, как говорится, за глаза.

Никита первым откупорил свою бутылку и направил вырвавшуюся тонкую, но сильную струйку прямо на Кари. Тут уже подоспели мы с финном и принялись без разбору поливать друг друга, сбрасывая таким немудрёным способом пар после гонки.

Когда пена закончилась и брызгаться стало нечем, шампанского у меня оставалось на донышке. У всех на виду я допил эту пародию на вино – я и в той жизни не понимал, в чём прикол алкоголя, и теперь также поморщился от вкуса. Поставил пустую бутылку обратно на ступеньку. Кто-нибудь уберёт.

Осталось дождаться своей очереди и ответить на вопросы того же самого ведущего, который, очевидно, выступал и в качестве интервьюера. А затем – прощай, Ахвенисто.

Первый серьёзный приз в гонках на открытых колёсах есть. А значит, уик-энд можно считать удачным.

И плевать, сколько я там очков набрал в личном зачёте.